Этимменя не остановить!
Вот вам и еще один вывод, до которого мог додуматься даже такой дебильный писака. Откровенно говоря, я начал беспокоиться за Эммелин. Пожалуй, угроза-то над ней нависла серьезная.
– Как вы получали записки? По почте или…
Коротко кивнув, Эммелин выудила из сумочки кучу смятых конвертов и торжествующе швырнула на стол.
– По почте! На всех до единого штамп почтового отделения Пиджин-Форка! – И смачно чавкнула жвачкой. Мол, точка, и все туг.
Та-ак… Судя по ликующему блеску глаз неугомонной Эммелин, она решила, что в деле Терли сделан громадный прорыв. Я бы так не сказал. Ясно, что автор записок живет в Пиджин-Форке. Невелико открытие. Иначе и быть не могло. Как бы этот самый автор, не будучи местным жителем, узнал про письма редактору? Популярность «Пиджин-Форк газетт» не выходит за пределы самого Пиджин-Форка.
Тем не менее я тоже глубокомысленно кивнул и сделал вид, будто новость произвела на меня сильнейшее впечатление.
К несчастью, если что на меня и произвело впечатление, так отнюдь не детективные успехи Эммелин, а плачевное состояние самих записок и конвертов.
– Вы еще кому-нибудь показывали письма с угрозами?
Эммелин энергично закивала.
– А как же. Во-первых, конечно, шерифу. Да я вам уже говорила. Он выставил меня за дверь. Детская шалость, мол! – Эммелин возмущенно фыркнула. Чавкнула. Пригладила волосы. – А уж после этого я всем показывала – и своим подружкам из «Союза женщин Пиджин-Форка», и приятельницам в библиотеке, и еще в магазине всем знакомым, и…
– Все, все, достаточно!
Чего уж там. Картина и так ясна. Проще отыскать тех, кто еще не оставил отпечатков пальцев на этих листах бумаги.
Эммелин, должно быть, уловила неодобрение в моем тоне.
– Я же хотела, чтобы все в городе знали об угрозах этого маньяка! – обиженно надула она кроваво-красные губы. – И о том, что полиция наша никуда не годится. Форменное безобразие! Убийца – и смеет угрожать мне!
Я как-то не уловил ход мыслей Эммелин. Сами посудите – логика-то умопомрачительная. Эммелин возмущал тот дикий факт, что убийца не ограничился… убийством! Мало ему было погубить невинных тварей – он пошел гораздо дальше.
Вплоть до угроз в адрес Эммелин Джонстон. Какая беспрецедентная наглость!
Я протянул ей записки вместе с конвертами.
– Прошу вас, миссис Джонстон, если получите еще что-нибудь в этом роде, сразу же позвоните мне. Договорились? Оставьте письмо в почтовом ящике – и звоните.
Эммелин задумчиво причмокнула.
– А ведь шериф Минрат мне то же самое говорил. Только я решила, что он дурака валяет. Он же не сказал, что это важно, – оскорбилась она.
– Ну так я вам говорю, что это важно. Мне бы очень хотелось взглянуть на следующее письмо. Идет? Только не прикасайтесь к конверту.
– О нет! Этого я обещать не могу! – Для вящей убедительности Эммелин мотнула головой, но ни один волосок даже не шелохнулся. Сколько ж она на свою прическу лака ухлопала? Недаром ее французский жгут напомнил мне кукол из папье-маше. – Уж простите, мистер Блевинс, никак не могу. У меня ящик без крышки – страшное дело! Оставлю в нем почту – а вдруг дождь пойдет? – Она все трясла головой, словно китайский болванчик. – Нет-нет, не могу, мистер Блевинс…
У меня лопнуло терпение.
– А если бы я попросил вас положить конверт в полиэтиленовый пакет? Это не слишком сложно?
Эммелин отпрянула на спинку кресла и уставилась на меня, как на беглого пациента психлечебницы.
– То есть?.. В обычный пакет?.. Как те, в которых продукты хранят, что ли?
Я кивнул.
Эммелин задумалась. Глаза за стеклами в громадной оправе сошлись чуть ли не к переносице.
– А-а! – вдруг встрепенулась она. (Дошло наконец, слава тебе господи!) – Вам нужны отпечатки пальцев! Ой… – Она пригорюнилась, опустив взгляд на кучу скомканных бумажек в руке. Ну, ясно. Только теперь сообразила, какого дурака сваляла с этими письмами.
Я очень старался, но, кажется, улыбка все равно вышла фальшивой.
– Не переживайте, миссис Джонстон. Сделанного не поправишь. К тому же у нас ведь нет уверенности, что автор записок и убийца – одно и то же лицо.
А про себя добавил, что автором запросто может оказаться какой-нибудь сосед, которому осточертели ее кошки.
Эммелин так искренне расстроилась из-за потери ценных улик, что я просто хотел ее утешить. Однако просчитался. Мое замечание оскорбило ее до глубины души.
– Вот еще! Разумеется, это один и тот же человек! – вскипела она, снова принимаясь за свою жвачку. – Убийца! А кто еще, по-вашему, стал бы мне угрожать?!
Дурацкий вопрос. Да половина Пиджин-Форка.Слава богу, я вовремя прикусил язык.
– Чем вы, спрашивается, лучше шерифа Минрата! – кипятилась Эммелин. – Тот даже имел наглость заявить, будто я сама все это написала, чтобы привлечь к себе внимание! Так вот что, мистер Блевинс, я и шерифу сказала, и вам скажу…
Интересная мысль. Как же мне самому в голову не пришло? Ради благого дела Эммелин могла и не на такое пойти. Нужно будет это обмозговать.
Но в тот момент первейшей задачей было как-то унять Эммелин. Что-то уж больно она разошлась. Мусолила волосы, причмокивала жвачкой, остервенело запихивала листки в сумку – и все это одновременно.
– Вы меня неправильно поняли, миссис Джонстон, – миролюбиво произнес я. – Нет ни малейших сомнений, что вам угрожает настоящий психопат. Боюсь, над вами нависла страшная опасность.
Уф! Кажется, маневр удался. Эммелин постепенно успокоилась, еще разок чавкнула жвачкой и снисходительно буркнула:
– Ну то-то же.
– И самое главное… – быстро добавил я, чтобы закрепить успех, – я приложу все силы и постараюсь найти…
– Постарается он! – оборвала меня Эммелин. – Очень мне нужно ваше старание. Мне нужно, чтобы вы нашли этого негодяя – понятно? – Она как ткнула пальцем в начале этой тирады, так и держала его нацеленным прямо мне в лицо. В первом классе у меня хромало чтение и учительница, помнится, делала точно так же.
Сейчас я просто кивнул. А вот в первомклассе не удержался. Цапнул за палец, торчавший у меня перед носом. Не до крови, нет! Так, слегка. Поддался непреодолимому побуждению. Причем ни нагоняй директора школы, ни отцовская взбучка не заставили меня раскаяться. Глядя на палец Эммелин, я отчетливо вспомнил, наскольконепреодолимым был тот импульс.
