биться, и тогда вы потеряли терпение, устав трудиться в поте лица, устав
жить на скромные доходы от лекарств, в то время как иные владели
миллионами.
Сенатора нужно было лишь чуточку подтолкнуть. Вы лечили его и легко
могли справиться с этим сами, но вы действуете иначе. Пусть лучше на риск
пойдет кто-нибудь другой. Не на слишком большой риск, конечно - капитал
ведь достался бы вам только через Зинни. Вы помогли ей подготовить
психологическую почву таким образом, чтобы подозрение сразу пало бы на
Карла. Сваливая вину на Карла, вы добивались двойной цели - замять любое
серьезное расследование и вывести из игры Карла и Милдред. Вы хотели
завладеть всем состоянием Холлманов.
Когда сенатора не стало, между вами и деньгами оставалось всего лишь
одно препятствие. Зинни хотела пойти простым путем - получить развод, но
разводу мешал ребенок. И вы тоже, как мне кажется. Оставалась еще одна
смерть, и вы получали целых пять миллионов и жену, которой пришлось бы
подчиняться вам до конца ее дней. Эта смерть случилась сегодня, и вы
практически сознались, что подстроили ее.
- Ни в чем я не признавался. Я предоставил вам практическое
доказательство того, что Карл Холлман убил брата. Вероятно, он убил и
Зинни. Он мог проехать через весь город на украденной машине.
- Как давно Зинни убита?
- Думаю, около четырех часов.
- Вы лгун. Когда я обнаружил ее тело меньше часа тому назад, оно было
теплым.
- Вы, наверное, ошиблись. Можете не ставить меня ни во что, но я -
квалифицированный врач. Я покинул ее, когда еще не было восьми, и вскоре
она умерла. Сейчас уже полночь.
- Что вы делали, когда вернулись?
Грантленд заколебался. - Когда я ее нашел, я долгое время не мог
двигаться. Я просто лежал рядом с ней на кровати.
- Вы говорите, что нашли ее в постели?
- Так оно и было.
- А каким образом кровь оказалась в коридоре?
- Когда я выносил ее из дома. - Он содрогнулся. - Неужели вы не
видите, что я говорю правду? Должно быть, Карл явился сюда и обнаружил ее
спящей. Возможно, он разыскивал меня. В конце концов, я - тот врач, который
определил его в клинику. Возможно, он убил ее, чтобы отомстить мне. Я
оставил дверь незапертой, как идиот.
- А вы случаем не подстроили так, чтобы Карл на нее наткнулся? Или
как?
- За кого вы меня принимаете?
Вопрос был сложный. Грантленд уставился на одежду Зинни с искаженным
от горя лицом. Мне приходилось встречаться с убийцами, которые, убив своих
возлюбленных, скорбели по ним. Большинство из них были нерешительные,
убитые горем люди. Они убивали и плакали, и разрывали свои тюремные одеяла,
и сплетали из них веревки, и завязывали в петлю. Сомневаюсь, чтобы
Грантленд вписывался в эту категорию, но все могло быть.
- Я думаю, в сущности вы - дурак, - сказал я, - как и все те, кто
пытается отыграться на обычных посредственных людях. Я думаю, вы - опасный
дурак, потому что вы испуганы. Вы доказали это, когда попытались заставить
Рику замолчать. А Зинни вы тоже пытались заставить замолчать с помощью
ножа?
- Я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.
Он рывком поднялся и подошел к окну. Я встал рядом. Пистолет был между
нами. Секунду-другую мы стояли, разглядывая лежащий внизу на длинном склоне
город. Его полночные огни были разбросаны по холмам, словно последние искры
фейерверка.
- Зинни я любил по-настоящему. Я не смог бы причинить ей вреда, -
сказал он.
- Согласен, что это маловероятно. Не станете же вы убивать золотую
гусыню как раз тогда, когда она готова нести для вас яйца. Месяцев через
шесть или через год, после того, как она вышла бы за вас замуж и написала
бы завещание в вашу пользу, вы бы, пожалуй, пересмотрели свое отношение к
ней.
Он гневно повернулся. - Я не обязан выслушивать ваши инсинуации.
- Верно. Не обязаны. Мне все это осточертело, как и вам. Пошли,
Грантленд.
- Никуда я не пойду.
- Тогда мы сообщим куда следует и вас заберут. Вам несладко придется,
но долго это не протянется. К утру вы подпишете признание.
Грантленд уперся. Подталкивая его сзади, я повел его по коридору к
телефону.
- Звонить будете вы, доктор.
Он вновь заартачился. - Послушайте. Звонить совсем не обязательно.
Даже если ваша гипотеза верна, а это не так, то против меня нет никаких
реальных доказательств. Мои руки чисты.
Его глаза продолжали гореть яростным неукротимым огнем. За его
сменяющимися масками я уловил лик неизвестного, бесприютного - голодного
оператора, который сидел в глубине грантлендского мрака и манипулировал
игрой теней, каковой являлась его жизнь. Я нанес удар по фигуре в темноте.
- Ваши руки грязные. Они не могут быть чистыми, когда предают
собственных пациентов и подстрекают их к убийству. Вы - грязный доктор,
грязнее любой из ваших жертв. Ваши руки стали бы чище, если бы вы взяли
этот револьвер и сами прикончили бы Джерри Холлмана. Но у вас кишка тонка,
чтобы жить собственной жизнью. Вы хотите, чтобы за вас все делали другие -
жили бы вместо вас, убивали бы вместо вас, умирали бы вместо вас.
Он повернулся ко мне всем телом. Лицо его изменилось, как дым, и
спряталось за новой улыбчивой маской. - Вы проницательный человек. Ваша
гипотеза насчет смерти Алисии... дело обстояло иначе, но в двух-трех местах
вы почти попали в точку.
- Ну так поправьте меня.
- Если я это сделаю, вы меня отпустите? Все, что мне надо - несколько
часов, чтобы добраться до Мексики. Я не совершил ничего преступного и не
подлежу выдаче. У меня есть несколько тысяч...
- Приберегите их. Вам они понадобятся для адвокатов. Разговор окончен,
Грантленд. - Я сделал жест рукой с пистолетом. - Снимите трубку и позвоните
в полицию.
Его плечи обмякли. Он взял трубку и стал набирать номер. Мне следовало
бы усомниться в его виноватом виде.
Неожиданно он ударил ногой по канистре с бензином, и та опрокинулась.
Ее содержимое хлынуло струей по ковру и по моим ногам.
- На вашем месте я бы не стал стрелять, - сказал он. - Это все равно,
что взорвать бомбу.
Я ударил его по голове рукояткой пистолета. Он опередил меня на
миллисекунду. Он ухватился за шнур у основания телефона и обрушил аппарат
на мое темя.
Смысл сообщения до меня дошел. Я рухнул на пол.
Глава XXXI
Придя в сознание, я обнаружил, что ползу по полу незнакомой комнаты.
