Страница:
— Конечно, но я не знаю, где она. Отчасти поэтому я к вам и приехал.
— Со второго ноября я ее не видел ни разу. В тот день, на борту парохода, она закатила такую истерику, что лучше не вспоминать. Сейчас Кэтрин, надо полагать, в Атертоне, у нее ведь там свой дом.
— Нет, оттуда она уехала, причем, насколько я могу судить, не меньше двух месяцев назад. Дом в Атертоне продается.
— Вот как? Я этого не знал. Вы уверены?
— Я был там всего час назад. Какой-то подозрительный тип увидел, что я забрался на стену, и угрожал мне пистолетом, — я описал Тревору субъекта в веселеньком галстуке. — Вы случайно не знаете, кто это? Мне он заявил, что его наняли сторожить дом.
— Тревор покачал головой:
— К сожалению, нет. И куда могла уехать Кэтрин, тоже понятия не имею.
— У вас с ней есть общие знакомые?
— Здесь, на Полуострове, — нет. Скажу вам откровенно, мистер Арчер: мы с Кэтрин Уичерли всегда были и останемся людьми совершенно разного круга. Мы с женой предпочитаем не общаться с такими, как она.
— А в какой среде вращается Кэтрин?
— Боюсь, что сейчас она не слишком разборчива в выборе знакомых. Впрочем, не хочу сплетничать.
— А жаль.
— Нет-нет, Кэтрин этого не заслужила. Да и мне самому было бы потом стыдно. — Его бледные щеки покрылись легким румянцем, глаза сверкнули. — Впрочем, мы с вами отвлеклись, — заметил он как бы невзначай. — Вернемся к моей племяннице, а то уже время позднее. Скажите, чем я могу вам помочь?
— Вы можете обратиться в полицию. Если пойду к ним я, они и пальцем не пошевелят. И потом, Уичерли как огня боится огласки. А вы могли бы конфиденциально навести справки о своей племяннице, и тогда дело, быть может, сдвинулось бы с мертвой точки.
— Обязательно заявлю в полицию. Завтра же.
— А еще лучше — сегодня вечером.
— Хорошо. — У этого человека сердце, возможно, было и слабое, зато характер очень сильный: он на мелочи не разменивался. — Как мне себя вести?
— Это дело ваше. Главное, чтобы власти как можно скорее приступили к розыску Фебы — и не только в Сан-Франциско, но и по всей округе. Кроме того, им следует осмотреть все неопознанные трупы, найденные с первых чисел ноября.
Тревор опять побледнел:
— Вы же сами говорите, что обычно беглянки остаются в живых.
— Обычно да. Но бывает всякое. У вас есть ее фотографии?
— Я фотографировал Фебу прошлым летом, когда она гостила у нас. Сейчас принесу.
Тревор встал, причем на удивление легко, без всякого усилия, его усталость выдавали одни глаза: на какое-то мгновение они погасли, словно фитиль от керосиновой лампы — на ветру.
Тревор вернулся через пять минут с пачкой цветных фотографий, сел и стал передавать их мне по одной. Вот Феба широко улыбается, стоя в белом летнем платье среди камелий; вот она в желтой майке с теннисной ракеткой в руке, а вот несколько пляжных кадров: девушка стоит, сидит, лежит на желтом песке, на фоне ярко-синего моря, на некоторых фотографиях на заднем плане виднеются скалы.
По-своему она была даже хорошенькой, хотя по-настоящему красивой Фебу, как, впрочем, и большинство ее сверстниц, назвать было трудно. В ее улыбке, особенно на пляжных карточках, сквозила застенчивость; ей ужасно хотелось хорошо получиться, и она пожирала глазами объектив фотоаппарата, выставив вперед свои маленькие острые груди.
Когда я встретился глазами с Тревором, то выяснилось, что все это время он внимательно меня изучал.
— Неординарная натура... — сказал он. — Тонкая, глубокая... Жаль, что детство у нее было тяжелым — Феба заслужила лучших родителей.
— Вы, я вижу, питаете к ней слабость.
— Я люблю ее как дочь. Своих детей у нас с Элен нет, и мне следовало бы больше заботиться о Фебе. Впрочем, сейчас об этом говорить уже поздно.
— Это прошлогодние фотографии?
— Да, у меня есть, разумеется, и более ранние карточки Фебы, даже детские сохранились. Но я решил показать вам только самые последние — тут она больше всего на себя похожа. В детстве Феба была полнее.
— Она проводила вместе с вами прошлое лето?
— Всего несколько дней, в августе. У нас с женой есть коттедж на океане, возле Медсин-Стоуна. Предполагалось, что Феба проживет у нас дольше, но они с Элен что-то не поделили, и девушка уехала раньше времени. Я в ее отношения с теткой не вникал.
— Вы не помните парня, с которым она познакомилась в Медсин-Стоуне? Красивый такой, рыжеволосый.
— Я издали видел, как он плавал на серфинге. Мне-то самому серфинг категорически противопоказан. Они с Фебой и еще несколько молодых людей барахтались в волнах. — Последнюю фразу Тревор произнес с нескрываемой завистью.
— Но сами вы с ним не знакомы?
— Нет, Феба почему-то решила нас не знакомить. Думаю, что из-за этого у нее и возникли трения с Элен — девушка явно предпочитала его общество нашему.
— Вы что-нибудь про него знаете?
— Нет. На вид здоровый, красивый самец. Надо сказать, что Феба очень им увлеклась. Но чести лично познакомиться с ним меня, увы, так и не удостоили. А вам что-нибудь про него известно?
— Сегодня утром я беседовал с ним в Болдер-Бич. Он там учится.
— И все еще за Фебой ухаживает?
— Ухаживал, пока она не исчезла.
— Вы подозреваете, что он в этом деле замешан?
— Нет.
— А по-моему, подозреваете. — Тревор поедал меня глазами.
— Я всех подозреваю — это у меня профессиональная болезнь. Что же касается этого парня, то у него нет никаких мотивов для преступления и есть алиби.
— Вы, я смотрю, с пристрастием его допросили. Как его зовут?
— Бобби Донкастер, — ответил я и сменил тему: — На какой фотографии Феба похожа на себя больше всего?
С ловкостью карточного шулера Тревор веером разбросал фотографии по столу и, выбрав ту, где Феба была в белом платье, заметил, что с теннисной ракеткой она вышла ничуть не хуже. Я попросил фотографию Фебы с теннисной ракеткой и тут же ее получил.
— Чем еще могу быть вам — вернее, Фебе — полезен?
— Размножьте, пожалуйста, ее фотографии. Пусть у нас будет пятьдесят или даже сто штук — на тот случай, если Гомер Уичерли по-настоящему возьмется за дело.
— То есть?
