Страница:
— Ты сейчас можешь кое-что для меня сделать.
— Хорошо, — Пурвис казался слегка встревоженным, — сделаю все, чего захочешь...
— Лучше запиши.
— Стреляй! — сказал он, вынимая служебный блокнот и авторучку.
Я выстрелил по отдаленной цели.
— У Джерарда Джонсона в армии был друг по имени Вильям Мид. Мид был убит в Аризоне летом 1943 года. Это дело знакомо шерифу Бротертону из Копер-Сити — это он нашел останки Мида в пустыне и отослал их в Калифорнию, где его должны были похоронить. Я хочу знать, по какому адресу было выслано тело и где его погребли. Возможно, необходимо будет эксгумировать эти останки.
Пурвис поднял глаза от блокнота и зажмурился, ослепленный солнцем.
— Но что ты собираешься искать?
— Причину смерти. Тождество. Все, что удастся. И второе дело. У Мида была жена, хорошо бы найти ее.
— У тебя серьезные запросы.
— Мы расследуем серьезное дело.
Маккендрик сидел в кабинете один. Был он уныл и раздражен.
— Где ваш заключенный, капитан?
— Прокурор округа отвез его в изолятор в здании суда. Лэкнер посоветовал ему притвориться немым, да и остальные члены семьи тоже воды в рот набрали. А я надеялся сегодня закрыть дело...
— Может, нам все-таки удастся это. Где сейчас Фред с матерью?
— Я их отпустил домой. Прокурор не хочет предъявлять им обвинение, во всяком случае, пока. Он недавно в этой должности и пока еще учится. Ему кажется, что эту Джонсон мы можем обвинить только в том, что она жила с Ричардом Хантри, выдавая его за своего мужа, а это не преступление.
— Но ведь она помогала ему скрыть убийство.
— Вы имеете в виду убийство настоящего Джерарда Джонсона?
— Вот именно, капитан. Как вам известно, Пурвис установил, что настоящий Джерард Джонсон — это тот мужчина в коричневом костюме, останки которого были зарыты в оранжерее миссис Хантри. Похоже, что Хантри убил Джонсона, присвоил себе его имя и поселился с его женой и сыном. Маккендрик задумчиво покачал головой.
— Я тоже так думал, пока не посмотрел документы этого Джонсона в окружной прокуратуре и в том госпитале «Скайхилл». Он не был женат и не имел сына. Вся эта чертова семейка просто-напросто выдумана!
— Включая Фреда?
— Включая Фреда, — видимо, Маккендрик заметил, что я болезненно вздрогнул, потому что сейчас же добавил: — Я знаю, что у вас к Фреду особое отношение. Может быть, благодаря этому, вы можете себе представить, что чувствую я в отношении Хантри. Я действительно восхищался этим типом, когда был еще молодым полицейским. Весь город восхищался им, даже те, кто его в глаза не видел. А теперь я должен им сказать, что Хантри был полусумасшедшим пьянчужкой и к тому же убийцей...
— Вы абсолютно уверены, что Джонсон — это Хантри?
— Абсолютно. Не забывайте, что я с ним был лично знаком, один из немногих избранных. Разумеется, он изменился, чертовски изменился, но это тот самый человек. Я узнал его, и он об этом знает. Но не желает ни в чем признаваться.
— А вы не пытались устроить ему очную ставку с его настоящей женой?
— Разумеется, я поехал к ней сегодня с утра пораньше, чтобы обо всем договориться. Но она уже смылась и, думаю, далеко, вычистила свой банковский сейф и, когда ее видели в последний раз, двигалась по автостраде на юг, — Маккендрик уныло глянул на меня. — Частично это ваша вина, вы же непременно пожелали допросить ее, а было еще рано.
— Возможно. Но на мне также лежит часть вины за проведение всего расследования...
— Расследование еще не закончено. Разумеется, Хантри у нас в руках. Но слишком много остается невыясненным. Почему он взял фамилию Джонсон, фамилию убитого им человека?
— Чтобы скрыть факт исчезновения настоящего Джонсона.
Маккендрик помотал головой.
— Это кажется мне бессмысленным.
— В убийстве Джонсона тоже не было особого смысла, но он совершил убийство, и эта женщина об этом знала. Свое знание она использовала для того, чтобы совершенно прибрать его к рукам. Собственно, он был узником в доме на Олив-Стрит.
— Но зачем он был ей нужен?
Я признался, что понятия не имею.
— Может, когда-то их что-то связывало... Мы не можем исключить такую возможность...
— Вам легко говорить. Джонсон погиб больше двадцати пяти лет назад, эта женщина отказывается отвечать на вопросы. Хантри тоже.
— Можно мне попытаться разговорить его?
— Это не от меня зависит, Арчер. Дело оказалось серьезным, так что окружной прокурор взял все следствие в свои руки. Хантри — самый знаменитый человек, когда-либо живший в этом городе, — он принялся размеренно ударять ладонью по столу, словно наигрывая похоронный марш. — Господи, как низко пал этот человек!
Я сел в машину и проехал несколько улиц, отделявших меня от здания суда. Его стройная белая башня с часами была самым высоким зданием в центре города. Под четырьмя огромными циферблатами вилась смотровая галерейка, окруженная черным кованым барьером.
На галерейке как раз стояло какое-то туристское семейство, маленький мальчик смотрел вниз, опершись подбородком о барьер, он широко улыбнулся мне. Я ответил ему улыбкой.
Кажется, в этот день я улыбнулся в последний раз. Почти два часа я ждал в судебных коридорах окружного прокурора. В конце концов мне удалось его увидеть, но до разговора не дошло — через приемную быстро проскользнул молодой человек с шустрыми глазами; огромные черные усы словно несли его вперед, как будто являлись крыльями его честолюбивых устремлений.
Я попытался проникнуть к кому-нибудь из его заместителей. Все были заняты. Прорваться сквозь заслон окружающих прокурора ассистентов мне не удалось. Наконец, я плюнул на все и спустился в бюро коронера.
Пурвис все еще ждал звонка из Копер-Сити. Я сел и подождал вместе с ним.
Пурвис говорил, записывая что-то в блокноте, я пытался через его плечо расшифровать записи, но они были нечитаемы. Когда он наконец положил трубку, я поднял глаза:
— Ну и что?
— В 1943 году армия взяла на себя все хлопоты и затраты в связи с перевозкой тела Вильяма Мида из Аризоны. Тело везли в опломбированном гробу, потому что оно было в таком состоянии, что смотреть на него было нельзя. Похоронен на городском кладбище.
— Но в каком городе?
— Здесь, в Санта-Терезе. Именно тут жил Мид со своей женой. До призыва он жил в доме номер 2136 на Лос-Банос-Стрит. Если повезет, возможно, по этому адресу мы найдем его жену.
