Страница:
Гидеон поднял голову и, увидев ее смущенное, раскрасневшееся от поцелуев лицо, понял, что еще никогда так не желал женщину, как сейчас, как именно эту.
— Я бы хотел… — пробормотал он и сам удивился тому, как сдавленно прозвучал его голос.
— Что? — прошептала она. — Что бы ты хотел, Гидеон? — В ее огромных глазах были и страх, и любопытство, и… желание.
Но он лишь покачал головой, не отрывая от нее взгляда.
Девушка почувствовала, как его руки двигаются по спине, дергая за пояс и явно собираясь ее раздеть. Она вдруг поймала себя на том, что готова поддаться этим рукам. Воля этого человека не только парализовала ее, но и, похоже, вообще лишила разума.
Тут раздался оглушительный свисток, поезд дернулся, и к! Хани вернулось благоразумие.
— Как вы смеете! — возмутилась она. — Отойдите от меня!
Гидеон отступил. Отпустив девушку, он с улыбкой наклонился, чтобы в последний раз ощутить вкусе ее губ.
— Мы могли бы побывать в раю, Эдвина. Ты и я. — Он вздохнул и сказал строго: — А теперь позаботься о себе сама. Пока, ясноглазая.
Гидеон отступил еще на шаг, взглянул на убегающую из-под колес поезда землю и, перемахнув через поручень, спрыгнул.
Словно завороженная, Хани смотрела, как он приземлился я на колени между рельсами, встал и, улыбаясь дьявольской улыбкой, послал ей воздушный поцелуй.
— Гидеон! — крикнула она. Он сбежал!
Эта мысль ослепила ее, как вспышка молнии. А затем, как раскат грома, поразила и другая: вместе с ним исчезли и деньги!
Этого она допустить не может! Надо прыгать. Девушка сделала шаг, но что-то ее удерживало. Она сунула руки за спину, а потом, грозя кулаком все уменьшавшейся фигуре преступника, заорала:
— Будь ты проклят, Гидеон Саммерфилд! Подлый обманщик!
Так вот для чего он целовал ее — чтобы покрепче привязать ее пояс к двери вагона.
Глава пятая
Глава шестая
— Я бы хотел… — пробормотал он и сам удивился тому, как сдавленно прозвучал его голос.
— Что? — прошептала она. — Что бы ты хотел, Гидеон? — В ее огромных глазах были и страх, и любопытство, и… желание.
Но он лишь покачал головой, не отрывая от нее взгляда.
Девушка почувствовала, как его руки двигаются по спине, дергая за пояс и явно собираясь ее раздеть. Она вдруг поймала себя на том, что готова поддаться этим рукам. Воля этого человека не только парализовала ее, но и, похоже, вообще лишила разума.
Тут раздался оглушительный свисток, поезд дернулся, и к! Хани вернулось благоразумие.
— Как вы смеете! — возмутилась она. — Отойдите от меня!
Гидеон отступил. Отпустив девушку, он с улыбкой наклонился, чтобы в последний раз ощутить вкусе ее губ.
— Мы могли бы побывать в раю, Эдвина. Ты и я. — Он вздохнул и сказал строго: — А теперь позаботься о себе сама. Пока, ясноглазая.
Гидеон отступил еще на шаг, взглянул на убегающую из-под колес поезда землю и, перемахнув через поручень, спрыгнул.
Словно завороженная, Хани смотрела, как он приземлился я на колени между рельсами, встал и, улыбаясь дьявольской улыбкой, послал ей воздушный поцелуй.
— Гидеон! — крикнула она. Он сбежал!
Эта мысль ослепила ее, как вспышка молнии. А затем, как раскат грома, поразила и другая: вместе с ним исчезли и деньги!
Этого она допустить не может! Надо прыгать. Девушка сделала шаг, но что-то ее удерживало. Она сунула руки за спину, а потом, грозя кулаком все уменьшавшейся фигуре преступника, заорала:
— Будь ты проклят, Гидеон Саммерфилд! Подлый обманщик!
Так вот для чего он целовал ее — чтобы покрепче привязать ее пояс к двери вагона.
Глава пятая
Гидеон остановился в холле гостиницы, раздумывая, не зайти ли ему в бар, откуда даже в столь ранний час доносились звон стаканов, шлепки карт о столы, хриплые голоса ковбоев и визгливый женский смех. Он все еще не пришел в себя от близости крошки кассирши. Может, все ж опрокинуть порцию-другую виски, чтобы залить бушевавший внутри пожар, а потом пойти наверх с какой-нибудь девкой, чтобы потушить и другой огонь? Забудь!
Процедив сквозь зубы проклятье, он поднялся в свой номер. На кровати было аккуратно разложено выстиранное и выглаженное платье Эдвины, рядом лежала стопка белоснежного, отделанного кружевами белья. Гидеон облизал пересохшие губы. Взглянул на себя в зеркало.
— Жалкий тип! — сказал он своему отражению. Куда это годится, если у мужчины так бьется сердце и пересыхает во рту от одного только вида женского белья! На самом деле — и он это понимал — дело было не в белье, а в женщине, которая его надевала, — в этом хрупком анемоне, выросшем на его пути по недосмотру банкира.
Но Эдвина Кэссиди уехала. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как она грозила ему кулачком. Она бы спрыгнула, он в этом не сомневался. Именно поэтому он и привязал ее к двери. И как ему только удалось завязать все эти узлы — ведь он не чувствовал собственных пальцев, пока ее целовал.
Гидеон представил себе, как она сидит в поезде, отвернувшись к окну, закусив нижнюю губку, и изо всех сил старается прикрыть свою пышную грудь, не переставая при этом думать, как бы вернуть банку деньги. Однако, когда малышка вернется в Санта-Фе и обнаружит, что никто не винит ее в пропаже денег, она успокоится и вернется к своей обычной работе. Как будто ничего не произошло.
А через неделю и вовсе о нем забудет. В банк зайдет какой-нибудь торговец или ковбой, чтобы открыть счет, взглянет в бирюзовые глаза кассирши и вместе с деньгами вручит ей свое сердце…
Из задумчивости его вывел резкий стук в дверь.
— Кто там?
— Эйнджи.
Он открыл дверь и впустил рыжеволосую проститутку, пристававшую к нему накануне.
— Что тебе нужно?
— Там внизу какой-то человек спрашивал про девушку. Я подумала, что тебе это будет интересно.
Эйнджи повернулась, чтобы уйти, но Гидеон схватил ее за руку.
— Как его зовут? — прорычал он.
— Сказал, Логан. Вот все, что я знаю. Сказал, ищет девушку, примерно моего возраста и роста.
— Что ты ему ответила?
Она взглянула на свою руку, где от пальцев Гидеона на коже появился красный след. Тот разжал пальцы и буркнул:
— Извини.
