МакДональд Джордж. Обрекаю на смерть

зашевелился и лег щекой на подушку, отвернувшись от Роуз, от меня и от
воспоминаний. - Не будем об этом.
Роуз подошла к двери. - Пойду посмотрю, как там Карл.
Когда дверь за ней закрылась, я сказал: - Случаем не Мод помогла тебе
сесть на иглу, Том?
- Вот уж нет. Она ненавидит это дело. Именно она устроила меня в
клинику. Она могла бы вообще вывести меня из-под следствия.
- Это тебе так кажется.
- Я правду говорю. Она добилась того, что мне смягчили меру пресечения
и определили в клинику.
- И как это ей удалось?
- У нее много друзей. Она оказывает услуги им, они оказывают услуги
ей.
- Шериф тоже из числа ее друзей?
Он переменил тему разговора. - Я собирался рассказать вам об этой
девчонке в Вегасе. Она была совсем молоденькая, моего возраста, но уже
кололась регулярно. Я встретил ее на вечере выпускников, на котором меня
попросили играть в футбол за команду их колледжа. Ребята постарше сильно
выпили да и нам, молодым, кое-что перепало, а потом им захотелось, чтобы я
устроил шоу с этой девчонкой. Они бросали в нас серебряные доллары, пока мы
этим занимались. Мы подобрали столько серебряных долларов, что я едва
дотащил их по лестнице в ее комнату. А в те дни силенок у меня хватало.
- Я помню.
- Будь они прокляты! - сказал Том в слабой ярости. - Они забавлялись
со мной, как с обезьянкой, и я позволял им проделывать это со мной ради
пары сотен вшивых серебряных долларов. Я сказал им, что они могут сделать
со своей футбольной стипендией. К тому же, я все равно не стал бы учиться в
колледже. Учеба слишком похожа на работу.
- Чем же плоха работа?
- Работают только простаки. И можете зарубить себе на носу, что Том
Рика не простак. Хотите скажу, кто в итоге вылечил меня от дурацких
юношеских представлений о том, что труд облагораживает человека, и прочей
ерунды? Вы, и я благодарен вам за это.
- Когда же это произошло?
- Не надо меня разыгрывать, вы отлично помните тот день, когда я
пришел к вам на работу. Я подумал, что если меня выслушают... но ни к чему
об этом. Вы не захотели вникать в мои проблемы, да и мне расхотелось
делиться ими с вами. И тогда я навсегда решил для себя, на чьей я стороне.
Он сел на кровать и, закатав рукав, продемонстрировал руку, словно
следы уколов были боевыми ранами, которые я же ему и нанес.
- В тот день, когда вы меня отфутболили, я решил, что лучше быть
честным наркоманом, чем лицемерным двурушником. Когда меня задержали в
последний раз, я кололся два-три раза в день. И мне это нравилось, - сказал
он с потухшим вызовом. - Если бы я мог прожить свою жизнь с начала, я
ничего бы не изменил.
Мне стало неспокойно, подступила легкая тошнота. Стала приподниматься
алкогольная пелена, окутывавшая тот полузабытый день, когда Том пришел ко
мне на службу за помощью и ушел, не получив ее.
- О чем ты тогда хотел со мной поговорить, Том?
Он надолго замолчал. - Вы действительно хотите знать?
- Даже очень.
- Ладно, у меня была проблема, вернее, несколько проблем. Одна из них
заключалась в героине. Я еще не окончательно пристрастился к нему, но
находился на грани. Вот я и подумал, что вы посоветуете что-нибудь,
скажете, куда обратиться для лечения. В общем, вы ясно сказали, куда я
должен идти.
То, что я услышал, явилось для меня неожиданностью. Мне стало не по
себе. Глаза Тома сверлили мое лицо. Наконец я обрел дар речи и сказал:
- А другие проблемы? Их у тебя было несколько.
- Все они были так или иначе связаны с той, главной. Героин я получал
от Грантленда сколько душе угодно. Кстати, говорят, он получил свое вчера
ночью. - Том постарался сказать это небрежно, однако глаза его
вопросительно расширились.
- Тело Грантленда находится в подвале, в холодильной камере.
- Поделом. Он убил старую леди, свою же пациентку. Вчера я говорил вам
об этом, не так ли? Или мне это только привиделось?
- Да, говорил, но тебе это только привиделось. Ту старую леди убила
молодая женщина по имени Милдред Холлман. Грантленд же был только косвенным
соучастником.
- Если вам это сказал он, то он лжец.
- Не он один говорил мне об этом.
- Они все лжецы! Старая леди была ранена, это точно, но она была еще
жива, когда Грантленд сбросил ее с пристани. Она даже пыталась... - Том
зажал рот рукой. Его глаза блуждали по стенам и углам, подобно глазам
загнанного в ловушку зверя. Он откинулся на спину и натянул простыню до
подбородка.
- Так что она пыталась сделать, Том? Вырваться?
