— Прочность здания?
   — Именно. Дело в том, что я работаю по ночам, а днем сплю, а потому хочу убедиться, достаточно ли толстые здесь стены.
   — А где вы работаете?
   — Тайна.
   Девица еще раз испытующе посмотрела на меня, словно прикидывала, гожусь ли я для ее автобиографии.
   — Военная?
   — Так вам все и расскажи. Вы не будете возражать, если я осмотрю нашу с вами общую стену? У себя в комнате я ее уже обследовал.
   — У вас есть для этого специальное оборудование?
   — Да нет, просто стену выстукиваю. Рукой. Можно войти?
   — Входите, мы ведь теперь с вами соседи.
   Комната была обставлена дешевой металлической мебелью. В глаза бросались многочисленные детали стереосистемы и прочая музыкальная аппаратура, в том числе магнитофон. У той стены, что меня интересовала, стоял низкий столик с портативной пишущей машинкой, зажженной настольной лампой и ворохом дешевой желтой бумаги.
   Я постучал по стене. Судя по звуку, с этой стороны дыры не было. Впрочем, это еще ни о чем не говорило, ведь пуля могла застрять в штукатурке.
   — Ну как, толстая стена?
   — Вроде бы ничего.
   — Не волнуйтесь, днем вы сможете отсыпаться. Я сама люблю днем поспать: дом в это время вымирает, все на работе, я одна. — И, словно бы комментируя сказанное, девица качнула бедром, а затем, упершись рукой в бок, вернула бедро на место. — Ведь вечером Стэнли не дает мне заснуть.
   Я побоялся спросить, каким образом, но она пояснила:
   — Пускает магнитофон на полную мощность. Видно, днем никак не наслушается, а потом полночи пластинки крутит. Он ведь раньше на радио работал.
   — Кем?
   — Ведущим музыкальных программ. А теперь открыл магазин музыкальной аппаратуры.
   Тут мое внимание привлек к себе плинтус. Я сел на корточки и увидел отверстие в дереве. Сначала я решил, что это дырка от пули, но потом, присмотревшись, понял, что отверстие просверлено дрелью, а затем заклеено фанерой, отличавшейся от плинтуса по цвету.
   — Что там? — полюбопытствовала она. — Термиты?
   Как бы не так. Дырка под картиной, отверстие в плинтусе, магнитофон, принадлежавший специалисту по радиоаппаратуре, — все это вместе навело меня на мысль: провод пропущен через стену, чтобы подслушивать разговоры в соседней спальне.
   — Очень может быть, — отозвался я. — Вы давно здесь живете, мисс Дрейк?
   — С начала года. До зимы я работала, но на Рождество полиция устроила у нас облаву. Термиты опасны?
   — Они проникают в здание и заполоняют его.
   — И дом может рухнуть? — Девица повела плечами, взмахнула руками и присела, изобразив, как будет рушиться дом.
   — Не исключено, хотя, конечно, маловероятно. Об этом, впрочем, лучше будет поговорить с вашим приятелем. — «Приятелем-термитом», — пошутил я про себя, а вслух добавил: — Где он работает?
   — В магазине грампластинок, если это можно назвать работой. Это ведь его собственный магазин. Находится он в Сан-Карлосе, в недавно открывшемся торговом центре.
   — Мне кажется, я знаю вашего друга. Как его фамилия?
   — Квиллан.
   — Широкоплечий блондин?
   — Он самый, — подтвердила Джесси довольно, впрочем, равнодушным голосом. — Если будете с ним беседовать, пожалуйста, не говорите, что я впустила вас в квартиру, хорошо? А то он у меня ужасно ревнивый. — И она опять, словно комментируя сказанное, вильнула бедром.
   — Давно вы его знаете?
   — Всего несколько дней — поэтому он так меня и ревнует.