— Не переживай, парень. Со мной и похуже обращались. И о Логане не беспокойся. Он ведь искал ее, а не тебя. Я слышала, что ты посадил ее на поезд, идущий до Санта-Фе, так я ему и сказала. Не успела я оглянуться, как он выскочил и из бара. Видно, очень дорога ему эта девчонка.
Гидеон и сам так подумал. Она значит для банкира гораздо больше, чем обыкновенная кассирша, это ясно.
Но разве можно винить за это Логана? Если бы Эдвина Кэссиди работала на него, Гидеона, он бы открывал банк рано утром и работал бы допоздна, лишь бы она все время была в поле зрения. Почему Рейс Логан должен быть исключением? Правда, тогда непонятно, зачем он и подверг ее такому риску…
— Тебе надо немного расслабиться, — в воркующим голоском напомнила о себе Эйнджи, подтолкнув его бедром.
Видит Бог, она права. Ему необходимо расслабиться после пяти лет тюрьмы. Но не с ней.
— Может, в другой раз, — мягко сказал он. — Спасибо за информацию. — Он подмигнул. — И за приглашение.
Гидеон полез в карман за деньгами, но она остановила его.
— Информация за счет заведения. И все остальное, если надумаешь, тоже.
Прикрыв руками грудь, слишком открытую большим вырезом платья, и кусая губы, Хани смотрела на свое отражение в окне вагона. Поезд неумолимо приближал ее к дому. Вот только возвращалась она с пустыми руками. К тому же одетая как танцовщица в баре.
Она с трудом развязала концы пояса, завязанные Гидеоном, а потом долго барабанила в дверь вагона, пока ее не услышал кондуктор. У него даже хватило наглости потребовать у нее билет, но после того, как она объяснила, куда он может засунуть свои билеты, кондуктор усадил ее на единственное свободное место, заявив, что разберется с ней позже. Обратившись к сидевшей напротив даме, он извинился, что причиняет неудобства приличным пассажирам.
— Ничего не поделаешь, — пренебрежительно процедила седовласая матрона. — Приходится мириться с тем, что в поездах ездит всякий сброд.
Хани хотела было объяснить, кто она, но решила все же промолчать, хотя лицо ее горело от стыда. Если бы попутчица узнала, кто она на самом деле, ее обращение, возможно, стало бы еще более суровым.
В Санта-Фе в избытке водились такие вот плоскогрудые святоши, считавшие себя образцом добродетели, мать Хани натерпелась от этих ханжей достаточно обид. Покинутая Кейт — такое прозвище в течение двадцати лет следовало за Кейт Нили Кэссиди Логан, хотя в лицо ее никто так не смел называть. И, конечно же, не в присутствии Рейса Логана.
Хани помнит, как однажды — ей было лет семь или восемь — мама вернулась в слезах с какой-то вечеринки. За ней вскоре появился и отец — всклокоченный и избитый. Дядя Айзек тогда отвел девочку в сторонку и попытался объяснить, почему ее мать незаслуженно пользуется плохой репутацией.
— Твоя мама выросла в бедности, мисс Хани. Иногда у нее не было даже башмаков. А люди, которым больше нечем заняться, сочиняли про бедную босоногую девочку всякие небылицы. Миссис Кейт некому было защитить, пока не появился твой папа.
— Как хорошо, что я не бедная, — порадовалась тогда Хани. — И хорошо, что у меня есть ты и папа, чтобы защищать от злых людей.
Вспомнив этот разговор, она вздохнула. По правде говоря, с защитой они немного переборщили. Желая уберечь дочь от сплетен, Логан отправил ее учиться в пансион для благородных девиц подальше от дома. К тому же он хотел, чтобы она получила хорошее воспитание и приобрела светский лоск, которого была лишена ее мать.
Ничего себе лоск, подумала Хани, глядя на отражение своей полуобнаженной груди. Сплетни о Кейт покажутся милой шуткой по сравнению с прозвищем, которое прилипнет к ней после того, как она явится домой полуголая, да еще без денег. Нет, ни за что! Есть же какой-то способ вернуть деньги и оправдаться! В конце концов, они отъехали не более чем на пятнадцать миль. Она все еще может ввернуться. Может…
Неожиданно поезд остановился. Ханни выглянула в окно. Боже! — выдохнула она. Вот почему поезд вдруг резко затормозил. Рейс Логан!
Любимая лошадь отца по кличке Нарцисс мирно щипала траву возле железно-дорожных путей. Отца она не увидела, но это могло означать лишь одно — он в поезде.
Наступая на ноги пассажиров и не извиняясь, Хани бросилась к задней двери последнего вагона и, подхватив юбки, перемахнула через поручень. Оказавшись на земле, пригнулась и прокралась вдоль вагонов к лошади.
— Привет, — тихо сказала она. — Ты меня помнишь, мальчик?
Конь поднял голову, а Хани гладила его по бархатной морде, осторожно вставляя ногу в стремя, потом, ухватившись обеими руками за луку седла, подтянулась и села верхом. Взяв поводья, она склонилась к лошадиному уху и шепнула:
— Я знаю, Нарцисс, что ты устал, но нам с тобой придется совершить небольшую прогулку, и как можно быстрее.
Кейт как раз зажигала лампу в гостиной, когда ей показалось, что приехал Рейс. Она выбежала во двор и действительно увидела своего мужа, который появился, ведя за собой понурого одноухого мула.
— Откуда это бедное старое животное? — еле сдерживая смех, спросила она. — Где Нарцисс?
— Твоя дочь его украла, — нахмурившись, буркнул Рейс.
— Слава Богу, по крайней мере она жива и здорова, — облегченно вздохнула Кейт.
— Только до тех пор, пока я до нее не доберусь.
Уже светало, когда Кейт и Рейса разбудил крик их сына Зака:
— Папа! Мама! Скорее! Дяде Айзеку плохо!
Рейс выскочил из спальни, путаясь в Длинной ночной рубашке. Кейт, едва успев накинуть халат, поспешила за ним. В кухне они увидели распростертого на полу Айзека.
— Дядя Айзек упал, мама, — дрожащим голосом объяснял Зак. — Мы говорили о Хани, о том, как вернуть ее домой, и вдруг ноги у него подкосились, и он упал. Может, это я виноват. Мы поспорили: я сказала, что папе надо было вчера вечером ехать на поиски, а дядя Айзек…
Успокаивая сына, Кейт привлекла» его к себе и спросила Рейса:
— Что с Айзеком?
— Он дышит. Зак, беги за доктором Калленом. Стучи, пока не достучишься. Скажи, что он срочно нужен.
Зак моментально выскочил из кухни.
Кейт опустилась на колени рядом с Айзеком и пощупала пульс: он был ровным.
— Айзек, — позвала она.
Рейс покачал головой.