— То есть воспользуется услугами сыскных агентств, средств массовой информации, объявит общегосударственный розыск — возможно даже, с привлечением агентов ФБР. Уичерли богатый человек, он может многое.
Тревор захлопал в ладоши:
— Прекрасно. Если возникнет необходимость, я все это ему организую. Так вы считаете, что следует объявить розыск?
— Подождем до завтра. Если бы мне удалось связаться с Кэтрин Уичерли, возможно, что-то бы прояснилось. Кстати, имя Бена Мерримена, агента по продаже недвижимости, вам что-нибудь говорит?
— Боюсь, что нет. — Тревор в задумчивости сдвинул брови. — Мне кажется, я видел рекламный щит с его именем на Камино-Реал. А зачем он вам?
— Это он занимается продажей дома миссис Уичерли, Может быть, Мерримен даст мне ее новый адрес. Завтра я сам с вами свяжусь, а сегодня вечером вы пойдете в местное отделение полиции, как договорились.
— Сразу же после вашего ухода.
Я понял намек и встал. Когда я шел через библиотеку, мне под ноги попалась жемчужина.
Глава 8
Глава 9
— Со второго ноября я ее не видел ни разу. В тот день, на борту парохода, она закатила такую истерику, что лучше не вспоминать. Сейчас Кэтрин, надо полагать, в Атертоне, у нее ведь там свой дом.
— Нет, оттуда она уехала, причем, насколько я могу судить, не меньше двух месяцев назад. Дом в Атертоне продается.
— Вот как? Я этого не знал. Вы уверены?
— Я был там всего час назад. Какой-то подозрительный тип увидел, что я забрался на стену, и угрожал мне пистолетом, — я описал Тревору субъекта в веселеньком галстуке. — Вы случайно не знаете, кто это? Мне он заявил, что его наняли сторожить дом.
— Тревор покачал головой:
— К сожалению, нет. И куда могла уехать Кэтрин, тоже понятия не имею.
— У вас с ней есть общие знакомые?
— Здесь, на Полуострове, — нет. Скажу вам откровенно, мистер Арчер: мы с Кэтрин Уичерли всегда были и останемся людьми совершенно разного круга. Мы с женой предпочитаем не общаться с такими, как она.
— А в какой среде вращается Кэтрин?
— Боюсь, что сейчас она не слишком разборчива в выборе знакомых. Впрочем, не хочу сплетничать.
— А жаль.
— Нет-нет, Кэтрин этого не заслужила. Да и мне самому было бы потом стыдно. — Его бледные щеки покрылись легким румянцем, глаза сверкнули. — Впрочем, мы с вами отвлеклись, — заметил он как бы невзначай. — Вернемся к моей племяннице, а то уже время позднее. Скажите, чем я могу вам помочь?
— Вы можете обратиться в полицию. Если пойду к ним я, они и пальцем не пошевелят. И потом, Уичерли как огня боится огласки. А вы могли бы конфиденциально навести справки о своей племяннице, и тогда дело, быть может, сдвинулось бы с мертвой точки.
— Обязательно заявлю в полицию. Завтра же.
— А еще лучше — сегодня вечером.
— Хорошо. — У этого человека сердце, возможно, было и слабое, зато характер очень сильный: он на мелочи не разменивался. — Как мне себя вести?
— Это дело ваше. Главное, чтобы власти как можно скорее приступили к розыску Фебы — и не только в Сан-Франциско, но и по всей округе. Кроме того, им следует осмотреть все неопознанные трупы, найденные с первых чисел ноября.
Тревор опять побледнел:
— Вы же сами говорите, что обычно беглянки остаются в живых.
— Обычно да. Но бывает всякое. У вас есть ее фотографии?
— Я фотографировал Фебу прошлым летом, когда она гостила у нас. Сейчас принесу.
Тревор встал, причем на удивление легко, без всякого усилия, его усталость выдавали одни глаза: на какое-то мгновение они погасли, словно фитиль от керосиновой лампы — на ветру.
Тревор вернулся через пять минут с пачкой цветных фотографий, сел и стал передавать их мне по одной. Вот Феба широко улыбается, стоя в белом летнем платье среди камелий; вот она в желтой майке с теннисной ракеткой в руке, а вот несколько пляжных кадров: девушка стоит, сидит, лежит на желтом песке, на фоне ярко-синего моря, на некоторых фотографиях на заднем плане виднеются скалы.
По-своему она была даже хорошенькой, хотя по-настоящему красивой Фебу, как, впрочем, и большинство ее сверстниц, назвать было трудно. В ее улыбке, особенно на пляжных карточках, сквозила застенчивость; ей ужасно хотелось хорошо получиться, и она пожирала глазами объектив фотоаппарата, выставив вперед свои маленькие острые груди.
Когда я встретился глазами с Тревором, то выяснилось, что все это время он внимательно меня изучал.
— Неординарная натура... — сказал он. — Тонкая, глубокая... Жаль, что детство у нее было тяжелым — Феба заслужила лучших родителей.
— Вы, я вижу, питаете к ней слабость.
— Я люблю ее как дочь. Своих детей у нас с Элен нет, и мне следовало бы больше заботиться о Фебе. Впрочем, сейчас об этом говорить уже поздно.
— Это прошлогодние фотографии?
— Да, у меня есть, разумеется, и более ранние карточки Фебы, даже детские сохранились. Но я решил показать вам только самые последние — тут она больше всего на себя похожа. В детстве Феба была полнее.
— Она проводила вместе с вами прошлое лето?
— Всего несколько дней, в августе. У нас с женой есть коттедж на океане, возле Медсин-Стоуна. Предполагалось, что Феба проживет у нас дольше, но они с Элен что-то не поделили, и девушка уехала раньше времени. Я в ее отношения с теткой не вникал.
— Вы не помните парня, с которым она познакомилась в Медсин-Стоуне? Красивый такой, рыжеволосый.
— Я издали видел, как он плавал на серфинге. Мне-то самому серфинг категорически противопоказан. Они с Фебой и еще несколько молодых людей барахтались в волнах. — Последнюю фразу Тревор произнес с нескрываемой завистью.
— Но сами вы с ним не знакомы?
— Нет, Феба почему-то решила нас не знакомить. Думаю, что из-за этого у нее и возникли трения с Элен — девушка явно предпочитала его общество нашему.
— Вы что-нибудь про него знаете?
— Нет. На вид здоровый, красивый самец. Надо сказать, что Феба очень им увлеклась. Но чести лично познакомиться с ним меня, увы, так и не удостоили. А вам что-нибудь про него известно?
— Сегодня утром я беседовал с ним в Болдер-Бич. Он там учится.
— И все еще за Фебой ухаживает?
— Ухаживал, пока она не исчезла.
