Барбара Тейлор Маккафферти
Гвоздь в пятке
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Крутому парню вроде меня не так-то просто держать частное детективное агентство в маленьком городке. Хотя бы потому, что для процветания бизнеса весьма важно месторасположение офиса. Лично я твердо убежден: выгоднее всего, чтобы окна офиса, непременно прикрытые вертикальными жалюзи, смотрели на какую-нибудь неоновую вывеску. Зачем, спросите? Ну как же! Вечерами яркие неоновые огни мигают… Длинные, таинственно-задумчивые блики ложатся на письменный стол… Вот это я понимаю – рабочая атмосфера для детектива. Разумеется, если он хочет и впредь оставаться крутым.
В Пиджин-Форке, штат Кентукки, неоновой вывески днем с огнем не сыщешь. Разве что из чистого патриотизма принять в расчет ту почти микроскопическую загогулину, которая красуется в витрине гриль-бара Фрэнка? Так от нее все равно никакого проку. Парочка флуоресцентно-красных слов – вот вам и вся надпись. Да открой я офис через улицу от Фрэнка, думаете, дождался бы хоть одного порядочного блика от этой вывески? Потому-то даже и пытаться не стал.
Просто снял офис над аптекой своего брата Элмо. А что? Очень удобно. Мертвый сезон – он ведь и для частного детектива мертвый сезон. Почему бы в часы затишья не помочь родному брату? Я, например, навожу чистоту у него в аптеке и слежу за тем, чтобы не иссяк фонтан содовой.
Откровенно говоря, часы затишья в Пиджин-Форке длятся с понедельника по субботу. Впрочем, в воскресенье особого ажиотажа тоже не наблюдалось бы, но по воскресеньям мы с Элмо не работаем.
Захолустная тишина Пиджин-Форка меня, признаться, в свое время здорово раздражала. Зато сейчас, после недавней шумихи вокруг убийцы котов, попугайчиков и прочей домашней живности, я даже рад покою.
Но это, повторяю, сейчас. А еще несколько месяцев назад ситуация складывалась ну совершенно иначе. К тому сентябрьскому вторнику, когда Корделия Терли впорхнула в мою жизнь, мертвый сезон в агентстве затянулся до такой степени, что я начал было подумывать о смене деятельности. Мало ли на свете профессий, где бизнес, так сказать, крутится на чуть-чуть большей скорости? Взять, к примеру, водопроводчиков… Уж эти никогда без дела не остаются.
Вот об этом я и размышлял, орудуя веником в аптеке Элмо, когда парнишка Холи уронил шоколадное мороженое аккурат посреди зала, у витрины с желудочными микстурами, да еще и придавил вафельный рожок каблуком. Пройдясь по липкой шоколадной жиже, веник, само собой, стал похож на видавшее виды мочало. Выпустив – сквозь зубы, заметьте, так, чтобы никто не слышал! – обойму всех известных мне ругательств, я занялся изобретением новых.
Мое словотворчество неожиданно прервала Мельба Холи.
– Хаскелл! – рявкнула она. – Эй, Хаскелл!
Мельба Холи – личность весьма примечательная. Именуется она секретарем и бухгалтером Элмо, но на вашем месте я бы не обольщался по поводу ее профессиональных качеств. Вот если вам когда-нибудь понадобится специалист, чтобы глазеть в окно, – тогда милости прошу. Лучше Мельбы никого не найдете.
Я оглянулся. Вытянув шею, Мельба разглядывала панораму за витриной аптеки. Что и требовалось доказать.
– Хаскелл, – повторила она. – Кажется, к тебе покупатель.
– Клиент, – машинально поправил я. Это уже вошло у меня в привычку. Мельба упорно называет клиентов покупателями.
В ответ она только вытаращила на меня глаза.
– В детективные агентства обращаются клиенты.
Как видите, мое терпение неистощимо.
– Фу-ты ну-ты! – пропела Мельба и снова повернулась к окну.
Я проследил за ее взглядом, и что вы думаете? По лестнице и впрямь поднимался клиент! К тому же дама. До сих пор я ее в Пиджин-Форке не видел, но что с того? Времена меняются, и теперь незнакомые лица в наших краях не редкость. Я стоял, как вы помните, посреди аптеки, что не помешало мне мгновенно оценить незнакомку по собственной десятибалльной системе, применимой к обитательницам Пиджин-Форка. Десять баллов ровно. В любом другом городе Соединенных Штатов она потянула бы баллов на семь-восемь, но среди женщин Пиджин-Форка самой популярной прической по-прежнему остается «пучок с начесом» – этакая шишка на затылке. Кроме того, наши дамы хранят трогательную верность моде двадцатилетней давности и, судя по комплекции большинства, любой из них не составит труда приподнять небольшой грузовик. А при случае и уронить его вам на ногу.