— Давай положим его на кровать.. — Подсунув одну руку под могучие плечи, а другую — под колени, Рейс без труда поднял старика так, словно это был спящий ребенок, и понес в его комнату.. -
— Что это с ним, Кеййт? — Рейс был растерян. — Айзек ни разу в жизни не болел.
— Не знаю, дорогой. Ему ведь уже за семьдесят. В этом возрасте… — Она замолчала, боясь расплакаться. — Сейчас придет доктор и поможет ему.
— Дай-то Бог, — прошептал Рейс.
— Он идет, папа, — ворвался в комнату запыхавшийся Зак.
За мальчиком и вправду появился Сэмьюэл Каллен, в наскоро заправленной в брюки клетчатой рубашке и с черным чемоданчиком в руках.
— Кейт! Рейс! Какого черта?.. — начал было доктор, но при виде лежавшего на кровати старого Айзека запнулся и, оттолкнув Рейса, сел рядом с ним. — Когда это случилось? — осведомился он, открывая свой чемоданчик.
— Совсем недавно, — ответила Кейт.
— Он просто упал, — вставил Зак.
— Он никогда не болел, док. Что с ним?
Каллен пощупал пульс.
— Вроде нормальный, — пробормотал он. Поочередно поднял веки, а потом прижался ухом к груди больного.
Кейт и Рейс встревожено переглянулись.
— Он умирает, док? — прошептал Зак.
— Тише, сынок. Дай доктору осмотреть дядю Айзека.
— Да, будет лучше, если вы выйдете, Кейт.
— Я никуда не уйду, — уперся Рейс.
Кейт потянула мужа за рукав, но он не сдвинулся с места.
— Ладно. Тогда уйду я, Рейс. Не знаю, зачем ты вообще послал за мной, если ты лучше разбираешься в медицине, чем я.
Доктор встал, и тут Рейс наконец сдался:
— Хорошо, мы выйдем, но всего на минуту. И я тебя предупреждаю: если ты не позовешь меня, когда этот человек будет умирать, я с тебя шкуру спущу, док.
— Он все сделает как надо, Рейс. — Кейт взяла мужа под руку и вывела из комнаты.
— Закройте за собой дверь, — крикнул доктор им вдогонку.
Рейс мерял шагами холл, все время бормоча себе что-то под нос и так часто называя доктора «чертовым знахарем», что Кейт не выдержала и уже собралась напомнить мужу, кто помог появиться на свет четверым здоровым малышам — их детям, а однажды вылечил Хани от тяжелейшего воспаления легких, но тут Сэмьюэл Каллен вышел к ним. Он показался Кейт скорее растерянным, чем встревоженным.
— Что с ним, док?
— Ну… — Доктор почесал в затылке, посмотрел на Кейт, потом — на Рейса. — Точно сказать не могу. Возможно, сердце. Или просто возраст. Но это серьезно. Очень серьезно. Я ничем не могу помочь. Мне очень жаль, Рейс.
Кейт показалось странным, что их семейный доктор так старательно отводит взгляд, но вероятно, он просто не хотел увидеть их расстроенные лица.
— Сколько у него еще осталось времени? — глотая слезы, спросил Рейс.
— Трудно сказать. Это может случиться в любую минуту. — Доктор пожал плечами.
Кейт проводила доктора, а когда вернулась, застала Рейса понуро стоящим у кровати Айзека.
— Я не могу просто так уйти и оставить его, — охрипшим голосом сказал он. — После стольких лет…
— Ну и не уходи, — поддержала его Кейт. — Оставайся.
— А как же Хани? Как вернуть мою малышку?
— Она уже не малышка, — возразила Кейт. — Как знать, может, так рассудил Господь, что она должна сама найти дорогу домой.
Процедив сквозь зубы проклятье, он поднялся в свой номер. На кровати было аккуратно разложено выстиранное и выглаженное платье Эдвины, рядом лежала стопка белоснежного, отделанного кружевами белья. Гидеон облизал пересохшие губы. Взглянул на себя в зеркало.
— Жалкий тип! — сказал он своему отражению. Куда это годится, если у мужчины так бьется сердце и пересыхает во рту от одного только вида женского белья! На самом деле — и он это понимал — дело было не в белье, а в женщине, которая его надевала, — в этом хрупком анемоне, выросшем на его пути по недосмотру банкира.
Но Эдвина Кэссиди уехала. Он невольно улыбнулся, вспомнив, как она грозила ему кулачком. Она бы спрыгнула, он в этом не сомневался. Именно поэтому он и привязал ее к двери. И как ему только удалось завязать все эти узлы — ведь он не чувствовал собственных пальцев, пока ее целовал.
Гидеон представил себе, как она сидит в поезде, отвернувшись к окну, закусив нижнюю губку, и изо всех сил старается прикрыть свою пышную грудь, не переставая при этом думать, как бы вернуть банку деньги. Однако, когда малышка вернется в Санта-Фе и обнаружит, что никто не винит ее в пропаже денег, она успокоится и вернется к своей обычной работе. Как будто ничего не произошло.
А через неделю и вовсе о нем забудет. В банк зайдет какой-нибудь торговец или ковбой, чтобы открыть счет, взглянет в бирюзовые глаза кассирши и вместе с деньгами вручит ей свое сердце…
Из задумчивости его вывел резкий стук в дверь.
— Кто там?
— Эйнджи.
Он открыл дверь и впустил рыжеволосую проститутку, пристававшую к нему накануне.
— Что тебе нужно?
— Там внизу какой-то человек спрашивал про девушку. Я подумала, что тебе это будет интересно.
Эйнджи повернулась, чтобы уйти, но Гидеон схватил ее за руку.
— Как его зовут? — прорычал он.
— Сказал, Логан. Вот все, что я знаю. Сказал, ищет девушку, примерно моего возраста и роста.
— Что ты ему ответила?
Она взглянула на свою руку, где от пальцев Гидеона на коже появился красный след. Тот разжал пальцы и буркнул:
— Извини.
— Не переживай, парень. Со мной и похуже обращались. И о Логане не беспокойся. Он ведь искал ее, а не тебя. Я слышала, что ты посадил ее на поезд, идущий до Санта-Фе, так я ему и сказала. Не успела я оглянуться, как он выскочил и из бара. Видно, очень дорога ему эта девчонка.
Гидеон и сам так подумал. Она значит для банкира гораздо больше, чем обыкновенная кассирша, это ясно.
Но разве можно винить за это Логана? Если бы Эдвина Кэссиди работала на него, Гидеона, он бы открывал банк рано утром и работал бы допоздна, лишь бы она все время была в поле зрения. Почему Рейс Логан должен быть исключением? Правда, тогда непонятно, зачем он и подверг ее такому риску…
— Тебе надо немного расслабиться, — в воркующим голоском напомнила о себе Эйнджи, подтолкнув его бедром.
