Мэри Макбрайд
Струны сердца
Пролог
Территория Нью-Мексико
1884
Рейс Логан стоял на перроне, ожидая прибытия поезда с заключенным из тюрьмы штата Миссури. Мышастая кобыла, на которой банкир приехал на станцию, первой почуяла его приближение: подняла голову и навострила уши. Через несколько секунд вдали показались темные очертания локомотива, и вскоре состав, извергая серый едкий дым, подкатил к станции, притормозив ровно настолько, чтобы можно было соскочить на ходу. Сквозь клубы белого пара Логан увидел, как из дверей одного из вагонов выпрыгнул человек, и несмотря на наручники и скованные цепью ноги, ловко, словно кошка, приземлился в нескольких шагах от него.
Логан нащупал в кармане ключ, присланный ему из тюрьмы вместе с сопроводительным письмом начальника. Он запомнил его слово в слово.
— Вы Логан? — спросил тот и представился: — Гидеона Саммерфидд. Я решил, — он кивнул на наручники, — что незачем смущать пассажиров этими железками. Изложите сразу свой план, банкир, и я скажу, сработает он или нет.
Взгляд Саммерфилда был холодным и настороженным, как у волка, и Логан вдруг ни с того ни с сего порадовался, что его дочь за тысячу миль отсюда и к тому времени, когда она вернется домой после окончания пансиона, дело уже будет сделано. Во всяком случае, он на это надеялся.
Пока Логан излагал свой план, Гидеон, присев на корточки, брал горсти песка и, пропуская сквозь пальцы, смотрел, как его уносит ветер. Этот человек, видимо, давно забыл, что такое земля, подумал банкир.
— Сколько вам потребуется времени? — спросил он.
— Думаю, пару недель. Но я приведу их, можете не сомневаться. А чей это план? Ваш?
— Ассоциации банкиров. У нас тут не Техас. Здесь нет рейнджеров. А банда Дуайта Сэмьюэла по-прежнему продолжает безнаказанно грабить наши банки, и нам никак не удается найти управу на этих бандитов.
— И вам нужен вор, чтобы изловить вора?
— Можно и так сказать. Мы хотим по мере возможности избежать кровопролития. И чтобы не пострадали невинные люди.
— Тогда передайте вашим партнерам и этим невинным, чтобы держались в стороне, пока все не закончится.
— Все предупреждены. А вам напоминаю, что от успеха нашего предприятия зависит ваше освобождение.
— Понял. — Усмешка неожиданно тронула губы Гидеона. — Держите, банкир.
— Могут пригодиться. — И он протянул Логану наручники и цепи.
1884
Рейс Логан стоял на перроне, ожидая прибытия поезда с заключенным из тюрьмы штата Миссури. Мышастая кобыла, на которой банкир приехал на станцию, первой почуяла его приближение: подняла голову и навострила уши. Через несколько секунд вдали показались темные очертания локомотива, и вскоре состав, извергая серый едкий дым, подкатил к станции, притормозив ровно настолько, чтобы можно было соскочить на ходу. Сквозь клубы белого пара Логан увидел, как из дверей одного из вагонов выпрыгнул человек, и несмотря на наручники и скованные цепью ноги, ловко, словно кошка, приземлился в нескольких шагах от него.
Логан нащупал в кармане ключ, присланный ему из тюрьмы вместе с сопроводительным письмом начальника. Он запомнил его слово в слово.
Уважаемый мистер Логан!Логан направился к заключенному, чтобы снять с него наручники, и увидел, что они уже висят у него на одной руке.
Несмотря на все мои возражения, губернатор штата Миссури приказал мне переправить заключенного Гидеона Саммерфилда из тюрьмы в Санта-Фе и передать его под Ваше попечительство.
По моему глубокому убеждению,
Вы и Ваши деловые партнеры совершаете серьезную ошибку, вмешиваясь в дела правосудия. Однако, учитывая Ваши дружеские отношения с губернатором, желаю Вам удачи в Вашем предприятии, хотя и считаю его в высшей степени недальновидным.
Во время переезда заключенный будет в наручниках. Прилагаю соответствующий ключ. Более чем уверен, что после того, как им воспользуетесь, Вы больше никогда не увидите Гидеона Саммерфилда.
— Вы Логан? — спросил тот и представился: — Гидеона Саммерфидд. Я решил, — он кивнул на наручники, — что незачем смущать пассажиров этими железками. Изложите сразу свой план, банкир, и я скажу, сработает он или нет.
Взгляд Саммерфилда был холодным и настороженным, как у волка, и Логан вдруг ни с того ни с сего порадовался, что его дочь за тысячу миль отсюда и к тому времени, когда она вернется домой после окончания пансиона, дело уже будет сделано. Во всяком случае, он на это надеялся.
Пока Логан излагал свой план, Гидеон, присев на корточки, брал горсти песка и, пропуская сквозь пальцы, смотрел, как его уносит ветер. Этот человек, видимо, давно забыл, что такое земля, подумал банкир.
— Сколько вам потребуется времени? — спросил он.
— Думаю, пару недель. Но я приведу их, можете не сомневаться. А чей это план? Ваш?
— Ассоциации банкиров. У нас тут не Техас. Здесь нет рейнджеров. А банда Дуайта Сэмьюэла по-прежнему продолжает безнаказанно грабить наши банки, и нам никак не удается найти управу на этих бандитов.
— И вам нужен вор, чтобы изловить вора?
— Можно и так сказать. Мы хотим по мере возможности избежать кровопролития. И чтобы не пострадали невинные люди.
— Тогда передайте вашим партнерам и этим невинным, чтобы держались в стороне, пока все не закончится.
— Все предупреждены. А вам напоминаю, что от успеха нашего предприятия зависит ваше освобождение.
— Понял. — Усмешка неожиданно тронула губы Гидеона. — Держите, банкир.
— Могут пригодиться. — И он протянул Логану наручники и цепи.
Глава первая
Дочь Рейса Логана с такой силой дернула массивную дверь банка, словно хотела сорвать ее с петель. Пожилой кассир испуганно взглянул на часы, снял очки, но тут же снова надел их и судорожно сглотнул.
— Мисс Хани!
— Здравствуйте, Кеннет!
— Вы разве… вам разве не следует… — заикаясь, пролепетал кассир. — Я думал, что вы в пансионе. Вашего отца нет. Вообще сегодня здесь никого не должно быть, — кроме… кроме меня. Понимаете, мисс Хани, мы с минуты на минуту ждем… я хочу сказать, нас должны…
— Занимайтесь своими делами, Кеннет, — оборвала его дочь босса, направляясь в кабинет отца.
— Но, мисс Хани…
Она решительно закрыла за собой дверь.