Я на миг прикрыл глаза, понадеявшись, что она не заметит или подумает, будто я всего лишь моргнул.
– Что-то в глаз попало? – подозрительно прищурилась Эммелин. Но палец все-таки убрала.
– Да-да, соринка, наверное, – соврал я. Эммелин уже была на ногах и явно готовилась навострить лыжи.
– Я, пожалуй, пойду! – возвестила она, сдергивая с носа очки. – А вы уж не забудьте держать меня в курсе дела. – И загрохотала вниз по лестнице.
Не успело растаять эхо, как его сменил телефонный звонок. Голос в трубке я узнал мгновенно. Он удивительно напоминал поскуливание брошенного щенка – неуверенное, опасливое, тоскливое.
– Мистер Блевинс? – Кажется, Юнис Креббс шептала в трубку, ежесекундно оглядываясь через плечо. – Послушайте, мистер Блевинс… боюсь, у вас сложилось неверное впечатление…
– О чем? – решил уточнить я.
Вздумай она убеждать меня, что Джо Эдди на самом деле душа-парень, ей бы туго пришлось. Особенно после сегодняшней информации Мельбы.
– О… бабуле, – выдохнула Юнис. – Джо Эдди… он так говорил… будто бы у бабули было не все в порядке…
– Не все в порядке? – тупо переспросил я.
– Ну… не все в порядке с головой, – после короткой паузы прошелестело в трубке.
Во-от оно что. Мне не хватило смелости отрицать очевидное. После бесед с Корделией, Джо Эдди и дедулей я и впрямь сделал вывод, что голова у бабули была слабым местом.
– Мне… мне бы не хотелось, мистер Блевинс… – пугливой скороговоркой зашептала Юнис, – чтобы вы об этом кому-нибудь рассказывали. Это… это неправда… и вообще… стыдно… Бабуля такая была гордая… она бы не позволила, чтобы о ней распускали всякие слухи… – В шепоте Юнис слышались слезы.
Мне и самому было жаль бедняжку до слез. Жизнь у нее и так не сахар, а она тревожится о репутации бабушки больше, чем о своей собственной.
– Обещаю, что никому не скажу ни слова.
– Правда, мистер Блевинс?! Обещаете, что… – всхлипнула она, но тут в трубке послышался какой-то глухой звук. Словно хлопнула дверь. – Ой, мне нужно идти!
– Юнис…
Но успокоить ее я не успел. В трубке раздался отбой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вот вам и еще один вывод, до которого мог додуматься даже такой дебильный писака. Откровенно говоря, я начал беспокоиться за Эммелин. Пожалуй, угроза-то над ней нависла серьезная.
– Как вы получали записки? По почте или…
Коротко кивнув, Эммелин выудила из сумочки кучу смятых конвертов и торжествующе швырнула на стол.
– По почте! На всех до единого штамп почтового отделения Пиджин-Форка! – И смачно чавкнула жвачкой. Мол, точка, и все туг.
Та-ак… Судя по ликующему блеску глаз неугомонной Эммелин, она решила, что в деле Терли сделан громадный прорыв. Я бы так не сказал. Ясно, что автор записок живет в Пиджин-Форке. Невелико открытие. Иначе и быть не могло. Как бы этот самый автор, не будучи местным жителем, узнал про письма редактору? Популярность «Пиджин-Форк газетт» не выходит за пределы самого Пиджин-Форка.
Тем не менее я тоже глубокомысленно кивнул и сделал вид, будто новость произвела на меня сильнейшее впечатление.
К несчастью, если что на меня и произвело впечатление, так отнюдь не детективные успехи Эммелин, а плачевное состояние самих записок и конвертов.
– Вы еще кому-нибудь показывали письма с угрозами?
Эммелин энергично закивала.
– А как же. Во-первых, конечно, шерифу. Да я вам уже говорила. Он выставил меня за дверь. Детская шалость, мол! – Эммелин возмущенно фыркнула. Чавкнула. Пригладила волосы. – А уж после этого я всем показывала – и своим подружкам из «Союза женщин Пиджин-Форка», и приятельницам в библиотеке, и еще в магазине всем знакомым, и…
– Все, все, достаточно!
Чего уж там. Картина и так ясна. Проще отыскать тех, кто еще не оставил отпечатков пальцев на этих листах бумаги.
Эммелин, должно быть, уловила неодобрение в моем тоне.
– Я же хотела, чтобы все в городе знали об угрозах этого маньяка! – обиженно надула она кроваво-красные губы. – И о том, что полиция наша никуда не годится. Форменное безобразие! Убийца – и смеет угрожать мне!
Я как-то не уловил ход мыслей Эммелин. Сами посудите – логика-то умопомрачительная. Эммелин возмущал тот дикий факт, что убийца не ограничился… убийством! Мало ему было погубить невинных тварей – он пошел гораздо дальше.
Вплоть до угроз в адрес Эммелин Джонстон. Какая беспрецедентная наглость!
Я протянул ей записки вместе с конвертами.
– Прошу вас, миссис Джонстон, если получите еще что-нибудь в этом роде, сразу же позвоните мне. Договорились? Оставьте письмо в почтовом ящике – и звоните.
Эммелин задумчиво причмокнула.
– А ведь шериф Минрат мне то же самое говорил. Только я решила, что он дурака валяет. Он же не сказал, что это важно, – оскорбилась она.
– Ну так я вам говорю, что это важно. Мне бы очень хотелось взглянуть на следующее письмо. Идет? Только не прикасайтесь к конверту.
– О нет! Этого я обещать не могу! – Для вящей убедительности Эммелин мотнула головой, но ни один волосок даже не шелохнулся. Сколько ж она на свою прическу лака ухлопала? Недаром ее французский жгут напомнил мне кукол из папье-маше. – Уж простите, мистер Блевинс, никак не могу. У меня ящик без крышки – страшное дело! Оставлю в нем почту – а вдруг дождь пойдет? – Она все трясла головой, словно китайский болванчик. – Нет-нет, не могу, мистер Блевинс…
У меня лопнуло терпение.
– А если бы я попросил вас положить конверт в полиэтиленовый пакет? Это не слишком сложно?
Эммелин отпрянула на спинку кресла и уставилась на меня, как на беглого пациента психлечебницы.
– То есть?.. В обычный пакет?.. Как те, в которых продукты хранят, что ли?
Я кивнул.
Эммелин задумалась. Глаза за стеклами в громадной оправе сошлись чуть ли не к переносице.
– А-а! – вдруг встрепенулась она. (Дошло наконец, слава тебе господи!) – Вам нужны отпечатки пальцев! Ой… – Она пригорюнилась, опустив взгляд на кучу скомканных бумажек в руке. Ну, ясно. Только теперь сообразила, какого дурака сваляла с этими письмами.