Итак, моему изголодавшемуся взору предстала мисс Десять Баллов по шкале Пиджин-Форка. Мельба, должно быть, уловила огонь в моих глазах, поскольку немедленно занялась прической, приглаживая свой и без того идеально гладкий пучок.
– Святые угодники! Хаскелл, да ты, как я погляжу, прямо горишь…
Конец фразы для человечества безвозвратно утрачен. К числу благодарных слушателей Мельбы я себя никогда не относил. А теперь и подавно. В последнее время ситуация приняла опасный оборот. У Мельбы, надо сказать, пятеро ребятишек мал мала меньше. Два года назад счастливый папаша Холи счел уместным скончаться, и с тех пор Мельба зыркает в мою сторону чаще, чем того требует необходимость. Других свободных особей мужского пола она, разумеется, тоже не оставляет без внимания. К несчастью в бедняжке Мельбе добрая сотня лишних фунтов – большая часть которых приходится, мягко выражаясь, на седалище, – а ее пятеро драгоценных чад вывели бы из себя даже святого. Узнав Мельбу поближе (в рабочей обстановке, уверяю вас, исключительно в рабочей обстановке!), я пришел к определенному выводу. Отис Холи провернул старый как мир фокус. Он не умер. Он смылся.
Когда я пулей вылетел из аптеки, мисс Десять Баллов уже почти добралась до лестничной площадки перед дверью моего офиса. Но ее последние несколько шагов мне таки удалось лицезреть. Роскошное зрелище. Какая жалость, что я опоздал к началу представления!
На ней был узкий темно-синий костюм – ну, знаете, такой коротенький пиджачок и обтягивающая юбочка с разрезом сзади. Ох и удобная же штука эти разрезы! Во-первых, без них женщинам пришлось бы забыть о лестницах. А во-вторых, как бы я тогда увидел стройные ножки мисс Десять Баллов?
Не сказать, чтобы эти ножки совсем уж выбили меня из колеи, но без нескольких глубоких вдохов все же не обошлось.
– Вы к Хаскеллу Блевинсу, мисс? – проблеял я и сглотнул слюну. – К частному детективу?
Если она ошиблась адресом, я готов был назваться любым другим именем, лишь бы не разочаровать прелестное видение.
Посетительница оглянулась, и я получил возможность убедиться, что помимо ножек у нее имеется масса других достоинств. Собственно, весь облик незнакомки наводил на мысли о совершенстве.
– Вообще-то… да, – немного удивленно протянула она. – А он… А вы…
Я кивнул.
– Точно.
Тут она улыбнулась. Правда, слегка растерянно, но очень мило. И украдкой глянула поверх моего плеча на дверь аптеки, из которой я выскочил пару минут назад. Улыбка мисс Десять Баллов довершила то, что не удалось ее ножкам. Совершенно ослепленный, я только с третьего раза попал ключом в замочную скважину.
Наверное, я слишком долго возился с дверью собственного офиса, а ступив через порог, еще и налетел на торшер… и какого черта он здесь торчит?! В общем, когда клиентка опустилась в кресло напротив моего рабочего стола, у нее был вид человека, раздираемого сомнениями.
Мой офис Мельба называет Бермудским прямоугольником. Она уверяет, что довести комнату до такого состояния, когда каждый дюйм поверхности усеян папками, ручками, документами и вырезками из газет, способны только неизвестные науке природные силы. Мельба преувеличивает. Честное слово.
Но, судя по выражению лица мисс Десять Баллов, рассчитывать на ее поддержку в нашем с Мельбой споре мне не приходилось. Чем дольше она рассматривала кабинет, тем шире распахивались громадные голубые глаза. Прежде чем поднять на меня взгляд, она глубоко вздохнула.
– Боюсь, я вас представляла немножко иначе, мистер Блевинс…
У меня засосало под ложечкой. Такой голос невольно наводит на воспоминания о праздничном торте с шоколадной глазурью.
Я ответил самой обаятельной улыбкой из своего арсенала.
