Макдональд Росс. Голубой молоточек

   — Принести вам воды, миссис Мид?
   — У меня есть кое-что получше, — она протянула руку к стоящему у стены буфету, — там есть бутылка виски «Джек Дэниелс». И стаканы. Себе налейте тоже. А мне без воды, двойную.
   Я достал виски и налил двойную порцию ей и одинарную себе. Она выпила свой стакан одним глотком и попросила еще одну двойную. Вскоре ее стакан был снова пуст, а лицо обрело краски.
   — Глотните, мистер, — сказала она, — я ненавижу пить в одиночестве!
   Я подумал, уж не алкоголичка ли она и решил, что это похоже на правду.
   — Почему вы так смотрите на меня? — спросила она. — Я смешна? Или в моих глазах вы увидели что-то странное?
   — Нет, что вы...
   — Тогда не пяльтесь на меня так!
   — Прошу прощения. Собственно, мне уже пора...
   — Вас очень интересует эта мисс Сиддон, не так ли?
   — Да, очень, вы читаете мысли, миссис.
   — Я знаю мужчин, — сказала она. — А она не слишком молода для вас, мистер?
   — Возможно. Когда она была здесь?
   — Я не смотрела на часы. Это было ранним вечером.
   — А как она нашла вас?
   — Позвонила в... — Внезапно она смолкла и продолжала после натянутого молчания: — Понятия не имею!
   — Вы начали говорить, что она звонила кому-то.
   — Я так сказала? Ну, значит вы знаете больше, чем я. Наверное, я подумала о чем-то другом. Если вам пора идти, мистер, то не смею вас задерживать. Поставьте только бутылку так, чтобы я могла до нее дотянуться, хорошо?
   Бледной морщинистой рукой она коснулась столика, стоявшего рядом с ее креслом.
   — Я пока не ухожу, — возразил я.
   — Я бы предпочла, чтобы вы ушли, я очень устала. В конце концов, я же сказала вам все, что знаю...
   — В этом я очень сомневаюсь, миссис Мид. Будучи в Аризоне, я случайно узнал несколько очень интересных подробностей. Вначале сороковых годов ваш сын Вильям был убит неизвестно кем и брошен в пустыне...
   Ее лицо вытянулось и побледнело.
   — Жуанита Граймс всегда слишком много болтала!
   — Она не главный источник моей информации. Убийство вашего сына было и остается фактом достаточно известным. Я говорил с человеком, нашедшим его тело и проводившим расследование по этому делу, с шерифом Бротертоном. — Ну и что с этого?
   — Вы не хотите знать, кто убил вашего сына?
   — Теперь это уже все равно, — проговорила она. — Какая разница? Его нет. Его нет уже тридцать два года.
   — Но, как мне кажется, человек, убивший его, все еще жив...
   — Откуда вы знаете?
   — Я это кожей чую! А кроме того, есть и другие причины. Люди продолжают гибнуть: Пол Граймс, Джейкоб Витмор и некий мужчина, останки которого сегодня откопали в оранжерее Ричарда Хантри...
   Она хотела что-то сказать, но голос послушался ее лишь со второй попытки.
   — Какой мужчина?
   — Он еще не опознан, но это лишь дело времени. Двадцать пять лет назад он появился в доме Хантри с какой-то женщиной и маленьким мальчиком. Между ним и Хантри возникла ссора, а потом драка. Согласно дошедшей до меня версии, этот мужчина упал, ударился головой и умер. Семейство Хантри его закопало.
   — Вам это известно от миссис Хантри?
   — И от нее в том числе.
   Она широко открыла глаза, лицо ее при этом словно бы сморщилось и стало меньше.
   — А что еще она вам сказала?
   — Кажется, ничего. А должно быть еще что-то?
   — Это я вас спрашиваю.
   — А я подозреваю, что именно вам известен ответ. Почему Джек Баймеер купил вам этот дом в Каньоне Хантри? — Потому что я попросила его!
   — Джек Баймеер отнюдь не так щедр.