— Вы подозреваете, что он в этом деле замешан?
— Нет.
— А по-моему, подозреваете. — Тревор поедал меня глазами.
— Я всех подозреваю — это у меня профессиональная болезнь. Что же касается этого парня, то у него нет никаких мотивов для преступления и есть алиби.
— Вы, я смотрю, с пристрастием его допросили. Как его зовут?
— Бобби Донкастер, — ответил я и сменил тему: — На какой фотографии Феба похожа на себя больше всего?
С ловкостью карточного шулера Тревор веером разбросал фотографии по столу и, выбрав ту, где Феба была в белом платье, заметил, что с теннисной ракеткой она вышла ничуть не хуже. Я попросил фотографию Фебы с теннисной ракеткой и тут же ее получил.
— Чем еще могу быть вам — вернее, Фебе — полезен?
— Размножьте, пожалуйста, ее фотографии. Пусть у нас будет пятьдесят или даже сто штук — на тот случай, если Гомер Уичерли по-настоящему возьмется за дело.
— То есть?
— То есть воспользуется услугами сыскных агентств, средств массовой информации, объявит общегосударственный розыск — возможно даже, с привлечением агентов ФБР. Уичерли богатый человек, он может многое.
Тревор захлопал в ладоши:
— Прекрасно. Если возникнет необходимость, я все это ему организую. Так вы считаете, что следует объявить розыск?
— Подождем до завтра. Если бы мне удалось связаться с Кэтрин Уичерли, возможно, что-то бы прояснилось. Кстати, имя Бена Мерримена, агента по продаже недвижимости, вам что-нибудь говорит?
— Боюсь, что нет. — Тревор в задумчивости сдвинул брови. — Мне кажется, я видел рекламный щит с его именем на Камино-Реал. А зачем он вам?
— Это он занимается продажей дома миссис Уичерли, Может быть, Мерримен даст мне ее новый адрес. Завтра я сам с вами свяжусь, а сегодня вечером вы пойдете в местное отделение полиции, как договорились.
— Сразу же после вашего ухода.
Я понял намек и встал. Когда я шел через библиотеку, мне под ноги попалась жемчужина.
Глава 8
На карнизе каменного дома светились неоновые буквы «Бен Мерримен». Находился дом в одном из заброшенных районов города, среди покосившихся зданий, пустырей и дешевых лавчонок. Рядом располагалась ветеринарная лечебница, а на противоположной стороне улицы, по диагонали, — автостоянка с рестораном, забитая уцененными автомобилями и их владельцами.
Машину я решил запереть: на заднем сиденье в портфеле лежал пистолет, который обошелся мне в семьдесят пять долларов, а в перчаточном отделении — портативный магнитофон. Лаяли собаки. Пахло какой-то химией.
Сквозь запертую стеклянную дверь в тамбур виднелась еще одна — входная. Я постучал по стеклу ключами от машины, и вскоре внутренняя дверь открылась. При свете фонаря видно было, как в тамбуре выроста женская фигура и неуверенным шагом двинулась в мою сторону. Щелкнул замок, и стеклянная дверь распахнулась.
— Мне нужен мистер Мерримен.
— Нет его, — буркнула женщина.
— Вы не скажете, где он?
— Спросите меня что-нибудь полегче. Я сама уже битый час его жду. — Голос злой. — Вы клиент мистера Мерримена? — спросила она, смягчившись.
— Потенциальный. Меня интересует дом, продажей которого он занимается.
— А... понятно.
Она широко раскрыла дверь и включила свет. Это была блондинка лет тридцати в жакете из искусственной норки, такой же траченой, как и ее обладательница. Такие блондинки в чем-то сродни калифорнийским фруктам: они рано созревают, некоторое время — довольно, впрочем, недолгое — выглядят очень аппетитно, а затем падают в первую же подставленную руку. Память о былой красоте они бережно хранят всю жизнь.
Закрыв дверь, она задела меня плечом — то ли заигрывая, то ли просто потому, что выпила лишнего. Скорее второе: вместо духов блондинка обдала меня терпким запахом джина, Затем она расстегнула свою траченую норку и обольстительно улыбнулась. «Возьми меня, если ты мужчина, — говорила эта улыбка. — Все от тебя зависит». Так всю жизнь они и не могут избавиться от мучительного желания упасть в те самые руки, что когда-то раз и навсегда отучили их от трогательного и по-детски беспечного самолюбования.
— Теперь я на мужа больше не работаю, — сказала она, — но, раз его нет, справимся и без него. Сейчас у нас продается много прекрасных домов.
Блондинка подставила мне стоявший у письменного стола стул, при этом сама качнулась в одну сторону, а ее норковый жакет — почему-то в другую. Я сел. На пластиковой крышке стола лежали густой слой пыли и прошлогодний отрывной календарь.
Рядом с календарем было сложено несколько небольших блокнотов с фотографией плотоядно улыбающегося курносого человека в веселеньком галстуке. «Бен Мерримен, агент по продаже недвижимости. Выгодно и надежно», — значилось под фотографией.
— Много прекрасных домов, — повторила жена Мерримена, садясь напротив меня. Вид у нее был очень деловой, а вот поза довольно легкомысленная. — Какая именно недвижимость вас интересует, мистер...
Я достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку, которую, не подозревая о моей профессии, вручил мне в Санта-Монике один страховой агент. На визитной карточке стояло: Уильям С. Уилинг-младший.
— Уилинг, — представился я. — Мне нужен большой, солидный дом, что-то вроде белого особняка в колониальном стиле, который сегодня попался мне на глаза в Атертоне. Судя по объявлению, занимается продажей этого дома ваш муж.
— Вы, наверно, имеете в виду дом Мандевилла на Уайтокс. За высокой каменной стеной.
— Совершенно верно.
— Мне очень жаль, — судя по выражению ее личика, ей и в самом деле было очень жаль, — но этот дом продан. Увы. Вы могли бы сделать ужасно выгодную покупку: владелец уступил несколько тысяч.
— А кто был владельцем этого дома?
— Некая миссис Уичерли. Роскошная дама, с деньгами. Бену она сказала, что отправляется путешествовать.
— Куда?
— Понятия не имею. — Миссис Мерримен смотрела на меня своими широко раскрытыми невинными глазами цвета спелой сливы. — Но вы ее даже не ищите — только время зря потеряете. Дело сделано, даже бумаги, кажется, подписаны. Новые владельцы не сегодня завтра из Окленд-Хайтс переедут. Прекрасные люди. Бен говорит, они без звука всю сумму наличными выложили. Ну да ничего, на этом доме свет клином не сошелся — есть и другие, ничуть не хуже.
— Но меня интересует именно этот дом. Ведь табличка «Продается» все еще висит.