Видит Бог, она права. Ему необходимо расслабиться после пяти лет тюрьмы. Но не с ней.
— Может, в другой раз, — мягко сказал он. — Спасибо за информацию. — Он подмигнул. — И за приглашение.
Гидеон полез в карман за деньгами, но она остановила его.
— Информация за счет заведения. И все остальное, если надумаешь, тоже.
Прикрыв руками грудь, слишком открытую большим вырезом платья, и кусая губы, Хани смотрела на свое отражение в окне вагона. Поезд неумолимо приближал ее к дому. Вот только возвращалась она с пустыми руками. К тому же одетая как танцовщица в баре.
Она с трудом развязала концы пояса, завязанные Гидеоном, а потом долго барабанила в дверь вагона, пока ее не услышал кондуктор. У него даже хватило наглости потребовать у нее билет, но после того, как она объяснила, куда он может засунуть свои билеты, кондуктор усадил ее на единственное свободное место, заявив, что разберется с ней позже. Обратившись к сидевшей напротив даме, он извинился, что причиняет неудобства приличным пассажирам.
— Ничего не поделаешь, — пренебрежительно процедила седовласая матрона. — Приходится мириться с тем, что в поездах ездит всякий сброд.
Хани хотела было объяснить, кто она, но решила все же промолчать, хотя лицо ее горело от стыда. Если бы попутчица узнала, кто она на самом деле, ее обращение, возможно, стало бы еще более суровым.
В Санта-Фе в избытке водились такие вот плоскогрудые святоши, считавшие себя образцом добродетели, мать Хани натерпелась от этих ханжей достаточно обид. Покинутая Кейт — такое прозвище в течение двадцати лет следовало за Кейт Нили Кэссиди Логан, хотя в лицо ее никто так не смел называть. И, конечно же, не в присутствии Рейса Логана.
Хани помнит, как однажды — ей было лет семь или восемь — мама вернулась в слезах с какой-то вечеринки. За ней вскоре появился и отец — всклокоченный и избитый. Дядя Айзек тогда отвел девочку в сторонку и попытался объяснить, почему ее мать незаслуженно пользуется плохой репутацией.
— Твоя мама выросла в бедности, мисс Хани. Иногда у нее не было даже башмаков. А люди, которым больше нечем заняться, сочиняли про бедную босоногую девочку всякие небылицы. Миссис Кейт некому было защитить, пока не появился твой папа.
— Как хорошо, что я не бедная, — порадовалась тогда Хани. — И хорошо, что у меня есть ты и папа, чтобы защищать от злых людей.
Вспомнив этот разговор, она вздохнула. По правде говоря, с защитой они немного переборщили. Желая уберечь дочь от сплетен, Логан отправил ее учиться в пансион для благородных девиц подальше от дома. К тому же он хотел, чтобы она получила хорошее воспитание и приобрела светский лоск, которого была лишена ее мать.
Ничего себе лоск, подумала Хани, глядя на отражение своей полуобнаженной груди. Сплетни о Кейт покажутся милой шуткой по сравнению с прозвищем, которое прилипнет к ней после того, как она явится домой полуголая, да еще без денег. Нет, ни за что! Есть же какой-то способ вернуть деньги и оправдаться! В конце концов, они отъехали не более чем на пятнадцать миль. Она все еще может ввернуться. Может…
Неожиданно поезд остановился. Ханни выглянула в окно. Боже! — выдохнула она. Вот почему поезд вдруг резко затормозил. Рейс Логан!
Любимая лошадь отца по кличке Нарцисс мирно щипала траву возле железно-дорожных путей. Отца она не увидела, но это могло означать лишь одно — он в поезде.
Наступая на ноги пассажиров и не извиняясь, Хани бросилась к задней двери последнего вагона и, подхватив юбки, перемахнула через поручень. Оказавшись на земле, пригнулась и прокралась вдоль вагонов к лошади.
— Привет, — тихо сказала она. — Ты меня помнишь, мальчик?
Конь поднял голову, а Хани гладила его по бархатной морде, осторожно вставляя ногу в стремя, потом, ухватившись обеими руками за луку седла, подтянулась и села верхом. Взяв поводья, она склонилась к лошадиному уху и шепнула:
— Я знаю, Нарцисс, что ты устал, но нам с тобой придется совершить небольшую прогулку, и как можно быстрее.
Кейт как раз зажигала лампу в гостиной, когда ей показалось, что приехал Рейс. Она выбежала во двор и действительно увидела своего мужа, который появился, ведя за собой понурого одноухого мула.
— Откуда это бедное старое животное? — еле сдерживая смех, спросила она. — Где Нарцисс?
— Твоя дочь его украла, — нахмурившись, буркнул Рейс.
— Слава Богу, по крайней мере она жива и здорова, — облегченно вздохнула Кейт.
— Только до тех пор, пока я до нее не доберусь.
Уже светало, когда Кейт и Рейса разбудил крик их сына Зака:
— Папа! Мама! Скорее! Дяде Айзеку плохо!
Рейс выскочил из спальни, путаясь в Длинной ночной рубашке. Кейт, едва успев накинуть халат, поспешила за ним. В кухне они увидели распростертого на полу Айзека.
— Дядя Айзек упал, мама, — дрожащим голосом объяснял Зак. — Мы говорили о Хани, о том, как вернуть ее домой, и вдруг ноги у него подкосились, и он упал. Может, это я виноват. Мы поспорили: я сказала, что папе надо было вчера вечером ехать на поиски, а дядя Айзек…
Успокаивая сына, Кейт привлекла» его к себе и спросила Рейса:
— Что с Айзеком?
— Он дышит. Зак, беги за доктором Калленом. Стучи, пока не достучишься. Скажи, что он срочно нужен.
Зак моментально выскочил из кухни.
Кейт опустилась на колени рядом с Айзеком и пощупала пульс: он был ровным.
— Айзек, — позвала она.
Рейс покачал головой.
— Давай положим его на кровать.. — Подсунув одну руку под могучие плечи, а другую — под колени, Рейс без труда поднял старика так, словно это был спящий ребенок, и понес в его комнату.. -
— Что это с ним, Кеййт? — Рейс был растерян. — Айзек ни разу в жизни не болел.
— Не знаю, дорогой. Ему ведь уже за семьдесят. В этом возрасте… — Она замолчала, боясь расплакаться. — Сейчас придет доктор и поможет ему.
— Дай-то Бог, — прошептал Рейс.
— Он идет, папа, — ворвался в комнату запыхавшийся Зак.
За мальчиком и вправду появился Сэмьюэл Каллен, в наскоро заправленной в брюки клетчатой рубашке и с черным чемоданчиком в руках.