   Мы познакомились на новогодней вечеринке в доме его сестры. Бардак там был — страшно вспомнить. Пришла с одним, а ушла с другим. — Джесси довольно кисло улыбнулась. — У меня, впрочем, всегда так. Но я как кошка — живучая. — В подтверждение своих слов она высоко подпрыгнула и мягко, по-кошачьи, опустилась на пол. — Кстати о кошках. Сестра Стэнли на дух меня не выносит. Она теперь, когда замуж вышла, больно важная стала. Нос дерет. Забыла уже, как по ресторанам побираться ходила, выпивку у клиентов выпрашивала. Да и Стэнли тоже хорош: его, между прочим, в прошлом году с работы за взятку уволили. Видите, сколько я вам всего рассказала. Когда мне кто нравится, я болтаю -остановиться не могу.
   Девица обеими руками прикрыла рот и покосилась на меня своими подведенными глазами:
   — Не скажете Стэнли, о чем я вам говорила?
   — Ни за что на свете.
   — А то он меня прибьет. С него станется. Вообще про наш разговор не упоминайте, хорошо? Пусть это будет нашей тайной.
   Меня это вполне устраивало. Перед уходом я показал Джесси фотографию Фебы, но ни про мисс Смит, ни про миссис Смит, жившую с ней по соседству, ей было решительно ничего не известно.
   — До скорой встречи, соседка, — сказал я, выходя в коридор.
   Спустившись вниз, я остановился у двери в квартиру № 1, чтобы придать своему лицу надлежащий вид. С ним, я чувствовал, творилось что-то неладное.
   — Дверь не заперта, — откликнулась на мой стук жена управляющего.
   Она лежала на диване-кровати, откинувшись на подушки.
   — Простите, что не встаю. Наш с вами разговор ужасно меня утомил. Долго вы, однако, ходили. — В комнате по-прежнему было темно, и больная пристально всматривалась в мое лицо. — Вам чем-то не понравилась квартира?
   Я опять почувствовал, что мое лицо меня не слушается. В таких случаях лучше всего уйти на пляж и долгое время в одиночестве гулять вдоль моря. Но на прогулки времени у меня не было.
   — Отчего же, квартира мне очень нравится, — с деланной улыбочкой сказал я.
   Миссис Гирстон просияла:
   — Где вы найдете двухкомнатную квартиру с отдельной спальней, да еще в таком хорошем районе, всего за один доллар семьдесят пять центов? Одна мебель чего стоит. Она вам тоже понравилась?
   — Не то слово. Так вы говорите, обстановка принадлежит предыдущей квартирантке, миссис Смит?
   Больная кивнула.
   — Иначе бы эта мебель не была такой роскошной. У миссис Смит, как вы, наверно, догадываетесь, деньги есть. Когда она здесь поселилась, то велела освободить комнаты от казенной мебели и обставила квартиру своей, совершенно новой. Как вы могли убедиться, ее мебель до сих пор в очень хорошем состоянии. Да это и не удивительно: миссис Смит ведь у нас почти не жила. От силы раз в неделю ночевала.
   — Зачем же она тогда снимала квартиру?
   — Понимаете, миссис Смит писала картины и квартиру сняла под мастерскую. — Жена управляющего подмигнула. — Вас, я вижу, миссис Смит очень интересует. Вы-то сами ее хорошо знаете?
   — Нет, видел несколько раз. Но ссориться с ней мне бы не хотелось. Как вы думаете, она не потребует назад свою мебель?
   — Нет, она ее нам оставила. Помнится, миссис Смит сказала мужу, что ей лень с этой мебелью возиться. Спросите лучше мужа — он вам все объяснит.
   — "Конкистадор" — ваша собственность?
   — Если бы! Владелец дома живет в Саусалито, мы сами его почти не видим.
   — А миссис Смит давно отсюда уехала?
   — Несколько месяцев назад. Я уж и не помню, когда ее последний раз видела. Потом какое-то время квартирой пользовалась ее дочка, но было это совсем недолго. А с ноября квартира пустует. Если бы миссис Смит хотела забрать свою мебель, она бы давно уже это сделала. Впрочем, Алек вам сам все разъяснит, он имел с ней дело, а не я.
   — А когда ваш муж вернется?
   — Обычно он возвращается к ужину. Если хотите встретиться с ним сегодня, я его предупрежу, что вы придете. — Подтянувшись на локтях, она села в кровати. — Простите, вы, кажется, не назвались?
