Макдональд Росс. Дело Уичерли

   Прорвав, хоть и с трудом, круговую оборону, которую заняли многочисленные секретарши, я вошел наконец в личный кабинет Карла Тревора. Из окна открывался типичный городской пейзаж: красный мост в обрамлении двух высоких зданий. В комнате было много кресел коричневой кожи, длинный, обставленный дюжиной стульев стол для заседаний, макет Центральной долины, утыканный, словно площадка для гольфа, красными флажками, а также гигантский письменный стол, за которым, прижав к бычьей шее похожую на черную птицу телефонную трубку и рассуждая о сводном балансе и взаимных расчетах, сидел Карл Тревор. Увидев меня, он знаком пригласил меня сесть.
   Я сел и внимательно посмотрел на него, прикидывая, можно ли ему доверять. «Пожалуй, можно», — решил наконец я. Во всяком случае, Уичерли, безусловно, доверял ему, а Тревор в свою очередь был искренне привязан к его дочери, быть может даже слишком привязан: его бледное лицо и мешки под глазами свидетельствовали о бессонной ночи.
   — Простите, что заставил вас ждать, мистер Арчер, — сказал Тревор, положив телефонную трубку. — Последнее время дел по горло. — Он пытливо посмотрел на меня. — Судя по вашему виду, ночь у вас выдалась беспокойная.
   — То же самое можно сказать и про вас.
   — Да, честно говоря, эту ночь я провел не лучшим образом — пришлось изучать фотографии неопознанных женских трупов. Некоторые умерли уже несколько месяцев назад. — Он брезгливо поморщился. — Работа у вас — не позавидуешь.
   — Зато какое испытываешь облегчение, когда оказывается, что пропавшие без вести все-таки живы!
   Тревор резко подался вперед:
   — Вы напали на след моей племянницы?
   — Это все, что мне удалось выяснить, — сказал я, вынув из кармана листок из блокнота со срисованной на нем надписью, которую я обнаружил на окне отеля «Чемпион». — Копия, конечно, не идеальная, но я очень старался. Как по-вашему, это рука Фебы?
   Тревор, нахмурившись, стал изучать надпись.
   — Не могу сказать наверняка. Я ее почерк плохо знаю.
   — А у вас есть образцы ее почерка?
   — Здесь нет. Надо будет поискать дома. Значит, вы думаете, что Феба побывала в гостинице у матери?
   — Вполне возможно. Или же ее мать сама вывела на стекле имя дочери. Могла это написать Кэтрин Уичерли?
   — Могла, но ее почерк я тоже знаю неважно. — Он бросил мне через стол вырванный из блокнота листок. Брови густые, на переносице сходятся, в голубых глазах сквозит удивление. — Не понимаю, что Кэтрин делала в этой второразрядной гостинице?
   — Ела, пила и плакала.
   — Поесть и выпить она всегда была мастерица, — согласился Тревор. — По крайней мере в последние годы. А вот слезы — это что-то новое. После развода она не очень-то тужила.
   — Видели бы вы ее вчера вечером.
   Он вскинул голову:
   — Вы хотите сказать, что вы ее видели?
   — Вчера вечером в отеле «Гасиенда» у нас с ней состоялся довольно длинный разговор, который, впрочем, кончился несколько неожиданно: какой-то верзила, с которым она вместе путешествует, хватил меня по голове монтировкой. — И я дотронулся рукой до перевязанной головы.
   — Черт знает с кем спуталась!
   — Да, компания у нее не из лучших.
   — Вообще, какая-то темная история, Арчер. Темная и довольно гадкая. Когда вчера вечером я находился у шерифа в Редвуд-Сити, в полицию позвонили из Атертона. В доме Кэтрин найден труп. Труп некоего Мерримена, агента по продаже недвижимости, с которым Кэтрин имела дело.
   — Знаю. Труп Мерримена обнаружил я. И звонил тоже я.
   — Вы?!