Проезжая по городу следом за машиной Пурвиса, я чувствовал, что все это дело, длившееся тридцать два года, описало петлю и вернулось к исходной точке. Мы проехали по Олив-Стрит, миновав дом Джонсонов, а потом то место, где я нашел умирающего Пола Граймса.
Лос-Банос лежала параллельно Олив-Стрит, на один перекресток дальше к северу от автострады. Старый каменный дом под номером 2136 уже давно был поделен и перестроен под приемные врачей. Сбоку над ним возвышалось новое здание какого-то медицинского учреждения. Однако, с другой стороны стоял деревянный домишко довоенной постройки, в одном из окон которого я заметил табличку с надписью «Сдается».
Пурвис вылез из машины и постучал в двери домика, из них выглянул какой-то старичок. Казалось, весь он излучал недоверие.
— В чем дело?
— Моя фамилия Пурвис, я помощник коронера.
— Здесь никто не умирал, по меньшей мере, со времени смерти моей жены...
— Меня интересует некий Вильям Мид, кажется, он был вашим соседом?
— Да-да, он жил здесь рядом какое-то время. Но он тоже умер, еще во время войны, его убили где-то в Аризоне. Мне сказала об этом его жена, я не выписываю местную газету, никогда не читал ее, там печатают только скверные новости, — он прищурившись смотрел на нас сквозь москитную сетку так, словно и мы были носителями этих новостей. — Вы это хотели узнать?
— Вы очень помогли нам, — сказал Пурвис. — А вы не знаете случайно, что стало с женой Мида?
— Она уехала недалеко, нашла себе другого мужа и переехала на Олив-Стрит. Но на этот раз она несчастлива...
— Что вы имеете в виду?
— Этот второй муж алкоголик. Только не говорите, что узнали это от меня. Ей приходится с тех пор тяжко работать, чтобы заработать ему на водку.
— А где она сейчас работает?
— В клинике, она медсестра.
— Этого ее мужа случайно зовут не Джонсон?
Глава 41
Глава 42
— Хорошо, — Пурвис казался слегка встревоженным, — сделаю все, чего захочешь...
— Лучше запиши.
— Стреляй! — сказал он, вынимая служебный блокнот и авторучку.
Я выстрелил по отдаленной цели.
— У Джерарда Джонсона в армии был друг по имени Вильям Мид. Мид был убит в Аризоне летом 1943 года. Это дело знакомо шерифу Бротертону из Копер-Сити — это он нашел останки Мида в пустыне и отослал их в Калифорнию, где его должны были похоронить. Я хочу знать, по какому адресу было выслано тело и где его погребли. Возможно, необходимо будет эксгумировать эти останки.
Пурвис поднял глаза от блокнота и зажмурился, ослепленный солнцем.
— Но что ты собираешься искать?
— Причину смерти. Тождество. Все, что удастся. И второе дело. У Мида была жена, хорошо бы найти ее.
— У тебя серьезные запросы.
— Мы расследуем серьезное дело.
Маккендрик сидел в кабинете один. Был он уныл и раздражен.
— Где ваш заключенный, капитан?
— Прокурор округа отвез его в изолятор в здании суда. Лэкнер посоветовал ему притвориться немым, да и остальные члены семьи тоже воды в рот набрали. А я надеялся сегодня закрыть дело...
— Может, нам все-таки удастся это. Где сейчас Фред с матерью?
— Я их отпустил домой. Прокурор не хочет предъявлять им обвинение, во всяком случае, пока. Он недавно в этой должности и пока еще учится. Ему кажется, что эту Джонсон мы можем обвинить только в том, что она жила с Ричардом Хантри, выдавая его за своего мужа, а это не преступление.
— Но ведь она помогала ему скрыть убийство.
— Вы имеете в виду убийство настоящего Джерарда Джонсона?
— Вот именно, капитан. Как вам известно, Пурвис установил, что настоящий Джерард Джонсон — это тот мужчина в коричневом костюме, останки которого были зарыты в оранжерее миссис Хантри. Похоже, что Хантри убил Джонсона, присвоил себе его имя и поселился с его женой и сыном. Маккендрик задумчиво покачал головой.
— Я тоже так думал, пока не посмотрел документы этого Джонсона в окружной прокуратуре и в том госпитале «Скайхилл». Он не был женат и не имел сына. Вся эта чертова семейка просто-напросто выдумана!
— Включая Фреда?
— Включая Фреда, — видимо, Маккендрик заметил, что я болезненно вздрогнул, потому что сейчас же добавил: — Я знаю, что у вас к Фреду особое отношение. Может быть, благодаря этому, вы можете себе представить, что чувствую я в отношении Хантри. Я действительно восхищался этим типом, когда был еще молодым полицейским. Весь город восхищался им, даже те, кто его в глаза не видел. А теперь я должен им сказать, что Хантри был полусумасшедшим пьянчужкой и к тому же убийцей...
— Вы абсолютно уверены, что Джонсон — это Хантри?
— Абсолютно. Не забывайте, что я с ним был лично знаком, один из немногих избранных. Разумеется, он изменился, чертовски изменился, но это тот самый человек. Я узнал его, и он об этом знает. Но не желает ни в чем признаваться.
— А вы не пытались устроить ему очную ставку с его настоящей женой?
— Разумеется, я поехал к ней сегодня с утра пораньше, чтобы обо всем договориться. Но она уже смылась и, думаю, далеко, вычистила свой банковский сейф и, когда ее видели в последний раз, двигалась по автостраде на юг, — Маккендрик уныло глянул на меня. — Частично это ваша вина, вы же непременно пожелали допросить ее, а было еще рано.
— Возможно. Но на мне также лежит часть вины за проведение всего расследования...
— Расследование еще не закончено. Разумеется, Хантри у нас в руках. Но слишком много остается невыясненным. Почему он взял фамилию Джонсон, фамилию убитого им человека?
— Чтобы скрыть факт исчезновения настоящего Джонсона.
Маккендрик помотал головой.
— Это кажется мне бессмысленным.
— В убийстве Джонсона тоже не было особого смысла, но он совершил убийство, и эта женщина об этом знала. Свое знание она использовала для того, чтобы совершенно прибрать его к рукам. Собственно, он был узником в доме на Олив-Стрит.
— Но зачем он был ей нужен?
Я признался, что понятия не имею.
— Может, когда-то их что-то связывало... Мы не можем исключить такую возможность...
— Вам легко говорить. Джонсон погиб больше двадцати пяти лет назад, эта женщина отказывается отвечать на вопросы. Хантри тоже.
— Можно мне попытаться разговорить его?
— Это не от меня зависит, Арчер. Дело оказалось серьезным, так что окружной прокурор взял все следствие в свои руки. Хантри — самый знаменитый человек, когда-либо живший в этом городе, — он принялся размеренно ударять ладонью по столу, словно наигрывая похоронный марш. — Господи, как низко пал этот человек!