– Ничего страшного. Буду рад вам помочь. Номер не прошел. Похоже, мой шарм на нее не действовал. Мисс Десять Баллов залилась прелестным румянцем и застенчиво опустила глаза.
– Видите ли… дело ужасно сложное… Мне кажется, его смог бы решить только настоящий… – она не сразу подыскала нужное слово, – э-э… настоящий профессионал.
Вот это уже слишком. Она задела меня за живое. Я расправил плечи, вытянулся, пытаясь прибавить себе росту, – насколько это возможно в сидячем положении – и принялся перечислять свои успехи в области сыска. На моем счету – скромно, но с достоинством заявил я – немало раскрытых за последние пять лет дел: убийство Стоумов, скандал с шантажом Хейзелипа, мошенничество Виттитоу. А уж банальных краж и не счесть.
Дело Коллинза я приберег напоследок в надежде, что потенциальная клиентка читала о нем или даже слышала в «Новостях». Имя Коллинзов долго не сходило с первых полос газет и с голубых экранов – собственно, оно занимало умы журналистов все время, пока искали малютку, за которую похитители запросили пять миллионов. К тому же это дело стало в некотором роде моим боевым крещением, а заодно и пропуском в самостоятельный бизнес.
Тогда я еще работал в полиции Луисвиля. На мой взгляд, благодарность папаши Коллинза за то, что я сохранил в неприкосновенности его банковский счет, несколько превосходила его благодарность за возвращение прелестной крошки в отцовские объятия. Разумеется, я оставил эту мысль при себе. Зато в красках описал мисс Десять Баллов саму прелестную малютку Коллинз. Золотые кудряшки, ямочки на щечках, синие глаза в пол-лица. Очаровательное создание. И безнадежно испорченное. Поверите ли, по пути домой она потребовала, чтобы я заскочил с ней в магазин игрушек!
Об этом обстоятельстве я тоже умолчал. К тому моменту, когда я решил перевести дух, взгляд мисс Десять Баллов заметно потеплел. Заметно, но недостаточно. Кажется, ее все еще терзали сомнения.
Я убедился в этом, едва она раскрыла рот.
– Н-ну, не знаю…
Подсказки лучше и не придумаешь. Я моментально понял, в чем загвоздка. С каждым клиентом повторяется одно и то же. Он приходит в детективное агентство, рассчитывая увидеть эдакого супермена, а натыкается на самого что ни на есть заурядного малого среднего роста и телосложения, да еще рыжего и курносого.
Откровенно говоря, встречались и такие, кто намекал на мое поразительное сходство с клоуном. Разумеется, я не теряю надежды, что все дело в присущей человечеству жестокости. Знаете, есть определенный сорт людей – не успокоятся, пока не скажут другому гадость.
Нет, нас с Арлекином действительно кое-что роднит. Веснушки. Почему это веснушчатых людей никто не воспринимает всерьез, а? Чем, скажите на милость, плохи веснушки? Разве кто-нибудь доказал, что с каждой лишней парой веснушек умственный потенциал снижается на пару делений? То-то же. Нет такой закономерности. В противном случае мой собственный потенциал был бы уже в минусе.
Словом, я перегнулся через стол, устремив на мисс Недоверчивость серьезный взгляд, – между прочим, он мне здорово удается – и завершил свою рекламную кампанию проникновенной речью. Эту речь мне приходилось повторять бессчетное количество раз, так что теперь она у меня от зубов отскакивает. Итак, сначала я поведал о восьми годах службы в полиции Луисвиля, о сотнях преступлений, над которыми мне пришлось работать. Затем остановился подробнее на тех делах – их было гораздо меньше, но клиентам об этом знать не обязательно, – которые мы успешно раскрыли. В общем, к концу речи любой бы поверил, что без меня преступность в стране неизбежно скатилась бы в беспредел.
Да, я выложил о своей службе в полиции почти все. Кроме того, что устал от всего этого до чертиков. Меня уже тошнило от лицезрения изнанки человеческой природы. Уж поверьте, работая в отделе бытовых преступлений, можно запросто превратиться в человеконенавистника.
О последней беседе с папашей Коллинзом я тоже умолчал. За избавление своей малышки он вручил мне кругленькую сумму.
Полагаю, в семействе Коллинзов на ежедневные карманные расходы уходит больше, но для меня сумма оказалась весьма значительной. Я даже смог наконец купить дом. И сделать еще кое-что, о чем мечтал очень-очень давно.
