Страница:
Возможно, это все из-за кельтской крови, которую она почувствовала в нем. С таким даром у него может хватить сил сопротивляться и воздействию любовного эликсира Уны. Если так, то ситуация быстро превратится в опасную. Страшно даже предположить, как поведет себя разъяренный воин с затуманенным разумом. Накатила волна паники, когда разум предостерег, что рыцарь, привыкший выживать в бою, будет действовать чисто инстинктивно, чтобы защитить себя.
Цепь врезалась ей в горло, не позволяя вымолвить ни слова. Эйтин оказалась беспомощна против силы этих мощных рук. С таким же успехом она могла пытаться сдвинуть лошадь.
Инстинктивно она поняла, что бороться с этим воином – неверный путь. Протянув дрожащую руку, она обвела пальцем изгиб его верхней губы, затем медленно прошлась вдоль полной нижней. Давление цепи ослабело, когда его взгляд переместился к ее руке, затем вернулся к ней, пригвожденной к кровати, задыхающейся.
Нахмурившись, он отшвырнул цепь в сторону, словно это была змея. Рука его дрожала, когда он мягко провел по горлу пальцами, там, где цепь врезалась в кожу. В лунном сумраке Эйтин заметила блеск слез в его светлых глазах.
– Проклятие… я… прости…
Эйтин закашлялась, кивнула, затем попыталась сесть.
– Мне не нравится эта потеря… самообладания, – хрипло прошептал он, с трудом выговаривая слова. – Мне, воину, это не по нутру… зачем так околдовывать меня? Зачем дразнить меня видением… терзать самыми дорогими сердцу снами… мучить созданным мною самим адом, ведь я знаю, что этого никогда не будет?
Не в силах встретиться с его ищущим взглядом, Эйтин опустила глаза, сопереживая его замешательству, его боли. Сент-Джайлз – воин, привыкший командовать. Чувство стыда затопило ее, лишь показывая, какой недальновидной она была, не продумав этот замысел как следует.
Разве она хотела задевать чувства другого человека? Просто в последние месяцы ей на плечи тяжким грузом легло слишком много ответственности. Не было никого, кто бы помог ей облегчить этот груз. Столько людей зависели от нее, смотрели на нее в надежде, ждали, что она защитит Глен-Эллах в это тяжелое время войны с Англией. Эдуард Длинноногий вызывал у нее ужас. Как ей, простой шотландской девушке, встать на пути самого безжалостного короля, который когда-либо сидел на английском троне?
Она так отчаянно стремилась найти выход из этого трудного положения, что, разрабатывая свой план, ни разу не задумалась о чувствах пленника. Большинство мужчин, казалось, были склонны разбрасывать свое семя, даря его любой женщине, готовой лечь с ними. Поэтому Эйтин полагала, что он обрадуется этой возможности получить удовольствие, а остальное время будет спать.
В ее разумении все было просто и ясно. Теперь же Эйтин запуталась в паутине своих планов. В этом гордом воине пылали ярость и возмущение. Ее действия растревожили ему душу, и из-за их связи эта мука отзывалась в ней самой. Ее голова поникла, пряча стыд, позволяя слезам молча катиться по лицу.
Он приподнял двумя пальцами ее подбородок, затем подушечкой большого пальца стер капли со щеки.
– Ты плачешь, призрачная принцесса? Интересно, у призрачных слез другой вкус? Если я попробую одну, не пропадет ли моя бессмертная душа?
Эйтин резко вздохнула, когда он наклонился вперед, поцелуями стирая слезы с ее лица. Слизывая их языком, пробуя на вкус. Уголок его рта слегка приподнялся кверху.
– Моя мать верила, что слезы феи могут даровать бессмертие. Несмотря на это, она предупреждала, что есть только один способ заставить фею плакать – разбить ей сердце. Я разбил твое сердце, моя призрачная принцесса?
«Ты и представить себе не можешь насколько», – скорбела ее душа. Она приложила пальцы к его губам, чтобы остановить поток слов, не в силах вынести его заботу.
– Слова ранят глубже, чем нож, милорд. Они часто терзают и никогда не исцеляют.
Сбитый с толку, Деймиан слез с высокой кровати и попытался встать. Комната закружилась. Он схватился за столбик, мир вновь выпрямился. Дюжины вопросов давили изнутри на его осажденный мозг, но голова слишком болела, чтобы думать. Ад и все дьяволы, даже дышать было больно.
Пока он не посмотрел на нее.
Глядя на это прекрасное видение, он забыл и о боли, и об изнеможении. Кровь закипела, и он захотел ее с яростной настойчивостью, которая охватывает жеребца, когда он учует кобылу в охоте. Жажда, охватившая его плоть, была первобытной, примитивной, необузданной. Мышцы челюсти напряглись в попытке обуздать себя.
Кто она? Почему он здесь?
Образы атаковали его сознание. Образы того, как он всю ночь напролет предается с ней любви. Было ли это на самом деле, или это всего лишь призрачный предмет желаний из его лихорадочных, одурманенных снов? Он попытался сосредоточить на ней взгляд, но в конце концов в изнеможении опустился на холодный каменный пол. Кружащаяся темнота засасывала его, жаждала поглотить вновь.
Неужели весь этот проклятый день слился в одну сплошную массу? Должно быть, снова наступила ночь.
Когда он проснулся в первый раз, то доковылял до бойницы, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, не сможет ли определить, где его держат. Высокие холмы, которые он увидел из узкого окна, были незнакомы. Его держат в плену, скорее всего в какой-то шотландской крепости. Но зачем?
Времена были неспокойные, привязанности менялись с одним переворотом монеты. Англичане двигались на север, и закаленные в битвах войска Длинноногого стремительно наступали по всей южной части Шотландии. То, что оставалось после них, представляло не слишком приятное зрелище. От вида поверженного Берика выворачивало даже самых суровых, беспощадных воинов. У Деймиана болела душа от того, что люди способны на такие зверства, от которых кровь стыла в жилах. Он видел, как это едва не сломало Шеллона.
В Гленроа прибыл гонец с донесением о битве в Данбаре. Англичане разгромили неорганизованных шотландцев одним ударом, их вожди спасались бегством вместе с простыми солдатами. Говорят, только сэр Патрик Грэхем храбро сражался, пока не погиб. Тысячи шотландцев были убиты на поле Спотсмура. В результате полного разгрома большая часть шотландской знати была либо мертва, либо пленена.
Принимая во внимание такое неустойчивое время, не мог ли какой-нибудь шотландский лэрд, которому удалось избежать резни, взять Деймиана в заложники в попытке выторговать себе более выгодные условия, когда придет время подписания мирного договора с Эдуардом? Если дело обстоит именно так, значит, его жизни ничто не угрожает – пока. Вероятно, они одурманивают его, дабы избежать сопротивления, ждут за него выкуп от Джулиана или Эдуарда.
