Макдональд Росс. Дело Уичерли

   — Это Феба, — сказал Тревор. Взгляд у него был застывший, лицо мертвенно-бледное. Он беспомощно осмотрелся по сторонам, покачнулся, словно почва уходила у него из-под ног, и повалился на колени рядом с носилками. Сначала мне показалось, что он молится, однако голова его опускалась все ниже и ниже, и вскоре он ничком рухнул на землю.
   А потом перевернулся на спину, запрокинутое лицо посинело, рот ощерился. Я встал рядом с ним на колени, распустил его галстук и расстегнул воротничок рубашки.
   — Дигиталис, — задыхаясь, с трудом проговорил он. — В правом кармане пиджака.
   Я достал лекарство, дал ему таблетку и спрятал пузырек обратно.
   — Спасибо, — прохрипел Тревор, не разжимая зубов. — Плохо. Кислород.
   — Я положил руку ему на грудь, сердце билось глухо и тяжело. Редкие, зловещие удары. Шериф с отвисшей челюстью нагнулся над ним:
   — Сердечный приступ?
   — Да. Напрасно я его сюда привез.
   — Ничего, я сейчас отвезу его в Терранову, там есть больница. Все равно сегодня мы автомобиль уже вряд ли вытащим.
   Шериф подогнал свою машину к тому месту, где лежал Тревор, и мы перенесли больного на сиденье. Болевой приступ, вероятней всего, прошел, и теперь Тревор как-то вдруг ослабел, весь обмяк.
   — Желаю удачи, — сказал я ему.
   Тревор кивнул и выдавил из себя улыбку. Машина уехала.

Глава 21

   А я вернулся на площадку. Помощник шерифа по-прежнему стоял на подножке грузовика и шарил фонарем по воде. На поверхности моря опять возникла тюленья голова спасателя. Помощник шерифа посветил ему фонарем и стал делать какие-то знаки.
   Мужчина в комбинезоне, надетом поверх красной рубахи, залез в кабину грузовика и завел мотор. Кабель стал медленно наматываться на лебедку, и вскоре, держась за стальную петлю, водолаз, словно космонавт в невесомости, поднялся по отвесной скале на площадку. Когда он ступил на землю, раздались аплодисменты.
   Без маски ему было от силы лет восемнадцать-девятнадцать, и похож он был на Бобби Донкастера: такой же статный, с широкими плечами, казавшимися еще шире из-за плотного резинового костюма. На спине у него висел акваланг, а на поясе — холщовый мешок, длинный нож в ножнах и небольшой лом.
   Мужчина в комбинезоне вылез из кабины и помог спасателю снять акваланг и все остальное.
   — Ну что, наглотался воды? — весело спросил он парня.
   — Да нет, отец, не сказал бы.
   И действительно, дышал водолаз ровно и, судя по всему, не замерз. Он снял ласты и прошелся взад-вперед, разминая затекшие ступни.
   — Ты багажник открыл, Сэм? — прервал его зарядку помощник шерифа.
   — Ага. Но там были только инструменты. Я их и вытаскивать не стал.
   — А регистрационный талон под стеклом видел?
   — Нет, так и не смог найти. Впрочем, это ведь ничего не значит. Волной, видать, смыло. Под водой ведь волнение сильное.
   — Зеленый «фольксваген»? — спросил я.
   — Был когда-то. Я ж говорю, у подножья скалы волны сильные, вся краска сошла.
   — Тело ты вытащил?
   — Да, сэр. — Лицо Сэма сразу сделалось серьезным.
   — Она сидела спереди или сзади?
   — Сзади. Лежала на полу между передним и задним сиденьями. Пришлось ее из песка откапывать. Вся машина в песке.
   — А во что она была одета, не заметил?
   — Ни во что, — ответил за юношу помощник шерифа. — В одеяло завернута. А вам, собственно, какое дело, мистер?
   — Я — частный сыщик и уже довольно давно ищу эту девушку. Приехал я сюда с ее дядей, Карлом Тревором. Можно тебе задать еще несколько вопросов, Сэм? — обратился я опять к водолазу.