   Я назвался и сказал, что вечером зайду еще раз.

Глава 17

   Увидев меня, Галлорини вылез из машины.
   — Она здесь?
   — С начала ноября девушка здесь не живет. Примерно в это время ты ее и видел.
   — Ты все еще считаешь, что я вытягивал из нее деньги?
   — Нет. Зато я кое-что разузнал про блондина, который тебя выгнал. Поможешь мне его опознать?
   Таксист поднял вверх обе руки, как будто проверял, идет ли дождь.
   — Не знаю даже. А как?
   — Очень просто. Поедем вместе в Сан-Карлос, и ты мне его покажешь.
   — Не могу, мистер. Я и без того уже потерял целый час, даже полтора.
   — Не бойся, я плачу.
   — Так бы сразу и говорил.
   Я ехал впереди, Галлорини за мной. Дорогой я читал вывески: «Витамины», «Импортные автомобили», «Педиатрия и психиатрия», «Фуксии», «Хранение и перевозка», «Гимнастика для глаз», «Только в Вудленде вашим покойникам обеспечен покой», «Омоложение», «Агентство по продаже недвижимости». На витрине «Стерео», захудалого магазинчика радиоаппаратуры, были выставлены пластинки и проигрыватели. В только что открывшемся торговом центре находилось не меньше двадцати таких же дешевых лавчонок.
   Машины мы оставили на стоянке, перед въездом в центр, и по моему совету Галлорини поменялся со мной пиджаком и снял фуражку. Я дал ему денег на покупку пластинок.
   Вышел таксист из магазина через несколько минут, неся под мышкой тонкий квадратный сверток. Вид у него был возбужденный.
   — Этот сукин сын узнал меня.
   — Что он сказал?
   — Ничего. Но по тому, как он на меня пялился, я сразу понял: он меня вспомнил.
   — А ты его?
   — Еще бы! Это он, как пить дать. Наверняка девчонку у себя прячет.
   — Дай-то бог, Ник, — сказал я, а про себя подумал, что это маловероятно: одной такой женщины, как Джезбел Дрейк, любому мужчине более чем достаточно.
   Я расплатился с таксистом и решил немного подождать — идти в «Стерео» следом за Галлорини мне не хотелось. А чтобы не терять времени зря, я раскрыл блокнот и стал подсчитывать расходы: бензин и свидетели — 45 долларов; пластинка — 5 долларов. Ник купил «Сельскую честь», и я оставил пластинку ему.
   Когда я вошел в магазин, за стеклянной перегородкой студийного помещения надрывалась пластинка «Шум улицы». Стэнли уменьшил громкость и вышел ко мне. Это был тот самый блондин с козлиной бородкой, которого я встретил накануне в конторе Мерримена. Вид у него был какой-то встрепанный, но меня он, судя по всему, не узнал.
   — Слушаю вас, сэр. — Со мной он разговаривал тихим, вкрадчивым голосом — не то что с женой Мерримена.
   — Я ищу одну девушку.
   — К сожалению, ничем не могу помочь. Девушек мы тут не держим. Ха-ха-ха.
   — Ха-ха-ха. Осенью эта девушка прожила некоторое время в «Конкистадоре» под фамилией Смит. Квартира четырнадцать, по соседству с вами.
   — А откуда вы знаете, где я живу?
   — Слухами земля полнится.
   — Не понял. — Держался Стэнли спокойно, но голос у него переменился, из низкого стал высоким. Изменился и язык: -Проваливай-ка отсюда, у меня работа стоит.
   — И у меня тоже.
   — Ты что, легавый?
   — Частный сыщик.
   Его выпученные голубые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Он зашел за прилавок, а я, подойдя к нему вплотную, сунул ему под нос фотографию Фебы:
   — Ты не мог ее не видеть. Она в ноябре не меньше недели у тебя за стенкой жила.
   — Ну видел, и что дальше? Я днем много кого вижу.
   — А ночью?
   Набычившись, Квиллан взглянул на меня, словно драчливый кот, который строит из себя льва.
   — Ты когда-нибудь был у нее в квартире, Стэнли?