Я очень старался, но, кажется, улыбка все равно вышла фальшивой.
– Не переживайте, миссис Джонстон. Сделанного не поправишь. К тому же у нас ведь нет уверенности, что автор записок и убийца – одно и то же лицо.
А про себя добавил, что автором запросто может оказаться какой-нибудь сосед, которому осточертели ее кошки.
Эммелин так искренне расстроилась из-за потери ценных улик, что я просто хотел ее утешить. Однако просчитался. Мое замечание оскорбило ее до глубины души.
– Вот еще! Разумеется, это один и тот же человек! – вскипела она, снова принимаясь за свою жвачку. – Убийца! А кто еще, по-вашему, стал бы мне угрожать?!
Дурацкий вопрос. Да половина Пиджин-Форка.Слава богу, я вовремя прикусил язык.
– Чем вы, спрашивается, лучше шерифа Минрата! – кипятилась Эммелин. – Тот даже имел наглость заявить, будто я сама все это написала, чтобы привлечь к себе внимание! Так вот что, мистер Блевинс, я и шерифу сказала, и вам скажу…
Интересная мысль. Как же мне самому в голову не пришло? Ради благого дела Эммелин могла и не на такое пойти. Нужно будет это обмозговать.
Но в тот момент первейшей задачей было как-то унять Эммелин. Что-то уж больно она разошлась. Мусолила волосы, причмокивала жвачкой, остервенело запихивала листки в сумку – и все это одновременно.
– Вы меня неправильно поняли, миссис Джонстон, – миролюбиво произнес я. – Нет ни малейших сомнений, что вам угрожает настоящий психопат. Боюсь, над вами нависла страшная опасность.
Уф! Кажется, маневр удался. Эммелин постепенно успокоилась, еще разок чавкнула жвачкой и снисходительно буркнула:
– Ну то-то же.
– И самое главное… – быстро добавил я, чтобы закрепить успех, – я приложу все силы и постараюсь найти…
– Постарается он! – оборвала меня Эммелин. – Очень мне нужно ваше старание. Мне нужно, чтобы вы нашли этого негодяя – понятно? – Она как ткнула пальцем в начале этой тирады, так и держала его нацеленным прямо мне в лицо. В первом классе у меня хромало чтение и учительница, помнится, делала точно так же.
Сейчас я просто кивнул. А вот в первомклассе не удержался. Цапнул за палец, торчавший у меня перед носом. Не до крови, нет! Так, слегка. Поддался непреодолимому побуждению. Причем ни нагоняй директора школы, ни отцовская взбучка не заставили меня раскаяться. Глядя на палец Эммелин, я отчетливо вспомнил, наскольконепреодолимым был тот импульс.
Я на миг прикрыл глаза, понадеявшись, что она не заметит или подумает, будто я всего лишь моргнул.
– Что-то в глаз попало? – подозрительно прищурилась Эммелин. Но палец все-таки убрала.
– Да-да, соринка, наверное, – соврал я. Эммелин уже была на ногах и явно готовилась навострить лыжи.
– Я, пожалуй, пойду! – возвестила она, сдергивая с носа очки. – А вы уж не забудьте держать меня в курсе дела. – И загрохотала вниз по лестнице.
Не успело растаять эхо, как его сменил телефонный звонок. Голос в трубке я узнал мгновенно. Он удивительно напоминал поскуливание брошенного щенка – неуверенное, опасливое, тоскливое.
– Мистер Блевинс? – Кажется, Юнис Креббс шептала в трубку, ежесекундно оглядываясь через плечо. – Послушайте, мистер Блевинс… боюсь, у вас сложилось неверное впечатление…
– О чем? – решил уточнить я.
Вздумай она убеждать меня, что Джо Эдди на самом деле душа-парень, ей бы туго пришлось. Особенно после сегодняшней информации Мельбы.
– О… бабуле, – выдохнула Юнис. – Джо Эдди… он так говорил… будто бы у бабули было не все в порядке…
– Не все в порядке? – тупо переспросил я.
– Ну… не все в порядке с головой, – после короткой паузы прошелестело в трубке.
Во-от оно что. Мне не хватило смелости отрицать очевидное. После бесед с Корделией, Джо Эдди и дедулей я и впрямь сделал вывод, что голова у бабули была слабым местом.
– Мне… мне бы не хотелось, мистер Блевинс… – пугливой скороговоркой зашептала Юнис, – чтобы вы об этом кому-нибудь рассказывали. Это… это неправда… и вообще… стыдно… Бабуля такая была гордая… она бы не позволила, чтобы о ней распускали всякие слухи… – В шепоте Юнис слышались слезы.
Мне и самому было жаль бедняжку до слез. Жизнь у нее и так не сахар, а она тревожится о репутации бабушки больше, чем о своей собственной.
– Обещаю, что никому не скажу ни слова.
– Правда, мистер Блевинс?! Обещаете, что… – всхлипнула она, но тут в трубке послышался какой-то глухой звук. Словно хлопнула дверь. – Ой, мне нужно идти!
– Юнис…
Но успокоить ее я не успел. В трубке раздался отбой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вместо того чтобы звонить шерифу, я решил прошвырнуться к нему в офис. Сделать, как говорится, хорошую мину при плохой игре. Случайно, мол, проходил мимо, вот и заглянул поболтать со старым приятелем… Правда, приятелями нас с Верджилом назвать трудно хотя бы по той причине, что Верджил был школьным другом моего отца. Но на этот факт я стараюсь не слишком напирать.
Поначалу-то Верджил даже сторонился меня. Демонстративно. Особенно во время нашего недолгого сотрудничества при расследовании ограбления скобяной лавки. Расшифровать мысли шерифа было проще простого – у него все на физиономии написано. «Понаехали тут всякие молокососы из Луисвиля, учить меня вздумали!»
Оно, в общем-то, и понятно. Кому понравится, когда чужак вламывается на твою территорию?!
Поэтому я решил изобразить праздное любопытство. Отсюда и мысль о прогулке в полицейский участок. Звонить туда не имело смысла. Видите ли, в наших краях отношение к телефону весьма специфическое. Здешний народ уверен, что человек хватается за трубку только в самом крайнем случае, когда уже совсем припекло.
А вдруг и Верджил придет к такому же выводу? Переживать начнет – не пытаюсь ли я его работу за него делать. Или еще чего похуже… не мечу ли в его кресло.
Ха-ха-ха. Было бы еще смешнее, если б не было так грустно. Ну разумеется! Сплю и вижу себя в кресле шерифа Пиджин-Форка! Всю жизнь мечтал развлекаться по выходным в обществе городских дебоширов и пьяниц, силясь удержать всяких там придурков в рамках, чтобы они не передушили друг друга… да и меня заодно. Нет уж, увольте. Верджилу и карты в руки.