Только почему к Деймиану приходит женщина? Настоящая ли она или плод его затуманенного воображения?
Деймиан повернул голову, чтобы понаблюдать за ней, но тени от огня в очаге плясали и путали его. Если он протянет руку и дотронется до нее, будет ли ее кожа теплой? Будут ли волосы мягкими, если он зароется в них лицом? Или она демон, принявший облик Тамлин? Его голова откинулась назад: слишком много загадок.
Когда открылась дверь, он хотел, чтобы это была она. Его тело пульсировало, терзаясь плотским голодом. Но вместо прекрасной Тамлин увидел какую-то старую каргу, зажигающую свечу. И хотя он не спал и наблюдал за ней, сил пошевелиться не было. Природа воина бунтовала, ярость на свою беспомощность и уязвимость бурлила в горле. И все же он не смог пошевелиться, когда старуха подошла к кровати и посмотрела на него.
Она положила под матрас какую-то веточку с сухими листьями, потом капнула каплю масла ему на голову.
– Да, мой красавчик. Ты тот, кого Эвелинор, Мудрая из Рощи, видела в своих видениях, воин, обернутый в цвета тумана. Твой приход – воля богов. Ты тот, кто нужен моей девочке. – Закрыв глаза, она стала напевать какой-то странный мотив. Звук плыл, окутывая Деймиана, заполняя сознание до тех пор, пока чернота вновь не поглотила все мысли.
Он не знал точно, сколько проспал. Пока… не пришла она, женщина с огненными волосами и мягкими плечами, пахнущая яблоками и вереском. Его тело содрогалось от желания, желание отдавалось в каждой мышце, в безумной жажде того, что повергало в трепет. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы остаться неподвижным, когда мягкая рука погладила его бедро, обжигая, заставляя вскипать кровь.
О, как он хочет ее. Тысячью способами. Он мог бы провести месяц, целую жизнь, овладевая ею, и все равно этого было бы мало.
Она соскользнула с кровати и опустилась перед ним на колени.
– Это облегчит твою боль. – Большой палец медленно провел по губам, смазывая их пахучей мазью.
Деймиан упрямо отказывался открыть рот, боясь того, что бальзам сделает с ним. Головокружительный аромат заполнил ноздри, заставив сердце забиться в низком барабанном ритме, который Деймиан слышал на Майском празднике.
Она провела ладонью по его руке.
– Ты мерзнешь. Я подброшу топлива в огонь, чтобы нагреть комнату.
Пытаясь сопротивляться влечению сирены, он размышлял: если его держат ради выкупа, то зачем здесь она? Логика рассыпалась, он был не в силах устоять. Кончик языка лизнул губы, пробуя на вкус теплый бальзам. Сила бальзама в тот же миг стерла из сознания все.
Все, кроме нее.
Он хотел большего. Хотел ее.
Его мысли двигались быстрее, чем тело, поэтому прежде чем он дотронулся до нее, она поднялась. Безвольный дурак, он упивался видом ее изгибов, тем, как тонкое сукно облегало округлые бедра. Его глаза совершили путешествие вверх, по талии, к высоким вершинам полных грудей, околдовывая его, искушая до безумия.
Она подошла к очагу и подбросила пару торфяных брикетов, пошевелив их кочергой, чтобы быстрее разгорелись. Потом повернулась. И у Деймиана перехватило дыхание.
Освещаемые огнем, ее длинные волосы каскадом ниспадали по плечам до самых бедер, казалось, будто она рождена из пламени. Этот образ врезался в его затуманенный мозг – образ, который навсегда останется ярким, и даже с последним вдохом он будет помнить силу этого мгновения. Тонкая рубашка сделалась прозрачной, и это почему-то было более возбуждающим, чем если бы прекрасная колдунья стояла перед ним обнаженной. Деймиан упивался ее сказочной красотой, его мышцы напряглись от желания, настолько ослепительного, что стало нечем дышать.
Она подошла к нему, обхватила ладонями руки повыше локтей.
– Вставай. Пол холодный.
Охваченный почти животным вожделением, Деймиан поднялся, прижавшись своим сильным телом к ее мягкости. Он почувствовал, как она напряглась, услышал ее тихий удивленный вздох. Ее плоть исходила жаром. Он жадно впитывал это тепло до тех пор, пока не перестал ощущать прохладу комнаты. Склонившись, он приблизил рот к ее губам и замер, ловя дыхание.
Она изогнулась, желая его поцелуя, и глаза ее были такими выразительными, такими открытыми. Они изумленно расширились, когда его движения стали быстрыми. Ладонь обхватила затылок, крепко удерживая ее, а рот завладел ее ртом, яростно захватив податливые губы. Он терзал ее рот до тех пор, пока она не дала ему то, что он хотел получить.
Он пригвоздил ее к стене у бойницы. Камни холодили спину, но он был весь огонь, пожирая ее с непостижимой жаждой. Чувства бурлили в крови. Болезненно. Мучительно. Это не было похоже ни на что, испытанное им прежде. Ни одна женщина никогда не вызывала такого неутолимого, безудержного голода, который сейчас терзал его изнутри.
Ее руки стиснули его плечи, острыми ногтями царапая кожу, но Деймиан не мог сосредоточиться настолько, чтобы сказать, держится она за него или отталкивает. Он отказывался прервать поцелуй. Отказывался смягчить свой напор.
Его ладонь скользнула вниз по талии, затем по округлому бедру. Медленно потянув тонкую ткань рубашки вверх, он коснулся гладкой плоти. Деймиан хищно зарычал. Ее ноги стиснули его руку, чтобы помешать его полному проникновению, но он обратил это против нее, вызвав дрожь возбуждения.
Он откинул голову назад, хватая ртом воздух, упиваясь восхитительным огнем ее женского жара. Она льнула к нему, спрятав лицо у него на шее, и ее судорожные вдохи сливались с его неровным дыханием. Она была такой тугой. Он ласкал ее, давая время привыкнуть к его резкому вторжению.
– Пожалуйста… – простонала она.
– Милосердный Боже. – Тело Деймиана обратилось в сталь. Его трясло от желания, настолько парализующего, что он едва мог заставить мышцы двигаться. Уронив голову, прислонившись лбом к ее лбу, он наслаждался тем, как с каждым вздохом ее груди прижимаются к его широкой груди, как бедра сжимаются и разжимаются вокруг его запястья неуверенными движениями. – Что пожалуйста, миледи?