— Мало ли. Бену давно надо было ее снять. Если б он побольше делом занимался...
Тут открылась входная дверь, и вместе со сквозняком в комнату влетел какой-то человек. Сначала я решил, что это Мерримен, и встал, повернувшись к нему лицом. Но вместо Мерримена я увидел мужчину помоложе, в синем, под цвет глаз, мохеровом свитере, со светлыми волосами и маленькой, точно приклеенной, бороденкой.
— Где Бен? — спросил он у блондинки. — Говори как есть, кукла.
— Откуда я знаю. Он уже два часа назад должен был прийти. Сказал, что у него встреча.
— С Джесси?
Блондинка поднесла руку ко рту. Сквозь прозрачную кожувидны были разбегающиеся веером, словно побеги плюща, вены. Она сунула в рот кончик среднего пальца и крепко его прикусила.
— Джесси? А при чем тут Джесси?
— А при том, что он сегодня приставал к ней, когда я был в магазине. Мне это не нравится.
— С ума сойти можно. — Миссис Мерримен вынула палец изо рта. — А ты уверен, что Джесси не сочиняет?
— Уверен на все сто.
Бородатый поднял сжатую в кулак руку и красноречиво потряс ею. На костяшках пальцев видны были следы, скорее всего, от зубов. В его синих глазах притаилась злоба. Он провел кулаком по своей жидкой бородке и сказал:
— Бен уже не первый раз к ней лезет, Просто я раньше тебе не говорил. А сейчас предупреждаю: не уймешь его сама — уйму я. Так и знай. Я же в любой момент могу на него...
— Отстань от Бена.
— Пускай он сначала отстанет от Джесси. Что это с ним? Тебя, видать, разлюбил?
— Ты что, спятил? У нас все в ажуре. — В ее голосе прозвучала ирония. — А теперь уходи. Не видишь, у меня клиент?
— С каких это пор ты стала по вечерам работать на Бена?
— Неужели непонятно? Мы с ним договорились у него в конторе встретиться. Думали ради разнообразия вечер в городе провести.
— А когда он придет, как ты думаешь?
— Теперь уж не знаю. Решил небось, что без меня ему веселей будет.
— Не иначе. Значит, передашь ему, чтоб мою телку не трогал.
— А ты передай своей телке, чтобы она поменьше задом крутила.
Они обменялись злобными улыбками старых врагов, и бородатый ушел, грохнув дверью. А блондинка вновь опустилась на стул и уставилась в пустоту.
— Сукин сын, — процедила она. — Лезет не в свое дело. — Тут она вспомнила про меня и сказала более миролюбиво: — Не обращайте на меня внимания, Я сейчас приду в себя. Дайте мне всего одну минуту, хорошо?
Чего-чего, а одной минуты мне было не жалко. Она зашла за перегородку и закрыла за собой тонкую дверь. Послышалось бульканье. Все алкоголики почему-то считают, что спиртное льется из бутылки в стакан совершенно бесшумно.
В комнату блондинка вернулась с накрашенными губами и абсолютно пьяной улыбкой.
— Я тут посмотрела, сколько стоил дом Мандевилла. Если он вас действительно интересует, мы могли бы попробовать договориться с его новыми владельцами. Дом обошелся им так дешево, что, даже если они перепродадут его вам с выгодой для себя, вы все равно в накладе не останетесь. Даже если они захотят за него шестьдесят тысяч — это гроши, ведь первоначально он стоил восемьдесят, а строительство нового дома по нынешним ценам обошлось бы в целых сто двадцать тысяч.
— Вы, я вижу, неплохо во всем этом поднаторели, — сделал я ей комплимент, сопроводив его дежурной улыбкой.
— Спасибо, сэр. В свое время я Бену много помогала, — И блондинка, облокотившись на стол, продемонстрировала мне в ответ на похвалу свое весьма аппетитное декольте. — Нет, серьезно, вас этот дом действительно интересует?
— Очень интересует. Может, покажете мне его, а там и о цене сговоримся?
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Ее взгляд скользнул мимо меня на окно, за которым шумел уличный транспорт:
— Нет, знаете, лучше бы мне сейчас не отлучаться. А вдруг Бен все-таки придет? Бывают ведь в жизни чудеса. Если вы не можете подождать до завтра, я дам вам ключи. Вроде бы электричество в доме не отключили.
Она опять зашла за перегородку и опять вернулась с хмельной улыбочкой:
— Простите, но Бен, должно быть, забрал ключи.
— Не беспокойтесь, я зайду завтра.
От Камино-Реал до Уайтокс-драйв оказалось меньше мили. На этот раз железные ворота были широко распахнуты, а с цепи уныло свисал раскрытый висячий замок. Я подобрал несколько валявшихся на дорожке газет: самая свежая была от семнадцатого ноября, а самая старая — от третьего; Феба же исчезла днем раньше.
Над деревьями сквозь нависшие серые тучи пробивалась луна. Я плелся по аллее к дому, и мне казалось, что с каждым шагом дом становится все больше и больше, При свете фонаря его фасад был похож на огромный белый склеп.
Входная, с орнаментом дверь была закрыта, но не заперта. Я вошел и нащупал на стене выключатель. На паркетном полу лежали комья грязи и визитные карточки агентов по продаже недвижимости. В конце коридора, изящно загибаясь, вела наверх, в темноту, витая лестница с белыми перилами.
Я вошел в большую комнату и повернул выключатель. Под потолком тусклым желтым светом как-то нехотя зажглась старинная хрустальная люстра. Обстановка комнаты вполне этой люстре соответствовала: из разных углов угрюмо смотрели друг на друга старые полосатые английские диваны, а над белым мраморным камином с газовым обогревателем висел портрет маслом какого-то тучного джентльмена в двубортном пиджаке.
Вместе с тем современные вкусы хозяйки — или хозяев — тоже давали о себе знать: со старой мебелью никак не вязались разноцветные занавесочки на окнах, возле камина стоял новенький проигрыватель красного дерева с пластинкой «В Китай по волнам», а на белой двери висела пробковая доска для метания стрел.
Я закрыл исколотую стрелами дверь, выдернул одну стрелу из пробковой доски, отошел к камину и метнул стрелу в мишень. Попал. Затем я стал бродить из комнаты в комнату, мурлыкая себе под нос «В Китай по волнам» и вспоминая историю, которую читал еще в школе и которая произвела на меня большое впечатление, Называлась она «Видение мирзы».
Мирзе привиделся мост, по которому шли пешком люди, много людей, все население земли. Время от времени кто-то один случайно наступал на потайной люк и куда-то проваливался, однако исчезновение его оставалось незамеченным — люди продолжали идти через мост, пока не попадали ногой в потайной люк и не скрывались из виду.