   — Я не назвался, потому что всю ночь отвечать на вопросы мне не хотелось. Кстати, буду вам очень признателен, если вы скроете это от своих друзей в Редвуд-Сити. Почему же, на их взгляд, был убит Мерримен?
   — Полиция считает, что он стал жертвой бандитского нападения. В заброшенных домах на Полуострове такое последнее время случается часто. Создается впечатление, Арчер, что целый слой нашего общества словно с цепи сорвался и угрожает современной цивилизации — если, конечно, нас еще можно назвать цивилизованными людьми. По сравнению с тем, что у нас происходит, «восстание масс» Ортеги^[7] — это еще цветочки.
   — Вы все это почерпнули в полиции? Образованные же у нас полицейские стали!
   — И не говорите! Естественно, полиция занимается не только розыском бандитской шайки. Я случайно узнал, что они хотят побеседовать с Кэтрин.
   — Неплохая идея. Судя по всему, отношения между Кэтрин и Меррименом продажей дома не ограничились. Позавчера он явился в гостиницу и избил ее — возможно, из ревности, а возможно, из корыстных соображений: воры не поделили добычу.
   — Вы что же, обвиняете мою родственницу в воровстве?
   — Во всяком случае, общается она со всяким сбродом. Ответьте мне на один вопрос, мистер Тревор. Если предположить, что Феба мертва...
   — Хорошенькое предположение!
   — И тем не менее, если предположить, что Фебы нет в живых, кому может быть выгодна ее смерть?
   — Никому, — отрезал он. — Для всех нас это будет тяжелейшим ударом и невосполнимой утратой.
   — И все-таки. Ведь в семье есть деньги, и немалые.
   Тревор наморщил лоб и пристально посмотрел на меня, теперь его глаза были не синего, а какого-то стального цвета.
   — Я понимаю, на что вы намекаете. Но вы ошибаетесь, у Фебы своих денег нет.
   — И имущества, которым по доверенности распоряжаются родственники, тоже нет?
   — Нет, если бы такое имущество было, мы бы с женой знали.
   — А ее жизнь застрахована?
   Тревор задумался.
   — Кажется, Гомер застраховал Фебу, когда она родилась.
   — На какую сумму?
   — На сто тысяч.
   — А кто эти деньги получит, если с девушкой что-то случится?
   — Родители, кто ж еще. — Тревор вздрогнул: — Странные вам приходят идеи в голову.
   — Ничего не поделаешь, работа такая.
   — Давайте начистоту. Не хотите же вы сказать, что Кэтрин убила собственную дочь, чтобы получить за нее страховку. Это ведь безумие.
   — А разве сама Кэтрин не безумна? Я не психолог и не могу судить, что с ней, но вчера вечером она была абсолютно не в себе.
   Тревор достал из стеклянной банки сигару в зеленой обертке, раскурил ее и, выпустив дым, сказал:
   — Охотно верю, что в последнее время она не в своей тарелке, но ведь это не значит, что она способна на убийство.
   — Она же могла не сама убить, а нанять убийцу.
   — С каждым разом ваши идеи становятся все оригинальнее.
   — Это не идея, а констатация факта.
   — Пожалуйста, объяснитесь.
   — Позвольте сначала задать вам один нескромный вопрос. Скажите, вы близкий друг семейства Уичерли?
   — Хочется думать, что да, — сказал Тревор вполне искренне. — Гомеру я многим обязан, тем более — его отцу. К тому же, вы знаете, я женат на родной сестре Уичерли. А почему вы спрашиваете?
   Я набрался смелости и выпалил:
   — Вчера вечером Кэтрин попыталась нанять меня убить Бена Мерримена.
   — Серьезно? Вы шутите.
   — Она не шутила. Шутил я, пытаясь вызвать ее на разговор.
   — В котором часу это было?
   — Около двух ночи.
   — Но Мерримен к тому времени был уже мертв. Полиция считает, что его убили часов в шесть-семь вечера.
   — Кэтрин могла этого не знать — или забыла.
   — Не понимаю.