Она обхватила его рукой за шею, их губы встретились. Он терзал ее рот с жадной ненасытностью, силясь управлять этой вырвавшейся на волю силой. Он чувствовал, что пугает ее, но не мог остановиться. Он целовал ее, ловя ртом судорожные вздохи, и их стоны сливались в один. Это было грубо, примитивно – жеребец, почуявший кобылу и готовый взобраться на нее. Но даже несмотря на эту неукротимую, первобытную потребность спаривания, было что-то большее, задевающее его сознание, что-то редкое, за пределами стремлений плоти, отчего ощущения становились еще напряженнее, мучительнее.
Чувство возвращения домой.
Его ладони сжали ее бедра и рывком приподняли выше. Она сцепила руки у него на шее.
– Обхвати меня ногами за талию, – выдохнул он.
Когда она исполнила его просьбу, он ворвался, не дав ей возможности приспособиться к нему. Она была влажной и зовущей, и он погрузился полностью. Все казалось таким совершенным.
И вновь возникло это ощущение возвращения домой. Неразрывной связи.
Эйтин разбудил солнечный свет, струящийся сквозь бойницу. Испугавшись, что проспала слишком долго, она дернулась, попытавшись встать.
Сент-Джайлз спокойно спал рядом, обняв ее. Он лежал на боку, положив свою длинную ногу поверх ее ног. Когда она пошевелилась, он напряг мускулы, притягивая ее назад, к своей груди.
Уступив желанию, она позволила себе полежать, представляя, что это обычное утро, а они – муж и жена и каждый день будут просыпаться с этим ощущением покоя и безопасности в теплых объятиях друг друга. Она не собиралась оставаться с ним так долго, и единственным оправданием ей служило то, что она не могла отказать себе в удовольствии провести всю ночь в объятиях Рейвенхока.
Воспоминания о ночи с Сент-Джайлзом нахлынули, воспламеняя тело. Он овладевал ею раз за разом с неослабевающей жаждой, обессиливающей их обоих. Конечно, это любовный эликсир Уны подстегивал бесконечное желание. И все же она чувствовала, что было нечто большее. Чем было это «большее», она не хотела задумываться.
Уже поздно. Ей не следовало рисковать и нежиться с ним в постели так долго. Теперь, когда она знала, что он кузен лорда Шеллона, покров темноты стал еще важнее. Ему нужно снова дать одурманивающее зелье Уны, чтобы подкрепить действие колдовства. И все же когда Эйтин попыталась выскользнуть из-под его веса, ее охватила нерешительность. Ему требовался отвар, она уже боялась, что он слегка сопротивляется. Однако для этого ей придется разбудить его. Предосторожности ради она решительно не хотела, чтобы он видел ее при свете дня. Если она даст ему отвар, у него не будет четких воспоминаний – по крайней мере, Уна заверяла, что это так. И все же Эйтин терзали какие-то смутные сомнения. Она ощущала сильное сопротивление в этом воине.
Когда она пошевелилась, он крепче обнял ее, явно намереваясь не отпускать.
– Гм… мне нужно… воспользоваться ночным горшком.
Он утомленно улыбнулся, затем его ладонь обхватила ее грудь, а большой палец лениво погладил кончик нежного соска. В тот же миг тело отозвалось на этот призыв, но не успела Эйтин испугаться, что Сент-Джайлз может полностью проснуться, как он расслабился, и она смогла выскользнуть из его объятий.
Подобрав с пола платье, Эйтин натянула его через голову, потянулась к накидке, намереваясь уйти, но не удержалась и оглянулась. Эйтин видела Сент-Джайлза только в лунном свете. Соблазн был слишком велик.
Она подошла к кровати, рискуя многим, только чтобы полюбоваться на этого красивого воина. Она вздрогнула, увидев шрамы на его совершенном теле, затем вспомнила, что, когда они в первый раз предавались любви, он рассказывал о видении, о том, что видел ее лицо – лицо Тамлин, – явившееся ему и сказавшее, что он не должен сдаваться тяжелой ране. Протянув руку, она провела пальцами вдоль шрама, тянущегося по правому бедру, борясь со слезами, сдавившими горло от боли, от которой он, должно быть, страдал, он был близок к тому, чтобы умереть.
Проглотив всхлип, Эйтин повернулась и покинула комнату.
Она заспешила по коридору. Солнце встало, и люди Лайонглена уже проснулись и занялись своими утренними делами. Она не собиралась так долго задерживаться, ее посещения башни должно видеть как можно меньше глаз.
Заслышав шаги на лестнице, она остановилась и поплотнее закуталась в шерстяную накидку. Щеки ярко вспыхнули, все в замке наверняка шепчутся о том, что происходит в башне.
Слуги Лайонглена страшились этой войны с англичанами. Они не только знали об обмане своей хозяйки, они поощряли его, боясь, что если ее планы не увенчаются успехом, то они окажутся во власти какого-нибудь английского властелина. И тем не менее ей не хотелось показываться в таком растрепанном виде.
Торопливые шаги продолжали подниматься.
Дьюард увидел сестру на вершине лестницы и быстро оглядел ее. Чертенок улыбнулся:
– Сестра, скорее, там всадник под штандартом Черного Дракона, он спрашивает тебя…
– Лорд Шеллон здесь? – Она схватилась рукой за сердце, страх пронзил ее. – О небо. Он… знает… о…
– Нет, это не Дракон, просто посланник от него. Он спрашивает тебя, поспеши, он ждет с рассвета, мы не осмелились ждать дольше. – Продолжая безостановочно тарахтеть, Дьюард схватил ее за руку и потащил вниз по лестнице.
Она вырвала руку.
– Дьюард! Я не могу пойти вниз в таком виде.
– Прошу прощения, Эйтин, я не подумал, ты и вправду выглядишь так, словно тебя только что крепко любили, наш незнакомец пришелся тебе по душе, у вас с ним получится красивый ребенок.
– Прекрати болтать. Беги, позови Эгги. Скорее.
Отправив брата за горничной, Эйтин поспешила в свою комнату и вытащила из шкафа синее шерстяное платье. К тому времени, когда она закончила торопливое умывание, пришла Эгги.
– Ох, девочка, это правда? Черный Дракон у ворот?
– Нет, только его гонец. Быстро зашнуруй меня, потом проследи, чтобы слуги держались подальше от большого зала. Я не хочу, чтобы кто-нибудь совершил оплошность.
– Девочка, они поддерживают тебя…
– Я знаю, но боюсь, что кто-нибудь случайно, сам того не желая, выдаст слишком много. Так что поспеши.
– Давай заплету тебе волосы.
