— А впрочем, Уолт, — Флетч засунул руки в карманы брюк, — я не возражаю. Пришлите в мой номер два джина с тоником. Комната 79. Идет? Комната 79.
Флетч не мог с уверенностью сказать, что Младший его услышал.
— Заранее благодарю, Уолт.
Глава 21
Глава 22
Флетч стоял на коленях, заталкивая под кровать чемодан с чудесной машиной, когда услышал, как скользнула в сторону стеклянная дверь на балкон.
Он тут же стянул покрывало до пола.
И мысленно отругал себя за то, что не запер дверь.
— Теперь я узнала тайну Флетча, — услышал он голос Кристал. — Надобно рассказать всем, как он преклоняет колени перед кроватью, нашептывая: «Господи, положи меня рядом с овцой!»
Кристал стояла в дверном проеме. Ее жир со всех сторон нависал над черным бикини.
— В самолете я сидел рядом с методистским священником, — Флетч встал. — Когда мы поднялись на двенадцать тысяч футов, он начал разучивать со мной псалом: «Все ближе мы к тебе. Бог мой».
Никогда ранее он не видел, чтобы такие узкие полоски материи сдерживали столь много плоти.
— Я замерзла, — пожаловалась Кристал. — Моя комната на другой стороне отеля. Можно мне залезть под твой душ?
— Конечно.
У нее была прекрасная кожа.
Когда она шла через комнату, жир ее так трясся, что Флетч испугался, а не начнет ли он отваливаться и клочьями падать на пол.
— Этот идиот, Стюарт Пойнтон. Из-за него я полчаса простояла в бассейне, по пояс в воде, слушая, как мне будет хорошо, если я поработаю на него.
— Поработаешь на него?
— Да, займусь сбором информации по делу Марча. Кто-то сказал ему, что я без работы. Дверь ванной она оставила открытой.
— Ты согласилась?
— Ответила, что скорее буду работать в «Правде».
— А чего ты его слушала?
Раздевшись догола, она растянула пластиковую занавеску. Даже когда она поднимала руки, живот ее свисал вниз.
— Хотела узнать, известно ли ему что-нибудь. По его версии, портье испугался, что Уолтер Марч пожалуется начальству и его уволят за грубое обхождение с миссис Марч. А потому поутру схватил ножницы, с помощью своего ключа проник в «люкс», где поселилось семейство Марч, и разделался с Уолтером.
— И где только Пойнтон раскапывает такие глупости? — удивился Флетч.
Кристал уже стояла в ванной, под горячим душем.
— Почему бы и нет? — добавил он.
Разделся и вошел в ванную. Отодвинул занавеску в сторону.
— На двоих места хватит? Только не наступи мне на ногу.
Вода, ударяясь о тело Кристал, летела во все стороны.
— Ты захватил с собой сэндвич? Что-нибудь из съестного?
— Юная леди, я намерен научить вас более не говорить про себя гадости?
— Так жратвы нет?
— Я этого не сказал.
— О, не нравится мне пища с высоким содержанием белка.
— Возможно. Повторяй за мной. Я более никогда не буду оскорблять себя.
— Я более никогда не… ой!
Вываливаясь из ванны, они потянули за собой не только занавеску, но и пластмассовый стержень, на котором она висела. На полу они попытались выпутаться из занавески, один край которой оказался под ними.
— Черт побери, — прорычал Флетч, — ты сидишь на моей ноге. Моей левой ноге!
— Я ничего не чувствую.
— Зато я чувствую! Немедленно слезь с нее!
— Не могу. Занавеска…
— Отпусти мою ногу! О Боже, ты, похоже, сломала ее.
— Что значит, сломала? В таких ситуациях мужчины должны брать инициативу на себя?
— Как я могу что-то взять, если ты придавила меня к полу?
— Ежели ты придавлен к полу, толку от тебя не будет.
— Слезешь ты с моей ноги или нет?
— Сначала сними с меня эту чертову занавеску.
— Как мне это сделать? Я не могу шевельнуться.
Тут пластиковую занавеску дернули и убрали. Над ними стояла Фредерика Эрбатнот, в юбке-брюках и легкой блузке.
— О, привет, Фредди, — поздоровался с ней Флетч.
— Рада, что наконец-то увидела вас, Флетч.
— Благодарю, — Кристал скатилась с него.
— Вы, однако, шумный сосед, — Фредди бросила занавеску на пол и удалилась.
Флетч сидел, ощупывая левую ногу.
— Я ее сломала? — склонилась над ним Кристал.
— К счастью, нет.
— Ты ее возбуждаешь.
— Кого?
— Фредди.
— Хорошо ли это? — этот риторический вопрос ответа не требовал.
Глава 23
— Хорошо помылись в душе? — спросила Фредди.
— Спасибо, что спасли нас. И главное, вовремя.
— Всегда готова. Знаете, Флетч, вам следовало бы постоянно носить на шее свисток. Аккурат для подобных ситуаций.
В гостиной Аманды Хендрикс Флетч стоял с бокалом виски «Чивас Регал» с содовой. Фредди отдала предпочтение мартини.
С того момента, как он переступил порог, Леона Хэтч не отрывала от него глаз.
— Скажите, вы всегда поете, когда занимаетесь этим делом?
— Разве я пел?
— Что-то неподобающее моменту. Мне показалось «Все ближе мы к тебе. Бог мой!»
— Нет, нет. Для Кристал я пел: «Все ближе я к тебе, Бог мой!»
— Как же повезло этой девчушке.
Леона Хэтч, которую уже заметно покачивало, подошла к ним.
— Кажется, мы знакомы? — обратилась она к Флетчу.
И сегодня она не дотянет до обеда, подумал Флетч.
— Моя фамилия Флетчер, — он протянул руку. — Ай-эм Флетчер.
Леона нерешительно пожала его руку.
— Фамилию вашу я слышу впервые. Но мы наверняка встречались, только не помню где.
— Я никогда не работал в Вашингтоне.
— Может, в какой-нибудь из предвыборных кампаний?
— Не участвовал ни в одной.
— Странно. А у меня такое чувство, будто я хорошо вас знаю.
— Возможно, и так, — пробормотал Флетч. — Очень возможно.
За спиной Леоны выросли Дон Джиббс и еще один, незнакомый ему мужчина.
Лицо Джиббса раскраснелось от выпитого.
— Флетчер, старина!
Чуть не оттолкнув Леону в сторону, во всяком случае, задев шляпку, Джиббс, с бокалом в руке, неуклюже попытался обнять Флетча за плечи.
— Ха-ха, — прокомментировал появление Джиббса Флетч. — Ха-ха-ха.
После чего начал внимательно разглядывать свой бокал.
Затянувшееся молчание прервал улыбающийся до ушей Джиббс.
— Флетч, а не представить ли тебе нас? Флетч пожал плечами, не поднимая глаз.