   — Она могла убить его или подослать к нему убийцу, а потом напрочь забыть об этом — в тот вечер она очень много выпила.
   — Чертовщина какая-то! — воскликнул Тревор. — Вы хотите сказать, что Кэтрин подошла к вам и предложила деньги за убийство этого проходимца?
   — Ну, положим, это я подошел к ней в баре отеля «Гасиенда». Она заметила, что у меня с собой пистолет, и завелась — а завести ее ничего не стоит.
   — Про это можете мне не рассказывать. В день отплытия Гомера она закатила такой скандал, что вспомнить страшно. Но скандалист — это еще не убийца. Зачем, объясните, ей понадобилось убивать Мерримена?
   — Он сам нарвался. Накануне он избил ее; впрочем, думаю, дело не только в этом.
   Тревор вынул изо рта погасшую сигару и взглянул на нее с отвращением.
   — Что вы подозреваете?
   — Шантаж. Я в этом почти не сомневаюсь. Ведь Кэтрин — женщина с комплексами. Сколько она денег потратила — и все без толку. Видели бы вы гостиницу, в которой она остановилась. От «Чемпиона» до подворотни — один шаг.
   — И все-таки на Кэтрин это совсем не похоже, — откликнулся Тревор, покачав своей большой головой. — Что с ней случилось, непонятно.
   — Спросите лучше, что случилось с Фебой, и что Бен Мерримен имел против ее матери.
   — Опять строите теории?
   — А что делать? Факты ведь мне неизвестны.
   — И мне тоже, однако я абсолютно уверен — вы заблуждаетесь. Родители убивают своих детей только в греческих трагедиях.
   — Неужели? Почитайте газеты. Другое дело, что родители большей частью не дожидаются, пока их дети вырастут.
   Тревор с ненавистью посмотрел на меня:
   — Вы за свои слова отвечаете?
   — Вполне, как это ни грустно. Впрочем, в убийстве вообще веселого мало.
   — Вы действительно обвиняете Кэтрин в том, что она убила свою собственную дочь?
   — Нет, но считаю, что этой гипотезой пренебрегать нельзя.
   — А почему, собственно, вы делитесь своими гипотезами со мной?
   — Потому, что вы можете мне помочь. В настоящий момент Кэтрин Уичерли находится на грани безумия и вынашивает мысль об убийстве. По-моему, мы с вами непременно должны связаться с ней, пока она не попала в руки полиции или не случилось еще чего-нибудь. Но не могу же я один, бросив все дела, без конца заниматься Кэтрин Уичерли — меня же наняли разыскивать Фебу.
   — Но вы же считаете, что Фебы нет в живых.
   — Что бы я там ни считал, это пока еще не доказано, поэтому я обязан поиски продолжать.
   — А что вы от меня хотите?
   — Повлияйте на Гомера Уичерли. Нам необходимо, чтобы за его женой была установлена слежка. В Сан-Франциско есть одно вполне приличное сыскное агентство с филиалами во всех крупных городах. Сегодня у меня назначена встреча с шефом этого агентства Вилли Мэки, но для разговора с ним я должен заручиться согласием Уичерли. Вот здесь ваше влияние и понадобится.
   — Вы думаете, он меня послушает?
   — А почему бы и нет? Уичерли с ним знаком. Позвоните вашему шефу по телефону, в настоящий момент он находится в отеле «Болдер-Бич». Если же его там не окажется, вам скажут, где его искать.
   — А почему вам самому ему не позвонить?
   — Он человек несговорчивый, вас он скорей послушает, чем меня.
   — Как бы не так, — буркнул Тревор, но, нажав кнопку селектора, попросил секретаршу соединить его с Гомером Уичерли. — Если не возражаете, я хотел бы поговорить с боссом наедине, — сказал он, обращаясь ко мне.
   Я вышел в приемную, но вскоре Тревор вызвал меня снова.
   — Гомер хочет поговорить с вами, — сказал он, передавая мне трубку и недоуменно пожимая плечами.
   — Арчер слушает, — сказал я.
