Страница:
— Доктор Бенсон, расскажите суду, что вы обнаружили, когда прибыли в гостиничный номер, — спросил обвинитель свидетеля, прохаживаясь перед скамьей присяжных.
— Когда я прибыл, служанка впустила меня в номер и провела в спальню, где лежало тело. Поскольку труп уже окоченел, я понял, что мистер Кювье уже несколько часов как мертв. Поначалу я посчитал, что он умер естественной смертью, но внезапно ощутил еле уловимый запах горького миндаля — явный признак отравления цианистым калием. При дальнейшем исследовании я заметил, что кожа трупа розовее обычного, и пришел к окончательному выводу, что покойного отравили.
— Какова была причина порозовения его кожи?
— Цианистый калий не дает красным кровяным тельцам получать кислород. А потому в кровяном потоке резко возрастает уровень окиси углерода, что приводит к потере сознания и удушению.
— Это единственный признак отравления цианистым калием?
— Нет, обычно жертва начинает хватать ртом воздух, затем начинается головокружение, сильная головная боль и тошнота. Многие перед смертью испытывают сильную рвоту.
— Так что же, Жан мог мучиться в течение нескольких часов?
— Трудно сказать. В крови у него был обнаружен еще и лауданум. Так что он вполне мог быть в бессознательном состоянии, когда симптомы стали проявляться.
— Вы можете сказать, какие именно дозы лауданума и цианистого калия получил мистер Кювье?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Обвинитель кивнул.
— И последний вопрос, мистер Бенсон. Можете ли вы описать, как вела себя мисс Дю Шамп в то время, пока вы находились в гостиничном номере?
— Протестую, — отозвался Дрю, — данный вопрос провоцирует свидетеля.
— Хорошо, я поставлю свой вопрос иначе, ваша честь, — ухмыльнулся Пол Финни.
— Пока вы были там, плакала ли мисс Дю Шамп? Была ли она сильно расстроена смертью ее предполагаемого мужа?
— Она… Она была спокойна, и я не помню, чтобы она проронила хотя бы одну слезинку.
— Благодарю вас, доктор. Свидетель ваш, — бросил Финни, поворачиваясь к сопернику.
Солье встал и подошел к свидетелю.
— Подзащитная призналась, что добавляла лауданум в чай своему мужу. Эту опиумную настойку она давала ему регулярно, дабы удержать его от неприятных для нее половых сношений.
Могла ли убить Жана та небольшая доза, которую он получал ежедневно?
— Человека, привыкшего к лаудануму, трудно убить передозировкой. Ей пришлось бы дать ему сразу несколько флаконов.
— Результаты вскрытия говорят, какое именно количество опиумной настойки получил мистер Кювье?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— По вашему мнению, доктор, мистера Кювье убил лауданум?
— Нет, сэр. Я уверен, что он умер от цианистого калия.
Дрю улыбнулся.
— Благодарю вас, доктор.
— Затем он повернулся к судье.
— Больше у меня нет никаких вопросов, ваша честь.
Судья посмотрел на обвинителя.
— Следующий свидетель.
Лайла посмотрела на Дрю, и он подарил ей ободряющий взгляд.
Внезапно она подумала, что этот процесс не закончится никогда, и она никогда не станет свободной, чтобы любить его.
Дрю сидел в библиотеке с приглушенным освещением и держал в руке стаканчик с бренди. Перед глазами стояла Тереза Сикамор. Его преследовало ее страшное, окровавленное и распухшее лицо. Господи, как же он ее подвел!
Теперь, в самый разгар процесса над Лайлой, ему казалось, что у него произошло раздвоение личности, и он не мог ни на чем сосредоточиться. Отчасти из-за убийства Брайена Сикамора, частично из-за того, что постоянно помнил о своем желании использовать процесс над Лайлой Дю Шамп, чтобы привлечь общественное внимание к своей персоне. Демократы могут выставить своего кандидата уже в ближайшем будущем, и он собирался заручиться их поддержкой и стать новым мэром этого города.
Лайла имела веские причины обвинять его в том, что он использует суд на ней в качестве саморекламы. Но кроме этого… он просто хотел быть с Лайлой. Ночь, проведенная с ней, стала самым потрясающим сексуальным опытом в его жизни. С другой стороны, она никогда не будет принята в высших кругах американского общества, куда он так стремится.
Его родной отец предупреждал, чтобы он не связывался с этой женщиной, и тем не менее Дрю так хотелось оказаться с ней в одной постели… К черту политику!..
Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ
Глава СЕМНАДЦАТАЯ
— Когда я прибыл, служанка впустила меня в номер и провела в спальню, где лежало тело. Поскольку труп уже окоченел, я понял, что мистер Кювье уже несколько часов как мертв. Поначалу я посчитал, что он умер естественной смертью, но внезапно ощутил еле уловимый запах горького миндаля — явный признак отравления цианистым калием. При дальнейшем исследовании я заметил, что кожа трупа розовее обычного, и пришел к окончательному выводу, что покойного отравили.
— Какова была причина порозовения его кожи?
— Цианистый калий не дает красным кровяным тельцам получать кислород. А потому в кровяном потоке резко возрастает уровень окиси углерода, что приводит к потере сознания и удушению.
— Это единственный признак отравления цианистым калием?
— Нет, обычно жертва начинает хватать ртом воздух, затем начинается головокружение, сильная головная боль и тошнота. Многие перед смертью испытывают сильную рвоту.
— Так что же, Жан мог мучиться в течение нескольких часов?
— Трудно сказать. В крови у него был обнаружен еще и лауданум. Так что он вполне мог быть в бессознательном состоянии, когда симптомы стали проявляться.
— Вы можете сказать, какие именно дозы лауданума и цианистого калия получил мистер Кювье?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Обвинитель кивнул.
— И последний вопрос, мистер Бенсон. Можете ли вы описать, как вела себя мисс Дю Шамп в то время, пока вы находились в гостиничном номере?
— Протестую, — отозвался Дрю, — данный вопрос провоцирует свидетеля.
— Хорошо, я поставлю свой вопрос иначе, ваша честь, — ухмыльнулся Пол Финни.
— Пока вы были там, плакала ли мисс Дю Шамп? Была ли она сильно расстроена смертью ее предполагаемого мужа?
— Она… Она была спокойна, и я не помню, чтобы она проронила хотя бы одну слезинку.
— Благодарю вас, доктор. Свидетель ваш, — бросил Финни, поворачиваясь к сопернику.
Солье встал и подошел к свидетелю.
— Подзащитная призналась, что добавляла лауданум в чай своему мужу. Эту опиумную настойку она давала ему регулярно, дабы удержать его от неприятных для нее половых сношений.