— Я полагал, что вы и так знаете друг друга. И, искоса глянув на Фредерику Эрбатнот, заметил, как блеснули ее глаза.
Леона все это время поправляла шляпку.
— Но я знать не знаю, кто они такие, — недовольно проворчала она. — Кто вы, черт побери?
— О, мисс Хэтч, извините, — оживился Флетч. — Это Дональд Джиббс. А это — Роберт Энглехардт. Они работают в Центральном разведывательном управлении. Мисс Леона Хэтч.
Улыбка сползла с лица Джиббса, шеи, и ускользнула куда-то под воротник рубашки.
Энглехардт, крупный, лысый мужчина в плохо сшитом коричневом костюме, побледнел, как полотно.
— У вас в голове одно ЦРУ, — пробормотала Фредерика Эрбатнот.
Флетч вновь пожал плечами.
— И, откровенно говоря, мисс Хэтч, я понятия не имею, кто эта юная леди.
Энглехардт выступил вперед и схватил руку Леоны.
— Рад познакомиться с вами, мисс Хэтч. Мистер Джиббс и я приехали на ваш конгресс наблюдателями. Мы — представители канадской прессы. Хотим провести в следующем году аналогичный конгресс. В Онтарио…
— У вас не канадское произношение, — осадила его Леона Хэтч.
— Пип, — вырвалось у Джиббса. — Пип, пип, пип.
— Поп-пап, — откликнулся Флетч.
— Понимаете, что я имею в виду? — продолжила Леона. — С каких это пор канадцы говорят «пип»?
Энглехардт, лысина его покрылась пленочкой пота, он бросил на Флетча убийственный взгляд.
— И слово «наблюдатели» вы произнесли неправильно. — Леона дернула рукой. — Мистер, мне больно.
— О, извините.
Энглехардт, отпуская ее руку, отступил на шаг, отчего потянул Леону вперед и та чуть не свалилась, но в последний момент удержалась на ногах. Шагнул назад и Дон Джиббс. Боязнь окончательного разоблачения по-прежнему отражалась на его физиономии.
— Мисс Хэтч, я — Фредерика Эрбатнот, — отвлекла внимание старушки Фредди. — Я работаю в журнале «Ньюсуорлд».
— Ерунда, — фыркнула Леона. — Никто не работает в журнале «Ньюсуорлд».
— А вот и наша очаровательная молодая пара, — к их группе присоединилась Хелена Уилльямс. — Привет, Леона. Все в порядке?
Хелена с любопытством взглянула на Джиббса и Энглехардта.
Те попятились.
— Флетч и… — Хелена смотрела на Фредди. — К сожалению, забыла ваше имя.
— Она тоже, — ввернул Флетч.
— Фредерика Эрбатнот. Для краткости можете называть меня мисс Блейк.
— Ты знаешь, Леона, я предложила им «Свадебный люкс». Но они настаивали, что неженаты! Куда катится мир?
— Это большой шаг вперед, — ответила Леона. — Большой шаг.
— Хелена, что-то я совсем не вижу Джейка, — повернулся к ней Флетч.
— Да, конечно. Он старается как можно больше времени проводить с Младшим. После ухода Уолта… Кто-то должен принимать решения, а Младший пока явно не в форме, — она поправила волосы. — Боюсь, Джейку этот конгресс не в радость. Да и нам, пожалуй, тоже.
— Если я не увижу Джейка, передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я питаю к нему самые теплые чувства.
— Обязательно, Флетч.
И Хелена унеслась к другой группе журналистов.
— За каким чертом тебе это понадобилось? — послышался под ухом Флетча хриплый шепот.
Он обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Доном Джиббсом и Робертом Энглехардтом.
— А вы пытались когда-нибудь лгать такой, как Леона Хэтч?
— Она сама часто врет.
— Вы пытались лгать такой, как Леона Хэтч, даже если она сама часто врет?
Энглехардт стоял мрачнее тучи.
— Она сразу выведет вас на чистую воду. Собственно, именно так оно и вышло.
Оставляя за собой широкий проход, к ним подошла Кристал Фаони.
— Мисс Кристал Фаони, — торжественно изрек Флетч, — позвольте представить вас мистеру Роберту Энглехардту и мистеру Дональду Джиббсу, сотрудникам Центрального разведывательного управления.
Глаза Энглехардта медленно закрылись и открылись вновь.
Верхняя губа Джиббса, с капельками пота, дрожала.
— Привет, — поздоровалась Кристал и повернулась к Флетчу. — Я задержалась в номере, чтобы прослушать вечернюю проповедь Льюиса Грэхэма. Знаешь, что он сделал?
— С нетерпением жду, пока ты мне расскажешь.
— Свои девяносто секунд он употребил на то, чтобы уверить телезрителей, что, объявив во всеуслышание об уходе на пенсию, люди должны держать слово, от чего бы им ни пришлось ради этого отказываться. И сослался при этом на судьбу Уолтера Марча.
— Мы написали ему текст за ленчем, — улыбнулся Флетч.
— Можно сказать, что мы внесли свою лепту, — поправила его Фаони.
— Он воспользовался теми же библейскими цитатами.
— Естественно.
— Да, как обычно, определить источник информации Льюиса Грэхэма не составляет большого труда. Вы позволите сопроводить вас в столовую, мисс Фаони?
— С удовольствием! Мы придем туда первыми? Хочется хоть в чем-то быть рекордсменом.
— Мисс Фаони, — Флетч взял ее под руку. — Мне есть что тебе сказать.
— Ты узнал, кто убил Уолтера Марча?
— Нет, речь пойдет о более важном.
— Что может быть важнее?
— Единство и борьба противоположностей. Смерть в присутствии жизни; жизнь в присутствии смерти.
— Пусть это покажется тебе странным, но от подобных головоломок у меня возникает острое чувство голода.
— Кристал, дорогая, сегодня днем ты пыталась забеременеть.
— Думаешь, нам это удалось? — тут же спросила она.
— О, Боже, — вздохнул Флетч.
— Если ты помнишь, математика всегда была моим коньком.
Они вошли в столовую.
— Кристал, присядь.
— О, как мило с твоей стороны. Ты уже заботишься обо мне, — она села на предложенный стул. — Не волнуйся, Флетчер.
— Не буду.
— Я не могу еще девять месяцев не работать. Святое небо! Я же умру с голоду.
Флетч сел напротив.
— Кристал, ведь именно так ты потеряла работу в прошлый раз. Это жестокий мир. И ничего в нем не изменилось.
— Отнюдь, — она покачала головой. — Уолтер Марч мертв.
Глава 24
— Откровенно говоря, я считаю, что вы все несправедливы, — Элеанор Иглз положила салфетку рядом с кофейной чашечкой. — Никогда в жизни я не слышала, чтобы с такой злобой и ненавистью говорили об одном человеке, как здесь, на Плантации Хендрикса, говорят об Уолтере Марче.
