Макбрайд Мэри. Струны сердца

   Он взглянул на лицо Эдвины: тени от длинных ресниц легли на нежную кожу, влажные губы полураскрыты. Судя по тому, как она испугалась, когда он ее поцеловал в первый раз, она еще к этому не привыкла. Однако, если принять во внимание, как быстро поддались поцелую ее мягкие губы, ей понадобится не слишком много времени, чтобы научиться.
   Черт! Приятно думать об этом, но он постарается хотя бы на несколько дней уберечь малютку кассиршу от неприятностей и доставить ее домой в целости и сохранности. Именно в сохранности. Это единственный подарок, который такой человек, как он, может преподнести такой юной леди, как она.

Глава седьмая

   Стоя у затухающего костра, Хани расправляла помявшееся платье, которое сунул ей Гидеон, буркнув: «Вот, на», прежде чем спуститься к ручью.
   Крепкий сон привел ее в благодушное расположение, тогда как Гидеон был таким же колючим, как отросшая на его щеках щетина.
   Не с той ноги встал, подумала она, ну и пусть. Надо расправить платье, смявшееся в его седельной сумке, — вот о чем ей сейчас следует позаботиться. Как приятно снова надеть свою одежду, а не эти красные тряпки! Но платье здорово помялось, и она пожаловалась вслух:
   — У меня такой вид, будто меня кошки драли.
   — И очень даже усердно драли, — услышала Хани за спиной. Быстро обернувшись, она увидела Гидеона, который внимательно ее разглядывал. Его глаза сверкали, как лезвие ножа, на которое у упали солнечные лучи.
   Сердце Хани ёкнуло, когда он протянул руку, чтобы застегнуть на корсаже пуговицу. Полагалось бы эту руку оттолкнуть, но она не о оттолкнула.
   — Ты пропустила одну, — тихо сказал он.
   Он был так близко, что она почувствовала запах речной воды, исходившими от его влажных волосе. Мурашки побежали у нее по спине.
   — Спасибо, что привезли мое платиъе.
   — Без проблем. Я подумал, что у банковской служащей не очень-то много платьев, чтобы ими разбрасываться.
   Хани вспомнила о чемодане, с которым она приехала из школы, и ей вдруг захотелось, чтобы сейчас на ней оказалось белое шелковое балльное платье, которым так восхищались все кавалеры. А волосы, сосульками повисшие вдоль щек, были бы зачесаны наверх и с скреплены черепаховыми гребнями, усеянными жемчугом. Она привыкла к оценивающим взглядам мужчин. Скорее, мальчиков, поправила себя девушка. И хотя сейчас она была в мятом платье и со спутанными волосами, что-то в голосе Гидеона Саммерфилда и во взгляде его серых глаз убедило ее в том, что он ею искренне восхищается.
   — Вы правы. У меня нет ни лишних платьев, ни денег. Мне приходится самой зарабатывать на жизнь. — Она огляделась, пытаясь определить, куда он спрятал мешок с деньгами. — Кстати, о деньгах. Что вы с ними сделали?
   — Ну и ну, мисс Эдвина. Большинство девушек не интересуются деньгами так откровенно. Они по крайней мере притворяются, что любят бедолаг, которых тащат под венец.
   — Вам, видимо, уже приходилось проделывать этот путь.
   — Улыбка исчезла с лица Гидеона. Его взгляд стал суровым.
   — Деньги в надежном месте, а лошади — оседланы. Поехали.
   Что же он все-таки сделал со вторым мешком? — недоумевала Хани. Не может же он просто так прятать деньги по всей территории Нью-Мексико в надежде когда-нибудь потом их забрать. А как ему удастся улизнуть, когда власти нападут наконец на его след? Вообще странно, почему до сих пор за ним нет погони.
   Спустя несколько часов они въехали в городок Голден. Казалось бы, человек, задумавший ограбление банка, должен как можно незаметнее — аки тать в ночи — прокрасться в город, держась все время в тени и беспрестанно озираясь. А Гиддеон середь бела дня прогарцевал по центральной и площади пыльного городка с таким видом, будто он по меньшей мере странствующий набоб.