Сев в высокое кресло, она вдохнула знакомый запах кожи, чернил и кубинских сигар.
— Папочка, — прошептала она, — я вернулась. И останусь, нравится тебе это или нет.
Хани оглядела кабинет и остановила свой взгляд на огромном черном сейфе, на котором бронзовыми буквами значилось: «Кредитный банк Логана». Ее сердце переполнилось гордостью при виде этих букв — таких красивых и таких… надежных.
Последние несколько месяцев она подумывала о том, чтобы поменять имя, и теперь вид солидного сейфа укрепил ее в этом желании. В общем-то, она хотела вернуть себе имя, данное ей при крещении — в память о первом муже матери Эдвине Кэссиди, умершем как раз в день ее появления на свет. Это имя было таким же солидным, как этот сейф, — Эдвина.
А именем «Хани» она обязана Рейсу Логану. Он не переносил ничего, что было связано с фамилией Кэссиди. Вернувшись домой после войны и обнаружив, что у него есть дочь — Эдвина Кэссиди, он попросил ее назвать свое имя. Он спросил: «Как тебя зовут, хани»? И девочка повторила, как маленький попугайчик: «Хани». С тех пор она и стала Хани Логан.
Сидя в кабинете отца, она впервые задумалась о том, как отнесутся родители к ее неожиданному бегству из пансиона. Вряд ли им это понравится. Невольный страх закрался ей в душу. Но ведь банкирам неведомо чувство страха, напомнила она себе. Они ничего не боятся и ни в чем не сомневаются. Они сильны и ответственны. Как отец.
И она станет именно такой, если только отец не убьет ее прежде, чем у нее появится шанс проявить себя.
Правда, она знала, что у отца были несколько другие планы в отношении ее. Он хотел, чтобы она была в безопасности, лучше всего в его доме — где-нибудь на верхней полке в стеклянном ящике, ключ от которого лежал бы у него в кармане. Проучившись два года в пансионе для благородных девиц, Хани решила, что со стеклянными ящиками покончено раз и навсегда.
Но как убедить в этом отца? От одного только слова «ответственность» отец нахмурится и громовым голосом заявит: «Не говорите мне об ответственности, юная леди. Особенно после того, как вы сбежали из пансиона».
Этот пансион Хани возненавидела с самых первых дней, но усердно училась музыке, литературе и домоводству, чтобы ублажить отца. Однако все эти сонеты, арии и вышивки ей очень скоро прискучили. Хотелось большего — пойти по стопам отца. Она попросила у начальницы пансиона разрешения заниматься по индивидуальной программе, но та заявила, что не пристало леди заниматься высшей математикой и финансами. Тогда Хани собрала чемодан и сбежала домой первым же поездом. Еще посмотрим, пристало или нет, решила она.
Ее место здесь. В конце концов, она старшая дочь. Почему бы отцу не дать ей возможность стать наследницей его дела?
Если она не сумеет убедить в этом отца, может, это удастся ее матери? Миниатюрной Кейт Логан не раз приходилось брать сторону дочери. Правда, после рождения пятого ребенка она твердо заявила, что больше не будет вмешиваться в отношения отца и дочери.
— Мне надоело все время вертеться между двух огней. Мало того что ты на него похожа внешне, ты такая же, если не более, твердолобая, как он.
Боже праведный! Ну неужели никто не видит, что она умная, сообразительная, энергичная и готова работать в поте лица? Неужели никто не понимает, что она стремится доказать, что может быть ответственным человеком?
Видимо, никто, мрачно подумала она. Ну, ничего, она им докажет! Именно поэтому, не заходя домой, Хани с поезда отправилась прямиком в банк. Она будет сидеть здесь и работать, когда отец вернется с обеда. Пускай удостоверится, какой трудолюбивой и ответственной бывает его дочь.
Хани открыла нижний ящик письменного стола, чтобы положить туда перчатки, и остолбенела: на дне лежали наручники и еще какая-то цепь. Зачем отцу понадобились наручники? — удивилась она, осторожно взяв их двумя пальцами. Какая отвратительная штука, с содроганием подумала она. Но любопытство взяло верх, и вот уже стальной браслет у нее на руке.
Резкий стук в дверь заставил Хани вздрогнуть, и браслет на ее запястье защелкнулся.
— Мисс Хани, — раздался за дверью голос Кеннета. — Мне надо с вами поговорить. Срочно.
— Сейчас выйду, — откликнулась Хани, пытаясь снять наручники. Черт! Кеннет увидит его и тут же доложит отцу, и, если сильно повезет, тот разве что не прикует ее к какой-нибудь старой дуэнье, которая уж точно ни за что не спустит с нее глаз.
Проклятье! Придется держать руку за спиной, пока кто-нибудь не перепилит эти дурацкие железяки. Но это потом. А пока надо действовать по намеченному плану.
В банке, слава Богу, никого не было. Она подкралась сзади к кассиру, пряча за спиной руку и натянуто улыбаясь.
— Я помогу вам пересчитать деньги, Кеннет.
Кассир вздрогнул, и купюры рассыпались по полу.
Господи, да этот кассир нервничает еще больше, чем я, подумала Хани. Почти тысяча долларов валялись под ногами, и если сейчас войдет отец, он наверняка обвинит во всем ее.
Опустившись на одно колено, она стала собирать деньги.
— Вам нельзя здесь оставаться, мисс Хани, пожалуйста. Здесь никого не должно быть…
Тяжелые шаги раздались по другую сторону конторки, и низкий, хрипловатый голос произнес:
— Моя фамилия Саммерфилд.
Кассир побледнел, пробормотал что-то невнятное и лишился чувств.
— Гидеон Саммерфилд? — воскликнула Хани.
Глядя на девичье личико, вынырнувшее из-за конторки, Гидеон подумал, что оно похоже на нежный цветок анемона, распустившийся после весеннего дождя. В бирюзовых глазах девушки светилось любопытство. Розовые лепестки губ были чуть приоткрыты. Темные, рассыпанные по плечам локоны обрамляли лицо.
После пяти лет тюрьмы любое существо женского пола — красивое или безобразное, похожее на яркий цветок или на унылый сорняк — могло кого угодно привести в волнение. На какую-то долю секунды Гидеона будто ослепила вспышка молнии.
— Тот самый Гидеон Саммерфилд? — Бирюзовые глаза заморгали, а розовые лепестки губ задрожали.
Боже, если не стряхнуть наваждение, мелькнуло у него в голове, конец всему.
Не успеешь оглянуться, как снова окажешься за решеткой. Ни одна женщина на свете не стоит этого.
— Так точно, милочка. Ты выяснила «кто», так что перейдем к «почему», — усмехнулся бандит и просунул дуло револьвера сквозь прутья решетки. — Давай деньги.