На свой люк я наступил, поднявшись наверх по витой лестнице. Правда, то, на что наступил я, никак нельзя было назвать люком, тем более моим. Это было человеческое тело, которое при соприкосновении с моей ногой издало какой-то глухой жалобный вздох, как будто и в самом деле провалилось через люк в глубокую яму.
Я осветил лежавшего, но фонарь мне не помог: вместо лица у него была застывшая кровавая маска. Веселенький галстук и строгий темный костюм в сочетании с изувеченным мертвым лицом имели какой-то жалкий и даже трогательный вид.
Пиджак был пуст. Чтобы залезть в задний карман брюк, тело пришлось перевернуть. Покойник был ужасно тяжелый -не человек, а чугунная плита. В бумажнике я нашел четыре доллара и водительские права на имя Бена Мерримена. Маленький пистолет отсутствовал.
Чтобы не переворачивать тело снова, я засунул бумажник не в задний, а в нагрудный карман, затем опять вытащил его, протер носовым платком и положил обратно. Лежавший на полу фонарь сверлил меня своим круглым желтым глазом. Я подобрал его и вышел на улицу.
На обратном пути в контору Мерримена я остановился на заправочной станции «Сазерн-пасифик». Время было позднее, и сама станция была уже закрыта, но телефон-автомат, по счастью, находился не внутри, а снаружи. Я снял трубку и позвонил в полицию.
Миссис Мерримен я застал в той же позе, за письменным столом. Когда я вошел, она подняла на меня свои пьяные глаза и с застывшей улыбочкой проговорила:
— К сожалению, Бен еще не вернулся. Вот сижу тут одна, скучаю. Хотите, поскучаем вместе. — Она обратила внимание на выражение моего лица и скорчила гримасу: — Что случилось?
— Мне нужен адрес миссис Уичерли.
— У меня его нет.
— Должен быть, раз вы продавали ее дом.
— Продавал Бен, а не я. Говорю же, я на него больше не работаю. Пусть сам свои делишки обделывает.
— Тогда дайте мне посмотреть документы на продажу дома.
— Зачем они вам? Хотите, что ли, без нашего посредства сделку заключить?
— С чего вы взяли? Я хочу знать, где находится миссис Уичерли, только и всего.
— В документах на продажу ее нового адреса нет. Пойдемте, я вам покажу одну бумажку.
Блондинка с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, направилась за перегородку. Я последовал за ней. На заваленном бумагами письменном столе стояла недопитая бутылка джина «Гордон». Порывшись в бумагах, она извлекла какой-то размноженный на ротаторе документ и, тупо уставившись в него, уже собралась было начать читать вслух, как зазвонил телефон.
Миссис Мерримен подняла трубку, сказала «да» и стала слушать. Ее помятое лицо молодело на глазах, потухшие глаза расширились. Поблагодарив абонента, она положила трубку.
— Бен умер. Его убили, а я-то думала, он меня за нос водит.
Смотря в пустоту и покачиваясь, словно лунатик, она двинулась к перегородке, налетела на дверь и привалилась к стене, скомкав в руке листок бумаги, а затем, уронив бумагу на пол, потянулась к бутылке.
Я поднял бумагу и изучил ее. Дом на Уайтокс-драйв был оценен в восемьдесят тысяч, однако эта цифра была перечеркнута, а сверху карандашом надписано «шестьдесят тысяч». Были на бумаге еще какие-то полустертые надписи, разобрать которые я не смог. Внизу стоял адрес миссис Уичерли: 507, Уайтокс-драйв.
Глотнув джину и облокотившись на письменный стол, блондинка опустилась на вращающийся стул и взъерошила волосы. Корни волос оказались черными — под стать мыслям.
— Старый ублюдок, — проговорила она. — Псих. Наверняка это он Бена убил. Еще на прошлой неделе заявился к нам домой и заявил, что прикончит Бена, если тот с ним не расплатится.
— О ком вы?
— О Мандевилле. Капитане Мандевилле. Подошел прямо к нашей двери, а в руках у него пистолет сорок пятого калибра. Бен-то через черный ход смылся, а я с ним разбирайся. Старый хрен абсолютно из ума выжил.
— А что этому Мандевиллу нужно было?
— То же, что и всем, — деньги. — Блондинка вдруг в упор посмотрела на меня. Вероятно, новая порция джина еще не успела подействовать, да и горе ее несколько отрезвило. — Он сказал, что Бен недодал ему денег за его проклятый дом.
— Это правда?
— А я почем знаю. Я с Беном пять лет прожила, ни больше ни меньше, и за это время так и не смогла узнать, что у него на уме, куда все деньги уходят. У меня своего дома до сих пор нет, а ведь он не первый год агентом по продаже недвижимости подвизается. Тоже мне, агент...
— Если не агент, то кто же?
— А черт его знает. Денежки из людей вытягивать он мастак, этого у него не отнимешь... — Она еще раз взглянула на меня, раскрыв рот. Все зубы в помаде. — И что это вас Бен так заинтересовал? Вы ведь даже его не знаете.
— К сожалению, нет.
— Чего вы пришли? Что вам от меня надо?
— От вас, миссис Мерримен, ничего. Я очень вам сочувствую. Кстати, кто этот блондин с бородкой?
Джин начинал действовать, ее глаза погасли и опять остекленели, чем она и воспользовалась, сделав вид, что не понимает, о ком идет речь.
— Какой еще блондин?
— Забыли? Он приходил сюда сегодня вечером к вашему мужу.
— А... этот... — вдруг спохватилась она. — Первый раз его вижу.
— Лжете.
— Не лгу. И вообще, кто вам дал право обзывать меня лгуньей? Сами вы лгун — сказали, что дом ищете, Ничего вы не ищете.
— Ищу — это моя профессия. Так кто же этот человек, миссис Мерримен?
— Понятия не имею. Какой-то парень, с которым Бен дружбу водит, верней, водил... — Тут, ошибившись во времени, она сорвалась: из-под ее накрашенных ресниц градом покатились то ли слезы, то ли капли джина. — Уходите, оставьте меня в покое. Вы такой вначале вежливый были, а теперь грубите. Сразу видно — легавый, — добавила она, тем самым как бы заканчивая свою мысль.
— Нет, вы ошибаетесь.
И тут, впервые в жизни, я пожалел, что не служу в полиции. Ведь «легавые», как она выражалась, могли приехать с минуты на минуту и обвинить меня в убийстве. Поэтому я попрощался с блондинкой и поспешно ретировался, прихватив с собой лежавший на столе блокнот с фотографией Мерримена.
Не успел я отъехать, как невдалеке завыла сирена, и на мое место встала полицейская машина. Молодые люди на автостоянке забеспокоились — уж не за ними ли приехали? — а из ветеринарной лечебницы послышался жалобный собачий вой.