Могла ли убить Жана та небольшая доза, которую он получал ежедневно?
— Человека, привыкшего к лаудануму, трудно убить передозировкой. Ей пришлось бы дать ему сразу несколько флаконов.
— Результаты вскрытия говорят, какое именно количество опиумной настойки получил мистер Кювье?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— По вашему мнению, доктор, мистера Кювье убил лауданум?
— Нет, сэр. Я уверен, что он умер от цианистого калия.
Дрю улыбнулся.
— Благодарю вас, доктор.
— Затем он повернулся к судье.
— Больше у меня нет никаких вопросов, ваша честь.
Судья посмотрел на обвинителя.
— Следующий свидетель.
Лайла посмотрела на Дрю, и он подарил ей ободряющий взгляд.
Внезапно она подумала, что этот процесс не закончится никогда, и она никогда не станет свободной, чтобы любить его.
Дрю сидел в библиотеке с приглушенным освещением и держал в руке стаканчик с бренди. Перед глазами стояла Тереза Сикамор. Его преследовало ее страшное, окровавленное и распухшее лицо. Господи, как же он ее подвел!
Теперь, в самый разгар процесса над Лайлой, ему казалось, что у него произошло раздвоение личности, и он не мог ни на чем сосредоточиться. Отчасти из-за убийства Брайена Сикамора, частично из-за того, что постоянно помнил о своем желании использовать процесс над Лайлой Дю Шамп, чтобы привлечь общественное внимание к своей персоне. Демократы могут выставить своего кандидата уже в ближайшем будущем, и он собирался заручиться их поддержкой и стать новым мэром этого города.
Лайла имела веские причины обвинять его в том, что он использует суд на ней в качестве саморекламы. Но кроме этого… он просто хотел быть с Лайлой. Ночь, проведенная с ней, стала самым потрясающим сексуальным опытом в его жизни. С другой стороны, она никогда не будет принята в высших кругах американского общества, куда он так стремится.
Его родной отец предупреждал, чтобы он не связывался с этой женщиной, и тем не менее Дрю так хотелось оказаться с ней в одной постели… К черту политику!..
Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ
Лайла уже два часа как пыталась уснуть, но все время вспоминала события прошедшего дня. Уставшая и жаждавшая забвения, она все еще будто слышала показания коронера.
Дрю раньше говорил ей, что по заключению эксперта Жан, вне всякого сомнения, умер от отравления цианистым калием, и тем не менее она опасалась, что лауданум лишил покойного возможности позвать на помощь. И наверняка многие присяжные посчитали, что она добавила в чай не только опиумную настойку.
В ночь смерти Жана она испытала необыкновенное облегчение. Ей казалось, что теперь она свободна и вольна наутро уехать, куда ей заблагорассудится. Будущее впервые после замужества показалось ей светлым и счастливым.
Но как же присяжные посчитают ее невиновной, если коронер сообщил, что она не пролила ни единой слезинки по мужу? Конечно же, она радовалась, когда Жан исчез из ее жизни, но то, что он умер, несомненно, ее потрясло. Так или иначе, наутро она собиралась навсегда покинуть его. Уже через сутки она была бы в Батон-Руж, но судьба распорядилась иначе.
Осознав, что уснуть сегодня ей все равно не удастся, Лайла отбросила одеяло. Зевнув, она схватила халат и накинула его на ночную рубашку. Она открыла дверь, в коридоре стояла полная тишина.
Пройдя на цыпочках мимо комнаты Дрю, она спустилась по лестнице вниз в надежде найти в библиотеке какую-нибудь книгу. Но когда она оказалась у дверей, увидела, что там горит свет.
Лайла слегка приоткрыла дверь. Солье сидел в кресле со стаканом бренди в руке и смотрел куда-то вдаль.
— Представь, я боялась тебя разбудить и кралась мимо твоей комнаты на цыпочках, — сказала она.
Дрю оторвался от своих размышлений, но так ничего и не сказал, когда она вошла в комнату. Она села на стул напротив него и пристально посмотрела ему в глаза. Отстраненный и погруженный в себя, Дрю несколько минут сидел молча.
— Я что, прервала твои размышления? По поводу чего ты так переживал весь день? — спросила Лайла, ощутив внезапное разочарование. Когда она увидела его здесь, она подумала… О чем? О чувстве покоя и защищенности в его объятиях. О том, как ей снова хотелось ловить ртом его губы. О том, как его пальцы ласкают ее груди. О, как ей хотелось повторить тот сладкий опыт, испытать чувственную радость той, как теперь казалось, далекой ночи. Еще раз ощутить кожей, как скользит по ней его обнаженное тело.
Хоть она и старалась не вспоминать об этом, каждый раз, когда он на нее смотрел, она вспоминала о том, что испытывала в ту ночь, когда они занимались любовью.
Она уже встала, чтобы уйти, а он продолжал хранить молчание.
— Нет, останься, — наконец промолвил он. — Прости, но у меня из головы не идет мой последний клиент.
— А в чем там дело? — спросила она, вновь присаживаясь.
Поначалу все было элементарно, — горько усмехнулся Дрю. — Бракоразводный процесс пары с двумя детьми, да только вот закончилось все делом об убийстве.
— Я слышала, как кто-то в суде говорил, что прошлой ночью в городе произошло убийство, сказала Лайла. — Так что, это твоя клиентка убила своего мужа?
— Нет, моим клиентом оказался убитый муж. А теперь, поскольку я чувствую себя отчасти виновным в случившемся, я беру на себя защиту жены.
— Но почему ты чувствуешь свою вину?
— Потому что не поверил собственному чутью! воскликнул Дрю, ударив кулаком в ладонь. — Мой клиент ведь не сказал мне, что регулярно избивает свою жену, и хотя у меня были подозрения, я их проигнорировал и даже посоветовал попробовать взять детей под свою опеку. Его жена, испугавшись, что потеряет их навсегда, вновь к нему вернулась. Однажды ночью сын решил заступиться за мать, когда отец вновь стал ее бить. Этот негодяй едва не убил десятилетнего мальчика.
— О, господи! — воскликнула Лайла, видя, как исказилось от боли лицо Дрю. — Надеюсь, с ним все в порядке?
— Рассечена губа, выбит зуб и легкое сотрясение мозга… Но вот что до его матери… — Солье тяжело вздохнул. — У нее такой вид, будто муж намеренно хотел ее умертвить…
Лайла молчала, понимая, какую боль носил он в себе весь день, размышляя над тем, какую роль сыграл лично он в произошедшей трагедии.
— Его жена, такая спокойная, нежная. Просто она решила, что он не смеет калечить ее детей. Одним выстрелом она покончила с ним, — Дрю сделал большой глоток из стакана.