Флетч сидел за круглым столом на шестерых с тремя женщинами, Элеанор Иглз, Кристал Фаони и, разумеется, Фредди Эрбатнот. Ни Роберт Макконнелл, ни Льюис Грэхэм не почтили их своим присутствием.
— Вы ведете себя, как банда подростков в исправительном заведении, дующихся на то, что самого здорового из них пырнули ножом, а не как подобает уважающим себя журналистам и порядочным людям.
Кристал рыгнула.
— А что мы такого сказали? — спросила Фредди. Справедливости ради, следует отметить, что за столом держались нейтральных тем, обсуждая, главным образом, завтрашний приезд вице-президента и кандидатуры журналистов, которые сыграют с ним в гольф (Том Локхарт, Ричард Болдридж и Шелдон Леви; Оскар Перлман пригласил вице-президента на партию в покep, дабы доказать, что скрывать ему нечего), и гадая, возьмет ли он на Плантацию Хендрикса свою очаровательную супругу.
Лишь Фредди упомянула о богослужении в память усопшего Уолтера Марча, намеченном на следующее утро в Хендриксе.
— О, я не о вас, — Элеанор негодующе оглядела столовую. — Я обо всех этих прохвостах.
Элеанор Иглз, симпатичная и едва ли не самая высокооплачиваемая журналистка одной из телекомпаний, не пользовалась любовью и уважением коллег, потому что на прежней работе, в другой телекомпании, делала рекламные ролики (большинство журналистов полагало подобное унижением профессии), что, однако, никоим образом не отразилось на ее блестящей карьере.
Многие отказывали ей в таланте, утверждая, что ей никогда бы не подняться выше рекламных роликов, если б не желание телекомпаний использовать ее, как символ женщины-журналиста. В этом, пожалуй, они грешили против истины. Ума Элеанор Иглз хватало.
— Уолтер Марч был прекрасным журналистом, прекрасным издателем и, самое важное, прекрасным человеком.
— Воистинно так, — отозвалась Кристал.
— Он интуитивно чувствовал, что представляет интерес, а что — нет, как следует подать тот или иной материал. И на моей памяти ни разу не ошибался. «Марч ньюспейперз» всегда выступала на стороне победителей.
— О, это уже слишком, Элеанор, — заметил Флетч.
— А как насчет людей? — спросила Кристал. — Его отношения к своим сотрудникам?
— Вот что я вам скажу, — Элеанор поджала губы. — Я сочла бы за честь работать на Уолтера Марча. В любое время, в любом месте, при любых обстоятельствах.
— Вы никогда не работали у него, — резонно возразила Кристал.
— Вы помните тот случай, когда я застряла в Албании? Я работала тогда в другой телекомпании.
Флетч помнил, но смутно. Произошло это давно, он еще учился в университете, и три дня об этом кричали аршинные заголовки газет. Злоключения Элеанор Иглз в неведомой стране. Тогда он впервые услышал о ней.
— Такое иной раз случается. — Элеанор чуть наклонилась вперед, поставила локти на стол, уложила подбородок на сложенные руки. — Я и продюсер, Сара Поллинг, провели пять дней в Албании на съемках серии телерепортажей. Нет нужды говорить, что операторы были албанцы, снимали мы лишь то, что нам дозволяли, и так, как им хотелось. Однако даже приезд в Албанию и возможность снять этот фильм мы расценивали невероятной удачей. Им предшествовали несколько месяцев дипломатических переговоров. Меня они лишь терпели, но я полагала, что увиденное и услышанное позволят мне при озвучивании в Нью-Йорке предложить зрителям объективный комментарий.
Несмотря на то, что они контролировали каждый наш шаг, нас поселили в лучшем отеле, пусть напоминающем наши курятники, и относились по-доброму. Постоянно предлагали поесть или выпить, и Сара даже заявила, что это их способ отвлечь нас от работы.
Так что все складывалось как нельзя лучше, разумеется, в данной ситуации. Мы не знали, что окажется на пленке, но рассчитывали с максимальной выгодой использовать полученный материал.
Уезжали мы вечером, собрали вещи, нас отвезли в аэропорт, там мы попрощались с теми, кто нас опекал. Все были в превосходном настроении. Обнимались, целовались. Они уехали, а мы пошли на посадку.
Тут-то нас и арестовали. У самого выхода на летное поле, когда все формальности, связанные с проверкой документов и багажа, остались позади. К нам подошли двое мужчин, отвели нас в сторону, и мы молча простояли до тех пор, пока последний пассажир не скрылся в самолете, а персонал аэропорта, отводя взгляды, не занялся другими делами.
Флетч не мог с уверенностью сказать, что Младший его услышал.
— Заранее благодарю, Уолт.
Глава 21
С магнитофонной ленты.
Приемный блок 8
«Люкс» 8 (Оскар Перлман).
— … Да.
— Позвольте начать с того, мистер Перлман, что моя жена в восторге от вашей колонки.
— В гробу я видал вашу жену.
— Простите? — капитан Нил аж отшатнулся.
— В гробу я видал вашу жену. Всегда одно и тоже. «Моя жена в восторге от вашей колонки», — несомненно, Перлман говорил, не вынимая сигары изо рта. — Что бы я ни сделал, будь то пьеса, книга или газетная колонка, в ответ я услышу: «Моей жене понравилось». Когда я прихожу на вечеринку и пытаюсь увести разговор с моей персоны или моей работы, я заранее знаю, что меня ждет. Я спрашиваю: «Вы видели вчера Нуриева в Национальном театре?» Мне отвечают: «Моей жене он понравился». Вы видели последнюю картину Бергмана? «Моей жене понравилось». Как насчет последней пластинки Нейла Диамонда? «Моей жене понравилось». Вы читали новый роман Джо Гореса? «Моей жене…» Как бы вы отнеслись сегодня к королю Лиру? «Моя жена полагает его шовинистом. Почему он чего-то ждет от дочерей?» Или моей жене нравится, или нет. В кого превратились американские мужчины? Неужели в безмозглых дикарей? Зачем прятаться за мнение жены? Или у мужчин более нет глаз и ушей? Взять, к примеру, вас. Почему вы не говорите, что моя колонка понравилась вам? Или вы от этого перестанете быть мужчиной? У вас выпадут волосы на теле и начнет расти грудь? Неужели вы считаете возможным говорить только о хоккее да боксе?
— Мистер Перлман, я всего лишь полицейский…
— Вы трахаете свою жену, не так ли?
— Никогда еще я не встречал таких странных, эксцентричных, возможно, больных людей, как жур…
— Она говорит, что ей это нравится?
Вы верите всему, что говорит ваша жена? Как вообще можно верить тому, что говорит жена? Почему бы вам просто не сказать, что вы в восторге от моей колонки? Я работаю только для жен? Фред Уэйринг работал для жен. И посмотрите на него. Он изобрел миксмастерс. Нет, он изобрел блюда быстрого приготовления. Может, он только радуется, когда мужчины подходят к нему и говорят: «Моей жене нравится ваша работа». О Господи, ну что вы все стоите. Присядьте, пожалуйста.
