Макдональд Росс. Голубой молоточек

   — К сожалению, у меня нет ни одной. Я пытаюсь что-то выкрутить, исходя из вопроса: кем была женщина, изображенная на картине? Кто писал портрет и, конечно, кто его украл? Ведь в конце концов, это тройная загадка, не так ли? Ты не знаешь, кто украл картину?
   — Пожалуй, да. Но мне не хотелось бы, чтобы на меня ссылались.
   — Я не буду упоминать твоего имени, — сказала она. — Мне просто хочется разобраться в этом деле.
   — Ладно. Если верить моим свидетелям, которые, честно говоря, немного стоят, картина была украдена дважды в течение короткого времени. Студент, изучающий историю искусств, по фамилии Фред Джонсон взял ее из дома Баймееров...
   — Этот Фред Джонсон из музея? Вот бы никогда не подумала, что он на это способен!
   — Возможно, он и не способен. Он утверждает, что взял картину, чтобы как-то там ее исследовать и выяснить, действительно ли это Хантри. Но некто украл ее из родительского дома Фреда или из музея... существует две версии.
   Бетти Джо что-то записывала карандашом на листе бумаги.
   — А где сейчас Фред? Как ты думаешь, я могла бы с ним поговорить?
   — Если найдешь его. Он исчез в неизвестном направлении вместе с дочерью Баймееров. Что же касается остальных твоих вопросов, то я не знаю, кто автор картины. Может, Хантри, а может, и нет. Не исключено, что Фред это знает. Мне удалось немного узнать о женщине с портрета. Ее зовут Милдред.
   — Она живет здесь?
   — Маловероятно. Много лет назад она была натурщицей в Тьюксоне. Пол Граймс, этот тип, которого убили, был с ней знаком. На портрете она значительно моложе, чем сейчас.
   — Значит, картина написана давно?
   — Это одна из загадок, которую пытался решить Фред. Он пытался установить возраст картины, чтобы понять, мог ли ее автором быть Хантри. Бетти Джо посмотрела на меня с интересом поверх своих заметок.
   — Ты думаешь, это мог быть он?
   — Мое мнение стоит немного. Я не видел ни картины, ни ее фотографии. — Так что же ты мне не сказал? Я сейчас принесу.
   Она быстро встала и исчезла за дверью с надписью «Фотослужба». Ветер, поднятый ее движением, продолжал вибрировать в моем теле.
   Я чувствовал себя одиноким и уставшим, но не был уверен, что смогу осилить прыжок через пропасть между поколениями. Пропасть могла поглотить меня. Я попытался сосредоточиться на неведомой мне женщине с портрета. Бетти Джо принесла ее изображение и положила на стол передо мной. Это была цветная фотография картины небольшого формата. Я поднес ее к лампе дневного света и рассмотрел. Паола говорила правду — женщина была очень красива с правильными чертами лица и нежной кожей блондинки. Картина дышала глубиной, сконцентрированной в ее холодных голубых глазах. Казалось, я вглядываюсь в натурщицу (или она в меня) с колоссального расстояния. Быть может, это объяснялось словами Паолы о том, что, как говорил ее отец, эта женщина уже умерла или стала старухой, а ее красота сохранилась лишь в воспоминаниях.
   Но неожиданно при взгляде на фотографию я почувствовал, что контуры всего дела становятся ясней. Я хотел отыскать картину и познакомиться с этой женщиной, если она жива. Я хотел знать, где, когда и кем она была изображена.
   — Вы поместите это в утреннем выпуске?
   — Нет, наверное, — ответила Бетти Джо, — фотограф говорит, что копия, которую ему удалось сделать, не лучшим образом выйдет на печати.
   — Мне подошел бы даже самый плохой снимок. Ведь оригинал придется вернуть полиции...
   — Ты можешь попросить у Карлоса один экземпляр.
   — Лучше это сделай ты, ладно? Ты его знаешь. Возможно, благодаря этому мне удастся найти Фреда и мисс Баймеер.