– Нет времени. Так сойдет. – Эйтин вытащила голубую ленту и перевязала ею свои длинные волосы. Перебросив плед через плечо, подоткнула края под плетеный кожаный пояс на талии. – Надеюсь только, что буду выглядеть как леди, а не как служанка.
Братья и Эйнар ждали в большом зале, все четыре пары глаз устремились на нее в ожидании указаний. Дьюард кивком одобрил внешность сестры, когда она заняла место во главе стола. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Эйтин старалась думать о своей кузине Рейвен, леди Кинлох. Та всегда была такой собранной, такой спокойной, могла, не дрогнув, смотреть мужчине в глаза. Да, сегодня Эйтин хотела бы вести себя как красивая, темноволосая кузина.
– Эйнар…
Тот стукнул себя кулаком в грудь:
– Всегда к вашим услугам, принцесса.
Она на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть отчаяние. Кузина Рейвен никогда не впадает в отчаяние. Но с другой стороны, у Рейвен нет великана, который все время называет ее принцессой. Эйтин вздохнула, на этот раз воздержавшись от своего обычного «не называй меня принцессой».
– Встань слева от меня. Меч в руке, кончик упирается в пол. Кажись расслабленным и в то же время будь на страже.
– Слушаюсь, принцесса, как прикажете.
– Дьюард, пожалуйста, сядь справа от меня и держи рот на замке. Льюис – слева. Хью, небрежно прислонись к камину. И позвольте мне самой говорить с этим человеком. – Она кивнула слуге, чтобы открыл двери в большой зал.
Воин в кольчуге и доспехах вышел вперед вместе с двумя оруженосцами. Взгляд рыцаря устремился к Эйнару, мгновенно отметив самую большую угрозу в незнакомой обстановке, затем обежал ее братьев и наконец остановился на Эйтин, с царственным видом сидящей в хозяйском кресле. Посланник отвесил легкий поклон:
– Миледи, меня зовут Джервас, рыцарь великого Черного Дракона, лорда Джулиана Шеллона. Он шлет вам поклон.
– Имя Дракона нам известно. Полагаю, мало кто не слышал о его доблести на службе у английского короля. Могу я предложить еду и питье вам и вашим людям? Распорядиться приготовить для вас комнату?
Льюис пнул ее под столом, в его глазах вспыхнуло предостережение: нельзя приглашать рыцаря задерживаться в Лайонглене. Она пнула брата в ответ. Потом Дьюард тоже пнул Льюиса. Эйтин изобразила обворожительную улыбку и пнула их обоих.
– Благодарю, добрая леди. Немного подкрепиться было бы кстати. Дорога из Гленроа была длинной. Однако мы не смеем задерживаться. Мой господин ждет новостей о своем кузене.
Хью сделал глоток эля и поперхнулся. Эйтин пожалела, что не может пнуть и его. Надеясь, что удалось изобразить невинность, она спросила:
– Кузене лорда Шеллона?
– Да, он исчез в день Майского праздника, и с тех пор его не видели. Нынче неспокойные времена, и его отсутствие сильно тревожит моего господина. Вначале мы полагали, что он развлекается с какой-нибудь девицей. Он известный сердцеед.
Спина Эйтин одеревенела, яркий румянец залил щеки. Никогда раньше она не испытывала ревности. Не сказать, чтобы это чувство ей понравилось.
– Интересно, но не могу понять, какое отношение это имеет к нам?
– Мы прочесали весь Глен-Шейн, потом милорд приказал расширить поиски. Никто не видел лорда Рейвенхока. Лорд Шеллон опасается, что кто-то из клана Коминов задержался в горах после поражения в Берике и захватил его ради выкупа. Дракон очень высоко ценит своего кузена, относится к нему как к брату.
Чувство вины терзало Эйтин. Она не учла в своем замысле, что кто-то станет беспокоиться об отсутствии Сент-Джайлза, искать его. Облизав пересохшие губы, она открыла рот… чтобы что? Сказать гонцу, что они держат Сент-Джайлза наверху, прикованным к кровати?
К счастью, Хью подошел к столу под предлогом того, чтобы поставить пустую кружку. Он мягко положил ладонь на плечо сестры.
– Это делает честь Дракону, но мы ничем не можем вам помочь. Мы не видели никаких драконов ни в крепости, ни где-либо поблизости, – со скучающим видом проговорил Хью.
Эйтин поразилась. Она не думала, что кто-то из тройняшек может изобразить такое безразличие. Быть может, мальчики в конце концов взрослеют?
Рыцарь Джервас окинул ее оценивающим, вопросительным взглядом.
– Вы уверены? Он привлекательный мужчина: черные волосы, светлые глаза…
Эйнар придвинулся ближе к ней – всего лишь легкое движение, и все же оно привлекло внимание Джерваса. Мужчина понял, что высокий викинг воспринимает продолжающийся допрос Эйтин как оскорбление.
Джервас склонил голову:
– Прошу прощения, миледи, я сказал не подумав.
Собрав в кулак всю волю, Эйтин осталась неподвижной под его испытующим взглядом. Казалось, будто воин Шеллона, глядя на нее, видит неоспоримые доказательства того, что она была с Рейвенхоком. Больше не в силах выносить взгляд рыцаря, она отвернулась.
– Эйнар, проследи, чтобы гости и их лошади были накормлены до их отъезда в Гленроа. – Она встала, отступив от стола. – Прошу прощения, сэр Джервас, но я должна идти. Меня ждут дела. Управление Лайонгленом – непростая задача.
Она взяла незажженную свечу и швырнула ее в братьев. Льюис пригнулся, но свеча ударилась о дверь и разлетелась на куски. Двое других вскинули руки и попытались прикрыть головы.
– Успокойся, сестрица. Мы не сделали ничего… – начал Льюис, но увернулся, когда она схватила пустой ночной горшок.
Братья бросились врассыпную, что затруднило ей выбор цели.
– Ах вы, безмозглые… кретины… олухи… остолопы… о-о…
– Обалдуи – слово, которое ты обычно швыряешь в нас, сестра. – Дьюард выглянул из-за стула. – Болваны – в крайних случаях.
– Болван! – Эйтин стояла, трясясь от злости, слишком практичная, чтобы разбить такой хороший ночной горшок об одну из тупых голов. – Мало мне было забот. Я отправила вас с простым поручением – найти мужчину, которого никто не хватится, и кого вы привезли? Кузена Дракона Шеллона! Тупоголовые, безмозглые…
Хью высунул голову из-за двери, за которой прятался.
– Ну-ну, Эйтин, умерь свой пыл. Все будет отлично, вот увидишь. Гонец вернется к Шеллону и скажет, что его кузена здесь нет.