Вы, конечно, сталкивались со счастливчиками, у которых неожиданно завелись деньжата и которые при этом гордо заявляют, что, несмотря ни на что, свою работу не бросят? Знаете таких? Так вот, не верьте ни единому слову. Все это вранье.
Вручив чек, папаша Коллинз еще тряс мне на прощание руку, а я уже сочинял торжественную речь для прощального банкета с коллегами. И, покончив с формальностями, тут же укатил в Пиджин-Форк. На родину. Слышали поговорку – где родился, там и пригодился? Вот именно. Лучше не скажешь.
Я точно знал, чем хочу заниматься в Пиджин-Форке. Будучи в самом расцвете сил – а именно тридцати трех лет от роду, – я вполне созрел для собственного бизнеса. Сколько лет мечта о детективном агентстве маячила передо мной, словно мираж оазиса в пустыне. Так что, добравшись до этого оазиса, я, не медля ни минуты, открыл собственную контору и стал ждать, когда хлынет поток клиентов.
Ждать пришлось долго.
К моменту появления мисс Десять Баллов ожидание длилось уже больше четырех месяцев, а самым крупным делом за все это время оказалась кража дюжины хозяйственных мешков из лавки скобяных товаров Тоуми. Если и у мисс Десять Баллов стащили всего лишь парочку полиэтиленовых пакетов, я не стал бы артачиться. На нее по крайней мере хоть смотреть приятно. Не то что на Тоуми.
Самореклама определенно сработала. Я, было, умолк, чтобы перевести дух, но продолжить не пришлось.
– Кажется, вы мне подходите, мистер Блевинс. Вот теперь моя улыбка засияла на полную мощь.
– У нас случилось ужасное несчастье. С бабушкой, – проговорила мисс Десять Баллов. Помолчала с минуту и быстро добавила: – А еще с ее котом. И попугаем.
Я вытаращил глаза. Это что же получается? Я тут полчаса соловьем перед ней разливаюсь – и ради чего? Сдается мне, кража мешков в сравнении с этим дельцем – преступление века.
Ну что такого ужасного может приключиться со старушкой и парочкой ее питомцев? Диапазон самых ужасных происшествий удручающе ограничен. Я уж не говорю о том, насколько это захватывающе интересно.
– И что же с ними произошло? – вежливо поинтересовался я.
Глаза мисс Десять Баллов округлились.
– Их убили!
Надо же. Этот вариант выходил за рамки предполагаемого диапазона.
– Всех сразу? – уточнил я.
Мисс Десять Баллов безмолвно кивнула.
– И вашу бабушку? Еще один кивок.
– И ее кота?
Снова кивок.
– И попугая?
Самый последний кивок был и самым яростным.
Надеюсь, мне удалось сохранить невозмутимый вид, хотя сдержаться оказалось не так просто. Задавая последний вопрос насчет птички, я уже догадывался, о чем речь. Сами посудите – много ли может быть дел, где в качестве жертв фигурируют престарелые дамы и их домашние любимцы? Это убийство достаточно долго оставалось одной из главных тем национального телевидения и прессы. А буквально на прошлой неделе мне в глаза бросился громадный заголовок бульварной газетенки – из тех, что вы против собственной воли вынуждены читать, продвигаясь к кассе в овощном магазине.
МАНЬЯК УБИВАЕТ ВСЕ, ЧТО ДВИЖЕТСЯ!!! – гласила жирная верхняя строка. А внизу, курсивом потоньше, разъяснялось:
ЗЛОДЕЙ РАСПРАВИЛСЯ СО СТАРУШКОЙ И ЕЕ ПИТОМЦАМИ!
Пиджин-Форк, штат Кентукки, впервые со дня основания заявил о себе на всю страну. Но я отчетливо помню, что особой гордости не испытал. Интересно, почему бы это?
Интуиция подсказывала, что дело выигрышное. Не сочтите меня циником – боже упаси! Выигрышное – только в смысле репутации. Раскрытие такого преступления способно ввести вас в элиту частного сыска. Тому, кто справился бы с подобной загадкой, были обеспечены внимание прессы и общественности. Дай бог выдержать. Ну а если бы это удалось мне, то весь округ Крейтон пал бы к моим ногам. От клиентов отбоя не будет. Очень может быть, что у меня даже не останется времени на уборку в аптеке Элмо.