   — Но если тебе это удастся, ты расскажешь мне все, ладно?
   — Я тебя не забуду, — я внезапно отдал себе отчет в двусмысленности этой фразы.
   Бетти Джо отнесла снимок в комнату фотослужбы. Я уселся в ее кресло, положил локти на стол и, уронив на них голову, погрузился в сон. Наверное, во сне меня мучили внезапные приключения или воспоминания о них. Когда девушка коснулась моего плеча, я вскочил на ноги, потянувшись к спрятанной под пиджаком кобуре, в которой не было револьвера.
   Бетти Джо испуганно отшатнулась, подняв руки с растопыренными пальцами.
   — Ты опять меня испугал!
   — Прости.
   — Карлос делает снимок для тебя. А мне, к сожалению, необходимо сесть за машинку. Я хочу окончить эту заметку, чтобы она попала хотя бы в дневной выпуск. Да, кстати, тебя можно упоминать?
   — Не называй фамилии.
   — Какая скромность!
   — Не слишком. Ведь я — частный детектив и предпочитаю сохранять инкогнито.
   Я перебазировался за стол редактора отдела городских новостей и снова уронил голову на руки. Уже давно мне не приходилось спать в комнате, где рядом со мной находилась девушка. Разумеется, комната была велика и прекрасно освещена, а у девушки совсем другое было на уме...
   На сей раз она разбудила меня, окликая по имени и стоя на приличном расстоянии.
   — Мистер Арчер...
   Рядом с нею стоял какой-то молодой негр. Он показал мне черно-белый снимок, смазанный и неяркий, словно светловолосая женщина тонула все глубже во времени, недостижимая для солнечного света. Однако, черты ее были различимы.
   Я поблагодарил фотографа и предложил ему плату. Он отказался, замахав на меня руками, потом вернулся к своей работе, а девушка снова уселась за машинку. Напечатав несколько слов, она внезапно прервалась, сняла руки с клавиатуры и уронила их на колени.
   — Не представляю, удастся ли мне эту заметку закончить. Я не могу упоминать ни Фреда Джонсона, ни эту девушку. Не слишком много можно написать в такой ситуации, правда?
   — Будет больше.
   — Но когда? Я слишком мало знаю об этих людях. Если бы женщина с портрета была жива, а мне удалось ее найти, все выглядело бы совсем иначе. Я могла бы сделать ее главной героиней статьи...
   — А ты и сейчас можешь это сделать.
   — Но было бы намного лучше, если бы я имела возможность точно сказать, как ее зовут и где она находится. И что она жива — если она жива. Даже полиции утерла бы нос!
   — Не исключено, что все это известно Баймеерам, — заметил я. — Возможно, они купили портрет из личных побуждений...
   Она глянула на часы.
   — Уже заполночь. Я не решусь позвонить им так поздно. Так или иначе, не факт, что они что-нибудь знают. Рут Баймеер много говорит о своей дружбе с Ричардом Хантри, но я сомневаюсь, что их отношения были очень уж близкими.
   Я не возражал ей. Мне не хотелось в данный момент объясняться со своими клиентами. С того момента, как они пригласили меня, дело весьма расширилось и мне не казалось, что я смогу достаточно быстро все им рассказать. Но мне хотелось еще раз прощупать миссис Хантри.
   — Собственно, близкие отношения у Хантри были с его женой, — уронил я.
   — Думаешь, Франсин Хантри захочет поговорить со мной?
   — Ей трудно будет отказать сейчас, когда речь идет об убийстве. Кстати, она была весьма взволнована этим. Возможно, ей все известно об этой женщине с портрета. Она ведь и сама часто позировала мужу.
   — Откуда ты знаешь? — спросила Бетти Джо.
   — От нее.
   — Мне она никогда об этом не говорила.
   — Потому что ты не мужчина.