— А теперь ты чувствуешь, что во всем виноват…
Дрю посмотрел на нее.
— Отчасти, да.
Она встала со стула и подошла к нему. Встав на колени у его кресла, она коснулась ладонью его руки.
— Скажи мне, а что еще ты мог предпринять?
— Лайла, да нет никаких законов, чтобы помочь такой, как она. Но я не верю, что не смог бы предотвратить надвигавшуюся беду. По крайней мере, я мог посадить ее вместе с детьми на поезд, чтобы они навсегда уехали из Нового Орлеана.
Лайла немного помолчала, зная, что такой мужчина, как Дрю, сдаваться не привык.
— У таких женщин, как жена твоего клиента, выбора мало. Покончить с рукоприкладством, спрятаться от мужа или же убить его. Мне кажется, она просто защищалась. Думаю, за это ее не казнят.
Он еще раз пригубил бренди, закрыл глаза и вздохнул.
— Это еще не все. Видишь ли, ее муж, мой клиент, был весьма значимым членом Клуба демократов. Организации, поддержки которой я давно уже искал…
Он закрыл лицо руками.
— Господи, какой же дрянью я себя чувствую!.. Удивленная тем, что он винит себя в смерти Сикамора, Лайла ощутила внезапный приступ жалости к этому мужчине.
— Все мы делаем ошибки, а ты такой амбициозный…
— Порой мне кажется, что стать мэром не моя мечта. И что все это придумал мой отец.
Никогда еще Дрю перед ней не раскрывался так. Лайла вздохнула.
— Только ты сможешь ответить на этот вопрос.
— Быть может, я вовсе не хочу быть обязанным людям вроде Сикамора? Или ежедневно общаться с продажными полицейскими и грязными политиками? — Создавалось впечатление, будто Дрю беседует сам с собой.
Она погладила его по руке.
— Члены городского Совета теперь сидят в тюрьме, а импичмент последнего мэра показывает, что политика в Новом Орлеане отнюдь не чиста, — прошептала Лайла.
— Да нет, здесь всегда творились безобразия. Просто какая-то часть меня хочет, чтобы все в нашем городе изменилось к лучшему, — сказал Дрю. — Но что я смогу сделать, если коррупция пустила столь глубокие корни?
Лайла молчала, понимая, что сейчас ему нужен просто слушатель. В глубине души Дрю оказался очень ранимым, и за это она стала любить его еще больше.
— Только ты можешь принять окончательное решение, — подытожила она.
Лайла, но помогать таким женщинам, как Тереза Сикамор, дело куда более благодарное, нежели мирить членов городского Совета с окружными боссами. И разве не учился я на юриста? Дрю немного помолчал.
— Много лет я мечтал стать мэром, но зачем?
Лайле было понятно его смятение, и она надеялась, что поможет ему в этом разобраться. Ей так хотелось успокоить его и утешить, но она чувствовала, что сейчас ему не требуется утешение.
— Боюсь, что с Терезой Сикамор в тюрьме будут ужасно обращаться. Они передадут ее дело какому-нибудь бесчестному детективу, которому будет на нее абсолютно наплевать. Для него что шлюха, что мать двоих детей, все одинаково.
Дрю тяжело вздохнул.
— Но все же она убила своего мужа, — негромко сказала Лайла.
— Да, но мало кто осудит ее, когда я покажу суду ее фотографию и фото ее ребенка.
На душе у Лайлы потеплело, в этот миг она была рада тому, что Дрю настоял на том, чтобы быть ее адвокатом. Прежде она не сознавала, сколь небезразличны ему его клиенты. Да, он взялся за ее дело ради саморекламы, но он так же волновался за людей, которых брался защищать. Как же ей все-таки с ним повезло!
— И как ты собираешься ей помочь? — спросила она, инстинктивно понимая, что Дрю не будет сидеть сложа руки и смотреть, как эту женщину посадят за решетку до конца ее дней.
Я взялся за ее дело и на суде буду ее защищать. Завтра же я пойду туда. А то они еще ей припишут умышленное убийство. Когда он ударил ее сына, у нее не оставалось иного выхода, кроме как убить его. Уехать от мужа она уже пробовала. Спустя некоторое время Лайла поняла, что Дрю смотрит на нее с явной симпатией.
— Ты вот уже целый час слушаешь меня и не перебиваешь. И спасибо за то, что не осуждаешь.
— Ты собираешься исправить ошибку, как я могу тебя за это судить? И я не знаю, что бы ты такого мог предпринять в отношении Брайена Сикамора, распускавшего в семье руки. Он бы просто подыскал себе другого адвоката.
Он прикоснулся пальцами к ее подбородку.
— Спасибо, что ты внимательно меня слушала. Я просто хочу помочь этой женщине. И когда-то давным-давно я хотел стать мэром, чтобы положить конец поразившей этот город коррупции. Но сейчас я считаю, что вряд ли способен что-то здесь изменить. Пост мэра не стоит того, чтобы продавать душу дьяволу.
Она улыбнулась и протянула ему руку.
— Пойдем спать, Дрю. Уже поздно, а завтра в суде мы должны быть свежими и бодрыми.
Он допил бренди, поставил стакан, и взял ее за руку. Здоровой рукой он помог ей подняться с пола. Как только его пальцы сжали ее ладонь, пульс Лайлы участился, а дыхание стало прерывистым. Он внимательно посмотрел на нее, и в его глазах загорелся огонь страсти.
Дрю отпустил ее руку.
— Да, нам надо ложиться спать, — пробормотал он как-то неуверенно.
Затем вновь взял ее за руку, и она ощутила жар его ладони, когда они выходили из библиотеки. С каждым шагом Лайла чувствовала все более нараставшее напряжение: порядочные женщины не предлагают свою постель мужчинам, с которыми они не состоят в браке, но ведь порядочных женщин и не судят за убийство.
Когда они поднялись на второй этаж, Дрю отпустил ее руку. Какое-то время они молчали, стоя у двери в комнату Лайлы и пространство между ними, казалось, звенело от напряжения.
Наконец Дрю убрал прядь волос, упавшую ей на лицо.
— Спасибо, что выслушала меня сейчас. По-моему, еще никто не был столь добр ко мне.
В ответ она взяла его руку и осыпала поцелуями пальцы.
У Дрю перехватило дыхание.
— Господи, Лайла!
Она стала тереться щекой о его ладонь, позволяя его пальцам ласкать ее кожу. Потихоньку она опустила его ладонь себе на шею, потом на грудь, пока его пальцы не коснулись ее сосков.
— Ты уверена? — спросил Дрю, тяжело дыша, прекрасно понимая ее молчаливое приглашение.