Я был уверен в своей догадке, но на всякий случай все же спросил:
– Не убийство ли Терли вы имеете в виду?
И тут же пожалел о своих словах. Огромные голубые озера наполнились слезами. Что мне стоилo воспользоваться нейтральным словом «дело»? Залитые слезами голубые глаза пару раз моргнули. Мисс Десять Баллов пару раз горестно всхлипнула.
– Миссис Терли – это моя бабушка. А я – Корделия Терли.
Разумеется, я пробормотал подходящие к случаю слова. Что-то вроде «мне очень жаль» и все такое. Откровенно говоря, соболезнования даются мне с трудом. Язык сразу деревенеет. Ну, как прикажете общаться с тем, кто только что проводил в последний путь близкого человека? А если причиной этой потери стало убийство? Кошмар, да и только.
Моргнув еще разок, Корделия продолжила:
– Я живу в Нэшвиле, мистер Блевинс… Со дня… С тех пор прошло уже семь месяцев. Представляете – целых семь месяцев. И понимаете, я все ждала, ждала, пока полиция схватит этого… этого… – Похоже, ей понадобилось время, чтобы подыскать нужное слово.
– Злодея? – подсказал я.
Корделия в очередной раз кивнула. Короткие каштановые локоны заплясали вокруг хорошенького личика.
– Именно, – согласилась она. – Злодея. У нее это слово почему-то вышло гораздо длиннее: зло-оу-дей-йа.
Остальное она выдала скороговоркой. Насколько я понял, бабушка и дедушка Корделии жили за городом. Судя по описанию, в непосредственной близости к краю света. Рядом – иными словами, на самом краю света – обитала сестра Корделии, Юнис, с мужем Джо Эдди Креббсом. Чета Креббсов переехала в наши места около года назад, когда единственный сосед бабушки решил продать свой дом.
– Юнис давно хотелось поселиться поближе к бабуле, – пояснила Корделия.
Вот так штука. До этого момента фамилия Терли мне ничего не говорила, но теперь я вспомнил, что учился в одной школе с некой Юнис Терли. Неужто это ее бабушку укокошили? Да и Джо Эдди Креббс был мне знаком со школьных времен. Не стану утверждать, будто мы близко знали друг друга, поскольку и Юнис, и Джо Эдди были двумя годами младше, но кое-что у меня в памяти все же осталось. Юнис – это я точно помнил – была симпатичной изящной малышкой, чего о Джо Эдди я бы не сказал. С возрастом Джо если и изменился, то только к худшему, что вполне естественно для игрока школьной сборной по футболу. Там же дня не проходит, чтобы кому-нибудь не заехали по носу. Вот и носу Джо Эдди досталось немало.
Мой интерес к Корделии обрел, так сказать, историческую окраску. Сколько же ей лет? Должно быть, она минимум года на четыре моложе меня, иначе бы я ее запомнил по школе. А на такую мелюзгу старшеклассники просто не обращают внимания.
– Понимаете, – продолжала Корделия, – годы ведь дают о себе знать… Вот Юнис и решила помочь бабуле с дедулей на старости лет.
Тут она вспомнила, что над ее бабулей годы уже не властны, и я вновь увидел свое отражение в огромных, залитых слезами голубых озерах.
И вновь заерзал в кресле, словно мне сыпанули в штаны горсть горячих углей. Слова соболезнования не шли на ум, хоть ты тресни… «Мне очень жаль»? Так я уже это говорил. Ну что еще придумаешь в такой ситуации? Сказать – мол, ваша бабуля пожила всласть? Всласть-то оно всласть, но как быть с печальным концом? В общем, пока я лихорадочно перебирал возможные варианты утешения и отбрасывал их один за другим, Корделия успела успокоиться.
– К тому же в последнее время возраст стал все сильнее сказываться на бабуле.
– О? – На сей раз я легко справился с ответной репликой. Без малейшей запинки. Бурные аплодисменты.
Корделия вспыхнула.
– Ну, не то чтобы очень сильно… Просто бабуля могла надеть юбку задом наперед… Или, например, начнет чем-нибудь заниматься – и тут же забывает, что, собственно, хотела сделать. Мелочи, конечно, но все-таки…
Судя по всему, с мозгами у бабули Терли было не все в порядке. С другой стороны, если подумать, не слишком-то она и отличалась от остальных. Да вот взять, к примеру, вашего покорного слугу. Я и сам пару раз надевал свитер шиворот-навыворот. Если это первый шаг по дороге к желтому дому, то мне туда билет обеспечен.