— Кейт! Рейс! Какого черта?.. — начал было доктор, но при виде лежавшего на кровати старого Айзека запнулся и, оттолкнув Рейса, сел рядом с ним. — Когда это случилось? — осведомился он, открывая свой чемоданчик.
— Совсем недавно, — ответила Кейт.
— Он просто упал, — вставил Зак.
— Он никогда не болел, док. Что с ним?
Каллен пощупал пульс.
— Вроде нормальный, — пробормотал он. Поочередно поднял веки, а потом прижался ухом к груди больного.
Кейт и Рейс встревожено переглянулись.
— Он умирает, док? — прошептал Зак.
— Тише, сынок. Дай доктору осмотреть дядю Айзека.
— Да, будет лучше, если вы выйдете, Кейт.
— Я никуда не уйду, — уперся Рейс.
Кейт потянула мужа за рукав, но он не сдвинулся с места.
— Ладно. Тогда уйду я, Рейс. Не знаю, зачем ты вообще послал за мной, если ты лучше разбираешься в медицине, чем я.
Доктор встал, и тут Рейс наконец сдался:
— Хорошо, мы выйдем, но всего на минуту. И я тебя предупреждаю: если ты не позовешь меня, когда этот человек будет умирать, я с тебя шкуру спущу, док.
— Он все сделает как надо, Рейс. — Кейт взяла мужа под руку и вывела из комнаты.
— Закройте за собой дверь, — крикнул доктор им вдогонку.
Рейс мерял шагами холл, все время бормоча себе что-то под нос и так часто называя доктора «чертовым знахарем», что Кейт не выдержала и уже собралась напомнить мужу, кто помог появиться на свет четверым здоровым малышам — их детям, а однажды вылечил Хани от тяжелейшего воспаления легких, но тут Сэмьюэл Каллен вышел к ним. Он показался Кейт скорее растерянным, чем встревоженным.
— Что с ним, док?
— Ну… — Доктор почесал в затылке, посмотрел на Кейт, потом — на Рейса. — Точно сказать не могу. Возможно, сердце. Или просто возраст. Но это серьезно. Очень серьезно. Я ничем не могу помочь. Мне очень жаль, Рейс.
Кейт показалось странным, что их семейный доктор так старательно отводит взгляд, но вероятно, он просто не хотел увидеть их расстроенные лица.
— Сколько у него еще осталось времени? — глотая слезы, спросил Рейс.
— Трудно сказать. Это может случиться в любую минуту. — Доктор пожал плечами.
Кейт проводила доктора, а когда вернулась, застала Рейса понуро стоящим у кровати Айзека.
— Я не могу просто так уйти и оставить его, — охрипшим голосом сказал он. — После стольких лет…
— Ну и не уходи, — поддержала его Кейт. — Оставайся.
— А как же Хани? Как вернуть мою малышку?
— Она уже не малышка, — возразила Кейт. — Как знать, может, так рассудил Господь, что она должна сама найти дорогу домой.
Глава шестая
Хани изо всех сил терла голые руки, стараясь согреться. Она провела долгую ночь в переулке, где находился извозчичий двор и откуда просматривался вход в гостиницу. Если у Гидеона Саммерфидда не было крыльев, чтобы улететь, он все еще должен быть в гостинице. Как только он выйдет, она последует за ним — хоть на край земли, если понадобится! — и вернет свои деньги.
Свои. Теперь она думала об этих деньгах именно так: не отцовские, не Гидеона Саммерфидда, не принадлежащие банку или вкладчикам — свои.
— Бедняга Нарцисс, — пробормотала девушка. Она не решилась расседлать коня, хотя ей и удалось выкрасть из конюшни торбу овса. — Счастливчик Нарцисс, — со вздохом добавила она, потому что у нее самой со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было.
Всю ночь Хани напряженно глядела то на дверь гостиницы, то на дорогу, ожидая, что появится ее отец — либо на взмыленной лошади, либо вообще пешком. Представив себе эту картину, она чуть не рассмеялась. Что же получается? Она выслеживает Гидеона. Отец выслеживает ее. Ну и компания: банкир, вор и… А кто она, Хани?
Она глянула на окна комнаты Гидеона. Черт бы его побрал! Наверно, всю ночь почивал в тепле!
Мысль о Гидеоне вызвала странный трепет в желудке — словно вспорхнуло множество бабочек. Презрительно фыркнув, она приписала это ощущение голоду. Не могло же такого быть оттого, что она просто вспомнила об этом негодяе!
Между тем уже рассвело и на улице стали появляться люди. По мостовой протарахтел молочный фургон. Сняли ставни с окон банка. В этот самый момент из гостиницы вышел Гидеон Саммерфидд.
Бабочки в желудке снова встрепенулись, но на этот раз она решила, что просто волнуется. Но не от вида же этого бандита! Гидеон стоял на крыльце, расставив длинные, стройные ноги, и затягивал на поясе ремень. Потом он двинулся, на ходу расправляя плечи, и солнце заиграло на его волосах цвета корицы. Нечего им восхищаться, одернула она себя. От него ей нужно единственное — чтобы он привел ее туда, где спрятан мешок с деньгами, украденными в банке Логана.
Сейчас он, наверно, придет сюда за своей лошадью. Она вывела Нарцисса через заднюю дверь и стала ждать.
Но Гидеон проследовал не в конюшню, а медленно, почти лениво, направился в сторону банка. На секунду он остановился у входа. Потом Хани увидела, как он напрягся, вынул из кобуры револьвер и вошел в банк.
Боже мой! Он собирается его ограбить! Первым побуждением Хани было позвать на помощь. Но потом она передумала. Нет. Пусть грабит. Пусть утащит еще одну сумку, набитую наличностью. Она его выследит и вместо одной сумки вернет две! Мечтательно улыбаясь, девушка прислонилась к стене конюшни и стала ждать.
Очень скоро Гидеон вышел из банка с таким видом, будто он всего лишь сделал очередной вклад, и как ни в чем не бывало зашагал по улице. И странное дело — никакой тревоги, никто не стреляет в грабителя и не гонится за ним. Словно ничего не произошло.
Впрочем, чья-то физиономия мелькнула в окне банка и тут же исчезла. Какой-нибудь кассир, подумала Хани, такой же трусливый, как их Кеннет.
Может, это и к лучшему, что никто не гонится за Гидеоном. Когда она вернет деньги — притом целых два мешка, — никто не станет оспаривать ее славу. Она заслужит уважение отца, доказав, что она человек не только ответственный, но и настойчивый в достижении цели.
Как она и предполагала, Гидеон оседлал в конюшне свою лошадь и уехал.
— А теперь в путь, Нарцисс, — шепнула она, взобравшись в седло.
Гидеон снял шляпу и вытер рукавом пот.
— Вот упрямая девчонка, — пробормотал он. Едет за ним весь день. Он дважды сделал большой круг, а она ехала все время прямо, видимо думая, что он где-то за поворотом. Неужто дуреха не понимает, что заблудилась?