У меня такое чувство, что я продал вам содержание моей очередной колонки. С вас семнадцать тысяч долларов. Не волнуйтесь. Хотите сигару? Играете в карты? Случается проигрывать? Может, выпьете? Сам я капли в рот не беру, но спиртного тут хватает.
О Господи. Ну что же я так разошелся. Как поживает ваша жена? Я же приехал сюда поразвлечься. Но не получилось. За вечер проиграл двенадцать сотен баксов. Эти говнюки из Далласа. И Сент-Луиса. Уф! Двенадцать сотен баксов. Что? Пить не будете? Карты наверняка меченые. Потому-то они и обдули меня на двенадцать сотен.
— Мистер Перлман, скажите, когда вы сможете ответить…
— Хоть сейчас. Значит, старине Марчу вставили ножницы в зад? Он заслуживал этого более других. Все вокруг сейчас только и пишут об этом. По мне, забавного тут мало. Объясните, что в этом забавного? Я вас отблагодарю.
— Мистер Перлман!
— Не кричите на меня. Я не позволю, чтобы на меня кричал провинциальный коп. Пусть и ветеран.
— Послушайте, я знаю, что вы, журналисты, всегда задаете вопросы. Я тоже задаю вопросы. Потому и пришел к вам. Это ясно?
— О Боже. Да у него истерика. Вы совсем не играете в карты? Напрасно. Помогает расслабиться, снять напряжение.
— Мистер Перлман, вы работали у Уолтера Марча?
— Давным-давно. В одной из его газет. Двадцать пять лет тому назад. Большинство участников конгресса когда-либо да работали у Марча. Почему вы допрашиваете меня?
— Я задаю вопросы.
— Это не вопрос.
— Вы начали публиковать вашу юмористическую колонку в его газете7
— Вы говорите, она юмористическая? Благодарю.
— Впервые она появилась в его газете. Правильно?
— Да.
— Затем вы продали эту колонку, созданную для одной из газет Марча, вашингтонской, если не ошибаюсь, национальному синдикату?
— Интернациональному. Жены всего мира в восторге от моей колонки.
— Почему вы ушли от Уолтера Марча и продали колонку другому газетному объединению?
— Чтобы не умереть от голода, либо этот человек начисто лишен чувства юмора. Даже у его жены нет чувства юмора. Он отказался публиковать мою колонку в других своих газетах. Я дал ему на раздумья достаточный срок. Два или три года.
— Правда ли, что он помогал вам создавать колонку?
— Правда ли, что деревья растут корнями вверх? «Правда, — ответит вам мудрец, — если вы ходите на голове». Он дозволял печатать колонку. Раз от разу. Обычно, обкорнав наполовину. На странице, отведенной под некрологи. Он так помогал мне, что обеспечил бесплатные похороны. Такой популярностью пользовался я у тамошних похоронных бюро.
— А после того, как вы подписали контракт с синдикатом, он подал на вас в суд, так?
— Он проиграл процесс. Нельзя подавать в суд на талант.
— Но дело разбиралось в суде?
— В суде его осмеяли. Жена судьи обладала чувством юмора.
— И что потом?
— Что, потом? — переспросил Перлман.
— Миссис Марч говорит, что все эти годы вы недолюбливали друг друга.
— Старушка Лидия предлагает меня на роль убийцы? Эта дама всегда отличалась острыми коготками.
— Все эти годы между вами сохранялись напряженные отношения?
— С какой стати? Мы же разошлись в разные стороны. Он издавал свои газеты. Я писал свою колонку.
— Кто-то сказал мне, что Марч не отказывался от мысли заставить вас публиковать колонку в его газетах.
— Да кто мог такое сказать?!
— Если вас это интересует, Стюарт Пойнтон.
— Милого вы нашли собеседника. Он правильно произнес мою фамилию?
— Нет, и меня это удивило. Он постоянно называл вас Оскаром Уорлдманом.
— На него это похоже.
— Вы меняли фамилию?
— Нет. Просто Пойнтон не может произнести правильно ни одну фамилию. Он — ходячая совесть мира.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, мистер Перлман.
— Не отказался ли Марч от мысли публиковать мою колонку в своих газетах? Видите ли, во многих городах моя колонка печаталась в конкурирующих с Марчем газетах. Полагаю, она привлекала читателей. Да, наверное, он мог бы подумывать над тем, чтобы переманить меня на свою сторону.
— Скажите, а каким образом Уолтер Марч мог добиться того, чтобы вернуть вашу колонку «Марч ньюспейперз»?
— Меня это тоже интересует.
— Мистер Перлман…
— Я с детства сам себе хозяин. И если чего не хочу, то и делать не буду.
— Вам известно, что на Уолтера Марча работали частные детективы?
— Кто вам это сказал?
— Вы, журналисты, обычно предпочитаете не указывать источник информации, не так ли?
— Кто вам сказал?
— К примеру, Ролли Уишэм.
— Ролли? Милый паренек.
— Так вы знали о существовании частных детективов Уолтера Марча?
— Если это хорошие детективы, как я мог знать о них?
— Уолтер Марч пытался вас шантажировать?
— На чем? Жизнь моя кристально чиста. Как новорожденный котенок.
Последовала пауза.
Вытянувшийся на кровати Флетч закрыл глаза.
— Где вы были в понедельник в восемь утра? — прервал молчание капитан Нил.
— В моей спальне. Спал.
— Вы были в коридоре, неподалеку от «люкса» Марча?
— Не был.
— Вас там видели.
— Это невозможно.
— Мистер Перлман, миссис Марч подробно описала нам, как она выбежала через открытую дверь «люкса», увидела вас в коридоре, уходящего, раскуривающего сигару, побежала к вам, дабы попросить о помощи, узнала, а затем бросилась к «люксу» Уилльямсов и забарабанила в дверь.
— В голове у нее помутилось, так что ей могла привидеться и зеленая зебра.
— Вы не помните, что видели Лидию Марч в коридоре, в понедельник, в восемь утра?
— Не видел даже во сне. Капитан Нил, мы играли в покер до половины шестого утра. Я спал до одиннадцати, может, до половины двенадцатого.
— С кем могла бы спутать вас миссис Марч?
— Роберт Редфорд не приехал на этот конгресс.
— Вы готовы повторить под присягой, что вас не было у номера Марча в понедельник в восемь утра?
— Любой суд признает Лидию Марч не заслуживающим доверия свидетелем, если встанет вопрос, кого и где она тогда видела.
— Только на это вы и рассчитываете, мистер Перлман?
— Вы хотите узнать, кто убил Уолтера Марча? Я вам скажу. Уолтера Марча убил Стюарт Пойнтон. Он намеревался убить Льюиса Грэхэма, но перепутал фамилии и номера комнат, в которых их поселили.