   — А если и был? — Он злобно тряхнул своей козлиной бородкой. — Ты подослал этого итальяшку за мной шпионить?
   — Я послал его в магазин, чтобы он тебя опознал. Только и всего.
   — А итальяшка случайно не рассказывал тебе, чем сам он занимался у нее в спальне? Как-то вечером слышу за стенкой шум, вхожу, а он завалил ее на кровать и раздевает.
   — Я вижу, у тебя слух хороший.
   — Не жалуюсь. Ну, я, конечно, взял да и выставил этого подонка за дверь. На моем месте любой бы так поступил.
   — Ты ее хорошо знал?
   — Вообще не знал. Я ведь ни с кем из жильцов не знаком. Видел ее пару раз в коридоре — вот и все знакомство.
   — А почему ж ты так интересовался тем, что происходит у нее в спальне?
   — С чего ты взял?
   — Ты ведь спрятал у нее микрофон.
   Стэнли переменился в лице, а я схватил его за лацканы пиджака и притянул к себе:
   — Говори, зачем подслушивал ее разговоры?
   — Я не подслушивал! — взвизгнул он.
   — Что с ней, Квиллан?
   — А я откуда знаю? Я тут ни при чем, отпусти меня. Я чист.
   Не знаю, как душой, но телом Стэнли был очень грязен. Он таращил глаза, словно рыба, которую вытащили из воды. От него и пахло рыбой, причем тухлой. Я отшвырнул его от себя, и его рыхлое тело врезалось в полку с пластинками. Лицо его покрылось пятнами, подбородок трясся.
   — Руки-то не распускай, а то легавых вызову.
   — Нашел чем испугать, вызывай — поедем в полицию, заодно выясним, кто ты такой. А потом все вместе отправимся в «Конкистадор», осмотрим стену спальни.
   Стэнли побелел. На белом, как бумага, лице голубые, навыкате глаза казались темно-синими. Словно больной, который на ощупь ищет на тумбочке лекарство, он стал шарить рукой под прилавком. Когда рука появилась вновь, в ней был зажат пистолет.
   — Проваливай, а то пристрелю, как собаку.
   — Правильно, терять-то тебе нечего, одним преступлением больше, одним меньше...
   — Ты бы насчет преступлений помалкивал. Ввалился ко мне в магазин во время рабочего дня, да еще руки распускаешь, грозишься! — Левой рукой Стэнли рывком открыл кассу и швырнул мне в лицо несколько банкнотов, которые, покружившись в воздухе, плавно опустились на пол, к моим ногам, словно падающие с деревьев осенние листья. — Если сейчас отсюда не уберешься, получишь пулю в лоб, так и знай. Лучше меня не заводи.
   Я не верил, что он выстрелит, а впрочем, от такого можно было всего ждать. Его поступки были совершенно непредсказуемы, Стэнли словно бы подчинялся чьим-то тайным командам. Прикажет ему маленький зеленый человечек «спускай курок» — он и спустит. И я ушел.
   Правда, недалеко. Я объехал торговый центр кругом и поставил машину так, чтобы были видны обе двери в магазин «Стерео», передняя и задняя. Ждать пришлось недолго. Стэнли воспользовался задней дверью.
   На нем был красный берет — в тон машине, темно-красной «альфе-ромео». Поехал Квиллан в сторону Камино, через Редвуд-Сити и Атертон. Я последовал за ним, сначала держась на почтительном расстоянии, а когда его спортивный автомобиль превратился в крошечную красную точку, стал постепенно его догонять. Водитель он был никудышный: метался из ряда в ряд, резко тормозил или, наоборот, ехал на бешеной скорости.
   В Менло-парк он повернул на светофоре налево, и я еле-еле успел проскочить следом на желтый. Потом мили полторы мы ехали на восток — сначала мимо Стэнфордского исследовательского центра, а затем дубовой рощей. Внезапно красная машина скрылась за поворотом.
   Когда я увидел ее вновь, она стояла на обочине, а Квиллан, открыв дверцу, из нее вылезал. Остановиться или вернуться назад я не успевал, но, когда я проезжал мимо, Стэнли уже шагал по выложенной плитняком дорожке к утопавшему в зелени коричневому коттеджу. Под деревянным почтовым ящиком большими буквами значилось: МЕРРИМЕН.