Почему она, черт возьми, его преследует? Он узнал коня Логана — банкир был на нем, когда встречал Гидеона. Стало быть, Логан встретился со своей кассиршей где-то на пути следования поезда. Чего Гидеон не мог понять, так это почему вместо того, чтобы остаться под защитой Логана, мисс Эдвина Кэссиди украла его лошадь.
Наверно, мечтает вернуть банкиру деньги. Но она ошибается, если думает, что но приведет ее к месту, где они спрятаны.
А теперь еще и заблудилась. В довершение всего одета как последняя шлюха.. Ей повезло, что он засунул кое-что из ее; вещей в седельную сумку, потому что собирался при первом удобном случае отправить их в Санта-Фе. Но эти благие намерения не были главным — просто он не мог вот так сразу расстаться с этими вещами. Это все, что у него оставалось после того, как он посадил ее в поезд.
На заходе солнца Гидеон остановился. Еще до темноты он успел развести костер, напоить и почистить лошадь. Даже умудрился поплескаться в мелком ручье и повесить сушиться на прибрежных кустах мокрую рубашку.
Потом сел у костра и стал ждать. Она была где-то поблизости. Наверно, дрожит от холода в своем коротком платье. И, должно быть, голодна. Но страха не испытывает, в этом он был уверен. Возможно, слишком глупа, чтобы понять, какая ей грозит опасность. Нет, она отнюдь не глупа. Но очень упряма. Он в жизни не встречал такой упрямицы.
Что ему делать? Опять придется с ней нянчиться, а ведь предстоит серьезное дело.
— Ты что, хочешь совсем замерзнуть, ясноглазая? — позвал он. — Иди сюда.
Но она не шла еще целых полчаса. Видимо, борется сама с собой, решил Гидеон, пытается обуздать свое упрямство. Что ж, можно подождать еще полчасика, а потом придется силой тащить ее к огню, даже если она начнет вопить и упираться.
Вскоре она все же появилась из-за скалы и медленно подошла к костру. На мгновение Гидеону показалось, что это сон — одинокому путнику у костра привиделась появившаяся из темноты фея в красном платье.
— Иди сюда, — подбодрил ее Гидеон, увидев, что она не решается подойти ближе к огню, ковыряя носком ботинка землю, как робкий ребенок.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Догадался, — улыбнулся он. Он встал и, сняв с плеч одеяло, укутал им девушку и подвел ее к огню. — Ты лошадь расседлала?
Она покачала головой, искоса посмотрев на Гидеона виноватым взглядом.
Не говоря ни слова, он исчез в темноте.
Хани протянула руки к огню, чувствуя, как холод, пронизавший ее до костей, постепенно отступает. Как же она устала! Ей было уже все равно, что сумок с деньгами не видно. Сейчас не хотелось об этом думать. Лишь бы отдохнуть.
Гидеон появился из темноты. Он нес тяжелое мексиканское седло ее отца так, будто оно ничего не весило. В первый раз Хани заметила, что кожа его была светлой, не тронутой загаром. Сколько же времени он провел взаперти в тюремной камере, словно дикий зверь в клетке?
Сейчас он был похож именно на дикого зверя — полуголый, мужественный. С бледной кожей.
— Знаешь, ты совершила нечто такое, чего я в жизни не делал, Эд, — хохотнул он, надевая рубашку.
— Что именно?
— Украла лошадь. В некоторых штатах за это вешают.
Она небрежно махнула рукой. В общем-то, она не украла Нарцисса, а просто одолжила. Не станет же отец выдвигать против нее обвинение! Во всяком случае, публично. Дома-то он с нее шкуру спустит. Если, конечно, она не привезет деньги.
Гидеон порылся в седельной сумке и достал печенье и небольшой кусочек вяленого мяса.
— Пиршеством это не назовешь, — сказал он, садясь рядом, — но ты же знаешь пословицу: «Беднякам не приходится выбирать»? Особенно конокрадам.
Хани промолчала, потому что рот ее был набит печеньем и мясом.
— Тебе надо было остаться с Логаном, Эд. С ним безопаснее.
— Без денег? Да он бы меня на куски разорвал!
— Значит, ты украла у него лошадь, чтобы его умиротворить, а? — расхохотался Гидеон. — Думаешь, он считает тебя! виноватой в том, что я ограбил его банк?
— Да, конечно.
— Но что ты могла сделать?
— Задержать вас. — Бирюзовые глаза сверкнули в свете костра.
— Ты и вправду думаешь, что смогла бы меня остановить, Эд? Тогда, в банке?
— Или сейчас? Ведь я могу сделать с тобой все, что захочу.
И хотя она кивнула, в глазах ее мелькнул страх. Она его испугалась! Черт! Меньше всего он хотел этого. Но кто-то же должен ее пугнуть — для ее же блага.
— Ладно. Ты очень старалась, ясноглазая. Но дело сделано, так что оставь свои попытки.
— Не оставлю до тех пор, пока не верну деньги.
— Ты никогда не найдешь этого чертова мешка, и я тебя к нему не приведу.
— Когда-нибудь вам все же придется их забрать. Какой смысл иметь много денег и не иметь возможности их тратить? Спорю, вы украли не менее десяти тысяч долларов. Вы их пересчитали?
— А как же.
— Ну и что? Сколько у вас? Десять тысяч, а может быть, двенадцать?
— Достаточно.
— Достаточно для чего? Что вы собираетесь делать с такой кучей денег? Накупите лошадей? Красивой одежды? Женщин?
— Похоже, одна у меня уже есть, к тому же досталась даром, — усмехнулся Гидеон, поправляя одеяло на плечах Хани и чуть задержав руку.
Возмущенно фыркнув, она сбросила руку.
— Сомневаюсь, что вам ведома разница между леди и потаскушкой.
— Может, и неведома, зато на конокрадов у меня глаз наметанный. — Сказав это, он откинулся на лежавшее позади него седло, скрестил руки на груди и закрыл глаза. — Давай спать, ясноглазая. Завтра нам предстоит долгий путь.
— Обратно? — Мурашки пробежали у нее по спине. Что, если там ее ждет разъяренный отец? Как она появится без денег?
— Нет. На юг.
— О! А что там?
Гидеон устроился поудобнее и прикрыл глаза рукою.
— Большой и богатый банк. А теперь помолчи и постарайся уснуть.
Небо было безоблачным, а звезды сверкали словно алмазы, рассыпанные по черному бархату. Гидеону Саммерфилду понадобилось пять лет, чтобы оценить красоту этого ночного неба. Раньше, когда он был вынужден смотреть на него сквозь решетку камеры, оно казалось ему серым и неприветливым. Теперь оно будто укрывало его, словно теплое шерстяное одеяло, усыпанное блестками.