   — Я вижу, вы нарушаете нашу договоренность. — Голос у моего абонента был необычно тонкий — то ли от расстояния, то ли от напряжения. — Вам же ясно было сказано, что впутывать в эту историю свою бывшую жену я не хочу. Повторяю в последний раз: оставьте ее в покое.
   Его тон мне не понравился.
   — А почему, собственно, я должен оставить ее в покое? Она что, знает, где зарыто тело?
   — Тело?! Какое тело?! — Голос в трубке стал хриплым. — Фебы нет в живых? Вы скрываете это от меня?
   — Ничего я от вас не скрываю, мистер Уичерли. Фактами о смерти вашей дочери я не располагаю, но ведь она по-прежнему отсутствует. Как, впрочем, и ваша бывшая жена. По-моему, миссис Уичерли рассказала мне далеко не все, что знает. Мне кажется, не в ваших интересах препятствовать поискам Кэтрин.
   — Но вы же хотите, чтобы Кэтрин искал Уильям Мэки!
   — Что ж тут плохого? Он сыщик опытный, со связями. Поймите, дело оказалось сложнее, чем мы с вами ожидали. Без помощи местной полиции и частных сыскных агентств мне не обойтись, а для того, чтобы обратиться к Мэки, я должен заручиться вашей поддержкой.
   — Исключено! Я не доверяю Мэки и не желаю, чтобы полиция вмешивалась в мои дела. Вы меня поняли?
   — Я-то вас понял, а вот вы меня, боюсь, нет. Исчезновение человека, предполагаемое убийство — это уже не ваше личное дело. Кроме того, полиция все равно уже в курсе. Разве мистер Тревор не сообщил вам об убийстве Бена Мерримена?
   Тревор приподнялся на стуле и стал делать мне судорожные знаки.
   — Кого? Бена?..
   — Мерримена. Это агент по продаже недвижимости, которого наняла ваша жена. Вчера вечером его нашли мертвым в ее доме в Атертоне.
   — Какое мне до всего этого дело? К Фебе этот Мерримен не имеет никакого отношения.
   — Я в этом не уверен.
   — Зато я уверен, — неуверенно произнес Уичерли.
   — Я бы рекомендовал вам приехать сюда. На месте вы бы лучше сориентировались.
   — Не могу. Сегодня днем у меня встреча с ректором колледжа, а вечером — с попечительским советом.
   — Зачем это вам?
   — Пусть признают свою вину, — мрачно сказал Уичерли. -Они проявили преступную халатность, и я заставлю их официально извиниться. Они, правда, уверяют, что вскоре после исчезновения Фебы дали мне телеграмму, а также сообщили в полицию, но я никакой телеграммы не получал. В Стэнфорде такого бы никогда не произошло!
   — Какая вам разница, признают они свою вину или нет?
   — Очень большая. Ничего, они у меня еще попляшут. Со мной такие номера не проходят.
   Еще как проходят. Болван, который не в состоянии совладать со своими эмоциями.
   — Раз вы сами не собираетесь сюда приезжать, — сказал я, — дайте ваше согласие на мою встречу с Мэки. Он вас не разорит.
   — Да поймите вы, денег мне не жалко! Я принципиально не хочу обращаться к Мэки. Если вы не в состоянии сами найти мою дочь, так, черт побери, и скажите. На вас свет клином не сошелся!
   Раздались короткие гудки, а потом наступила мертвая тишина.
   — Бросил трубку, — пожаловался я Тревору. — У них, я смотрю, все члены семьи сумасшедшие.
   — Гомер расстроен, это же естественно. Он очень любит Фебу, к тому же ему не хватает терпения. Скажите еще спасибо, что разговор шел по телефону.
   — Спасибо. И все же объясните, какого черта он устраивает заседания попечительского совета колледжа?
   — Это его дело. Он всегда любил официальные заседания. — В голосе Тревора прозвучала легкая ирония. — Между прочим, вы могли бы быть с ним повежливее — взять хотя бы вашу шуточку о зарытом теле.