Я сел в машину и проехал несколько улиц, отделявших меня от здания суда. Его стройная белая башня с часами была самым высоким зданием в центре города. Под четырьмя огромными циферблатами вилась смотровая галерейка, окруженная черным кованым барьером.
На галерейке как раз стояло какое-то туристское семейство, маленький мальчик смотрел вниз, опершись подбородком о барьер, он широко улыбнулся мне. Я ответил ему улыбкой.
Кажется, в этот день я улыбнулся в последний раз. Почти два часа я ждал в судебных коридорах окружного прокурора. В конце концов мне удалось его увидеть, но до разговора не дошло — через приемную быстро проскользнул молодой человек с шустрыми глазами; огромные черные усы словно несли его вперед, как будто являлись крыльями его честолюбивых устремлений.
Я попытался проникнуть к кому-нибудь из его заместителей. Все были заняты. Прорваться сквозь заслон окружающих прокурора ассистентов мне не удалось. Наконец, я плюнул на все и спустился в бюро коронера.
Пурвис все еще ждал звонка из Копер-Сити. Я сел и подождал вместе с ним.
Пурвис говорил, записывая что-то в блокноте, я пытался через его плечо расшифровать записи, но они были нечитаемы. Когда он наконец положил трубку, я поднял глаза:
— Ну и что?
— В 1943 году армия взяла на себя все хлопоты и затраты в связи с перевозкой тела Вильяма Мида из Аризоны. Тело везли в опломбированном гробу, потому что оно было в таком состоянии, что смотреть на него было нельзя. Похоронен на городском кладбище.
— Но в каком городе?
— Здесь, в Санта-Терезе. Именно тут жил Мид со своей женой. До призыва он жил в доме номер 2136 на Лос-Банос-Стрит. Если повезет, возможно, по этому адресу мы найдем его жену.
Проезжая по городу следом за машиной Пурвиса, я чувствовал, что все это дело, длившееся тридцать два года, описало петлю и вернулось к исходной точке. Мы проехали по Олив-Стрит, миновав дом Джонсонов, а потом то место, где я нашел умирающего Пола Граймса.
Лос-Банос лежала параллельно Олив-Стрит, на один перекресток дальше к северу от автострады. Старый каменный дом под номером 2136 уже давно был поделен и перестроен под приемные врачей. Сбоку над ним возвышалось новое здание какого-то медицинского учреждения. Однако, с другой стороны стоял деревянный домишко довоенной постройки, в одном из окон которого я заметил табличку с надписью «Сдается».
Пурвис вылез из машины и постучал в двери домика, из них выглянул какой-то старичок. Казалось, весь он излучал недоверие.
— В чем дело?
— Моя фамилия Пурвис, я помощник коронера.
— Здесь никто не умирал, по меньшей мере, со времени смерти моей жены...
— Меня интересует некий Вильям Мид, кажется, он был вашим соседом?
— Да-да, он жил здесь рядом какое-то время. Но он тоже умер, еще во время войны, его убили где-то в Аризоне. Мне сказала об этом его жена, я не выписываю местную газету, никогда не читал ее, там печатают только скверные новости, — он прищурившись смотрел на нас сквозь москитную сетку так, словно и мы были носителями этих новостей. — Вы это хотели узнать?
— Вы очень помогли нам, — сказал Пурвис. — А вы не знаете случайно, что стало с женой Мида?
— Она уехала недалеко, нашла себе другого мужа и переехала на Олив-Стрит. Но на этот раз она несчастлива...
— Что вы имеете в виду?
— Этот второй муж алкоголик. Только не говорите, что узнали это от меня. Ей приходится с тех пор тяжко работать, чтобы заработать ему на водку.
— А где она сейчас работает?
— В клинике, она медсестра.
— Этого ее мужа случайно зовут не Джонсон?
Глава 41
Мы проехали мимо густых деревьев, что росли на Олив-Стрит лет сто, а то и больше. Шагнув рядом с Пурвисом в тень, отбрасываемую домом в полуденном солнце, я чувствовал, как лежащее на моих плечах вездесущее прошлое мешает дышать.
Женщина, выдающая себя за миссис Джонсон, открыла двери немедленно, словно ожидала нашего визита. Я почувствовал лицом почти физическое прикосновение ее хмурого взгляда.
— Что вам нужно?
— Нельзя ли войти? Это помощник коронера, мистер Пурвис.
— Я знаю, — она обращалась к нему. — Я вас видела в клинике. Вот только не знаю, зачем вам входить. Дома нет никого, кроме меня, а все, что могло случиться, уже случилось. — Мне показалось, что это не утверждение, а лишь пугливая надежда.
— Мы хотели поговорить о том, что случилось в прошлом, — сказал я. — Например, о смерти Вильяма Мида.
— Никогда не слыхала о таком, — ответила она, не моргнув глазом.
— Я позволю себе освежить вашу память, миссис, — сказал Пурвис холодно и спокойно. — Согласно поступившей ко мне информации, Вильям Мид был вашим мужем. Когда он был убит в Аризоне в 1943 году, его тело отослали сюда, чтобы здесь похоронить. Моя информация ошибочна?
Взгляд ее темных глаз не дрогнул.
— Я уж и забыла обо всем этом. Я всегда умела вычеркивать из памяти то, что хотела. И тяжелые переживания последующей жизни в определенном смысле стерли все прошедшее, понимаете, мистер?
— Нельзя ли нам войти, присесть на минутку и поговорить с вами обо всем этом? — спросил Пурвис.
— Прошу вас.
Она отстранилась, позволив нам войти в тесный холл. У подножья лестницы стояла большая старая полотняная сумка. Я приподнял ее, сумка оказалась тяжелой.
— Я бы попросила не трогать это, — сказала она.
Я поставил сумку на место.
— Вы собираетесь уезжать?
— А если и так, что с того? Я не сделала ничего дурного. Имею право делать все, что мне понравится. Могу уехать, куда хочу, и, возможно, так и поступлю. Здесь уже не осталось никого, кроме меня. Муж пропал, а Фред выбирается...
— Куда он выбирается?
— Он даже не хочет мне сказать. Наверное, уезжает куда-то с этой девушкой. Я отдала этому дому двадцать пять лет тяжкого труда и в результате осталась в нем одна. Одна, без цента в кармане и с долгами... Почему бы мне не уехать?
— Потому что вас подозревают в совершении преступления, — сказал я. — Любое неосторожное движение может привести к вашему аресту.