   Привязав коня возле салуна, он помог спешиться спутнице. При этом его руки чуть задержались на ее талии.
   — Отпустите, — потребовала Хани.
   Черт, подумал он, я теряю голову! Если так пойдет и дальше, чего доброго, окажусь в церкви, а не в банке.
   — Мне надо выпить, — прохрипел он.
   — Достал из седельной сумки пачку банкнот и, сунув ее Хани, приказал: — А ты и иди в лавку и купи какой-нибудь провизии.
   — А чего?
   — Еды. Кофе. Чего хочешь. Я вернчусь через пятнадцать минут.
   — Гидеон!
   Он глубоко вздохнул и обернулся. Она стояла, зажав в кулачке деньги, и рядом с двумя рослыми лошадьми казалась совсем маленькой — ну прямо деревенская девчонка, приехавшая в город за покупками.
   — Чего тебе?
   — Будьте осторожны.
   Сердце Гидеона сжалось. С тех пор, как ему исполнилось десять лет, никто ему такого не говорил. Никто! Ни Корра, ни, конечно же, его головорезы кузены. Странной казалась сама мысль, что кто-то может о нем беспокоиться. Тем более она. Однако сейчас не время расслабляться.
   — Я всегда осторожен, ясноглазая, — весело откликнулся он и исчез за дверями салуна.
 
   Магазинчик живо напомнил Хани жалкую лавчонку матери, покинутую семнадцать лет тому назад. Там она провела первые три года своей жизни.
   Грубо сколоченные полки уставлены пыльными бутылками и жестяными банками. На полу громоздятся деревянные ящики, а с потолка свисают веревки, цепи, лопаты, топорища и метлы.
   — Привет. Чем могу помочь? — спросила молоденькая продавщица, и в ней Хани неожиданно увидела себя — такой она была бы сейчас, если бы осталась Эдвиной Кэссиди.
   У нее вдруг закружилась голова, и пол медленно стал уходить из-под ног.
   — Мне нужно… — Хани быстро перечислила первые пришедшие на ум продукты.
   Эдвина Кэссиди! Вот кем она была бы, если бы отец, вернувшись с войны, не предъявил права на нее и Кейт и не забрал бы их из такой же лавки в Санта-Фе, где потом они стали жить, вознесенные высоко, не ведая ни забот, ни лишений.
   Если бы Рейс Логан не вернулся, Эдвина Кэссиди сейчас взбиралась бы на стремянку, чтобы достать с полок продукты. Если бы деньги Рейса Логана и его безграничная, деспотическая любовь не превратили ее в бесполезное создание — вроде комнатной собачонки или попугайчика, она бы сейчас была вполне самостоятельной молодой женщиной и ей не пришлось бы с таким трудом доказывать отцу свою надежность и деловую хватку.
   Схватив покупки, Хани пробкой выскочила из лавки, стремясь поскорее глотнуть свежего воздуха и избавиться от непрошеного видения, — и очутилась в объятиях Гидеона Саммерфилда.
   — Что с тобой, Эд? У тебя такой вид, будто за тобой гонится призрак.
   — Гонится… — не подумав ответила она и тут же очнулась. — Скажете тоже!
   — Тебя кто-нибудь обидел в лавке? — настаивал он.
   — Нет, Гидеон. Ради Бога, оставьте меня в покое. Ничего не случилось. Никто ничего мне не сделал. Просто мне захотелось на воздух…
   — Ну, коли так…
   — Да, все в порядке.
   Тут она заметила, что он держит в руке холщовый мешок.
   — Вижу, вы уже сделали свое… э-э…дело, — кивнула она головой в сторону мешка, на котором крупными буквами значилось: «Голденский банк, территория Нью-Мексико».
   — Да, дело сделано, — на удивление спокойно ответил он. И это человек, который только что ограбил банк! Либо он самый наглый и беззастенчивый бандит на свете, либо у него просто не хватает ума поскорее скрыться из города.