Корделии я об этом, разумеется, докладывать не стал. Хватит с нее моих веснушек. Узнай клиентка еще и о проблемах со свитерами – боюсь, вылетела бы из офиса с визгом. И поминай как звали.
– О боже!
Здорово. Я делал успехи буквально на глазах. Если эдак и дальше пойдет, то в скором времени могу рассчитывать на приз в конкурсе ораторов.
– Да-а, – со вздохом покачала головой Корделия, – бедная бабуля. Вообще-то она держалась, но иногда за ней нужно было приглядывать.
– Гм. – Надеюсь, это глубокомысленное замечание прозвучало достаточно сочувственно. – Так вы говорите, в тот вечер… – Пора было переходить к делу. Надетые задом наперед юбки – это, в конце концов, не причина для убийства, верно ведь?
– Ах да… – Корделия снова умолкла и горестно захлопала ресницами.
Убедившись, что мой словарный запас слишком беден для выражения соболезнования, я избрал выжидательную тактику. Проще говоря – промолчал.
Если убрать приличное количество вздохов, всхлипов и пауз, то рассказ Корделии звучал примерно так:
Той ночью, когда убили бедную бабулю, дедушка Терли играл в карты в доме Юнис с ее мужем и со своим приятелем, неким Делбертом Симсом. Ни мужчины, ни сама Юнис ничего подозрительного не видели и не слышали. Игроки засиделись далеко за полночь. Приблизительно в половине второго Делберт Симс отправился домой. Следом ушел дедуля.
Только в отличие от Симса старикан через несколько минут прискакал обратно – без рубашки, в тапочках на босу ногу и белый как мел. Он рыдал в голос и все повторял, что бабулю убили. Выяснилось, что дедуля забрел на кухню выпить перед сном стакан молока и обнаружил бабулю на полу бездыханной, рядом с котом и попугаем, также почившими вечным сном.
– Больше… – простонала Корделия, – больше мне ничего не известно. Шериф сказал, что всех их убили одним и тем же… одним и тем же…
– Тупым предметом? – осторожно подсказал я.
Именно так было упомянуто в полицейском отчете, опубликованном в газетах. «Орудием убийства пожилой женщины, кота и попугая предположительно является тяжелый тупой предмет». Что это за «тупой предмет», полиция до сих пор не выяснила. Орудия убийства на месте преступления не оказалось.
Корделия кивнула, не сводя с меня широко распахнутых голубых глаз.
– О, мистер Блевинс, вы должны найти этого злодея!
Разумеется, я напустил на себя достойный профессионала вид, но в душе меня грызли сомнения. Что мне, собственно, делать там, где потерпела крах полиция?
Тем не менее, я изобразил уверенную улыбку и пообещал начать расследование немедленно. С визита к сестре и зятю Корделии.
После чего, прокашлявшись, заявил:
– Однако мои услуги стоят недешево. Я беру тридцать долларов в час. Или двести в день.
Отмечу сразу: по сравнению с аппетитами других детективных агентств мои ставки просто смехотворны. В свое время я даже подумывал – а не сменить ли вывеску на нечто более подходящее для Пиджин-Форка? Скажем, «Хаскелл Блевинс. Расследования задаром». Видите ли, народ в наших краях убежден, будто я задираю цену выше головы. Или выше крыши. Попробуйте только заикнуться о тридцати долларах в час – и вас разорвут на части. В лучшем случае засмеют.
В этом крылась вторая причина моих раздумий насчет смены профессии. Водопроводчики в Пиджин-Форке, уверяю вас, берут в час куда больше меня. И никто, между прочим, не смеется. Водопроводное дело здесь в чести.
Как ни странно, в ответ на мое наглое заявление Корделия и бровью не повела.
– Мистер Блевинс, – сказала она, – по страховому полису бабули мне достались десять тысяч долларов. Я и не знала, что являюсь ее наследницей. Если понадобится, я истрачу все до последнего цента, лишь бы найти злодея.
Кто бы не поддержал такое решение? Какая прелесть эта Корделия!
– Друзья зовут меня Хаскеллом.
– Очень приятно, Хаскелл, – улыбнулась Корделия.
Жаль, но улыбка исчезла, когда Корделия потянулась к сумочке. Тонкие бровки нахмурились, едва заметная морщинка промелькнула и исчезла – ну совсем как легкое облачко на ясном небе.