Машину я решил запереть: на заднем сиденье в портфеле лежал пистолет, который обошелся мне в семьдесят пять долларов, а в перчаточном отделении — портативный магнитофон. Лаяли собаки. Пахло какой-то химией.
Сквозь запертую стеклянную дверь в тамбур виднелась еще одна — входная. Я постучал по стеклу ключами от машины, и вскоре внутренняя дверь открылась. При свете фонаря видно было, как в тамбуре выроста женская фигура и неуверенным шагом двинулась в мою сторону. Щелкнул замок, и стеклянная дверь распахнулась.
— Мне нужен мистер Мерримен.
— Нет его, — буркнула женщина.
— Вы не скажете, где он?
— Спросите меня что-нибудь полегче. Я сама уже битый час его жду. — Голос злой. — Вы клиент мистера Мерримена? — спросила она, смягчившись.
— Потенциальный. Меня интересует дом, продажей которого он занимается.
— А... понятно.
Она широко раскрыла дверь и включила свет. Это была блондинка лет тридцати в жакете из искусственной норки, такой же траченой, как и ее обладательница. Такие блондинки в чем-то сродни калифорнийским фруктам: они рано созревают, некоторое время — довольно, впрочем, недолгое — выглядят очень аппетитно, а затем падают в первую же подставленную руку. Память о былой красоте они бережно хранят всю жизнь.
Закрыв дверь, она задела меня плечом — то ли заигрывая, то ли просто потому, что выпила лишнего. Скорее второе: вместо духов блондинка обдала меня терпким запахом джина, Затем она расстегнула свою траченую норку и обольстительно улыбнулась. «Возьми меня, если ты мужчина, — говорила эта улыбка. — Все от тебя зависит». Так всю жизнь они и не могут избавиться от мучительного желания упасть в те самые руки, что когда-то раз и навсегда отучили их от трогательного и по-детски беспечного самолюбования.
— Теперь я на мужа больше не работаю, — сказала она, — но, раз его нет, справимся и без него. Сейчас у нас продается много прекрасных домов.
Блондинка подставила мне стоявший у письменного стола стул, при этом сама качнулась в одну сторону, а ее норковый жакет — почему-то в другую. Я сел. На пластиковой крышке стола лежали густой слой пыли и прошлогодний отрывной календарь.
Рядом с календарем было сложено несколько небольших блокнотов с фотографией плотоядно улыбающегося курносого человека в веселеньком галстуке. «Бен Мерримен, агент по продаже недвижимости. Выгодно и надежно», — значилось под фотографией.
— Много прекрасных домов, — повторила жена Мерримена, садясь напротив меня. Вид у нее был очень деловой, а вот поза довольно легкомысленная. — Какая именно недвижимость вас интересует, мистер...
Я достал бумажник и извлек оттуда визитную карточку, которую, не подозревая о моей профессии, вручил мне в Санта-Монике один страховой агент. На визитной карточке стояло: Уильям С. Уилинг-младший.
— Уилинг, — представился я. — Мне нужен большой, солидный дом, что-то вроде белого особняка в колониальном стиле, который сегодня попался мне на глаза в Атертоне. Судя по объявлению, занимается продажей этого дома ваш муж.
— Вы, наверно, имеете в виду дом Мандевилла на Уайтокс. За высокой каменной стеной.
— Совершенно верно.
— Мне очень жаль, — судя по выражению ее личика, ей и в самом деле было очень жаль, — но этот дом продан. Увы. Вы могли бы сделать ужасно выгодную покупку: владелец уступил несколько тысяч.
— А кто был владельцем этого дома?
— Некая миссис Уичерли. Роскошная дама, с деньгами. Бену она сказала, что отправляется путешествовать.
— Куда?
— Понятия не имею. — Миссис Мерримен смотрела на меня своими широко раскрытыми невинными глазами цвета спелой сливы. — Но вы ее даже не ищите — только время зря потеряете. Дело сделано, даже бумаги, кажется, подписаны. Новые владельцы не сегодня завтра из Окленд-Хайтс переедут. Прекрасные люди. Бен говорит, они без звука всю сумму наличными выложили. Ну да ничего, на этом доме свет клином не сошелся — есть и другие, ничуть не хуже.
— Но меня интересует именно этот дом. Ведь табличка «Продается» все еще висит.
— Мало ли. Бену давно надо было ее снять. Если б он побольше делом занимался...
Тут открылась входная дверь, и вместе со сквозняком в комнату влетел какой-то человек. Сначала я решил, что это Мерримен, и встал, повернувшись к нему лицом. Но вместо Мерримена я увидел мужчину помоложе, в синем, под цвет глаз, мохеровом свитере, со светлыми волосами и маленькой, точно приклеенной, бороденкой.
— Где Бен? — спросил он у блондинки. — Говори как есть, кукла.
— Откуда я знаю. Он уже два часа назад должен был прийти. Сказал, что у него встреча.
— С Джесси?
Блондинка поднесла руку ко рту. Сквозь прозрачную кожувидны были разбегающиеся веером, словно побеги плюща, вены. Она сунула в рот кончик среднего пальца и крепко его прикусила.
— Джесси? А при чем тут Джесси?
— А при том, что он сегодня приставал к ней, когда я был в магазине. Мне это не нравится.
— С ума сойти можно. — Миссис Мерримен вынула палец изо рта. — А ты уверен, что Джесси не сочиняет?
— Уверен на все сто.
Бородатый поднял сжатую в кулак руку и красноречиво потряс ею. На костяшках пальцев видны были следы, скорее всего, от зубов. В его синих глазах притаилась злоба. Он провел кулаком по своей жидкой бородке и сказал:
— Бен уже не первый раз к ней лезет, Просто я раньше тебе не говорил. А сейчас предупреждаю: не уймешь его сама — уйму я. Так и знай. Я же в любой момент могу на него...
— Отстань от Бена.
— Пускай он сначала отстанет от Джесси. Что это с ним? Тебя, видать, разлюбил?
— Ты что, спятил? У нас все в ажуре. — В ее голосе прозвучала ирония. — А теперь уходи. Не видишь, у меня клиент?
— С каких это пор ты стала по вечерам работать на Бена?
— Неужели непонятно? Мы с ним договорились у него в конторе встретиться. Думали ради разнообразия вечер в городе провести.
— А когда он придет, как ты думаешь?
— Теперь уж не знаю. Решил небось, что без меня ему веселей будет.
— Не иначе. Значит, передашь ему, чтоб мою телку не трогал.
— А ты передай своей телке, чтобы она поменьше задом крутила.
Они обменялись злобными улыбками старых врагов, и бородатый ушел, грохнув дверью. А блондинка вновь опустилась на стул и уставилась в пустоту.