Это было длинное темное помещение, в котором пахло, как на автозаправочной
станции. Я полз к окну в дальнем конце со всей скоростью, которую позволяли
развить онемевшие, непослушные ноги.
За моей спиной голос скороговоркой сообщал, что Карл Холлман все еще
находится на свободе и разыскивается для допроса по поводу второго
убийства. Я оглянулся через плечо. Время и пространство соединились, сшитые
ниткой голоса из радиоприемника Грантленда. Я увидел дверной проем и за ним
освещенный коридор, из которого меня вытащил инстинкт самосохранения.
По ту сторону двери раздался треск, показалась вспышка света. Подобно
танцовщицам, в комнату вбежали языки пламени, оранжевые, порхающие. Я с
усилием поднялся на ноги, схватил стул, подтащил его к окну и выбил раму.
Меня обдало струей воздуха. Танцующие языки пламени в глубине комнаты
стали гудеть. Оглянувшись, я увидел, что они принимают разные позы и
подзывают меня к себе, подбираются к моим озябшим мокрым ногам, суля им
тепло. Мой затуманенный мозг сложил воедино несколько фактов, подобно
мальчику, играющему в кубики на горящей палубе, и понял, что ноги мои
промокли от бензина.
Я перевалился через выщербленный подоконник, шлепнулся на землю в
полный рост и затих, жадно хватая воздух ртом. Огонь кусал мои ноги, словно
бешеная лисица.
Я продолжал повиноваться инстинкту. Инстинкт говорил одно: беги. Огонь
побежал вместе со мной, впиваясь в тело. Провидение, которое благоволит к
дуракам, подкладывает подушку пьяным и укрощает ветер, спасло меня, не дав
зажариться живьем. Я вслепую добежал до края пруда с золотыми рыбками и
упал в воду. Ноги мои зашипели, пламя погасло.
Полулежа в мелкой зловонной благословенной воде, я глядел назад, на
дом Грантленда. Из выбитого мною окна вырвалось пламя, взметнулось к крыше,
словно мгновенно выросшая штокроза. Оранжевые и желтые отблески появились и
в других окнах. Сквозь щели в крыше робко высунулись усики дыма.
Не прошло и минуты, как дом превратился в коробку, полную
ослепительных скачущих огней. Послышался отчетливый звон лопающихся стекол.
По стенам поползли огненные лозы. Маленькие саламандры огня побежали по
крыше, оставляя за собой яркие зигзагообразные следы.
Сквозь гудящий, словно в печке, огонь я услышал звуки заводимой
машины. Увязая в донном иле, я поднялся на ноги и побежал к дому. В городе
вновь завыли сирены. Это была ночь сирен.
Раскалившийся от пожара воздух не подпускал меня к дому. Я пошел по
клумбам с цветами и перелез через выложенную из кирпича стену. Я успел
увидеть, как "ягуар" Грантленда пулей промчался по дорожке, оставляя за
собой параллельные струи дыма из выхлопных труб.
Я бросился к своей машине. "Ягуар" летел вниз по холму, словно птица.
Я мог видеть его фары на поворотах, а еще ниже по склону разглядел красные
истерические огни пожарной машины. Грантленд остановился, пропуская
пожарных, иначе я навсегда потерял бы его из виду.
Он свернул на бульвар, шедший параллельно магистрали, и пересек по
нему город. Я полагал, что он хочет добраться до главной дороги и оттуда в
Мексику, но он свернул влево на Элмвуд и потом снова влево. Когда я сделал
второй поворот на Грант-стрит, "ягуар" стоял в середине квартала, и дверь
его была открыта. Сам Грантленд находился на крыльце перед домом миссис
Глей.
Все последующее заняло десять или двенадцать секунд, но каждая из
секунд делилась на множество мелких отрезков. Грантленд выстрелил, выбивая
замок из двери. На это понадобилось три выстрела. Он ринулся в прихожую. К
тому времени я затормозил перед домом и мог видеть весь коридор до лестницы
на второй этаж. По ней спускался Карл Холлман.
Грантленд сделал два выстрела. Пули замедлили движения Карла. Он
продолжал спускаться, пошатываясь, словно ему не давал упасть нож в
поднятой руке. Грантленд выстрелил снова. Карл замер, как вкопанный, его
руки повисли, как плети, но он продолжал идти, широко расставляя ноги.
Я бросился к дому. Теперь у основания лестницы появилась Милдред,
ухватившаяся за стойку перил. Ее рот был открыт, и она что-то кричала. Ее
крик прошил последний выстрел Грантленда.
Карл упал в два приема - сначала на колени, затем лицом в пол.
Грантленд прицелился в сторону лестницы. Пистолет щелкнул дважды. Обойма
вмещала только семь патронов. Милдред содрогнулась от воображаемых пуль.
Карл приподнялся с пола с усмешкой Лазаря на лице. На его груди
расплылись яркие пятна крови. Нож он выронил. Карл походил на слепого. С
голыми руками он бросился на Грантленда, но, не рассчитав сил, упал плашмя
и застыл в бессильном отчаянии.
Мои шаги громко звучали по доскам веранды. Я подскочил к Грантленду
раньше, чем он успел обернуться, зажал шею удушающим приемом и стал
заваливать его назад. Он оказался увертливым и сильным. Он вскинулся,
вывернулся и освободился от захвата, орудуя рукояткой пистолета, будто
молотком.
Грантленд попятился к выходу вдоль стены. Его лицо выглядело, словно
кость - мокрый желтый череп, с которого сошла плоть. Глаза были темны и
пусты, как дуло незаряженного пистолета, который он продолжал сжимать в
руке.
За моей спиной открылась дверь. Прихожую сотрясло от грохота новых
залпов. Пуля оцарапала штукатурку над головой Грантленда и осыпала ее
пылью. Это был Остервельт, крикнувший из полумрака под лестницей:
- Прочь с дороги, Арчер. Вы, доктор, стойте смирно, оружие на пол. На
сей раз я вас застрелю.
Может, Грантленд во мраке своей души жаждал смерти. Он швырнул
безполезный пистолет в Остервельта, перепрыгнул через тело Карла, спрыгнул
с веранды и, казалось, стал убегать по воздуху.
Остервельт переместился к входной двери и одну за другой послал ему
вслед три пули быстрым огнем, быстрее, чем может убежать любой человек.
Очевидно, пули были очень тяжелые. От их ударов Грантленда подстегивало и
волокло вперед, пока он не свалился. Думаю, он умер раньше, чем упал на
дорогу.
- Зря он бежал, - сказал Остервельт. - Я меткий стрелок. Но все же не
люблю убивать людей. Чертовски просто укокошить человека и чертовски трудно
его вырастить. - Он посмотрел на свой кольт 45-го калибра с выражением
смущенного почтения и вложил его в кобуру.