— В чем меня подозревают? Я не убивала Вильяма Мида. Это случилось в Аризоне, а я тогда работала медсестрой здесь, в Санта-Терезе. Когда мне сообщили, что он убит, это был самый тяжелый удар в моей жизни. Я до сих пор ощущаю его последствия и всегда буду ощущать. Когда его закопали на кладбище, мне хотелось вместе с ним войти в могилу!
Я ощутил тень сочувствия, но справился с этим. — Мид — не единственная жертва. Погибли Пол Граймс и Джейкоб Витмор... Эти люди были связаны с вами и вашим мужем. Граймс был убит здесь, на этой улице. Витмора утопили, быть может, в вашей ванне.
Она задумчиво посмотрела на меня. — Я не понимаю, о чем вы говорите? — Охотно объясню вам. На это понадобится некоторое время. Не могли бы мы войти в комнату и присесть?
— Нет, — возразила она, — мне не хотелось бы. Мне весь день задают вопросы. Мистер Лэкнер советовал мне ничего больше не говорить.
— Возможно, мне необходимо ознакомить ее с ее правами? — неуверенно спросил Пурвис. — Как думаешь, Арчер?
Его неуверенность придала ей смелости и она перешла в атаку.
— Свои права я знаю. Я не обязана разговаривать ни с вами, ни с кем другим. А вот вы не имеете права силой врываться в мой дом!
— Никто не использовал силу. Вы сами пригласили нас войти.
— Ничего подобного, вы сами себя пригласили! Принудили меня впустить вас с помощью угроз!
Пурвис повернулся ко мне, побледнев от мысли, что мог совершить какую-то процессуальную ошибку.
— Давай лучше оставим ее сейчас в покое, Арчер. В конце концов, допрос свидетелей не входит в мои обязанности. Мне кажется, окружной прокурор не станет предъявлять ей обвинение. Мне не хотелось бы запутывать все дело на данном этапе...
— Какое такое дело?! — вскричала она неожиданно горячо. — Нет никакого дела! Вы не имеете права преследовать меня! И все лишь потому, что я — бедная женщина, не имеющая друзей, но имеющая безумного мужа, а он, бедняжка, из-за болезни даже забыл, кто он такой!
— А кто он такой? — спросил я.
Она испуганно глянула на меня и внезапно смолкла.
— Между прочим, почему вы пользуетесь фамилией Джонсон, миссис? — продолжал я. — Вы когда-нибудь были женой Джерарда Джонсона? А Хантри, убив подлинного Джонсона, стал выдавать себя за него?
— Я ничего вам не скажу! — повторила она. — И убирайтесь немедленно! Пурвис уже был на крыльце, не желая иметь ничего общего с моими нетрадиционными методами ведения допроса. Я вышел следом и мы расстались на тротуаре перед входом.
Сидя в машине, освещенной предвечерним солнцем, я пытался мысленно упорядочить всю историю. Она началась с конфликта между братьями — Ричардом Хантри и его сводным братом Вильямом Мидом. Видимо, Ричард украл картины Вильяма, а вместе с ними и его девушку, и в конце концов убил брата, бросив его тело в Аризонской пустыне.
Ричард с девушкой переехал в Санта-Терезу и, хотя убийство является тяжким преступлением, его так и не вызвали в Аризону на допрос. Он неплохо устроился в Калифорнии и, словно смерть Вильяма стала подпиткой для его таланта, за семь лет превратился в выдающегося художника. Но потом его мир рухнул в пропасть. Армейский друг Вильяма, Джерард Джонсон, выписался из госпиталя для инвалидов и нанес Ричарду визит.
Джерард посетил Ричарда дважды, и во второй раз привел с собою вдову Вильяма и его сына. Это был последний визит, нанесенный им кому бы то ни было. Ричард убил его и закопал в собственной оранжерее. Потом, словно бы желая заплатить за все, отказался от своего высокого положения и, взяв фамилию Джерарда, занял место Вильяма. Он поселился в доме на Олив-Стрит и прожил там двадцать пять лет нелюдимым пьянчугой.
В первые годы, пока возраст и алкоголизм не изменили его внешность, он должен был жить в полном уединении, словно безумный родственник, на чердаке девятнадцатого века. Но не рисовать он не мог. И в конце концов сила таланта привела его к падению.
Фред заприметил и понял, что его отец украдкой занимается рисованием и подсознательно отождествил его с пропавшим художником по имени Хантри. Этим объясняется его особый интерес к творчеству Хантри, который привел его к похищению — или взятию в долг — картины Баймееров. Когда Фред, намереваясь исследовать портрет, принес его домой, отец стащил его из комнаты Фреда и спрятав в собственной берлоге — на чердаке, где портрет и был прежде написан.
Теперь пропавшая картина лежала в багажнике моей машины. Хантри был в тюрьме. Я должен был чувствовать удовлетворение, но не чувствовал. Это дело все еще лежало на моих плечах и занимало мои мысли. И я размышлял над ним, сидя под оливковыми деревьями в медленно угасающем свете.
Я уговаривал себя, что ожидаю, когда выйдет миссис Джонсон, но сомневался, что она хоть шаг ступит из дому, пока я не уеду. Дважды ее лицо мелькало в окне гостиной. В первый раз она казалась испуганной, во второй зло погрозила мне кулаком. Я приветливо улыбнулся, и она опустила потрепанные шторы.
Я продолжал сидеть в машине, пытаясь представить себе жизнь пары, обитавшей в этом старом доме двадцать пять лет. Хантри был узником не только в физическом, но и в психологическом смысле. Женщина, с которой он жил под именем Джонсона, прекрасно знала, что настоящего Джонсона убил именно он. Наверняка она также знала, что он убил и ее мужа, Мида. Их совместная жизнь, должно быть, больше напоминала тюрьму, чем счастливый брак.
Желая скрыть свои преступления и остаться безнаказанным, они совершили дальнейшие убийства. Пол Граймс был избит до смерти на улице, а Джейкоб Витмор утоплен наверняка в их доме, лишь для того, чтобы Хантри мог сохранить инкогнито. С этим знанием мне трудно было усидеть на месте, но я сознавал, что должен подождать.
За моей машиной остановилось желтое такси, из него вышла Бетти Сиддон.
— Вы не могли бы немного подождать? — спросила она, расплачиваясь с водителем. — Я хочу убедиться, что моя машина стоит там, где стояла. Таксист пообещал подождать, но предупредил, чтобы она не задерживала его слишком долго. Не заметив меня и даже не глянув в мою сторону, она направилась за дом, продираясь сквозь заросли. Мне показалось, что чувствует она себя не лучшим образом. Пожалуй, с той минуты, как мы спали вместе, она не сомкнула глаз. Воспоминание о той ночи ударило меня, будто стрела, с тех самых пор висевшая в воздухе.
Я направился следом за нею. Она стояла, склонившись, возле своей машины и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон наблюдала за нею через окно кухни.
Бетти выпрямилась и оперлась о крыло машины.