Хани не поняла, чего она испугалась больше — дула кольта или взгляда серых глаз, смотревших на нее в упор. Если это тот самый Саммерфилд, о котором она читала в газетах, ему ничего не стоит нажать на курок.
Дрожащей рукой она протянула ему зажатые в кулаке банкноты.
— Да здесь целых двадцать долларов! — Насмешливая улыбка скривила губы опасного гостя. От этой улыбки Хани еще больше похолодела.
— Бери их и уходи… Я не закричу, обещаю. Я никому не скажу, что ты был здесь.
Глядя на испуганную девушку, Гидеон помянул про себя черта, хотя его сердце сжалось. Что за человек этот Логан, если оставил в кассе такую пичужку одну расхлебывать ситуацию? Наверно, решил, что преступник не тронет беззащитную девушку. Но как он не подумал, что маленькая кассирша может насмерть перепугаться? Или ему все равно?
Впрочем, от страха не умирают. Зато ей будет о чем рассказать в старости своим внукам. А вот он, если не сделает дела, снова окажется за решеткой.
— Не бойся, — коротко бросил он. — Просто отдай деньги, и все.
— Нет.
— Ты не на балу, детка, и это не приглашение на вальс. Так что делай, что я сказал.
— Нет, — твердо заявила Хани, вздернув подбородок.
Гидеон опустил палец на курок, и глаза его стали темными и холодными, как стальные лезвия.
— Деньги. Сейчас же!
Хани хотела было снова сказать «нет», но тут за ее спиной встал пришедший в себя Кеннет.
— Я сейчас вам все отдам, — запинаясь, пробормотал несчастный.
— Весьма признателен, — сказал Гидеон, не отрывая взгляда от девушки, которая была явно возмущена словами трусливого кассира.
— Не смейте, Кеннет… — начала она, но умолкла, потому что дуло пистолета уперлось ей в подбородок.
— Ценю вашу сговорчивость, мистер. И поторопитесь.
— Кеннет!
— Тихо! Помолчи, детка. Через минуту все будет кончено. Тебя никто не станет винить.
— Много вы понимаете… вы… вы…
— Грабитель? — Насмешка снова тронула его губы.
— Выродок!
— Думаю, многие согласились бы с вами, — расхохотался Гидеон. — Но мало у кого хватило бы смелости бросить мне в лицо такое!
— Я вас не боюсь!
— А следовало бы, — процедил он сквозь зубы, думая о том, что девица рванула бы куда глаза глядят, если бы хоть на секунду догадалась о том, какой в нем бушует огонь.
Однако в данный момент Хани больше всего боялась гнева отца. Ограбили его банк, а она этому не воспрепятствовала! Все надежды на то, что он поверит в ее деловые таланты, рухнули. Он не то что не разрешит ей работать в банке — даже близко не подпустит.
Хани захотелось просунуть руку сквозь решетку и задушить этого бандита за то, что он расстроил ее планы. Она сжала кулаки и тут вдруг заметила, что на одной руке у нее все еще надет наручник…
В это время кассир вышел из-за конторки и протянул Гидеону холщовый мешок.
— Вот. Возьмите.
Хани выскочила вслед за кассиром и в то мгновение, когда Гидеон протянул руку за мешком, защелкнула на его запястье вторую половину наручников. Ее глаза победно сверкали.
— О Боже, — выдохнул Кеннет, весь съежившись.
Хани презрительно усмехнулась: чего ожидать от этого слабака. А вот Саммерфилд наверняка начнет ругаться и махать кулаками.
Он и вправду тихонько выругался — хотя прозвучало это скорее молитвой, чем бранью, — а потом, покачав головой, обнял свободной рукой Хани и посадил ее себе на бедро.
— Отпустите меня, — завопила она. — Кеннет, что вы стоите! Сделайте же что-нибудь!
— Господи! — простонал кассир. — Откуда ж мне знать, что делать!
— Я вам скажу, — прорычал Гидеон Саммерфилд. — Передайте своему боссу, чтобы он был более осмотрительным при выборе партнеров.
С этими словами, ухватив одной рукой мешок с деньгами, а другой — Хани, он вышел из банка.
— Мисс Хани!
— Здравствуйте, Кеннет!
— Вы разве… вам разве не следует… — заикаясь, пролепетал кассир. — Я думал, что вы в пансионе. Вашего отца нет. Вообще сегодня здесь никого не должно быть, — кроме… кроме меня. Понимаете, мисс Хани, мы с минуты на минуту ждем… я хочу сказать, нас должны…
— Занимайтесь своими делами, Кеннет, — оборвала его дочь босса, направляясь в кабинет отца.
— Но, мисс Хани…
Она решительно закрыла за собой дверь.
Сев в высокое кресло, она вдохнула знакомый запах кожи, чернил и кубинских сигар.
— Папочка, — прошептала она, — я вернулась. И останусь, нравится тебе это или нет.
Хани оглядела кабинет и остановила свой взгляд на огромном черном сейфе, на котором бронзовыми буквами значилось: «Кредитный банк Логана». Ее сердце переполнилось гордостью при виде этих букв — таких красивых и таких… надежных.
Последние несколько месяцев она подумывала о том, чтобы поменять имя, и теперь вид солидного сейфа укрепил ее в этом желании. В общем-то, она хотела вернуть себе имя, данное ей при крещении — в память о первом муже матери Эдвине Кэссиди, умершем как раз в день ее появления на свет. Это имя было таким же солидным, как этот сейф, — Эдвина.
А именем «Хани» она обязана Рейсу Логану. Он не переносил ничего, что было связано с фамилией Кэссиди. Вернувшись домой после войны и обнаружив, что у него есть дочь — Эдвина Кэссиди, он попросил ее назвать свое имя. Он спросил: «Как тебя зовут, хани»? И девочка повторила, как маленький попугайчик: «Хани». С тех пор она и стала Хани Логан.
Сидя в кабинете отца, она впервые задумалась о том, как отнесутся родители к ее неожиданному бегству из пансиона. Вряд ли им это понравится. Невольный страх закрался ей в душу. Но ведь банкирам неведомо чувство страха, напомнила она себе. Они ничего не боятся и ни в чем не сомневаются. Они сильны и ответственны. Как отец.
И она станет именно такой, если только отец не убьет ее прежде, чем у нее появится шанс проявить себя.
Правда, она знала, что у отца были несколько другие планы в отношении ее. Он хотел, чтобы она была в безопасности, лучше всего в его доме — где-нибудь на верхней полке в стеклянном ящике, ключ от которого лежал бы у него в кармане. Проучившись два года в пансионе для благородных девиц, Хани решила, что со стеклянными ящиками покончено раз и навсегда.
