Страница:
– Я?..
– Присядьте, и я расскажу вам все, что знаю о ней. Но вы должны обещать мне, что откажетесь повиноваться ей. Вы должны спасти его светлость от злобы лживой вдовы, вырвать его из ее рук. Я уверен, сэр, что семья графа будет вам очень признательна.
– Да, да! – Доктор Паркер сел. – Что вы там говорили насчет ведьмы?
Глава 10
Глава 11
– Присядьте, и я расскажу вам все, что знаю о ней. Но вы должны обещать мне, что откажетесь повиноваться ей. Вы должны спасти его светлость от злобы лживой вдовы, вырвать его из ее рук. Я уверен, сэр, что семья графа будет вам очень признательна.
– Да, да! – Доктор Паркер сел. – Что вы там говорили насчет ведьмы?
Глава 10
Струившийся из окна мягкий голубой свет наполнял комнату, даря ощущение покоя и безмятежности. Снег лежал на земле словно тонкое белое покрывало. Ярко светила луна.
Впервые за долгие дни разум Лайона прояснился. Его не мучили ни боли, ни головокружение, ни тошнота. Эйтон отвел взгляд от сельского пейзажа и посмотрел на спящую женщину, которой был обязан просветлением рассудка. Миллисент лежала на неудобном кресле в ногах кровати. Это была ее восьмая ночь здесь, но Эйтон впервые увидел свою жену спящей. Напряжение последних дней дало о себе знать. Миллисент заснула, сломленная усталостью, но все-таки она заставила Лайона очистить разум от опиума.
Однако ясность ума несла с собой страдание. Рассудок стал для него проклятием.
Лайон посмотрел на правую руку, неподвижно лежащую на одеяле, и почувствовал отчаяние. Он никогда уже не сможет ходить, бегать, ездить верхом. Никогда не ляжет в постель с женщиной. Он не может даже сесть в кресло без посторонней помощи. Лайон представил светлые волосы Эммы, рассыпавшиеся по подушке, голубые глаза, сияющую улыбку. Она была совсем юной, когда вышла за него замуж. Но каким же он был глупцом, думая, что смог занять главное место в ее жизни!
Пирс был прав во всем. Он предупреждал Лайона о настоящих мотивах Эммы. Она мечтала о Баронсфорде, а не о мужчине, который был в нем хозяином. Баронсфорд – ее настоящая страсть. Брат говорил об этом Лайону, но он лишь отмахивался, не желая верить очевидному.
Конечно, Лайон знал, что Эмме больше нравился его младший брат. С самого раннего детства Эмма и Дейвид играли вместе среди утесов Баронсфорда, их никогда не видели друг без друга. Долгие годы Дейвид и Эмма были неразлучны. Но Лайон вступил во владение фамильным имением, и Эмма вдруг заметила его.
Эйтон мог бы найти еще сотню обидных слов, чтобы передать, каким он был тогда. Всему виной его глупость. Именно она разрушила его семью. Теперь Лайону некого винить, кроме себя.
Эйтон закрыл лицо рукой. Ему хотелось забыть об этом кошмаре, стереть навязчивую картину, которая так сильно запечатлелась в его памяти. Мокрые скалы… Безжизненное тело Эммы на самом дне ущелья. Она сполна заплатила за свои ошибки, а ему все еще приходится расплачиваться.
Лайона охватил гнев, и он подумал о забвении. Он окинул взглядом Миллисент, ее скромное платье, бледное лицо и гладкие волосы. Для него она была воплощением простоты. Миллисент что-то пробормотала во сне и через мгновение проснулась.
– Вам что-нибудь нужно? – спросила она, щуря сонные глаза.
– Я хочу, чтобы мне дали лекарство.
– Нет, – прошептала Миллисент. Вскоре ее глаза закрылись, а голова склонилась на грудь.
Если бы он мог встать и опрокинуть ее чертово кресло! Лайону вдруг захотелось выкрикнуть какую-нибудь непристойность, разбудить эту несносную женщину, но тут она вздохнула во сне и попыталась поудобнее устроиться в кресле.
Лайон неожиданно понял, что ему нравится лежать и просто смотреть на нее.
Сэр Ричард Мейтленд сел в кресло напротив своей клиентки, вдовствующей графини Эйтон.
– Вы отказались встретиться с доктором Паркером лично, миледи. Это мудрое решение.
Почтенная леди закрыла книгу, которая лежала у нее на коленях, и взглянула на своего поверенного.
– Встреча была не из приятных, верно?
Стряпчий кивнул.
– Доктор Паркер обвиняет вашу новую невестку во всех смертных грехах. Он утверждает, что она поставила под угрозу здоровье и жизнь его светлости, не следуя ни единому совету из тех, что он оставил ей полмесяца назад. Доктор Паркер заявляет, что ваш сын в опасности. И хотя исправить положение будет нелегко, доктор Паркер заверил меня, что готов самоотверженно посвятить все свое время восстановлению здоровья графа.
– Как это благородно с его стороны! А он не упоминал, сколько нам будут стоить его услуги?
– Конечно. – Мейтленд заглянул в свои бумаги. – Как всегда, счет просто непомерный.
Старая графиня взяла со стола письмо Миллисент и снова пробежала его глазами.
– А Паркер ничего не говорил о письме от моей невестки, в котором она отказалась от его услуг?
– Должно быть, это просто вылетело у него из головы, миледи, потому что доктор ничего не говорил о письме. Когда же я спросил о нем, он принес извинения и объяснил, что его еще не было в Лондоне, когда пришло письмо. Положение дел показалось доктору слишком тревожным, и он решил непременно осмотреть графа.
– Он все же отправился туда?
– Да. Мистер Паркер считает необходимым сообщить вам, что состояние его светлости резко ухудшилось, и если вы срочно не примете надлежащих мер, жизнь графа окажется под угрозой.
– А как обстоят дела на самом деле? – Графиня искоса посмотрела на поверенного. – Лайон еще больше похудел? Он по-прежнему мучается от болей? Он еще что-нибудь себе сломал?
– К счастью, вы держите в руках подробный отчет о состоянии здоровья его светлости. Я уверен, что он гораздо точнее отражает действительность, чем размышления доктора Паркера. Кроме того, посыльный, доставивший письмо леди Эйтон, лично заверил меня, что с каждым днем графу становится все лучше и лучше.
– Тогда какого же черта нужно этому шарлатану?
– Мистера Паркера больше заботит необузданный нрав его светлости. – Мейтленд закашлялся, чтобы скрыть смех. – Стоило доктору подняться в комнату лорда Эйтона в Мелбери-Холле, как ему в лицо полетело блюдо с печеньем.
