— Может, вы и правы.
   — Нет, не прав.
   — Но я тот же, что был четыре месяца назад, Логан. Ничего не изменилось.
   — Кое-что все-таки изменилось, Саммеррфилд. У Хани будет ребенок. Твой ребенок.
   Сердце Гидеона, только-только начавшее успокаиваться, сжалось. Ком подкатила к горлу.
   — Где она? — прохрипел он.
   — Прежде чем ты это узнаешь, я хочу кое-что прояснить.
   Гидеон подскочил к Логану и, схватив его о за лацканы пальто, ударил кулаком по лицу.
   — Это тебе за то, что заставил меня поверить, будто свет моей жизни погас.
   Можешь меня ударить, если хочешь, но ты не сможешь закрыть мне доступ -
   разве что убьешь — к Хани и моему ребенку.
   Рейс поднял руку и, потрогав нос, из которого шла кровь, усмехнулся.
   — Моя жена будет в восторге, узнав, что ты расквасил мне нос, потому что сама давно мечтала это сделать.
   — Где Хани, сэр? — спросил Гидеон, стараясь привести в порядок свои растерзанные чувства.
   — В Канзасе. — Одной рукой Рейс держал у носа платок, а другой достал из кармана конверт. — Доедешь поездом до Хатчинсона, а дальше… я нарисовал карту, как тебе добираться дальше. Тут не много денег…
   — Не так уж и немного, — сказал Гидеон, глядя на пухлый конверт.
   — Купишь моей дочери обручальное кольцо.
   — Да, сэр. — Впервые за несколько месяцев Гидеон улыбнулся.
   — Могу я попросить тебя об одолжении, Саммерфилд?
   — Да, сэр?
   — Скажи моей жене, что ты сломал мне нос, а потом посади ее в поезд и от правь домой.
 
   — Не суетись, мама, — сказала Хани.
   — Я просто беспокоюсь, — ответила Кейт, застегивая последнюю пуговицу на накидке, — чтобы ты не замерзла, если уж тебе взбрело в голову прогуляться. Как твоя рука?
   Уже три месяца Хани с матерью и Айзеком жили в Канзасе, и не проходило дня, чтобы Кейт не расспрашивала дочь о ее самочувствии.
   — Плечо не болит, мама, просто немного онемело, — терпеливо доложила Хани. — А пальцами могу шевелить. Вот, смотри. Дышу глубоко, сердце бьется ровно, а ребеночек трепыхается у меня в животе, словно бабочка.
   — Тогда тебе не следует гулять одной, — поджала губы Кейт.
   Убирая волосы под капюшон, Хани рассмеялась.
   — Все будет хорошо, мама, не волнуйся.
   Как же не волноваться? — думала Кейт, глядя, как дочь отправляется гулять в такой холод. Зачем только она тогда набросилась на Рейса, выдвинув этот ультиматум:
   — Хани уедет в Канзас и будет рожать там. Я поеду с ней и не вернусь до тех пор, пока ты не исполнишь обещанного: освободишь из тюрьмы Саммерфилда.
   Рейс ее отпустил, черт бы побрал этого упрямца! Честно говоря, Кейт этого не ожидала, но ни он, ни она не хотели уступать. Даже на железнодорожной станции, хотя у обоих глаза были на мокром месте. — Два осла, — прокомментировал Айзек. — Два упрямых, твердолобых осла.
   Хани такая же упрямая.
   — Он вернется ко мне, как только сможет, — не уставала повторять она. Ее вера в Гидеона оставалась непоколебимой. Однако Кейт одолевали сомнения. Умом она понимала, что Гидеон Саммерфилд честный и благородный человек, но как раз из-за этой честности он может и не вернуться к Хани, посчитав, что без него ей будет лучше.
   — Еще один упрямец, — пробормотала Кейт, смахнув слезу.
   — Это вы о Рейсе, миссис Кейт?
   — Я думала, ты в сарае, Айзек.
   — Там холодно. — Айзек устроился в качалке и изрек: — Хоть бы мне дожить до того дня, когда вы все образумитесь.
   — И я на это надеюсь, дорогой друг. Очень надеюсь.
 