– У меня… у меня сейчас нет денег. С этим наследством столько формальностей… Обещают вот-вот выплатить. – Она поспешно выхватила из сумочки чековую книжку и ручку. – Но для начала я выпишу чек на сто долларов, ладно? Сию же минуту.
Не стану скрывать – я был в восторге. Даже почерк на этом листочке выглядел симпатично.
Корделия защелкнула сумочку и поднялась с кресла. Но у меня остался к ней еще один немаловажный вопрос.
– Кто-нибудь еще, кроме вас, получил наследство?
– Юнис, – ответила она. – Бабуля разделила сумму страхового полиса поровну между внучками. Каждая из нас унаследовала по десять тысяч. Ужасно мило с ее стороны, правда? – Корделия снова горестно захлопала ресницами.
Я промолчал. Улыбнулся, конечно, сочувственно. Кивнул. Но промолчал. В самом деле, ужасно мило. Или ужасно глупо. Одно из двух.
В Пиджин-Форке, штат Кентукки, неоновой вывески днем с огнем не сыщешь. Разве что из чистого патриотизма принять в расчет ту почти микроскопическую загогулину, которая красуется в витрине гриль-бара Фрэнка? Так от нее все равно никакого проку. Парочка флуоресцентно-красных слов – вот вам и вся надпись. Да открой я офис через улицу от Фрэнка, думаете, дождался бы хоть одного порядочного блика от этой вывески? Потому-то даже и пытаться не стал.
Просто снял офис над аптекой своего брата Элмо. А что? Очень удобно. Мертвый сезон – он ведь и для частного детектива мертвый сезон. Почему бы в часы затишья не помочь родному брату? Я, например, навожу чистоту у него в аптеке и слежу за тем, чтобы не иссяк фонтан содовой.
Откровенно говоря, часы затишья в Пиджин-Форке длятся с понедельника по субботу. Впрочем, в воскресенье особого ажиотажа тоже не наблюдалось бы, но по воскресеньям мы с Элмо не работаем.
Захолустная тишина Пиджин-Форка меня, признаться, в свое время здорово раздражала. Зато сейчас, после недавней шумихи вокруг убийцы котов, попугайчиков и прочей домашней живности, я даже рад покою.
Но это, повторяю, сейчас. А еще несколько месяцев назад ситуация складывалась ну совершенно иначе. К тому сентябрьскому вторнику, когда Корделия Терли впорхнула в мою жизнь, мертвый сезон в агентстве затянулся до такой степени, что я начал было подумывать о смене деятельности. Мало ли на свете профессий, где бизнес, так сказать, крутится на чуть-чуть большей скорости? Взять, к примеру, водопроводчиков… Уж эти никогда без дела не остаются.
Вот об этом я и размышлял, орудуя веником в аптеке Элмо, когда парнишка Холи уронил шоколадное мороженое аккурат посреди зала, у витрины с желудочными микстурами, да еще и придавил вафельный рожок каблуком. Пройдясь по липкой шоколадной жиже, веник, само собой, стал похож на видавшее виды мочало. Выпустив – сквозь зубы, заметьте, так, чтобы никто не слышал! – обойму всех известных мне ругательств, я занялся изобретением новых.
Мое словотворчество неожиданно прервала Мельба Холи.
– Хаскелл! – рявкнула она. – Эй, Хаскелл!
Мельба Холи – личность весьма примечательная. Именуется она секретарем и бухгалтером Элмо, но на вашем месте я бы не обольщался по поводу ее профессиональных качеств. Вот если вам когда-нибудь понадобится специалист, чтобы глазеть в окно, – тогда милости прошу. Лучше Мельбы никого не найдете.
Я оглянулся. Вытянув шею, Мельба разглядывала панораму за витриной аптеки. Что и требовалось доказать.
– Хаскелл, – повторила она. – Кажется, к тебе покупатель.
– Клиент, – машинально поправил я. Это уже вошло у меня в привычку. Мельба упорно называет клиентов покупателями.
В ответ она только вытаращила на меня глаза.
– В детективные агентства обращаются клиенты.
Как видите, мое терпение неистощимо.
– Фу-ты ну-ты! – пропела Мельба и снова повернулась к окну.