Но как убедить в этом отца? От одного только слова «ответственность» отец нахмурится и громовым голосом заявит: «Не говорите мне об ответственности, юная леди. Особенно после того, как вы сбежали из пансиона».
Этот пансион Хани возненавидела с самых первых дней, но усердно училась музыке, литературе и домоводству, чтобы ублажить отца. Однако все эти сонеты, арии и вышивки ей очень скоро прискучили. Хотелось большего — пойти по стопам отца. Она попросила у начальницы пансиона разрешения заниматься по индивидуальной программе, но та заявила, что не пристало леди заниматься высшей математикой и финансами. Тогда Хани собрала чемодан и сбежала домой первым же поездом. Еще посмотрим, пристало или нет, решила она.
Ее место здесь. В конце концов, она старшая дочь. Почему бы отцу не дать ей возможность стать наследницей его дела?
Если она не сумеет убедить в этом отца, может, это удастся ее матери? Миниатюрной Кейт Логан не раз приходилось брать сторону дочери. Правда, после рождения пятого ребенка она твердо заявила, что больше не будет вмешиваться в отношения отца и дочери.
— Мне надоело все время вертеться между двух огней. Мало того что ты на него похожа внешне, ты такая же, если не более, твердолобая, как он.
Боже праведный! Ну неужели никто не видит, что она умная, сообразительная, энергичная и готова работать в поте лица? Неужели никто не понимает, что она стремится доказать, что может быть ответственным человеком?
Видимо, никто, мрачно подумала она. Ну, ничего, она им докажет! Именно поэтому, не заходя домой, Хани с поезда отправилась прямиком в банк. Она будет сидеть здесь и работать, когда отец вернется с обеда. Пускай удостоверится, какой трудолюбивой и ответственной бывает его дочь.
Хани открыла нижний ящик письменного стола, чтобы положить туда перчатки, и остолбенела: на дне лежали наручники и еще какая-то цепь. Зачем отцу понадобились наручники? — удивилась она, осторожно взяв их двумя пальцами. Какая отвратительная штука, с содроганием подумала она. Но любопытство взяло верх, и вот уже стальной браслет у нее на руке.
Резкий стук в дверь заставил Хани вздрогнуть, и браслет на ее запястье защелкнулся.
— Мисс Хани, — раздался за дверью голос Кеннета. — Мне надо с вами поговорить. Срочно.
— Сейчас выйду, — откликнулась Хани, пытаясь снять наручники. Черт! Кеннет увидит его и тут же доложит отцу, и, если сильно повезет, тот разве что не прикует ее к какой-нибудь старой дуэнье, которая уж точно ни за что не спустит с нее глаз.
Проклятье! Придется держать руку за спиной, пока кто-нибудь не перепилит эти дурацкие железяки. Но это потом. А пока надо действовать по намеченному плану.
В банке, слава Богу, никого не было. Она подкралась сзади к кассиру, пряча за спиной руку и натянуто улыбаясь.
— Я помогу вам пересчитать деньги, Кеннет.
Кассир вздрогнул, и купюры рассыпались по полу.
Господи, да этот кассир нервничает еще больше, чем я, подумала Хани. Почти тысяча долларов валялись под ногами, и если сейчас войдет отец, он наверняка обвинит во всем ее.
Опустившись на одно колено, она стала собирать деньги.
— Вам нельзя здесь оставаться, мисс Хани, пожалуйста. Здесь никого не должно быть…
Тяжелые шаги раздались по другую сторону конторки, и низкий, хрипловатый голос произнес:
— Моя фамилия Саммерфилд.
Кассир побледнел, пробормотал что-то невнятное и лишился чувств.
— Гидеон Саммерфилд? — воскликнула Хани.
Глядя на девичье личико, вынырнувшее из-за конторки, Гидеон подумал, что оно похоже на нежный цветок анемона, распустившийся после весеннего дождя. В бирюзовых глазах девушки светилось любопытство. Розовые лепестки губ были чуть приоткрыты. Темные, рассыпанные по плечам локоны обрамляли лицо.
После пяти лет тюрьмы любое существо женского пола — красивое или безобразное, похожее на яркий цветок или на унылый сорняк — могло кого угодно привести в волнение. На какую-то долю секунды Гидеона будто ослепила вспышка молнии.
— Тот самый Гидеон Саммерфилд? — Бирюзовые глаза заморгали, а розовые лепестки губ задрожали.
Боже, если не стряхнуть наваждение, мелькнуло у него в голове, конец всему.
Не успеешь оглянуться, как снова окажешься за решеткой. Ни одна женщина на свете не стоит этого.
— Так точно, милочка. Ты выяснила «кто», так что перейдем к «почему», — усмехнулся бандит и просунул дуло револьвера сквозь прутья решетки. — Давай деньги.
Хани не поняла, чего она испугалась больше — дула кольта или взгляда серых глаз, смотревших на нее в упор. Если это тот самый Саммерфилд, о котором она читала в газетах, ему ничего не стоит нажать на курок.
Дрожащей рукой она протянула ему зажатые в кулаке банкноты.
— Да здесь целых двадцать долларов! — Насмешливая улыбка скривила губы опасного гостя. От этой улыбки Хани еще больше похолодела.
— Бери их и уходи… Я не закричу, обещаю. Я никому не скажу, что ты был здесь.
Глядя на испуганную девушку, Гидеон помянул про себя черта, хотя его сердце сжалось. Что за человек этот Логан, если оставил в кассе такую пичужку одну расхлебывать ситуацию? Наверно, решил, что преступник не тронет беззащитную девушку. Но как он не подумал, что маленькая кассирша может насмерть перепугаться? Или ему все равно?
Впрочем, от страха не умирают. Зато ей будет о чем рассказать в старости своим внукам. А вот он, если не сделает дела, снова окажется за решеткой.
— Не бойся, — коротко бросил он. — Просто отдай деньги, и все.
— Нет.
— Ты не на балу, детка, и это не приглашение на вальс. Так что делай, что я сказал.
— Нет, — твердо заявила Хани, вздернув подбородок.
Гидеон опустил палец на курок, и глаза его стали темными и холодными, как стальные лезвия.
— Деньги. Сейчас же!
Хани хотела было снова сказать «нет», но тут за ее спиной встал пришедший в себя Кеннет.
— Я сейчас вам все отдам, — запинаясь, пробормотал несчастный.
— Весьма признателен, — сказал Гидеон, не отрывая взгляда от девушки, которая была явно возмущена словами трусливого кассира.
— Не смейте, Кеннет… — начала она, но умолкла, потому что дуло пистолета уперлось ей в подбородок.
— Ценю вашу сговорчивость, мистер. И поторопитесь.