   — Разве нам не надо бежать? — удивилась она, начиная паниковать.
   — Ты все еще немного бледна, ясноглазая. Уверена, что сможешь сесть на лошадь?
   Хани метнула взгляд в сторону банка. Он, наверно, всех там связал и засунул им в рот кляпы, поэтому и не слышно ни криков, ни выстрелов.
   — Я считаю, что надо убираться отсюда, и как можно скорее. — Схватив в охапку свертки, Хани побежала к лошадям. — Гидеон, поторопитесь! Не стойте столбом, как деревенский дурачок. Черт побери! Разве вам не страшно, что вас поймают?
   — По-моему, твоего беспокойства хватает на нас двоих.
   Судорожно запихнув покупки в седельную сумку, Хани вскочила на Нарцисса. Гидеон спокойно сел на своего коня, и ей показалось, что уголки его губ чуть подрагивают от сдерживаемой улыбки. Но ей было не до смеха: она представила себе, как люди в банке развязывают веревки и…
   — Гидеон Саммерфилд! Неудивительно, что вас поймали пять лет назад. Похоже, вы самый глупый из всех грабителей на свете. Сначала потрошите банк, а потом целый день крутитесь поблизости.
   Гидеон нахлобучил шляпу на самые глаза.
   — А так лучше? — Хотя поля затеняли его лицо, широкая улыбка так и светилась весельем. — Я и вправду не удосужился как следует поразмыслить о превратностях своего почтенного ремесла.
   — Вот именно, — фыркнула Хани. — Всякое ремесло требует сноровки.
   Ударив пятками по бокам Нарцисса, она пустила его вскачь.
 
   Гидеон ехал позади девушки и думал о том, что же могло случиться с ней в Голдене. Она выскочила из лавки с такой скоростью, будто за ней гнался сам дьявол, но не пожелала говорить об этом. И вообще всю дорогу молчала.
   Когда они наконец остановились возле заброшенной шахты, она оглядела пустынную местность и изрекла:
   — По-моему, подходящее место, чтобы залечь.
   — Залечь? — расхохотался Гидеон, разминая затекшие от долгой езды ноги. — Кем ты себя вообразила, Эд?
   Она не удостоила его ответом, а лишь заявила, что намерена помыться в речке, которая протекала неподалеку.
   — Не намочи платье, — предостерег он ее. — Я не намерен нянчиться с тобой, если ты простудишься.
   Гидеон набрал хвороста для костра и расседлал лошадей. Хорошо бы тоже искупаться, подумал он, а еще лучше — навсегда избавиться от грязи. Когда все закончится, он проведет остаток жизни в горячей, пенистой ванне!
   Но сначала надо расквитаться с Дуайтом Сэмьюэлом. Встреча с ним уже не за горами. Гидеон «отметился» в Санта-Фе, Керрилосе и Голдене. Везде люди узнавали его, когда он появлялся в салунах, при этом одни начинали перешептываться, а другие быстро допивали свое виски и исчезали.
   Он твердо придерживался плана Лога-на, хотя и считал, что надо действовать эффектнее и смелее. Брать деньги в этих банках — все равно что отнимать леденцы у детей. Никакого шума. Одному Богу известно, попадется ли его тертый кузен в расставленные силки.
   Отчаянный вопль нарушил его мысли. Гидеон бросился к речке.
   Хани снова завопила, но уже оттого, что увидела его.
   — Не смейте ко мне приближаться! — взвизгнула она. — Сейчас же отвернитесь! И закройте глаза!
   Как только Гидеон понял, что ей не грозит смертельная опасность, он остановился возле высокого тополя, рядом с которым лежала ее аккуратно сложенная одежда. Вся, до единой вещички, будь он проклят! А девушка стояла совершенно голая, вода доходила ей только до щиколоток.
   — Отвернитесь!
   Он отвернулся и, скрестив руки, прислонился к стволу дерева. Его сердце бешено колотилось, то ли оттого, что он быстро бежал, то ли от вида ее голого тела.