До полицейского участка я доплелся за десять минут. Мог бы и быстрее, но, сами понимаете – в серьезных делах не спешат.
Денек стоял замечательный. Такими прозрачными погожими днями Пиджин-Форк по праву гордится. Я шел не торопясь, перекинув через плечо пиджак, вдыхал чистый прогретый воздух и любовался по-осеннему пестрыми деревьями. И радовался, что вернулся в родной город.
Пиджин-Форк моего детства не слишком отличался от нынешнего. Нет, теперь,разумеется, здесь понастроили магазинов, да и цена за парковку подскочила с пяти центов до десяти, но центр городка остался почти таким же, каким я его запомнил. Все те же громадные клены и деревянные скамейки в парке, те же старомодные парковочные автоматы по обе стороны Главной улицы. И здание суда выглядит в точности как прежде – конус из красного кирпича, увенчанный башней с часами. Сколько себя помню, эти часы показывают одно и то же время. В Пиджин-Форке оно остановилось на половине пятого.
К зданию суда, как и прежде, одним боком прилеплен федеральный банк округа Крейтон, где высокие узкие окна вечно зашторены от солнца. Рядом с банком высится бюро ритуальных услуг – самое величественное сооружение во всем городе и одно из тех немногих, которые могут похвастаться электрической вывеской. Полагаю, из данного обстоятельства следовало бы извлечь урок, но вот какой?.. Даже думать об этом не хочу.
Городской суд, банк и… так далее – все это находится на противоположной стороне улицы, если идти от аптеки Элмо и моей конторы. Я же, разумеется, шел по нашей стороне. Мимо галантереи, мимо лавочки Зика Арнделла с пышным названием «Салон новой и подержанной мебели», мимо ресторана Ласситера и, наконец, мимо парикмахерской Пола Мейтни на углу квартала. Вход в парикмахерскую по-прежнему обозначен гигантской деревянной расческой. Создается впечатление, что Пол занимается своей расческой больше, чем клиентами. Целыми днями он только и делает, что надраивает этот древний символ ремесла цирюльников. И сегодняшний день не был исключением. Не выпуская щетки, свободной рукой Пол махнул мне в знак приветствия. Я тоже помахал ему и двинулся дальше.
Когда я вернулся в Пиджин-Форк, мне пришлось привыкать к этому обычаю заново. В Луисвиле я напрочь забыл о провинциальной моде махать друг другу. В наших краях народ не снимает шляпу. Он машет руками.
Должно быть, этот обычай уходит корнями в прошлое – не слишком, кстати сказать, далекое прошлое, – когда здесь практически никто не жил. В те времена, говорят, можно было неделями бродить по окрестностям и не встретить ни единого человека. Представляете? Вокруг одни лишь коровы и свиньи. Коровы и свиньи! Так что, натолкнувшись наконец на такого же бедолагу, местный житель, естественно, начинал размахивать руками. Еще бы! Замашешь тут, от счастья-то при встрече с себе подобным!
На пути к шерифу я получил еще четыре приветственных взмаха и пару не менее дружеских кивков. По большей части от людей хорошо мне знакомых – Зика Арнделла, братьев Ласситер и Лероя Патнема, владельца галантерейного магазинчика. Но кое-кого из прохожих, держу пари, я видел в городе впервые.
Точно не скажу почему, но на сердце как-то теплеет, когда тебя приветствуют незнакомые люди. Я и вернулся-то всего четыре месяца назад, а ощущение такое, словно и не уезжал никуда.
Открывая дверь кабинета Верджила, я улыбался. Шериф был на месте. Восседал за своим громадным дубовым столом и сосредоточенно изучал «Курьер джорнэл».
Выписать на дом «Курьер» невозможно, поскольку он издается в Луисвиле. Зато его можно спозаранку купить в ближайшей бакалейной лавке. Так многие и делают. Особенно те, кто не желает отставать от жизни. Видите ли, рассчитывать на «Пиджин – Форк газетт» в смысле мировых новостей – пустой номер. Даже ввяжись страна в глобальный военный конфликт, «Газетт» сообщит вам об этом самое раннее недели через три. Хотя, если подумать, факт-то скорее утешительный. Ну что, в самом деле, людей по пустякам беспокоить?
Верджил поднял голову.
– Хаскелл, – буркнул он и вернулся к своему занятию.
Шериф Пиджин-Форка сосредоточенно вырезал из «Курьер джорнэл» купоны на товары со скидкой. В данный момент – на двухлитровую бутылку «Д-ра Пеппера», чтобы сэкономить двадцать пять центов.
Я кивнул.
– Верджил.
В Пиджин-Форке, чтоб вы знали, произнести при встрече имя человека – все равно что поздороваться с ним. Я пытался проделать то же самое в Луисвиле – ни черта не вышло. Всякий раз тот, к кому я обращался, останавливал на мне выжидающий взгляд: ну, мол, чего тебе?
Опустившись в кресло для посетителей по другую сторону массивного дубового стола, я несколько минут наблюдал, как Верджил проворно орудует ножницами. Голову он поднял не раньше, чем самым аккуратным образом вырезал купон на пакетик овощного супа и еще один – на пачку диетического печенья. Признаться, я следил за ним с теплым чувством, близким к родственному.
Мой отец и Верджил подружились в школе, в выпускном классе. Ну а я знаком с Верджилом в прямом смысле с пеленок. Будь мой отец жив, ему, как и Верджилу, в этом году исполнилось бы пятьдесят восемь. Правда, Верджил всегда выглядел старше и, я бы сказал, солиднее. Он отрастил приличное брюшко и довольно рано начал седеть, так что теперь его шевелюра – вернее, то, что от нее осталось, – местами была словно припорошена снежком, из-под которого, опять же местами, пробивался природный угольно-черный цвет. Судьба, согласитесь, известная любительница пошутить. Классический пример ее чувства юмора я вижу в том, что мой отец, всегда выглядевший моложе своих лет, в сорок девять умер от разрыва сердца. Впрочем, случилось это спустя год после того, как мама умерла от рака… По-моему, отец просто не смог без нее жить.
Добавив очередные купоны к уже вырезанным, – коих набралось, к слову, внушительное количество, – шериф наконец остановил взгляд на мне. Чем бы Верджил Минрат ни занимался, выражение лица у него всегда одинаковое. Такое, будто он только-только вернулся с похорон. Дочерна загорелое лицо изрезано паутиной глубоких морщин, а уголки губ скорбно опущены даже в тех редких случаях, когда Верджил улыбается.
Уверен, та улыбка, что по-прежнему гуляла у меня на губах, выглядела куда естественнее.
– Как поживаете? – спросил я. Верджил, отложив в сторону ножницы, страдальчески растянул губы.
– На зарплату.
Ничего другого я и не ждал. Таков его обычный ответ. Вы не услышите банальных фраз типа «Спасибо, неплохо» и тому подобных глупостей.