   Сэм не возражал, но тут вмешался его отец:
   — Пусть хотя бы сначала переоденется.
   Он помог сыну стянуть резиновый костюм, под которым было шерстяное белье, и принес ему из кабины грузовика джинсы и свитер, после чего Сэм из отважного спасателя сразу же превратился в обыкновенного парня. Собравшиеся стали расходиться по машинам. Я пошел за помощником шерифа.
   — Свидетели этой аварии есть? — спросил я у него.
   — Непосредственных нет, — ответил помощник шерифа и угрюмо добавил: — И никакая это не авария.
   — Да, знаю. А косвенные?
   — Джек Гейли и его сын говорят, что вроде бы в тот вечер по городу проезжал зеленый «фольксваген». Да что толку? Этих зеленых «фольксвагенов» полно.
   — А где они его видели?
   — Машина проехала по шоссе через Медсин-Стоун. Было это пару месяцев назад, где-то около полуночи. Отец с сыном как раз закрывали на ночь свой гараж, когда мимо в «фольксвагене» проехал этот парень. Самое интересное, что и отец и сын знают его в лицо. Сэм говорит, что он даже поприветствовал водителя, но тот проехал мимо — еще бы, стал бы он останавливаться, раз у него на заднем сиденье труп лежал.
   — Кто он?
   — Ни старший Гейли, ни младший не знают его имени и откуда он взялся. Прошлым летом он разбил палатку возле Медсин-Стоуна, Сэм несколько раз видел его на пляже, а Джек, отец Сэма, утверждает, что он и в кафе заходил.
   — Они описали вам его внешность?
   — Да. Шериф Херман уже разослал его приметы: молодой, рыжеволосый, высокий, больше шести футов, правильные черты лица, хорошо сложен. — Он хмыкнул. — Красавчик, одно слово. В наше время такие и убивают. Обрюхатил, видать, девчонку и решил с ней разделаться.
   — Похоже, — задумчиво сказал я. Судя по описанию, это мог быть Бобби Донкастер, ведь в прошлом августе он был в Медсин-Стоуне. Здесь он с Фебой познакомился, здесь с ней и расстался.
   — Вы что, знаете, о ком идет речь? — заинтересовался помощник шерифа, покосившись на меня.
   «Очень приблизительно», — подумал я, но вслух этого не сказал.
   Я вернулся к Джеку Гейли и его сыну, когда те уже садились в свой грузовик. И отец и сын подтвердили, что месяца два назад какой-то рыжеволосый парень действительно проехал через их городок в зеленом «фольксвагене», а Сэм сказал:
   — Несся он, как будто за ним черти гонятся.
   — Не ругайся, Сэм, — сделал ему замечание отец.
   — "Черт" — не ругательство.
   — Поговори мне, я так тебя взгрею, что плавать разучишься.
   Сэм виновато заулыбался.
   — Вы оба хорошо запомнили его внешность? — спросил я.
   — Очень хорошо, — ответил Сэм и, когда отец кивнул в знак согласия, добавил: — Когда он проезжал, мы еще не выключили свет при входе в гараж, и лампа светила водителю прямо в лицо. Я ему что-то крикнул, но он не остановился, даже не обернулся.
   — Значит, это был твой знакомый?
   — Знакомый — сильно сказано. Прошлым летом мы виделись с ним пару раз на пляже, только и всего. Здоровались, правда.
   — В каком это было месяце?
   — В августе, кажется.
   — Да, — подтвердил Джек Гейли. — В августе, за пару недель до Дня труда^[10]. Он, помнится, и в кафе заходил.
   — Хорошая у вас память.
   — Будет хорошая, когда такое случается.
   — А вы когда-нибудь видели его вместе с этой девушкой? — спросил я отца и сына одновременно.
   — Да, один раз на пляже, — ответил Сэм. — Он учил ее кататься на серфинге. А у нее не получалось.
   — А где здесь пляж?
