Макдональд Грегори. Жребий Флетча

   — Я тоже.
   — От одной мысли об этом меня начинает бить дрожь. Да лучше лечь в одну кровать с удавом. А что ты думаешь о капитане Эндрю Ниле, который ведет расследование?
   — Думаю, капитал Нил держится молодцом. Работа у него — не позавидуешь. Вокруг столько журналистов. Не так-то легко добиться ответов на вопросы у тех, чья профессия — задавать те самые вопросы. И он сможет продержать нас здесь еще двадцать четыре часа.
   — У кого еще, Флетч, мог быть мотив для убийства?
   — Да тут таких десятки. Хотя бы Роберт Макконнелл.
   — Макконнелл. Ах, да. Он был чьим-то пресс-секретарем. Хотел вместе с ним взойти в Белый Дом.
   — Точно. А папашка Марч всеми своими газетами поддержал другого кандидата, что, возможно, склонило чашу весов в его пользу. Боба взяли на прежнее место и задвинули в угол, где он и пребывает по сию пору.
   — Боб мог это сделать.
   — Убить?
   — Злопамятный тип. Убежденный, что с ним поступают не по справедливости. Всегда готовый ударить в ответ, даже если на него и не замахивались.
   — Я это заметил.
   — Мы займемся и им. А что это за парень, которого помянул в утренней колонке Стюарт Пойнтон?
   — Пойнтон кого-то помянул? Портье?
   — Я только что получил телекс. Какой-то Джозеф Молинаро.
   — Никогда о нем не слышал. Уж не вымышленное ли это имя?
   — Сейчас прочту тебе, что пишет Пойнтон: «Расследуя убийство Уолтера Марч, местная полиция объявила, что хотела бы допросить Джозефа Молинаро, двадцати восьми лет, белого. Не известно, находился ли этот Молинаро на месте преступления в понедельник утром. Эндрю Нил, руководитель расследования, не пояснил, чем руководствуется полиция, разыскивая Молинаро». Тебе это что-то говорит, Флетч?
   — Конечно. Пойнтон уговорил какого-то бедолагу заняться частным сыском, а добычу приносить хозяину, то есть ему.
   — Флетч, сидя здесь, в башне из слоновой кости, которая зовется «Бостон стар»…
   — Если это башня из слоновой кости, то я — леденец на палочке.
   — Значит, при случае я смогу тебя полизать.
   — Хо-хо.
   — Мысли мои все время возвращаются к Младшему.
   — Ты полагаешь, убийца — он?
   — Уолтер Марч младший.
   — Я сомневаюсь.
   — Всю жизнь под пятой отца…
   — Я говорил с ним.
   — Под тяжелой пятой.
   — У меня не сложилось впечатления, что Младший жаждет встать у руля. По-моему, он боится.
   — Боится, что его поймают?
   — Пьет по-черному.
   — Он давно уже пьет втихую.
   — Я сомневаюсь, чтобы он мог решиться.
   — Решиться ткнуть отца в спину ножницами?
   Флетчу вспомнились резкий выпад рукой в баре, безумный взгляд Младшего в тот самый миг.
   — Возможно, ты прав. Но теперь ты, наверное, хочешь услышать имя убийцы? Джек Савдерс хохотнул.
   — Нет, благодарю.
   — Не хочешь?
   — В ту ночь, когда горел Чарльзтаун, ты пришел к выводу, что поджигатель — молодой парень, работавший на бензоколонке на углу Брид — и Экорн-стрит, который закончил смену в шесть вечера.
   — И что? Хорошая версия. Подкрепленная логикой.
   — Только поджигателем оказался сорокатрехлетний пекарь, которого подвигнул на подвиги Христос.
   — Мы все можем ошибаться.
   — Давай пока ограничимся списком подозреваемых.
   — Мне, во всяком случае, Христос ничего не говорил.
   — Если у тебя появится что-то интересное, ты мне позвонишь?
   — Обязательно, Джек, обязательно. «Память о совместной работе», она дорогого стоит.

Глава 28

   С магнитофонной ленты.