Она не ответила. Не отпуская его руки, она затянула его в комнату и плотно закрыла дверь.
Как только дверь закрылась, Дрю сразу же заключил женщину в объятия. Он закрыл ей рот своими губами. Сначала он целовал ее нежно, потом все крепче и крепче, пока она слегка не разомкнула свои губы, ощутив легкий привкус дорогого бренди в его дыхании.
Жажда жизни и желание оставаться в его объятиях толкали ее вперед, по мере того как теплые губы мужчины ласкали ее уста. Она чувствовала, как ее тело отдается в его власть. Лайла жаждала мужчину, к которому испытывала влечение, который целовал ее так, как будто в целом свете для него существовала лишь одна она — единственная; мужчину, который будет заботиться о ней и который будет переживать за нее всю отмеренную ей жизнь. И хотя Дрю, наверное, не любит ее, она своей любовью заполнит и эту пустоту, ибо в руках его пережила она тысячу счастливых мгновений, чувствуя себя любимой и желанной.
Прежде она еще никогда не дарила свое сердце мужчине, а сегодня ночью собиралась отдать Дрю свое тело, желая физически выразить то, чего не могла сказать в словах.
Она вцепилась руками в широкие плечи Дрю по мере того, как его ласки будили в ней безумное желание. Его поцелуй поработил ее, сделав на всю ночь жаждавшей любви пленницей.
Пальцы Дрю попытались развязать пояс на ее халате, и тогда она, нехотя оторвавшись от его губ, спешно выполнила это за него. Сбросив халат, Лайла на шаг отступила от Дрю, уперлась ногами в медную кровать. Одарив его пламенным взглядом, она стянула сорочку через голову и бросила ее на пол. Набравшись мужества, она сняла с себя все и осталась перед Дрю обнаженной.
— Ты так прекрасна, — прошептал он, — куда лучше, чем в моих мечтах.
Он мечтал о ней? Дрожь пробежала по ее телу, когда его обжигающий взгляд заскользил по ее нагому телу.
Лайла неторопливо легла на кровать и забралась под одеяло. Теперь она лежала на боку, подперев голову рукой, и внимательно смотрела на Дрю.
— Ну, ложись в постель, Дрю, — томно прошептала она.
Он быстро снял свой халат и нижнее белье. Теперь мужчина стоял перед ней обнаженный, и она видела, насколько он силен, мужествен и красив как бог. Он быстро забрался к ней под одеяло, и Лайла потянулась к нему. Дрю прижал ее спиной к простыням, впился в ее рот губами, и Лайлу опять окатило волной чувственного жара. Язык Дрю скользил по ее телу, а Лайла гладила его волосы, наслаждаясь новыми ощущениями.
Сегодня ночью он был ей так нужен, ведь ее «завтра» могло оказаться столь кратким…
Грудь с грудью, Дрю скользил по ее телу, пока не поймал ртом сосок на ее груди. Он любовно посасывал этот нежный бутон, лаская и сжимая, и от этого сладкая боль внутри нее только усиливалась. Тело Лайлы судорожно изогнулось от нетерпения. Ей так хотелось сейчас почувствовать Дрю глубоко внутри себя! И, тем не менее, он все еще крепко держал ее за запястья, не позволяя ей ласкать себя.
— Дрю, — в волнении простонала она. — Я… я хочу тебя трогать.
— Еще рано, — ответил он, нежно покусывая ее живот. Он раздвинул ей ноги… В окно струился звездный свет, и Лайле показалось, будто жар, которым пылало ее лицо, сейчас озаряет темную комнату.
Затаив дыхание, она следила за тем, как его язык скользит все ниже и ниже. Ей и в голову раньше не могло прийти, что мужчина может…
— Дрю, — воскликнула она, когда его губы сомкнулись на самом средоточии ее женственности.
Он приподнял ей ноги и развел их пошире. Тело женщины содрогнулось от сильнейших ощущений, и крик радости сорвался с ее губ.
Никогда прежде она не испытывала столь грешного удовольствия и столь невероятного восторга. Она застонала, цепляясь за простыни, в то время как его ласки омывали крохотный бугорок удовольствия.
Мужчина ласкал ее пальцами, увлекая за собой на край света, заставляя ее взлетать к вершинам истинной чувственности, пока она, наконец, не опустилась обратно на землю, полностью удовлетворенная.
Какое-то время она лежала неподвижно, потрясенная силой этого опыта, в то время как Дрю с улыбкой взирал на нее.
Он обнял ее. Чувство надежности и защищенности вновь наполнило Лайлу, заставив позабыть обо всем.
— Тебе хорошо было? — спросил Дрю.
— Нет слов… — только и смогла ответить она.
Это превосходило все, что ей доводилось испытывать прежде. Но с другой стороны, разве мог кто-нибудь сравниться с Дрю! Он лучше всех.
А ведь сегодня ночью она собиралась его соблазнить, и вместо этого он полонил ее своей изысканной чувственностью.
Теперь наступила ее очередь одаривать его. Так пусть же молит о пощаде. Она быстро, страстно поцеловала его так, что у Дрю перехватило дыхание. Затем она стала нежно касаться губами его шеи, груди.
Она и подумать раньше не могла, что между женщиной и мужчиной возможно подобное. Ей никогда не нравился половой акт как таковой, до тех пор, пока она не разделила свою страсть с Дрю. Ей и во сне не могло раньше присниться, что когда-нибудь она станет звать к себе в постель мужчину, да еще и влюбится в него.
Страсть и любовь казались романтическими сказками, случавшимися с другими, но не с ней. А с Дрю ей хотелось больше, чем сказки, ей хотелось счастливого будущего.
Как только они слились воедино, сладость наполнила душу Лайлы, и ей захотелось, чтобы союз их был не только физическим. Ей хотелось, чтобы, когда она просыпается, каждое утро Дрю лежал бы рядом с ней. О, как бы тогда она была благодарна Богу за каждый новый день!
Дыхание ее участилось, и она почувствовала приближение оргазма, нервы напряглись, и в следующее мгновение женщина издала громкий крик, прижав Дрю к себе.
С последним отчаянным рывком Дрю соединился с возлюбленной, и тело его содрогнулось. Он рухнул на нее почти без сил, затем лег с боку, обняв ее нежно руками.
Полностью удовлетворенная, Лайла чувствовала себя так спокойно в его объятиях! Ибо только здесь она ощущала себя в полной безопасности. Смерть Жана, суд и возможная казнь казались теперь дурным сном, а не суровой реальностью, окунуться в которую ей предстояло с наступлением нового дня.
Успокоившись, она прижала Дрю к себе, чтобы прогнать все страхи. Ей хотелось подарить ему всю свою жизнь, а не единственную ночь.