   — Я сыщик, а не нянька, — отрезал я. — И потом, я ведь защищал его интересы. Он совершенно не понимает, что происходит. А жаль.
   — А вы, Арчер? — В голосе Тревора по-прежнему звучала ирония. — Вы-то понимаете, что происходит?
   — Чувствую: ничего хорошего.
   Тревор тяжело опустился в кресло.
   — Во всяком случае, Арчер, мне кажется, что ваша теория о Кэтрин и Фебе, а также о Кэтрин и Мерримене совершенно не соответствует действительности. Я знаю Кэтрин, ее вульгарная внешность обманчива, она ведь, по сути, человек неплохой.
   — Люди меняются — особенно когда им нелегко. А Кэтрин последнее время приходится очень нелегко.
   — Бесспорно. И мне, откровенно говоря, тоже. — С этими словами Тревор извлек из ящика письменного стола бутылочку и достал оттуда таблетку. — Дигиталис, — пояснил он.
   Губы у него побелели. Он подался вперед и положил голову на стол. Издали она казалась похожей на большое розовое яйцо, покрытое волосами.
   — Бедная Феба, — вырвалось у него.
   — Вы любите ее?
   Он приподнял голову и искоса, снизу вверх, как подсматривают в замочную скважину, поглядел на меня. Вокруг рта собрались морщинки.
   — Идиотский вопрос. Я молоденькими девушками не увлекаюсь.
   — Бывает ведь и платоническая любовь.
   — Да, знаю. — Его рот смягчился, губы опять покраснели. — Да, я ее очень люблю.
   — В таком случае дать согласие на мою встречу с Мэки можете на худой конец и вы.
   — Вы хотите, чтобы меня выгнали с работы?
   — Что-то не похоже, чтобы вам это грозило.
   — Не похоже, говорите? — Он обвел глазами свой роскошный кабинет. — Гомер — человек настроения, к тому же меня он всегда недолюбливал. Муж родной сестры, что ж вы хотите! Между нами говоря, он уже давно ищет повод выставить меня со службы. А ведь без меня ему не справиться.
   — В крайнем случае найдете себе другую работу. Феба того стоит.
   Тревор усмехнулся — он, можно сказать, пробовал на зуб решение, которое я ему навязывал.
   — Ладно, — решился наконец он. — Поговорите с Мэки. Если Гомер откажется платить, заплачу сам. А если к вам будут претензии, валите все на меня.

Глава 14

   Мэки ждал меня в ресторане отеля «Святой Франциск». К его столику меня проводила дежурная по этажу, пышногрудая брюнетка; в этот момент она сильно смахивала на экскурсовода, который демонстрирует туристам статую какого-то местного святого.
   Вилли было лет под пятьдесят, у него было плоское лицо, черные усики и невозмутимые черные глаза. Если к этому добавить, что щеголял он в костюме от братьев Брукс, а в петлице носил белую гвоздику, станет понятно, что он немного смахивал на метрдотеля. У женщин — если верить его историям — он пользовался феерическим успехом.
   Нравился он и мне. Не будучи святым, Вилли вместе с тем был довольно честным человеком, хотя наши с ним понятия о чести иной раз не совпадали.
   — Рад тебя видеть, Лью, — сказал он, крепко пожимая мне руку. — А я уж грешным делом решил, что ты навсегда затерялся в джунглях Лос-Анджелеса.
   — Как видишь, нет. Люблю иногда прокатиться в ваш провинциальный городок.
   На лице Вилли заиграла самодовольная улыбка: он верил, что земной рай существует и рай этот — Сан-Франциско. Мы заказали бифштекс и сухое мартини. Официантка, которая давно уже порхала вокруг нашего столика, называла Вилли по имени и смотрела на него таким взглядом, будто больше всего на свете ей хотелось понюхать его гвоздику. А взгляд Вилли говорил: понюхай, если хочется, но имей в виду: под гвоздикой у меня спрятана бомба. Дождавшись, пока официантка наконец упорхнула, я сказал:
   — Как ты догадываешься, я здесь по делу.