   — Черт возьми, женщина! Зачем же было так вопить, если ты не хочешь, что бы я к тебе приближался?
   — Я закричала, потому что увидела змею.
   — Змею?
   — Она заползла в мои вещи и, наверно, все еще там.
   — Гидеон поднял кончиком сапога край одежды, и оттуда выполз безобидный уж. До смерти перепуганный бедняга поспешно скрылся в кустах.
   Лицо Гидеона расплылось в улыбке. Не каждый день случай дает ему возможность созерцать обнаженную красавицу, напуганную собственной одеждой. К тому же она заслуживает наказания за то, что взбудоражила его.
   — По-моему, она все еще там, — крикнул он.
   — Так выгоните ее!
   — Я тоже боюсь. Не умею обращаться с этими гадами. Они могут быть ядовитыми, — скрывая улыбку, ответил он.
   — Возьмите палку. Делайте же что-нибудь!
   — Я не вижу здесь никаких палок. — А потом добавил: — Придется тебе надеть мою рубашку.
   — Да уж придется, — с явным отвращением откликнулась она. — Бросайте ее сюда.
   — Нет, Эд. Если тебе нужна моя рубашка, вылезай из воды и иди ко мне.
   Казалось, от ее ярости забурлила вода.
   — Я не собираюсь подходить к вам голой!
   Как хочешь. Эта змея, наверно, выползет, только когда стемнеет. — Гидеон чуть обернулся, искоса глянув на Хани.
   — Не смотрите на меня, — огрызнулась она.
   — Ты разве забыла?
   — О чем?
   — Что я уже видел тебя голой, ясноглазая. Как ты думаешь, кто снял с тебя мокрую одежду всего пару ночей тому назад?
   — Вы не джентльмен, раз напоминаете мне об этом.
   — А я никогда и не претендовал на это.
   Он прав: ни один джентльмен на месте Гидеона Саммерфилда ни за что не упустил бы оказии насладиться пикантным зрелищем, а этот даже не взглянул на нее толком.
   Но ведь он раздел ее там, в гостинице. Ее бросило в жар от одной этой мысли. Интересно, он ее разглядывал? Дотрагивался до нее? Нет, она бы это почувствовала даже во сне.
   Может быть, она ему тогда не понравилась, подумала Хани, и поэтому сейчас у него нет желания на нее смотреть? Не то чтобы ей этого хотелось, но… Она все же женщина! И все при ней. А он мужчина. Почему же он не хочет смотреть на нее?
   Гедеон стоял, небрежно прислонившись к дереву, — видны были лишь его локти, часть плеча и длинная нога — и не проявлял ни малейшего интереса. Будь ты проклят, Гидеон Саммерфилд! Что во мне не так, если ты предпочитаешь смотреть на закат?
   — Ладно. Ваша взяла. Снимайте рубашку. Я иду.

Глава восьмая

   Господи, она и вправду выходит голая, подумал Гидеон, прислушиваясь к плеску воды. А ведь он просто решил ее подразнить. Он и не думал, что она примет его ультиматум всерьез.
   — Погоди минутку! — заорал он.
   — Я замерзла и не могу больше ждать.
   — Надеюсь, вы уже расстегнули рубашку, мистер?
   Все тело Гидеона покрылось капельками пота. Не может же он просто снять рубашку и убежать, хотя именно это ему хотелось сделать — бежать подальше от ее соблазнительного тела! Так и не решив, как поступить, он вышел из-за дерева и повернулся навстречу обнаженной девушке. Хотел было прикрикнуть на нее, но слова застряли в горле. У нее была самая совершенная, самая прекрасная фигура из всех, какие ему доводилось видеть.
   Его восхищенный взгляд остановил Хани на полпути. Никто и никогда так на нее не смотрел. Неожиданно она поняла, что это было не только восхищение. Желание, откровенное, плотское вожделение — вот что она прочла в его взгляде, и ее сердце замерло.
   Всего минуту назад ее раздражало равнодушие этого бандита. Но сейчас столь явно выраженное мужское желание пробудило какие-то неясные ощущения — его серые глаза притягивали словно магнит.