Цепь врезалась ей в горло, не позволяя вымолвить ни слова. Эйтин оказалась беспомощна против силы этих мощных рук. С таким же успехом она могла пытаться сдвинуть лошадь.
Инстинктивно она поняла, что бороться с этим воином – неверный путь. Протянув дрожащую руку, она обвела пальцем изгиб его верхней губы, затем медленно прошлась вдоль полной нижней. Давление цепи ослабело, когда его взгляд переместился к ее руке, затем вернулся к ней, пригвожденной к кровати, задыхающейся.
Нахмурившись, он отшвырнул цепь в сторону, словно это была змея. Рука его дрожала, когда он мягко провел по горлу пальцами, там, где цепь врезалась в кожу. В лунном сумраке Эйтин заметила блеск слез в его светлых глазах.
– Проклятие… я… прости…
Эйтин закашлялась, кивнула, затем попыталась сесть.
– Мне не нравится эта потеря… самообладания, – хрипло прошептал он, с трудом выговаривая слова. – Мне, воину, это не по нутру… зачем так околдовывать меня? Зачем дразнить меня видением… терзать самыми дорогими сердцу снами… мучить созданным мною самим адом, ведь я знаю, что этого никогда не будет?
Не в силах встретиться с его ищущим взглядом, Эйтин опустила глаза, сопереживая его замешательству, его боли. Сент-Джайлз – воин, привыкший командовать. Чувство стыда затопило ее, лишь показывая, какой недальновидной она была, не продумав этот замысел как следует.
Разве она хотела задевать чувства другого человека? Просто в последние месяцы ей на плечи тяжким грузом легло слишком много ответственности. Не было никого, кто бы помог ей облегчить этот груз. Столько людей зависели от нее, смотрели на нее в надежде, ждали, что она защитит Глен-Эллах в это тяжелое время войны с Англией. Эдуард Длинноногий вызывал у нее ужас. Как ей, простой шотландской девушке, встать на пути самого безжалостного короля, который когда-либо сидел на английском троне?
Она так отчаянно стремилась найти выход из этого трудного положения, что, разрабатывая свой план, ни разу не задумалась о чувствах пленника. Большинство мужчин, казалось, были склонны разбрасывать свое семя, даря его любой женщине, готовой лечь с ними. Поэтому Эйтин полагала, что он обрадуется этой возможности получить удовольствие, а остальное время будет спать.
В ее разумении все было просто и ясно. Теперь же Эйтин запуталась в паутине своих планов. В этом гордом воине пылали ярость и возмущение. Ее действия растревожили ему душу, и из-за их связи эта мука отзывалась в ней самой. Ее голова поникла, пряча стыд, позволяя слезам молча катиться по лицу.
Он приподнял двумя пальцами ее подбородок, затем подушечкой большого пальца стер капли со щеки.
– Ты плачешь, призрачная принцесса? Интересно, у призрачных слез другой вкус? Если я попробую одну, не пропадет ли моя бессмертная душа?
Эйтин резко вздохнула, когда он наклонился вперед, поцелуями стирая слезы с ее лица. Слизывая их языком, пробуя на вкус. Уголок его рта слегка приподнялся кверху.
– Моя мать верила, что слезы феи могут даровать бессмертие. Несмотря на это, она предупреждала, что есть только один способ заставить фею плакать – разбить ей сердце. Я разбил твое сердце, моя призрачная принцесса?
«Ты и представить себе не можешь насколько», – скорбела ее душа. Она приложила пальцы к его губам, чтобы остановить поток слов, не в силах вынести его заботу.
– Слова ранят глубже, чем нож, милорд. Они часто терзают и никогда не исцеляют.
Сбитый с толку, Деймиан слез с высокой кровати и попытался встать. Комната закружилась. Он схватился за столбик, мир вновь выпрямился. Дюжины вопросов давили изнутри на его осажденный мозг, но голова слишком болела, чтобы думать. Ад и все дьяволы, даже дышать было больно.
Пока он не посмотрел на нее.
Глядя на это прекрасное видение, он забыл и о боли, и об изнеможении. Кровь закипела, и он захотел ее с яростной настойчивостью, которая охватывает жеребца, когда он учует кобылу в охоте. Жажда, охватившая его плоть, была первобытной, примитивной, необузданной. Мышцы челюсти напряглись в попытке обуздать себя.
Кто она? Почему он здесь?
Образы атаковали его сознание. Образы того, как он всю ночь напролет предается с ней любви. Было ли это на самом деле, или это всего лишь призрачный предмет желаний из его лихорадочных, одурманенных снов? Он попытался сосредоточить на ней взгляд, но в конце концов в изнеможении опустился на холодный каменный пол. Кружащаяся темнота засасывала его, жаждала поглотить вновь.
Неужели весь этот проклятый день слился в одну сплошную массу? Должно быть, снова наступила ночь.
Когда он проснулся в первый раз, то доковылял до бойницы, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, не сможет ли определить, где его держат. Высокие холмы, которые он увидел из узкого окна, были незнакомы. Его держат в плену, скорее всего в какой-то шотландской крепости. Но зачем?
Времена были неспокойные, привязанности менялись с одним переворотом монеты. Англичане двигались на север, и закаленные в битвах войска Длинноногого стремительно наступали по всей южной части Шотландии. То, что оставалось после них, представляло не слишком приятное зрелище. От вида поверженного Берика выворачивало даже самых суровых, беспощадных воинов. У Деймиана болела душа от того, что люди способны на такие зверства, от которых кровь стыла в жилах. Он видел, как это едва не сломало Шеллона.
В Гленроа прибыл гонец с донесением о битве в Данбаре. Англичане разгромили неорганизованных шотландцев одним ударом, их вожди спасались бегством вместе с простыми солдатами. Говорят, только сэр Патрик Грэхем храбро сражался, пока не погиб. Тысячи шотландцев были убиты на поле Спотсмура. В результате полного разгрома большая часть шотландской знати была либо мертва, либо пленена.
Принимая во внимание такое неустойчивое время, не мог ли какой-нибудь шотландский лэрд, которому удалось избежать резни, взять Деймиана в заложники в попытке выторговать себе более выгодные условия, когда придет время подписания мирного договора с Эдуардом? Если дело обстоит именно так, значит, его жизни ничто не угрожает – пока. Вероятно, они одурманивают его, дабы избежать сопротивления, ждут за него выкуп от Джулиана или Эдуарда.
Только почему к Деймиану приходит женщина? Настоящая ли она или плод его затуманенного воображения?
Деймиан повернул голову, чтобы понаблюдать за ней, но тени от огня в очаге плясали и путали его. Если он протянет руку и дотронется до нее, будет ли ее кожа теплой? Будут ли волосы мягкими, если он зароется в них лицом? Или она демон, принявший облик Тамлин? Его голова откинулась назад: слишком много загадок.