   — Тогда для меня он бывал щедрым, — легкий румянец скользнул по ее лицу, задержавшись на скулах. — Конечно, с возрастом он не изменился к лучшему, но и я тоже...
   — Мне кажется, он купил для вас этот дом от имени всего семейства Хантри. А может, они при его посредничестве сделали вам такой подарок?
   — С чего бы они стали это делать?!
   — Чтобы обеспечить себе вашу скромность в деле об убийстве вашего сына.
   — О смерти Вильяма знали все вокруг! Кому нужна была моя «скромность»?!
   — Его убийце. Допустим, это был Ричард Хантри. Сразу после убийства он перебрался из Аризоны в Калифорнию и никогда больше не возвращался. Дело на него тихо закрыли, если вообще открывали. А вы, если и имели какие-то подозрения, оставили их при себе.
   Она покачала головой.
   — Вы меня не знаете, мистер. Я любила сына. Я сама чуть не умерла, когда мне показали тело Вильяма. И не забывайте, что он тоже принадлежал к этой семье, Феликс Хантри был его отцом. Между Вильямом и Ричардом не было никаких конфликтов. — Так почему же Ричард покинул Аризону сразу же после смерти Вильяма? — Не знаю. Может, он боялся и сам быть убитым.
   — Это он говорил?
   — Я никогда не говорила с ним об этом и даже не видела его с тех пор. — С времени смерти Вильяма?
   — Вот именно, я его не видела тридцать два года. И уже двадцать пять лет никто не знает, что с ним случилось, а почему, я лишь сегодня узнала от вас, мистер. — Она беспокойно зашевелилась и искоса глянула на стоящую рядом бутылку. — Если вы намерены остаться еще на минуту, вы можете налить мне еще, да и себе тоже.
   — Нет, благодарю вас, я постараюсь задать еще несколько вопросов и оставить вас в покое, миссис. Кажется, у вашего убитого сына осталась жена и маленький ребенок?
   Выражение ее глаз изменилось, словно она заглядывала в далекое прошлое.
   — Кажется, да.
   — То есть, вы в этом не уверены?
   — Мне говорили о них, но я их никогда не видала.
   — Почему?
   — Не по своей воле. Просто они оба как сквозь землю провалились. Я слыхала только, что эта женщина, вдова Вильяма, вышла замуж за кого-то другого и дала мальчику его фамилию.
   — Вы знаете эту фамилию?
   — Нет, к сожалению, мы никогда с ней не общались.
   — Вы не думаете, что с ними общался Ричард Хантри?
   — Как я могу это знать? — она сказала это, отвернувшись.
   — А те женщина и мальчик, которые посетили дом Ричарда Хантри двадцать пять лет назад... это не могли быть вдова Вильяма и ее сын?
   — Понятия не имею. Мне кажется, вы пытаетесь связать два разных дела. — Я вынужден это делать. Решение лежит в далеком прошлом. Вы не догадываетесь, миссис, кем мог быть тот мужчина, который был убит и похоронен в оранжерее?
   — Понятия не имею!
   — А это не мог быть ваш сын Вильям?
   — Вы что, ошалели?! Вильям был убит в Аризоне, в 43-м году, за семь лет до этого!
   — Вы видели его тело?
   — Да.
   — Кажется, оно было весьма изуродовано? Вы смогли с уверенностью опознать его?
   — Да. Смогла. Мой сын Вильям умер тридцать два года назад.
   — А что случилось с его телом после того, как вы его опознали?
   — Я не слишком хорошо знаю это...
   — Странно...
   — Разве? Как вам известно, у него была жена в Калифорнии, она захотела, чтобы его тело переслали ей и там похоронили. Я ничего не имела против этого. Умершие уходят от нас навсегда и нет никакого значения, где их хоронят.
   Голос ее был тихим и равнодушным, но мне показалось, что она сознательно подавляет свои чувства. Словно прочитав мои мысли, она прибавила:
   — Когда я умру... пожалуй, это уже скоро... я хочу, чтобы мое тело сожгли, а пепел развеяли в пустыне поблизости от Тьюксона.