   — Примерно в миле отсюда. — Сэм показал на север. — Там рифы, потому и серфинг отличный. Неподалеку и палатка его находилась.
   — А кто он такой и откуда, неизвестно?
   Они оба отрицательно покачали головой.
   — Может, кто-нибудь из вас вспомнит, когда именно он проезжал через ваш город?
   Джек Гейли прислонился к кабине грузовика и некоторое время молча смотрел на залитый лунным светом океан.
   — Нас об этом и помощник шерифа Карстерс спрашивал. Точную дату, боюсь, не назову, но было это месяца два назад, может, неделей раньше или неделей позже. А ты, Сэм, что скажешь?
   — Да, два месяца назад.
   — А что вы делали, когда его увидели?
   — Собирались закрываться на ночь, — ответил Гейли-старший. — В тот вечер мы припозднились: у одного канадца на шоссе в Терранову покрышка лопнула, и пришлось часов в одиннадцать ехать ему колесо менять. У него в машине даже домкрата не оказалось.
   — Какая разница, ты же продал ему новую покрышку, — уточнил Сэм.
   — Скажите, мистер Гейли, — спохватился я, — вы где-нибудь фиксируете то, что продаете клиентам?
   — Обязательно. У меня все записано.
   — С датами?
   — Конечно.
   — Давайте тогда съездим к вам в гараж и проверим, какого числа была продана покрышка канадцу.
   — А что, это идея, — оживился Гейли-старший. — И дату таким образом установим. Какую же я ему покрышку продал?
   Я сел в свою машину и следом за грузовиком вернулся в Медсин-Стоун, где выпил две чашки кофе, пока отец с сыном искали в журнале нужную запись. Зеленый «фольксваген», как выяснилось, проехал через город второго ноября.
   — Эта дата вам что-нибудь говорит? — спросил меня Джек Гейли.
   — Да, знать бы только что.
   Странно, ведь, если верить таксисту Нику Галлорини, управляющему Алеку Гирстону и покойному Стэнли Квиллану, Феба жила в Сан-Матео еще целую неделю после своего убийства. Значит, кто-то из моих свидетелей врал; Джеку Гейли и его сыну я почему-то верил.
   Больница находилась в одноэтажном здании с плоской крышей, на окраине Террановы. Входная дверь была незаперта, но в маленьком полутемном холле и в справочной никого не было. Только я двинулся по слабоосвещенному коридору, как дорогу мне преградила неизвестно откуда взявшаяся медсестра, женщина необъятных размеров:
   — Куда это вы разбежались?
   — Я — приятель Карла Тревора. Его привезли сюда сегодня ночью с сердечным приступом.
   — К нему нельзя.
   — Понимаю. Скажите, как он?
   — Сейчас получше. Отдыхает.
   — А с его доктором можно поговорить?
   — Доктор Грандл уехал домой. Если больному станет хуже, его вызовут, будьте спокойны.
   — Доктор Грандл кардиолог?
   — Специализация врачей не в моей компетенции, — огрызнулась медсестра.
   — Неужели вам трудно ответить «да» или «нет»?
   — В таком случае нет. — Она нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — У меня нет времени с вами разговаривать. Сегодня в реанимации я одна дежурю.
   И с этими словами медсестра отчалила на всех парах, а я нашел в кармане монетку, в холле — телефонную будку и за счет абонента позвонил в Вудсайд. Элен Тревор тут же сняла трубку.
   — Разумеется, я оплачу разговор, — сказала она телефонистке срывающимся от волнения голосом. — Что случилось, мистер Арчер?
   — Именно то, чего вы боялись. Феба погибла, вашего мужа попросили опознать ее труп, и ему стало...
   — У него второй инфаркт, — перебила она меня. — Он умер?!
   — Нет, что вы. Сейчас он в Терранове, в больнице, и ему лучше. Может, вы хотите прислать сюда его лечащего врача?
   — Да, конечно. Я сейчас же позвоню доктору Уоллесу.