Когда открылась дверь, он хотел, чтобы это была она. Его тело пульсировало, терзаясь плотским голодом. Но вместо прекрасной Тамлин увидел какую-то старую каргу, зажигающую свечу. И хотя он не спал и наблюдал за ней, сил пошевелиться не было. Природа воина бунтовала, ярость на свою беспомощность и уязвимость бурлила в горле. И все же он не смог пошевелиться, когда старуха подошла к кровати и посмотрела на него.
Она положила под матрас какую-то веточку с сухими листьями, потом капнула каплю масла ему на голову.
– Да, мой красавчик. Ты тот, кого Эвелинор, Мудрая из Рощи, видела в своих видениях, воин, обернутый в цвета тумана. Твой приход – воля богов. Ты тот, кто нужен моей девочке. – Закрыв глаза, она стала напевать какой-то странный мотив. Звук плыл, окутывая Деймиана, заполняя сознание до тех пор, пока чернота вновь не поглотила все мысли.
Он не знал точно, сколько проспал. Пока… не пришла она, женщина с огненными волосами и мягкими плечами, пахнущая яблоками и вереском. Его тело содрогалось от желания, желание отдавалось в каждой мышце, в безумной жажде того, что повергало в трепет. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы остаться неподвижным, когда мягкая рука погладила его бедро, обжигая, заставляя вскипать кровь.
О, как он хочет ее. Тысячью способами. Он мог бы провести месяц, целую жизнь, овладевая ею, и все равно этого было бы мало.
Она соскользнула с кровати и опустилась перед ним на колени.
– Это облегчит твою боль. – Большой палец медленно провел по губам, смазывая их пахучей мазью.
Деймиан упрямо отказывался открыть рот, боясь того, что бальзам сделает с ним. Головокружительный аромат заполнил ноздри, заставив сердце забиться в низком барабанном ритме, который Деймиан слышал на Майском празднике.
Она провела ладонью по его руке.
– Ты мерзнешь. Я подброшу топлива в огонь, чтобы нагреть комнату.
Пытаясь сопротивляться влечению сирены, он размышлял: если его держат ради выкупа, то зачем здесь она? Логика рассыпалась, он был не в силах устоять. Кончик языка лизнул губы, пробуя на вкус теплый бальзам. Сила бальзама в тот же миг стерла из сознания все.
Все, кроме нее.
Он хотел большего. Хотел ее.
Его мысли двигались быстрее, чем тело, поэтому прежде чем он дотронулся до нее, она поднялась. Безвольный дурак, он упивался видом ее изгибов, тем, как тонкое сукно облегало округлые бедра. Его глаза совершили путешествие вверх, по талии, к высоким вершинам полных грудей, околдовывая его, искушая до безумия.
Она подошла к очагу и подбросила пару торфяных брикетов, пошевелив их кочергой, чтобы быстрее разгорелись. Потом повернулась. И у Деймиана перехватило дыхание.
Освещаемые огнем, ее длинные волосы каскадом ниспадали по плечам до самых бедер, казалось, будто она рождена из пламени. Этот образ врезался в его затуманенный мозг – образ, который навсегда останется ярким, и даже с последним вдохом он будет помнить силу этого мгновения. Тонкая рубашка сделалась прозрачной, и это почему-то было более возбуждающим, чем если бы прекрасная колдунья стояла перед ним обнаженной. Деймиан упивался ее сказочной красотой, его мышцы напряглись от желания, настолько ослепительного, что стало нечем дышать.
Она подошла к нему, обхватила ладонями руки повыше локтей.
– Вставай. Пол холодный.
Охваченный почти животным вожделением, Деймиан поднялся, прижавшись своим сильным телом к ее мягкости. Он почувствовал, как она напряглась, услышал ее тихий удивленный вздох. Ее плоть исходила жаром. Он жадно впитывал это тепло до тех пор, пока не перестал ощущать прохладу комнаты. Склонившись, он приблизил рот к ее губам и замер, ловя дыхание.
Она изогнулась, желая его поцелуя, и глаза ее были такими выразительными, такими открытыми. Они изумленно расширились, когда его движения стали быстрыми. Ладонь обхватила затылок, крепко удерживая ее, а рот завладел ее ртом, яростно захватив податливые губы. Он терзал ее рот до тех пор, пока она не дала ему то, что он хотел получить.
Он пригвоздил ее к стене у бойницы. Камни холодили спину, но он был весь огонь, пожирая ее с непостижимой жаждой. Чувства бурлили в крови. Болезненно. Мучительно. Это не было похоже ни на что, испытанное им прежде. Ни одна женщина никогда не вызывала такого неутолимого, безудержного голода, который сейчас терзал его изнутри.
Ее руки стиснули его плечи, острыми ногтями царапая кожу, но Деймиан не мог сосредоточиться настолько, чтобы сказать, держится она за него или отталкивает. Он отказывался прервать поцелуй. Отказывался смягчить свой напор.
Его ладонь скользнула вниз по талии, затем по округлому бедру. Медленно потянув тонкую ткань рубашки вверх, он коснулся гладкой плоти. Деймиан хищно зарычал. Ее ноги стиснули его руку, чтобы помешать его полному проникновению, но он обратил это против нее, вызвав дрожь возбуждения.
Он откинул голову назад, хватая ртом воздух, упиваясь восхитительным огнем ее женского жара. Она льнула к нему, спрятав лицо у него на шее, и ее судорожные вдохи сливались с его неровным дыханием. Она была такой тугой. Он ласкал ее, давая время привыкнуть к его резкому вторжению.
– Пожалуйста… – простонала она.
– Милосердный Боже. – Тело Деймиана обратилось в сталь. Его трясло от желания, настолько парализующего, что он едва мог заставить мышцы двигаться. Уронив голову, прислонившись лбом к ее лбу, он наслаждался тем, как с каждым вздохом ее груди прижимаются к его широкой груди, как бедра сжимаются и разжимаются вокруг его запястья неуверенными движениями. – Что пожалуйста, миледи?
Она обхватила его рукой за шею, их губы встретились. Он терзал ее рот с жадной ненасытностью, силясь управлять этой вырвавшейся на волю силой. Он чувствовал, что пугает ее, но не мог остановиться. Он целовал ее, ловя ртом судорожные вздохи, и их стоны сливались в один. Это было грубо, примитивно – жеребец, почуявший кобылу и готовый взобраться на нее. Но даже несмотря на эту неукротимую, первобытную потребность спаривания, было что-то большее, задевающее его сознание, что-то редкое, за пределами стремлений плоти, отчего ощущения становились еще напряженнее, мучительнее.