   — Недалеко от Лэшмэна?
   Она глянула на меня с гневом и словно бы с интересом.
   — Вы чертовски много знаете, мистер.
   — А вы чертовски мало хотите мне рассказать, Милдред, — ответил я. — Так где же все-таки похоронили Вильяма?
   — Кажется, где-то в Калифорнии.
   — Вы когда-нибудь были на его могиле?
   — Нет, я не знаю, где она.
   — А где теперь живет его вдова, вы знаете?
   — Нет. Меня никогда не интересовал родня. Свою собственную семью я оставила в четырнадцать лет, еще в Денвере, и никогда не возвращалась туда. И не тосковала никогда.

Глава 36

   Когда я добрался до Сикамор-Пойнт, автомобильные часы показывали уже почти три. Море кашляло сквозь сон у края пляжа. Я также пережил кризис: чуть не поддался искушению вздремнуть на переднем сидении машины.
   Но в домике Джейкоба Витмора горел свет. С минуту я надеялся, что застану там Бетти, однако, оказалось, что Джесси Гейбл пребывает в одиночестве.
   Только когда она впустила меня в освещенную комнату, я заметил, что в девушке произошла метаморфоза: движения ее стали уверенными, в глазах появилась решительность. Я почувствовал идущий от нее запах вина, но пьяной она не казалась. Девушка указала мне на кресло и сказала:
   — Вы мне должны сто долларов, мистер. Я уже знаю фамилию женщины, продавшей Джейку эту картину.
   — Кто же это был?
   Она наклонилась над столом, положив руку на мое плечо.
   — Минуточку, мистер, не спешите так. Откуда я знаю, что у вас есть сто долларов?
   Я отсчитал названную сумму и положил на стол, она протянула к деньгам руку, но я убрал их.
   — Эй! — крикнула она. — Это мои деньги!
   — Вы еще не сказали мне фамилию этой женщины, мисс.
   Она покачала головой, светлые волосы шелковистой шалью обвили ее плечи.
   — Вы мне не верите?
   — Верил, пока вы не перестали верить мне.
   — Вы говорите как Джейк. Он всегда обводил меня вокруг пальца.
   — Кто продал ему эту картину?
   — Я скажу вам, когда получу деньги.
   Я положил на стол пятьдесят долларов. — Здесь половина. Вторую я вам отдам, когда услышу фамилию.
   — Мои сведения стоят больше. Это серьезное дело. Мне сказали, что я должна получить высокую награду.
   Не вставая с кресла, я всматривался в ее лицо. Два дня назад, когда я пришел сюда впервые, она, казалось не думала о деньгах.
   — И кто же должен вас наградить?
   — Редакция газеты.
   — Это Бетти Сиддон вам обещала?
   — Да, собственно, она сказала, что мне хорошо заплатят за информацию. — И вы сказали ей, кто эта женщина?
   Она отвела глаза от меня и принялась всматриваться в темный угол комнаты.
   — Она сказала, что это очень важно. А я не была уверена, что вы еще вернетесь. Знаете, как это бывает, мне действительно нужны деньги...
   Я знал, как это бывает. Она продавала, как многие другие наследники, кости Джейка Витмора, а я покупал их у нее. Я положил на стол остальные пятьдесят долларов. Джесси протянула к ним руку, но внезапно опустила ее и глянула на меня так, словно я намеревался ударить ее. С меня было достаточно этой игры.
   — Пожалуйста, берите, мисс!
   Она сгребла двадцатии десятидолларовые бумажки и сунула их под рубаху, в лифчик, виновато поглядывая на меня полными слез глазами.
   — Давайте не тратить времени, Джесси. Что это за женщина?
   — Ее имя миссис Джонсон, — тихо и неуверенно сказала она.
   — Мать Фреда?!
   — Я не знаю, чья она мать.
   — Как ее имя?
   — Не знаю. Стенли Мейер сказал мне только фамилию.