   После этого, чтобы прервать тягостную паузу, я сказал:
   — В том, что произошло, виноват я, миссис Тревор.
   — Вы, мистер Арчер, — сказала она и бросила трубку.

Глава 22

   Час от часу не легче. Было уже три часа утра, когда я увидел в темноте неоновые огни мотеля в Болдер-Бич и свернул с шоссе к кампусу. В поднимавшемся с моря густом тумане колледж казался городом мертвых. Над луной вырос нимб.
   На втором этаже студенческого пансиона «Океанские пальмы» сквозь занавески квартиры, где раньше вместе с Долли Лэнг жила Феба Уичерли, пробивался свет. Но сейчас мне нужна была не Долли, а миссис Донкастер.
   На мой стук она прореагировала почти мгновенно, словно давно ждала меня.
   — Бобби, это ты, Бобби? — послышался за дверью ее голос. Я постучал еще раз, потише. Дверь приоткрылась, и в щелку, из-за цепочки, выглянула седая голова миссис Донкастер.
   — Можно войти? — спросил я. — Мне необходимо кое-что сообщить вам.
   — Про Бобби?
   — Да, про вашего сына.
   Она сняла с двери цепочку и отступила назад, растворившись во мраке.
   — Постойте, я включу свет, я ведь всю ночь просидела в темноте.
   Миссис Донкастер включила торшер. В выцветшем фланелевом халате, с заплетенными в косы жидкими, спадающими на плоскую грудь волосами она выглядела совсем старой и беззащитной.
   — Бобби попал в аварию? — театральным шепотом спросила она.
   — Можете называть это аварией. Пожалуйста, сядьте, миссис Донкастер, нам надо поговорить.
   Не выдержав моего взгляда, она попятилась назад и, тяжело вздохнув, опустилась на стул:
   — Его убили.
   — Убили, только не его.
   — Говорите, что случилось, я должна знать.
   — Думаю, о том, что случилось, вы знаете больше меня, — сказал я, садясь рядом с ней на табурет. — Сегодня ночью возле Медсин-Стоуна найдено тело Фебы Уичерли. Труп опознан, машину с ее телом сбросили со скалы в воду с сорокафутовой высоты.
   Миссис Донкастер подняла глаза на фотографию усатого мужчины, улыбавшегося ей из висящей над торшером черной рамки, и заморгала, словно я влепил ей пощечину:
   — А при чем тут мой сын?
   — Жители Медсин-Стоуна видели, как второго ноября Бобби проехал по шоссе в машине Фебы Уичерли. А мне вы прошлый раз сказали, что субботу и воскресенье он пролежал в постели.
   — Так и было.
   — Так не было, и вы это прекрасно знаете.
   — Я могла ошибиться, — сказала она, проглотив слюну. — Возможно, Бобби заболел гриппом неделей позже.
   — Может быть, вы хотя бы сейчас расскажете, как в действительности обстояло дело?
   Миссис Донкастер тупо кивнула, и лежавшие у нее на груди седые космы вздрогнули, словно умирающие серые змеи.
   — В тот уик-энд, — начала она, накручивая одну из косичек себе на палец, — Бобби куда-то уезжал. Куда — говорить отказался. Утром он позвонил мне с автобусной станции и попросил, чтобы я его встретила. Вид у моего бедного мальчика был краше... — Тут она опять взглянула на свою икону в траурной рамке и поправилась: — ...хуже некуда.
   — И сколько же времени он отсутствовал?
   — Всего одну ночь.
   — И вы даже не поинтересовались, где он провел эту ночь?
   — Ну конечно, интересовалась. Я неоднократно спрашивала его, был ли он с этой девицей, Фебой Уичерли, и он каждый раз отвечал, что не был. — Тут она внезапно осознала весь ужас создавшегося положения и, заломив руки, охрипшим от волнения голосом продолжала: — Я всегда делала для него все, что было в моих силах. Думаете, просто воспитывать сына одной, без мужа? Что ж делать, если тебе лгут в глаза?
   — Не лгать самой.