   Хани шла ему навстречу — сначала под ногами плескалась вода, потом зашуршали сухие листья, но она ни на что не обращала внимания. Остановилась в нескольких дюймах от него. Он протянул руку и дотронулся до ее бедра. Затем, задержавшись на секунду, рука медленно поползла вверх, пока не достигла груди. Розовый бутон соска моментально затвердел под его пальцами.
   — О Господи! — выдохнул Гидеон. Хани стало вдруг тепло. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди.
   И тогда он прижал ее к себе и с отчаянной страстью прильнул к ее губам, нежно лаская груди. Она почувствовала, как металлическая пряжка брюк впивается ей в голый живот, а жесткие бакенбарды царапают лицо.
   Потом он медленно — будто ноги не держали его — опустился на колени и прижался лицом к ее животу.
   Пасть на колени и дрожать как пятнадцатилетний подросток! Гидеон не знал, плакать ему или молиться. Одно знал точно: еще минута — и он потеряет над собой контроль. Если она его не остановит или — не допусти этого, Господи! — вдруг скажет нечто хотя бы отдаленно напоминающее согласие, он взорвется, как артиллерийский снаряд, годами лежавший без употребления. Девчонка слишком наивна, слишком неискушенна, чтобы понимать, как далеко может завести эта игра. Она и не догадывается, что с ним делает, не подозревает, как отчаянно, теряя разум, он борется со своим желанием.
   Закрыв глаза, он встал и прохрипел:
   — Одевайся.
   — Что? — Туман рассеялся, и Хани вспомнила, почему она голая. — А как же змея?
   Гидеон схватил ее вещи и сунул ей в руки, но она тут же бросила их на землю и с опаской отступила.
   — Нет там этой чертовой змеи, Эд, — сказал Гидеон. — Она давно уползла. Давай, одевайся. — Он поднял вещи и снова сунул их Хани. — Я пытаюсь не забывать, что ты леди.
 
   Одевшись, Хани взобралась по острым камням ко входу в шахту. Про себя она последними словами крыла Гидеона Саммерфилда. Но как бы зла она ни была на него, на себя гневалась еще больше.
   Что на нее нашло? Она бросилась — совершенно голая — в объятия мужчины с такой же легкостью, как если бы принимала приглашение на тур вальса. А в бальное платье нарядиться не догадалась. Вела себя как девица из бара. Даже хуже. На них все-таки хоть что-то надето, а всякие там места прикрыты перьями. А на ней были только капельки воды…
   Да она просто разума лишилась! Когда Гидеон взглянул на нее глазами голодного волка, у нее все из головы вылетело. Боже правый! Ей приходилось увлекаться молодыми людьми, но головы она никогда не теряла.
   Дура! Безмозглая девчонка! А его реакция была нормальной. Но, как истинный джентльмен, он сдержался и не воспользовался ее дуростью!
   Интересно, что он сейчас о ней думает? После всего, что она ему наговорила, после того, как она обзывала его всякими нехорошими словами — и бандитом, и диким зверем, и наглым вором, — он вел себя как джентльмен и обращался с ней благородно даже тогда, когда она как последняя потаскушка…
   Возможно, отец прав. Ей нельзя доверять ничего, кроме ленточек и побрякушек. Скорее всего, она вовсе не обладает тем врожденным чувством ответственности, которым втайне гордилась. Вряд ли кто-нибудь, у кого есть голова на плечах, повел бы себя так, как она.
   — Тебе повезло, что он не овладел тобой, — пробормотала она себе под нос. Впрочем, где-то в глубине души затаилось сомнение: так ли уж ей повезло…
   Взобравшись наверх, Хани увидела Гидеона, который, сидя у входа в пещеру, пил виски прямо из бутылки. Ну вот, подумала она. Сначала довела его до того, что он чуть было не потерял над собой контроль, а теперь… Только пьяного ей не хватало! Она чуть не расплакалась.