– Его запустил Лайон? Сэр Ричард вежливо кивнул.
– Он метил в доктора Паркера?
– Трудно сказать, миледи, но теперь у него здоровенный синяк на щеке.
– Какой ужас! А почему вы не уверены в том, что Лайон целился в Паркера?
– Дело в том, что ваш сын и невестка ведут между собой постоянные баталии, напоминающие осаду Эдинбурга. И я счастлив сообщить, что леди Эйтон оказалась гораздо крепче, чем мы предполагали.
Старая графиня довольно улыбнулась.
– Это великолепные новости, Мейтленд. Так вы вышвырнули доктора Паркера из дома?
– Разумеется, миледи.
– Отлично. Просто замечательно.
Миллисент вошла в библиотеку и устало махнула рукой Гиббзу, который шел за ней, держа под мышкой охапку книг, отвергнутых лордом Эйтоном.
– Пожалуйста, положите книги на стол, мистер Гиббз, – сказала она.
Оглядывая полки, она вытянула еще несколько томов.
– Вы ведь знаете, что его светлость просто играет с вами, миледи, – почтительно произнес камердинер. – Вы можете принести ему хоть сотню книг, он все равно найдет, к чему придраться. Теперь, когда лорд Эйтон в здравом уме и твердой памяти, он запросто может довести вас до белого каления.
– Что ж, пока графу это неплохо удается, но я так просто не сдамся.
– Не сомневаюсь, миледи.
Взяв новые стопки книг, Миллисент покинула библиотеку. Это была уже третья попытка подобрать книгу, отвечающую взыскательным литературным вкусам графа. Каждый раз капризный пациент находил предлог, чтобы раскритиковать ее выбор. Но Миллисент упорно искала книгу, которая показалась бы интересной ее мучителю и в то же время нравилась ей самой.
Слуги при виде хозяйки бросались врассыпную, но Миллисент подозревала, что они прячутся где-то неподалеку и подслушивают. Она заметила, что их с Лайоном разногласия уже успели стать захватывающим развлечением для прислуги.
Когда Миллисент вернулась в апартаменты мужа, слуги уже усадили графа в кресло возле окна.
– А вот и я, – торжественно объявила графиня, выкладывая книги на стол. – В этих сочинениях вы не найдете никакого изъяна.
Лорд Эйтон надменно поднял голову, его голубые глаза вспыхнули огнем. Стараясь побороть волнение, Миллисент уселась в кресло и взяла в руки первый том.
– «Расселас, принц Абиссинский» доктора Джонсона.[2]
– Можете сжечь эту отвратительную книгу, я отказываюсь слушать ее.
– Но почему?
– Автор этой книги оскорбил шотландский народ, приравняв нас всех к лошадям.
– К лошадям?
– Нуда. Взгляните на досуге на определение слова «овес» в его словаре.
Миллисент в сомнении посмотрела на книгу Джонсона, не зная, верить или нет утверждению графа, отложила ее в сторону и раскрыла другой том.
– Ладно, вот книга, написанная шотландцем. «Сочинения Оссиана, сына Фингала» – старинная эпическая поэма. Говорят, захватывающее чтение.
– Ее автор, Джеймс Макферсон,[3] самый настоящий мошенник, потому что состряпал книгу из древних кельтских сказаний. Что там у вас еще?
Сердито покосившись на Эйтона, Миллисент отложила книгу и взяла в руки следующую.
– Лоренс Стерн,[4] «Жизнь и мнения Тристрама Шенди».
– Да никогда! Вы только откройте ее. А теперь попробуйте найти хотя бы одну страницу, которая не была бы испещрена рядами звездочек и черточек, не пестрела бы нарисованными от руки диаграммами и другой чепухой. Совершенно непонятно, зачем автору понадобилась вся эта глупость. И вы называете это романом? Книга состоит из разбросанных мыслей, скомканного сюжета (если вы вообще сумеете его там найти). Да и большая часть событий происходит в воображении дубиноголового персонажа. Дайте мне настойку опия или начинайте читать эту книгу. Результат будет тот же.
– Ладно, – сказала Миллисент, откладывая и этот том. – Но хочу заверить вас, милорд, что в следующей книге вам не к чему будет придраться. Так и знайте. «Подражания Горацию» мистера Поупа.[5]
Лайон надменно ждал продолжения.
– Вы, должно быть, шутите.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ваш Поуп был всего лишь жалким озлобленным карликом.
– Простите?
– Я отказываюсь слушать что бы то ни было, написанное подобной личностью.
– Вы имели в виду его рост или характер… – Миллисент бросила гневный взгляд на Эйтона и поднялась с кресла. – Впрочем, не важно. Я даже не хочу этого знать. Вы читаете, чтобы узнать что-то новое и получить пищу для ума, или же предпочитаете глумиться над писателями и унижать себя, выискивая мелочи, не имеющие никакого отношения к этим великим творениям?
– Не понимаю, почему вы делаете из этого трагедию? Я просто пытаюсь выбрать подходящую книгу для чтения. Вот и все, – холодно заметил Эйтон. – Вы могли бы просто спросить меня, что бы мне хотелось почитать.
– О, как же я могла об этом забыть? Умоляю, скажите, что бы вам хотелось почитать, милорд?
– Откуда мне знать, какие книги у вас есть. Что у вас есть еще?
Леди Эйтон поняла, что они снова вернулись к тому, с чего начинали два часа назад. Она станет перечислять книги, а Лайон будет находить недостатки.
Она знала, что нужно срочно занять изощренный ум графа, пока он не довел ее до сумасшествия. Миллисент начала читать «Расселаса». Если Эйтон – типичный представитель шотландского народа, то доктору Джонсону не откажешь в проницательности. Только, должно быть, он подразумевал не лошадей, а мулов.
Впервые за долгие дни разум Лайона прояснился. Его не мучили ни боли, ни головокружение, ни тошнота. Эйтон отвел взгляд от сельского пейзажа и посмотрел на спящую женщину, которой был обязан просветлением рассудка. Миллисент лежала на неудобном кресле в ногах кровати. Это была ее восьмая ночь здесь, но Эйтон впервые увидел свою жену спящей. Напряжение последних дней дало о себе знать. Миллисент заснула, сломленная усталостью, но все-таки она заставила Лайона очистить разум от опиума.
Однако ясность ума несла с собой страдание. Рассудок стал для него проклятием.