— Кеннет!
— Тихо! Помолчи, детка. Через минуту все будет кончено. Тебя никто не станет винить.
— Много вы понимаете… вы… вы…
— Грабитель? — Насмешка снова тронула его губы.
— Выродок!
— Думаю, многие согласились бы с вами, — расхохотался Гидеон. — Но мало у кого хватило бы смелости бросить мне в лицо такое!
— Я вас не боюсь!
— А следовало бы, — процедил он сквозь зубы, думая о том, что девица рванула бы куда глаза глядят, если бы хоть на секунду догадалась о том, какой в нем бушует огонь.
Однако в данный момент Хани больше всего боялась гнева отца. Ограбили его банк, а она этому не воспрепятствовала! Все надежды на то, что он поверит в ее деловые таланты, рухнули. Он не то что не разрешит ей работать в банке — даже близко не подпустит.
Хани захотелось просунуть руку сквозь решетку и задушить этого бандита за то, что он расстроил ее планы. Она сжала кулаки и тут вдруг заметила, что на одной руке у нее все еще надет наручник…
В это время кассир вышел из-за конторки и протянул Гидеону холщовый мешок.
— Вот. Возьмите.
Хани выскочила вслед за кассиром и в то мгновение, когда Гидеон протянул руку за мешком, защелкнула на его запястье вторую половину наручников. Ее глаза победно сверкали.
— О Боже, — выдохнул Кеннет, весь съежившись.
Хани презрительно усмехнулась: чего ожидать от этого слабака. А вот Саммерфилд наверняка начнет ругаться и махать кулаками.
Он и вправду тихонько выругался — хотя прозвучало это скорее молитвой, чем бранью, — а потом, покачав головой, обнял свободной рукой Хани и посадил ее себе на бедро.
— Отпустите меня, — завопила она. — Кеннет, что вы стоите! Сделайте же что-нибудь!
— Господи! — простонал кассир. — Откуда ж мне знать, что делать!
— Я вам скажу, — прорычал Гидеон Саммерфилд. — Передайте своему боссу, чтобы он был более осмотрительным при выборе партнеров.
С этими словами, ухватив одной рукой мешок с деньгами, а другой — Хани, он вышел из банка.
Глава вторая
— Вот, миссис Кейт, выпейте это. Кейт Логан, взглянув с благодарностью на Айзека Гудмэна, взяла у него стакан с бренди.
— Полегчало?
— Кейт кивнула.
— Что нам делать, Айзек?
Айзек Гудмэн, в прошлом чернокожий раб, а затем партнер Рейса Логана, был лучшим другом семьи.
— Нам с вами делать ничего не придется, я подозреваю, что у Рейса есть свой план. Он вернет ее, не сомневайтесь, миссис Кейт. И потом, она ведь не одна, не так ли?
— Скажете тоже — не одна! О чем она думала, когда без разрешения бросила пансион? А теперь приковала себя к этому преступнику!
— В том-то и дело, что она ни о чем не думала! — прогремел голос Логана за ее спиной. — Твоя дочь, насколько я знаю, никогда не думает о том, что делает. Вся в Кэссиди. Эта семейка всегда витает в облаках, им и для того, чтобы выбраться из сортира, нужна карта.
Упоминание фамилии Кэссиди всегда оканчивалось десятиминутной пикировкой между Рейсом Логаном и его супругой. Двадцать лет тому назад, будучи беременной, Кейт с отчаяния вышла замуж за Нэда Кэссиди, поверив, что Рейс Логан ее бросил. То, что болезненный Нэд умер в день рождения ребенка и что Кейт никогда его не любила, не имело для Логана никакого значения, особенно когда он пребывал в гневе. А это случалось всякий раз, когда всплывала фамилия Кэссиди. Но и Кейт в таких случаях не давала мужу спуску. Так произошло и на сей раз.
— Твоя дочь, Рейс, получила в наследство состояние Кэссиди, а не их кровь.
— Это твоя кровь течет в ее жилах, и у нее на плечах твоя упрямая башка. Если она сбежала из пансиона и приковала себя к головорезу, которого ты нанял, чтобы вы полнить какой-то свой план, Кэссиди не имеют к этому никакого отношения. Хани — вылитая Логан! — Кейт остановилась лишь для того, чтобы перевести дыхание. — Что это ты задумал? Зачем тебе пистолет? Похоже, снова оставляешь меня одну. — Губы Кейт задрожали, а глаза наполнились слезами.
— Кейти. — Голос Рейса стал мягким. — Это ненадолго, обещаю. — Опустившись на колено, он поцеловал ее руку. — Я найду Хани и привезу домой.
— Ты поедешь один? Может, лучше организовать отряд полицейских? Ведь если Саммерфилд ограбил банк…
— Не стоит, — покачал головой Айзек. — Среди полицейских всегда найдутся любители пострелять. Рейс сам справится, миссис Кейт. Тем более, что его теперь не остановить!
— Ты прав, дружище, — сказал Логан, вставая. — Присмотришь в мое отсутствие за Кейт и мальчиками?
— Я староват для того, чтобы пуститься в погоню с тобой, Рейс, но нелишне на помнить, что и ты не становишься моложе. А преступнику лет тридцать, а то и меньше.
— Он похитил мою дочь.
— Если правда то, что говорит твой кассир, у этого человека не было другого выбора.
Дура, идиотка, в сотый раз укоряла себя Хани. Его надо было приковать к решетке!
Гидеон Саммерфилд вынес девушку из банка, а затем, перекинув через седло и привязав, как мешок картошки, вскочил на своего здорового гнедого жеребца. Они были в пути уже более двух часов.
Вначале она вопила и, поминутно оборачиваясь через плечо, кляла его на чем свет стоит. Преступник никак не реагировал, что еще больше подогревало ее злость. Потом, порядком устав, она умолкла, в ужасе ожидая, что он остановится, сбросит ее на землю и изнасилует.
Они уже отъехали далеко от города, впереди виднелись лишь небо да покрытые зарослями шалфея холмы.
— Дура, — произнесла она, на этот раз вслух.
Саммерфилд одной рукой придержал пленницу, другой натянул поводья. Спешившись, он спустил Хани на землю.
— Что вы делаете? — пропищала она.
— Собираюсь отправить естественную нужду, — спокойно ответил он, подталкивая ее перед собой по направлению к низкорослому кустарнику.
— Нет… то есть, я хочу сказать, вы не можете…
— Могу, леди, не сомневайтесь.
— Но… здесь негде укрыться, — посетовала она.
— Об этом вам следовало бы подумать раньше, до того, как решили сделать меня своим сиамским близнецом, моя прелесть. — С этими словами Гидеон начал расстегивать ширинку.