Чувство возвращения домой.
Его ладони сжали ее бедра и рывком приподняли выше. Она сцепила руки у него на шее.
– Обхвати меня ногами за талию, – выдохнул он.
Когда она исполнила его просьбу, он ворвался, не дав ей возможности приспособиться к нему. Она была влажной и зовущей, и он погрузился полностью. Все казалось таким совершенным.
И вновь возникло это ощущение возвращения домой. Неразрывной связи.
Эйтин разбудил солнечный свет, струящийся сквозь бойницу. Испугавшись, что проспала слишком долго, она дернулась, попытавшись встать.
Сент-Джайлз спокойно спал рядом, обняв ее. Он лежал на боку, положив свою длинную ногу поверх ее ног. Когда она пошевелилась, он напряг мускулы, притягивая ее назад, к своей груди.
Уступив желанию, она позволила себе полежать, представляя, что это обычное утро, а они – муж и жена и каждый день будут просыпаться с этим ощущением покоя и безопасности в теплых объятиях друг друга. Она не собиралась оставаться с ним так долго, и единственным оправданием ей служило то, что она не могла отказать себе в удовольствии провести всю ночь в объятиях Рейвенхока.
Воспоминания о ночи с Сент-Джайлзом нахлынули, воспламеняя тело. Он овладевал ею раз за разом с неослабевающей жаждой, обессиливающей их обоих. Конечно, это любовный эликсир Уны подстегивал бесконечное желание. И все же она чувствовала, что было нечто большее. Чем было это «большее», она не хотела задумываться.
Уже поздно. Ей не следовало рисковать и нежиться с ним в постели так долго. Теперь, когда она знала, что он кузен лорда Шеллона, покров темноты стал еще важнее. Ему нужно снова дать одурманивающее зелье Уны, чтобы подкрепить действие колдовства. И все же когда Эйтин попыталась выскользнуть из-под его веса, ее охватила нерешительность. Ему требовался отвар, она уже боялась, что он слегка сопротивляется. Однако для этого ей придется разбудить его. Предосторожности ради она решительно не хотела, чтобы он видел ее при свете дня. Если она даст ему отвар, у него не будет четких воспоминаний – по крайней мере, Уна заверяла, что это так. И все же Эйтин терзали какие-то смутные сомнения. Она ощущала сильное сопротивление в этом воине.
Когда она пошевелилась, он крепче обнял ее, явно намереваясь не отпускать.
– Гм… мне нужно… воспользоваться ночным горшком.
Он утомленно улыбнулся, затем его ладонь обхватила ее грудь, а большой палец лениво погладил кончик нежного соска. В тот же миг тело отозвалось на этот призыв, но не успела Эйтин испугаться, что Сент-Джайлз может полностью проснуться, как он расслабился, и она смогла выскользнуть из его объятий.
Подобрав с пола платье, Эйтин натянула его через голову, потянулась к накидке, намереваясь уйти, но не удержалась и оглянулась. Эйтин видела Сент-Джайлза только в лунном свете. Соблазн был слишком велик.
Она подошла к кровати, рискуя многим, только чтобы полюбоваться на этого красивого воина. Она вздрогнула, увидев шрамы на его совершенном теле, затем вспомнила, что, когда они в первый раз предавались любви, он рассказывал о видении, о том, что видел ее лицо – лицо Тамлин, – явившееся ему и сказавшее, что он не должен сдаваться тяжелой ране. Протянув руку, она провела пальцами вдоль шрама, тянущегося по правому бедру, борясь со слезами, сдавившими горло от боли, от которой он, должно быть, страдал, он был близок к тому, чтобы умереть.
Проглотив всхлип, Эйтин повернулась и покинула комнату.
Она заспешила по коридору. Солнце встало, и люди Лайонглена уже проснулись и занялись своими утренними делами. Она не собиралась так долго задерживаться, ее посещения башни должно видеть как можно меньше глаз.
Заслышав шаги на лестнице, она остановилась и поплотнее закуталась в шерстяную накидку. Щеки ярко вспыхнули, все в замке наверняка шепчутся о том, что происходит в башне.
Слуги Лайонглена страшились этой войны с англичанами. Они не только знали об обмане своей хозяйки, они поощряли его, боясь, что если ее планы не увенчаются успехом, то они окажутся во власти какого-нибудь английского властелина. И тем не менее ей не хотелось показываться в таком растрепанном виде.
Торопливые шаги продолжали подниматься.
Дьюард увидел сестру на вершине лестницы и быстро оглядел ее. Чертенок улыбнулся:
– Сестра, скорее, там всадник под штандартом Черного Дракона, он спрашивает тебя…
– Лорд Шеллон здесь? – Она схватилась рукой за сердце, страх пронзил ее. – О небо. Он… знает… о…
– Нет, это не Дракон, просто посланник от него. Он спрашивает тебя, поспеши, он ждет с рассвета, мы не осмелились ждать дольше. – Продолжая безостановочно тарахтеть, Дьюард схватил ее за руку и потащил вниз по лестнице.
Она вырвала руку.
– Дьюард! Я не могу пойти вниз в таком виде.
– Прошу прощения, Эйтин, я не подумал, ты и вправду выглядишь так, словно тебя только что крепко любили, наш незнакомец пришелся тебе по душе, у вас с ним получится красивый ребенок.
– Прекрати болтать. Беги, позови Эгги. Скорее.
Отправив брата за горничной, Эйтин поспешила в свою комнату и вытащила из шкафа синее шерстяное платье. К тому времени, когда она закончила торопливое умывание, пришла Эгги.
– Ох, девочка, это правда? Черный Дракон у ворот?
– Нет, только его гонец. Быстро зашнуруй меня, потом проследи, чтобы слуги держались подальше от большого зала. Я не хочу, чтобы кто-нибудь совершил оплошность.
– Девочка, они поддерживают тебя…
– Я знаю, но боюсь, что кто-нибудь случайно, сам того не желая, выдаст слишком много. Так что поспеши.
– Давай заплету тебе волосы.
– Нет времени. Так сойдет. – Эйтин вытащила голубую ленту и перевязала ею свои длинные волосы. Перебросив плед через плечо, подоткнула края под плетеный кожаный пояс на талии. – Надеюсь только, что буду выглядеть как леди, а не как служанка.
Братья и Эйнар ждали в большом зале, все четыре пары глаз устремились на нее в ожидании указаний. Дьюард кивком одобрил внешность сестры, когда она заняла место во главе стола. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Эйтин старалась думать о своей кузине Рейвен, леди Кинлох. Та всегда была такой собранной, такой спокойной, могла, не дрогнув, смотреть мужчине в глаза. Да, сегодня Эйтин хотела бы вести себя как красивая, темноволосая кузина.