Шериф стал мне немного нравиться из-за того, что он сказал, однако я
не позволил себе обманываться на его счет. Он выглянул на улицу, где лежало
тело Грантленда. Вокруг уже начали собираться люди из соседних домов.
Откуда-то появился Кармайкл и стал их разгонять.
Остервельт обратился ко мне: - А вы как сюда попали, черт возьми? У
вас такой вид, будто вы искупались в болоте.
- Я последовал за Грантлендом из его дома. Он как раз закончил
поджигать его.
- Он что, тоже спятил? - Судя по интонации, шериф был готов поверить
всему.
- Возможно, в некотором роде. Убили его подругу.
- Я знаю. А что произошло потом? Холлман прикончил его подругу,
поэтому Грантленд прикончил Холлмана?
- Что-то вроде этого.
- У вас другая версия?
- Разрабатываю тут одну. Как долго вы здесь пробыли?
- Пару часов с перерывами.
- В доме?
- В основном за домом. Когда услышал стрельбу, прибежал через кухню. Я
сменил Кармайкла на посту. Тот охранял дом более четырех часов. По его
словам, никто не входил и не выходил.
- Значит Холлман все это время находился в доме?
- Похоже на то, где же еще. Почему вы спрашиваете?
- Когда я обнаружил тело Зинни, оно было еще теплым.
- В котором часу?
- Незадолго до одиннадцати. Вечер для сентября холодный. Если ее убили
до восьми, то можно предположить, что тело несколько остынет.
- Не очень убедительный аргумент. К тому же, сейчас она в морозильной
камере. Какого черта вы не сообщили о том, что нашли, сразу как нашли?
Я не ответил. Время было неподходящим для споров. Самому себе я был
вынужден признаться, что все еще нахожусь на стороне Холлмана. Психический
он больной или нет, но я не мог представить, чтобы человек с таким
мужеством, как у него, застрелил своего брата в спину или зарезал
беззащитную женщину.
Карл был еще жив. Было слышно, как он дышит. Рядом с ним на коленях
стояла Милдред в белой комбинации. Она повернула голову Карла и пристроила
ее на его безвольно вытянутой руке. Карл захрипел и вздохнул.
- Его лучше не трогать. Я вызову по рации скорую помощь. - Остервельт
вышел.
Милдред, казалось, не слышала. Мне пришлось дважды заговаривать с ней,
прежде чем она обратила на меня внимание. Она взглянула снизу вверх сквозь
завесу волос, упавших на глаза.
- Не смотрите на меня.
Она откинула волосы со лба и прикрыла верхнюю часть груди руками. Ее
руки и плечи покрылись гусиной кожей.
- Как долго Карл находился в доме?
- Не знаю. Несколько часов. Он спал в моей комнате.
- Вы знали, что он здесь?
- Конечно. Я была вместе с ним. - Она дотронулась до плеча Карла -
очень осторожно, подобно ребенку, трогающему запретный предмет. - Он пришел
домой, когда вы с мисс Париш находились здесь. Я как раз переодевалась. Он
бросил в окно веточку и поднялся по задней лестнице. Вот почему мне нужно
было избавиться от вас.
- Вам следовало бы довериться нам.
- Только не ей. Эта Париш ненавидит меня. Она пытается отнять у меня
Карла.
- Ерунда, - хотя я подозревал, что это была не совсем ерунда. - Вам бы
следовало поставить нас в известность. Вы могли бы спасти ему жизнь.
- Он не умрет. Они не дадут ему умереть.
Милдред спрятала свое лицо, прильнув к его неподвижному плечу. Ее мать
наблюдала за нами, стоя возле зашторенного дверного проема. Миссис Глей
выглядела так, словно ее мечты потерпели крах. Она отвернулась и исчезла в
глубине дома.
Я вышел наружу в поисках Кармайкла. Улица наполнялась людьми. В
людской массе поблескивали ружья, однако настоящей угрозы толпа не
представляла. Кармайклу без труда удавалось не подпускать их к дому.
Я переговорил с ним в течение минуты. Он подтвердил, что следил за
домом с разных точек с восьми часов. Он не был абсолютно уверен, но все же
достаточно уверен, что за это время в дом никто не входил, и никто оттуда
не выходил. Наш разговор прервала подъехавшая машина скорой помощи.
Я глядел, как два санитара перекладывают Карла Холлмана на носилки. У
него была рана на ноге, по крайней мере одна в груди и одна - в брюшной
полости. Дело выглядело скверно, но и не так скверно, как могло бы быть в
те дни, когда еще не знали антибиотиков. Карл был живучий парень; когда его
выносили, он все еще дышал.
Я огляделся, отыскивая оброненный им нож. Ножа нигде не оказалось.
Вероятно, его подобрал шериф. Насколько я сумел разглядеть, это был
кухонный нож средних размеров, каким пользуются женщины для чистки овощей и
резки продуктов. Возможно также, что им могли воспользоваться, чтобы убить
Зинни, но я не представлял, каким образом.
Глава XXXII
Миссис Глей я нашел в темной, пропахшей плесенью кухне. Она
забаррикадировалась за столом с эмалированным верхом, предпринимая
последнюю атаку против трезвости. Приблизившись к ней, я уловил запах
экстракта ванили. Она прижимала к груди маленькую коричневую бутылочку,
словно своего единственного ребенка, которого я собирался похитить.
- От ванили вам будет дурно.
- До сих пор не было. По-вашему, женщине, на которую свалилось столько
переживаний, уже нельзя и выпить?
- Между прочим, и я не отказался бы от стаканчика.
- Мне самой мало! - Она спохватилась, вспомнив о правилах приличия: -
Простите, но у меня нет ни капли, все давно уже выпито. Судя по вашему
виду, вам действительно надо подкрепиться.
- Ладно, нет так нет. - На мойке за ее спиной я увидел вазу с
яблоками. - Вы не против, если я очищу себе яблоко?
- Конечно, угощайтесь, пожалуйста, - сказала она очень вежливо. -
Сейчас я дам вам нож для очистки.
Она встала и принялась рыться в ящичке рядом с мойкой. - Куда же он
запропастился? - пробормотала она и повернулась ко мне, держа в руке нож
для разделки мяса. - Этот подойдет?
- Съем неочищенным.
- Говорят, в неочищенных больше витаминов.
Она вернулась к своему месту за столом. Я уселся напротив на стул с
прямой спинкой и надкусил яблоко. - Карл приходил на кухню нынче вечером?
- Думаю, что да. Раньше он всегда проходил через кухню и поднимался на
второй этаж по задней лестнице. - Она махнула рукой в сторону полуоткрытой
двери в углу помещения. За порогом виднелись крутые деревянные ступени.
- Он и раньше заходил в дом этим маршрутом?
- Могу сказать, что да. Этот парень охотился за моей маленькой
девочкой столько лет, что и не сосчитать. Он околдовал ее своей внешностью
и разговором. Я рада, что в конце концов он получил по заслугам.