   Остановив машину у следующего поворота, я переложил портативный магнитофон из перчаточного отделения в нагрудный карман и направился к коттеджу. Раскидистые кроны дубов окрашивали пробивавшиеся сквозь них солнечные лучи в мягкие пастельные тона. Таких девственных рощ на Полуострове оставалось теперь совсем немного, а ведь когда-то, сотни лет назад, все здесь было сплошной дубовой рощей.
   Вокруг коттеджа густо росли деревья. Прячась за них, я прокрался к самому дому, обогнул его, прижимаясь к стене и пряча голову, и оказался на заднем дворе, под сенью пышных лавровых деревьев.
   Ведущая в дом стеклянная дверь была задвинута, бамбуковые занавески задернуты. За дверью слышались голоса, мужской и женский. Растянувшись во весь рост на садовой дорожке, я положил голову на ступеньку и прижал микрофон к стеклянной двери.
   — Мне нужны деньги, и быстро, — резко, скороговоркой проговорил Квиллан.
   — А больше ты ничего не хочешь? — отозвалась Салли Мерримен.
   — Я не шучу.
   — А если не шутишь, зачем просишь денег? Знаешь ведь, у меня нет ни цента. Он даже на мебель одолжил, мы по уши в долгах. На похороны и то придется в банке ссуду брать. А я, признаться, рассчитывала, что ты мне поможешь.
   — Не смеши меня. Что мне такого Бен сделал, чтоб я стал ему помогать?
   — И ты еще спрашиваешь? Да ты ему всем обязан: и в долю он тебя взял, и работу тебе нашел. Оказывается, в прошлом году он даже квартиру тебе оплачивал — я квитанции нашла. Но ты ведь всегда был неблагодарной скотиной. Даже сейчас, когда он в морге лежит, ты из него деньги тянешь. Дай тебе волю, ты бы и золотые коронки у покойника изо рта вырвал.
   — И я еще неблагодарная скотина! — Возмущению Стэнли не было предела. В микрофоне разнесся его злобный смех.
   Мой дорогой шурин в жизни не дал мне ни единого цента. Думаешь, он за мои красивые голубые глазки поселил меня в этой квартире? Или в долю взял? Если хочешь знать, всю историю с Мандевиллом провернул я, а не он.
   — А как же иначе, ты ведь был у Бена подставным лицом, пешкой.
   — Сама ты пешка! — набросился Стэнли на сестру. Голос у него срывался от ярости. — Я тебя, кукла, насквозь вижу. Таким, как ты, главное — побольше денег, а откуда эти деньги берутся, тебе наплевать. Мы с Беном в поте лица, можно сказать, трудились, всеми правдами и неправдами денежки зарабатывали, а ты их прикарманила, да еще делаешь вид, что сама тут ни при чем. Но меня не проведешь, хватит! Я уезжаю, и мне нужны деньги. Присвоила себе всю добычу и думаешь, я этого не понимаю. Давай-ка, раскошеливайся!
   — Если б я «присвоила себе всю добычу», неужели, ты думаешь, я жила бы в этой дыре?
   — И это ты называешь дырой? Ну-ка, давай сюда сумку, сука!
   — Выбирай выражения, Стэнли Квиллан!
   — Прости меня, сестричка. Будь так добра, передай, пожалуйста, свою сумочку.
   Должно быть, она швырнула ему сумку, потому что я услышал, как шуршит у него в руках кожа и щелкает замок.
   — Пусто. — Стэнли сник. — Где деньги?
   — Да у меня сроду их не было. Ты свою долю получил и прекрасно знаешь, куда ушли остальные деньги: Рино, Лас-Вегас, биржа эта проклятая. На бирже ведь он все спустил.
   — Ты мне только мозги не пудри. Биржа прошлым летом была. А сейчас что?