А еще, до тех пор, пока ему было в этом отказано, он не ценил простую физическую близость другого человеческого существа. Он шевельнул затекшей рукой, стараясь не разбудить доверчиво прижавшуюся к нему девушку. Только невинное дитя может спать так крепко. То, что он сейчас испытывал, не было сексуальным влечением — хотя оно жило в нем постоянно, подобно басовому аккорду в песне, — а просто радостью оттого, что рядом живая душа.
Милостивый Боже! Сколько же времени он провел в одиночках, лишенный всего того, что делает человека человеком? Иногда ему казалось, что он сойдет с ума, прислушиваясь лишь к собственному дыханию.
Ему минуло десять лет и ростом он был не выше колоска пшеницы в поле, когда синебрюхие ворвались к ним во двор и стали срывать ставни с окон и рубить перила крыльца. Он выбежал из дома, с трудом удерживая в руках ружье, размером превосходившее его. Кто-то вырвал у него ружье, а потом его повалили на землю и связали веревкой.
Он не видел, кто бросил зажженный факел в их дом, да и огня не видел, потому что ему накинули на голову мешок. Но он слышал крик матери, когда его бросили поперек седла и увезли в неизвестном направлении. Сначала он тоже кричал, но потом стих и уже ничего не понимал и не чувствовал.
Гидеон глубоко вдохнул ночной воздух, чтобы удержать навернувшиеся на глаза слезы. Все это в прошлом, черт побери! С этим покончено навсегда. Правда, будущее рисовалось ему не слишком ясно, но одно он знал твердо: в тюрьму большие ни за что не сядет.
Свои. Теперь она думала об этих деньгах именно так: не отцовские, не Гидеона Саммерфидда, не принадлежащие банку или вкладчикам — свои.
— Бедняга Нарцисс, — пробормотала девушка. Она не решилась расседлать коня, хотя ей и удалось выкрасть из конюшни торбу овса. — Счастливчик Нарцисс, — со вздохом добавила она, потому что у нее самой со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было.
Всю ночь Хани напряженно глядела то на дверь гостиницы, то на дорогу, ожидая, что появится ее отец — либо на взмыленной лошади, либо вообще пешком. Представив себе эту картину, она чуть не рассмеялась. Что же получается? Она выслеживает Гидеона. Отец выслеживает ее. Ну и компания: банкир, вор и… А кто она, Хани?
Она глянула на окна комнаты Гидеона. Черт бы его побрал! Наверно, всю ночь почивал в тепле!
Мысль о Гидеоне вызвала странный трепет в желудке — словно вспорхнуло множество бабочек. Презрительно фыркнув, она приписала это ощущение голоду. Не могло же такого быть оттого, что она просто вспомнила об этом негодяе!
Между тем уже рассвело и на улице стали появляться люди. По мостовой протарахтел молочный фургон. Сняли ставни с окон банка. В этот самый момент из гостиницы вышел Гидеон Саммерфидд.
Бабочки в желудке снова встрепенулись, но на этот раз она решила, что просто волнуется. Но не от вида же этого бандита! Гидеон стоял на крыльце, расставив длинные, стройные ноги, и затягивал на поясе ремень. Потом он двинулся, на ходу расправляя плечи, и солнце заиграло на его волосах цвета корицы. Нечего им восхищаться, одернула она себя. От него ей нужно единственное — чтобы он привел ее туда, где спрятан мешок с деньгами, украденными в банке Логана.
Сейчас он, наверно, придет сюда за своей лошадью. Она вывела Нарцисса через заднюю дверь и стала ждать.
Но Гидеон проследовал не в конюшню, а медленно, почти лениво, направился в сторону банка. На секунду он остановился у входа. Потом Хани увидела, как он напрягся, вынул из кобуры револьвер и вошел в банк.
Боже мой! Он собирается его ограбить! Первым побуждением Хани было позвать на помощь. Но потом она передумала. Нет. Пусть грабит. Пусть утащит еще одну сумку, набитую наличностью. Она его выследит и вместо одной сумки вернет две! Мечтательно улыбаясь, девушка прислонилась к стене конюшни и стала ждать.
Очень скоро Гидеон вышел из банка с таким видом, будто он всего лишь сделал очередной вклад, и как ни в чем не бывало зашагал по улице. И странное дело — никакой тревоги, никто не стреляет в грабителя и не гонится за ним. Словно ничего не произошло.
Впрочем, чья-то физиономия мелькнула в окне банка и тут же исчезла. Какой-нибудь кассир, подумала Хани, такой же трусливый, как их Кеннет.
Может, это и к лучшему, что никто не гонится за Гидеоном. Когда она вернет деньги — притом целых два мешка, — никто не станет оспаривать ее славу. Она заслужит уважение отца, доказав, что она человек не только ответственный, но и настойчивый в достижении цели.
Как она и предполагала, Гидеон оседлал в конюшне свою лошадь и уехал.
— А теперь в путь, Нарцисс, — шепнула она, взобравшись в седло.
Гидеон снял шляпу и вытер рукавом пот.
— Вот упрямая девчонка, — пробормотал он. Едет за ним весь день. Он дважды сделал большой круг, а она ехала все время прямо, видимо думая, что он где-то за поворотом. Неужто дуреха не понимает, что заблудилась?
Почему она, черт возьми, его преследует? Он узнал коня Логана — банкир был на нем, когда встречал Гидеона. Стало быть, Логан встретился со своей кассиршей где-то на пути следования поезда. Чего Гидеон не мог понять, так это почему вместо того, чтобы остаться под защитой Логана, мисс Эдвина Кэссиди украла его лошадь.
Наверно, мечтает вернуть банкиру деньги. Но она ошибается, если думает, что но приведет ее к месту, где они спрятаны.
А теперь еще и заблудилась. В довершение всего одета как последняя шлюха.. Ей повезло, что он засунул кое-что из ее; вещей в седельную сумку, потому что собирался при первом удобном случае отправить их в Санта-Фе. Но эти благие намерения не были главным — просто он не мог вот так сразу расстаться с этими вещами. Это все, что у него оставалось после того, как он посадил ее в поезд.
На заходе солнца Гидеон остановился. Еще до темноты он успел развести костер, напоить и почистить лошадь. Даже умудрился поплескаться в мелком ручье и повесить сушиться на прибрежных кустах мокрую рубашку.
Потом сел у костра и стал ждать. Она была где-то поблизости. Наверно, дрожит от холода в своем коротком платье. И, должно быть, голодна. Но страха не испытывает, в этом он был уверен. Возможно, слишком глупа, чтобы понять, какая ей грозит опасность. Нет, она отнюдь не глупа. Но очень упряма. Он в жизни не встречал такой упрямицы.
Что ему делать? Опять придется с ней нянчиться, а ведь предстоит серьезное дело.