Глава 14

   Вместе с Бетти Джо мы миновали опустевшие пляжи и подъехали к дому миссис Хантри. Он был тих и темен, перед домом не стояло ни одной машины. Прием окончился.
   Впрочем, не совсем. Мы услыхали тихий женский голос — стон боли или наслаждения, внезапно оборвавшийся, когда мы затормозили у парадных дверей. Бетти Джо повернулась ко мне.
   — Что это было?
   — Возможно, это миссис Хантри. Но подобные звуки в определенных ситуациях издают все женщины...
   Она резко и нетерпеливо вздохнула и постучала в дверь. Над входом загорелась лампочка.
   Прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась и в проеме показался Рико. Вокруг его губ виднелись следы помады. Отметив наши взгляды, он отер губы ребром ладони и размазал красное пятно, прочертившее полосой его подбородок. Черные глаза его смотрели враждебно.
   — В чем дело?
   — Мы хотели бы задать несколько вопросов миссис Хантри, — ответил я. — Миссис Хантри уже спит.
   — Так разбудите ее.
   — Не могу. У нее был нелегкий день. Нелегкий день и нелегкая ночь, — след помады на лице придал его словам комично-фривольное выражение.
   — Я бы просил узнать, не примет ли она нас. Как вы знаете, мы проводим расследование по делу об убийстве.
   — Скажите, что это мы — мистер Арчер и мисс Сиддон, — добавила Бетти Джо.
   — Я знаю, кто вы такие.
   Рико проводил нас в гостиную и зажег лампы. Темноволосая орлиная голова и длинный коричневый халат придавали ему вид гордого и вспыльчивого средневекового князя. В пустой комнате стоял запах папиросного дыма. Мне казалось, что издалека долетают отголоски разговоров и другие отзвуки окончившегося приема. На мебели, включая клавиатуру огромного пианино, стояли пустые и полупустые бокалы. Все в этой комнате, за исключением висящих на стенах картин, похожих на окна в иной, лучший мир, которого даже убийство не в силах было изменить, словно бы шаталось и менялось.
   Я обошел гостиную, всматриваясь в портреты и пытаясь с помощью доступных неспециалисту средств установить, была ли картина Баймееров произведением этого же автора. Ответить на этот вопрос мне не удалось, а Бетти Джо сказала, что она так же беспомощна.
   Однако, я заметил, что убийство Граймса, а также — возможно — Витмора словно бы оказало неуловимое влияние на портреты — или на мое восприятие. В глазах глядящих на меня моделей я заметил подозрительность и какой-то особый страх, страх полный отрицания.
   Некоторые из них смотрели на меня как узники, другие — как судьи, третьи — как запертые в клетке звери. Я задумался, не выражал ли кто-то из них — и кто именно — состояние души человека, их сотворившего?
   — Ты знала Хантри, Бетти Джо?
   — Я бы так не сказала. Он принадлежал предыдущей эпохе. Честно говоря, я видела его всего один раз.
   — Где?
   — В этой самой комнате. Мой отец, он был писателем, привез меня сюда, чтобы познакомить с ним. Это было очень необычно, понимаешь, он почти ни с кем не встречался, все его время занимала работа.
   — Какое впечатление он на тебя произвел?
   Она на минуту задумалась.
   — Он казался очень задумчивым и смущенным, таким же смущенным, как я. Взял меня на колени, хотя ему этого вовсе не хотелось. Во всяком случае, он постарался как можно скорее избавиться от меня. Я этому была очень рада. То ли он терпеть не мог маленьких девочек, то ли, наоборот, слишком их любил.
   — Ты в самом деле тогда так подумала?
   — Наверное, да. Маленькие девочки весьма чувствительны к таким вещам. Во всяком случае, я была такой.
   — Сколько тебе было лет?
   — Четыре... или пять.
   — А сейчас тебе сколько?
   — Этого я тебе не скажу, — ответила она с неуверенной улыбкой.
   — Больше тридцати?