Откинувшись на спинку кресла, шериф испустил тяжкий вздох и сообщил:
– В главном супермаркете десяток яиц – всего шестьдесят центов. – Трагические интонации навевали мысль о конце света. – При наличии купона, разумеется.
– Всего шестьдесят?! Кроме шуток? В главном супермаркете, говорите? Не забыть бы.
В главном супермаркете Пиджин-Форка нет ровным счетом ничегошеньки «главного» или «супер». Самый что ни на есть заурядный гастроном с бензоколонкой у входа да парочкой автоматов, плюющихся банками кока-колы. Внутри же вечно полно народу, ни черта не видно, а в нос бьет стойкий запах аммиака. Я лично предпочитаю отовариваться в единственном «не главном» городском гастрономе «Покупки у Хитта».
С полминуты мы с шерифом смотрели друг на друга. Верджил, само собой, печально, а я – задумчиво. Прикидывая, как бы потактичнее подобраться к делу Терли.
– Да, кстати, о супермаркете… – меланхолично протянул Верджил. – Поблизости там живет Делберт Симс. В небольшом таком каменном домишке, сразу за магазином.
– Правда? – пробормотал я.
Верджил далеко не глуп. Это обстоятельство в каком-то смысле действует расхолаживающе. Сами посудите – ну куда, к чертям, я лезу, если уж сам Верджил Минрат не сумел отыскать убийцу бабули Терли?!
– Полагаю, вам уже известно?..
Верджил неопределенно передернул плечами. Во взгляде его сквозила мировая скорбь.
– Правильно полагаешь.
Для храбрости я набрал полные легкие воздуха.
– Не просветите насчет дела Терли?
Морщины на лице Верджила превратились в каньоны. Шериф испустил ещe один тяжкий вздох, выдвинул верхний левый ящик и с чувством шлепнул на стол увесистую картонную папку.
– Тут все… почти все, что мне известно об убийстве. А известно… сразу предупреждаю… не слишком много. – Таким тоном обычно произносят надгробные речи.
Я силился скрыть удивление. Чтобы Верджил вот так, с ходу, взял и вручил мне всю полицейскую информацию по делу Терли?! Хоть бы для виду поартачился немного… Почему-то вспомнилось: «А ларчик просто открывался».
Видимо, я переборщил в своих стараниях скрыть изумление, потому что в следующий момент Верджил с горестным вздохом прошептал:
– Мы в тупике. Может ты до чего додумаешься.
Я раскрыл папку, намереваясь изучить ее от корки до корки, но не тут-то было. Верджил, как выяснилось, кое-что приберег, чтобы мне жизнь совсем уж малиной не казалась. Протянув громадную загорелую ладонь, он выразительно похлопал по первой странице дела и заявил могильным басом:
– Это я не к тому, что нашим парням нужна помощь всяких столичных умников. – И приподнял седую бровь. Уразумел, мол?
Я кивнул.
– У вас классные ребята.
Верджил тоже кивнул и снова откинулся на спинку.
– Точно.
Уладив этот вопрос, он позволил мне наконец приступить к чтению материалов по делу Терли.
Из отчета о результатах вскрытия, приколотого с внутренней стороны обложки, я узнал, что бабуля скончалась от удара тупым предметом. Миссис Терли ударили дважды. Смертельным оказался второй удар. Орудие убийства найдено не было.
Я перелистал страницы.
– А что, вскрытия трупов кота и попугая не производили?
Во взгляде Верджила читался укор.
– Не знаю, как там у вас в Луисвиле, но в Пиджин-Форке мы, как правило, ограничиваемся вскрытием человеческих трупов. – Он пожал плечами. Уму непостижимо, но шерифу этим простым жестом удалось выразить безграничное горе. – Такие уж мы старомодные.
Я улыбнулся.
– Да нет, это я так, на всякий случай. – И углубился было в чтение.
– К тому же мы не смогли бы сделать вскрытие, даже если б и захотели, – добавил Верджил тоскливым тоном человека, навсегда потерявшего большую и светлую любовь. – Джо Эдди в тот же день их похоронил.
Я поднял голову. Вообще-то существует такая штука, как эксгумация. Но вместо того чтобы напомнить об этом Верджилу, я лишь сказал:
– Видно, торопился, да?
Джо Эдди, нужно сказать, как-то не произвел на меня впечатления неутомимого работяги. Верджил опять пожал плечами.
– Как посмотреть. Зависит от того, как долго человек способен вытерпеть в доме дохлых котов и попугаев. – Он одарил меня еще одним из своих скорбных взглядов. – По мне, так и полдня хватит с лихвой.
По мне, так тоже.
– А вы случайно не знаете, чем Джо Эдди на жизнь зарабатывает?
Верджил поскреб лысеющую макушку.
– Толком не скажу… Прибить-починить, что ли… Слышал, он за все берется. Эдакий мастер на все руки. – Шериф нацелился ножницами на «Курьер». – Одно ясно: специалист он, видно, отменный. С финансами у него порядок. Лучше, чем у многих.
Еще бы. На месте какой-нибудь домохозяйки, которой понадобилось что-либо починить и которая вызвала мастера, я бы тоже заплатил вдвое, лишь бы Джо Эдди не входил в мой дом. Да уж, Джо Эдди достаточно только объявиться на крылечке, помахивая чемоданчиком с инструментами, и дневная выручка в кармане. Всего и забот-то – не нарваться на Мельбу Холи.
Я вернулся к папке с делом Терли. В кармашке на задней обложке обнаружилось несколько снимков места убийства. Бедная бабуля лежала ничком на полу кухни. Именно там, куда указывал дедуля. Жуткие детали врезаются в память против нашей собственной воли. Стоит ли удивляться, что дедуля Терли точно запомнил место, где обнаружил жену убитой.
Бабуля была в цветастом халате и мягких домашних тапочках с помпончиками. Задорные шарики являли безрадостный контраст с темной лужей, расплывшейся вокруг головы жертвы. Казалось, что на стерильном дедулином линолеуме разлит жирный мазут.
Рядом с телом бабули распластался очень крупный, смахивающий на тигра, полосатый кот с окровавленной головой. Кота прихлопнули «тупым предметом», словно громадную мохнатую муху.
Попугай нашел свой конец футах в трех от кота. Несчастную птицу не просто прихлопнули. Ее размазали по полу. Честное слово. Уж и не знаю почему, но даже тело бедной бабули не производило столь жуткого впечатления, как вид этого разноцветного блина из попугая.
Я судорожно сглотнул. Сделал несколько глубоких вдохов. Кажется, я еще не упоминал о том, что и сам держу дома живность? Так вот, у меня временами возникают мысли сотворить со своим псом нечто подобное. Особенно чесались руки в тот день, когда это чудовище сжевало мои новехонькие итальянские ботинки из кожи ручной выделки… Но одно дело рисовать всякие радужные планы в воображении, и совсем другое – увидеть это наяву!