   Приемный блок 5
   «Люкс З» (Дональд Джиббс и Роберт Энглехардт)
   — Снег, чудесный снег, — по голосу Дона Флетч понял, что тот крепко набрался. — Кто бы ожидал найти в Виргинии снег в такое время года?
   Ответа Энглехардта Флетч не разобрал.
   — Кто бы мог подумать, что мой дорогой начальник отдела будет путешествовать по Югу со снегом в «дипломате». Какое счастье, что он не тает!
   Вновь неразборчивое бурчание Энглехардта.
   — Но я тоже приготовил тебе сюрприз, мой дорогой начальник. Ты спрашиваешь, какой? Объясняю. Помнишь двух крошек в коктейль-холле Билли-Бобби? Помнится, ты еще назвал их милашками. Так вот, сэр, я взял на себя смелость пригласить их в наш журналистский «люкс». В этот вечер! Этот час! Эту минуту! Вернее, двадцать минут тому назад.
   — Ты их пригласил?
   — Конечно. А почему бы и нет? Они же журналистки. Развращенные женщины. Можно ли ждать от них чего-то другого?
   — Я тоже кое-кого пригласил, — в голосе Энглехардта слышалась осторожность.
   — Правда? Так их будет четыре? Четыре голые девицы в одной комнате! И нас двое. Потрясающе.
   — Спасателя, — пояснил Энглехардт.
   — Спасателя? Какого спасателя? Спасатели тут только мужчины. Других нет.
   Энглехардт что-то пробубнил. Джиббс не ответил.
   — Что с тобой, Дон? — удивился Энглехардт. — Разве ты против разнообразия?
   — О Боже. Две девицы и парень. И мы. Оргия. Потрахаемся всласть. Боб…
   — Спокойнее, Джиббс.
   — Где бербон? Хочу бербона. А то какое-то странное ощущение в носу.
   Звякнул звонок в «люкс».
   — Удивительные люди, начальники отделов, — продолжил Джиббс. — Спасатели под снегом. Спасатели-мужчины.
   — Любые ситуации надо испытать на себе. Это часть нашей подготовки. Полевые учения.
   — Что-то я ничего не читал об этом в руководствах.
   — На все случаи жизни книг не напишешь. Зазвонил телефон в номере Флетча.
   — Слушаю, — он приглушил магнитофон.
   — Флетчер, не поплавать ли нам в бассейне? — звонила Фредерика Эрбатнот. — Или вы уже накупались?
   — Вы в своей комнате?
   — Да.
   — Разве вы не слышите моего диктофона?
   — Только так я и поняла, что вы не спите.
   — Не только не сплю, но работаю. Готовлю книгу о моих странствиях.
   — Я подумала, что к этому часу вы наговорили об Италии все, что могли.
   — Разве можно наговорить все об Италии? Великолепная страна, в которой живут удивительные люди…
   — Одна работа и никаких развлечений…
   — Делу — время, потехе — час.
   — Почему бы вам не выключить диктофон? Мы могли бы поплавать в бассейне. Вдвоем.
   — Который час в вашей комнате?
   — Полночь. Тридцать пять первого. А в вашей?
   — Моя милая леди. Кристал Фаони замерзла в бассейне днем, под жаркими лучами солнца.
   — Это с ее-то изоляцией.
   — Продрогла до костей.
   — Я видела, как вы пытались согреть ее.
   — А ежели она замерзла днем, можно представить себе, что случится с нами глубокой ночью.
   — Мы можем согреть друг друга.
   — Вы упустили суть, мисс Эрбатнот.
   — Суть в том, мистер Флетчер, что вы уже стреляный патрон.
   — Суть в том, мисс Эрбатнот…
   — А со стороны кажется, что со здоровьем у вас все в порядке, — и она положила трубку.
   У Оскара Перлмана играли в покер, в «люксе» Литвака царила тишина, Леона Хэтч храпела, Джейк Уилльямс разговаривал с редактором газеты Марча в Сиэтле (разъяснял, как подать материал о пьяной драке в коктейль-холле, затеянной игроками бейсбольной команды Национальной лиги), Мэри Макбейн плакала в одиночестве, Чарли Стайг соблазнял подвыпившую незнакомку, Ролли Уишэм и Норм Рейд смотрели телевизор, естественно, по своим номерам. Том Локхарт еще не вернулся к себе.