   — Чуть-чуть. Это было лет двадцать пять назад, если ты хочешь знать именно это. Хантри исчез вскоре после моего визита. Мне кажется, я часто так воздействую на мужчин...
   — Только не на меня.
   Ее щеки слегка зарумянились, что ей было весьма к лицу.
   — Только не пытайся взять меня на колени — можешь исчезнуть!
   — Благодарю за предостережение.
   — Ерунда. Честно говоря, — добавила она, — я себя весьма странно чувствую, сидя сейчас в той самой комнате и пытаясь сунуть нос в его жизнь. Неужели предопределенность все-таки существует? Как тебе кажется?
   — Разумеется, да. Все зависит от времени, места и среды, в которой мы появились на свет. В этом смысле судьбы большинства людей предопределены. — Мне жаль, что я задала этот вопрос. В сущности, я не люблю свою семью. Да и время с местом мне не слишком нравятся...
   — Так восстань против них!
   — А ты сам это делаешь?
   — Стараюсь.
   Взгляд Бетти Джо остановился на чем-то за моей спиной. Миссис Хантри вошла в комнату беззвучно. Она была старательно причесана и похоже было, что минуту назад она умылась. На ней была белая хламида до пола, скрывающая ее целиком.
   — Я предпочла бы, чтобы ваш бунт происходил в каком-нибудь другом месте, мистер Арчер. И, разумеется, в другое время. Сейчас ужасно поздно, — она окинула меня полным снисходительности взглядом, несколько изменившим выражение, когда она перевела его на Бетти Джо. — Что, собственно, случилось, дорогая?
   Девушка явно смутилась и лишь шевельнула губами, подыскивая подходящие слова.
   Я вынул черно-белую фотографию украденной картины.
   — Не могли бы вы, миссис, взглянуть вот на это? Это фотокопия картины Баймееров...
   — Мне нечего прибавить к тому, что я вам говорила ранее. Я уверена, что это фальшивка. Мне кажется, я знаю все картины моего мужа, а эта к таковым не относится.
   — Возможно, вы все-таки не откажетесь взглянуть на нее?
   — Но ведь я вам говорила, что видела картину.
   — А вы не узнали натурщицу, изображенную на ней?
   Она глянула мне в глаза и в какое-то мгновение я смог прочесть ее мысли. Она узнала натурщицу.
   — Нет, — ответила она.
   — Вы не могли бы взглянуть на фотографию и еще раз попытаться вспомнить?
   — Я не вижу в этом смысла.
   — И все-таки попробуйте. Это может быть важно.
   — Но не для меня.
   — Это не известно, — заметил я.
   — Ну, ладно...
   Она взяла снимок из моих рук и всмотрелась в него. Ее ладонь явно дрожала, и снимок дрожал вместе с нею, словно движимый сильным ветром, долетавшим из отдаленного прошлого. Она вернула мне фотографию таким жестом, будто охотно избавлялась от нее.
   — Она слегка напоминает женщину, которую я знала молодой девушкой.
   — Когда вы познакомились с ней, миссис?
   — Я не была с ней знакома. Просто как-то встречала ее на каком-то приеме в Санта-Фе, еще до войны.
   — Как ее звали?
   — Честное слово, я не смогу ответить на этот вопрос. Мне кажется, что ее данные довольно часто менялись — она жила с разными мужчинами и принимала их фамилии, — внезапно она подняла глаза. — Нет, мой муж не принадлежал к числу этих мужчин.
   — Но он должен был знать ее, если написал этот портрет.
   — Он не писал его, я вам уже говорила это.
   — Так кто же это сделал, миссис?
   — Понятия не имею!
   Ее голос стал раздраженным. Она бросила взгляд на дверь, Рико стоял, опираясь плечом о косяк, с рукой в кармане халата, где вырисовывалось нечто, напоминавшее револьвер. Он шагнул в мою сторону.
   — Отзовите своего пса, миссис, — сказал я. — Вы же не хотите, чтобы вся эта история попала в газеты...