Представляете, она была еще совсем крошкой, училась в школе, а он уже
тайком пробирался в дом через кухню - и к ней на второй этаж.
- Откуда вам это известно?
- У меня же есть глаза, верно? В то время я сдавала комнаты с
пансионом и боялась, что жильцы пронюхают о творящихся у нее в комнате
делишках. Сколько раз я пыталась образумить ее, но он ее словно околдовал.
Что было делать, когда моя девочка сбилась с пути и в семье не было
мужчины, который поддержал бы меня? Я заперла ее на ключ, но она убежала из
дома, и мне пришлось обращаться к шерифу, чтобы ее вернуть. Наконец она
убежала насовсем, уехала в Беркли и бросила меня на произвол судьбы.
Собственную мать!
Собственная мать приложилась к коричневой бутылочке и отхлебнула
ванильного экстракта, после чего приблизила ко мне свое изможденное лицо:
- И вот что я скажу, это послужило ей уроком. Когда молодая женщина
попадает в беду, она осознает, что без матери не обойтись. Хотелось бы
знать, что бы с ней стало после того, как она лишилась своего ребенка, если
бы я за ней не ухаживала. Я выхаживала ее, словно святую.
- Это произошло после замужества?
- Нет, раньше. Он ее соблазнил, и у него не хватило мужества покрыть
свой грех. Не смог выступить против семьи и взять на себя ответственность.
Моя девочка оказалась недостаточно хороша для него и его паршивой родни. А
теперь только посмотрите, что с ним стало.
Я вновь принялся за яблоко. Вкусом оно напоминало пепел. Я встал и
выбросил яблоко в мусорное ведро под раковиной.
Миссис Глей действовала на меня удручающе. Ее мысли порхали туда-сюда,
подобно бабочке, мечущейся между движущимися огнями, над волокнистой
поверхностью прошлого, не в состоянии его толком осмыслить.
На кухню донеслись голоса из передней части дома, слишком далекие,
чтобы разобрать слова. Я вышел в коридор, который, стоило мне закрыть за
собой дверь, погрузился в темноту. Я не стал выходить в свет.
Милдред разговаривала с Остервельтом и двумя пожилыми мужчинами,
одетыми в деловые костюмы. Они имели не поддающийся описанию, но
безошибочно угадываемый вид рядовых полицейских, переодевшихся в штатское и
чувствующих себя несколько неуютно. Один из них говорил:
- Не возьму в толк, что этот доктор имел против него. У вас на этот
счет есть какие-нибудь соображения?
- Боюсь, что нет. - Лица Милдред я не видел, но она переоделась в то
платье, в котором вышла встречать Роуз Париш.
- Значит Карл убил свою свояченицу сегодня вечером?
- Он не мог этого сделать. С пляжа Карл пришел прямо сюда. Он пробыл
здесь со мной весь вечер. Я понимаю, что поступила неправильно, спрятав
его. И готова нести ответственность.
- Это противоречит закону, - сказал второй детектив, - но я надеюсь,
моя жена, если бы дело касалось меня, поступила бы точно так же. Он не
говорил об убийстве его брата Джерри?
- Нет. До того ли было. Я даже не стала затрагивать эту тему. Он
устал, как собака, насилу волочил ноги. Должно быть, бежал всю дорогу от
Пеликан Бич. Я накормила его, напоила, и он тут же пошел спать. По правде
говоря, джентльмены, я тоже устала. Нельзя ли отложить нашу беседу до утра?
Детективы и шериф обменялись взглядами и пришли к молчаливому
согласию. - Так и быть, дело терпит, - сказал первый полицейский. -
Учитывая обстоятельства. Спасибо за сотрудничество, миссис Холлман.
Сочувствуем вам.
Детективы откланялись, но Остервельт не торопился уходить, желая
выразить Милдред сочувствие несколько иного рода. Его сочувствие выразилось
в грубом флирте. Обхватив Милдред за талию, он другой рукой стал гладить ее
тело от груди до бедра. Она не сопротивлялась.
От злости у меня потемнело в глазах, и сжались кулаки. Такой злости я
не испытывал с того дня, когда отобрал у отца ремень, которым меня пороли.
Но что-то меня удержало, и я не тронулся с места. Злость служила мне чем-то
вроде шор - позволяя испытывать ее другим, я и сам испытывал ее в
собственных неосознанных целях. Но теперь я осознал, что злость к шерифу
была выражением более глубокой злости к самому себе. Попросту говоря, он
делал то, что мне давно хотелось сделать самому.
- Не будь такой букой, - говорил он. - С д-ром Грантлендом ты была
поласковей. Почему же нельзя быть ласковой со мной?
- Я не понимаю, о чем вы.
- Еще как понимаешь. Не такая уж ты неприступная, как прикидываешься.
К чему придуриваться с дядей Ости? Я давно тебя хочу, детка. Еще с того
времени, когда ты девчушкой ходила в школу и причиняла своей мамаше
беспокойство. Помнишь?
Ее тело напряглось. - Как я могу забыть?
Она говорила неприятно-резким голосом, однако застарелая похоть
Остервельта услышала в ее словах музыку. Он воспринял ответ Милдред как
поощрение.
- И я тоже не забыл, детка, - хрипло произнес он. - Теперь, когда я
больше не женат, многое изменилось. Я могу сделать тебе предложение по всем
правилам.
- Но я-то еще замужем.
- Возможно, если он выживет. Даже если он выживет, ты сможешь
аннулировать ваш брак. Карлу до конца дней не бывать на свободе. В первый
раз он легко отделался, благодаря мне. Но на сей раз он попадет в клинику
для уголовных больных.
- Нет!
- Да. Ты делала все, что могла, покрывая его, но тебе, так же, как и
мне, известно, что он прикончил своего брата и свояченицу. Пора тебе
выходить из игры, детка, подумай о будущем.
- Нет у меня будущего.
- А я говорю, есть. Я в силах тебе помочь. Рука руку моет. То, что он
убил отца, не имеет юридических доказательств и никогда не будет иметь без
меня. Дело закрыто. Это значит, что ты можешь получить свою долю
наследства. Твоя жизнь только начинается, бэби, и я - ее часть, никуда не
денешься.
Его руки зашарили по телу Милдред. Она стояла неподвижно, отворачивая
от шерифа лицо. - Вы всегда хотели меня, не правда ли?
В голосе Милдред звучало отчаяние, но он услышал только слова. -
Сейчас больше, чем когда-либо. Денег у меня навалом. В следующем году думаю
выйти на пенсию, но сначала нам надо довести до конца это дело и уладить
вопрос об имуществе. Ты и я, мы можем уехать куда только пожелаем, делать
все, что нам захочется.
- Поэтому вы и застрелили Грантленда?
- Это была одной из причин. Он все равно получил бы по заслугам. Я
совершенно уверен, что именно он продумал и осуществил убийство Джерри,
если тебе от этого легче, - подбил Карла на преступление. Но для дела будет
жить на скромные доходы от лекарств, в то время как иные владели
миллионами.