   — Какой Стенли Мейер?
   — Он санитар в клинике и художник-любитель. Продает свои картины на пляжных распродажах. Его киоск стоит рядом с будкой Джейка. Он видел, как Джейк покупал у нее эту картину.
   — Вы говорите о женском портрете, который Джейк продал потом Полу Граймсу?
   Она кивнула.
   — Но вас же интересует эта картина, правда?
   — Да. А Стенли Мейер описал вам эту женщину?
   — Более-менее. Он сказал, что она средних лет, где-то около пятидесяти, крупная толстая баба с темными слегка седеющими волосами.
   — Он не говорил, как она была одета.
   — Нет.
   — А откуда он знает, как ее зовут?
   — Он с ней знаком по клинике. Миссис Джонсон работала там медсестрой, пока ее не выгнали.
   — За что ее выгнали?
   — Мейер не знает. Он знает только, что потом она работала в доме для престарелых под названием «Ла Палома».
   — А что еще он говорил об этой миссис Джонсон?
   — Больше ничего не помню.
   — И все это вы рассказали Бетти Сиддон?
   — Да.
   — Давно?
   — Точно я не знаю. Джейк не выносил часов, он считал, что мы должны определять время по солнцу, как индейцы.
   — Бетти Сиддон была здесь до или после захода солнца?
   — После. Сейчас припоминаю, это было сразу после вашего отъезда.
   — Вы говорили ей, что я здесь был?
   — Нет.
   — А она, уезжая, не говорила, куда направляется?
   — Она не говорила точно, но спрашивала меня об этом доме для престарелых, «Ла Палома». Хотела удостовериться, что миссис Джонсон теперь работает именно там.
   Я возвращался вдоль пустой автострады, навстречу мне попадались лишь малочисленные грузовики. Позади осталась грань, отделяющая пустой конец ночи от холодного преддверья раннего утра. Я был в состоянии обойтись без сна, если это будет нужно, весь следующий день.
   Оставив машину на стоянке у «Ла Палома», я нажал кнопку звонка у служебного входа. Внутри кто-то принялся стонать и кашлять. Я нажал кнопку еще раз и услышал быстрые спокойные шаги. Дверь, взятая на цепочку, слегка приоткрылась и в щели показалось лицо чернокожей медсестры.
   — Я был здесь вчера вечером, — напомнил я.
   — Я вас помню, мистер. Если вы ищете миссис Джонсон, то вам не повезло. Она уже второй раз за ночь оставляет все это хозяйство на меня. Я и сейчас еле жива, а до конца смены еще не один час. Разговор с вами мне тоже не облегчит работу.
   — Я вас понимаю, мисс, сам работал всю ночь.
   Она недоверчиво глянула на меня.
   — А что вы делали?
   — Я детектив. Не могу ли я войти и минутку поговорить с вами, мисс...
   — Миссис. Миссис Хольман, — вздохнув, она сняла цепочку. — Только побыстрее, мистер.
   Мы прислонились к стене в темном холле. Стоны и вздохи пациентов и редкие отголоски шума автострады составляли странный аккомпанемент, дополняющий музыку раннего утра. Лицо девушки сливалось с темнотой, и глаза ее казались блестящими глазами самой ночи.
   — Что бы вы хотели знать? — спросила она.
   — Почему миссис Джонсон пошла домой?
   — Ей позвонил Фред, это ее сын. Сказал, что старик снова бушует. Он жуткий пьяница, и только она может с ним справиться, когда он в таком состоянии. Ну, она взяла такси и поехала домой. Я не в обиде на нее за это, в конце концов, должна же она была что-то сделать... — она глубоко вздохнула, и я ощутил в темноте тепло ее дыхания. — Мне бы не хотелось причинить миссис Джонсон неприятности, у нас тоже в семье есть алкоголики...
   — Вы когда-нибудь бывали у них дома?
   — Нет, — отрезала она. — Если у вас больше нет вопросов, то жаль времени.
   — Еще несколько найдется. Понимаете, это очень важно... вопрос жизни и смерти...