   Флетч нажал кнопку на приемном блоке 5, обслуживающем микрофон-передатчик третьего «люкса».
   — Меняемся! — кричал Дон Джиббс. — Все меняются! Меняемся, меняемся. Я СКАЗАЛ, меняемся! Последовала какофония звуков.
   — Снег, чудесный снег… — пропел женский голос.
   — Скорее, скорее, пока он не растаял, — торопил Дон Джиббс.
   Звук затрещины. И хрипловатый голос Энглехардта.
   — Когда я плачу деньги, я желаю получить то, за что плачу.
   — Обойдемся без этого. Боб, — снова Дон Джиббс. — Я же сказал, меняемся! Все меняются!
   — За это вы не платили, — юношеский голос.
   — Я сказал! Меняемся!
   Флетч слушал до тех пор, пока не убедился, что чудесная машина зафиксировала и второй женский голос.
   — О-го-го! Мы живем, как журналисты! — вещал Дон Джиббс.
   — Гребаные журналисты. Черт бы побрал этого Флетча. Он-то живет так постоянно. Мерзопакость!
   Флетч включил режим автоматической записи с микрофона передатчика 5 в «люксе» 3 и пошел в ванную принимать душ.

Глава 29

   Среда.
   Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы испарилась утренняя роса, и заставило Флетча остановить лошадь и снять тенниску.
   И тут же боковым зрением он уловил среди деревьев на склоне холма блеснувшее в лучах ветровое стекло. Доскакав до подножья холма, Флетч обнаружил уходящий вверх проселок и двинулся по нему. После очередного поворота он натянул поводья.
   На дороге застыл автомобиль.
   Рядом, на спине, с бегущим изо рта ручейком крови, лежал мужчина, которого он искал, тот самый, в джинсовом костюме, что спрашивал миссис Лири о приезде Уолтера Марча, с коротко стриженными курчавыми седыми волосами.
   Он был без сознания.
   А другой мужчина, не кто иной, как Фрэнк Джиллис, опустившись на колено, подозрительно смотрел на Флетча, держа в руках бумажник первого.
   — Доброе утро, — поздоровался Флетч.
   — Кто вы? — спросил Джиллис.
   — Моя фамилия Флетчер.
   Джиллис вновь занялся бумажником.
   — Работаете здесь?
   — Нет.
   — Что тогда? Остановились в отеле? Хендриксе?
   — Да.
   — Вы журналист? — в голосе Джиллиса послышались нотки изумления.
   — Время от времени, — Флетч стер пот с живота. — А вы — Фрэнк Джиллис.
   — Попали в самую точку.
   Многие годы Фрэнк Джиллис колесил по Америке, выискивая и вынося на суд телезрителей самые невероятные сюжеты, касающиеся, главным образом, истории и традиций жителей тех или иных регионов, находя горячий отклик в их сердцах. И когда Америка начинала сомневаться в себе, репортажи Фрэнка Джиллиса становились тем тонизирующим средством, что улучшало, пусть всего на несколько минут, настроение американцев. Возможно, в самые тяжелые дни благодаря этим репортажам нация выдержала и нашла в себе силы вновь обрести уверенность.
   — Кажется, вы только что кого-то оглушили. Джиллис поднялся и бросил бумажник на грудь лежащего мужчины.
   — Да, но догадайтесь, кого именно. Слезьте с лошади. Подойдите поближе и приглядитесь.
   Джиллису было за пятьдесят: добродушно улыбающиеся глаза, двойной подбородок.
   Флетч спрыгнул на землю, подошел, ведя лошадь на поводу. Посмотрел на лежащего на земле мужчину. Лицо оказалось гораздо моложе, чем ожидал увидеть Флетч. Совсем молодое лицо, никак не сочетающееся с седыми волосами.
   — Мой Бог, — ахнул Флетч.
   — Думаете правильно.
   — Уолтер Марч.
   Джиллис огляделся, уперев руки в боки.
   — Почему вы уложили его?
   — Не люблю людей, которые швыряют мне в лицо горящие сигареты, — он провел рукой по левой щеке. — Я ударил его лишь один раз.
   — Вы его знаете?