   — Ясно. — Упершись своими острыми локтями в белую скатерть, Мэки вплотную придвинулся ко мне. — По телефону ты упомянул магическую фамилию Уичерли. Что там опять стряслось в этой семейке?
   Я рассказал.
   — Значит, дочка у них сбежала?
   — Сбежала, вот только неизвестно — одна или с кем-то.
   — Думаешь, ее украли?
   — Маловероятно. Обычно довольно скоро требуют выкуп, а тут прошло уже два месяца.
   — Два месяца? — переспросил он.
   Я кивнул.
   — Уичерли все это время отсутствовал — был в плавании. Девчонка училась в колледже Болдер-Бич, вела вполне самостоятельную жизнь. Сюда она приехала проводить отца, и последний раз ее видели, когда она вместе со своей матерью, бывшей женой Уичерли, садилась на пристани в такси.
   — Да, помню, я читал в газете, что она наконец получила развод. А чем эта дамочка сейчас занимается?
   — В данный момент у нее тяжелая депрессия, она переезжает из отеля в отель и бормочет что-то о смерти и убийстве. Уичерли тоже не в лучшем виде — я только что говорил с ним по телефону, А я, видишь ли, должен решать их семейные проблемы.
   — В прошлом году, помню, у них тоже все было неладно. Семья на глазах разваливалась. Знаешь, такие швейцарские шоколадки — ткнешь их пальцем, они и рассыпаются.
   — Я тебе про Фебу, а ты мне про какие-то шоколадки.
   — Значит, последний раз ее видели с матерью? Что же говорит мать?
   — Ничего примечательного. Если хочешь моего мнения, ее давно уже пора посадить в сумасшедший дом.
   — Смотри, какой психиатр нашелся! Скажи лучше, ты попробовал отыскать такси, в котором они уехали с пристани?
   — Этим я сейчас и занимаюсь. Ты мог бы помочь мне?
   Вместо ответа на вопрос он окинул меня ласковым, непроницаемым взглядом. Тем временем официантка принесла нам мартини, и мы, как всегда, стали потягивать его наперегонки. Отпив половину, Вилли опустил свой стакан.
   — Ты думаешь, девчонки нет в живых?
   — Не хочется в этом признаваться, но у меня такое предчувствие есть.
   — Убийство или самоубийство?
   — О самоубийстве я даже не подумал.
   — А зря, — задумчиво сказал Вилли. — Очень уж она неуравновешенная. Была по крайней мере. Я видел ее всего пять минут, и за это время у меня от нее голова пошла кругом. Невозможно было предсказать, что она выкинет в следующий момент — то ли будет со мной заигрывать, то ли выбежит со слезами из комнаты. Какая-то она неконтактная.
   — А если попроще?
   — Понимаешь, Феба ужасно сексуальна и сама же этим крайне тяготится. Сексуальная и в то же время тревожная. Насколько я знаю ее родителей, детство у девочки выдалось не самое счастливое, ведь мать, такая же сексуальная истеричка, совершенно ею не занималась. Поэтому никогда не известно, что такие женщины, как Феба и ее мамаша, могут учинить.
   — Или что с ними могут учинить.
   — Значит, ты думаешь, это убийство, — заключил Вилли.
   — Сначала не думал, а теперь думаю.
   — А что изменилось?
   — Вчера на Полуострове произошло еще одно убийство.
   — Ты имеешь в виду Мерримена, маклера по продаже недвижимости?
   — Все-то ты знаешь.
   — Просто вчера на Полуострове оно было единственным. Полиции здорово повезло. — Вилли хмыкнул. — От приятеля, который работает в суде, в Ман-Матео, я совершенно случайно узнал, что разыскивается Кэтрин Уичерли. Если ты знаешь, где...
   — Понятия не имею. Я ее и сам ищу. Вчера вечером мы с ней беседовали в Сакраменто, а потом ее дружок шарахнул меня по голове монтировкой, после чего они скрылись в неизвестном направлении.