   Гидеон напряженно следил за ее приближением. Помятое платье колыхалось в такт шагам, солнечные блики играли в каштановых волосах и на порозовевшем лице.
   Как хорошо, что он догадался купить бутылку. Надо выпить, чтобы эта девчонка стала ему безразлична. Они поужинают, а потом лягут спать. Вернее, она ляжет, он же упьется до бесчувствия, а завтра отвезет ее в ближайший город — и поминай как звали…
   Хани села рядом и сказала:
   — Мне бы не хотелось обсуждать то, что произошло у речки. Больше такое не повторится.
   Не хочет это обсуждать? Ну и прекрасно.
   — Отлично. Давай поедим и ляжем спать.
   Гидеон достал из седельной сумки провизию, которую она купила утром. Самое время как следует подкрепиться, подумал он, разворачивая сверток.
   — Что это? Коржики?
   Она пожала плечами.
   Гидеон разорвал обертку другого свертка.
   — Клубничный джем? Ты купила печенье и джем нам на ужин?
   — И кофе. Там еще есть пакет.
   — А ты попросила его смолоть? — Он смотрел на нее с изумлением. — Или у них сломалась кофемолка?
   — Ну, я…
   Значит, ему не удастся отвлечься от ее упругой груди с помощью плотного ужина. Всемогущий Боже! Какие еще испытания будут ему ниспосланы?
   — Разве твоя мама не учила тебя, как вести хозяйство? Или ты все ее наставления пропускала мимо ушей? — Он был вне
   Девушка задумалась. Мама действительно не учила ее домоводству. Все делали слуги: и ходили за покупками, и готовили еду. Хани никогда не интересовалась тем, что делается на кухне. И снова она почувствовала себя глупой и безответственной. Почему она ничему не училась? Какая польза от того, что она умеет танцевать да сидеть за пяльцами?
   — Я могу приготовить кофе. — Она вырвала пакет из рук Гидеона. — У вас есть чайник?
   Он кивнул в сторону кастрюльки, стоявшей на камне у костра.
   Схватив кастрюльку, Хани спустилась к речке, набрала воды и, расплескав по дороге половину, вернулась к костру. Бросив в воду пригоршню кофейных зерен, она поставила кастрюлю на плоский камень в центре костра.
   Гидеон молча наблюдал за нею. Странно, размышлял он, что девушка, которой приходится самой зарабатывать себе на жизнь, не умеет ни покупать нужных продуктов, ни готовить. Наверно, живет с матерью, которая сдувает с нее пылинки и ничего не дает ей делать по дому. А может, Эдвина Кэссиди решила, что ни к чему ей учиться вести хозяйство, поскольку она непременно выйдет замуж за богатого и у нее будет куча слуг. С ее внешностью подцепить богача не так уж трудно. В Санта-Фе найдется немало старых болванов, которые охотно возьмут ее в жены или любовницы. Видимо, Логан именно поэтому бросился за ней в погоню.
   — Что-то вода никак не закипает, — сказала Хани, присаживаясь на корточки. — Может, подвинуть кастрюлю подальше в огонь?
   — Эд! Не надо! — крикнул он, но было поздно. Она уже схватилась за железную ручку и тут же отдернула обожженную руку, перевернув кастрюлю.
   Гидеон вскочил и схватил ее руку. Слава Богу, ожог был несильным, хотя ладонь и покраснела.
   — Ну почему я такая неловкая, — заныла Хани. — От меня никакого толку. Никакого.
   Гидеон прижался губами к обожженной коже. Он весь содрогнулся от мысли, что ей больно. Он бы с радостью сунул в огонь свою собственную руку, лишь бы избавить ее от боли.
   — Ловкости тебе не занимать, ясноглазая. Ты просто устала. — Ответом ему было нечто вроде всхлипа. Он обнял ее и привлек к себе. — Знаешь что? Я научу тебя варить кофе.
   — Я что-то делала не так?
   — Ты упустила из виду кое-какие мелочи, но это поправимо. Как рука?
   Она отступила и разжала ладонь.
   — Лучше.