На миг отведя от снимка глаза, я встретился с пристальным взглядом Верджила.
– Кошмар, да, Хаскелл? – В первый раз за все время встречи похоронный тон прозвучал более чем уместно.
Я молча кивнул.
– Вот тебе еще одна причина, почему мы отказались от вскрытия, – монотонно сообщил шериф. – Рискнули, знаешь ли, поставить диагноз на глазок. Как думаешь, не ошиблись?
Сарказм Верджила резал слух, но я парень тактичный. Сделал вид, что ничего не заметил, и отложил первый снимок. На следующих двух тела уже были прикрыты чем-то белым. Простынями, наверное. А на попугая набросили носовой платок, из-под которого торчала только парочка ярких перьев.
Понятия не имею, что на меня нашло, только при взгляде на этот снимок меня разобрал смех. Безобразная реакция, сам знаю. Чтобы не расхохотаться вслух, я быстренько схватил следующую фотографию. Не помогло. Наоборот, стало еще хуже. Я смотрел на сверкающий дедулин линолеум и давился от хохота. Полицейский фотограф сделал этот кадр уже после того, как трупы убрали. На полу остались только очертания тел. Бабули. Кота. И попугая.
Я так старался загнать внутрь дурацкий смех, что едва не расплакался. Кожей ощущал на себе угрюмый взгляд Верджила, но глаза на всякий случай так и не поднял.
Следующий снимок, к счастью, увековечил уже не линолеум, а кухонный стол с принадлежностями, которые дедуля сохранил в столь трогательной неприкосновенности. Блокнот со схемой цветника и перечнем семян. Прошлогодний каталог. Карандаши. Один карандаш дедуля, кажется, все-таки поднял с пола, но в остальном все выглядело точно так же, как во время моего визита.
Со снимками было покончено. Я убрал их обратно в кармашек и облегченно вздохнул. Чем бы я, скажите на милость, объяснил свое неуместное веселье Верджилу, если б, не дай бог, не сдержался? Поди потом доказывай, что ты вовсе не бесчувственный чурбан. Боюсь, шериф не изъявил бы желания сотрудничать со «столичным умником», для которого убийство в Пиджин-Форке – образно выражаясь, развлекаловка.
После снимков я взялся за протоколы допросов Джо Эдди, дедули и Юнис. Ничего нового. Все это я уже слышал. А вот заявление Делберта Симса оказалось более чем любопытным. Друг семьи особенно напирал на то, что не отлучался из гостиной. Ну разве что, мол, разок – за пивом. Всего на несколько минут. Несколько минут. К этому факту Симс возвращался снова и снова. Отвечал на очередной вопрос – и повторял свои «несколько минут». И опять. И опять.
Поначалу-то Верджил даже сторонился меня. Демонстративно. Особенно во время нашего недолгого сотрудничества при расследовании ограбления скобяной лавки. Расшифровать мысли шерифа было проще простого – у него все на физиономии написано. «Понаехали тут всякие молокососы из Луисвиля, учить меня вздумали!»
Оно, в общем-то, и понятно. Кому понравится, когда чужак вламывается на твою территорию?!
Поэтому я решил изобразить праздное любопытство. Отсюда и мысль о прогулке в полицейский участок. Звонить туда не имело смысла. Видите ли, в наших краях отношение к телефону весьма специфическое. Здешний народ уверен, что человек хватается за трубку только в самом крайнем случае, когда уже совсем припекло.
А вдруг и Верджил придет к такому же выводу? Переживать начнет – не пытаюсь ли я его работу за него делать. Или еще чего похуже… не мечу ли в его кресло.
Ха-ха-ха. Было бы еще смешнее, если б не было так грустно. Ну разумеется! Сплю и вижу себя в кресле шерифа Пиджин-Форка! Всю жизнь мечтал развлекаться по выходным в обществе городских дебоширов и пьяниц, силясь удержать всяких там придурков в рамках, чтобы они не передушили друг друга… да и меня заодно. Нет уж, увольте. Верджилу и карты в руки.
До полицейского участка я доплелся за десять минут. Мог бы и быстрее, но, сами понимаете – в серьезных делах не спешат.
Денек стоял замечательный. Такими прозрачными погожими днями Пиджин-Форк по праву гордится. Я шел не торопясь, перекинув через плечо пиджак, вдыхал чистый прогретый воздух и любовался по-осеннему пестрыми деревьями. И радовался, что вернулся в родной город.
Пиджин-Форк моего детства не слишком отличался от нынешнего. Нет, теперь,разумеется, здесь понастроили магазинов, да и цена за парковку подскочила с пяти центов до десяти, но центр городка остался почти таким же, каким я его запомнил. Все те же громадные клены и деревянные скамейки в парке, те же старомодные парковочные автоматы по обе стороны Главной улицы. И здание суда выглядит в точности как прежде – конус из красного кирпича, увенчанный башней с часами. Сколько себя помню, эти часы показывают одно и то же время. В Пиджин-Форке оно остановилось на половине пятого.
К зданию суда, как и прежде, одним боком прилеплен федеральный банк округа Крейтон, где высокие узкие окна вечно зашторены от солнца. Рядом с банком высится бюро ритуальных услуг – самое величественное сооружение во всем городе и одно из тех немногих, которые могут похвастаться электрической вывеской. Полагаю, из данного обстоятельства следовало бы извлечь урок, но вот какой?.. Даже думать об этом не хочу.
Городской суд, банк и… так далее – все это находится на противоположной стороне улицы, если идти от аптеки Элмо и моей конторы. Я же, разумеется, шел по нашей стороне. Мимо галантереи, мимо лавочки Зика Арнделла с пышным названием «Салон новой и подержанной мебели», мимо ресторана Ласситера и, наконец, мимо парикмахерской Пола Мейтни на углу квартала. Вход в парикмахерскую по-прежнему обозначен гигантской деревянной расческой. Создается впечатление, что Пол занимается своей расческой больше, чем клиентами. Целыми днями он только и делает, что надраивает этот древний символ ремесла цирюльников. И сегодняшний день не был исключением. Не выпуская щетки, свободной рукой Пол махнул мне в знак приветствия. Я тоже помахал ему и двинулся дальше.
Когда я вернулся в Пиджин-Форк, мне пришлось привыкать к этому обычаю заново. В Луисвиле я напрочь забыл о провинциальной моде махать друг другу. В наших краях народ не снимает шляпу. Он машет руками.
Должно быть, этот обычай уходит корнями в прошлое – не слишком, кстати сказать, далекое прошлое, – когда здесь практически никто не жил. В те времена, говорят, можно было неделями бродить по окрестностям и не встретить ни единого человека. Представляете? Вокруг одни лишь коровы и свиньи. Коровы и свиньи! Так что, натолкнувшись наконец на такого же бедолагу, местный житель, естественно, начинал размахивать руками. Еще бы! Замашешь тут, от счастья-то при встрече с себе подобным!