Приемный блок 8
«Люкс» 8 (Оскар Перлман).
— … Да.
— Позвольте начать с того, мистер Перлман, что моя жена в восторге от вашей колонки.
— В гробу я видал вашу жену.
— Простите? — капитан Нил аж отшатнулся.
— В гробу я видал вашу жену. Всегда одно и тоже. «Моя жена в восторге от вашей колонки», — несомненно, Перлман говорил, не вынимая сигары изо рта. — Что бы я ни сделал, будь то пьеса, книга или газетная колонка, в ответ я услышу: «Моей жене понравилось». Когда я прихожу на вечеринку и пытаюсь увести разговор с моей персоны или моей работы, я заранее знаю, что меня ждет. Я спрашиваю: «Вы видели вчера Нуриева в Национальном театре?» Мне отвечают: «Моей жене он понравился». Вы видели последнюю картину Бергмана? «Моей жене понравилось». Как насчет последней пластинки Нейла Диамонда? «Моей жене понравилось». Вы читали новый роман Джо Гореса? «Моей жене…» Как бы вы отнеслись сегодня к королю Лиру? «Моя жена полагает его шовинистом. Почему он чего-то ждет от дочерей?» Или моей жене нравится, или нет. В кого превратились американские мужчины? Неужели в безмозглых дикарей? Зачем прятаться за мнение жены? Или у мужчин более нет глаз и ушей? Взять, к примеру, вас. Почему вы не говорите, что моя колонка понравилась вам? Или вы от этого перестанете быть мужчиной? У вас выпадут волосы на теле и начнет расти грудь? Неужели вы считаете возможным говорить только о хоккее да боксе?
— Мистер Перлман, я всего лишь полицейский…
— Вы трахаете свою жену, не так ли?
— Никогда еще я не встречал таких странных, эксцентричных, возможно, больных людей, как жур…
— Она говорит, что ей это нравится?
Вы верите всему, что говорит ваша жена? Как вообще можно верить тому, что говорит жена? Почему бы вам просто не сказать, что вы в восторге от моей колонки? Я работаю только для жен? Фред Уэйринг работал для жен. И посмотрите на него. Он изобрел миксмастерс. Нет, он изобрел блюда быстрого приготовления. Может, он только радуется, когда мужчины подходят к нему и говорят: «Моей жене нравится ваша работа». О Господи, ну что вы все стоите. Присядьте, пожалуйста.
У меня такое чувство, что я продал вам содержание моей очередной колонки. С вас семнадцать тысяч долларов. Не волнуйтесь. Хотите сигару? Играете в карты? Случается проигрывать? Может, выпьете? Сам я капли в рот не беру, но спиртного тут хватает.
О Господи. Ну что же я так разошелся. Как поживает ваша жена? Я же приехал сюда поразвлечься. Но не получилось. За вечер проиграл двенадцать сотен баксов. Эти говнюки из Далласа. И Сент-Луиса. Уф! Двенадцать сотен баксов. Что? Пить не будете? Карты наверняка меченые. Потому-то они и обдули меня на двенадцать сотен.
— Мистер Перлман, скажите, когда вы сможете ответить…
— Хоть сейчас. Значит, старине Марчу вставили ножницы в зад? Он заслуживал этого более других. Все вокруг сейчас только и пишут об этом. По мне, забавного тут мало. Объясните, что в этом забавного? Я вас отблагодарю.
— Мистер Перлман!
— Не кричите на меня. Я не позволю, чтобы на меня кричал провинциальный коп. Пусть и ветеран.
— Послушайте, я знаю, что вы, журналисты, всегда задаете вопросы. Я тоже задаю вопросы. Потому и пришел к вам. Это ясно?
— О Боже. Да у него истерика. Вы совсем не играете в карты? Напрасно. Помогает расслабиться, снять напряжение.
— Мистер Перлман, вы работали у Уолтера Марча?
— Давным-давно. В одной из его газет. Двадцать пять лет тому назад. Большинство участников конгресса когда-либо да работали у Марча. Почему вы допрашиваете меня?
— Я задаю вопросы.
— Это не вопрос.
— Вы начали публиковать вашу юмористическую колонку в его газете7
— Вы говорите, она юмористическая? Благодарю.
— Впервые она появилась в его газете. Правильно?
— Да.
— Затем вы продали эту колонку, созданную для одной из газет Марча, вашингтонской, если не ошибаюсь, национальному синдикату?
— Интернациональному. Жены всего мира в восторге от моей колонки.
— Почему вы ушли от Уолтера Марча и продали колонку другому газетному объединению?
— Чтобы не умереть от голода, либо этот человек начисто лишен чувства юмора. Даже у его жены нет чувства юмора. Он отказался публиковать мою колонку в других своих газетах. Я дал ему на раздумья достаточный срок. Два или три года.
— Правда ли, что он помогал вам создавать колонку?
— Правда ли, что деревья растут корнями вверх? «Правда, — ответит вам мудрец, — если вы ходите на голове». Он дозволял печатать колонку. Раз от разу. Обычно, обкорнав наполовину. На странице, отведенной под некрологи. Он так помогал мне, что обеспечил бесплатные похороны. Такой популярностью пользовался я у тамошних похоронных бюро.
— А после того, как вы подписали контракт с синдикатом, он подал на вас в суд, так?
— Он проиграл процесс. Нельзя подавать в суд на талант.
— Но дело разбиралось в суде?
— В суде его осмеяли. Жена судьи обладала чувством юмора.
— И что потом?
— Что, потом? — переспросил Перлман.
— Миссис Марч говорит, что все эти годы вы недолюбливали друг друга.
— Старушка Лидия предлагает меня на роль убийцы? Эта дама всегда отличалась острыми коготками.
— Все эти годы между вами сохранялись напряженные отношения?
— С какой стати? Мы же разошлись в разные стороны. Он издавал свои газеты. Я писал свою колонку.
— Кто-то сказал мне, что Марч не отказывался от мысли заставить вас публиковать колонку в его газетах.
— Да кто мог такое сказать?!
— Если вас это интересует, Стюарт Пойнтон.
— Милого вы нашли собеседника. Он правильно произнес мою фамилию?
— Нет, и меня это удивило. Он постоянно называл вас Оскаром Уорлдманом.
— На него это похоже.
— Вы меняли фамилию?
— Нет. Просто Пойнтон не может произнести правильно ни одну фамилию. Он — ходячая совесть мира.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, мистер Перлман.
— Не отказался ли Марч от мысли публиковать мою колонку в своих газетах? Видите ли, во многих городах моя колонка печаталась в конкурирующих с Марчем газетах. Полагаю, она привлекала читателей. Да, наверное, он мог бы подумывать над тем, чтобы переманить меня на свою сторону.
— Скажите, а каким образом Уолтер Марч мог добиться того, чтобы вернуть вашу колонку «Марч ньюспейперз»?