Лайон посмотрел на правую руку, неподвижно лежащую на одеяле, и почувствовал отчаяние. Он никогда уже не сможет ходить, бегать, ездить верхом. Никогда не ляжет в постель с женщиной. Он не может даже сесть в кресло без посторонней помощи. Лайон представил светлые волосы Эммы, рассыпавшиеся по подушке, голубые глаза, сияющую улыбку. Она была совсем юной, когда вышла за него замуж. Но каким же он был глупцом, думая, что смог занять главное место в ее жизни!
Пирс был прав во всем. Он предупреждал Лайона о настоящих мотивах Эммы. Она мечтала о Баронсфорде, а не о мужчине, который был в нем хозяином. Баронсфорд – ее настоящая страсть. Брат говорил об этом Лайону, но он лишь отмахивался, не желая верить очевидному.
Конечно, Лайон знал, что Эмме больше нравился его младший брат. С самого раннего детства Эмма и Дейвид играли вместе среди утесов Баронсфорда, их никогда не видели друг без друга. Долгие годы Дейвид и Эмма были неразлучны. Но Лайон вступил во владение фамильным имением, и Эмма вдруг заметила его.
Эйтон мог бы найти еще сотню обидных слов, чтобы передать, каким он был тогда. Всему виной его глупость. Именно она разрушила его семью. Теперь Лайону некого винить, кроме себя.
Эйтон закрыл лицо рукой. Ему хотелось забыть об этом кошмаре, стереть навязчивую картину, которая так сильно запечатлелась в его памяти. Мокрые скалы… Безжизненное тело Эммы на самом дне ущелья. Она сполна заплатила за свои ошибки, а ему все еще приходится расплачиваться.
Лайона охватил гнев, и он подумал о забвении. Он окинул взглядом Миллисент, ее скромное платье, бледное лицо и гладкие волосы. Для него она была воплощением простоты. Миллисент что-то пробормотала во сне и через мгновение проснулась.
– Вам что-нибудь нужно? – спросила она, щуря сонные глаза.
– Я хочу, чтобы мне дали лекарство.
– Нет, – прошептала Миллисент. Вскоре ее глаза закрылись, а голова склонилась на грудь.
Если бы он мог встать и опрокинуть ее чертово кресло! Лайону вдруг захотелось выкрикнуть какую-нибудь непристойность, разбудить эту несносную женщину, но тут она вздохнула во сне и попыталась поудобнее устроиться в кресле.
Лайон неожиданно понял, что ему нравится лежать и просто смотреть на нее.
Сэр Ричард Мейтленд сел в кресло напротив своей клиентки, вдовствующей графини Эйтон.
– Вы отказались встретиться с доктором Паркером лично, миледи. Это мудрое решение.
Почтенная леди закрыла книгу, которая лежала у нее на коленях, и взглянула на своего поверенного.
– Встреча была не из приятных, верно?
Стряпчий кивнул.
– Доктор Паркер обвиняет вашу новую невестку во всех смертных грехах. Он утверждает, что она поставила под угрозу здоровье и жизнь его светлости, не следуя ни единому совету из тех, что он оставил ей полмесяца назад. Доктор Паркер заявляет, что ваш сын в опасности. И хотя исправить положение будет нелегко, доктор Паркер заверил меня, что готов самоотверженно посвятить все свое время восстановлению здоровья графа.
– Как это благородно с его стороны! А он не упоминал, сколько нам будут стоить его услуги?
– Конечно. – Мейтленд заглянул в свои бумаги. – Как всегда, счет просто непомерный.
Старая графиня взяла со стола письмо Миллисент и снова пробежала его глазами.
– А Паркер ничего не говорил о письме от моей невестки, в котором она отказалась от его услуг?
– Должно быть, это просто вылетело у него из головы, миледи, потому что доктор ничего не говорил о письме. Когда же я спросил о нем, он принес извинения и объяснил, что его еще не было в Лондоне, когда пришло письмо. Положение дел показалось доктору слишком тревожным, и он решил непременно осмотреть графа.
– Он все же отправился туда?
– Да. Мистер Паркер считает необходимым сообщить вам, что состояние его светлости резко ухудшилось, и если вы срочно не примете надлежащих мер, жизнь графа окажется под угрозой.
– А как обстоят дела на самом деле? – Графиня искоса посмотрела на поверенного. – Лайон еще больше похудел? Он по-прежнему мучается от болей? Он еще что-нибудь себе сломал?
– К счастью, вы держите в руках подробный отчет о состоянии здоровья его светлости. Я уверен, что он гораздо точнее отражает действительность, чем размышления доктора Паркера. Кроме того, посыльный, доставивший письмо леди Эйтон, лично заверил меня, что с каждым днем графу становится все лучше и лучше.
– Тогда какого же черта нужно этому шарлатану?
– Мистера Паркера больше заботит необузданный нрав его светлости. – Мейтленд закашлялся, чтобы скрыть смех. – Стоило доктору подняться в комнату лорда Эйтона в Мелбери-Холле, как ему в лицо полетело блюдо с печеньем.
– Его запустил Лайон? Сэр Ричард вежливо кивнул.
– Он метил в доктора Паркера?
– Трудно сказать, миледи, но теперь у него здоровенный синяк на щеке.
– Какой ужас! А почему вы не уверены в том, что Лайон целился в Паркера?
– Дело в том, что ваш сын и невестка ведут между собой постоянные баталии, напоминающие осаду Эдинбурга. И я счастлив сообщить, что леди Эйтон оказалась гораздо крепче, чем мы предполагали.
Старая графиня довольно улыбнулась.
– Это великолепные новости, Мейтленд. Так вы вышвырнули доктора Паркера из дома?
– Разумеется, миледи.
– Отлично. Просто замечательно.
Миллисент вошла в библиотеку и устало махнула рукой Гиббзу, который шел за ней, держа под мышкой охапку книг, отвергнутых лордом Эйтоном.
– Пожалуйста, положите книги на стол, мистер Гиббз, – сказала она.
Оглядывая полки, она вытянула еще несколько томов.
– Вы ведь знаете, что его светлость просто играет с вами, миледи, – почтительно произнес камердинер. – Вы можете принести ему хоть сотню книг, он все равно найдет, к чему придраться. Теперь, когда лорд Эйтон в здравом уме и твердой памяти, он запросто может довести вас до белого каления.
– Что ж, пока графу это неплохо удается, но я так просто не сдамся.
– Не сомневаюсь, миледи.
Взяв новые стопки книг, Миллисент покинула библиотеку. Это была уже третья попытка подобрать книгу, отвечающую взыскательным литературным вкусам графа. Каждый раз капризный пациент находил предлог, чтобы раскритиковать ее выбор. Но Миллисент упорно искала книгу, которая показалась бы интересной ее мучителю и в то же время нравилась ей самой.