Дрю тоже никак не мог уснуть. Ее тихое, ровное дыхание говорило о том, что Лайла крепко спит. Ему почему-то стало не по себе. Ее красота заставила его забыть об осторожности, и он вновь решил найти удовлетворение в ее постели.
И с чего это ему вдруг вздумалось защищать женщину, пристрастившуюся к опиумной настойке и подозреваемую в убийстве? Но он это сделал. И вот теперь он лежит с ней и ему хорошо.
Как хорошо, что она у него есть! Он раскрыл перед ней душу, а она никуда после этого не убежала, не высмеяла, она внимательно его слушала и не осуждала. Никто не вел себя так с ним прежде.
И если это просто похоть, почему же он не чувствует полного удовлетворения? Вместе они воплотили в жизнь его самые сокровенные сексуальные мечты, но ему почему-то хотелось большего. Простую похоть насытить куда проще.
Дрю никак не мог избавиться от мысли, что вновь просмотрел нечто важное. Нечто, что он просто обязан был распознать, но не смог.
Конечно, пройдет время, и в конце судебного процесса он оставит Лайлу в своем прошлом, чтобы двигаться к будущему.
А пока она спала без всякого лауданума, и он не мог не улыбнуться. С тех пор, как она бросила наркотик, Лайла стала крепче и духом и телом.
Память невольно возвращалась к тому, как она его выслушивала. Когда он признался Лайле, что совершил дурной поступок, он был просто уверен, что она осудит его за слепоту и глупость. Ему казалось, что он вполне заслуживает проклятий. Но ее понимание просто его удивило.
Рассвет прояснил очертания предметов комнаты, и Дрю понял, что скоро проснутся слуги. Он еще раз посмотрел на Лайлу, ему так не хотелось сейчас покидать ее, так не хотелось идти в свою комнату.
Слуги проснутся, а ему и Лайле надо будет вставать и одеваться: суд ждет. Он коснулся пальцами ее плеча, ее шелковой кожи. Ему хотелось разбудить ее сейчас поцелуями, ему хотелось гораздо большего, но он прекрасно понимал, что у них сейчас нет времени.
С большой неохотой он встал с кровати и отыскал свое нижнее белье. Накинув халат, он в последний раз посмотрел на Лайлу. Она все еще спала, рассыпав по подушке свои черные волосы.
Юношеские фантазии не шли ни в какое сравнение с реальностью проведенной ими вместе ночи. Однако от суровой правды никуда не спрятаться, и сегодня или завтра ему придется убедить присяжных, опросив всего лишь двух оставшихся свидетелей, в том, что Лайла Дю Шамп не могла убить Жана. Видит Бог, в школе юристов его не готовили к совершению подобных чудес.
Дрю раньше говорил ей, что по заключению эксперта Жан, вне всякого сомнения, умер от отравления цианистым калием, и тем не менее она опасалась, что лауданум лишил покойного возможности позвать на помощь. И наверняка многие присяжные посчитали, что она добавила в чай не только опиумную настойку.
В ночь смерти Жана она испытала необыкновенное облегчение. Ей казалось, что теперь она свободна и вольна наутро уехать, куда ей заблагорассудится. Будущее впервые после замужества показалось ей светлым и счастливым.
Но как же присяжные посчитают ее невиновной, если коронер сообщил, что она не пролила ни единой слезинки по мужу? Конечно же, она радовалась, когда Жан исчез из ее жизни, но то, что он умер, несомненно, ее потрясло. Так или иначе, наутро она собиралась навсегда покинуть его. Уже через сутки она была бы в Батон-Руж, но судьба распорядилась иначе.
Осознав, что уснуть сегодня ей все равно не удастся, Лайла отбросила одеяло. Зевнув, она схватила халат и накинула его на ночную рубашку. Она открыла дверь, в коридоре стояла полная тишина.
Пройдя на цыпочках мимо комнаты Дрю, она спустилась по лестнице вниз в надежде найти в библиотеке какую-нибудь книгу. Но когда она оказалась у дверей, увидела, что там горит свет.
Лайла слегка приоткрыла дверь. Солье сидел в кресле со стаканом бренди в руке и смотрел куда-то вдаль.
— Представь, я боялась тебя разбудить и кралась мимо твоей комнаты на цыпочках, — сказала она.
Дрю оторвался от своих размышлений, но так ничего и не сказал, когда она вошла в комнату. Она села на стул напротив него и пристально посмотрела ему в глаза. Отстраненный и погруженный в себя, Дрю несколько минут сидел молча.
— Я что, прервала твои размышления? По поводу чего ты так переживал весь день? — спросила Лайла, ощутив внезапное разочарование. Когда она увидела его здесь, она подумала… О чем? О чувстве покоя и защищенности в его объятиях. О том, как ей снова хотелось ловить ртом его губы. О том, как его пальцы ласкают ее груди. О, как ей хотелось повторить тот сладкий опыт, испытать чувственную радость той, как теперь казалось, далекой ночи. Еще раз ощутить кожей, как скользит по ней его обнаженное тело.
Хоть она и старалась не вспоминать об этом, каждый раз, когда он на нее смотрел, она вспоминала о том, что испытывала в ту ночь, когда они занимались любовью.
Она уже встала, чтобы уйти, а он продолжал хранить молчание.
— Нет, останься, — наконец промолвил он. — Прости, но у меня из головы не идет мой последний клиент.
— А в чем там дело? — спросила она, вновь присаживаясь.
Поначалу все было элементарно, — горько усмехнулся Дрю. — Бракоразводный процесс пары с двумя детьми, да только вот закончилось все делом об убийстве.
— Я слышала, как кто-то в суде говорил, что прошлой ночью в городе произошло убийство, сказала Лайла. — Так что, это твоя клиентка убила своего мужа?
— Нет, моим клиентом оказался убитый муж. А теперь, поскольку я чувствую себя отчасти виновным в случившемся, я беру на себя защиту жены.
— Но почему ты чувствуешь свою вину?
— Потому что не поверил собственному чутью! воскликнул Дрю, ударив кулаком в ладонь. — Мой клиент ведь не сказал мне, что регулярно избивает свою жену, и хотя у меня были подозрения, я их проигнорировал и даже посоветовал попробовать взять детей под свою опеку. Его жена, испугавшись, что потеряет их навсегда, вновь к нему вернулась. Однажды ночью сын решил заступиться за мать, когда отец вновь стал ее бить. Этот негодяй едва не убил десятилетнего мальчика.
— О, господи! — воскликнула Лайла, видя, как исказилось от боли лицо Дрю. — Надеюсь, с ним все в порядке?