— Ты что, хочешь совсем замерзнуть, ясноглазая? — позвал он. — Иди сюда.
Но она не шла еще целых полчаса. Видимо, борется сама с собой, решил Гидеон, пытается обуздать свое упрямство. Что ж, можно подождать еще полчасика, а потом придется силой тащить ее к огню, даже если она начнет вопить и упираться.
Вскоре она все же появилась из-за скалы и медленно подошла к костру. На мгновение Гидеону показалось, что это сон — одинокому путнику у костра привиделась появившаяся из темноты фея в красном платье.
— Иди сюда, — подбодрил ее Гидеон, увидев, что она не решается подойти ближе к огню, ковыряя носком ботинка землю, как робкий ребенок.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Догадался, — улыбнулся он. Он встал и, сняв с плеч одеяло, укутал им девушку и подвел ее к огню. — Ты лошадь расседлала?
Она покачала головой, искоса посмотрев на Гидеона виноватым взглядом.
Не говоря ни слова, он исчез в темноте.
Хани протянула руки к огню, чувствуя, как холод, пронизавший ее до костей, постепенно отступает. Как же она устала! Ей было уже все равно, что сумок с деньгами не видно. Сейчас не хотелось об этом думать. Лишь бы отдохнуть.
Гидеон появился из темноты. Он нес тяжелое мексиканское седло ее отца так, будто оно ничего не весило. В первый раз Хани заметила, что кожа его была светлой, не тронутой загаром. Сколько же времени он провел взаперти в тюремной камере, словно дикий зверь в клетке?
Сейчас он был похож именно на дикого зверя — полуголый, мужественный. С бледной кожей.
— Знаешь, ты совершила нечто такое, чего я в жизни не делал, Эд, — хохотнул он, надевая рубашку.
— Что именно?
— Украла лошадь. В некоторых штатах за это вешают.
Она небрежно махнула рукой. В общем-то, она не украла Нарцисса, а просто одолжила. Не станет же отец выдвигать против нее обвинение! Во всяком случае, публично. Дома-то он с нее шкуру спустит. Если, конечно, она не привезет деньги.
Гидеон порылся в седельной сумке и достал печенье и небольшой кусочек вяленого мяса.
— Пиршеством это не назовешь, — сказал он, садясь рядом, — но ты же знаешь пословицу: «Беднякам не приходится выбирать»? Особенно конокрадам.
Хани промолчала, потому что рот ее был набит печеньем и мясом.
— Тебе надо было остаться с Логаном, Эд. С ним безопаснее.
— Без денег? Да он бы меня на куски разорвал!
— Значит, ты украла у него лошадь, чтобы его умиротворить, а? — расхохотался Гидеон. — Думаешь, он считает тебя! виноватой в том, что я ограбил его банк?
— Да, конечно.
— Но что ты могла сделать?
— Задержать вас. — Бирюзовые глаза сверкнули в свете костра.
— Ты и вправду думаешь, что смогла бы меня остановить, Эд? Тогда, в банке?
— Или сейчас? Ведь я могу сделать с тобой все, что захочу.
И хотя она кивнула, в глазах ее мелькнул страх. Она его испугалась! Черт! Меньше всего он хотел этого. Но кто-то же должен ее пугнуть — для ее же блага.
— Ладно. Ты очень старалась, ясноглазая. Но дело сделано, так что оставь свои попытки.
— Не оставлю до тех пор, пока не верну деньги.
— Ты никогда не найдешь этого чертова мешка, и я тебя к нему не приведу.
— Когда-нибудь вам все же придется их забрать. Какой смысл иметь много денег и не иметь возможности их тратить? Спорю, вы украли не менее десяти тысяч долларов. Вы их пересчитали?
— А как же.
— Ну и что? Сколько у вас? Десять тысяч, а может быть, двенадцать?
— Достаточно.
— Достаточно для чего? Что вы собираетесь делать с такой кучей денег? Накупите лошадей? Красивой одежды? Женщин?
— Похоже, одна у меня уже есть, к тому же досталась даром, — усмехнулся Гидеон, поправляя одеяло на плечах Хани и чуть задержав руку.
Возмущенно фыркнув, она сбросила руку.
— Сомневаюсь, что вам ведома разница между леди и потаскушкой.
— Может, и неведома, зато на конокрадов у меня глаз наметанный. — Сказав это, он откинулся на лежавшее позади него седло, скрестил руки на груди и закрыл глаза. — Давай спать, ясноглазая. Завтра нам предстоит долгий путь.
— Обратно? — Мурашки пробежали у нее по спине. Что, если там ее ждет разъяренный отец? Как она появится без денег?
— Нет. На юг.
— О! А что там?
Гидеон устроился поудобнее и прикрыл глаза рукою.
— Большой и богатый банк. А теперь помолчи и постарайся уснуть.
Небо было безоблачным, а звезды сверкали словно алмазы, рассыпанные по черному бархату. Гидеону Саммерфилду понадобилось пять лет, чтобы оценить красоту этого ночного неба. Раньше, когда он был вынужден смотреть на него сквозь решетку камеры, оно казалось ему серым и неприветливым. Теперь оно будто укрывало его, словно теплое шерстяное одеяло, усыпанное блестками.
А еще, до тех пор, пока ему было в этом отказано, он не ценил простую физическую близость другого человеческого существа. Он шевельнул затекшей рукой, стараясь не разбудить доверчиво прижавшуюся к нему девушку. Только невинное дитя может спать так крепко. То, что он сейчас испытывал, не было сексуальным влечением — хотя оно жило в нем постоянно, подобно басовому аккорду в песне, — а просто радостью оттого, что рядом живая душа.
Милостивый Боже! Сколько же времени он провел в одиночках, лишенный всего того, что делает человека человеком? Иногда ему казалось, что он сойдет с ума, прислушиваясь лишь к собственному дыханию.
Ему минуло десять лет и ростом он был не выше колоска пшеницы в поле, когда синебрюхие ворвались к ним во двор и стали срывать ставни с окон и рубить перила крыльца. Он выбежал из дома, с трудом удерживая в руках ружье, размером превосходившее его. Кто-то вырвал у него ружье, а потом его повалили на землю и связали веревкой.
Он не видел, кто бросил зажженный факел в их дом, да и огня не видел, потому что ему накинули на голову мешок. Но он слышал крик матери, когда его бросили поперек седла и увезли в неизвестном направлении. Сначала он тоже кричал, но потом стих и уже ничего не понимал и не чувствовал.
Гидеон глубоко вдохнул ночной воздух, чтобы удержать навернувшиеся на глаза слезы. Все это в прошлом, черт побери! С этим покончено навсегда. Правда, будущее рисовалось ему не слишком ясно, но одно он знал твердо: в тюрьму большие ни за что не сядет.