— Сукин сын, — процедила она. — Лезет не в свое дело. — Тут она вспомнила про меня и сказала более миролюбиво: — Не обращайте на меня внимания, Я сейчас приду в себя. Дайте мне всего одну минуту, хорошо?
Чего-чего, а одной минуты мне было не жалко. Она зашла за перегородку и закрыла за собой тонкую дверь. Послышалось бульканье. Все алкоголики почему-то считают, что спиртное льется из бутылки в стакан совершенно бесшумно.
В комнату блондинка вернулась с накрашенными губами и абсолютно пьяной улыбкой.
— Я тут посмотрела, сколько стоил дом Мандевилла. Если он вас действительно интересует, мы могли бы попробовать договориться с его новыми владельцами. Дом обошелся им так дешево, что, даже если они перепродадут его вам с выгодой для себя, вы все равно в накладе не останетесь. Даже если они захотят за него шестьдесят тысяч — это гроши, ведь первоначально он стоил восемьдесят, а строительство нового дома по нынешним ценам обошлось бы в целых сто двадцать тысяч.
— Вы, я вижу, неплохо во всем этом поднаторели, — сделал я ей комплимент, сопроводив его дежурной улыбкой.
— Спасибо, сэр. В свое время я Бену много помогала, — И блондинка, облокотившись на стол, продемонстрировала мне в ответ на похвалу свое весьма аппетитное декольте. — Нет, серьезно, вас этот дом действительно интересует?
— Очень интересует. Может, покажете мне его, а там и о цене сговоримся?
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Ее взгляд скользнул мимо меня на окно, за которым шумел уличный транспорт:
— Нет, знаете, лучше бы мне сейчас не отлучаться. А вдруг Бен все-таки придет? Бывают ведь в жизни чудеса. Если вы не можете подождать до завтра, я дам вам ключи. Вроде бы электричество в доме не отключили.
Она опять зашла за перегородку и опять вернулась с хмельной улыбочкой:
— Простите, но Бен, должно быть, забрал ключи.
— Не беспокойтесь, я зайду завтра.
От Камино-Реал до Уайтокс-драйв оказалось меньше мили. На этот раз железные ворота были широко распахнуты, а с цепи уныло свисал раскрытый висячий замок. Я подобрал несколько валявшихся на дорожке газет: самая свежая была от семнадцатого ноября, а самая старая — от третьего; Феба же исчезла днем раньше.
Над деревьями сквозь нависшие серые тучи пробивалась луна. Я плелся по аллее к дому, и мне казалось, что с каждым шагом дом становится все больше и больше, При свете фонаря его фасад был похож на огромный белый склеп.
Входная, с орнаментом дверь была закрыта, но не заперта. Я вошел и нащупал на стене выключатель. На паркетном полу лежали комья грязи и визитные карточки агентов по продаже недвижимости. В конце коридора, изящно загибаясь, вела наверх, в темноту, витая лестница с белыми перилами.
Я вошел в большую комнату и повернул выключатель. Под потолком тусклым желтым светом как-то нехотя зажглась старинная хрустальная люстра. Обстановка комнаты вполне этой люстре соответствовала: из разных углов угрюмо смотрели друг на друга старые полосатые английские диваны, а над белым мраморным камином с газовым обогревателем висел портрет маслом какого-то тучного джентльмена в двубортном пиджаке.
Вместе с тем современные вкусы хозяйки — или хозяев — тоже давали о себе знать: со старой мебелью никак не вязались разноцветные занавесочки на окнах, возле камина стоял новенький проигрыватель красного дерева с пластинкой «В Китай по волнам», а на белой двери висела пробковая доска для метания стрел.
Я закрыл исколотую стрелами дверь, выдернул одну стрелу из пробковой доски, отошел к камину и метнул стрелу в мишень. Попал. Затем я стал бродить из комнаты в комнату, мурлыкая себе под нос «В Китай по волнам» и вспоминая историю, которую читал еще в школе и которая произвела на меня большое впечатление, Называлась она «Видение мирзы».
Мирзе привиделся мост, по которому шли пешком люди, много людей, все население земли. Время от времени кто-то один случайно наступал на потайной люк и куда-то проваливался, однако исчезновение его оставалось незамеченным — люди продолжали идти через мост, пока не попадали ногой в потайной люк и не скрывались из виду.
На свой люк я наступил, поднявшись наверх по витой лестнице. Правда, то, на что наступил я, никак нельзя было назвать люком, тем более моим. Это было человеческое тело, которое при соприкосновении с моей ногой издало какой-то глухой жалобный вздох, как будто и в самом деле провалилось через люк в глубокую яму.
Я осветил лежавшего, но фонарь мне не помог: вместо лица у него была застывшая кровавая маска. Веселенький галстук и строгий темный костюм в сочетании с изувеченным мертвым лицом имели какой-то жалкий и даже трогательный вид.
Пиджак был пуст. Чтобы залезть в задний карман брюк, тело пришлось перевернуть. Покойник был ужасно тяжелый -не человек, а чугунная плита. В бумажнике я нашел четыре доллара и водительские права на имя Бена Мерримена. Маленький пистолет отсутствовал.
Чтобы не переворачивать тело снова, я засунул бумажник не в задний, а в нагрудный карман, затем опять вытащил его, протер носовым платком и положил обратно. Лежавший на полу фонарь сверлил меня своим круглым желтым глазом. Я подобрал его и вышел на улицу.
На обратном пути в контору Мерримена я остановился на заправочной станции «Сазерн-пасифик». Время было позднее, и сама станция была уже закрыта, но телефон-автомат, по счастью, находился не внутри, а снаружи. Я снял трубку и позвонил в полицию.
Миссис Мерримен я застал в той же позе, за письменным столом. Когда я вошел, она подняла на меня свои пьяные глаза и с застывшей улыбочкой проговорила:
— К сожалению, Бен еще не вернулся. Вот сижу тут одна, скучаю. Хотите, поскучаем вместе. — Она обратила внимание на выражение моего лица и скорчила гримасу: — Что случилось?
— Мне нужен адрес миссис Уичерли.
— У меня его нет.
— Должен быть, раз вы продавали ее дом.
— Продавал Бен, а не я. Говорю же, я на него больше не работаю. Пусть сам свои делишки обделывает.
— Тогда дайте мне посмотреть документы на продажу дома.
— Зачем они вам? Хотите, что ли, без нашего посредства сделку заключить?
— С чего вы взяли? Я хочу знать, где находится миссис Уичерли, только и всего.
— В документах на продажу ее нового адреса нет. Пойдемте, я вам покажу одну бумажку.