   — Да ничего нет, об этом я тебе и толкую. От мандевиллских денег давно уже ничего не осталось. С тех пор и сидим на мели, не знаем, как с долгами расплатиться. А послушать Бена, так мы не сегодня завтра миллионерами должны были стать. — В ее голосе послышались язвительные и в то же время истерические нотки. — В Атертон, говорил, переедем, в Цирк-клуб вступим. Одно слово, что цирк! А теперь — ни денег, ни его самого.
   — Бедная, разнесчастная вдовушка! Пожалел бы я тебя, да не верю. Ни одному твоему слову не верю!
   — Не хочешь — не верь. Я тебе чистую правду говорю. Мало мне, что Бен мертвый лежит и фараоны на допросы тягают, — она всхлипнула, — так еще родной брат горло перегрызть готов.
   — Брось, сестренка, не заводись. И потом, если разобраться, не такая уж Бен большая потеря. К тому же он тебя неплохо обеспечил.
   — Тебя бы так обеспечили! Сижу без гроша за душой.
   — Смени пластинку, малютка. Меня ведь не обманешь. — Слышно было, как Квиллан, тяжело сопя, ходит из угла в угол.
   — Отстань от меня.
   — Отстану, когда свою долю получу. Мне деньги позарез нужны. Не тебя одну допрашивают. Сейчас мне деньги нужней, чем тебе, — и ты мне их дашь, вот увидишь.
   — Повторяю, в доме нет ни цента. Можешь сам поискать, если мне не веришь.
   — Где ж они тогда?
   — Кто они? — с деланным изумлением переспросила она.
   — Кто-кто?! Деньги, доллары! Когда Бен вернулся из Сакраменто, он купался в деньгах.
   — Ты имеешь в виду комиссионные за дом Уичерли? Да их нет давно. Большую часть заплатили агенту, который занимался продажей, а остальное пошло финансовой компании. Они хотели забрать машину. Короче, ты на эти комиссионные претендовать не можешь.
   — Не о комиссионных речь. Я говорю обо всей сумме, о наличных, полученных за дом. Бен ведь специально ездил в Сакраменто за этими деньгами и получил их. От меня он все, понятное дело, скрыл, но мне про это одна маленькая птичка напела — она меня держит в курсе всех событий.
   — Поменьше слушай птичек, они тебе такое напоют, сам не рад будешь. С какой стати было миссис Уичерли платить ему всю сумму, сам посуди?
   — Только не изображай из себя большую дуру, чем ты есть на самом деле. Все равно не получится.
   — Слушай, отвяжись, а? — сказала Салли, повысив голос. — И не стой надо мной. Своим упрямством ты напоминаешь мне отца.
   — А ты мне — мать. Ладно, не будем спорить, сестренка. Пойми, я в безвыходном положении. Я не вру, часть денег — моя по праву. Ты же не хочешь зла родному брату.
   — Раз ты в безвыходной ситуации, продай магазин или машину.
   — Машина — дерьмо, подсунули черт знает что. А магазин даже аренду не окупает. И потом, продавать его — целая история, а у меня времени нет. Мне сваливать надо. Сегодня же.
   — Опять что-то натворил? — Чувствовалось, что этот вопрос сестра задает брату не впервые. — Признавайся.
   — Значит, Бен тебе ничего не рассказывал? Что ж, может, правильно сделал. Он не посвящал тебя в свои дела, и я не буду, а то еще проговоришься.
   — За тобой гонится полиция?
   — Пока нет, но скоро погонится. Сегодня днем ко мне в магазин наведался один частный сыщик. Следом за ним придут и другие.
   — Их интересует Бен? — спросила слабым голосом Салли.
   — И Бен тоже. То, что случилось с Беном, может случиться и со мной. — Стэнли хмыкнул. — Поэтому-то я и рву когти. Сегодня он, завтра я.
   Скрипнул стул. Раздался женский вздох.
   — Ты его убил, Стэнли?
   — Ты что, спятила? — возмутился Квиллан, но, судя по голосу, он был даже польщен.
   — Я серьезно, Стэнли. Скажи, ты его убил?
   — Если б я его убил, меня бы здесь уже не было. Я бы в Австралию ехал. Причем первым классом.
   — На какие деньги? У тебя же нет ни гроша.
   — На денежки твоего муженька. А теперь кто-то их, видать, прибрал к рукам.