— Рассечена губа, выбит зуб и легкое сотрясение мозга… Но вот что до его матери… — Солье тяжело вздохнул. — У нее такой вид, будто муж намеренно хотел ее умертвить…
Лайла молчала, понимая, какую боль носил он в себе весь день, размышляя над тем, какую роль сыграл лично он в произошедшей трагедии.
— Его жена, такая спокойная, нежная. Просто она решила, что он не смеет калечить ее детей. Одним выстрелом она покончила с ним, — Дрю сделал большой глоток из стакана.
— А теперь ты чувствуешь, что во всем виноват…
Дрю посмотрел на нее.
— Отчасти, да.
Она встала со стула и подошла к нему. Встав на колени у его кресла, она коснулась ладонью его руки.
— Скажи мне, а что еще ты мог предпринять?
— Лайла, да нет никаких законов, чтобы помочь такой, как она. Но я не верю, что не смог бы предотвратить надвигавшуюся беду. По крайней мере, я мог посадить ее вместе с детьми на поезд, чтобы они навсегда уехали из Нового Орлеана.
Лайла немного помолчала, зная, что такой мужчина, как Дрю, сдаваться не привык.
— У таких женщин, как жена твоего клиента, выбора мало. Покончить с рукоприкладством, спрятаться от мужа или же убить его. Мне кажется, она просто защищалась. Думаю, за это ее не казнят.
Он еще раз пригубил бренди, закрыл глаза и вздохнул.
— Это еще не все. Видишь ли, ее муж, мой клиент, был весьма значимым членом Клуба демократов. Организации, поддержки которой я давно уже искал…
Он закрыл лицо руками.
— Господи, какой же дрянью я себя чувствую!.. Удивленная тем, что он винит себя в смерти Сикамора, Лайла ощутила внезапный приступ жалости к этому мужчине.
— Все мы делаем ошибки, а ты такой амбициозный…
— Порой мне кажется, что стать мэром не моя мечта. И что все это придумал мой отец.
Никогда еще Дрю перед ней не раскрывался так. Лайла вздохнула.
— Только ты сможешь ответить на этот вопрос.
— Быть может, я вовсе не хочу быть обязанным людям вроде Сикамора? Или ежедневно общаться с продажными полицейскими и грязными политиками? — Создавалось впечатление, будто Дрю беседует сам с собой.
Она погладила его по руке.
— Члены городского Совета теперь сидят в тюрьме, а импичмент последнего мэра показывает, что политика в Новом Орлеане отнюдь не чиста, — прошептала Лайла.
— Да нет, здесь всегда творились безобразия. Просто какая-то часть меня хочет, чтобы все в нашем городе изменилось к лучшему, — сказал Дрю. — Но что я смогу сделать, если коррупция пустила столь глубокие корни?
Лайла молчала, понимая, что сейчас ему нужен просто слушатель. В глубине души Дрю оказался очень ранимым, и за это она стала любить его еще больше.
— Только ты можешь принять окончательное решение, — подытожила она.
Лайла, но помогать таким женщинам, как Тереза Сикамор, дело куда более благодарное, нежели мирить членов городского Совета с окружными боссами. И разве не учился я на юриста? Дрю немного помолчал.
— Много лет я мечтал стать мэром, но зачем?
Лайле было понятно его смятение, и она надеялась, что поможет ему в этом разобраться. Ей так хотелось успокоить его и утешить, но она чувствовала, что сейчас ему не требуется утешение.
— Боюсь, что с Терезой Сикамор в тюрьме будут ужасно обращаться. Они передадут ее дело какому-нибудь бесчестному детективу, которому будет на нее абсолютно наплевать. Для него что шлюха, что мать двоих детей, все одинаково.
Дрю тяжело вздохнул.
— Но все же она убила своего мужа, — негромко сказала Лайла.
— Да, но мало кто осудит ее, когда я покажу суду ее фотографию и фото ее ребенка.
На душе у Лайлы потеплело, в этот миг она была рада тому, что Дрю настоял на том, чтобы быть ее адвокатом. Прежде она не сознавала, сколь небезразличны ему его клиенты. Да, он взялся за ее дело ради саморекламы, но он так же волновался за людей, которых брался защищать. Как же ей все-таки с ним повезло!
— И как ты собираешься ей помочь? — спросила она, инстинктивно понимая, что Дрю не будет сидеть сложа руки и смотреть, как эту женщину посадят за решетку до конца ее дней.
Я взялся за ее дело и на суде буду ее защищать. Завтра же я пойду туда. А то они еще ей припишут умышленное убийство. Когда он ударил ее сына, у нее не оставалось иного выхода, кроме как убить его. Уехать от мужа она уже пробовала. Спустя некоторое время Лайла поняла, что Дрю смотрит на нее с явной симпатией.
— Ты вот уже целый час слушаешь меня и не перебиваешь. И спасибо за то, что не осуждаешь.
— Ты собираешься исправить ошибку, как я могу тебя за это судить? И я не знаю, что бы ты такого мог предпринять в отношении Брайена Сикамора, распускавшего в семье руки. Он бы просто подыскал себе другого адвоката.
Он прикоснулся пальцами к ее подбородку.
— Спасибо, что ты внимательно меня слушала. Я просто хочу помочь этой женщине. И когда-то давным-давно я хотел стать мэром, чтобы положить конец поразившей этот город коррупции. Но сейчас я считаю, что вряд ли способен что-то здесь изменить. Пост мэра не стоит того, чтобы продавать душу дьяволу.
Она улыбнулась и протянула ему руку.
— Пойдем спать, Дрю. Уже поздно, а завтра в суде мы должны быть свежими и бодрыми.
Он допил бренди, поставил стакан, и взял ее за руку. Здоровой рукой он помог ей подняться с пола. Как только его пальцы сжали ее ладонь, пульс Лайлы участился, а дыхание стало прерывистым. Он внимательно посмотрел на нее, и в его глазах загорелся огонь страсти.
Дрю отпустил ее руку.
— Да, нам надо ложиться спать, — пробормотал он как-то неуверенно.
Затем вновь взял ее за руку, и она ощутила жар его ладони, когда они выходили из библиотеки. С каждым шагом Лайла чувствовала все более нараставшее напряжение: порядочные женщины не предлагают свою постель мужчинам, с которыми они не состоят в браке, но ведь порядочных женщин и не судят за убийство.
Когда они поднялись на второй этаж, Дрю отпустил ее руку. Какое-то время они молчали, стоя у двери в комнату Лайлы и пространство между ними, казалось, звенело от напряжения.
Наконец Дрю убрал прядь волос, упавшую ей на лицо.