   Она окинула Бетти Джо ледяным взглядом, который тотчас был ей возвращен. Однако вслух она произнесла:
   — Уйди, Рико, я сама разберусь.
   Рико нехотя вышел в холл.
   — Почему вы так уверены, что эта картина не принадлежит кисти вашего мужа, миссис?
   — Я бы об этом знала. Я знаю все его картины.
   — Это значит, что вы до сих пор поддерживаете связь с ним?
   — Нет, разумеется, нет!
   — Так откуда вы знаете, что он не написал ее на протяжении последних двадцати пяти лет?
   Мой вопрос на минуту лишил ее дара речи.
   — Женщина на этом портрете слишком молода, — произнесла она наконец. — Она выглядела старше даже тогда, когда я впервые видела ее в Санта-Фе, в 1940 году. Сейчас она, должно быть, очень стара, если вообще жива.
   — Но ведь ваш муж мог нарисовать ее по памяти когда угодно, даже совсем недавно.
   — Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказала она тихим бесцветным голосом, — но я не думаю, что он был автором картины.
   — А вот Пол Граймс считал, что это именно он.
   — Он на этом неплохо заработал!
   — Правда? Мне кажется, он погиб из-за этой картины. Он был знаком с натурщицей, изображенной здесь, и узнал от нее, что автор картины — ваш муж. По какой-то причине это знание было небезопасным. Небезопасным для Пола Граймса и небезопасным для убийцы.
   — Вы обвиняете моего мужа?
   — Нет. У меня нет для этого ни малейших оснований. Я даже не знаю, жив ли ваш муж. А вы?
   Она глубоко втянула воздух, груди ее под белым одеянием напряглись, будто сжатые кулаки.
   — Я не имела вестей о нем с того самого дня, когда он исчез. Но предупреждаю вас, мистер Арчер, что я живу лишь воспоминаниями о нем. И независимо от того, жив Ричард или нет, я буду отстаивать его доброе имя. И я не единственная особа в этом городе, которая выступит против вас! А теперь прошу вас покинуть мой дом.
   Ее приглашение касалось также и Бетти Джо. Рико открыл нам парадную дверь и захлопнул ее за нами с грохотом.
   Бетти Джо была потрясена. Она вскочила в мою машину, словно беглец, уходящий от погони.
   — А миссис Хантри никогда не была актрисой? — спросил я.
   — Кажется, играла в любительских спектаклях. А почему ты спрашиваешь? — Она произносила свой текст, словно играла на сцене.
   Девушка покачала головой.
   — Нет... Думаю, Франсин говорила искренне. Хантри и его творчество — это единственное, что ее волнует. Я себя чувствую достаточно паршиво оттого, что так поступила с ней.
   — Ты ее боишься?
   — Нет, но я считала себя ее подругой... — когда мы отъехали от дома, она добавила: — Может быть, я все-таки немного боюсь ее. Но в то же время очень жалею, что мы ее ранили.
   — Она уже давно была ранена.
   — Да. Я знаю, о чем ты думаешь.
   Я думал о лакее по имени Рико.
   Остановился я в приморской гостинице. Бетти Джо поднялась со мной, чтобы сравнить наши записи. Мы не ограничились только этим.
   Ночь была прекрасна и коротка. После нее в свои права тихо вступил свежий, холодный, почти нереальный утренний свет.

Глава 15

   Когда я поутру проснулся, ее уже не было. Под ложечкой у меня болезненно засосало нечто, напоминающее острый голод. Зазвонил стоящий у кровати телефон.
   — Говорит Бетти Джо.
   — У тебя очень радостный голос, — сказал я, — обидно радостный...
   — Это ты так на меня действуешь. А кроме того, мой редактор желает, чтобы я написала большую статью о деле Хантри. И дает мне на это столько времени, сколько мне понадобится. Единственная сложность в том, что статью могут и не напечатать...
   — Почему?