   — Нечего на меня так смотреть. Я понятия про эти деньги не имею.
   — Честно?
   — Голову даю на отсечение, — как-то по-детски поклялась она. — В полиции мне сказали, что у него в бумажнике было всего четыре доллара.
   — Четыре доллара? А пятьдесят тысяч не хочешь?
   — С чего ты взял, Стэнли?
   — Со слов Джесси. Я вообще-то не хотел тебе говорить, но раз уж зашел разговор...
   — У него с Джесси что-то было?
   — Я же тебе вчера сказал, что Бен за ней приударил. На днях, в мое отсутствие, он к ней заявился. Узнал я об этом от старухи Гирстон, жены управляющего, она его видела и все мне рассказала. А у Джесси я выяснил, что Бен хотел ее увести, подбивал с ним уехать, показал деньги, даже потрогать дал. Хвастался, что у него есть пятьдесят тысяч наличными, а будет еще больше.
   — Вот подонок! Я так и знала, что он крутит любовь с этой тварью.
   — До любви, положим, дело не дошло.
   — И ты ей поверил?
   — Джесси меня не обманывает. Она побоялась с ним уехать. Узнал я об этом только вчера вечером: двинул ей разок-другой — она и раскололась. Оказывается, она испугалась, что эти деньги краденые. Станут расплачиваться — их и схватят.
   — Деньги были фальшивые?
   — Нет, настоящие, но ворованные.
   — Но ведь ты же сам сказал, что ему их дала миссис Уичерли.
   — Это тебе не Нобелевская премия мира, чтобы просто так, ни за что давать.
   — Может, миссис Уичерли в него втюрилась?
   — Как бы не так.
   — А может, Бен ее надул?
   — Вот это похоже на правду.
   — Значит, он получил с нее пятьдесят тысяч и мне ничего не сказал?! — Салли замолчала, словно бы свыкаясь с этой грустной мыслью. — Кому же тогда достались эти деньги? — вырвалось у нее.
   — Я думал — тебе.
   — Ты что же, решил, я его убила, а деньги прикарманила?
   — Ты ведь не раз ему угрожала.
   — Это верно, но я его не убивала. К сожалению. — Она так громко расхохоталась, что я от неожиданности вздрогнул. — Здорово нас с тобой провели, а, братишка? Мы друг друга стоим.
   — Слушай, сестренка...
   — У кого же теперь эти деньги, как по-твоему? — перебила она его.
   — У того, кто его убил, я так понимаю.
   — А кто его убил?
   — Не знаю. Я думал — ты.
   — Чушь собачья. Я уж грешным делом решила, что это старик Мандевилл его укокошил. Он ведь давно порывался. Но это тоже маловероятно. Полиция считает, что расправилась с ним банда подростков.
   — Я рад за них, — обронил Квиллан с искренней завистью в голосе. — Слушай, сестренка, у нас есть возможность исправить положение. У Бена в конторе, в сейфе, хранится одна кассета. Съезди за ней, а?
   — Какая еще кассета?
   — Не все ли тебе равно? Привези мне ее. А я найду на нее покупателя.
   — Какого покупателя?
   — С деньгами. Эта кассета, малышка, больших денег стоит.
   — Уж не собираешься ли ты кого-то шантажировать?
   — Вроде того.
   — Нет, меня в это дело не впутывай.
   — Видали! Не впутывай ее! Она ведь у нас такая чистая, честная, неподкупная! — Стэнли рассвирепел. — Не валяй дурака, детка. А на что, спрашивается, ты жила последние полгода? Манной, что ли, небесной питалась?
   — Отвяжись. Я тебе не Джесси, меня не испугаешь.
   — Послушай. — Он опять взял себя в руки. — Ты же внакладе не останешься, мы с тобой оба не проиграем. Знать тебе ничего не надо. От тебя только одно требуется: съездить в контору и привезти мне кассету, которая хранится у Бена в сейфе. Она лежит в бумажном конверте — увидишь. Привезешь кассету — половина денег твоя.
   — А срок тоже мы на двоих поделим?
   — Никакого срока не будет, сестренка. Я отвечаю.