Слуги при виде хозяйки бросались врассыпную, но Миллисент подозревала, что они прячутся где-то неподалеку и подслушивают. Она заметила, что их с Лайоном разногласия уже успели стать захватывающим развлечением для прислуги.
Когда Миллисент вернулась в апартаменты мужа, слуги уже усадили графа в кресло возле окна.
– А вот и я, – торжественно объявила графиня, выкладывая книги на стол. – В этих сочинениях вы не найдете никакого изъяна.
Лорд Эйтон надменно поднял голову, его голубые глаза вспыхнули огнем. Стараясь побороть волнение, Миллисент уселась в кресло и взяла в руки первый том.
– «Расселас, принц Абиссинский» доктора Джонсона.[2]
– Можете сжечь эту отвратительную книгу, я отказываюсь слушать ее.
– Но почему?
– Автор этой книги оскорбил шотландский народ, приравняв нас всех к лошадям.
– К лошадям?
– Нуда. Взгляните на досуге на определение слова «овес» в его словаре.
Миллисент в сомнении посмотрела на книгу Джонсона, не зная, верить или нет утверждению графа, отложила ее в сторону и раскрыла другой том.
– Ладно, вот книга, написанная шотландцем. «Сочинения Оссиана, сына Фингала» – старинная эпическая поэма. Говорят, захватывающее чтение.
– Ее автор, Джеймс Макферсон,[3] самый настоящий мошенник, потому что состряпал книгу из древних кельтских сказаний. Что там у вас еще?
Сердито покосившись на Эйтона, Миллисент отложила книгу и взяла в руки следующую.
– Лоренс Стерн,[4] «Жизнь и мнения Тристрама Шенди».
– Да никогда! Вы только откройте ее. А теперь попробуйте найти хотя бы одну страницу, которая не была бы испещрена рядами звездочек и черточек, не пестрела бы нарисованными от руки диаграммами и другой чепухой. Совершенно непонятно, зачем автору понадобилась вся эта глупость. И вы называете это романом? Книга состоит из разбросанных мыслей, скомканного сюжета (если вы вообще сумеете его там найти). Да и большая часть событий происходит в воображении дубиноголового персонажа. Дайте мне настойку опия или начинайте читать эту книгу. Результат будет тот же.
– Ладно, – сказала Миллисент, откладывая и этот том. – Но хочу заверить вас, милорд, что в следующей книге вам не к чему будет придраться. Так и знайте. «Подражания Горацию» мистера Поупа.[5]
Лайон надменно ждал продолжения.
– Вы, должно быть, шутите.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ваш Поуп был всего лишь жалким озлобленным карликом.
– Простите?
– Я отказываюсь слушать что бы то ни было, написанное подобной личностью.
– Вы имели в виду его рост или характер… – Миллисент бросила гневный взгляд на Эйтона и поднялась с кресла. – Впрочем, не важно. Я даже не хочу этого знать. Вы читаете, чтобы узнать что-то новое и получить пищу для ума, или же предпочитаете глумиться над писателями и унижать себя, выискивая мелочи, не имеющие никакого отношения к этим великим творениям?
– Не понимаю, почему вы делаете из этого трагедию? Я просто пытаюсь выбрать подходящую книгу для чтения. Вот и все, – холодно заметил Эйтон. – Вы могли бы просто спросить меня, что бы мне хотелось почитать.
– О, как же я могла об этом забыть? Умоляю, скажите, что бы вам хотелось почитать, милорд?
– Откуда мне знать, какие книги у вас есть. Что у вас есть еще?
Леди Эйтон поняла, что они снова вернулись к тому, с чего начинали два часа назад. Она станет перечислять книги, а Лайон будет находить недостатки.
Она знала, что нужно срочно занять изощренный ум графа, пока он не довел ее до сумасшествия. Миллисент начала читать «Расселаса». Если Эйтон – типичный представитель шотландского народа, то доктору Джонсону не откажешь в проницательности. Только, должно быть, он подразумевал не лошадей, а мулов.
Глава 11
Утро начиналось, как всегда, скучно. Время тянулось медленно. Лайон осыпал проклятиями слуг, помогавших ему одеться. Джон, похожий на черепаху, и его приятель Уилл, напоминающий огородное пугало, застыли, выпучив глаза от изумления, когда лорд Эйтон кричал на них за то, что они посмели явиться к нему в «деревенской» одежде, а не в ливреях. Бедняги оправдывались, сбивчиво бормоча, что таково распоряжение хозяйки. За завтраком Лайон постоянно ворчал на Гиббза и отказывался от пищи.
Но все это было лишь разминкой. Лайон берег силы для встречи с Миллисент. Зная, что жена обычно появляется в комнате около десяти часов, лорд Эйтон готовился сорвать на ней свое дурное настроение. Забота по хозяйству и неотложные дела в поместье отнимали у Миллисент много сил.
Вынужденная вставать ни свет ни заря после бессонной ночи, она представляла легкую добычу.
Когда служанки убрали со стола, Лайон задумался о Миллисент. Споры и ругань с женой были, пожалуй, единственными мгновениями в его размеренных серых буднях, когда он чувствовал себя по-настоящему живым.
Миллисент никогда не выполняла его просьб. Более того, она даже не желала его слушать. Чего стоила, например, ее выходка с книгами. Лайон сказал ей, что ему не по душе ее выбор, но она, несмотря на все возражения, принялась читать вслух, а когда он запротестовал, стала декламировать еще громче. Потом она заявила, что ему необходимо хоть иногда покидать комнату. Конечно, Эйтон категорически отказался, заявив, что не намерен выставлять напоказ свою немощь.
Миллисент даже уговорила слуг отнести кресло графа в гостиную. Лорд Эйтон наделал немало шума и постарался оставить после себя максимум разрушений, так что меньше чем через полчаса она приказала отнести его обратно. В этой битве победа осталась за ним. Теперь Лайон ждал от жены ответного удара. И, разумеется, бдительность была превыше всего.
Но вот часы уже давно пробили десять, а леди Эйтон и не думала заходить к нему. Лайон почувствовал раздражение. Прошло полчаса, но Миллисент так и не появилась. Граф понял, что готов выплеснуть свой гнев на первого, кто подвернется ему под руку. Молоденькая служанка, вошедшая в комнату, чтобы подбросить дров в огонь, через минуту вылетела оттуда вся в слезах, хотя лорд Эйтон не особенно ее и оскорблял. Джону и Уиллу пришлось идти на цыпочках, собирая одежду графа, но и тут не обошлось без неприятностей: Эйтон опрокинул поднос и запустил в них увесистым томом «Шотландца».