— Спасибо, что выслушала меня сейчас. По-моему, еще никто не был столь добр ко мне.
В ответ она взяла его руку и осыпала поцелуями пальцы.
У Дрю перехватило дыхание.
— Господи, Лайла!
Она стала тереться щекой о его ладонь, позволяя его пальцам ласкать ее кожу. Потихоньку она опустила его ладонь себе на шею, потом на грудь, пока его пальцы не коснулись ее сосков.
— Ты уверена? — спросил Дрю, тяжело дыша, прекрасно понимая ее молчаливое приглашение.
Она не ответила. Не отпуская его руки, она затянула его в комнату и плотно закрыла дверь.
Как только дверь закрылась, Дрю сразу же заключил женщину в объятия. Он закрыл ей рот своими губами. Сначала он целовал ее нежно, потом все крепче и крепче, пока она слегка не разомкнула свои губы, ощутив легкий привкус дорогого бренди в его дыхании.
Жажда жизни и желание оставаться в его объятиях толкали ее вперед, по мере того как теплые губы мужчины ласкали ее уста. Она чувствовала, как ее тело отдается в его власть. Лайла жаждала мужчину, к которому испытывала влечение, который целовал ее так, как будто в целом свете для него существовала лишь одна она — единственная; мужчину, который будет заботиться о ней и который будет переживать за нее всю отмеренную ей жизнь. И хотя Дрю, наверное, не любит ее, она своей любовью заполнит и эту пустоту, ибо в руках его пережила она тысячу счастливых мгновений, чувствуя себя любимой и желанной.
Прежде она еще никогда не дарила свое сердце мужчине, а сегодня ночью собиралась отдать Дрю свое тело, желая физически выразить то, чего не могла сказать в словах.
Она вцепилась руками в широкие плечи Дрю по мере того, как его ласки будили в ней безумное желание. Его поцелуй поработил ее, сделав на всю ночь жаждавшей любви пленницей.
Пальцы Дрю попытались развязать пояс на ее халате, и тогда она, нехотя оторвавшись от его губ, спешно выполнила это за него. Сбросив халат, Лайла на шаг отступила от Дрю, уперлась ногами в медную кровать. Одарив его пламенным взглядом, она стянула сорочку через голову и бросила ее на пол. Набравшись мужества, она сняла с себя все и осталась перед Дрю обнаженной.
— Ты так прекрасна, — прошептал он, — куда лучше, чем в моих мечтах.
Он мечтал о ней? Дрожь пробежала по ее телу, когда его обжигающий взгляд заскользил по ее нагому телу.
Лайла неторопливо легла на кровать и забралась под одеяло. Теперь она лежала на боку, подперев голову рукой, и внимательно смотрела на Дрю.
— Ну, ложись в постель, Дрю, — томно прошептала она.
Он быстро снял свой халат и нижнее белье. Теперь мужчина стоял перед ней обнаженный, и она видела, насколько он силен, мужествен и красив как бог. Он быстро забрался к ней под одеяло, и Лайла потянулась к нему. Дрю прижал ее спиной к простыням, впился в ее рот губами, и Лайлу опять окатило волной чувственного жара. Язык Дрю скользил по ее телу, а Лайла гладила его волосы, наслаждаясь новыми ощущениями.
Сегодня ночью он был ей так нужен, ведь ее «завтра» могло оказаться столь кратким…
Грудь с грудью, Дрю скользил по ее телу, пока не поймал ртом сосок на ее груди. Он любовно посасывал этот нежный бутон, лаская и сжимая, и от этого сладкая боль внутри нее только усиливалась. Тело Лайлы судорожно изогнулось от нетерпения. Ей так хотелось сейчас почувствовать Дрю глубоко внутри себя! И, тем не менее, он все еще крепко держал ее за запястья, не позволяя ей ласкать себя.
— Дрю, — в волнении простонала она. — Я… я хочу тебя трогать.
— Еще рано, — ответил он, нежно покусывая ее живот. Он раздвинул ей ноги… В окно струился звездный свет, и Лайле показалось, будто жар, которым пылало ее лицо, сейчас озаряет темную комнату.
Затаив дыхание, она следила за тем, как его язык скользит все ниже и ниже. Ей и в голову раньше не могло прийти, что мужчина может…
— Дрю, — воскликнула она, когда его губы сомкнулись на самом средоточии ее женственности.
Он приподнял ей ноги и развел их пошире. Тело женщины содрогнулось от сильнейших ощущений, и крик радости сорвался с ее губ.
Никогда прежде она не испытывала столь грешного удовольствия и столь невероятного восторга. Она застонала, цепляясь за простыни, в то время как его ласки омывали крохотный бугорок удовольствия.
Мужчина ласкал ее пальцами, увлекая за собой на край света, заставляя ее взлетать к вершинам истинной чувственности, пока она, наконец, не опустилась обратно на землю, полностью удовлетворенная.
Какое-то время она лежала неподвижно, потрясенная силой этого опыта, в то время как Дрю с улыбкой взирал на нее.
Он обнял ее. Чувство надежности и защищенности вновь наполнило Лайлу, заставив позабыть обо всем.
— Тебе хорошо было? — спросил Дрю.
— Нет слов… — только и смогла ответить она.
Это превосходило все, что ей доводилось испытывать прежде. Но с другой стороны, разве мог кто-нибудь сравниться с Дрю! Он лучше всех.
А ведь сегодня ночью она собиралась его соблазнить, и вместо этого он полонил ее своей изысканной чувственностью.
Теперь наступила ее очередь одаривать его. Так пусть же молит о пощаде. Она быстро, страстно поцеловала его так, что у Дрю перехватило дыхание. Затем она стала нежно касаться губами его шеи, груди.
Она и подумать раньше не могла, что между женщиной и мужчиной возможно подобное. Ей никогда не нравился половой акт как таковой, до тех пор, пока она не разделила свою страсть с Дрю. Ей и во сне не могло раньше присниться, что когда-нибудь она станет звать к себе в постель мужчину, да еще и влюбится в него.
Страсть и любовь казались романтическими сказками, случавшимися с другими, но не с ней. А с Дрю ей хотелось больше, чем сказки, ей хотелось счастливого будущего.
Как только они слились воедино, сладость наполнила душу Лайлы, и ей захотелось, чтобы союз их был не только физическим. Ей хотелось, чтобы, когда она просыпается, каждое утро Дрю лежал бы рядом с ней. О, как бы тогда она была благодарна Богу за каждый новый день!
Дыхание ее участилось, и она почувствовала приближение оргазма, нервы напряглись, и в следующее мгновение женщина издала громкий крик, прижав Дрю к себе.