Хани отвернулась и закрыла глаза. Она была готова к насилию, но не к хамству. Это хуже насилия. Это унижение.
— Какая же я дура! О чем только я думала? Что вы отдадите деньги и пойдете со мной к шерифу? Лучше бы вы меня пристрелили. Оставили бы меня мертвой на полу этого проклятого банка. Или отрубили бы мне руку!
— Вы закончили?
— О! А вы? — Она увидела, что Гидеон застегивает штаны.
— Ваша очередь, дорогая.
— Ни за что!
— Как хотите.
Он взял Хани за руку и повел к лошади, но она стала изо всех сил упираться.
— Я требую, чтобы вы мне сказали, куда меня везете, мистер Саммерфилд. И каковы ваши намерения.
Гидеон стиснул зубы. Намерения! Последние два часа он только то и делал, что пытался побороть свои низменные инстинкты. У него кружилась голова от запаха ее волос, от созерцания ее прелестной формы уха и белоснежной, гладкой кожи на шее.
Он заглянул в бирюзовые глаза и рывком притянул ее к себе.
— Не смейте! — бросила Хани, стараясь вырваться.
— Не сметь чего? Вдыхать твой запах? Трогать тебя? — Запустив руку в густые волосы девушки, он запрокинул ее голову. — Целовать?
Хани замерла под его взглядом.
— Не ведите себя как дикий зверь, мистер Саммерфилд, — наконец выдавила она.
Он прочел испуг в ее глазах, увидел румянец, вспыхнувший на щеках, и упрямо сжатый рот. Этот дикий зверь уже пять лет не притрагивался к живому существу, разве что когда, положив руку на плечо другого заключенного, шел вслед за ним по коридору тюрьмы. Тумаки от надзирателя вряд ли можно считать прикосновением. А сейчас у него голова шла кругом от одного вида этих огромных глаз и влажных губ.
Они стояли совершенно одни на пыльной дороге под палящем солнцем. Она была целиком в его власти. Но Гидеон Саммерфилд, сжигаемый желанием дикий зверь, отпустил ее.
Он с трудом процедил сквозь стиснутые зубы:
— Не беспокойся, ясноглазая. Ты не в моем вкусе.
Это было не так уж и далеко от истины. Женщины, которых он знал, были по большей части проститутками. Иногда, правда, попадались и порядочные, но они сближались с ним скорее из любопытства или ради экзотики: им больше хотелось ощутить, каково это — лечь в постель с вором, чем заниматься любовью. Эта девушка — другая. В ней чувствовалась порода, такие еще не попадались на его пути.
— Ну и слава Богу! Но я хочу получить ответ на мой вопрос: куда мы едем? И когда вы намерены меня отпустить?
Лицо Гидеона расплылось в насмешливой улыбке.
— Отпустить тебя? — Он поднял ее руку в наручнике. — А мне казалось, это я пленник, ясноглазая.
— Вовсе не смешно, мистер Саммерфилд.
— Гидеон.
— Простите?
— Послушай! — Он передернул плечами. — Почему бы тебе не называть меня по имени, пока мы прикованы друг к другу? И ты можешь сказать, как тебя зовут.
— Эдвина.
— Это имя тебе не подходит.
— И вы тоже.
Гидеон опустил голову, как бы сдаваясь, и Хани в первый раз обратила внимание на то, какие у него красивые волосы. Цвета то ли мускатного ореха, то ли корицы.
— Эдвина, — пробормотал он, словно пробуя это имя на вкус. — А как твоя фамилия?
Все еще завороженная цветом его волос, она хотела сказать правду, но вовремя спохватилась. Если этот головорез узнает, что она дочь банкира, неизвестно, что он может выкинуть.
— Кэссиди.
В ответ Гидеон церемонно приветствовал ее, и она отметила, какой изящной формы у него рука. Жест был настолько естественным, будто этот человек провел последние пять лет при дворце, а не в тюрьме.
— Рад познакомиться с вами, мисс Эдвина Кэссиди. А теперь нам пора ехать. -
— Он бросил взгляд в сторону кустов. — Вы уверены, что вам не нужно…
— Уверена, мистер Самм…
— Гидеон, — поправил он и, подхватив на руки, понес ее к лошади.
Уже усевшись впереди него, Хани обернулась и спросила:
— Вы так и не сказали, куда мы направляемся, мистер… э… Гидеон.
Он обхватил ее за талию и пришпорил коня.
— Неужели не сказал?
— Нам нужна комната, — тихо сказал Гидеон портье, поддерживая крепко спящую мисс Эдвину Кээссиди и стараясь спрятать ее руку в наручнике в складках платья.
— Четыре доллара, и плата вперед, — понимающе ухмыльнулся портье. Единственная в городе гостиница была расположена рядом с дансингом, так что портье привык к тому, что сюда приводили женщин.
— Вот вам пять, и позаботьтесь, чтобы в номер принесли горячую воду и полотенца. Надо записаться а в книгу?
— Черт! Чуть не забыл. Можете написать что угодно. Это не имеет значения.
Поддерживая девушку левой рукой, Гидеон расписался в книге. Увидев фамилию, портье выпучил глаза.
— Мистер Саммерфилд, сэр! Я сейчас же позабочусь о горячей воде и полотенцах. Желаете что-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
Надо же, подумал он, прошло пять лет, а его все еще помнят. Это хорошо. Легче будет выполнить то, что он должен сделать.
Комната была маленькой и скудно обставленной, но по сравнению с тюремной камерой показалась Гидеону просто роскошной. Захлопнув ногой дверь, он опустил спящую девушку на кровать.
Эдвина не проснулась, но в этом не было ничего удивительного: они скакали более двенадцати часов под лучами палящего солнца. Девушка молчала всю дорогу. А когда взошла луна, у нее, по-видимому, уже не осталось сил бороться с усталостью, и она крепко уснула. Гидеон прислонил ее голову к своему плечу, прижавшись щекой к ее волосам. Лошадь он пустил шагом. У него еще будет время для хладнокровной мести, а пока он насладится теплом мисс Эдвины Кэссиди.
Достав из кармана рубашки зубочистку, Гидеон открыл замок наручника на своей руке. Потом снял с обмякшей от сна девушки мятое платье.
— Дуреха, — проворчал он, обнаружив, что ее нижняя юбка намокла. Упрямая девица готова была лопнуть, лишь бы не уронить достоинство. Но когда страдалицу сморил сон, все случилось помимо ее воли.
Чертыхаясь, Гидеон снял с нее мокрое белье. Он быстро разобрался с корсетом и панталончиками, а вот с застегнутым сверху донизу трико пришлось повозиться. С подобными штучками мужчине нелегко справляться, особенно если у него трясутся руки, вот как сейчас у него. Все же ему удалось расстегнуть все пуговицы и стянуть с нее последнюю одежду.