   — У меня не было другого выхода. Он — мой единственный сын, и я пыталась защитить его. А впрочем, у вас нет никаких доказательств, что Бобби виновен в смерти Фебы. И я никогда в это не поверю: он не мог ей сделать ничего дурного, ведь он был к ней очень привязан, может даже чересчур.
   Она запнулась. Сморщенное старушечье личико, кутается в халат, глаза бегают.
   — А где Бобби сейчас, миссис Донкастер?
   — Не знаю. А и знала бы, все равно бы не сказала.
   — Странную вы избрали линию поведения. А еще считаетесь уважаемой женщиной.
   Она опустила глаза на свое бесформенное тело.
   — Бобби — это все, что у меня есть.
   Да, мальчишке не позавидуешь.
   Она медленно подняла глаза.
   — Мне пришлось очень нелегко. Сколько я ломала себе голову, как быть для него и отцом и матерью одновременно. Я знаю, он ненавидит меня, он всегда меня ненавидел. Еще бы, мужчину может воспитать лишь мужчина. Но мне все-таки казалось, что живем мы неплохо. — На глаза у нее навернулись слезы, и она прикрыла лицо руками. — Что мне делать?
   — Сказать всю правду. Где сейчас ваш сын?
   — Не знаю. Клянусь. — Она покачала головой, и слезы побежали по ее впалым щекам.
   — Если бы сейчас я мог с ним встретиться и поговорить, возможно, удалось бы пролить свет на случившееся.
   Старуха оживилась:
   — Значит, вы тоже не верите, что это его рук дело?
   — Не хочу верить. Хуже всего то, что он от меня прячется.
   — Бобби не прячется, ведь уехал он только вечером. Уходя, он сказал, что у него важное дело.
   — Где?
   — На этот вопрос он отвечать отказался, хотя в принципе это на него не похоже: от меня у него никогда не было секретов. Но в этот раз, когда я стала его расспрашивать, он молча вышел, сел в машину и уехал, даже не посмотрев в мою сторону.
   — Какая у него машина?
   — Все та же колымага, «форд» первой модели.
   — Бобби был встревожен?
   — Скорее, возбужден. Мне даже стало как-то не по себе.
   — Почему, миссис Донкастер?
   — Сказать по правде, последние месяцы у меня из-за него все время душа не на месте. А тут еще этот телефонный звонок: после него он забегал, заметался — точно кошка по раскаленной крыше. Даже ужинать не стал.
   — Про телефонный звонок я слышу от вас впервые.
   — Правда? Странно, что я вам ничего про него не рассказывала. Ведь из-за этого звонка он и уехал.
   — Кто ему звонил?
   — Он не сказал. Вообще на эту тему говорить отказался.
   — Звонили из Болдер-Бич или из другого города?
   — Понятия не имею. Дело в том, что ему — то ли по ошибке, — то ли специально — позвонили не по моему телефону, а по телефону Долли Лэнг.
   — Значит, трубку взяла Долли Лэнг?
   — Именно. Когда Бобби уже уехал, я попыталась выяснить у нее, кто звонил, но эта лиса сделала вид, что ничего не знает. — В глазах старухи вспыхнул злобный огонек, слезы высохли — все душевные раны мгновенно затянулись. — Может, вам она скажет правду. Вы ведь мужчина.
   По внешней лестнице я поднялся на второй этаж. Мысли лезли в голову такие же расплывчатые, как моя собственная тень на стене здания в этот ранний час. У Долли еще горел свет. Вероятно, она слышала мои шаги по коридору, ибо не успел я постучать, как она с готовностью высунула за дверь свою птичью голову.
   Но ее ожидало разочарование.
   — А, это вы...
   — А вы кого ждали?
   — Никого, — с напускным легкомыслием ответила Долли. — В такое время суток я обычно гостей не жду.
   Те же свитер и джинсы. Бледная, грязная — такое впечатление, что за то время, что мы не виделись, она ни разу не помылась и не причесалась.