С последним отчаянным рывком Дрю соединился с возлюбленной, и тело его содрогнулось. Он рухнул на нее почти без сил, затем лег с боку, обняв ее нежно руками.
Полностью удовлетворенная, Лайла чувствовала себя так спокойно в его объятиях! Ибо только здесь она ощущала себя в полной безопасности. Смерть Жана, суд и возможная казнь казались теперь дурным сном, а не суровой реальностью, окунуться в которую ей предстояло с наступлением нового дня.
Успокоившись, она прижала Дрю к себе, чтобы прогнать все страхи. Ей хотелось подарить ему всю свою жизнь, а не единственную ночь.
Дрю тоже никак не мог уснуть. Ее тихое, ровное дыхание говорило о том, что Лайла крепко спит. Ему почему-то стало не по себе. Ее красота заставила его забыть об осторожности, и он вновь решил найти удовлетворение в ее постели.
И с чего это ему вдруг вздумалось защищать женщину, пристрастившуюся к опиумной настойке и подозреваемую в убийстве? Но он это сделал. И вот теперь он лежит с ней и ему хорошо.
Как хорошо, что она у него есть! Он раскрыл перед ней душу, а она никуда после этого не убежала, не высмеяла, она внимательно его слушала и не осуждала. Никто не вел себя так с ним прежде.
И если это просто похоть, почему же он не чувствует полного удовлетворения? Вместе они воплотили в жизнь его самые сокровенные сексуальные мечты, но ему почему-то хотелось большего. Простую похоть насытить куда проще.
Дрю никак не мог избавиться от мысли, что вновь просмотрел нечто важное. Нечто, что он просто обязан был распознать, но не смог.
Конечно, пройдет время, и в конце судебного процесса он оставит Лайлу в своем прошлом, чтобы двигаться к будущему.
А пока она спала без всякого лауданума, и он не мог не улыбнуться. С тех пор, как она бросила наркотик, Лайла стала крепче и духом и телом.
Память невольно возвращалась к тому, как она его выслушивала. Когда он признался Лайле, что совершил дурной поступок, он был просто уверен, что она осудит его за слепоту и глупость. Ему казалось, что он вполне заслуживает проклятий. Но ее понимание просто его удивило.
Рассвет прояснил очертания предметов комнаты, и Дрю понял, что скоро проснутся слуги. Он еще раз посмотрел на Лайлу, ему так не хотелось сейчас покидать ее, так не хотелось идти в свою комнату.
Слуги проснутся, а ему и Лайле надо будет вставать и одеваться: суд ждет. Он коснулся пальцами ее плеча, ее шелковой кожи. Ему хотелось разбудить ее сейчас поцелуями, ему хотелось гораздо большего, но он прекрасно понимал, что у них сейчас нет времени.
С большой неохотой он встал с кровати и отыскал свое нижнее белье. Накинув халат, он в последний раз посмотрел на Лайлу. Она все еще спала, рассыпав по подушке свои черные волосы.
Юношеские фантазии не шли ни в какое сравнение с реальностью проведенной ими вместе ночи. Однако от суровой правды никуда не спрятаться, и сегодня или завтра ему придется убедить присяжных, опросив всего лишь двух оставшихся свидетелей, в том, что Лайла Дю Шамп не могла убить Жана. Видит Бог, в школе юристов его не готовили к совершению подобных чудес.
Глава СЕМНАДЦАТАЯ
Лайла сидела за адвокатским столом в ожидании начала суда и чувствовала себя куда более живой, чем все последние месяцы. Было полным безумием, что она, всего лишь несколько дней тому назад так страшившаяся смерти, вдруг влюбилась. И в это утро любовь наполняла ее радостью и помогала выстоять еще один день на этом процессе.
Сегодня утром, за завтраком, они так весело подтрунивали друг над другом… О, если бы каждое утро в ее жизни начиналось так великолепно! Впервые за многие годы она чувствовала себя просто счастливой.
В зал с непроницаемыми лицами вошли присяжные и заняли свои места.
— Всем встать, председательствует судья Франсуа Димитриус, — объявил пристав.
Открылась дверь, и в зал едва ли не вбежал судья, с вечной маской — серьезности на лице. Он сел за скамью и бросил взгляд на обвинителя.
— Доброе утро, ну что ж, начнем… Пол Финни встал.
— Обвинение вызывает капитана Фрэнка Оливера.
У Лайлы дыхание перехватило, когда она услышала имя своего крестного отца, и ей показалось, что она сейчас лишится чувств.
— А ты говорила, что его нет в Штатах и что он не успеет вернуться к началу процесса.
Выражение лица у Солье стало злым, а глаза подозрительно сощурились.
— Вообще-то он не должен был вернуться, — сказала Лайла, понимая, что попала впросак, и Дрю, судя по всему, возненавидит ее после того, как Фрэнк выступит со своими показаниями.
— Что ж он нам такого поведает? — прошептал Дрю.
В ответ она лишь покачала головой, не в состоянии произнести ни слова.
Она смотрела, как капитан дает присягу на Библии, и при воспоминании о последней с ним встрече, ее бросило в дрожь.
— Расскажите нам, в каких отношениях вы находитесь с обвиняемой? — спросил обвинитель у лучшего друга ее отца.
Сегодня утром, за завтраком, они так весело подтрунивали друг над другом… О, если бы каждое утро в ее жизни начиналось так великолепно! Впервые за многие годы она чувствовала себя просто счастливой.
В зал с непроницаемыми лицами вошли присяжные и заняли свои места.
— Всем встать, председательствует судья Франсуа Димитриус, — объявил пристав.
Открылась дверь, и в зал едва ли не вбежал судья, с вечной маской — серьезности на лице. Он сел за скамью и бросил взгляд на обвинителя.
— Доброе утро, ну что ж, начнем… Пол Финни встал.
— Обвинение вызывает капитана Фрэнка Оливера.
У Лайлы дыхание перехватило, когда она услышала имя своего крестного отца, и ей показалось, что она сейчас лишится чувств.
— А ты говорила, что его нет в Штатах и что он не успеет вернуться к началу процесса.
Выражение лица у Солье стало злым, а глаза подозрительно сощурились.
— Вообще-то он не должен был вернуться, — сказала Лайла, понимая, что попала впросак, и Дрю, судя по всему, возненавидит ее после того, как Фрэнк выступит со своими показаниями.
— Что ж он нам такого поведает? — прошептал Дрю.
В ответ она лишь покачала головой, не в состоянии произнести ни слова.
Она смотрела, как капитан дает присягу на Библии, и при воспоминании о последней с ним встрече, ее бросило в дрожь.
— Расскажите нам, в каких отношениях вы находитесь с обвиняемой? — спросил обвинитель у лучшего друга ее отца.