– Принести вашей светлости что-нибудь из оружия? – спросил камердинер.
– Принеси мои дуэльные пистолеты. Я хочу попрактиковаться в стрельбе, а эти два болвана послужат мне мишенью.
– Прошу прощения, милорд, но не проще ли спросить, где она?
Лайон презрительно посмотрел на камердинера, словно перед ним был слабоумный идиот.
– Как вам будет угодно, сэр, – невозмутимо продолжил Гиббз в ответ на молчание Лайона. – Если вы настаиваете, я скажу вам, что леди Эйтон отправилась в Небуорт навестить преподобного Тримбла и его супругу. Мистер Тримбл – глава местной церкви. Они очень дружны с вашей женой. Графиня две недели откладывала визит, потому что забота о вас не позволяла ей отлучиться из дома. Но сегодня выдался теплый и солнечный день, и она решила прокатиться верхом.
Лайон посмотрел в окно. День был действительно хорош, и неудивительно, что Миллисент надоело сидеть взаперти день и ночь.
– Когда она вернется, я передам ее светлости, что вы тосковали по ней, – с невинным видом добавил Гиббз.
Лайон посмотрел на него испепеляющим взглядом.
– Только попробуй. Я зажарю тебя живьем, а твою голову на блюде принесут мне на обед.
– Для этого вам необходимо встать на ноги, милорд.
– Мне нужно было дать вздернуть тебя тем пьяницам из пивной в тупике Сент-Джеймс в Эдинбурге, где мы с тобой ели устриц, Гиббз.
– Да, милорд, но вряд ли теперь это поможет вам заполучить мою голову на блюде.
– Мне достаточно заверить жену, что, если она насадит твою уродливую башку на кол и подвесит над моим очагом, у меня пробудится зверский аппетит. – Лорд Эйтон хитро усмехнулся. – Передай ей, и я уверен, что она сделает все необходимые приготовления.
Несмотря на несчастный случай с экипажем, жена пастора, к восторгу Миллисент, по-прежнему выглядела жизнерадостной и оживленной. Дамы устроились в маленькой уютной гостиной и пили чай в ожидании мистера Тримбла. Преподобный должен был вот-вот вернуться домой.
– У нас в Небуорт-Виллидже все по-прежнему, миледи, – рассказывала пасторша. – Муж поехал в деревню, он хочет поговорить с каменщиками, которые строят новый дом. Хочет нанять рабочих, чтобы они починили трубы на нашей церкви. Две трубы треснули, и от них нет никакого толку. Но я так рада, что вы смогли выбраться к нам сегодня, дорогая. Несмотря на мое больное колено, мы с мужем собирались заехать к вам в Мелбери-Холл в начале недели. Но поговорив с миссис Пейдж в прошлое воскресенье, решили, что вам сейчас не до нас. Мэри сказала, что вас очень беспокоит здоровье лорда Эйтона. Его светлости стало лучше?
– Ему и в самом деле лучше. Спасибо. – Миллисент сказала чистую правду. В последние дни болезнь Лайона отступила.
– Ох, дорогая, как я вам сочувствую. Вы приняли очень трудное решение! Вот уж не позавидуешь. – Миссис Тримбл взяла Миллисент за руку в знак доверия. – Господь благословит вас за доброту. Ухаживать за таким тяжелым больным – настоящее испытание. У графа парализованы обе ноги и рука? – Миллисент кивнула. – И он в тяжелой меланхолии?
Миллисент покачала головой. Проведя две недели в обществе графа, она была уверена, что к теперешнему состоянию Лайона слово «меланхолия» никак не подходит.
– Каким бы душевным расстройством ни страдал мой муж, я убеждена, что лекарства, которые принимал Лайон, лишь усиливали болезнь.
– Вы отказались от них и стали лечить по-другому?
– Да, и мне кажется, что сейчас граф гораздо больше похож на себя, чем прежде.
– Вы выглядите усталой, моя милая. У вас прибавилось столько забот. Как вам удается справляться?
– О, это совсем не трудно, – честно ответила Миллисент. – Поначалу всем нам пришлось приспосабливаться к переменам. Нас ведь теперь стало больше. Но самая главная наша проблема – теснота. Нам так не хватает места.
Миссис Тримбл подлила Миллисент чаю.
– Я очень расстроилась, когда узнала, что вам пришлось избавиться от управляющего.
– К сожалению, это было неизбежно. Мы с мистером Дрейпером не нашли общего языка с самого начала, а дальше дела шли все хуже и хуже с каждым днем.
– Но ведь найти замену весьма трудно.
Миллисент кивнула, отпила глоток чаю и поставила чашку на стол.
– Да. Трое желающих получить место управляющего уже обращались ко мне. Я с ними побеседовала, но ни один из них не показался мне подходящим для работы в Мелбери-Холле.
– А ведь весна уже не за горами, – сокрушалась пасторша. – И все заботы по управлению имением ложатся на ваши плечи.
– Да, дел, конечно, хватает.
– А вы еще собирались отремонтировать домики для рабочих и построить новые. Как же вы со всем справляетесь, моя дорогая?
– Ну, пока, слава Богу, держимся. Надеюсь, что и дальше справимся, – улыбнулась Миллисент. – Камердинер лорда Эйтона, шотландец, долгие годы преданно служит его светлости. Он очень достойный человек, умный и к тому же мастер на все руки. Несколько недель назад он взял на себя обязанности управляющего. Я надеюсь, что он согласится и в дальнейшем заниматься этой работой. Но мне придется еще долго уламывать лорда Эйтона.
Миллисент подумала о том, что один только этот вопрос обойдется в полдюжины расколотых блюд.
– Судя по вашим рассказам, дела обстоят не так уж плохо. В деревне ходят совсем другие слухи. Я так счастлива за вас. Надеюсь, что мы скоро познакомимся и с его светлостью.
– Может быть, мне удастся уговорить его съездить со мной в деревню.
Миллисент взглянула на изящные часы над камином. Время близилось к полудню, и она начала волноваться. Хорошо бы Лайон съел хоть что-нибудь на завтрак. Интересно, как он воспринял ее отсутствие? А вдруг он так и не позавтракал? Тогда ей просто необходимо ехать домой, чтобы уговорить его поесть. А если не удастся уговорить, то придется пригрозить.
– Не понимаю, что могло так задержать преподобного Тримбла?