   — Простите, мисс Лэнг, что пришел в столь поздний час, но, к сожалению, время выбирать не приходится. Впрочем, вы, я вижу, еще не ложились.
   — Я на Великий пост никогда не сплю. Пост, правда, еще не наступил, но я уже к нему готовлюсь.
   Девушка была явно возбуждена и говорила без умолку. Глаза — как блюдца. В комнате, у нее за спиной, что-то отчетливо и громко пробормотал спросонья женский голос.
   Долли тихонько прикрыла за собой дверь и вышла в коридор.
   — Соседка но комнате спит, — пояснила она. — Ей что пост, что не пост... Ну-с, чем порадуете? — с вызовом спросила девушка. За это время она стала как-то старше, агрессивнее и в то же время менее уверенной в себе.
   — А вы меня чем порадуете, Долли?
   — Нечем вроде бы. Можем, если хотите, о погоде поговорить.
   И она, наподобие механической птицы, стала водить головой во все стороны. На городок с океана надвигалась пелена предутреннего тумана. Казалось, вместе с улицей, домами в нем растворяется и сама ночь.
   — Какой сильный туман, — проговорила она.
   — Да, и пора бы его развеять.
   — Хорошо бы. Ненавижу туман. Почему-то он ассоциируется у меня с завернутыми в саван покойниками. — К горлу подкатил комок, она вздрогнула. — Не обращайте внимания, это я кофе перепила. Чтоб не заснуть.
   — Мы не могли бы пойти куда-нибудь поговорить?
   — Не хочу никуда ходить, — заявила Долли плаксивым, как у маленькой капризной девочки, голоском. — Можно поговорить и здесь, если надо.
   — Надо, и даже очень. Сегодня вечером Бобби Донкастеру звонили по вашему телефону.
   — По моему телефону?
   — Только не прикидывайтесь дурочкой, Долли. Для него этот телефонный звонок — вопрос жизни и смерти.
   Ее серое взволнованное личико ткнулось мне в плечо.
   — Странно, мне он сказал то же самое. Я пообещала ему никому об этом звонке не рассказывать.
   — А мне расскажите.
   — А в чем дело? Этот звонок имеет отношение к Фебе?
   — Почему вы так решили?
   — По его реакции. Понимаете, он просиял, когда... — Девушка осеклась. — Я обещала никому не рассказывать, даже его матери, она за это ужасно на меня разозлилась.
   — Я же не его мать.
   — Вижу. Зато вы сыщик, а это еще хуже. Я не хочу, чтобы у Бобби были из-за меня неприятности.
   — Неприятностей у него и без вас хватает. Поймите, я хочу найти его раньше, чем это сделает полиция.
   — Полиция?! Его ищет полиция?
   — Сейчас нет, а завтра уже будет.
   — Что же он такого сделал?
   — На этот вопрос я вам, к сожалению, ответить не могу. Впрочем, мой ответ вам вряд ли придется по душе. Если хотите оказать ему — да и мне — реальную помощь, расскажите об этом телефонном звонке со всеми подробностями.
   — Но я не знаю никаких подробностей. Бобби попросил меня выйти из комнаты.
   — А с кем он разговаривал?
   — Говорю же, не знаю.
   — А я решил, что трубку взяли вы.
   — Да, но говорила я с телефонисткой. Она сказала, что к телефону вызывается мистер Роберт Донкастер, Я спустилась и его позвала.
   — В котором это было часу?
   — Кажется, без четверти шесть, — неуверенно ответила Долли.
   — А телефонистка сказала, из какого города звонит абонент?
   — Да, из Пало-Альто. Там ведь находится Стэнфордский колледж, и я сдуру решила, что это Феба звонит. Я и сейчас никак заснуть не могу, всякие мысли в голову лезут. А вдруг, думаю, Феба памяти лишилась, запомнила только имя Бобби и свой собственный номер телефона...
   — Можете не волноваться, Долли, — отрезал я, обращаясь не столько к ней, сколько к самому себе. — Звонила не Феба.