— Меня это тоже интересует.
— Мистер Перлман…
— Я с детства сам себе хозяин. И если чего не хочу, то и делать не буду.
— Вам известно, что на Уолтера Марча работали частные детективы?
— Кто вам это сказал?
— Вы, журналисты, обычно предпочитаете не указывать источник информации, не так ли?
— Кто вам сказал?
— К примеру, Ролли Уишэм.
— Ролли? Милый паренек.
— Так вы знали о существовании частных детективов Уолтера Марча?
— Если это хорошие детективы, как я мог знать о них?
— Уолтер Марч пытался вас шантажировать?
— На чем? Жизнь моя кристально чиста. Как новорожденный котенок.
Последовала пауза.
Вытянувшийся на кровати Флетч закрыл глаза.
— Где вы были в понедельник в восемь утра? — прервал молчание капитан Нил.
— В моей спальне. Спал.
— Вы были в коридоре, неподалеку от «люкса» Марча?
— Не был.
— Вас там видели.
— Это невозможно.
— Мистер Перлман, миссис Марч подробно описала нам, как она выбежала через открытую дверь «люкса», увидела вас в коридоре, уходящего, раскуривающего сигару, побежала к вам, дабы попросить о помощи, узнала, а затем бросилась к «люксу» Уилльямсов и забарабанила в дверь.
— В голове у нее помутилось, так что ей могла привидеться и зеленая зебра.
— Вы не помните, что видели Лидию Марч в коридоре, в понедельник, в восемь утра?
— Не видел даже во сне. Капитан Нил, мы играли в покер до половины шестого утра. Я спал до одиннадцати, может, до половины двенадцатого.
— С кем могла бы спутать вас миссис Марч?
— Роберт Редфорд не приехал на этот конгресс.
— Вы готовы повторить под присягой, что вас не было у номера Марча в понедельник в восемь утра?
— Любой суд признает Лидию Марч не заслуживающим доверия свидетелем, если встанет вопрос, кого и где она тогда видела.
— Только на это вы и рассчитываете, мистер Перлман?
— Вы хотите узнать, кто убил Уолтера Марча? Я вам скажу. Уолтера Марча убил Стюарт Пойнтон. Он намеревался убить Льюиса Грэхэма, но перепутал фамилии и номера комнат, в которых их поселили.
Глава 22
4:30 Р. М.
ГЛАВНЫЙ ВОПРОС: ЕСТЬ ЛИ У ЖУРНАЛИСТА ПРАВО НА СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ?
Семинар. Оранжерея.
Флетч стоял на коленях, заталкивая под кровать чемодан с чудесной машиной, когда услышал, как скользнула в сторону стеклянная дверь на балкон.
Он тут же стянул покрывало до пола.
И мысленно отругал себя за то, что не запер дверь.
— Теперь я узнала тайну Флетча, — услышал он голос Кристал. — Надобно рассказать всем, как он преклоняет колени перед кроватью, нашептывая: «Господи, положи меня рядом с овцой!»
Кристал стояла в дверном проеме. Ее жир со всех сторон нависал над черным бикини.
— В самолете я сидел рядом с методистским священником, — Флетч встал. — Когда мы поднялись на двенадцать тысяч футов, он начал разучивать со мной псалом: «Все ближе мы к тебе. Бог мой».
Никогда ранее он не видел, чтобы такие узкие полоски материи сдерживали столь много плоти.
— Я замерзла, — пожаловалась Кристал. — Моя комната на другой стороне отеля. Можно мне залезть под твой душ?
— Конечно.
У нее была прекрасная кожа.
Когда она шла через комнату, жир ее так трясся, что Флетч испугался, а не начнет ли он отваливаться и клочьями падать на пол.
— Этот идиот, Стюарт Пойнтон. Из-за него я полчаса простояла в бассейне, по пояс в воде, слушая, как мне будет хорошо, если я поработаю на него.
— Поработаешь на него?
— Да, займусь сбором информации по делу Марча. Кто-то сказал ему, что я без работы. Дверь ванной она оставила открытой.
— Ты согласилась?
— Ответила, что скорее буду работать в «Правде».
— А чего ты его слушала?
Раздевшись догола, она растянула пластиковую занавеску. Даже когда она поднимала руки, живот ее свисал вниз.
— Хотела узнать, известно ли ему что-нибудь. По его версии, портье испугался, что Уолтер Марч пожалуется начальству и его уволят за грубое обхождение с миссис Марч. А потому поутру схватил ножницы, с помощью своего ключа проник в «люкс», где поселилось семейство Марч, и разделался с Уолтером.
— И где только Пойнтон раскапывает такие глупости? — удивился Флетч.
Кристал уже стояла в ванной, под горячим душем.
— Почему бы и нет? — добавил он.
Разделся и вошел в ванную. Отодвинул занавеску в сторону.
— На двоих места хватит? Только не наступи мне на ногу.
Вода, ударяясь о тело Кристал, летела во все стороны.
— Ты захватил с собой сэндвич? Что-нибудь из съестного?
— Юная леди, я намерен научить вас более не говорить про себя гадости?
— Так жратвы нет?
— Я этого не сказал.
— О, не нравится мне пища с высоким содержанием белка.
— Возможно. Повторяй за мной. Я более никогда не буду оскорблять себя.
— Я более никогда не… ой!
Вываливаясь из ванны, они потянули за собой не только занавеску, но и пластмассовый стержень, на котором она висела. На полу они попытались выпутаться из занавески, один край которой оказался под ними.
— Черт побери, — прорычал Флетч, — ты сидишь на моей ноге. Моей левой ноге!
— Я ничего не чувствую.
— Зато я чувствую! Немедленно слезь с нее!
— Не могу. Занавеска…
— Отпусти мою ногу! О Боже, ты, похоже, сломала ее.
— Что значит, сломала? В таких ситуациях мужчины должны брать инициативу на себя?
— Как я могу что-то взять, если ты придавила меня к полу?
— Ежели ты придавлен к полу, толку от тебя не будет.
— Слезешь ты с моей ноги или нет?
— Сначала сними с меня эту чертову занавеску.
— Как мне это сделать? Я не могу шевельнуться.
Тут пластиковую занавеску дернули и убрали. Над ними стояла Фредерика Эрбатнот, в юбке-брюках и легкой блузке.
— О, привет, Фредди, — поздоровался с ней Флетч.
— Рада, что наконец-то увидела вас, Флетч.
— Благодарю, — Кристал скатилась с него.
— Вы, однако, шумный сосед, — Фредди бросила занавеску на пол и удалилась.
Флетч сидел, ощупывая левую ногу.
— Я ее сломала? — склонилась над ним Кристал.
— К счастью, нет.
— Ты ее возбуждаешь.
— Кого?
— Фредди.
— Хорошо ли это? — этот риторический вопрос ответа не требовал.