Заметив беспокойный взгляд своей гостьи, жена пастора с трудом поднялась на ноги, прихрамывая, подошла к окну и стала смотреть на дорогу, ведущую к деревне.
– Вы не сочтете меня невежливой, если я не буду засиживаться? – спросила Миллисент. – Знаю, звучит глупо, но я очень беспокоюсь о муже. Я раньше не оставляла его одного надолго, а он все еще довольно слаб.
– Я вас прекрасно понимаю, дорогая, – ответила миссис Тримбл, улыбаясь молодой женщине. – Жаль, что вы так и не увиделись с преподобным. Должно быть, его увлекла беседа с каменщиками.
Миллисент встала.
– Да наверное. Я собиралась попросить пастора помочь мне нанять каменщика для строительных работ в Мелбери-Холле. Помимо постройки новых домиков для рабочих я хотела соорудить каменную стену, чтобы защитить Гроув. Каждую весну во время половодья река заливает поселок. Ох, нам еще так много предстоит сделать.
– Ну конечно, дорогая, пастор с удовольствием вам поможет. Он как-нибудь на неделе заедет в Мелбери-Холл и тогда познакомится с его светлостью.
– Было бы замечательно, – сказала Миллисент.
Она уже мысленно прикидывала, чем подкупить Лайона, чтобы заставить его провести несколько минут в обществе преподобного Тримбла.
Дверь в спальню графа была открыта, и Охинуа незаметно заглянула в комнату.
Лайон сидел в кресле у окна, и негритянка удивилась, заметив у него на коленях газету. Граф читал и посматривал в окно. Улица интересовала его ничуть не меньше, чем газетные новости.
– Почему бы вам не войти? – обратился он к Охинуа, не глядя на нее.
Африканка не хотела отвечать. Она уже было собралась спуститься в холл, но все же переступила порог комнаты. Она отлично помнила, как выглядела спальня графа, когда она увидела ее впервые. Теперь комнату просто нельзя было узнать. Со стола исчезли пузырьки с лекарствами, пропал запах болезни и мрачная атмосфера безнадежности. Охинуа осмотрелась вокруг и перевела взгляд на мужчину в кресле, словно перед ней был еще один предмет мебели.
– Почему вы бродите по коридорам бесшумно, будто призрак? Вы же можете ходить, можете разговаривать. Так почему бы вам не пошуметь? – Вопросы графа прозвучали неожиданно. Он посмотрел на Охинуа.
– От вас одного столько шума, что хватит на двоих. Что ж, раз уж мы начали задавать вопросы… – Африканка показала на раскрытую газету на коленях Лайона. – Почему вы скрываете это от нее? Похоже, у вас неплохо получается развлекаться самому.
– Может, мне доставляет удовольствие ее общество.
– А может, вам просто нужно кого-то мучить?
– Я не прошу, чтобы она приходила. Моя жена заключила соглашение по собственной воле. И никто ни к чему ее не принуждает, она действует так, как считает нужным.
– Но вы не признаетесь, что вам гораздо лучше. Вы могли хотя бы сказать жене, что ей незачем трястись над вами каждую минуту.
– Не слишком ли вы заботитесь о ней? – поинтересовался Эйтон, недоверчиво глядя на старую негритянку.
– А вы вообще не заботитесь. – Охинуа выдержала взгляд графа, повернулась и направилась к двери.
– Заходите еще. Мне понравилось беседовать с вами. Охинуа пошла к себе в комнату и начала задумчиво рассматривать травы и бутылочки с эликсирами.
Однажды чернокожая знахарка уже помогла графу и его жене. В тот раз она сделала это, потому что устала слушать, как они день и ночь кричат друг на друга и крушат все вокруг. Охинуа решила тогда, что вмешивается не только ради хозяев, но и ради себя.
Честно говоря, до сегодняшнего дня она не была уверена, что стоит тратить силы на вываривание трав и выжимание масел, чтобы изготовить целебный бальзам, который мог послужить сразу нескольким целям. Размышляя о графе, Охинуа напомнила себе, что она прежде всего целительница. Кроме того, она искала способ отблагодарить Миллисент за все, что та для нее сделала.
Оставалось выяснить, заслуживает ли граф того, чтобы Охинуа тратила на него силы. И старая негритянка только что получила ответ на свой вопрос. В нем есть душа, и сознает он или нет, но уже помогает своей молодой жене исцелить сердечные раны.
Верховая езда и бодрящий воздух освежили Миллисент и прибавили сил. Она выглядела отдохнувшей. Даже жалобы, которые посыпались на нее, не смогли испортить ей настроения.
– На этот хлеб даже навозная муха побрезговала бы сесть. А суп? Должно быть, над котлом, в котором его варили, задрала ногу шаловливая дворняга. Вы вместе со своими проклятыми поварами пытаетесь меня отравить?
– У вас слишком богатое воображение, милорд, раз оно рождает подобные образы. Я не виню вас зато, что вы не хотите есть суп. Должно быть, вам просто наскучило однообразие. Почему бы вам не есть то, что едим мы?
Миллисент убрала поднос с нетронутыми блюдами. Лорд Эйтон не нашелся что сказать. Когда Миллисент склонилась над ним, чтобы забрать поднос, он успел вдохнуть запах ее волос и был ошеломлен. Солнце коснулось ее щек своими лучами, и Лайон невольно залюбовался нежной кожей своей жены. Пока Миллисент относила поднос в другой конец комнаты, Лайон успел взять себя в руки.
– Что бы вы ни принесли, я не собираюсь это есть, – сердито рявкнул он.
– Полностью согласна.
– Разрази меня гром, что я слышу! Кажется, такого еще не было.
Но все это было лишь разминкой. Лайон берег силы для встречи с Миллисент. Зная, что жена обычно появляется в комнате около десяти часов, лорд Эйтон готовился сорвать на ней свое дурное настроение. Забота по хозяйству и неотложные дела в поместье отнимали у Миллисент много сил.
Вынужденная вставать ни свет ни заря после бессонной ночи, она представляла легкую добычу.
Когда служанки убрали со стола, Лайон задумался о Миллисент. Споры и ругань с женой были, пожалуй, единственными мгновениями в его размеренных серых буднях, когда он чувствовал себя по-настоящему живым.
Миллисент никогда не выполняла его просьб. Более того, она даже не желала его слушать. Чего стоила, например, ее выходка с книгами. Лайон сказал ей, что ему не по душе ее выбор, но она, несмотря на все возражения, принялась читать вслух, а когда он запротестовал, стала декламировать еще громче. Потом она заявила, что ему необходимо хоть иногда покидать комнату. Конечно, Эйтон категорически отказался, заявив, что не намерен выставлять напоказ свою немощь.