— Привет, Лью! — без большого энтузиазма приветствовала она меня.
— Как поживаешь, Бетти?
— Вымоталась. Писала весь день и все псу под хвост. Редактор из соображений права желает укоротить мою статью, практически ничего не оставив. Так что я вышла...
— Куда ты теперь направляешься?
— Я должна выполнить некую миссию, — чуть иронично ответила она. — Но сейчас не могу справиться с этим замком.
— Что за миссия?
— Прости, Лью, но это тайна.
Миссис Джонсон открыла кухонные двери и вышла на порог. — Убирайтесь отсюда! — заорала она высоким голосом, напоминавшим вой ветра во время бури. — Вы не имеете права преследовать меня! Я всего лишь бедная женщина, которой попался негодный мужик! Я давно уже должна была уйти от него, и сделала бы это, если б не мальчик! Я двадцать пять лет прожила с безумным пьяницей! Если думаете, что это легко, то попробуйте-ка сами!
— Да заткнитесь вы! — резко оборвала ее Бетти. — Вчера ночью вы знали, что я нахожусь у вас на чердаке. Вы сами уговорили меня прийти туда. Вы оставили меня с ним на всю ночь и пальцем не шевельнули, чтобы помочь мне! Так что уж лучше помолчите.
Лицо миссис Джонсон вдруг скривилось и задвигалось, словно бесформенное морское животное, стремящееся удрать от врага, а может, от действительности. Она резко повернулась и вернулась в кухню, аккуратно закрыв за собой дверь.
Бетти глубоко зевнула, ее глаза слезились.
— С тобой все в порядке? — спросил я, обнимая ее за плечи.
— Сейчас пройдет, — она зевнула во второй, а через мгновение в третий раз. — Брякнула этой бабе правду, и сразу почувствовала облегчение! Она из тех жен, что могут смотреть, как их муж совершает убийство, и практически ничего не чувствовать! Ничего, кроме собственного морального превосходства! Всю жизнь она скрывала правду, думала, что, сохранив приличия, сможет справиться со всем. Но не справилась. Все рассыпалось, погибли невинные люди, а она равнодушно стояла рядом. Меня тоже чуть не убили!
— Хантри?
Она кивнула.
— Этой женщине не хватает смелости для исполнения своих мечтаний. Она отодвигается в тень и позволяет мужчине делать это вместо нее, чтобы переживать свои мелкие, грязные, садистские оргазмы!
— Да ты ее просто ненавидишь!
— Да. Ненавижу. Потому что я тоже женщина.
— А к Хантри ты не испытываешь ненависти, даже после всего, что он сделал?
Она покачала головой, и ее короткие волосы мягко блеснули в вечернем сумраке.
— Дело в том, что он меня не убил. Собирался. Даже говорил об этом. Но потом передумал. Вместо этого, он нарисовал мой портрет. Таким образом я дважды благодарна ему — за то, что не убил меня, и за то, что нарисовал мой портрет.
— Я тоже.
Я попытался обнять ее, но время для этого еще не наступило.
— А знаешь, почему он пожалел меня? Откуда ты можешь знать! Помнишь, я тебе рассказывала, что мой отец как-то возил меня к Хантри в гости? Когда я была еще маленькой?
— Помню.
— Так вот он тоже это помнил, мне даже напоминать ему не пришлось. Он узнал меня, хотя я тогда была ребенком. Сказал, что мои глаза с тех пор совершенно не изменились. — Но он изменился.
— Еще как! Не тревожься, Лью. Я не испытываю симпатии к Хантри. Просто рада, что живу! Очень рада!
Я сказал ей, что также весьма доволен этим фактом.
— Мне только одно обидно, — проговорила она, — все время я надеялась, что он все-таки не Хантри. Понимаешь? Что все окажется кошмарной ошибкой! Но этого не произошло. Человек, написавший эти картины, — убийца...
Женщина, выдающая себя за миссис Джонсон, открыла двери немедленно, словно ожидала нашего визита. Я почувствовал лицом почти физическое прикосновение ее хмурого взгляда.
— Что вам нужно?
— Нельзя ли войти? Это помощник коронера, мистер Пурвис.
— Я знаю, — она обращалась к нему. — Я вас видела в клинике. Вот только не знаю, зачем вам входить. Дома нет никого, кроме меня, а все, что могло случиться, уже случилось. — Мне показалось, что это не утверждение, а лишь пугливая надежда.
— Мы хотели поговорить о том, что случилось в прошлом, — сказал я. — Например, о смерти Вильяма Мида.
— Никогда не слыхала о таком, — ответила она, не моргнув глазом.
— Я позволю себе освежить вашу память, миссис, — сказал Пурвис холодно и спокойно. — Согласно поступившей ко мне информации, Вильям Мид был вашим мужем. Когда он был убит в Аризоне в 1943 году, его тело отослали сюда, чтобы здесь похоронить. Моя информация ошибочна?
Взгляд ее темных глаз не дрогнул.
— Я уж и забыла обо всем этом. Я всегда умела вычеркивать из памяти то, что хотела. И тяжелые переживания последующей жизни в определенном смысле стерли все прошедшее, понимаете, мистер?
— Нельзя ли нам войти, присесть на минутку и поговорить с вами обо всем этом? — спросил Пурвис.
— Прошу вас.
Она отстранилась, позволив нам войти в тесный холл. У подножья лестницы стояла большая старая полотняная сумка. Я приподнял ее, сумка оказалась тяжелой.
— Я бы попросила не трогать это, — сказала она.
Я поставил сумку на место.
— Вы собираетесь уезжать?
— А если и так, что с того? Я не сделала ничего дурного. Имею право делать все, что мне понравится. Могу уехать, куда хочу, и, возможно, так и поступлю. Здесь уже не осталось никого, кроме меня. Муж пропал, а Фред выбирается...
— Куда он выбирается?
— Он даже не хочет мне сказать. Наверное, уезжает куда-то с этой девушкой. Я отдала этому дому двадцать пять лет тяжкого труда и в результате осталась в нем одна. Одна, без цента в кармане и с долгами... Почему бы мне не уехать?
— Потому что вас подозревают в совершении преступления, — сказал я. — Любое неосторожное движение может привести к вашему аресту.
— В чем меня подозревают? Я не убивала Вильяма Мида. Это случилось в Аризоне, а я тогда работала медсестрой здесь, в Санта-Терезе. Когда мне сообщили, что он убит, это был самый тяжелый удар в моей жизни. Я до сих пор ощущаю его последствия и всегда буду ощущать. Когда его закопали на кладбище, мне хотелось вместе с ним войти в могилу!
Я ощутил тень сочувствия, но справился с этим. — Мид — не единственная жертва. Погибли Пол Граймс и Джейкоб Витмор... Эти люди были связаны с вами и вашим мужем. Граймс был убит здесь, на этой улице. Витмора утопили, быть может, в вашей ванне.