Глава 23
6:00 Р. М. Коктейли
Гостиная Аманды Хендрикс.
— Хорошо помылись в душе? — спросила Фредди.
— Спасибо, что спасли нас. И главное, вовремя.
— Всегда готова. Знаете, Флетч, вам следовало бы постоянно носить на шее свисток. Аккурат для подобных ситуаций.
В гостиной Аманды Хендрикс Флетч стоял с бокалом виски «Чивас Регал» с содовой. Фредди отдала предпочтение мартини.
С того момента, как он переступил порог, Леона Хэтч не отрывала от него глаз.
— Скажите, вы всегда поете, когда занимаетесь этим делом?
— Разве я пел?
— Что-то неподобающее моменту. Мне показалось «Все ближе мы к тебе. Бог мой!»
— Нет, нет. Для Кристал я пел: «Все ближе я к тебе, Бог мой!»
— Как же повезло этой девчушке.
Леона Хэтч, которую уже заметно покачивало, подошла к ним.
— Кажется, мы знакомы? — обратилась она к Флетчу.
И сегодня она не дотянет до обеда, подумал Флетч.
— Моя фамилия Флетчер, — он протянул руку. — Ай-эм Флетчер.
Леона нерешительно пожала его руку.
— Фамилию вашу я слышу впервые. Но мы наверняка встречались, только не помню где.
— Я никогда не работал в Вашингтоне.
— Может, в какой-нибудь из предвыборных кампаний?
— Не участвовал ни в одной.
— Странно. А у меня такое чувство, будто я хорошо вас знаю.
— Возможно, и так, — пробормотал Флетч. — Очень возможно.
За спиной Леоны выросли Дон Джиббс и еще один, незнакомый ему мужчина.
Лицо Джиббса раскраснелось от выпитого.
— Флетчер, старина!
Чуть не оттолкнув Леону в сторону, во всяком случае, задев шляпку, Джиббс, с бокалом в руке, неуклюже попытался обнять Флетча за плечи.
— Ха-ха, — прокомментировал появление Джиббса Флетч. — Ха-ха-ха.
После чего начал внимательно разглядывать свой бокал.
Затянувшееся молчание прервал улыбающийся до ушей Джиббс.
— Флетч, а не представить ли тебе нас? Флетч пожал плечами, не поднимая глаз.
— Я полагал, что вы и так знаете друг друга. И, искоса глянув на Фредерику Эрбатнот, заметил, как блеснули ее глаза.
Леона все это время поправляла шляпку.
— Но я знать не знаю, кто они такие, — недовольно проворчала она. — Кто вы, черт побери?
— О, мисс Хэтч, извините, — оживился Флетч. — Это Дональд Джиббс. А это — Роберт Энглехардт. Они работают в Центральном разведывательном управлении. Мисс Леона Хэтч.
Улыбка сползла с лица Джиббса, шеи, и ускользнула куда-то под воротник рубашки.
Энглехардт, крупный, лысый мужчина в плохо сшитом коричневом костюме, побледнел, как полотно.
— У вас в голове одно ЦРУ, — пробормотала Фредерика Эрбатнот.
Флетч вновь пожал плечами.
— И, откровенно говоря, мисс Хэтч, я понятия не имею, кто эта юная леди.
Энглехардт выступил вперед и схватил руку Леоны.
— Рад познакомиться с вами, мисс Хэтч. Мистер Джиббс и я приехали на ваш конгресс наблюдателями. Мы — представители канадской прессы. Хотим провести в следующем году аналогичный конгресс. В Онтарио…
— У вас не канадское произношение, — осадила его Леона Хэтч.
— Пип, — вырвалось у Джиббса. — Пип, пип, пип.
— Поп-пап, — откликнулся Флетч.
— Понимаете, что я имею в виду? — продолжила Леона. — С каких это пор канадцы говорят «пип»?
Энглехардт, лысина его покрылась пленочкой пота, он бросил на Флетча убийственный взгляд.
— И слово «наблюдатели» вы произнесли неправильно. — Леона дернула рукой. — Мистер, мне больно.
— О, извините.
Энглехардт, отпуская ее руку, отступил на шаг, отчего потянул Леону вперед и та чуть не свалилась, но в последний момент удержалась на ногах. Шагнул назад и Дон Джиббс. Боязнь окончательного разоблачения по-прежнему отражалась на его физиономии.
— Мисс Хэтч, я — Фредерика Эрбатнот, — отвлекла внимание старушки Фредди. — Я работаю в журнале «Ньюсуорлд».
— Ерунда, — фыркнула Леона. — Никто не работает в журнале «Ньюсуорлд».
— А вот и наша очаровательная молодая пара, — к их группе присоединилась Хелена Уилльямс. — Привет, Леона. Все в порядке?
Хелена с любопытством взглянула на Джиббса и Энглехардта.
Те попятились.
— Флетч и… — Хелена смотрела на Фредди. — К сожалению, забыла ваше имя.
— Она тоже, — ввернул Флетч.
— Фредерика Эрбатнот. Для краткости можете называть меня мисс Блейк.
— Ты знаешь, Леона, я предложила им «Свадебный люкс». Но они настаивали, что неженаты! Куда катится мир?
— Это большой шаг вперед, — ответила Леона. — Большой шаг.
— Хелена, что-то я совсем не вижу Джейка, — повернулся к ней Флетч.
— Да, конечно. Он старается как можно больше времени проводить с Младшим. После ухода Уолта… Кто-то должен принимать решения, а Младший пока явно не в форме, — она поправила волосы. — Боюсь, Джейку этот конгресс не в радость. Да и нам, пожалуй, тоже.
— Если я не увижу Джейка, передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я питаю к нему самые теплые чувства.
— Обязательно, Флетч.
И Хелена унеслась к другой группе журналистов.
— За каким чертом тебе это понадобилось? — послышался под ухом Флетча хриплый шепот.
Он обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Доном Джиббсом и Робертом Энглехардтом.
— А вы пытались когда-нибудь лгать такой, как Леона Хэтч?
— Она сама часто врет.
— Вы пытались лгать такой, как Леона Хэтч, даже если она сама часто врет?
Энглехардт стоял мрачнее тучи.
— Она сразу выведет вас на чистую воду. Собственно, именно так оно и вышло.
Оставляя за собой широкий проход, к ним подошла Кристал Фаони.
— Мисс Кристал Фаони, — торжественно изрек Флетч, — позвольте представить вас мистеру Роберту Энглехардту и мистеру Дональду Джиббсу, сотрудникам Центрального разведывательного управления.
Глаза Энглехардта медленно закрылись и открылись вновь.
Верхняя губа Джиббса, с капельками пота, дрожала.
— Привет, — поздоровалась Кристал и повернулась к Флетчу. — Я задержалась в номере, чтобы прослушать вечернюю проповедь Льюиса Грэхэма. Знаешь, что он сделал?
— С нетерпением жду, пока ты мне расскажешь.