– Эйнар…
Тот стукнул себя кулаком в грудь:
– Всегда к вашим услугам, принцесса.
Она на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть отчаяние. Кузина Рейвен никогда не впадает в отчаяние. Но с другой стороны, у Рейвен нет великана, который все время называет ее принцессой. Эйтин вздохнула, на этот раз воздержавшись от своего обычного «не называй меня принцессой».
– Встань слева от меня. Меч в руке, кончик упирается в пол. Кажись расслабленным и в то же время будь на страже.
– Слушаюсь, принцесса, как прикажете.
– Дьюард, пожалуйста, сядь справа от меня и держи рот на замке. Льюис – слева. Хью, небрежно прислонись к камину. И позвольте мне самой говорить с этим человеком. – Она кивнула слуге, чтобы открыл двери в большой зал.
Воин в кольчуге и доспехах вышел вперед вместе с двумя оруженосцами. Взгляд рыцаря устремился к Эйнару, мгновенно отметив самую большую угрозу в незнакомой обстановке, затем обежал ее братьев и наконец остановился на Эйтин, с царственным видом сидящей в хозяйском кресле. Посланник отвесил легкий поклон:
– Миледи, меня зовут Джервас, рыцарь великого Черного Дракона, лорда Джулиана Шеллона. Он шлет вам поклон.
– Имя Дракона нам известно. Полагаю, мало кто не слышал о его доблести на службе у английского короля. Могу я предложить еду и питье вам и вашим людям? Распорядиться приготовить для вас комнату?
Льюис пнул ее под столом, в его глазах вспыхнуло предостережение: нельзя приглашать рыцаря задерживаться в Лайонглене. Она пнула брата в ответ. Потом Дьюард тоже пнул Льюиса. Эйтин изобразила обворожительную улыбку и пнула их обоих.
– Благодарю, добрая леди. Немного подкрепиться было бы кстати. Дорога из Гленроа была длинной. Однако мы не смеем задерживаться. Мой господин ждет новостей о своем кузене.
Хью сделал глоток эля и поперхнулся. Эйтин пожалела, что не может пнуть и его. Надеясь, что удалось изобразить невинность, она спросила:
– Кузене лорда Шеллона?
– Да, он исчез в день Майского праздника, и с тех пор его не видели. Нынче неспокойные времена, и его отсутствие сильно тревожит моего господина. Вначале мы полагали, что он развлекается с какой-нибудь девицей. Он известный сердцеед.
Спина Эйтин одеревенела, яркий румянец залил щеки. Никогда раньше она не испытывала ревности. Не сказать, чтобы это чувство ей понравилось.
– Интересно, но не могу понять, какое отношение это имеет к нам?
– Мы прочесали весь Глен-Шейн, потом милорд приказал расширить поиски. Никто не видел лорда Рейвенхока. Лорд Шеллон опасается, что кто-то из клана Коминов задержался в горах после поражения в Берике и захватил его ради выкупа. Дракон очень высоко ценит своего кузена, относится к нему как к брату.
Чувство вины терзало Эйтин. Она не учла в своем замысле, что кто-то станет беспокоиться об отсутствии Сент-Джайлза, искать его. Облизав пересохшие губы, она открыла рот… чтобы что? Сказать гонцу, что они держат Сент-Джайлза наверху, прикованным к кровати?
К счастью, Хью подошел к столу под предлогом того, чтобы поставить пустую кружку. Он мягко положил ладонь на плечо сестры.
– Это делает честь Дракону, но мы ничем не можем вам помочь. Мы не видели никаких драконов ни в крепости, ни где-либо поблизости, – со скучающим видом проговорил Хью.
Эйтин поразилась. Она не думала, что кто-то из тройняшек может изобразить такое безразличие. Быть может, мальчики в конце концов взрослеют?
Рыцарь Джервас окинул ее оценивающим, вопросительным взглядом.
– Вы уверены? Он привлекательный мужчина: черные волосы, светлые глаза…
Эйнар придвинулся ближе к ней – всего лишь легкое движение, и все же оно привлекло внимание Джерваса. Мужчина понял, что высокий викинг воспринимает продолжающийся допрос Эйтин как оскорбление.
Джервас склонил голову:
– Прошу прощения, миледи, я сказал не подумав.
Собрав в кулак всю волю, Эйтин осталась неподвижной под его испытующим взглядом. Казалось, будто воин Шеллона, глядя на нее, видит неоспоримые доказательства того, что она была с Рейвенхоком. Больше не в силах выносить взгляд рыцаря, она отвернулась.
– Эйнар, проследи, чтобы гости и их лошади были накормлены до их отъезда в Гленроа. – Она встала, отступив от стола. – Прошу прощения, сэр Джервас, но я должна идти. Меня ждут дела. Управление Лайонгленом – непростая задача.
* * *
Эйтин попыталась захлопнуть дверь к себе в спальню, но три идиота не отставали от нее ни на шаг. Льюиса, который шел первым, ударило дверью по носу. Он резко остановился, чтобы потереть нос, Дьюард и Хью врезались в брата, за чем последовала обычная толкотня в дверях. Слишком расстроенная сообщением, что лорд Шеллон роет землю носом, повсюду разыскивая своего кузена, а когда не найдет его, вернется – возможно, в следующий раз сам, – она была не в настроении терпеть их детские выходки.Она взяла незажженную свечу и швырнула ее в братьев. Льюис пригнулся, но свеча ударилась о дверь и разлетелась на куски. Двое других вскинули руки и попытались прикрыть головы.
– Успокойся, сестрица. Мы не сделали ничего… – начал Льюис, но увернулся, когда она схватила пустой ночной горшок.
Братья бросились врассыпную, что затруднило ей выбор цели.
– Ах вы, безмозглые… кретины… олухи… остолопы… о-о…
– Обалдуи – слово, которое ты обычно швыряешь в нас, сестра. – Дьюард выглянул из-за стула. – Болваны – в крайних случаях.
– Болван! – Эйтин стояла, трясясь от злости, слишком практичная, чтобы разбить такой хороший ночной горшок об одну из тупых голов. – Мало мне было забот. Я отправила вас с простым поручением – найти мужчину, которого никто не хватится, и кого вы привезли? Кузена Дракона Шеллона! Тупоголовые, безмозглые…
Хью высунул голову из-за двери, за которой прятался.
– Ну-ну, Эйтин, умерь свой пыл. Все будет отлично, вот увидишь. Гонец вернется к Шеллону и скажет, что его кузена здесь нет.