Она задумчиво посмотрела на меня. — Я не понимаю, о чем вы говорите? — Охотно объясню вам. На это понадобится некоторое время. Не могли бы мы войти в комнату и присесть?
— Нет, — возразила она, — мне не хотелось бы. Мне весь день задают вопросы. Мистер Лэкнер советовал мне ничего больше не говорить.
— Возможно, мне необходимо ознакомить ее с ее правами? — неуверенно спросил Пурвис. — Как думаешь, Арчер?
Его неуверенность придала ей смелости и она перешла в атаку.
— Свои права я знаю. Я не обязана разговаривать ни с вами, ни с кем другим. А вот вы не имеете права силой врываться в мой дом!
— Никто не использовал силу. Вы сами пригласили нас войти.
— Ничего подобного, вы сами себя пригласили! Принудили меня впустить вас с помощью угроз!
Пурвис повернулся ко мне, побледнев от мысли, что мог совершить какую-то процессуальную ошибку.
— Давай лучше оставим ее сейчас в покое, Арчер. В конце концов, допрос свидетелей не входит в мои обязанности. Мне кажется, окружной прокурор не станет предъявлять ей обвинение. Мне не хотелось бы запутывать все дело на данном этапе...
— Какое такое дело?! — вскричала она неожиданно горячо. — Нет никакого дела! Вы не имеете права преследовать меня! И все лишь потому, что я — бедная женщина, не имеющая друзей, но имеющая безумного мужа, а он, бедняжка, из-за болезни даже забыл, кто он такой!
— А кто он такой? — спросил я.
Она испуганно глянула на меня и внезапно смолкла.
— Между прочим, почему вы пользуетесь фамилией Джонсон, миссис? — продолжал я. — Вы когда-нибудь были женой Джерарда Джонсона? А Хантри, убив подлинного Джонсона, стал выдавать себя за него?
— Я ничего вам не скажу! — повторила она. — И убирайтесь немедленно! Пурвис уже был на крыльце, не желая иметь ничего общего с моими нетрадиционными методами ведения допроса. Я вышел следом и мы расстались на тротуаре перед входом.
Сидя в машине, освещенной предвечерним солнцем, я пытался мысленно упорядочить всю историю. Она началась с конфликта между братьями — Ричардом Хантри и его сводным братом Вильямом Мидом. Видимо, Ричард украл картины Вильяма, а вместе с ними и его девушку, и в конце концов убил брата, бросив его тело в Аризонской пустыне.
Ричард с девушкой переехал в Санта-Терезу и, хотя убийство является тяжким преступлением, его так и не вызвали в Аризону на допрос. Он неплохо устроился в Калифорнии и, словно смерть Вильяма стала подпиткой для его таланта, за семь лет превратился в выдающегося художника. Но потом его мир рухнул в пропасть. Армейский друг Вильяма, Джерард Джонсон, выписался из госпиталя для инвалидов и нанес Ричарду визит.
Джерард посетил Ричарда дважды, и во второй раз привел с собою вдову Вильяма и его сына. Это был последний визит, нанесенный им кому бы то ни было. Ричард убил его и закопал в собственной оранжерее. Потом, словно бы желая заплатить за все, отказался от своего высокого положения и, взяв фамилию Джерарда, занял место Вильяма. Он поселился в доме на Олив-Стрит и прожил там двадцать пять лет нелюдимым пьянчугой.
В первые годы, пока возраст и алкоголизм не изменили его внешность, он должен был жить в полном уединении, словно безумный родственник, на чердаке девятнадцатого века. Но не рисовать он не мог. И в конце концов сила таланта привела его к падению.
Фред заприметил и понял, что его отец украдкой занимается рисованием и подсознательно отождествил его с пропавшим художником по имени Хантри. Этим объясняется его особый интерес к творчеству Хантри, который привел его к похищению — или взятию в долг — картины Баймееров. Когда Фред, намереваясь исследовать портрет, принес его домой, отец стащил его из комнаты Фреда и спрятав в собственной берлоге — на чердаке, где портрет и был прежде написан.
Теперь пропавшая картина лежала в багажнике моей машины. Хантри был в тюрьме. Я должен был чувствовать удовлетворение, но не чувствовал. Это дело все еще лежало на моих плечах и занимало мои мысли. И я размышлял над ним, сидя под оливковыми деревьями в медленно угасающем свете.
Я уговаривал себя, что ожидаю, когда выйдет миссис Джонсон, но сомневался, что она хоть шаг ступит из дому, пока я не уеду. Дважды ее лицо мелькало в окне гостиной. В первый раз она казалась испуганной, во второй зло погрозила мне кулаком. Я приветливо улыбнулся, и она опустила потрепанные шторы.
Я продолжал сидеть в машине, пытаясь представить себе жизнь пары, обитавшей в этом старом доме двадцать пять лет. Хантри был узником не только в физическом, но и в психологическом смысле. Женщина, с которой он жил под именем Джонсона, прекрасно знала, что настоящего Джонсона убил именно он. Наверняка она также знала, что он убил и ее мужа, Мида. Их совместная жизнь, должно быть, больше напоминала тюрьму, чем счастливый брак.
Желая скрыть свои преступления и остаться безнаказанным, они совершили дальнейшие убийства. Пол Граймс был избит до смерти на улице, а Джейкоб Витмор утоплен наверняка в их доме, лишь для того, чтобы Хантри мог сохранить инкогнито. С этим знанием мне трудно было усидеть на месте, но я сознавал, что должен подождать.
За моей машиной остановилось желтое такси, из него вышла Бетти Сиддон.
— Вы не могли бы немного подождать? — спросила она, расплачиваясь с водителем. — Я хочу убедиться, что моя машина стоит там, где стояла. Таксист пообещал подождать, но предупредил, чтобы она не задерживала его слишком долго. Не заметив меня и даже не глянув в мою сторону, она направилась за дом, продираясь сквозь заросли. Мне показалось, что чувствует она себя не лучшим образом. Пожалуй, с той минуты, как мы спали вместе, она не сомкнула глаз. Воспоминание о той ночи ударило меня, будто стрела, с тех самых пор висевшая в воздухе.
Я направился следом за нею. Она стояла, склонившись, возле своей машины и пыталась открыть дверцу. Миссис Джонсон наблюдала за нею через окно кухни.
Бетти выпрямилась и оперлась о крыло машины.
— Привет, Лью! — без большого энтузиазма приветствовала она меня.
— Как поживаешь, Бетти?
— Вымоталась. Писала весь день и все псу под хвост. Редактор из соображений права желает укоротить мою статью, практически ничего не оставив. Так что я вышла...
— Куда ты теперь направляешься?