Белая кожа серебрилась в лунном свеете, глубокая ложбинка между прелестными грудями мерцала словно перламутр. Соски были подобны бутонам цветов в ночном саду. Гидеон почти перестал дышать, во рту у него пересохло. Он был не в силах оторвать взгляд. Черт бы побрал этого банкира — зачем ему понадобилось подвергать такому испытанию невинную девчушку?
Гидеон встал, стараясь не глядеть, быстро разделся и швырнул одежду в угол вместе с платьем Эдвины. Потом бережною завернул девушку в простыню и с помощью наручников приковал ее руку к кровати.
— Спи крепко, мисс Эдвина Кэссиди.
Взяв ее вещи, он вышел из комнаты.
Оркестр перестал играть, как только Гидеон, распахнув деревянную дверь-калитку, вошел в дансинг. В зале наступила а тишина: все взоры устремились на него. Портье неплохо поработал, подумал он. Похоже, магия имени все еще действует!. Впрочем, это была не магия. Это был страх. Будто ангел смерти прошелестел своими крыльями.
— Полегчало?
— Кейт кивнула.
— Что нам делать, Айзек?
Айзек Гудмэн, в прошлом чернокожий раб, а затем партнер Рейса Логана, был лучшим другом семьи.
— Нам с вами делать ничего не придется, я подозреваю, что у Рейса есть свой план. Он вернет ее, не сомневайтесь, миссис Кейт. И потом, она ведь не одна, не так ли?
— Скажете тоже — не одна! О чем она думала, когда без разрешения бросила пансион? А теперь приковала себя к этому преступнику!
— В том-то и дело, что она ни о чем не думала! — прогремел голос Логана за ее спиной. — Твоя дочь, насколько я знаю, никогда не думает о том, что делает. Вся в Кэссиди. Эта семейка всегда витает в облаках, им и для того, чтобы выбраться из сортира, нужна карта.
Упоминание фамилии Кэссиди всегда оканчивалось десятиминутной пикировкой между Рейсом Логаном и его супругой. Двадцать лет тому назад, будучи беременной, Кейт с отчаяния вышла замуж за Нэда Кэссиди, поверив, что Рейс Логан ее бросил. То, что болезненный Нэд умер в день рождения ребенка и что Кейт никогда его не любила, не имело для Логана никакого значения, особенно когда он пребывал в гневе. А это случалось всякий раз, когда всплывала фамилия Кэссиди. Но и Кейт в таких случаях не давала мужу спуску. Так произошло и на сей раз.
— Твоя дочь, Рейс, получила в наследство состояние Кэссиди, а не их кровь.
— Это твоя кровь течет в ее жилах, и у нее на плечах твоя упрямая башка. Если она сбежала из пансиона и приковала себя к головорезу, которого ты нанял, чтобы вы полнить какой-то свой план, Кэссиди не имеют к этому никакого отношения. Хани — вылитая Логан! — Кейт остановилась лишь для того, чтобы перевести дыхание. — Что это ты задумал? Зачем тебе пистолет? Похоже, снова оставляешь меня одну. — Губы Кейт задрожали, а глаза наполнились слезами.
— Кейти. — Голос Рейса стал мягким. — Это ненадолго, обещаю. — Опустившись на колено, он поцеловал ее руку. — Я найду Хани и привезу домой.
— Ты поедешь один? Может, лучше организовать отряд полицейских? Ведь если Саммерфилд ограбил банк…
— Не стоит, — покачал головой Айзек. — Среди полицейских всегда найдутся любители пострелять. Рейс сам справится, миссис Кейт. Тем более, что его теперь не остановить!
— Ты прав, дружище, — сказал Логан, вставая. — Присмотришь в мое отсутствие за Кейт и мальчиками?
— Я староват для того, чтобы пуститься в погоню с тобой, Рейс, но нелишне на помнить, что и ты не становишься моложе. А преступнику лет тридцать, а то и меньше.
— Он похитил мою дочь.
— Если правда то, что говорит твой кассир, у этого человека не было другого выбора.
Дура, идиотка, в сотый раз укоряла себя Хани. Его надо было приковать к решетке!
Гидеон Саммерфилд вынес девушку из банка, а затем, перекинув через седло и привязав, как мешок картошки, вскочил на своего здорового гнедого жеребца. Они были в пути уже более двух часов.
Вначале она вопила и, поминутно оборачиваясь через плечо, кляла его на чем свет стоит. Преступник никак не реагировал, что еще больше подогревало ее злость. Потом, порядком устав, она умолкла, в ужасе ожидая, что он остановится, сбросит ее на землю и изнасилует.
Они уже отъехали далеко от города, впереди виднелись лишь небо да покрытые зарослями шалфея холмы.
— Дура, — произнесла она, на этот раз вслух.
Саммерфилд одной рукой придержал пленницу, другой натянул поводья. Спешившись, он спустил Хани на землю.
— Что вы делаете? — пропищала она.
— Собираюсь отправить естественную нужду, — спокойно ответил он, подталкивая ее перед собой по направлению к низкорослому кустарнику.
— Нет… то есть, я хочу сказать, вы не можете…
— Могу, леди, не сомневайтесь.
— Но… здесь негде укрыться, — посетовала она.
— Об этом вам следовало бы подумать раньше, до того, как решили сделать меня своим сиамским близнецом, моя прелесть. — С этими словами Гидеон начал расстегивать ширинку.
Хани отвернулась и закрыла глаза. Она была готова к насилию, но не к хамству. Это хуже насилия. Это унижение.
— Какая же я дура! О чем только я думала? Что вы отдадите деньги и пойдете со мной к шерифу? Лучше бы вы меня пристрелили. Оставили бы меня мертвой на полу этого проклятого банка. Или отрубили бы мне руку!
— Вы закончили?
— О! А вы? — Она увидела, что Гидеон застегивает штаны.
— Ваша очередь, дорогая.
— Ни за что!
— Как хотите.
Он взял Хани за руку и повел к лошади, но она стала изо всех сил упираться.
— Я требую, чтобы вы мне сказали, куда меня везете, мистер Саммерфилд. И каковы ваши намерения.
Гидеон стиснул зубы. Намерения! Последние два часа он только то и делал, что пытался побороть свои низменные инстинкты. У него кружилась голова от запаха ее волос, от созерцания ее прелестной формы уха и белоснежной, гладкой кожи на шее.
Он заглянул в бирюзовые глаза и рывком притянул ее к себе.
— Не смейте! — бросила Хани, стараясь вырваться.
— Не сметь чего? Вдыхать твой запах? Трогать тебя? — Запустив руку в густые волосы девушки, он запрокинул ее голову. — Целовать?