   — Франсин Хантри с утра звонила мистеру Брейлсфорду. Это хозяин газеты. В его кабинете должно состояться заседание редакционной коллегии. А мне тем временем приказано копать дальше. Что ты мне посоветуешь?
   — Попытай счастья в музее. Возьми с собой фотографию картины. Может, там найдется кто-нибудь, кто сможет опознать натурщицу. А если нам повезет, она нам расскажет, кто рисовал картину.
   — Именно это я и намеревалась сделать.
   — Это характеризует тебя с наилучшей стороны.
   Она вдруг приглушила голос.
   — Лью?
   — Что?
   — Ничего. Значит, ты ничего не имеешь против того, что мне это пришло в голову первой? Ну... ты ведь старше меня и опытней...
   — Не переживай, — сказал я. — Мы встретимся в музее. Ты меня найдешь у старых мастеров. — Я не задела твои чувства, правда?
   — Наоборот. Я никогда не чувствовал себя лучше. И предпочитаю положить трубку сейчас, пока ты меня не задела.
   Она рассмеялась и первая положила трубку. Я побрился, принял душ и отправился завтракать. Над морем веял утренний ветер. На волнах покачивалось несколько небольших лодок. Но практически все имеющиеся в заливе яхты колыхались у берега, кивая голыми мачтами.
   Я отыскал какой-то маленький ресторанчик и уселся у окна, чтобы наблюдать за лодками. Глядя на них, я чувствовал, что и сам нахожусь в движении и под действием неведомых сил и механизмов лечу в открытое море. Съев яичницу с ветчиной и картофелем и напившись кофе с гренками, я поехал в центр и оставил машину перед зданием музея.
   С девушкой мы встретились у главного входа.
   — Кажется, мы удивительно синхронны, Бетти Джо, — сказал я.
   — Да, — судя по ее тону, она не слишком была этим довольна.
   — В чем дело?
   — В том, что ты произнес. В моем имени. Я его ненавижу!
   — Почему?
   — Потому что оно дурацкое! Такие имена всегда звучат как детские прозвища. Каждое по отдельности мне тоже не нравятся. Бетти — такое распространенное, а Джо — вообще мужское имя. Но, видно, придется примириться с одним из них. Разве что ты мне посоветуешь что-нибудь получше...
   — Может, Лью?
   Она не улыбнулась.
   — Ты все шутишь, а я говорю серьезно.
   Она была серьезной девушкой и более ранимой, чем я думал. Это не пробудило во мне сожалений о происшедшем ночью, напротив, придало всему больший вес. Я лишь надеялся, что она не собирается влюбляться, во всяком случае, не в меня. Однако, поцелуй мой был легким и ни к чему не обязывающим.
   В дверях зала, где находились классические статуи, показался какой-то молодой человек. У него были светлые вьющиеся волосы и широкие плечи. В руке он держал цветную фотографию портрета, написанного по памяти.
   — О, Бетти Джо!
   — Я сменила имя на Бетти, — сообщила ему она. — Отныне ко мне надлежит обращаться именно так.
   — Слушаюсь, Бетти, — голос молодого человека был высок и рассудителен. — Я хотел сказать тебе, что сравнил твою репродукцию с одной из картин Лэшмэна, которые лежат в хранилище.
   — Это здорово, Ральф! Ты гений! — она импульсивно сжала его руку. — Ах, я совсем забыла! Это мистер Арчер.
   — Я не гений, — сказал я. — Но весьма рад познакомиться с вами.
   Ральф покраснел.
   — Это было совсем просто. Картина Лэшмэна стояла на одном из столов в мастерской, прислоненная к стене. Можно сказать, это она искала меня, а не я ее. Она сама бросилась мне в глаза.
   — Ральф нашел второй портрет той самой блондинки, — пояснила мне Бетти. — Его рисовал кто-то другой.
   — Это я понял. На него можно посмотреть?