Миллисент даже уговорила слуг отнести кресло графа в гостиную. Лорд Эйтон наделал немало шума и постарался оставить после себя максимум разрушений, так что меньше чем через полчаса она приказала отнести его обратно. В этой битве победа осталась за ним. Теперь Лайон ждал от жены ответного удара. И, разумеется, бдительность была превыше всего.
Но вот часы уже давно пробили десять, а леди Эйтон и не думала заходить к нему. Лайон почувствовал раздражение. Прошло полчаса, но Миллисент так и не появилась. Граф понял, что готов выплеснуть свой гнев на первого, кто подвернется ему под руку. Молоденькая служанка, вошедшая в комнату, чтобы подбросить дров в огонь, через минуту вылетела оттуда вся в слезах, хотя лорд Эйтон не особенно ее и оскорблял. Джону и Уиллу пришлось идти на цыпочках, собирая одежду графа, но и тут не обошлось без неприятностей: Эйтон опрокинул поднос и запустил в них увесистым томом «Шотландца».
– Принести вашей светлости что-нибудь из оружия? – спросил камердинер.
– Принеси мои дуэльные пистолеты. Я хочу попрактиковаться в стрельбе, а эти два болвана послужат мне мишенью.
– Прошу прощения, милорд, но не проще ли спросить, где она?
Лайон презрительно посмотрел на камердинера, словно перед ним был слабоумный идиот.
– Как вам будет угодно, сэр, – невозмутимо продолжил Гиббз в ответ на молчание Лайона. – Если вы настаиваете, я скажу вам, что леди Эйтон отправилась в Небуорт навестить преподобного Тримбла и его супругу. Мистер Тримбл – глава местной церкви. Они очень дружны с вашей женой. Графиня две недели откладывала визит, потому что забота о вас не позволяла ей отлучиться из дома. Но сегодня выдался теплый и солнечный день, и она решила прокатиться верхом.
Лайон посмотрел в окно. День был действительно хорош, и неудивительно, что Миллисент надоело сидеть взаперти день и ночь.
– Когда она вернется, я передам ее светлости, что вы тосковали по ней, – с невинным видом добавил Гиббз.
Лайон посмотрел на него испепеляющим взглядом.
– Только попробуй. Я зажарю тебя живьем, а твою голову на блюде принесут мне на обед.
– Для этого вам необходимо встать на ноги, милорд.
– Мне нужно было дать вздернуть тебя тем пьяницам из пивной в тупике Сент-Джеймс в Эдинбурге, где мы с тобой ели устриц, Гиббз.
– Да, милорд, но вряд ли теперь это поможет вам заполучить мою голову на блюде.
– Мне достаточно заверить жену, что, если она насадит твою уродливую башку на кол и подвесит над моим очагом, у меня пробудится зверский аппетит. – Лорд Эйтон хитро усмехнулся. – Передай ей, и я уверен, что она сделает все необходимые приготовления.
Несмотря на несчастный случай с экипажем, жена пастора, к восторгу Миллисент, по-прежнему выглядела жизнерадостной и оживленной. Дамы устроились в маленькой уютной гостиной и пили чай в ожидании мистера Тримбла. Преподобный должен был вот-вот вернуться домой.
– У нас в Небуорт-Виллидже все по-прежнему, миледи, – рассказывала пасторша. – Муж поехал в деревню, он хочет поговорить с каменщиками, которые строят новый дом. Хочет нанять рабочих, чтобы они починили трубы на нашей церкви. Две трубы треснули, и от них нет никакого толку. Но я так рада, что вы смогли выбраться к нам сегодня, дорогая. Несмотря на мое больное колено, мы с мужем собирались заехать к вам в Мелбери-Холл в начале недели. Но поговорив с миссис Пейдж в прошлое воскресенье, решили, что вам сейчас не до нас. Мэри сказала, что вас очень беспокоит здоровье лорда Эйтона. Его светлости стало лучше?
– Ему и в самом деле лучше. Спасибо. – Миллисент сказала чистую правду. В последние дни болезнь Лайона отступила.
– Ох, дорогая, как я вам сочувствую. Вы приняли очень трудное решение! Вот уж не позавидуешь. – Миссис Тримбл взяла Миллисент за руку в знак доверия. – Господь благословит вас за доброту. Ухаживать за таким тяжелым больным – настоящее испытание. У графа парализованы обе ноги и рука? – Миллисент кивнула. – И он в тяжелой меланхолии?
Миллисент покачала головой. Проведя две недели в обществе графа, она была уверена, что к теперешнему состоянию Лайона слово «меланхолия» никак не подходит.
– Каким бы душевным расстройством ни страдал мой муж, я убеждена, что лекарства, которые принимал Лайон, лишь усиливали болезнь.
– Вы отказались от них и стали лечить по-другому?
– Да, и мне кажется, что сейчас граф гораздо больше похож на себя, чем прежде.
– Вы выглядите усталой, моя милая. У вас прибавилось столько забот. Как вам удается справляться?
– О, это совсем не трудно, – честно ответила Миллисент. – Поначалу всем нам пришлось приспосабливаться к переменам. Нас ведь теперь стало больше. Но самая главная наша проблема – теснота. Нам так не хватает места.
Миссис Тримбл подлила Миллисент чаю.
– Я очень расстроилась, когда узнала, что вам пришлось избавиться от управляющего.
– К сожалению, это было неизбежно. Мы с мистером Дрейпером не нашли общего языка с самого начала, а дальше дела шли все хуже и хуже с каждым днем.
– Но ведь найти замену весьма трудно.
Миллисент кивнула, отпила глоток чаю и поставила чашку на стол.
– Да. Трое желающих получить место управляющего уже обращались ко мне. Я с ними побеседовала, но ни один из них не показался мне подходящим для работы в Мелбери-Холле.
– А ведь весна уже не за горами, – сокрушалась пасторша. – И все заботы по управлению имением ложатся на ваши плечи.
– Да, дел, конечно, хватает.
– А вы еще собирались отремонтировать домики для рабочих и построить новые. Как же вы со всем справляетесь, моя дорогая?
– Ну, пока, слава Богу, держимся. Надеюсь, что и дальше справимся, – улыбнулась Миллисент. – Камердинер лорда Эйтона, шотландец, долгие годы преданно служит его светлости. Он очень достойный человек, умный и к тому же мастер на все руки. Несколько недель назад он взял на себя обязанности управляющего. Я надеюсь, что он согласится и в дальнейшем заниматься этой работой. Но мне придется еще долго уламывать лорда Эйтона.