Хани замерла под его взглядом.
— Не ведите себя как дикий зверь, мистер Саммерфилд, — наконец выдавила она.
Он прочел испуг в ее глазах, увидел румянец, вспыхнувший на щеках, и упрямо сжатый рот. Этот дикий зверь уже пять лет не притрагивался к живому существу, разве что когда, положив руку на плечо другого заключенного, шел вслед за ним по коридору тюрьмы. Тумаки от надзирателя вряд ли можно считать прикосновением. А сейчас у него голова шла кругом от одного вида этих огромных глаз и влажных губ.
Они стояли совершенно одни на пыльной дороге под палящем солнцем. Она была целиком в его власти. Но Гидеон Саммерфилд, сжигаемый желанием дикий зверь, отпустил ее.
Он с трудом процедил сквозь стиснутые зубы:
— Не беспокойся, ясноглазая. Ты не в моем вкусе.
Это было не так уж и далеко от истины. Женщины, которых он знал, были по большей части проститутками. Иногда, правда, попадались и порядочные, но они сближались с ним скорее из любопытства или ради экзотики: им больше хотелось ощутить, каково это — лечь в постель с вором, чем заниматься любовью. Эта девушка — другая. В ней чувствовалась порода, такие еще не попадались на его пути.
— Ну и слава Богу! Но я хочу получить ответ на мой вопрос: куда мы едем? И когда вы намерены меня отпустить?
Лицо Гидеона расплылось в насмешливой улыбке.
— Отпустить тебя? — Он поднял ее руку в наручнике. — А мне казалось, это я пленник, ясноглазая.
— Вовсе не смешно, мистер Саммерфилд.
— Гидеон.
— Простите?
— Послушай! — Он передернул плечами. — Почему бы тебе не называть меня по имени, пока мы прикованы друг к другу? И ты можешь сказать, как тебя зовут.
— Эдвина.
— Это имя тебе не подходит.
— И вы тоже.
Гидеон опустил голову, как бы сдаваясь, и Хани в первый раз обратила внимание на то, какие у него красивые волосы. Цвета то ли мускатного ореха, то ли корицы.
— Эдвина, — пробормотал он, словно пробуя это имя на вкус. — А как твоя фамилия?
Все еще завороженная цветом его волос, она хотела сказать правду, но вовремя спохватилась. Если этот головорез узнает, что она дочь банкира, неизвестно, что он может выкинуть.
— Кэссиди.
В ответ Гидеон церемонно приветствовал ее, и она отметила, какой изящной формы у него рука. Жест был настолько естественным, будто этот человек провел последние пять лет при дворце, а не в тюрьме.
— Рад познакомиться с вами, мисс Эдвина Кэссиди. А теперь нам пора ехать. -
— Он бросил взгляд в сторону кустов. — Вы уверены, что вам не нужно…
— Уверена, мистер Самм…
— Гидеон, — поправил он и, подхватив на руки, понес ее к лошади.
Уже усевшись впереди него, Хани обернулась и спросила:
— Вы так и не сказали, куда мы направляемся, мистер… э… Гидеон.
Он обхватил ее за талию и пришпорил коня.
— Неужели не сказал?
— Нам нужна комната, — тихо сказал Гидеон портье, поддерживая крепко спящую мисс Эдвину Кээссиди и стараясь спрятать ее руку в наручнике в складках платья.
— Четыре доллара, и плата вперед, — понимающе ухмыльнулся портье. Единственная в городе гостиница была расположена рядом с дансингом, так что портье привык к тому, что сюда приводили женщин.
— Вот вам пять, и позаботьтесь, чтобы в номер принесли горячую воду и полотенца. Надо записаться а в книгу?
— Черт! Чуть не забыл. Можете написать что угодно. Это не имеет значения.
Поддерживая девушку левой рукой, Гидеон расписался в книге. Увидев фамилию, портье выпучил глаза.
— Мистер Саммерфилд, сэр! Я сейчас же позабочусь о горячей воде и полотенцах. Желаете что-нибудь еще?
— Нет, благодарю.
Надо же, подумал он, прошло пять лет, а его все еще помнят. Это хорошо. Легче будет выполнить то, что он должен сделать.
Комната была маленькой и скудно обставленной, но по сравнению с тюремной камерой показалась Гидеону просто роскошной. Захлопнув ногой дверь, он опустил спящую девушку на кровать.
Эдвина не проснулась, но в этом не было ничего удивительного: они скакали более двенадцати часов под лучами палящего солнца. Девушка молчала всю дорогу. А когда взошла луна, у нее, по-видимому, уже не осталось сил бороться с усталостью, и она крепко уснула. Гидеон прислонил ее голову к своему плечу, прижавшись щекой к ее волосам. Лошадь он пустил шагом. У него еще будет время для хладнокровной мести, а пока он насладится теплом мисс Эдвины Кэссиди.
Достав из кармана рубашки зубочистку, Гидеон открыл замок наручника на своей руке. Потом снял с обмякшей от сна девушки мятое платье.
— Дуреха, — проворчал он, обнаружив, что ее нижняя юбка намокла. Упрямая девица готова была лопнуть, лишь бы не уронить достоинство. Но когда страдалицу сморил сон, все случилось помимо ее воли.
Чертыхаясь, Гидеон снял с нее мокрое белье. Он быстро разобрался с корсетом и панталончиками, а вот с застегнутым сверху донизу трико пришлось повозиться. С подобными штучками мужчине нелегко справляться, особенно если у него трясутся руки, вот как сейчас у него. Все же ему удалось расстегнуть все пуговицы и стянуть с нее последнюю одежду.
Белая кожа серебрилась в лунном свеете, глубокая ложбинка между прелестными грудями мерцала словно перламутр. Соски были подобны бутонам цветов в ночном саду. Гидеон почти перестал дышать, во рту у него пересохло. Он был не в силах оторвать взгляд. Черт бы побрал этого банкира — зачем ему понадобилось подвергать такому испытанию невинную девчушку?
Гидеон встал, стараясь не глядеть, быстро разделся и швырнул одежду в угол вместе с платьем Эдвины. Потом бережною завернул девушку в простыню и с помощью наручников приковал ее руку к кровати.
— Спи крепко, мисс Эдвина Кэссиди.
Взяв ее вещи, он вышел из комнаты.
Оркестр перестал играть, как только Гидеон, распахнув деревянную дверь-калитку, вошел в дансинг. В зале наступила а тишина: все взоры устремились на него. Портье неплохо поработал, подумал он. Похоже, магия имени все еще действует!. Впрочем, это была не магия. Это был страх. Будто ангел смерти прошелестел своими крыльями.