На пути к шерифу я получил еще четыре приветственных взмаха и пару не менее дружеских кивков. По большей части от людей хорошо мне знакомых – Зика Арнделла, братьев Ласситер и Лероя Патнема, владельца галантерейного магазинчика. Но кое-кого из прохожих, держу пари, я видел в городе впервые.
Точно не скажу почему, но на сердце как-то теплеет, когда тебя приветствуют незнакомые люди. Я и вернулся-то всего четыре месяца назад, а ощущение такое, словно и не уезжал никуда.
Открывая дверь кабинета Верджила, я улыбался. Шериф был на месте. Восседал за своим громадным дубовым столом и сосредоточенно изучал «Курьер джорнэл».
Выписать на дом «Курьер» невозможно, поскольку он издается в Луисвиле. Зато его можно спозаранку купить в ближайшей бакалейной лавке. Так многие и делают. Особенно те, кто не желает отставать от жизни. Видите ли, рассчитывать на «Пиджин – Форк газетт» в смысле мировых новостей – пустой номер. Даже ввяжись страна в глобальный военный конфликт, «Газетт» сообщит вам об этом самое раннее недели через три. Хотя, если подумать, факт-то скорее утешительный. Ну что, в самом деле, людей по пустякам беспокоить?
Верджил поднял голову.
– Хаскелл, – буркнул он и вернулся к своему занятию.
Шериф Пиджин-Форка сосредоточенно вырезал из «Курьер джорнэл» купоны на товары со скидкой. В данный момент – на двухлитровую бутылку «Д-ра Пеппера», чтобы сэкономить двадцать пять центов.
Я кивнул.
– Верджил.
В Пиджин-Форке, чтоб вы знали, произнести при встрече имя человека – все равно что поздороваться с ним. Я пытался проделать то же самое в Луисвиле – ни черта не вышло. Всякий раз тот, к кому я обращался, останавливал на мне выжидающий взгляд: ну, мол, чего тебе?
Опустившись в кресло для посетителей по другую сторону массивного дубового стола, я несколько минут наблюдал, как Верджил проворно орудует ножницами. Голову он поднял не раньше, чем самым аккуратным образом вырезал купон на пакетик овощного супа и еще один – на пачку диетического печенья. Признаться, я следил за ним с теплым чувством, близким к родственному.
Мой отец и Верджил подружились в школе, в выпускном классе. Ну а я знаком с Верджилом в прямом смысле с пеленок. Будь мой отец жив, ему, как и Верджилу, в этом году исполнилось бы пятьдесят восемь. Правда, Верджил всегда выглядел старше и, я бы сказал, солиднее. Он отрастил приличное брюшко и довольно рано начал седеть, так что теперь его шевелюра – вернее, то, что от нее осталось, – местами была словно припорошена снежком, из-под которого, опять же местами, пробивался природный угольно-черный цвет. Судьба, согласитесь, известная любительница пошутить. Классический пример ее чувства юмора я вижу в том, что мой отец, всегда выглядевший моложе своих лет, в сорок девять умер от разрыва сердца. Впрочем, случилось это спустя год после того, как мама умерла от рака… По-моему, отец просто не смог без нее жить.
Добавив очередные купоны к уже вырезанным, – коих набралось, к слову, внушительное количество, – шериф наконец остановил взгляд на мне. Чем бы Верджил Минрат ни занимался, выражение лица у него всегда одинаковое. Такое, будто он только-только вернулся с похорон. Дочерна загорелое лицо изрезано паутиной глубоких морщин, а уголки губ скорбно опущены даже в тех редких случаях, когда Верджил улыбается.
Уверен, та улыбка, что по-прежнему гуляла у меня на губах, выглядела куда естественнее.
– Как поживаете? – спросил я. Верджил, отложив в сторону ножницы, страдальчески растянул губы.
– На зарплату.
Ничего другого я и не ждал. Таков его обычный ответ. Вы не услышите банальных фраз типа «Спасибо, неплохо» и тому подобных глупостей.
Откинувшись на спинку кресла, шериф испустил тяжкий вздох и сообщил:
– В главном супермаркете десяток яиц – всего шестьдесят центов. – Трагические интонации навевали мысль о конце света. – При наличии купона, разумеется.
– Всего шестьдесят?! Кроме шуток? В главном супермаркете, говорите? Не забыть бы.
В главном супермаркете Пиджин-Форка нет ровным счетом ничегошеньки «главного» или «супер». Самый что ни на есть заурядный гастроном с бензоколонкой у входа да парочкой автоматов, плюющихся банками кока-колы. Внутри же вечно полно народу, ни черта не видно, а в нос бьет стойкий запах аммиака. Я лично предпочитаю отовариваться в единственном «не главном» городском гастрономе «Покупки у Хитта».
С полминуты мы с шерифом смотрели друг на друга. Верджил, само собой, печально, а я – задумчиво. Прикидывая, как бы потактичнее подобраться к делу Терли.
– Да, кстати, о супермаркете… – меланхолично протянул Верджил. – Поблизости там живет Делберт Симс. В небольшом таком каменном домишке, сразу за магазином.
– Правда? – пробормотал я.
Верджил далеко не глуп. Это обстоятельство в каком-то смысле действует расхолаживающе. Сами посудите – ну куда, к чертям, я лезу, если уж сам Верджил Минрат не сумел отыскать убийцу бабули Терли?!
– Полагаю, вам уже известно?..
Верджил неопределенно передернул плечами. Во взгляде его сквозила мировая скорбь.
– Правильно полагаешь.
Для храбрости я набрал полные легкие воздуха.
– Не просветите насчет дела Терли?
Морщины на лице Верджила превратились в каньоны. Шериф испустил ещe один тяжкий вздох, выдвинул верхний левый ящик и с чувством шлепнул на стол увесистую картонную папку.
– Тут все… почти все, что мне известно об убийстве. А известно… сразу предупреждаю… не слишком много. – Таким тоном обычно произносят надгробные речи.
Я силился скрыть удивление. Чтобы Верджил вот так, с ходу, взял и вручил мне всю полицейскую информацию по делу Терли?! Хоть бы для виду поартачился немного… Почему-то вспомнилось: «А ларчик просто открывался».
Видимо, я переборщил в своих стараниях скрыть изумление, потому что в следующий момент Верджил с горестным вздохом прошептал:
– Мы в тупике. Может ты до чего додумаешься.
Я раскрыл папку, намереваясь изучить ее от корки до корки, но не тут-то было. Верджил, как выяснилось, кое-что приберег, чтобы мне жизнь совсем уж малиной не казалась. Протянув громадную загорелую ладонь, он выразительно похлопал по первой странице дела и заявил могильным басом:
– Это я не к тому, что нашим парням нужна помощь всяких столичных умников. – И приподнял седую бровь. Уразумел, мол?