   — Чьей жизни? — спросила она. — Чьей смерти?
   — Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции местной газеты.
   Я услыхал, ее глубокий вдох.
   — Вы когда-нибудь слышали это имя?
   — Да, слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства, хотела узнать, есть ли у нас пациентка по имени Милдред Мид. Я ей сказала, что такая женщина некоторое время у нас была, но уехала, захотела самостоятельности и сняла домик в Магнолия-Корт. Собственно, миссис Мид поселилась у нас по знакомству с миссис Джонсон...
   — Что их связывало?
   — Они родственницы.
   — Каким образом?
   — Этого они мне не объясняли.
   — А миссис Джонсон знала о звонке мисс Сиддон?
   — Нет, я не хотела ее тревожить. Когда миссис Мид съехала от нас, она была очень недовольна, можно сказать, расценила это как неуважение к себе. Они тогда страшно поругались, честно говоря, чуть не дошло до драки. Если хотите знать мое мнение, обе они легко выходят из себя.
   Ее красноречие показалось мне несколько искусственным, создавалось впечатление, что она создает дымовую завесу из слов между мною и необходимой мне информацией.
   — Мисс Сиддон была здесь сегодня вечером?
   — Нет, — ответ прозвучал решительно, но глаза ее метнулись в сторону, словно движимые скрытой в них мыслью.
   — Если она была здесь, убедительно прошу вас сказать мне об этом. Ей может угрожать серьезная опасность.
   — Мне очень жаль, но я ее не видела.
   — Это истинная правда, миссис Хольман?
   — Да слезьте вы с моей души! — неожиданно взорвалась она. — Мне очень жаль, что происходит что-то плохое и что ваша подруга попала в переплет. Но это не моя вина! Может, вам и нечего делать, но меня ждет работа!

Глава 37

   Высокий серый дом был погружен в темноту. Он нависал надо мною, закрывая звезды, будто темное слоистое прошлое, каждый слой которого означал поколение. Я постучал во входную дверь, не дождавшись ответа, постучал снова.
   Мне хотелось заорать на этот дом, как это делал Джерард Джонсон. Не начинаю ли я, как и он, понемногу свихиваться? Прислонившись к стене, я оглядел спокойную улицу, она была абсолютно пуста, так как свою машину я оставил за углом. Над кронами оливковых деревьев забрезжил бледный свет, постепенно разливающийся по небу.
   Утренний холод пробрал меня до костей. Пробудившись от летаргии, я принялся так колотить в дверь, что содрал кожу на пальцах и стоял в темноте посасывая ссадины.
   Из-за двери раздался голос Джерарда Джонсона:
   — Кто там?
   — Арчер. Откройте.
   — Я не могу. Она ушла и заперла меня на ключ! — хрипло заскулил он.
   — Куда она ушла?
   — Наверное, в «Ла Палома»... в этот приют. У нее ночное дежурство.
   — Я только что оттуда. Миссис Джонсон уже во второй раз оставила свою работу.
   — Она не должна делать этого, потеряет и это место! Мы по миру пойдем! Что с нами будет?!
   — Где Фред?
   — Не знаю.
   Мне хотелось задать ему еще много вопросов касаемо его жены и пропавшей картины, но идиотские ответы отбили у меня охоту спрашивать. Я пожелал ему через дверь спокойной ночи и отправился в полицейский участок. Маккендрик был у себя и выглядел точно так же, как семь или восемь часов назад. Под глазами у него набрякли синяки, но взгляд был внимательным и острым, а щеки свежевыбриты.
   — Кажется, вы не выспались, — заявил он.
   — Я вовсе не ложился, пытался найти Бетти Сиддон.
   Маккендрик так глубоко вздохнул, что даже кресло под ним жалобно заскрипело.
   — Ну что вы так волнуетесь из-за этого? Не можем же мы двадцать четыре часа в сутки следить за каждым шагом каждого репортера в городе!