Блондинка с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, направилась за перегородку. Я последовал за ней. На заваленном бумагами письменном столе стояла недопитая бутылка джина «Гордон». Порывшись в бумагах, она извлекла какой-то размноженный на ротаторе документ и, тупо уставившись в него, уже собралась было начать читать вслух, как зазвонил телефон.
Миссис Мерримен подняла трубку, сказала «да» и стала слушать. Ее помятое лицо молодело на глазах, потухшие глаза расширились. Поблагодарив абонента, она положила трубку.
— Бен умер. Его убили, а я-то думала, он меня за нос водит.
Смотря в пустоту и покачиваясь, словно лунатик, она двинулась к перегородке, налетела на дверь и привалилась к стене, скомкав в руке листок бумаги, а затем, уронив бумагу на пол, потянулась к бутылке.
Я поднял бумагу и изучил ее. Дом на Уайтокс-драйв был оценен в восемьдесят тысяч, однако эта цифра была перечеркнута, а сверху карандашом надписано «шестьдесят тысяч». Были на бумаге еще какие-то полустертые надписи, разобрать которые я не смог. Внизу стоял адрес миссис Уичерли: 507, Уайтокс-драйв.
Глотнув джину и облокотившись на письменный стол, блондинка опустилась на вращающийся стул и взъерошила волосы. Корни волос оказались черными — под стать мыслям.
— Старый ублюдок, — проговорила она. — Псих. Наверняка это он Бена убил. Еще на прошлой неделе заявился к нам домой и заявил, что прикончит Бена, если тот с ним не расплатится.
— О ком вы?
— О Мандевилле. Капитане Мандевилле. Подошел прямо к нашей двери, а в руках у него пистолет сорок пятого калибра. Бен-то через черный ход смылся, а я с ним разбирайся. Старый хрен абсолютно из ума выжил.
— А что этому Мандевиллу нужно было?
— То же, что и всем, — деньги. — Блондинка вдруг в упор посмотрела на меня. Вероятно, новая порция джина еще не успела подействовать, да и горе ее несколько отрезвило. — Он сказал, что Бен недодал ему денег за его проклятый дом.
— Это правда?
— А я почем знаю. Я с Беном пять лет прожила, ни больше ни меньше, и за это время так и не смогла узнать, что у него на уме, куда все деньги уходят. У меня своего дома до сих пор нет, а ведь он не первый год агентом по продаже недвижимости подвизается. Тоже мне, агент...
— Если не агент, то кто же?
— А черт его знает. Денежки из людей вытягивать он мастак, этого у него не отнимешь... — Она еще раз взглянула на меня, раскрыв рот. Все зубы в помаде. — И что это вас Бен так заинтересовал? Вы ведь даже его не знаете.
— К сожалению, нет.
— Чего вы пришли? Что вам от меня надо?
— От вас, миссис Мерримен, ничего. Я очень вам сочувствую. Кстати, кто этот блондин с бородкой?
Джин начинал действовать, ее глаза погасли и опять остекленели, чем она и воспользовалась, сделав вид, что не понимает, о ком идет речь.
— Какой еще блондин?
— Забыли? Он приходил сюда сегодня вечером к вашему мужу.
— А... этот... — вдруг спохватилась она. — Первый раз его вижу.
— Лжете.
— Не лгу. И вообще, кто вам дал право обзывать меня лгуньей? Сами вы лгун — сказали, что дом ищете, Ничего вы не ищете.
— Ищу — это моя профессия. Так кто же этот человек, миссис Мерримен?
— Понятия не имею. Какой-то парень, с которым Бен дружбу водит, верней, водил... — Тут, ошибившись во времени, она сорвалась: из-под ее накрашенных ресниц градом покатились то ли слезы, то ли капли джина. — Уходите, оставьте меня в покое. Вы такой вначале вежливый были, а теперь грубите. Сразу видно — легавый, — добавила она, тем самым как бы заканчивая свою мысль.
— Нет, вы ошибаетесь.
И тут, впервые в жизни, я пожалел, что не служу в полиции. Ведь «легавые», как она выражалась, могли приехать с минуты на минуту и обвинить меня в убийстве. Поэтому я попрощался с блондинкой и поспешно ретировался, прихватив с собой лежавший на столе блокнот с фотографией Мерримена.
Не успел я отъехать, как невдалеке завыла сирена, и на мое место встала полицейская машина. Молодые люди на автостоянке забеспокоились — уж не за ними ли приехали? — а из ветеринарной лечебницы послышался жалобный собачий вой.
Глава 9
Адрес Теодора Мандевилла я отыскал в телефонной книге на вокзале в Атертоне. Жил он в самом центре Пало-Альто, в огромном здании гостиничного типа с колоннами, галереей и небольшим, обтянутым ситцем холлом, где нежный аромат лаванды боролся с грубым запахом табака.
Сидящая за столиком консьержка — от нее, по-видимому, и исходил запах лаванды — сообщила мне, что капитан Мандевилл дома. Она позвонила ему по внутреннему телефону, после чего сказала, что капитан ждет меня наверху.
Когда я вышел из лифта, он уже стоял в дверях: сухопарый черноглазый старик с седой шевелюрой, усами и кустистыми бровями, похожими на вторые усы. На нем был серый махровый халат, надетый поверх отутюженной рубашки с черным галстуком.
— Я — капитан Мандевилл. Что вам угодно, сэр?
Я вкратце рассказал ему, кто я такой и кого ищу.
— Я обратился к вам в надежде, что вы сможете рассказать мне о семье этой девушки. Ее зовут Феба Уичерли.
— Дочь Кэтрин Уичерли?
— Да. Насколько мне известно, вы вступили с миссис Уичерли в деловые отношения?
— Да, к сожалению. Но лично я ее не знаю и дочку тоже никогда не видал. Так вы говорите, она пропала?
Сидящая за столиком консьержка — от нее, по-видимому, и исходил запах лаванды — сообщила мне, что капитан Мандевилл дома. Она позвонила ему по внутреннему телефону, после чего сказала, что капитан ждет меня наверху.
Когда я вышел из лифта, он уже стоял в дверях: сухопарый черноглазый старик с седой шевелюрой, усами и кустистыми бровями, похожими на вторые усы. На нем был серый махровый халат, надетый поверх отутюженной рубашки с черным галстуком.
— Я — капитан Мандевилл. Что вам угодно, сэр?
Я вкратце рассказал ему, кто я такой и кого ищу.
— Я обратился к вам в надежде, что вы сможете рассказать мне о семье этой девушки. Ее зовут Феба Уичерли.
— Дочь Кэтрин Уичерли?
— Да. Насколько мне известно, вы вступили с миссис Уичерли в деловые отношения?
— Да, к сожалению. Но лично я ее не знаю и дочку тоже никогда не видал. Так вы говорите, она пропала?