— Я должна выполнить некую миссию, — чуть иронично ответила она. — Но сейчас не могу справиться с этим замком.
— Что за миссия?
— Прости, Лью, но это тайна.
Миссис Джонсон открыла кухонные двери и вышла на порог. — Убирайтесь отсюда! — заорала она высоким голосом, напоминавшим вой ветра во время бури. — Вы не имеете права преследовать меня! Я всего лишь бедная женщина, которой попался негодный мужик! Я давно уже должна была уйти от него, и сделала бы это, если б не мальчик! Я двадцать пять лет прожила с безумным пьяницей! Если думаете, что это легко, то попробуйте-ка сами!
— Да заткнитесь вы! — резко оборвала ее Бетти. — Вчера ночью вы знали, что я нахожусь у вас на чердаке. Вы сами уговорили меня прийти туда. Вы оставили меня с ним на всю ночь и пальцем не шевельнули, чтобы помочь мне! Так что уж лучше помолчите.
Лицо миссис Джонсон вдруг скривилось и задвигалось, словно бесформенное морское животное, стремящееся удрать от врага, а может, от действительности. Она резко повернулась и вернулась в кухню, аккуратно закрыв за собой дверь.
Бетти глубоко зевнула, ее глаза слезились.
— С тобой все в порядке? — спросил я, обнимая ее за плечи.
— Сейчас пройдет, — она зевнула во второй, а через мгновение в третий раз. — Брякнула этой бабе правду, и сразу почувствовала облегчение! Она из тех жен, что могут смотреть, как их муж совершает убийство, и практически ничего не чувствовать! Ничего, кроме собственного морального превосходства! Всю жизнь она скрывала правду, думала, что, сохранив приличия, сможет справиться со всем. Но не справилась. Все рассыпалось, погибли невинные люди, а она равнодушно стояла рядом. Меня тоже чуть не убили!
— Хантри?
Она кивнула.
— Этой женщине не хватает смелости для исполнения своих мечтаний. Она отодвигается в тень и позволяет мужчине делать это вместо нее, чтобы переживать свои мелкие, грязные, садистские оргазмы!
— Да ты ее просто ненавидишь!
— Да. Ненавижу. Потому что я тоже женщина.
— А к Хантри ты не испытываешь ненависти, даже после всего, что он сделал?
Она покачала головой, и ее короткие волосы мягко блеснули в вечернем сумраке.
— Дело в том, что он меня не убил. Собирался. Даже говорил об этом. Но потом передумал. Вместо этого, он нарисовал мой портрет. Таким образом я дважды благодарна ему — за то, что не убил меня, и за то, что нарисовал мой портрет.
— Я тоже.
Я попытался обнять ее, но время для этого еще не наступило.
— А знаешь, почему он пожалел меня? Откуда ты можешь знать! Помнишь, я тебе рассказывала, что мой отец как-то возил меня к Хантри в гости? Когда я была еще маленькой?
— Помню.
— Так вот он тоже это помнил, мне даже напоминать ему не пришлось. Он узнал меня, хотя я тогда была ребенком. Сказал, что мои глаза с тех пор совершенно не изменились. — Но он изменился.
— Еще как! Не тревожься, Лью. Я не испытываю симпатии к Хантри. Просто рада, что живу! Очень рада!
Я сказал ей, что также весьма доволен этим фактом.
— Мне только одно обидно, — проговорила она, — все время я надеялась, что он все-таки не Хантри. Понимаешь? Что все окажется кошмарной ошибкой! Но этого не произошло. Человек, написавший эти картины, — убийца...
Глава 42
Из-за угла дома появился раздраженный таксист, привезший Бетти.
— Вы заставили меня слишком долго ждать, барышня, придется платить. Бетти протянула ему деньги. Однако, сев в собственную машину, она обнаружила, что не может включить зажигание. Я попытался ей помочь, но мотор не желал включаться.
Я поднял капот, сел аккумулятор.
— Что же мне делать? Я должна что-то придумать...
— С удовольствием подброшу тебя.
— Но я должна приехать одна! Я обещала.
— Кому?
— Честное слово, мне очень жаль, но я не могу тебе этого сказать.
Мне показалось, что она отодвинулась от меня. Я подошел вплотную и заглянул ей в лицо. Белый овал с темными пятнами глаз и губ. Ночь текла вдоль старых высоких домов, словно мутная река. Я боялся, что Бетти снова исчезнет, и на этот раз я не смогу найти ее.
Она коснулась моего плеча.
— Одолжишь мне машину, Лью?
— Надолго?
— До утра.
— Зачем?
— Не допрашивай меня, просто скажи да или нет.
— Ладно. Мой ответ: нет.
— Ну пожалуйста! Мне это очень нужно!
— Тем не менее. Я не хочу пережить еще одну такую ночь, как прошлая, гадая, что с тобой случилось.
— Ну ладно, я найду кого-нибудь, кто мне поможет!
Она двинулась к улице, путаясь в кустах. Я бросился за ней, боясь, что она исчезнет.
На тротуаре она повернулась ко мне.
— Ты решил все-таки одолжить мне машину?
— Нет. Я глаз с тебя не спущу. Если ты одолжишь или наймешь машину, я поеду за тобой.
— Не можешь перенести, если я тебя опережу?
— Нет, ты опередила меня вчера ночью. Но оказалась в опасности и я не хочу, чтобы это повторилось. Есть такая отрицательная черта, как чрезмерная отвага, — я глубоко вздохнул. — Ты хоть немного отдохнула сегодня?
— Не помню, — уклончиво ответила она.
— Значит, не отдыхала. Ты не сможешь вести машину ночью, если не выспалась. Одному Богу известно, во что ты в результате влипнешь!
— Богу и Арчеру, — иронично проговорила она, — они знают все. Разве вы оба никогда не ошибаетесь?
— Однажды Бог совершил ошибку — оставил женщине яйца.
Бетти издала гневный вопль оскорбленной женственности, неожиданно перешедший во взрыв смеха. В конце концов, она согласилась взять и машину, и меня с условием, что я позволю ей вести автомобиль минимум половину пути. Я выбрал первую смену.
— Куда направляемся? — спросил я, включив мотор.
— В Лонг-Бич. Ты знаешь, где это?
— Должен знать, я там родился. Что должно произойти в Лонг-Бич?
— Я обещала никому не говорить.
— Кому обещала? Миссис Хантри?
— Ну, коль скоро ты все знаешь, — старательно выговорила Бетти, — было бы уместно ответить на некоторые из твоих вопросов. — Значит, речь идет о Франсин Хантри. Что она делает в Лонг-Бич?
— С ней случилась авария.
— Она в больнице?
— Нет. В ресторане под названием «Джилдед Галлеон».
— Это такой бар на набережной. Что она там делает?