   — Я знаю, но это особый случай. Мне кажется, стоит обыскать дом Джонсонов. — У вас есть какие-то основания утверждать, что мисс Сиддон находится там?
   — Ничего конкретного. Но есть вероятность, даже подозрение, что именно там находится украденная картина. Она уже бывала в руках миссис Джонсон и в руках ее сына Фреда.
   Я напомнил Маккендрику все, что было нам известно: что Фред Джонсон украл или взял картину из дома Баймееров и что она была украдена из музея или, если верить более ранней версии Фреда, — из дома Джонсонов. К этому я прибавил информацию Джесси Гейбл, что изначально Витмор купил эту картину у миссис Джонсон.
   — Все это весьма интересно, — равнодушно протянул Маккендрик, — но сейчас у меня нет времени на поиски мисс Сиддон. И нет времени заниматься поисками пропавшей украденной или потерянной картины, к тому же, скорей всего, не имеющей особой цены.
   — Но девушка того стоит! А картина — ключ ко всей этой треклятой загадке!
   Маккендрик тяжело облокотился о стол.
   — Это ваша девушка, не так ли?
   — В этом я еще не уверен.
   — Но вы интересуетесь ею?
   — Очень, — ответил я.
   — А пропавший портрет — это та самая картина, найти которую поручили вам, не так ли?
   — Ну, так.
   — И поэтому вы считаете, что она — ключ к загадке?
   — Этого я не говорил, капитан. Думаю, и девушка, и картина, играют немаловажную роль, независимо от моего личного к ним отношения.
   — Это вы так думаете. Мне бы хотелось, чтобы вы сходили в ванную и внимательно глянули на себя в зеркало. Кстати, можете воспользоваться моей электробритвой, она в шкафчике за зеркалом. Свет зажигается внутри, слева. Я отправился в крошечную ванную кабинку и всмотрелся в свое лицо. Оно было бледным и измученным. Я скорчил гримасу для оживления зрелища, но выражение глаз осталось неизменным — стеклянным и мутным одновременно.
   Я умылся и побрился, что несколько улучшило мой вид, но не прогнало тревогу и усталость, волнами бродившие в моем теле.
   Когда я вернулся в кабинет, Маккендрик присмотрелся ко мне повнимательней.
   — Вам лучше?
   — Немного лучше.
   — Сколько времени вы не ели?
   Я глянул на часы, было без десяти семь.
   — Часов девять-десять.
   — И не сомкнули глаз?
   — Нет.
   — Ладно, пошли завтракать. Джой открывает в семь.
   Джой содержал рабочую столовую, у стойки и за столиками было уже достаточно много клиентов. В прокуренном зале царила атмосфера легкой шутки, словно наступающий день мог оказаться не самым скверным. Мы сели за столик визави. За кофе в ожидании завтрака мы обговорили весь ход следствия и я огорченно припомнил, что не рассказал ему о своем разговоре с миссис Хантри. А рассказать следовало прежде, чем он узнает это сам, если еще не узнал. Я намеревался сделать это в ближайшее время, но отложил объяснение до момента насыщения.
   Мы оба съели яичницу с ветчиной и гренки с сыром. Я заказал на закуску шарлотку и порцию ванильного мороженого. Покончив с завтраком, мы заказали еще по чашке кофе.
   — Вчера вечером я навестил миссис Хантри, — выложил я.
   Его лицо застыло, а в уголках губ и глаз прорезались морщинки.
   — Я же просил вас не делать этого!
   — Мне это казалось неизбежным. Каждый из нас, капитан, действует в соответствии со своими полномочиями.
   — Несомненно.
   Я имел в виду, что свобода его движений была связана различными политическими соображениями. Он был железной рукой этого города, сконцентрировавшей в себе всю его мощь и силу, но эту силу он мог использовать лишь в соответствии с пожеланиями обывателей. Даже сейчас он, казалось, вслушивался в нестройный хор его голосов, словно заполнявший длинный зал столовой, где мы сидели.
   Постепенно мышцы его лица смягчились, оно больше не напоминало глыбу цемента, глаза оставались холодными.