— Свои девяносто секунд он употребил на то, чтобы уверить телезрителей, что, объявив во всеуслышание об уходе на пенсию, люди должны держать слово, от чего бы им ни пришлось ради этого отказываться. И сослался при этом на судьбу Уолтера Марча.
— Мы написали ему текст за ленчем, — улыбнулся Флетч.
— Можно сказать, что мы внесли свою лепту, — поправила его Фаони.
— Он воспользовался теми же библейскими цитатами.
— Естественно.
— Да, как обычно, определить источник информации Льюиса Грэхэма не составляет большого труда. Вы позволите сопроводить вас в столовую, мисс Фаони?
— С удовольствием! Мы придем туда первыми? Хочется хоть в чем-то быть рекордсменом.
— Мисс Фаони, — Флетч взял ее под руку. — Мне есть что тебе сказать.
— Ты узнал, кто убил Уолтера Марча?
— Нет, речь пойдет о более важном.
— Что может быть важнее?
— Единство и борьба противоположностей. Смерть в присутствии жизни; жизнь в присутствии смерти.
— Пусть это покажется тебе странным, но от подобных головоломок у меня возникает острое чувство голода.
— Кристал, дорогая, сегодня днем ты пыталась забеременеть.
— Думаешь, нам это удалось? — тут же спросила она.
— О, Боже, — вздохнул Флетч.
— Если ты помнишь, математика всегда была моим коньком.
Они вошли в столовую.
— Кристал, присядь.
— О, как мило с твоей стороны. Ты уже заботишься обо мне, — она села на предложенный стул. — Не волнуйся, Флетчер.
— Не буду.
— Я не могу еще девять месяцев не работать. Святое небо! Я же умру с голоду.
Флетч сел напротив.
— Кристал, ведь именно так ты потеряла работу в прошлый раз. Это жестокий мир. И ничего в нем не изменилось.
— Отнюдь, — она покачала головой. — Уолтер Марч мертв.
Глава 24
7:30 Р. М. Обед.
Большая столовая.
— Откровенно говоря, я считаю, что вы все несправедливы, — Элеанор Иглз положила салфетку рядом с кофейной чашечкой. — Никогда в жизни я не слышала, чтобы с такой злобой и ненавистью говорили об одном человеке, как здесь, на Плантации Хендрикса, говорят об Уолтере Марче.
Флетч сидел за круглым столом на шестерых с тремя женщинами, Элеанор Иглз, Кристал Фаони и, разумеется, Фредди Эрбатнот. Ни Роберт Макконнелл, ни Льюис Грэхэм не почтили их своим присутствием.
— Вы ведете себя, как банда подростков в исправительном заведении, дующихся на то, что самого здорового из них пырнули ножом, а не как подобает уважающим себя журналистам и порядочным людям.
Кристал рыгнула.
— А что мы такого сказали? — спросила Фредди. Справедливости ради, следует отметить, что за столом держались нейтральных тем, обсуждая, главным образом, завтрашний приезд вице-президента и кандидатуры журналистов, которые сыграют с ним в гольф (Том Локхарт, Ричард Болдридж и Шелдон Леви; Оскар Перлман пригласил вице-президента на партию в покep, дабы доказать, что скрывать ему нечего), и гадая, возьмет ли он на Плантацию Хендрикса свою очаровательную супругу.
Лишь Фредди упомянула о богослужении в память усопшего Уолтера Марча, намеченном на следующее утро в Хендриксе.
— О, я не о вас, — Элеанор негодующе оглядела столовую. — Я обо всех этих прохвостах.
Элеанор Иглз, симпатичная и едва ли не самая высокооплачиваемая журналистка одной из телекомпаний, не пользовалась любовью и уважением коллег, потому что на прежней работе, в другой телекомпании, делала рекламные ролики (большинство журналистов полагало подобное унижением профессии), что, однако, никоим образом не отразилось на ее блестящей карьере.
Многие отказывали ей в таланте, утверждая, что ей никогда бы не подняться выше рекламных роликов, если б не желание телекомпаний использовать ее, как символ женщины-журналиста. В этом, пожалуй, они грешили против истины. Ума Элеанор Иглз хватало.
— Уолтер Марч был прекрасным журналистом, прекрасным издателем и, самое важное, прекрасным человеком.
— Воистинно так, — отозвалась Кристал.
— Он интуитивно чувствовал, что представляет интерес, а что — нет, как следует подать тот или иной материал. И на моей памяти ни разу не ошибался. «Марч ньюспейперз» всегда выступала на стороне победителей.
— О, это уже слишком, Элеанор, — заметил Флетч.
— А как насчет людей? — спросила Кристал. — Его отношения к своим сотрудникам?
— Вот что я вам скажу, — Элеанор поджала губы. — Я сочла бы за честь работать на Уолтера Марча. В любое время, в любом месте, при любых обстоятельствах.
— Вы никогда не работали у него, — резонно возразила Кристал.
— Вы помните тот случай, когда я застряла в Албании? Я работала тогда в другой телекомпании.
Флетч помнил, но смутно. Произошло это давно, он еще учился в университете, и три дня об этом кричали аршинные заголовки газет. Злоключения Элеанор Иглз в неведомой стране. Тогда он впервые услышал о ней.
— Такое иной раз случается. — Элеанор чуть наклонилась вперед, поставила локти на стол, уложила подбородок на сложенные руки. — Я и продюсер, Сара Поллинг, провели пять дней в Албании на съемках серии телерепортажей. Нет нужды говорить, что операторы были албанцы, снимали мы лишь то, что нам дозволяли, и так, как им хотелось. Однако даже приезд в Албанию и возможность снять этот фильм мы расценивали невероятной удачей. Им предшествовали несколько месяцев дипломатических переговоров. Меня они лишь терпели, но я полагала, что увиденное и услышанное позволят мне при озвучивании в Нью-Йорке предложить зрителям объективный комментарий.
Несмотря на то, что они контролировали каждый наш шаг, нас поселили в лучшем отеле, пусть напоминающем наши курятники, и относились по-доброму. Постоянно предлагали поесть или выпить, и Сара даже заявила, что это их способ отвлечь нас от работы.
Так что все складывалось как нельзя лучше, разумеется, в данной ситуации. Мы не знали, что окажется на пленке, но рассчитывали с максимальной выгодой использовать полученный материал.
Уезжали мы вечером, собрали вещи, нас отвезли в аэропорт, там мы попрощались с теми, кто нас опекал. Все были в превосходном настроении. Обнимались, целовались. Они уехали, а мы пошли на посадку.
Тут-то нас и арестовали. У самого выхода на летное поле, когда все формальности, связанные с проверкой документов и багажа, остались позади. К нам подошли двое мужчин, отвели нас в сторону, и мы молча простояли до тех пор, пока последний пассажир не скрылся в самолете, а персонал аэропорта, отводя взгляды, не занялся другими делами.