Я кивнул.
– У вас классные ребята.
Верджил тоже кивнул и снова откинулся на спинку.
– Точно.
Уладив этот вопрос, он позволил мне наконец приступить к чтению материалов по делу Терли.
Из отчета о результатах вскрытия, приколотого с внутренней стороны обложки, я узнал, что бабуля скончалась от удара тупым предметом. Миссис Терли ударили дважды. Смертельным оказался второй удар. Орудие убийства найдено не было.
Я перелистал страницы.
– А что, вскрытия трупов кота и попугая не производили?
Во взгляде Верджила читался укор.
– Не знаю, как там у вас в Луисвиле, но в Пиджин-Форке мы, как правило, ограничиваемся вскрытием человеческих трупов. – Он пожал плечами. Уму непостижимо, но шерифу этим простым жестом удалось выразить безграничное горе. – Такие уж мы старомодные.
Я улыбнулся.
– Да нет, это я так, на всякий случай. – И углубился было в чтение.
– К тому же мы не смогли бы сделать вскрытие, даже если б и захотели, – добавил Верджил тоскливым тоном человека, навсегда потерявшего большую и светлую любовь. – Джо Эдди в тот же день их похоронил.
Я поднял голову. Вообще-то существует такая штука, как эксгумация. Но вместо того чтобы напомнить об этом Верджилу, я лишь сказал:
– Видно, торопился, да?
Джо Эдди, нужно сказать, как-то не произвел на меня впечатления неутомимого работяги. Верджил опять пожал плечами.
– Как посмотреть. Зависит от того, как долго человек способен вытерпеть в доме дохлых котов и попугаев. – Он одарил меня еще одним из своих скорбных взглядов. – По мне, так и полдня хватит с лихвой.
По мне, так тоже.
– А вы случайно не знаете, чем Джо Эдди на жизнь зарабатывает?
Верджил поскреб лысеющую макушку.
– Толком не скажу… Прибить-починить, что ли… Слышал, он за все берется. Эдакий мастер на все руки. – Шериф нацелился ножницами на «Курьер». – Одно ясно: специалист он, видно, отменный. С финансами у него порядок. Лучше, чем у многих.
Еще бы. На месте какой-нибудь домохозяйки, которой понадобилось что-либо починить и которая вызвала мастера, я бы тоже заплатил вдвое, лишь бы Джо Эдди не входил в мой дом. Да уж, Джо Эдди достаточно только объявиться на крылечке, помахивая чемоданчиком с инструментами, и дневная выручка в кармане. Всего и забот-то – не нарваться на Мельбу Холи.
Я вернулся к папке с делом Терли. В кармашке на задней обложке обнаружилось несколько снимков места убийства. Бедная бабуля лежала ничком на полу кухни. Именно там, куда указывал дедуля. Жуткие детали врезаются в память против нашей собственной воли. Стоит ли удивляться, что дедуля Терли точно запомнил место, где обнаружил жену убитой.
Бабуля была в цветастом халате и мягких домашних тапочках с помпончиками. Задорные шарики являли безрадостный контраст с темной лужей, расплывшейся вокруг головы жертвы. Казалось, что на стерильном дедулином линолеуме разлит жирный мазут.
Рядом с телом бабули распластался очень крупный, смахивающий на тигра, полосатый кот с окровавленной головой. Кота прихлопнули «тупым предметом», словно громадную мохнатую муху.
Попугай нашел свой конец футах в трех от кота. Несчастную птицу не просто прихлопнули. Ее размазали по полу. Честное слово. Уж и не знаю почему, но даже тело бедной бабули не производило столь жуткого впечатления, как вид этого разноцветного блина из попугая.
Я судорожно сглотнул. Сделал несколько глубоких вдохов. Кажется, я еще не упоминал о том, что и сам держу дома живность? Так вот, у меня временами возникают мысли сотворить со своим псом нечто подобное. Особенно чесались руки в тот день, когда это чудовище сжевало мои новехонькие итальянские ботинки из кожи ручной выделки… Но одно дело рисовать всякие радужные планы в воображении, и совсем другое – увидеть это наяву!
На миг отведя от снимка глаза, я встретился с пристальным взглядом Верджила.
– Кошмар, да, Хаскелл? – В первый раз за все время встречи похоронный тон прозвучал более чем уместно.
Я молча кивнул.
– Вот тебе еще одна причина, почему мы отказались от вскрытия, – монотонно сообщил шериф. – Рискнули, знаешь ли, поставить диагноз на глазок. Как думаешь, не ошиблись?
Сарказм Верджила резал слух, но я парень тактичный. Сделал вид, что ничего не заметил, и отложил первый снимок. На следующих двух тела уже были прикрыты чем-то белым. Простынями, наверное. А на попугая набросили носовой платок, из-под которого торчала только парочка ярких перьев.
Понятия не имею, что на меня нашло, только при взгляде на этот снимок меня разобрал смех. Безобразная реакция, сам знаю. Чтобы не расхохотаться вслух, я быстренько схватил следующую фотографию. Не помогло. Наоборот, стало еще хуже. Я смотрел на сверкающий дедулин линолеум и давился от хохота. Полицейский фотограф сделал этот кадр уже после того, как трупы убрали. На полу остались только очертания тел. Бабули. Кота. И попугая.
Я так старался загнать внутрь дурацкий смех, что едва не расплакался. Кожей ощущал на себе угрюмый взгляд Верджила, но глаза на всякий случай так и не поднял.
Следующий снимок, к счастью, увековечил уже не линолеум, а кухонный стол с принадлежностями, которые дедуля сохранил в столь трогательной неприкосновенности. Блокнот со схемой цветника и перечнем семян. Прошлогодний каталог. Карандаши. Один карандаш дедуля, кажется, все-таки поднял с пола, но в остальном все выглядело точно так же, как во время моего визита.
Со снимками было покончено. Я убрал их обратно в кармашек и облегченно вздохнул. Чем бы я, скажите на милость, объяснил свое неуместное веселье Верджилу, если б, не дай бог, не сдержался? Поди потом доказывай, что ты вовсе не бесчувственный чурбан. Боюсь, шериф не изъявил бы желания сотрудничать со «столичным умником», для которого убийство в Пиджин-Форке – образно выражаясь, развлекаловка.
После снимков я взялся за протоколы допросов Джо Эдди, дедули и Юнис. Ничего нового. Все это я уже слышал. А вот заявление Делберта Симса оказалось более чем любопытным. Друг семьи особенно напирал на то, что не отлучался из гостиной. Ну разве что, мол, разок – за пивом. Всего на несколько минут. Несколько минут. К этому факту Симс возвращался снова и снова. Отвечал на очередной вопрос – и повторял свои «несколько минут». И опять. И опять.