Сенатора нужно было лишь чуточку подтолкнуть. Вы лечили его и легко
могли справиться с этим сами, но вы действуете иначе. Пусть лучше на риск
пойдет кто-нибудь другой. Не на слишком большой риск, конечно - капитал
ведь достался бы вам только через Зинни. Вы помогли ей подготовить
психологическую почву таким образом, чтобы подозрение сразу пало бы на
Карла. Сваливая вину на Карла, вы добивались двойной цели - замять любое
серьезное расследование и вывести из игры Карла и Милдред. Вы хотели
завладеть всем состоянием Холлманов.
Когда сенатора не стало, между вами и деньгами оставалось всего лишь
одно препятствие. Зинни хотела пойти простым путем - получить развод, но
разводу мешал ребенок. И вы тоже, как мне кажется. Оставалась еще одна
смерть, и вы получали целых пять миллионов и жену, которой пришлось бы
подчиняться вам до конца ее дней. Эта смерть случилась сегодня, и вы
практически сознались, что подстроили ее.
- Ни в чем я не признавался. Я предоставил вам практическое
доказательство того, что Карл Холлман убил брата. Вероятно, он убил и
Зинни. Он мог проехать через весь город на украденной машине.
- Как давно Зинни убита?
- Думаю, около четырех часов.
- Вы лгун. Когда я обнаружил ее тело меньше часа тому назад, оно было
теплым.
- Вы, наверное, ошиблись. Можете не ставить меня ни во что, но я -
квалифицированный врач. Я покинул ее, когда еще не было восьми, и вскоре
она умерла. Сейчас уже полночь.
- Что вы делали, когда вернулись?
Грантленд заколебался. - Когда я ее нашел, я долгое время не мог
двигаться. Я просто лежал рядом с ней на кровати.
- Вы говорите, что нашли ее в постели?
- Так оно и было.
- А каким образом кровь оказалась в коридоре?
- Когда я выносил ее из дома. - Он содрогнулся. - Неужели вы не
видите, что я говорю правду? Должно быть, Карл явился сюда и обнаружил ее
спящей. Возможно, он разыскивал меня. В конце концов, я - тот врач, который
определил его в клинику. Возможно, он убил ее, чтобы отомстить мне. Я
оставил дверь незапертой, как идиот.
- А вы случаем не подстроили так, чтобы Карл на нее наткнулся? Или
как?
- За кого вы меня принимаете?
Вопрос был сложный. Грантленд уставился на одежду Зинни с искаженным
от горя лицом. Мне приходилось встречаться с убийцами, которые, убив своих
возлюбленных, скорбели по ним. Большинство из них были нерешительные,
убитые горем люди. Они убивали и плакали, и разрывали свои тюремные одеяла,
и сплетали из них веревки, и завязывали в петлю. Сомневаюсь, чтобы
Грантленд вписывался в эту категорию, но все могло быть.
- Я думаю, в сущности вы - дурак, - сказал я, - как и все те, кто
пытается отыграться на обычных посредственных людях. Я думаю, вы - опасный
дурак, потому что вы испуганы. Вы доказали это, когда попытались заставить
Рику замолчать. А Зинни вы тоже пытались заставить замолчать с помощью
ножа?
- Я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.
Он рывком поднялся и подошел к окну. Я встал рядом. Пистолет был между
нами. Секунду-другую мы стояли, разглядывая лежащий внизу на длинном склоне
город. Его полночные огни были разбросаны по холмам, словно последние искры
фейерверка.
- Зинни я любил по-настоящему. Я не смог бы причинить ей вреда, -
сказал он.
- Согласен, что это маловероятно. Не станете же вы убивать золотую
гусыню как раз тогда, когда она готова нести для вас яйца. Месяцев через
шесть или через год, после того, как она вышла бы за вас замуж и написала
бы завещание в вашу пользу, вы бы, пожалуй, пересмотрели свое отношение к
ней.
Он гневно повернулся. - Я не обязан выслушивать ваши инсинуации.
- Верно. Не обязаны. Мне все это осточертело, как и вам. Пошли,
Грантленд.
- Никуда я не пойду.
- Тогда мы сообщим куда следует и вас заберут. Вам несладко придется,
но долго это не протянется. К утру вы подпишете признание.
Грантленд уперся. Подталкивая его сзади, я повел его по коридору к
телефону.
- Звонить будете вы, доктор.
Он вновь заартачился. - Послушайте. Звонить совсем не обязательно.
Даже если ваша гипотеза верна, а это не так, то против меня нет никаких
реальных доказательств. Мои руки чисты.
Его глаза продолжали гореть яростным неукротимым огнем. За его
сменяющимися масками я уловил лик неизвестного, бесприютного - голодного
оператора, который сидел в глубине грантлендского мрака и манипулировал
игрой теней, каковой являлась его жизнь. Я нанес удар по фигуре в темноте.
- Ваши руки грязные. Они не могут быть чистыми, когда предают
собственных пациентов и подстрекают их к убийству. Вы - грязный доктор,
грязнее любой из ваших жертв. Ваши руки стали бы чище, если бы вы взяли
этот револьвер и сами прикончили бы Джерри Холлмана. Но у вас кишка тонка,
чтобы жить собственной жизнью. Вы хотите, чтобы за вас все делали другие -
жили бы вместо вас, убивали бы вместо вас, умирали бы вместо вас.
Он повернулся ко мне всем телом. Лицо его изменилось, как дым, и
спряталось за новой улыбчивой маской. - Вы проницательный человек. Ваша
гипотеза насчет смерти Алисии... дело обстояло иначе, но в двух-трех местах
вы почти попали в точку.
- Ну так поправьте меня.
- Если я это сделаю, вы меня отпустите? Все, что мне надо - несколько
часов, чтобы добраться до Мексики. Я не совершил ничего преступного и не
подлежу выдаче. У меня есть несколько тысяч...
- Приберегите их. Вам они понадобятся для адвокатов. Разговор окончен,
Грантленд. - Я сделал жест рукой с пистолетом. - Снимите трубку и позвоните
в полицию.
Его плечи обмякли. Он взял трубку и стал набирать номер. Мне следовало
бы усомниться в его виноватом виде.
Неожиданно он ударил ногой по канистре с бензином, и та опрокинулась.
Ее содержимое хлынуло струей по ковру и по моим ногам.
- На вашем месте я бы не стал стрелять, - сказал он. - Это все равно,
что взорвать бомбу.
Я ударил его по голове рукояткой пистолета. Он опередил меня на
миллисекунду. Он ухватился за шнур у основания телефона и обрушил аппарат
на мое темя.
Смысл сообщения до меня дошел. Я рухнул на пол.
Глава XXXI
Придя в сознание, я обнаружил, что ползу по полу незнакомой комнаты.