   — И что же вы узнали от миссис Хантри?
   Я достаточно подробно рассказал ему обо всем, особо подчеркнув роль мужчины в коричневом, останки которого выкопали Рико и миссис Хантри. Он даже покраснел от потрясения.
   — Она вам сказала, откуда взялся этот тип?
   — Скорей всего, до того он находился в госпитале для инвалидов. Маккендрик стукнул кулаком по столу, посуда со звоном подпрыгнула. Все, кто сидел по близости должны были слышать этот шум, но никто даже не обернулся.
   — Какого черта вы раньше не сказали мне об этом?! Ведь если он когда-нибудь находился в госпитале, мы сможем провести идентификацию этих костей!
   Он бросил на стол три доллара, встал с кресла и быстро вышел из зала. Я также расплатился и вышел на улицу. Шел девятый час, город просыпался. Я шел по главной улице, надеясь проснуться вместе с ним, — пока не оказался перед зданием редакции.
   Никто ее не видел и ничего о ней не слышал.
   Вернувшись на стоянку, я взял машину и поехал в сторону побережья. Меня вела тайная мечта: если вернусь в номер, где началось мое приключение с Бетти, то застану ее там.
   Ее не было. Я рухнул на кровать и попытался забыть обо всем.
   Но меня преследовали сны о злобных покойниках.
   Я проснулся отдохнувшим в ярком свете дня. Мои часы показывали почти двенадцать. В окно был виден залив, расчерченный закрытыми жалюзи на длинные, светлые, поблескивающие полосы. Несколько яхт, пользуясь легким полуденным ветерком, выходили в море. Внезапно память подсунула мне некую существенную подробность.
   Шериф Бротертон рассказывал мне в Аризоне о солдате по имени «Вильсон или Джексон», который был другом Вильяма, убитого сына Милдред Мид. Шериф говорил, что после войны получил от него открытку из госпиталя для инвалидов в Калифорнии.
   Сняв трубку, я заказал разговор с конторой шерифа Бротертона в Копер-Сити и после недолгого ожидания услышал его голос.
   — Вы очень удачно поймали меня, Арчер, я как раз собирался на ленч. Как поживает дочурка Баймееров? Надеюсь, она в безопасности в кругу своей семьи?
   — Она дома. А в безопасности ли, — не знаю.
   — Как?! В собственной семье?! — видимо, Бротертон был уверен, что спасая Дорис, мы подарили ей счастье и райское блаженство.
   — Она не слишком уравновешена и находится в сложных отношениях с отцом. И уже если мы заговорили о нем, мне хотелось бы задать вам один вопрос. Заранее прошу прощения, если повторяюсь. Но не был ли Баймеер каким-либо образом причастен к закрытию дела об убийстве Вильяма Мида?
   — Да, вы уже спрашивали об этом. Я сказал вам, что не знаю.
   — Но это возможно?
   — У Баймеера не было ни малейшего повода для этого! Тогда он был близко связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что близко связан с матерью Вильяма. Я не говорю вам ничего такого, что бы не было широко известно.
   — А Милдред Мид настаивала на продолжении следствия?
   — Мне не известно ее мнение, об этом она не говорила на более высоком уровне, — голос его становился все слабее, словно готов был вот-вот умолкнуть.
   — Милдред Мид не настаивала на этом, чтобы Ричарда Хантри вызвали из Калифорнии для дачи показаний?
   — Я не помню, чтобы она этого требовала. Что вы ищете, Арчер?
   — Не знаю, пока не найду. Но одно ваше сообщение относительно дела Мида может оказаться весьма важным. Вы вспоминали, что сослуживец Вильяма приезжал в Аризону и говорил с вами о его смерти...
   — Да, это так. Я даже недавно подумал о нем. Знаете, он со мной связался уже после войны, прислал открытку из Лос-Анджелеса, из госпиталя для инвалидов. Спрашивал, нет ли новых сведений по делу Вильяма Мида. Я ответил ему, что нет.