Миллисент подумала о том, что один только этот вопрос обойдется в полдюжины расколотых блюд.
– Судя по вашим рассказам, дела обстоят не так уж плохо. В деревне ходят совсем другие слухи. Я так счастлива за вас. Надеюсь, что мы скоро познакомимся и с его светлостью.
– Может быть, мне удастся уговорить его съездить со мной в деревню.
Миллисент взглянула на изящные часы над камином. Время близилось к полудню, и она начала волноваться. Хорошо бы Лайон съел хоть что-нибудь на завтрак. Интересно, как он воспринял ее отсутствие? А вдруг он так и не позавтракал? Тогда ей просто необходимо ехать домой, чтобы уговорить его поесть. А если не удастся уговорить, то придется пригрозить.
– Не понимаю, что могло так задержать преподобного Тримбла?
Заметив беспокойный взгляд своей гостьи, жена пастора с трудом поднялась на ноги, прихрамывая, подошла к окну и стала смотреть на дорогу, ведущую к деревне.
– Вы не сочтете меня невежливой, если я не буду засиживаться? – спросила Миллисент. – Знаю, звучит глупо, но я очень беспокоюсь о муже. Я раньше не оставляла его одного надолго, а он все еще довольно слаб.
– Я вас прекрасно понимаю, дорогая, – ответила миссис Тримбл, улыбаясь молодой женщине. – Жаль, что вы так и не увиделись с преподобным. Должно быть, его увлекла беседа с каменщиками.
Миллисент встала.
– Да наверное. Я собиралась попросить пастора помочь мне нанять каменщика для строительных работ в Мелбери-Холле. Помимо постройки новых домиков для рабочих я хотела соорудить каменную стену, чтобы защитить Гроув. Каждую весну во время половодья река заливает поселок. Ох, нам еще так много предстоит сделать.
– Ну конечно, дорогая, пастор с удовольствием вам поможет. Он как-нибудь на неделе заедет в Мелбери-Холл и тогда познакомится с его светлостью.
– Было бы замечательно, – сказала Миллисент.
Она уже мысленно прикидывала, чем подкупить Лайона, чтобы заставить его провести несколько минут в обществе преподобного Тримбла.
Дверь в спальню графа была открыта, и Охинуа незаметно заглянула в комнату.
Лайон сидел в кресле у окна, и негритянка удивилась, заметив у него на коленях газету. Граф читал и посматривал в окно. Улица интересовала его ничуть не меньше, чем газетные новости.
– Почему бы вам не войти? – обратился он к Охинуа, не глядя на нее.
Африканка не хотела отвечать. Она уже было собралась спуститься в холл, но все же переступила порог комнаты. Она отлично помнила, как выглядела спальня графа, когда она увидела ее впервые. Теперь комнату просто нельзя было узнать. Со стола исчезли пузырьки с лекарствами, пропал запах болезни и мрачная атмосфера безнадежности. Охинуа осмотрелась вокруг и перевела взгляд на мужчину в кресле, словно перед ней был еще один предмет мебели.
– Почему вы бродите по коридорам бесшумно, будто призрак? Вы же можете ходить, можете разговаривать. Так почему бы вам не пошуметь? – Вопросы графа прозвучали неожиданно. Он посмотрел на Охинуа.
– От вас одного столько шума, что хватит на двоих. Что ж, раз уж мы начали задавать вопросы… – Африканка показала на раскрытую газету на коленях Лайона. – Почему вы скрываете это от нее? Похоже, у вас неплохо получается развлекаться самому.
– Может, мне доставляет удовольствие ее общество.
– А может, вам просто нужно кого-то мучить?
– Я не прошу, чтобы она приходила. Моя жена заключила соглашение по собственной воле. И никто ни к чему ее не принуждает, она действует так, как считает нужным.
– Но вы не признаетесь, что вам гораздо лучше. Вы могли хотя бы сказать жене, что ей незачем трястись над вами каждую минуту.
– Не слишком ли вы заботитесь о ней? – поинтересовался Эйтон, недоверчиво глядя на старую негритянку.
– А вы вообще не заботитесь. – Охинуа выдержала взгляд графа, повернулась и направилась к двери.
– Заходите еще. Мне понравилось беседовать с вами. Охинуа пошла к себе в комнату и начала задумчиво рассматривать травы и бутылочки с эликсирами.
Однажды чернокожая знахарка уже помогла графу и его жене. В тот раз она сделала это, потому что устала слушать, как они день и ночь кричат друг на друга и крушат все вокруг. Охинуа решила тогда, что вмешивается не только ради хозяев, но и ради себя.
Честно говоря, до сегодняшнего дня она не была уверена, что стоит тратить силы на вываривание трав и выжимание масел, чтобы изготовить целебный бальзам, который мог послужить сразу нескольким целям. Размышляя о графе, Охинуа напомнила себе, что она прежде всего целительница. Кроме того, она искала способ отблагодарить Миллисент за все, что та для нее сделала.
Оставалось выяснить, заслуживает ли граф того, чтобы Охинуа тратила на него силы. И старая негритянка только что получила ответ на свой вопрос. В нем есть душа, и сознает он или нет, но уже помогает своей молодой жене исцелить сердечные раны.
Верховая езда и бодрящий воздух освежили Миллисент и прибавили сил. Она выглядела отдохнувшей. Даже жалобы, которые посыпались на нее, не смогли испортить ей настроения.
– На этот хлеб даже навозная муха побрезговала бы сесть. А суп? Должно быть, над котлом, в котором его варили, задрала ногу шаловливая дворняга. Вы вместе со своими проклятыми поварами пытаетесь меня отравить?
– У вас слишком богатое воображение, милорд, раз оно рождает подобные образы. Я не виню вас зато, что вы не хотите есть суп. Должно быть, вам просто наскучило однообразие. Почему бы вам не есть то, что едим мы?
Миллисент убрала поднос с нетронутыми блюдами. Лорд Эйтон не нашелся что сказать. Когда Миллисент склонилась над ним, чтобы забрать поднос, он успел вдохнуть запах ее волос и был ошеломлен. Солнце коснулось ее щек своими лучами, и Лайон невольно залюбовался нежной кожей своей жены. Пока Миллисент относила поднос в другой конец комнаты, Лайон успел взять себя в руки.
– Что бы вы ни принесли, я не собираюсь это есть, – сердито рявкнул он.
– Полностью согласна.
– Разрази меня гром, что я слышу! Кажется, такого еще не было.