— Думаю, пьет. Я никогда не видела, чтобы она много пила, но, мне кажется, она близка к срыву.
— Зачем она звонила тебе?
— Говорит, что нуждается в моем совете и помощи. Мы не близкие подруги, но, пожалуй, у нее нет никого ближе. Она сказала, что хочет, чтобы я выступила в качестве советчика по юридическим вопросам. Думаю, для того, чтобы помочь ей выкарабкаться из ситуации, в которую она попала, удирая.
— Она не говорила, зачем ей понадобилось удирать?
— Просто впала в панику.
Выруливая к автостраде, я подумал, что у Франсин Хантри были поводы для паники. Ее могли привлечь к ответственности за укрывание убийцы Джерарда Джонсона, а, быть может, и Вильяма Мида также.
Ехали мы быстро. Бетти дремала на моем плече. Сидя в летящей машине рядом со спящей женщиной, я почувствовал себя почти юным, словно жизнь моя могла начаться сначала.
Был ранний вечер, но, несмотря на весьма оживленное в это время движение на автостраде, через два часа мы оказались в Лонг-Бич. Как я сказал Бетти, это были мои родные места, и сияющие вдоль набережной огни слились в моих мыслях с давними надеждами, хотя я знал уже, что надежды эти сбылись лишь отчасти. Бар «Галеон» я помнил со времен своего развода, когда старался как-то заполнить долгие вечера. Меня удивило, как мало он изменился с тех пор, во всяком случае, значительно меньше, чем я. Теперь это была так называемая семейная таверна, то есть, здесь обслуживали всех пьяниц, невзирая на их возраст и пол. Мы застыли у дверей, слегка оглушенные гамом голосов, потом Бетти двинулась вдоль стойки бара в форме подковы. Мне показалось, что все присутствующие, включая барменшу, говорят одновременно.
— Вы заставили меня слишком долго ждать, барышня, придется платить. Бетти протянула ему деньги. Однако, сев в собственную машину, она обнаружила, что не может включить зажигание. Я попытался ей помочь, но мотор не желал включаться.
Я поднял капот, сел аккумулятор.
— Что же мне делать? Я должна что-то придумать...
— С удовольствием подброшу тебя.
— Но я должна приехать одна! Я обещала.
— Кому?
— Честное слово, мне очень жаль, но я не могу тебе этого сказать.
Мне показалось, что она отодвинулась от меня. Я подошел вплотную и заглянул ей в лицо. Белый овал с темными пятнами глаз и губ. Ночь текла вдоль старых высоких домов, словно мутная река. Я боялся, что Бетти снова исчезнет, и на этот раз я не смогу найти ее.
Она коснулась моего плеча.
— Одолжишь мне машину, Лью?
— Надолго?
— До утра.
— Зачем?
— Не допрашивай меня, просто скажи да или нет.
— Ладно. Мой ответ: нет.
— Ну пожалуйста! Мне это очень нужно!
— Тем не менее. Я не хочу пережить еще одну такую ночь, как прошлая, гадая, что с тобой случилось.
— Ну ладно, я найду кого-нибудь, кто мне поможет!
Она двинулась к улице, путаясь в кустах. Я бросился за ней, боясь, что она исчезнет.
На тротуаре она повернулась ко мне.
— Ты решил все-таки одолжить мне машину?
— Нет. Я глаз с тебя не спущу. Если ты одолжишь или наймешь машину, я поеду за тобой.
— Не можешь перенести, если я тебя опережу?
— Нет, ты опередила меня вчера ночью. Но оказалась в опасности и я не хочу, чтобы это повторилось. Есть такая отрицательная черта, как чрезмерная отвага, — я глубоко вздохнул. — Ты хоть немного отдохнула сегодня?
— Не помню, — уклончиво ответила она.
— Значит, не отдыхала. Ты не сможешь вести машину ночью, если не выспалась. Одному Богу известно, во что ты в результате влипнешь!
— Богу и Арчеру, — иронично проговорила она, — они знают все. Разве вы оба никогда не ошибаетесь?
— Однажды Бог совершил ошибку — оставил женщине яйца.
Бетти издала гневный вопль оскорбленной женственности, неожиданно перешедший во взрыв смеха. В конце концов, она согласилась взять и машину, и меня с условием, что я позволю ей вести автомобиль минимум половину пути. Я выбрал первую смену.
— Куда направляемся? — спросил я, включив мотор.
— В Лонг-Бич. Ты знаешь, где это?
— Должен знать, я там родился. Что должно произойти в Лонг-Бич?
— Я обещала никому не говорить.
— Кому обещала? Миссис Хантри?
— Ну, коль скоро ты все знаешь, — старательно выговорила Бетти, — было бы уместно ответить на некоторые из твоих вопросов. — Значит, речь идет о Франсин Хантри. Что она делает в Лонг-Бич?
— С ней случилась авария.
— Она в больнице?
— Нет. В ресторане под названием «Джилдед Галлеон».
— Это такой бар на набережной. Что она там делает?
— Думаю, пьет. Я никогда не видела, чтобы она много пила, но, мне кажется, она близка к срыву.
— Зачем она звонила тебе?
— Говорит, что нуждается в моем совете и помощи. Мы не близкие подруги, но, пожалуй, у нее нет никого ближе. Она сказала, что хочет, чтобы я выступила в качестве советчика по юридическим вопросам. Думаю, для того, чтобы помочь ей выкарабкаться из ситуации, в которую она попала, удирая.
— Она не говорила, зачем ей понадобилось удирать?
— Просто впала в панику.
Выруливая к автостраде, я подумал, что у Франсин Хантри были поводы для паники. Ее могли привлечь к ответственности за укрывание убийцы Джерарда Джонсона, а, быть может, и Вильяма Мида также.
Ехали мы быстро. Бетти дремала на моем плече. Сидя в летящей машине рядом со спящей женщиной, я почувствовал себя почти юным, словно жизнь моя могла начаться сначала.
Был ранний вечер, но, несмотря на весьма оживленное в это время движение на автостраде, через два часа мы оказались в Лонг-Бич. Как я сказал Бетти, это были мои родные места, и сияющие вдоль набережной огни слились в моих мыслях с давними надеждами, хотя я знал уже, что надежды эти сбылись лишь отчасти. Бар «Галеон» я помнил со времен своего развода, когда старался как-то заполнить долгие вечера. Меня удивило, как мало он изменился с тех пор, во всяком случае, значительно меньше, чем я. Теперь это была так называемая семейная таверна, то есть, здесь обслуживали всех пьяниц, невзирая на их возраст и пол. Мы застыли у дверей, слегка оглушенные гамом голосов, потом Бетти двинулась вдоль стойки бара в форме подковы. Мне показалось, что все присутствующие, включая барменшу, говорят одновременно.