   — Разумеется, — ответил Ральф. — А самое ценное то, что Саймон Лэшмэн скорей всего сможет сказать вам, кто эта девушка.
   — Он живет здесь?
   — Нет, в Тьюксоне. Кажется, у нас в книгах есть его адрес. На протяжении многих лет мы у него покупали картины.
   — В данный момент я охотнее всего осмотрел бы ту, которая стоит в мастерской.
   Ральф повернул ключ в двери. Мы втроем спустились вниз и двинулись по длинному коридору без окон, напоминавшему мне знакомые тюрьмы. В мастерской, куда привел нас Ральф, окон также не было, но ее заливал свет ламп.
   На столе стояло изображение какой-то женщины. Натурщица выглядела значительно старше, чем на картине Баймееров, в уголках ее губ застыла боль, грудь была большой и слегка обвисшей. Ее тело уже не излучало такую полную уверенность в себе.
   Бетти перевела взгляд с грустного лица женщины на меня, словно ревновала к ней.
   — Когда это было нарисовано? — спросила она Ральфа.
   — Лет двадцать назад. Я уточнил в каталоге. Кстати, Лэшмэн назвал картину «Пенелопа».
   — Она, должно быть, действительно старуха, — обернулась ко мне Бетти, — даже на этой картине она выглядит не слишком молодо.
   — Да и я уж не мальчик, — ответил я.
   Она покраснела и отвела взгляд, словно я ее смутил.
   — Почему картина стояла именно на столе? — спросил я у Ральфа. — Ведь обычно она хранится не здесь, не так ли?
   — Нет, разумеется. Кто-то из работников, должно быть, принес ее из хранилища.
   — Сегодня утром?
   — Вряд ли. Сегодня тут никого до меня не было, я сам открывал дверь. — А кто спускался вниз вчера?
   — Ну, по меньшей мере, несколько человек. Мы готовим собственную выставку.
   — И эта картина должна выставляться?
   — Нет. Это будет экспозиция пейзажей южной Калифорнии.
   — А Фред Джонсон вчера был в подвале?
   — Да. Он довольно долго перебирал картины в хранилище.
   — Он вам не говорил, зачем?
   — Конкретно нет. Сказал, что ищет что-то.
   — Он искал именно это, — вдруг сказала Бетти.
   Она уже не ревновала к женщине с портрета, если и ревновала раньше. Щеки ее пылали от возбуждения, глаза ярко блестели.
   — Наверняка Фред сейчас по дороге в Тьюксон! — она потрясла сжатым кулачком, будто рассерженный ребенок. — Если только мне удастся уговорить мистера Брейлсфорда, чтобы оплатил затраты на мою поездку...
   Я подумал то же самое о Баймеерах. Но прежде, чем говорить с клиентом, я решил позвонить художнику по фамилии Лэшмэн.
   Ральф, найдя в книгах номер телефона и адрес, оставил меня одного за столом в своей комнате.
   Я набрал номер телефона Лэшмэна в Тьюксоне, в трубке послышался неприязненный хриплый голос:
   — Саймон Лэшмэн слушает...
   — Моя фамилия Арчер, я звоню из музея в Санта-Терезе, веду расследование по делу о похищении картины. Кажется, вы написали портрет Пенелопы, в настоящее время являющийся собственностью этого музея?
   С минуту стояла тишина. Потом я услыхал голос Лэшмэна, напоминающий скрип старых дверей.
   — Это было очень давно. Сейчас я пишу лучше. И не уговаривайте меня, что некто посчитал эту картину достаточно ценной, чтобы украсть ее.
   — Ее никто не крал, мистер. Но автор пропавшей картины изобразил ту самую натурщицу, которая позировала вам для Пенелопы.
   — Милдред Мид? Разве она еще жива и работает?
   — Я надеялся, что вы мне расскажете об этом.
   — Весьма сожалею, но я не видел ее уже много лет. Она, должно быть, уже старуха. Все мы стареем... — его голос стал тише. — Быть может, ее уже нет в живых...