   — Откуда? Я подошел к нему, чтобы спросить дорогу, — великий исследователь современной Америки застенчиво улыбнулся. — Я заблудился. Парень стоял у машины, скручивая сигарету. Я глянул ему в лицо и остолбенел. «Боже мой, — воскликнул я, — как же вы похожи на…» Лицо его столь внезапно исказилось, что фразу я не закончил. А он закурил и спросил: «На кого же?» Тут я ответил: «На Уолтера Марча». В следующее мгновение сигарета полетела мне в лицо, а я инстинктивно ударил его, — Джиллис посмотрел на лежащего. — Только один раз.
   — Удар у вас отменный, — похвалил Джиллиса Флетч. — Как хорошо, что я не курю.
   Голова лежащего дернулась, потом — левая нога.
   — Как его зовут? — спросил Флетч.
   — Если верить водительскому удостоверению, Молинаро. Джозеф Молинаро. Удостоверение выдано во Флориде.
   Как и номерные знаки автомобиля, отметил Флетч.
   — Парню только двадцать восемь лет. Джиллис пристально посмотрел на лежащего.
   — Тело молодое. Возможно, вы правы. Тут глаза Молинаро открылись, он настороженно глянул на Джилисса, затем на Флетча.
   — Доброе утро, — поздоровался Флетч. — Вы, я вижу, решили вздремнуть перед завтраком.
   Молинаро приподнялся на локтях, лицо его скривилось от боли. Бумажник сполз с груди на землю.
   — Не торопитесь. Десять секунд уже прошли. Глаза Молинаро затуманились, и он вновь упал бы на землю, не подхвати его Флетч.
   — Давайте подниматься. Вам сразу станет лучше. Он помог Молинаро встать, подождал, пока тот вытрет кровь с губ, посмотрел на свою руку.
   Потом Молинаро зло глянул на Джиллиса. Он отбросил руку Флетча, отошел к автомобилю, сел на бампер.
   — У вас дурные манеры, — пояснил Джиллис. — А я вспыхиваю, как порох.
   — Вас зовут Джозеф Молинаро? — спросил Флетч.
   Мужчина переводил взгляд с Джиллиса на Флетча. И молчал.
   — Вы — родственник Уолтера Марча? — спросил Фрэнк Джиллис. Молчание.
   — Вы — его сын? — уточнил вопрос Флетч.
   Взгляд мужчины упал на дорогу, переместился на кусты. Он пренебрежительно фыркнул.
   Джиллис смотрел на Флетча.
   Под ухом Флетча жужжал комар. Флетч поймал его на лету.
   Джиллис прогулялся к своей лошади, стоящей в десятке шагов, вместе с ней вернулся на прежнее место.
   — Вы — сын Уолтера Марча. Отсюда такое сходство. Вы убили его?
   — С какой стати мне убивать его? — спросил Молинаро.
   — Вот и скажите нам, — предложил ему Джиллис.
   — От мертвого мне пользы нет, — пробурчал Молинаро.
   Глаза Джиллиса сузились, но он промолчал.
   — А какая вам польза от живого? — спросил Флетч. Молинаро пожал плечами.
   — Всегда есть надежда.
   Вновь последовала томительная пауза. Молинаро поднес руки к голове, потер виски.
   Молчание прервал Флетч.
   — Послушайте, Джо, мы оказались здесь не для того, чтобы арестовать вас, — он прикинул, стоит ли говорить Молинаро о том, что полиция разыскивает его. Возникла у него и другая мысль: а не сообщить ли капитану Эндрю Нилу о местонахождении Молинаро? — Мы здесь даже не потому, что хотим написать статью.
   — Значит, наткнулись на меня случайно? — с усмешкой спросил Молинаро.
   Джозеф Молинаро мог быть в отеле в тот час, когда убили Уолтера Марча.
   Он разговаривал с миссис Лири, массажисткой, в воскресенье утром, а Марча убили днем позже.
   Не вызывало сомнений, что Джозеф Молинаро — близкий родственник Уолтера Марча.
   — Какая вам была бы польза от живого Уолтера Марча?