В его глазах промелькнула тень, словно тень от птичьего крыла. - Об
этом мы не будем говорить.
- А мне показалось, что тебе хочется.
- Уже нет. Я пытался рассказать вам о ней тогда, три года назад.
Сейчас слишком поздно. Не вижу смысла ввязываться в новые неприятности.
Ей-то уже не поможешь. Ее нет, она умерла.
- Твой рассказ мог бы помочь женщине, которая считает себя убийцей. Ей
приходится хуже, чем тебе. Гораздо хуже. И на ее совести гораздо больше
вины. Ты мог бы снять с нее часть вины.
- Стать героем, а? Чтобы домашние гордились мной? Старик всегда хотел,
чтобы из меня получился герой. - Том не мог сдержать язвительной горечи. -
Если я сознаюсь, что находился на пристани, значит ли это, что я являюсь,
по вашей терминологии соучастником?
- Зависит от того, что ты там делал. Если ты явишься для дачи
добровольных показаний, они вряд ли станут докапываться до мельчайших
подробностей. Ты помог Грантленду сбросить ее в воду?
- Да нет же, черт возьми. Я вмешался, когда увидел, что она еще жива.
Признаюсь, я не очень сильно вмешивался. Мне нужен был укол, и он обещал
мне его сделать, если я помогу.
- И каким образом ты ему помог?
- Помог вынести ее из кабинета и положить в машину. И потом сел за
руль. Он слишком нервничал, чтобы самому вести машину. И все-таки я пытался
его образумить.
- Ты знаешь, почему он утопил ее?
- Он сказал, что не может позволить себе дать ей выжить. Что если
случившееся в тот вечер выйдет наружу, он лишится работы. Я и прикинул,
если дело приняло такой серьезный оборот, то почему бы мне не начать
собственный маленький бизнес.
- Шантажировать Грантленда в обмен на наркотики?
- Вы никогда не сможете это доказать. Он мертв. И я говорю не для
протокола.
- Но ты-то жив. И ты будешь говорить.
- Жив? Буду говорить?
- Ты лучше, чем сам о себе думаешь. Ты думаешь, что тебя убивает та
обезьянка. А я утверждаю, что ты можешь выдрессировать эту обезьянку,
посадить ее на цепь и поместить в чертов зоопарк, где ей и место. Я
утверждаю, что тебя доконала та старая леди.
Его худая грудь стала вздыматься и опадать от бурного дыхания. Он
ощупал грудь под простыней пальцами, словно ощущал там осязаемую тяжесть.
- О Боже, - сказал он. - Какое-то время она держалась на поверхности.
Ее удерживала одежда. Она пыталась плыть. Это было самое ужасное, до сих
пор не могу забыть.
- И поэтому ты пришел повидаться со мной?
- Ага, но все это ушло в канализационную трубу вместе с мыльной водой.
Вы отказались меня выслушать. В полицию я боялся обратиться. И потом во мне
проснулась жадность к деньгам, честно говоря. Когда я столкнулся с Карлом в
клинике, и он рассказал мне всю подноготную о своей семье, в меня словно
бес вселился, такая обуяла жадность. Он сказал, что семья располагает
состоянием в пять миллионов долларов, и что Грантленд пришил уже несколько
членов семьи, подбираясь к деньгам. И я подумал: вот он, мой настоящий
большой шанс.
- Ты ошибся. Твой настоящий шанс появился только сейчас. И ты обязан
воспользоваться им.
- Приходите в другой раз. Меня здесь не было.
Но он понял, что я хотел сказать. Он лежал, глядя на потолок, словно
пытаясь убедиться, что там, за потолком, раскинулось небо. И ночные звезды.
Как и любой человек, в котором теплилась жизнь, он хотел найти себе
какое-нибудь применение.
- О'кей, Арчер. Я готов сделать заявление. Что мне терять? - Он
выпростал из-под простыни руки, презрительно усмехаясь, и замахал ими,
будто маленький мальчик, играющий в летчика. - Приводите окружного
прокурора. Сделайте так, чтобы Остервельт сюда не совался, если можете. То,
что я скажу, ему не понравится.
- Не беспокойся о нем. Он уже сходит на нет.
- Я из-за Мод беспокоюсь. - Его настроение резко упало, как это
свойственно наркоманам, однако до недавнего отчаяния ему было далеко. -
Господи, я никчемный сын. Как подумаю о настоящих шансах, которые я
упустил, и страшных неприятностях, в которые я впутал людей, хорошо ко мне
относившихся... Не хочу, чтобы Мод пострадала.
- Мне кажется, она умеет постоять за себя.
- Лучше, чем я, да? Если увидите Карла, пожалуйста, передайте ему мои
извинения. Он отнесся ко мне, как брат, когда я корчился в судорогах и из
каждой дырки в голове били струи, как у кита. А дырок у меня побольше, чем
у большинства, не думайте, что мне это не известно. Встретите Арчера,
передайте ему мой приказ.