   — Да, я знаю. Бобби сказал, что это не она, а уж мне бы он врать не стал, тем более раз речь о Фебе идет.
   — А он не намекнул, кто звонил?
   — Нет, сказал — по делу.
   — А что он еще сказал?
   — Больше ничего, только ужасно благодарил за то, что я его позвала. А уже через пять минут Бобби вскочил в машину и помчался в сторону шоссе. Я сама из окна видела.
   — Говорите, он был возбужден?
   — Очень возбужден.
   — В каком смысле? Находился в приподнятом настроении или был навеселе?
   — Даже не знаю, — ответила она после паузы. — Всю зиму он проходил как в воду опущенный, а тут вдруг весь напрягся. Но чувствовалось, что вместе с тем он ужасно счастлив. И счастье это было какое-то... понимаете... неземное, как будто он на поиски Святого Грааля отправляется^[11]. — Долли посмотрела на луну, от которой теперь осталось едва заметное тусклое пятно, и зябко поежилась. — Меня пробирает дрожь, мистер Арчер. Ума не приложу, что все это значит.
   — Я тоже, Долли. И все-таки вы не могли бы уделить мне еще пару минут?
   — Конечно, если только вам от меня будет прок.
   — Уже есть, и немалый. Скажите, вы ведь психолог: Бобби, на ваш взгляд, человек неуравновешенный?
   — И даже очень. Впрочем, все мы невротики. Мы с Фебой часто говорили, что он находится под сильным влиянием матери, однако он с этим влиянием борется.
   — Каким образом?
   — Взрослея, Бобби постепенно освобождается от ее воздействия, вырывается на свободу. В этом году они с матерью несколько раз ужасно ссорились. Такой крик стоял, что на втором этаже слышно было.
   — Дело доходило до драки?
   — Нет, конечно, драться они не дрались, но скандалили крупно.
   — Он ей угрожал?
   — Нет, не думаю. Бобби хотел бросить учиться и начать самостоятельную жизнь, а мамаша была против.
   — И вы полагаете, он мог уйти из колледжа и устроиться на работу?
   — С него станется.
   — А он угрожал кому-нибудь физической расправой? Вам или, скажем, Фебе?
   Долли невесело рассмеялась:
   — Вы тоже скажете. Нет, конечно. Бобби за всю свою жизнь мухи не обидел. Это, кстати, Фебе в нем и не нравилось. Она даже называла его «христианским рабом». Помните:
   Я был царем Вавилонским,
   А ты христианским рабом^[12].
   — А в принципе на насилие он способен, как вам кажется?
   — На насилие по отношению к Фебе? — уточнила она, прижав к груди руки. — Вы к этому клоните?
   — Да.
   Долли покачала головой резкими судорожными движениями.
   — Фебе он никогда не причинит вреда, в этом сомневаться не приходится. Я ни разу не видела, чтобы парень был так влюблен в девушку, как Бобби. Честное слово. А что, с Фебой что-то случилось? — спросила она, схватив меня за локоть.
   — К сожалению, да, Долли.
   — Она умерла?
   — Увы.
   Словно обжегшись, Долли отдернула руку и в тот же миг упала на меня, буквально упала. В следующий момент я сжимал ее в своих объятиях и гладил ее взъерошенные волосы. На любовную пару мы, впрочем, были мало похожи.
   — Черт побери! — сказала она неожиданно звонким голосом. — Я перестала молиться, когда была еще ребенком. А снова начала в ноябре. Два месяца я молилась каждый вечер. А Феба все равно умерла. Значит, бога нет.
   Я стал объяснять ей, что она не права, что бог, если он есть, ведет себя непредсказуемо, как, впрочем, и простые смертные. Однако Долли скоро надоело слушать банальности, она отвернулась и, прижавшись лбом к дверному косяку, стала вертеть ручку двери. Казалось, она не решается — или не в силах — открыть ее.
   — Мне очень не хотелось, чтобы вы узнали о смерти подруги от меня, — сказал я, — но, согласитесь, это все же лучше, чем прочесть некролог в газете.