   — Я написал ему три или четыре вежливых письма с просьбой о встрече. Мне было тогда лет пятнадцать, — пальцы Молинаро осторожно коснулись челюсти. — В девятнадцать, захватив с собой все сбережения, я работал в прачечной, поехал в Нью-Йорк, жил в ночлежке, осаждая ее секретаршу, чтобы добиться аудиенции. Сначала я назвал собственную фамилию, потом много других, вымышленных. Но ничего не добился. Он то покидал город или страну, то участвовал в важном совещании, — у Молинаро дернулось лицо. — Я даже купил костюм и галстук, чтобы прилично одеться, когда он соблаговолит принять меня.
   — Он был вашим отцом? — спросил Джиллис.
   — Так мне всегда говорили.
   — Кто говорил? — последовал вопрос.
   — Мои дедушка и бабушка. Они воспитывали меня. Во Флориде, — Молинаро уважительно глянул на Джиллиса. — Я даже не видел вашего кулака.
   — Естественно, — кивнул Джиллис. — При нокауте никто не видит кулака.
   — Вы занимались боксом? Профессионально?
   — Меня учили играть на рояле, а не махать кулаками.
   Молинаро попытался покачать головой и скривился от боли.
   — Старый козел.
   — Вы снова хотите не увидеть мой кулак? — поинтересовался Джиллис.
   Молинаро повернулся к нему.
   — Вы — Фрэнк Джиллис, телерепортер.
   — Мне это известно, — ответил тот.
   — Я видел вас по телевизору.
   — Почему вы сами скручиваете сигареты?
   — А вам что до этого?
   — Для здешних мест необычно. Вы работали на юго-западе?
   — Да. На коневодческом ранчо, в Колорадо. Однажды я прочитал, что Уолтер Марч купил газету в Денвере. Оставил работу и поехал в Денвер. Целыми днями простаивал у здания редакции. Наконец, как-то вечером, в семь часов, он вышел из дверей. В сопровождении трех мужчин. Я побежал к нему. Двое мужчин придержали меня, здоровенные громилы, третий открыл дверцу автомобиля.
   — Он видел вас? — спросил Флетч. — Ваше лицо?
   — Он посмотрел на меня, прежде чем залезть в кабину. И еще раз, через заднее стекло, когда автомобиль тронулся с места. Три или четыре года тому назад. Сукин сын.
   — Джо, я же просил вас более не ругаться, — нахмурился Джиллис.
   — Ну, есть у тебя незаконнорожденный сын. Что в этом плохого? — Молинаро возвысил голос. — О Боже! Даже в средние века здоровались с незаконнорожденными сыновьями.
   Стоя на лесной дороге в нескольких километрах от Плантации Хендрикса, Флетч думал о том, что Уолтер Марч выгнал Кристал Фаони с работы, когда та пожелала родить без мужа. И вообще, «аморальность поведения» журналиста являлась в «Марч ньюспейперз» едва ли не наиболее часто встречающимся поводом для увольнения.
   — Ваш отец был очень жестким человеком, — заметил Флетч.
   Молинаро прищурился.
   — Вы его знали?
   — Когда-то работал у него. Однажды виделся с ним. Провел в его кабинете пять минут. Возможно, те самые, которые требовались вам.
   Молинаро продолжал смотреть на Флетча.
   — Вы приехали в Виргинию, чтобы встретиться с ним?
   — Да.
   — Как вы узнали, что он будет здесь?
   — Президент Ассоциации американских журналистов. Конгресс. Прочитал об этом в газете. «Майами герольд».
   — С чего вы взяли, что он примет вас радушнее, чем в прошлый раз?
   — Он стал старше. Возможно, помягчел. Я не терял надежды.
   — Почему вы не сняли номер в отеле? — спросил Джиллис. — Почему прячетесь в лесу?
   — Вы смеетесь? Сами-то сразу узнали меня. Я намеревался держаться подальше от отеля. Пока не найду способ пробиться к нему.
   — Вы пытались связаться с ним на Плантации Хендрикса? — полюбопытствовал Флетч.
   — В понедельник вечером, по радио, я услышал о его смерти. Собственно, из этого сообщения я узнал, что он действительно приехал. Попытался что-нибудь выяснить. Но безрезультатно.