- Какой приказ?
- Пусть простит. - Прямота, с которой это было сказано, стоила ему
усилий.
- Он передает тебе то же самое, Том.
- Ладно. - Он вновь пустился в откровения. - Раз уж дело дошло до
покаяний, можете также передать этой бабенке Париш мои извинения за
грубость. Она неплохая бабенка, вы знаете?
- Отличная женщина.
- Не подумываете снова жениться?
- Не на ней. Место занято.
- Вам не повезло.
Том зевнул и закрыл глаза. Через минуту он уже спал. Охранник выпустил
меня и рассказал, как пройти в послеоперационное отделение. По пути туда я
мысленно, шаг за шагом, восстановил тот день, когда началась эта история,
но началась не для меня.
Это был жаркий день раннего лета три с половиной года тому назад.
Улица вибрировала, словно фольга, от тепловых волн, поднимавшихся с
асфальта. За ленчем я выпил пять или шесть коктейлей с мартини, меня
бросило в пот, и вообще я ощущал себя циником. Очередная попытка добиться
примирения с Сью только что провалилась. Чтобы как-то компенсировать
поражение, я назначил свидание молодой блондинке, имевшей связи в весьма
состоятельных кругах, и договорился пойти с ней на пляж. Если удастся ей
понравиться, то она устроит меня в хороший пляжный клуб на правах гостя.
Когда пришел Том, моей первой и последней мыслью было спровадить его.
Я не хотел, чтобы блондинка застала меня на работе в обществе Тома с его
вызывающей стрижкой, нелепой курткой, жалкой улыбочкой, шмыгающим носом и
влажным страданием в отверстиях, служивших ему глазами. Я отделался от него
парой ничего не значащих слов и, подтолкнув к выходу, небрежно пожал ему
руку.
На то были и другие причины. Они находятся всегда. Том подвел меня,
когда бросил посещать клуб мальчиков, в который я его устроил. Он не хотел,
чтобы ему помогали так, как хотел ему помочь я, как некогда помогли мне.
Мое самолюбие не простило ему и его первой автомобильной кражи.
На то были и другие причины. В свое время я был уличным мальчишкой,
драчуном, вором, докой в азартных играх. Я не любил вспоминать это прошлое.
Оно не вписывалось в гладкую цветную картинку, на которой я представлял
себя преуспевающим молодым человеком, в меру загадочным, который часто
посещает пляжные клубы в обществе старлеток.
Когда Том явился ко мне на службу с потерянным видом, то прожитые годы
развеялись, словно клочки газеты. Я увидел себя в юности - испуганным
хулиганом-школьником в Лонг Бич, вечно лезшим на рожон, потому что мир
отказывался мне покориться. Я отмахнулся от него.
Но от людей невозможно отмахнуться, не говоря уже о себе. Они
поджидают тебя во времени, которое также является замкнутой цепью. Спустя
годы, находясь в психиатрической клинике, Тому приснился широкоформатный
цветной сон, в котором одна из ролей отводилась мне, и я продолжал ее
играть и поныне. Я почувствовал себя, словно собака в собственной
блевотине.
Я остановился, прислонился к белой стене и зажег сигарету. Если
посмотреть на всю картину целиком, то в ней можно обнаружить определенную
красоту или закономерность. Но мне не хотелось долго ее рассматривать. Цепь
времени-вины слишком напоминала змею, заглотившую собственный хвост и
поедающую себя же. Если смотреть слишком долго, то от нее ничего не
останется, или от тебя. Мы все были виноваты. Нам следовало научиться жить
с этим чувством.
Возле двери, ведущей в отдельную палату Карла, меня с улыбкой
встретила Роуз. Она подняла правую руку, сведя большой и указательный
пальцы в колечко. Я улыбнулся и кивнул в ответ на ее хорошую новость,
однако не сразу зафиксировал ее в своем сознании, где чирикали призраки с
пепельно-белокурыми волосами и где фантазия наркомана стучала с нестихающей
силой, подобно цветомузыке, пытаясь их заглушить.
Настала пора распрощаться с былым и начать жить ради новой мечты,
своей собственной. У Роуз Париш есть такая мечта. Лицо Роуз светилось ею,
тело Роуз стремилось к ней. И что бы ни стало с ее мечтой, они с Карлом
будут рядом в радости и в горести. Для меня в ней места не было, и мне
этого и не хотелось. "Посетителям вход запрещен" - гласила табличка на
двери.
Впервые за всю жизнь я не имел ничего и ничего не хотел. Внезапно я
подумал о Сью. Эта мысль прошла сквозь меня, словно перышко в вакууме. Мое
сознание подхватило это перышко, разбежалось и полетело. Я стал спрашивать
себя, где она, что делает, сильно ли постарела, просидев в засаде времени,
и переменила ли она цвет своих светлых волос.