   — О'кей! Заверни ее в подол платья и возьмись снова за кастрюлю. Сходи к ручью и зачерпни побольше воды. А потом я покажу тебе, как приготовить от личный кофе.
   Когда она вернулась с водой, было уже почти темно. Костер потрескивал, а Гидеон размалывал кофейные зерна между двумя плоскими камнями.
   — Урок первый, ясноглазая, — усмехнулся он. — Зерна надо смолоть.
   Гидеон продолжал ее инструктировать, а она только заворожено слушала его низкий бархатный голос, не вникая в то, что он говорит.
   — Вот так, — сказал он, засыпая смолотый кофе в кастрюлю. — Вода закипит минут через десять, и готово. Сейчас бы сковородочку яичницы, а? — Он погладил себя по животу.
   — Кто вас всему научил? Ваша мама? А может, Кора…
   — Ни та, ни другая. Я стал самостоятельным в десять лет.
   — А что случилось, когда вам было десять?
   — Наш дом сгорел. Мама не успела выйти.
   — Как ужасно!
   — Не расстраивайся. Это было давно.
   Долгое время они сидели молча.
   — Мой папа умер в тот день, когда я родилась, — наконец сказала она. — Не важно, когда это случается, Гидеон, и сколько тебе лет. Все равно больно.
   — Значит, после смерти отца ты жила вдвоем с матерью?
   — Она снова вышла замуж. — Хани отвела взгляд.
   То, что Нэд Кэссиди умер в день ее рождения, было правдой, но имя своего настоящего отца от Гидеона она скрыла. После того, что она сегодня выкинула, ей не очень-то хотелось рассказывать Гидеону о сомнительном прошлом матери.
   — А кто заботился о вас после смерти матери? — спросила Хани.
   — Никто. Разве что мои кузены.
   — Вы жили с ними?
   — Нет, — покачал головой Гидеон. — Я разъезжал с ними на лошади, хотя едва доставал ногой до стремени, и мне было трудно за ними угнаться. Но я не отставал.
   — Но с кем вы все-таки жили?
   — Я же тебе сказал — ни с кем. У меня не было дома до тех пор, пока я не встретил Кору… Это было во время войны. Мои кузены были в партизанах и не сидели на месте.
   — В партизанах? — задумчиво переспросила Хани. — Как Джесси Джеймс?
   — Джесси был моим кузеном.
   Девушка сглотнула. Она как раз приехала в пансион в Сент-Луисе в 1882-м, когда легендарный грабитель был убит. В газетах тогда только и писали что о его кровавых злодеяниях.
   — Он был вашим кузеном?
   — Да. Со стороны матери.
   — Боже правый!
   — Видишь, что я за субъект. — В глазах Гидеона блеснул веселый огонек.
   Да, может показаться, что он и впрямь опасный тип, подумала Хани. Даже более опасный, чем ей думалось. Но в глубине души она знала, что этот закоренелый преступник — честный и благородный человек. Он уже не раз это доказывал.
   — Я думаю, что вы джентльмен, — пробормотала она. — До мозга костей.
   Первым его побуждением было расхохотаться, но он сдержался. Эта прекрасная девушка ему доверяет. И она им восхищается. Может даже, немного влюблена в него. Он провел большим пальцем по ее щеке.
   — Спасибо, ясноглазая. — Он откашлялся и постарался изобразить на. лице улыбку. — А не проверить ли, как там наш кофе?
   Он смотрел на нее — воплощенная грация в мятом платье, возникшая из ниоткуда, — и его сердце таяло. Девушка подошла к костру, но тут же вернулась.
   — Кофе весь выкипел, — печально заявила она.
   — Ну и ладно. У нас все равно нет чашек. На, сделай глоток, — сказал он, протягивая ей бутылку. — Это поможет тебе заснуть.
   Она глотнула, чуть не поперхнувшись, и вернула ему бутылку.
   — Ложись. Я тебя хорошенько укрою.
   Хани послушалась. Она закрыла глаза, чувствуя, как согревается. Ей почему-то стало очень спокойно.