   — С этим все ясно, — кивнул Джиллис. — Но почему вы до сих пор здесь?
   Молинаро бросил на журналиста полный ненависти взгляд.
   — Завтра церковная панихида, вот почему. Джиллис вскочил в седло. А Флетч, похоже, еще не утолил свой интерес.
   — Джо, кто ваша мать?
   В ответ он получил лишь еще один ненавидящий взгляд.
   Вскочил в седло и Флетч.
   — Джо, ваш отец полагал себя моралистом. Выдумывал собственные законы, которых и придерживался, не взирая на беду, что они несли остальным. И, подозреваю, вы вполне смогли бы обойтись без того, что хотели получить от вашего отца.
   — Это ваше надгробное слово? — с горечью спросил Джозеф Молинаро.
   — Полагаю, что да, — кивнул Флетч.

Глава 30

   8:00—9:30 А. М. Завтрак
   Большая столовая.

 
   Лишь один человек сидел в шезлонге у бассейна — высокий, тощий мужчина, в шортах до колен, рубашке с открытым воротом в вертикальную полоску и начищенных черных туфлях.
   У шезлонга стоял черный «дипломат».
   Флетч направился к отелю, потный, без тенниски. Пока он вставлял ключ в замочную скважину сдвижной двери, мужчина успел подняться и подойти к нему.
   — Доброе утро, — поздоровался Флетч.
   — Де-эн-эс, — ответил мужчина. Флетч сдвинул дверь.
   — И что это должно означать?
   — Департамент налогов и сборов. Флетч вошел в прохладный номер, оставив дверь открытой.
   — То есть вы в некотором роде связаны с налогами?
   — В некотором роде, — подтвердил мужчина. Он сел на стул, держа «дипломат» на коленях. Флетч бросил тенниску на кровать, ключ положил на комод.
   Мужчина открыл «дипломат».
   — Вы даже не спросили, кто я такой? — удивился Флетч.
   — В этом нет нужды, — заверил его мужчина. — Из вашингтонской газеты мы узнали, что вы здесь. Меня послали в Хендрикс. Портье сказал мне, что вас поселили в номер 79. Дверь вы открыли ключом.
   — Но вы не назвались и сами. Мужчина покачал головой.
   — Де-эн-эс, — и повторил. — Де-эн-эс.
   — И как мне к вам обращаться? Мистер Де? Де-эн? Де-эн-эс?
   — Можете не обращаться. Просто отвечайте на вопросы.
   — Вас понял, мистер Де.
   Флетч снял трубку и позвонил в номер 102.
   — Хотите вызвать адвоката? — предположил мужчина.
   — Кристал, мне кое-что нужно.
   — Ты позавтракал?
   — Я забыл.
   — Забыл, завтракал ты или нет?
   — Я говорю не о завтраке.
   — А почему бы не поговорить о завтраке? Я взяла себе пирожки и сосиски. Кленовый сироп. Я знала, что мне не следует есть оладьи с черникой, но не смогла устоять. Слишком много времени прошло с ужина.
   — Я понимаю. И ты, должно быть, съела не только свою порцию, но и мою?
   — Флетч, ты меня простишь?
   — Посмотрим на твое поведение.
   — Хорошо. Не хочешь повторить вчерашнее?
   — Мне пришлось поломать голову, чтобы найти объяснение сломанной перекладине, на которой висела занавеска.
   — И что ты сказал?
   — Сказал, что решил подтянуться на ней.
   — Тебе поверили?
   — Нет. Но надо же когда-то начинать врать.
   — Тебя ругали?
   — Отнюдь. Но пообещали, что внесут стоимость перекладины в счет. Слушай, мне кое-что нужно. И у меня гости.
   — Фредди Эрбатнот? Из-за нее ты забыл про завтрак?
   Флетч посмотрел на Де-эн-эса. Тот внимательно прислушивался к телефонному разговору.
   — К сожалению, нет.
   — Флетч, дорогой, любовь моя. Проси, о чем хочешь. Для тебя я готова на все.
   — Мне нужен двухкассетник. Хочу переписать одну пленку.
   — У меня диктофон только на одну кассету. Но я знаю, что двухкассетник есть у Боба Макконнелла.