Это было длинное темное помещение, в котором пахло, как на автозаправочной
станции. Я полз к окну в дальнем конце со всей скоростью, которую позволяли
развить онемевшие, непослушные ноги.
За моей спиной голос скороговоркой сообщал, что Карл Холлман все еще
находится на свободе и разыскивается для допроса по поводу второго
убийства. Я оглянулся через плечо. Время и пространство соединились, сшитые
ниткой голоса из радиоприемника Грантленда. Я увидел дверной проем и за ним
освещенный коридор, из которого меня вытащил инстинкт самосохранения.
По ту сторону двери раздался треск, показалась вспышка света. Подобно
танцовщицам, в комнату вбежали языки пламени, оранжевые, порхающие. Я с
усилием поднялся на ноги, схватил стул, подтащил его к окну и выбил раму.
Меня обдало струей воздуха. Танцующие языки пламени в глубине комнаты
стали гудеть. Оглянувшись, я увидел, что они принимают разные позы и
подзывают меня к себе, подбираются к моим озябшим мокрым ногам, суля им
тепло. Мой затуманенный мозг сложил воедино несколько фактов, подобно
мальчику, играющему в кубики на горящей палубе, и понял, что ноги мои
промокли от бензина.
Я перевалился через выщербленный подоконник, шлепнулся на землю в
полный рост и затих, жадно хватая воздух ртом. Огонь кусал мои ноги, словно
бешеная лисица.
Я продолжал повиноваться инстинкту. Инстинкт говорил одно: беги. Огонь
побежал вместе со мной, впиваясь в тело. Провидение, которое благоволит к
дуракам, подкладывает подушку пьяным и укрощает ветер, спасло меня, не дав
зажариться живьем. Я вслепую добежал до края пруда с золотыми рыбками и
упал в воду. Ноги мои зашипели, пламя погасло.
Полулежа в мелкой зловонной благословенной воде, я глядел назад, на
дом Грантленда. Из выбитого мною окна вырвалось пламя, взметнулось к крыше,
словно мгновенно выросшая штокроза. Оранжевые и желтые отблески появились и
в других окнах. Сквозь щели в крыше робко высунулись усики дыма.
Не прошло и минуты, как дом превратился в коробку, полную
ослепительных скачущих огней. Послышался отчетливый звон лопающихся стекол.
По стенам поползли огненные лозы. Маленькие саламандры огня побежали по
крыше, оставляя за собой яркие зигзагообразные следы.
Сквозь гудящий, словно в печке, огонь я услышал звуки заводимой
машины. Увязая в донном иле, я поднялся на ноги и побежал к дому. В городе
вновь завыли сирены. Это была ночь сирен.
Раскалившийся от пожара воздух не подпускал меня к дому. Я пошел по
клумбам с цветами и перелез через выложенную из кирпича стену. Я успел
увидеть, как "ягуар" Грантленда пулей промчался по дорожке, оставляя за
собой параллельные струи дыма из выхлопных труб.
Я бросился к своей машине. "Ягуар" летел вниз по холму, словно птица.
Я мог видеть его фары на поворотах, а еще ниже по склону разглядел красные
истерические огни пожарной машины. Грантленд остановился, пропуская
пожарных, иначе я навсегда потерял бы его из виду.
Он свернул на бульвар, шедший параллельно магистрали, и пересек по
нему город. Я полагал, что он хочет добраться до главной дороги и оттуда в
Мексику, но он свернул влево на Элмвуд и потом снова влево. Когда я сделал
второй поворот на Грант-стрит, "ягуар" стоял в середине квартала, и дверь
его была открыта. Сам Грантленд находился на крыльце перед домом миссис
Глей.
Все последующее заняло десять или двенадцать секунд, но каждая из
секунд делилась на множество мелких отрезков. Грантленд выстрелил, выбивая
замок из двери. На это понадобилось три выстрела. Он ринулся в прихожую. К
тому времени я затормозил перед домом и мог видеть весь коридор до лестницы
на второй этаж. По ней спускался Карл Холлман.
Грантленд сделал два выстрела. Пули замедлили движения Карла. Он
продолжал спускаться, пошатываясь, словно ему не давал упасть нож в
поднятой руке. Грантленд выстрелил снова. Карл замер, как вкопанный, его
руки повисли, как плети, но он продолжал идти, широко расставляя ноги.
Я бросился к дому. Теперь у основания лестницы появилась Милдред,
ухватившаяся за стойку перил. Ее рот был открыт, и она что-то кричала. Ее
крик прошил последний выстрел Грантленда.
Карл упал в два приема - сначала на колени, затем лицом в пол.
Грантленд прицелился в сторону лестницы. Пистолет щелкнул дважды. Обойма
вмещала только семь патронов. Милдред содрогнулась от воображаемых пуль.
Карл приподнялся с пола с усмешкой Лазаря на лице. На его груди
расплылись яркие пятна крови. Нож он выронил. Карл походил на слепого. С
голыми руками он бросился на Грантленда, но, не рассчитав сил, упал плашмя
и застыл в бессильном отчаянии.
Мои шаги громко звучали по доскам веранды. Я подскочил к Грантленду
раньше, чем он успел обернуться, зажал шею удушающим приемом и стал
заваливать его назад. Он оказался увертливым и сильным. Он вскинулся,
вывернулся и освободился от захвата, орудуя рукояткой пистолета, будто
молотком.
Грантленд попятился к выходу вдоль стены. Его лицо выглядело, словно
кость - мокрый желтый череп, с которого сошла плоть. Глаза были темны и
пусты, как дуло незаряженного пистолета, который он продолжал сжимать в
руке.
За моей спиной открылась дверь. Прихожую сотрясло от грохота новых
залпов. Пуля оцарапала штукатурку над головой Грантленда и осыпала ее
пылью. Это был Остервельт, крикнувший из полумрака под лестницей:
- Прочь с дороги, Арчер. Вы, доктор, стойте смирно, оружие на пол. На
сей раз я вас застрелю.
Может, Грантленд во мраке своей души жаждал смерти. Он швырнул
безполезный пистолет в Остервельта, перепрыгнул через тело Карла, спрыгнул
с веранды и, казалось, стал убегать по воздуху.
Остервельт переместился к входной двери и одну за другой послал ему
вслед три пули быстрым огнем, быстрее, чем может убежать любой человек.
Очевидно, пули были очень тяжелые. От их ударов Грантленда подстегивало и
волокло вперед, пока он не свалился. Думаю, он умер раньше, чем упал на
дорогу.
- Зря он бежал, - сказал Остервельт. - Я меткий стрелок. Но все же не
люблю убивать людей. Чертовски просто укокошить человека и чертовски трудно
его вырастить. - Он посмотрел на свой кольт 45-го калибра с выражением
смущенного почтения и вложил его в кобуру.
Шериф стал мне немного нравиться из-за того, что он сказал, однако я
не позволил себе обманываться на его счет. Он выглянул на улицу, где лежало
тело Грантленда. Вокруг уже начали собираться люди из соседних домов.