   — То-то у тебя голова забинтована.
   — Пустяки. Но Кэтрин Уичерли мы отыскать должны.
   — "Мы"?
   — Говорю «мы», потому что без твоей помощи мне не обойтись. У тебя для розысков есть все необходимое, а у меня — нет.
   Вилли скис:
   — Прости, Лью, но у меня сейчас дел невпроворот.
   — Что у тебя произошло с Уичерли в прошлом году?
   Он пожал плечами и допил мартини.
   — Тебе, похоже, не нравится Уичерли, — допытывался я.
   — Еще как нравится. Я вообще люблю этот тип. У таких, как он, деньги вместо мозгов. При этом он себе на уме: эти избалованные тупицы вообще-то народ изворотливый. В прошлом году он меня здорово нагрел. — Чувствовалось, что Вилли злится: глаза у него стали еще темнее, а нос, наоборот, побелел. — Этот болван подослал ко мне одного из своих людей, местного шерифа по имени Хупер, и отобрал у меня вещественные доказательства.
   — Какие еще вещественные доказательства?
   — Письма, которые Уичерли передал в наше бюро. Я лично занимался этими письмами, убил на них уйму времени, таскался из города в Медоу-Фармс, а когда работа подходила к концу, этот осел вдруг решил прекратить расследование.
   — Почему?
   — Его спроси. Он ведь твой подопечный, а не мой.
   — И все-таки? Есть же у тебя на этот счет какие-то идеи?
   — Разумеется, есть. Дело в том, что я докопался до истины. У меня возникла догадка, что эти письма были состряпаны членами его семьи. Да что там догадка! У меня и доказательства были. Но я свалял дурака и сообщил об этом Уичерли, а надо было обратиться в полицию — тогда бы, может, все встало на свои места.
   — Я тебя не понимаю.
   — А тебе и не надо ничего понимать. Все это я говорю только к тому, что впредь с твоим Уичерли я не желаю иметь ничего общего.
   Официантка принесла бифштексы, и я решил продолжить уговоры, когда Вилли насытится. Однако и насытившись он оставался столь же непреклонен.
   — Нет, дружок, у меня и без того дел хватает, но, даже сиди я без работы, на Уичерли я трудиться не стал бы. Если хочешь, могу по старой дружбе сказать своим ребятам, чтобы они поискали девчонку. Живую или мертвую.
   — И на том спасибо.
   — Тебе мало?
   — А ты не мог бы дать мне копии этих писем, если они у тебя есть?
   — С моей стороны это было бы неэтично, — решил подразнить меня Вилли. — Впрочем, и Уичерли тоже со мной не церемонился. Пойдем ко мне в контору, поищем эти письма в картотеке.
   Под контору Вилли снимал пятикомнатную квартиру на третьем этаже старого дома на Гири-стрит. Его кабинет находился в просторной комнате с персидским ковром, старинной мебелью красного дерева и диваном. К стене были приклеены скотчем описания разыскиваемых преступников и их фотографии. В углу, между холодильником и несколькими занимавшими всю стену металлическими шкафами с картотекой, стоял стенд, где под стеклом демонстрировались пистолеты, ножи, дубинки, кастеты.
   Вилли отпер ящик картотеки на букву "У", некоторое время в нем рылся, а затем достал папку с бумагами и положил ее на письменный стол:
   — Вот письмо, которое прислал мне Уичерли.
   Я открыл папку и прочел деловое, лаконичное письмо, аккуратно напечатанное на фирменном бланке Уичерли.
   Уважаемый мистер Мэки,
   По мнению представителя моей фирмы в Сан-Франциско, Вы пользуетесь репутацией опытного и надежного сыщика. Именно эти качества мне очень пригодятся. Дело в том, что на прошлой неделе на мой домашний адрес пришло два угрожающих анонимных письма, автор которых, несомненно, безумен и, весьма вероятно, очень опасен. Мне необходимо установить его личность.