   — Боба?
   — Ты хочешь, чтобы я позвонила ему?
   — Нет, благодарю. Позвонить я могу и сам.
   — Мне кажется, он горит желанием помочь тебе, если ему представится такая возможность.
   — Он причинил мне немало неприятностей, упомянув в статье мою фамилию.
   Де-эн-эс нетерпеливо постукивал ручкой по ногтю большого пальца.
   — Что-нибудь еще, дорогой?
   — Я закончил книгу о путешествиях. Хочу послать ее издателю. У тебя есть большой конверт или коробка или пакет?
   — В вестибюле отеля есть почтовое отделение.
   — И что?
   — Там продаются большие конверты.
   — Это хорошо.
   — И картонные ящики, если твоя книга не влезет в конверт.
   — Действительно, как же я забыл.
   — Там на двери надпись: «Почтовая служба Соединенных Штатов».
   — Спасибо тебе, Кристал.
   — Если ты заблудишься в вестибюле, спроси дорогу у любого.
   — Кристал? Я хочу сказать тебе кое-что неприятное.
   — Что же?
   — Столовая еще открыта для тех, кто хочет позавтракать.
   — Поганец.
   Флетч положил трубку, но так и остался у кровати. Ему хотелось принять душ. Или прыгнуть в бассейн. А может, сначала поплавать в бассейне, а потом встать под душ.
   — Не могли бы мы перейти к делу? — подал голос Де-эн-эс.
   — Какие у нас могут быть дела?
   — Мистер Флетчер, согласно имеющейся у нас информации вы никогда не заполняли декларации о доходах.
   — Угу.
   — Эта информация соответствует действительности?
   — Несомненно.
   — Ваши работодатели, а их набралось немало, удерживали положенную для перечисления в бюджет часть вашего заработка, поэтому нельзя сказать, что вы вообще не платили налогов.
   — Это хорошо.
   — Уклонение от подачи налоговой декларации — преступление.
   — Какой ужас.
   — Из чистого любопытства позвольте спросить, почему вы никогда не подавали ее?
   — В апреле всегда столько дел. Вы понимаете. Весной молодому мужчине как-то некогда вспоминать о Департаменте налогов и сборов.
   — Вы могли бы попросить об отсрочке.
   — Да где найти время писать вам?
   — Не скрывалось ли за вашим стремлением уклониться от уплаты налогов политической подоплеки?
   — О, нет. Мотивы были чисто эстетические, если вам угодно знать правду.
   — Эстетические?
   — Да. Я видел ваши бланки деклараций. Они ужасные. Оскорбляют вкус человека. А английский язык просто коверкают.
   — Наши бланки коверкают английский язык?
   — Именно так. Меня тошнит от одного их вида. Я знаю, что вы пытались хоть как-то изменить их в лучшую сторону, но, мне представляется, что пока ваши усилия пошли прахом.
   Де-эн-эс мигнул. Его адамово яблоко ходило вверх-вниз.
   — Эстетика, — пробормотал он.
   — Вот-вот.
   — Хорошо, мистер Флетчер. Мы не слышали о вас более двух лет. Вы не посылали ни заполненных налоговых деклараций, ни просьб об отсрочке.
   — Мне не хотелось беспокоить вас.
   — Однако, согласно поступившим к нам сведениям, все эти годы вы получали какой-то доход.
   — Сами видите, я еще жив. И не мог обойтись без еды.
   — Мистер Флетчер, у вас есть деньги в Бразилии, на Багамских островах, в Швейцарии и Италии.
   — Вы знаете о Швейцарии?
   — Много денег. Где вы их взяли?
   — Урвал.
   — Урвали?
   — Глагол «украсть» очень уж грубый.
   — Вы говорите, что украли их?
   — Вы при этом не присутствовали.
   — Я — нет.
   — А следовало бы.
   — Вы украли деньги в этой стране?
   — Да.
   — Как вы вывезли их из Соединенных Штатов?
   — По воздуху. На зафрахтованном самолете.
   — Мой Бог? Это же тягчайшее преступление.
   — Уклонение от уплаты налогов и незаконный вывоз денег за границу вас волнуют, а вот сам факт кражи почему-то нет.