Откуда-то появился Кармайкл и стал их разгонять.
Остервельт обратился ко мне: - А вы как сюда попали, черт возьми? У
вас такой вид, будто вы искупались в болоте.
- Я последовал за Грантлендом из его дома. Он как раз закончил
поджигать его.
- Он что, тоже спятил? - Судя по интонации, шериф был готов поверить
всему.
- Возможно, в некотором роде. Убили его подругу.
- Я знаю. А что произошло потом? Холлман прикончил его подругу,
поэтому Грантленд прикончил Холлмана?
- Что-то вроде этого.
- У вас другая версия?
- Разрабатываю тут одну. Как долго вы здесь пробыли?
- Пару часов с перерывами.
- В доме?
- В основном за домом. Когда услышал стрельбу, прибежал через кухню. Я
сменил Кармайкла на посту. Тот охранял дом более четырех часов. По его
словам, никто не входил и не выходил.
- Значит Холлман все это время находился в доме?
- Похоже на то, где же еще. Почему вы спрашиваете?
- Когда я обнаружил тело Зинни, оно было еще теплым.
- В котором часу?
- Незадолго до одиннадцати. Вечер для сентября холодный. Если ее убили
до восьми, то можно предположить, что тело несколько остынет.
- Не очень убедительный аргумент. К тому же, сейчас она в морозильной
камере. Какого черта вы не сообщили о том, что нашли, сразу как нашли?
Я не ответил. Время было неподходящим для споров. Самому себе я был
вынужден признаться, что все еще нахожусь на стороне Холлмана. Психический
он больной или нет, но я не мог представить, чтобы человек с таким
мужеством, как у него, застрелил своего брата в спину или зарезал
беззащитную женщину.
Карл был еще жив. Было слышно, как он дышит. Рядом с ним на коленях
стояла Милдред в белой комбинации. Она повернула голову Карла и пристроила
ее на его безвольно вытянутой руке. Карл захрипел и вздохнул.
- Его лучше не трогать. Я вызову по рации скорую помощь. - Остервельт
вышел.
Милдред, казалось, не слышала. Мне пришлось дважды заговаривать с ней,
прежде чем она обратила на меня внимание. Она взглянула снизу вверх сквозь
завесу волос, упавших на глаза.
- Не смотрите на меня.
Она откинула волосы со лба и прикрыла верхнюю часть груди руками. Ее
руки и плечи покрылись гусиной кожей.
- Как долго Карл находился в доме?
- Не знаю. Несколько часов. Он спал в моей комнате.
- Вы знали, что он здесь?
- Конечно. Я была вместе с ним. - Она дотронулась до плеча Карла -
очень осторожно, подобно ребенку, трогающему запретный предмет. - Он пришел
домой, когда вы с мисс Париш находились здесь. Я как раз переодевалась. Он
бросил в окно веточку и поднялся по задней лестнице. Вот почему мне нужно
было избавиться от вас.
- Вам следовало бы довериться нам.
- Только не ей. Эта Париш ненавидит меня. Она пытается отнять у меня
Карла.
- Ерунда, - хотя я подозревал, что это была не совсем ерунда. - Вам бы
следовало поставить нас в известность. Вы могли бы спасти ему жизнь.
- Он не умрет. Они не дадут ему умереть.
Милдред спрятала свое лицо, прильнув к его неподвижному плечу. Ее мать
наблюдала за нами, стоя возле зашторенного дверного проема. Миссис Глей
выглядела так, словно ее мечты потерпели крах. Она отвернулась и исчезла в
глубине дома.
Я вышел наружу в поисках Кармайкла. Улица наполнялась людьми. В
людской массе поблескивали ружья, однако настоящей угрозы толпа не
представляла. Кармайклу без труда удавалось не подпускать их к дому.
Я переговорил с ним в течение минуты. Он подтвердил, что следил за
домом с разных точек с восьми часов. Он не был абсолютно уверен, но все же
достаточно уверен, что за это время в дом никто не входил, и никто оттуда
не выходил. Наш разговор прервала подъехавшая машина скорой помощи.
Я глядел, как два санитара перекладывают Карла Холлмана на носилки. У
него была рана на ноге, по крайней мере одна в груди и одна - в брюшной
полости. Дело выглядело скверно, но и не так скверно, как могло бы быть в
те дни, когда еще не знали антибиотиков. Карл был живучий парень; когда его
выносили, он все еще дышал.
Я огляделся, отыскивая оброненный им нож. Ножа нигде не оказалось.
Вероятно, его подобрал шериф. Насколько я сумел разглядеть, это был
кухонный нож средних размеров, каким пользуются женщины для чистки овощей и
резки продуктов. Возможно также, что им могли воспользоваться, чтобы убить
Зинни, но я не представлял, каким образом.
Глава XXXII
Миссис Глей я нашел в темной, пропахшей плесенью кухне. Она
забаррикадировалась за столом с эмалированным верхом, предпринимая
последнюю атаку против трезвости. Приблизившись к ней, я уловил запах
экстракта ванили. Она прижимала к груди маленькую коричневую бутылочку,
словно своего единственного ребенка, которого я собирался похитить.
- От ванили вам будет дурно.
- До сих пор не было. По-вашему, женщине, на которую свалилось столько
переживаний, уже нельзя и выпить?
- Между прочим, и я не отказался бы от стаканчика.
- Мне самой мало! - Она спохватилась, вспомнив о правилах приличия: -
Простите, но у меня нет ни капли, все давно уже выпито. Судя по вашему
виду, вам действительно надо подкрепиться.
- Ладно, нет так нет. - На мойке за ее спиной я увидел вазу с
яблоками. - Вы не против, если я очищу себе яблоко?
- Конечно, угощайтесь, пожалуйста, - сказала она очень вежливо. -
Сейчас я дам вам нож для очистки.
Она встала и принялась рыться в ящичке рядом с мойкой. - Куда же он
запропастился? - пробормотала она и повернулась ко мне, держа в руке нож
для разделки мяса. - Этот подойдет?
- Съем неочищенным.
- Говорят, в неочищенных больше витаминов.
Она вернулась к своему месту за столом. Я уселся напротив на стул с
прямой спинкой и надкусил яблоко. - Карл приходил на кухню нынче вечером?
- Думаю, что да. Раньше он всегда проходил через кухню и поднимался на
второй этаж по задней лестнице. - Она махнула рукой в сторону полуоткрытой
двери в углу помещения. За порогом виднелись крутые деревянные ступени.
- Он и раньше заходил в дом этим маршрутом?
- Могу сказать, что да. Этот парень охотился за моей маленькой
девочкой столько лет, что и не сосчитать. Он околдовал ее своей внешностью
и разговором. Я рада, что в конце концов он получил по заслугам.