   Хани осторожно ступала по неровному полю между засохшими стеблями кукурузы. Свинцовые тучи предвещали снег. Веселое выражение лица, которое она старалась сохранять ради матери, сменилось печалью, плечи под порывами холодного ветра поникли.
   Ей удавалось скрывать физическую боль, но все труднее было прятать под веселостью боль, терзавшую ее сердце.
   Она беспокоилась о своем брате Заке, исчезнувшем после того, как он нечаянно ее подстрелил. Нестерпимо было смотреть, как мучается мать. Страдания Кейт усугублял категорический отказ Рейса искать сына.
   — Если у парня не хватило мужества остаться, чтобы удостовериться, что сестра жива, пусть идет к черту! — таков был его вердикт.
   Но больше всего Хани беспокоилась за Гидеона. Что, если отец будет тверд в своем решении и оставит его в тюрьме? А если освобождение и состоится, вдруг окажется права мама, намекавшая на то, что Гидеон может и не вернуться к ней. Что, если он так и не явится?
   — Что, если?.. — Хани сжала кулачок и погрозила небу. — Разве я прошу так уж много? — Слезы душили ее. Она подобрала юбки и, опустившись на колени, склонила голову. — Всю жизнь я пыталась что-то доказать. А теперь устала… Господи! Позволь мне просто жить. Пошли мне терпение. Позволь смиренно сложить руки и ждать…
 
   Кейт открыла дверь и застыла. На пороге стоял Гидеон.
   — Я привез вам весточку от вашего мужа, миссис Логан, — улыбнулся он. — Он сказал, вы будете рады услышать, что я разбил ему нос — заметьте, совершенно случайно — и что он очень хочет, чтобы вы вернулись домой.
   — Добро пожаловать, Гидеон. — Глаза Кейт заблестели от слез. — Добро пожаловать домой.
   — Спасибо, мэм.
   Как ни старался Гидеон глядеть прямо в лицо Кейт, его взгляд блуждал по комнате в надежде увидеть Хани. Но он увидел лишь пожилого чернокожего, сидевшего в качалке.
   — Ну что ж, — отозвался Айзек. — Теперь в семье одним миссурийским упрямцем больше. Надеюсь дожить до того дня, когда на свет появятся последствия этого замечательного события. Очень надеюсь.
   — Где она? — тихо спросил Гидеон.
   — Гуляет, — ответила Кейт. — Уже протоптала дорогу в этой дурацкой кукурузе. Ступайте к ней. Вы и так потеряли слишком много времени. А я пойду собирать вещи, чтобы поспеть на дневной поезд.
 
   Сердце Гидеона замерло, когда он увидел Хани, сидевшую в меже. Капюшон накидки сполз с опущенной головы, и ветер трепал ее темные волосы. Она сидела, положив руки на колени, и плакала.
   Господи! Она плачет из-за него. Первой мыслью было бежать, чтобы не причинить ей еще большую боль.
   Но он не убежал, а только прошептал пересохшими губами:
   — Ангел мой.
   Она подняла глаза и посмотрела на него сквозь слезы, будто не узнавая.
   Гидеон быстро подошел к ней и усмехнулся.
   — Кончила плакать?
   — Ага.
   Он сел рядом.
   — Если хочешь, поплачь хорошенько, Эд, потому что впредь тебе придется за быть об этом занятии.
   Слезы уже катились градом. Она попыталась что-то сказать, но ничего не получилось.
   Гидеон усадил ее себе на колени и стал качать, уткнувшись носом в мокрую ткань накидки. Потом его руки скользнули вниз, и он погладил ее живот.
   — Мы сотворили чудо, ясноглазая.
   — Я же тебе говорила, Гидеон. Я же говорила, что мечты сбываются.
   Подняв голову, Гидеон оглядел поле. Следующим летом оно зазеленеет, и они с малышом придут сюда, чтобы послушать, как ветер шелестит в широких блестящих листьях.
   — Насколько понимаю, ты надеешься, что я стану фермером. Но я многое позабыл, а это дело требует опыта и сноровки.
   — Я уверена, что здесь найдутся люди, которые тебе помогут.
   — Не рассчитывай на то, что меня встретят с распростертыми объятиями, ясноглазая. Мелкий фермер с сомнительным прошлым! Но мы справимся, обещаю.
   — Твое прошлое осталось позади, Гидеон, и, если вы заметили, мистер, ваша маленькая ферма занимает половину графства. Большинство здешнего населения — твои арендаторы, и им придется считаться с твоим мнением.
   — Черт возьми! Ты хочешь сказать, что я столько лет жизни угробил понапрасну, занимаясь грабежом, а надо было всего-навсего жениться на богатой девушке?
   — Если тебе надоест быть фермером, мы можем организовать свою собственную банду. Как считаешь, двенадцати человек будет достаточно?
   — На это уйдет уйма времени, Эд. Да и любви потребуется немало.
   — В таком случае — к черту ферму! Пусть у нас будет дюжина маленьких разбойников.