Представляете, она была еще совсем крошкой, училась в школе, а он уже
тайком пробирался в дом через кухню - и к ней на второй этаж.
- Откуда вам это известно?
- У меня же есть глаза, верно? В то время я сдавала комнаты с
пансионом и боялась, что жильцы пронюхают о творящихся у нее в комнате
делишках. Сколько раз я пыталась образумить ее, но он ее словно околдовал.
Что было делать, когда моя девочка сбилась с пути и в семье не было
мужчины, который поддержал бы меня? Я заперла ее на ключ, но она убежала из
дома, и мне пришлось обращаться к шерифу, чтобы ее вернуть. Наконец она
убежала насовсем, уехала в Беркли и бросила меня на произвол судьбы.
Собственную мать!
Собственная мать приложилась к коричневой бутылочке и отхлебнула
ванильного экстракта, после чего приблизила ко мне свое изможденное лицо:
- И вот что я скажу, это послужило ей уроком. Когда молодая женщина
попадает в беду, она осознает, что без матери не обойтись. Хотелось бы
знать, что бы с ней стало после того, как она лишилась своего ребенка, если
бы я за ней не ухаживала. Я выхаживала ее, словно святую.
- Это произошло после замужества?
- Нет, раньше. Он ее соблазнил, и у него не хватило мужества покрыть
свой грех. Не смог выступить против семьи и взять на себя ответственность.
Моя девочка оказалась недостаточно хороша для него и его паршивой родни. А
теперь только посмотрите, что с ним стало.
Я вновь принялся за яблоко. Вкусом оно напоминало пепел. Я встал и
выбросил яблоко в мусорное ведро под раковиной.
Миссис Глей действовала на меня удручающе. Ее мысли порхали туда-сюда,
подобно бабочке, мечущейся между движущимися огнями, над волокнистой
поверхностью прошлого, не в состоянии его толком осмыслить.
На кухню донеслись голоса из передней части дома, слишком далекие,
чтобы разобрать слова. Я вышел в коридор, который, стоило мне закрыть за
собой дверь, погрузился в темноту. Я не стал выходить в свет.
Милдред разговаривала с Остервельтом и двумя пожилыми мужчинами,
одетыми в деловые костюмы. Они имели не поддающийся описанию, но
безошибочно угадываемый вид рядовых полицейских, переодевшихся в штатское и
чувствующих себя несколько неуютно. Один из них говорил:
- Не возьму в толк, что этот доктор имел против него. У вас на этот
счет есть какие-нибудь соображения?
- Боюсь, что нет. - Лица Милдред я не видел, но она переоделась в то
платье, в котором вышла встречать Роуз Париш.
- Значит Карл убил свою свояченицу сегодня вечером?
- Он не мог этого сделать. С пляжа Карл пришел прямо сюда. Он пробыл
здесь со мной весь вечер. Я понимаю, что поступила неправильно, спрятав
его. И готова нести ответственность.
- Это противоречит закону, - сказал второй детектив, - но я надеюсь,
моя жена, если бы дело касалось меня, поступила бы точно так же. Он не
говорил об убийстве его брата Джерри?
- Нет. До того ли было. Я даже не стала затрагивать эту тему. Он
устал, как собака, насилу волочил ноги. Должно быть, бежал всю дорогу от
Пеликан Бич. Я накормила его, напоила, и он тут же пошел спать. По правде
говоря, джентльмены, я тоже устала. Нельзя ли отложить нашу беседу до утра?
Детективы и шериф обменялись взглядами и пришли к молчаливому
согласию. - Так и быть, дело терпит, - сказал первый полицейский. -
Учитывая обстоятельства. Спасибо за сотрудничество, миссис Холлман.
Сочувствуем вам.
Детективы откланялись, но Остервельт не торопился уходить, желая
выразить Милдред сочувствие несколько иного рода. Его сочувствие выразилось
в грубом флирте. Обхватив Милдред за талию, он другой рукой стал гладить ее
тело от груди до бедра. Она не сопротивлялась.
От злости у меня потемнело в глазах, и сжались кулаки. Такой злости я
не испытывал с того дня, когда отобрал у отца ремень, которым меня пороли.
Но что-то меня удержало, и я не тронулся с места. Злость служила мне чем-то
вроде шор - позволяя испытывать ее другим, я и сам испытывал ее в
собственных неосознанных целях. Но теперь я осознал, что злость к шерифу
была выражением более глубокой злости к самому себе. Попросту говоря, он
делал то, что мне давно хотелось сделать самому.
- Не будь такой букой, - говорил он. - С д-ром Грантлендом ты была
поласковей. Почему же нельзя быть ласковой со мной?
- Я не понимаю, о чем вы.
- Еще как понимаешь. Не такая уж ты неприступная, как прикидываешься.
К чему придуриваться с дядей Ости? Я давно тебя хочу, детка. Еще с того
времени, когда ты девчушкой ходила в школу и причиняла своей мамаше
беспокойство. Помнишь?
Ее тело напряглось. - Как я могу забыть?
Она говорила неприятно-резким голосом, однако застарелая похоть
Остервельта услышала в ее словах музыку. Он воспринял ответ Милдред как
поощрение.
- И я тоже не забыл, детка, - хрипло произнес он. - Теперь, когда я
больше не женат, многое изменилось. Я могу сделать тебе предложение по всем
правилам.
- Но я-то еще замужем.
- Возможно, если он выживет. Даже если он выживет, ты сможешь
аннулировать ваш брак. Карлу до конца дней не бывать на свободе. В первый
раз он легко отделался, благодаря мне. Но на сей раз он попадет в клинику
для уголовных больных.
- Нет!
- Да. Ты делала все, что могла, покрывая его, но тебе, так же, как и
мне, известно, что он прикончил своего брата и свояченицу. Пора тебе
выходить из игры, детка, подумай о будущем.
- Нет у меня будущего.
- А я говорю, есть. Я в силах тебе помочь. Рука руку моет. То, что он
убил отца, не имеет юридических доказательств и никогда не будет иметь без
меня. Дело закрыто. Это значит, что ты можешь получить свою долю
наследства. Твоя жизнь только начинается, бэби, и я - ее часть, никуда не
денешься.
Его руки зашарили по телу Милдред. Она стояла неподвижно, отворачивая
от шерифа лицо. - Вы всегда хотели меня, не правда ли?
В голосе Милдред звучало отчаяние, но он услышал только слова. -
Сейчас больше, чем когда-либо. Денег у меня навалом. В следующем году думаю
выйти на пенсию, но сначала нам надо довести до конца это дело и уладить
вопрос об имуществе. Ты и я, мы можем уехать куда только пожелаем, делать
все, что нам захочется.
- Поэтому вы и застрелили Грантленда?
- Это была одной из причин. Он все равно получил бы по заслугам. Я
совершенно уверен, что именно он продумал и осуществил убийство Джерри,
если тебе от этого легче, - подбил Карла на преступление. Но для дела будет