Я проследил за ее взглядом, и что вы думаете? По лестнице и впрямь поднимался клиент! К тому же дама. До сих пор я ее в Пиджин-Форке не видел, но что с того? Времена меняются, и теперь незнакомые лица в наших краях не редкость. Я стоял, как вы помните, посреди аптеки, что не помешало мне мгновенно оценить незнакомку по собственной десятибалльной системе, применимой к обитательницам Пиджин-Форка. Десять баллов ровно. В любом другом городе Соединенных Штатов она потянула бы баллов на семь-восемь, но среди женщин Пиджин-Форка самой популярной прической по-прежнему остается «пучок с начесом» – этакая шишка на затылке. Кроме того, наши дамы хранят трогательную верность моде двадцатилетней давности и, судя по комплекции большинства, любой из них не составит труда приподнять небольшой грузовик. А при случае и уронить его вам на ногу.
Итак, моему изголодавшемуся взору предстала мисс Десять Баллов по шкале Пиджин-Форка. Мельба, должно быть, уловила огонь в моих глазах, поскольку немедленно занялась прической, приглаживая свой и без того идеально гладкий пучок.
– Святые угодники! Хаскелл, да ты, как я погляжу, прямо горишь…
Конец фразы для человечества безвозвратно утрачен. К числу благодарных слушателей Мельбы я себя никогда не относил. А теперь и подавно. В последнее время ситуация приняла опасный оборот. У Мельбы, надо сказать, пятеро ребятишек мал мала меньше. Два года назад счастливый папаша Холи счел уместным скончаться, и с тех пор Мельба зыркает в мою сторону чаще, чем того требует необходимость. Других свободных особей мужского пола она, разумеется, тоже не оставляет без внимания. К несчастью в бедняжке Мельбе добрая сотня лишних фунтов – большая часть которых приходится, мягко выражаясь, на седалище, – а ее пятеро драгоценных чад вывели бы из себя даже святого. Узнав Мельбу поближе (в рабочей обстановке, уверяю вас, исключительно в рабочей обстановке!), я пришел к определенному выводу. Отис Холи провернул старый как мир фокус. Он не умер. Он смылся.
Когда я пулей вылетел из аптеки, мисс Десять Баллов уже почти добралась до лестничной площадки перед дверью моего офиса. Но ее последние несколько шагов мне таки удалось лицезреть. Роскошное зрелище. Какая жалость, что я опоздал к началу представления!
На ней был узкий темно-синий костюм – ну, знаете, такой коротенький пиджачок и обтягивающая юбочка с разрезом сзади. Ох и удобная же штука эти разрезы! Во-первых, без них женщинам пришлось бы забыть о лестницах. А во-вторых, как бы я тогда увидел стройные ножки мисс Десять Баллов?
Не сказать, чтобы эти ножки совсем уж выбили меня из колеи, но без нескольких глубоких вдохов все же не обошлось.
– Вы к Хаскеллу Блевинсу, мисс? – проблеял я и сглотнул слюну. – К частному детективу?
Если она ошиблась адресом, я готов был назваться любым другим именем, лишь бы не разочаровать прелестное видение.
Посетительница оглянулась, и я получил возможность убедиться, что помимо ножек у нее имеется масса других достоинств. Собственно, весь облик незнакомки наводил на мысли о совершенстве.
– Вообще-то… да, – немного удивленно протянула она. – А он… А вы…
Я кивнул.
– Точно.
Тут она улыбнулась. Правда, слегка растерянно, но очень мило. И украдкой глянула поверх моего плеча на дверь аптеки, из которой я выскочил пару минут назад. Улыбка мисс Десять Баллов довершила то, что не удалось ее ножкам. Совершенно ослепленный, я только с третьего раза попал ключом в замочную скважину.
Наверное, я слишком долго возился с дверью собственного офиса, а ступив через порог, еще и налетел на торшер… и какого черта он здесь торчит?! В общем, когда клиентка опустилась в кресло напротив моего рабочего стола, у нее был вид человека, раздираемого сомнениями.
Мой офис Мельба называет Бермудским прямоугольником. Она уверяет, что довести комнату до такого состояния, когда каждый дюйм поверхности усеян папками, ручками, документами и вырезками из газет, способны только неизвестные науке природные силы. Мельба преувеличивает. Честное слово.
Но, судя по выражению лица мисс Десять Баллов, рассчитывать на ее поддержку в нашем с Мельбой споре мне не приходилось. Чем дольше она рассматривала кабинет, тем шире распахивались громадные голубые глаза. Прежде чем поднять на меня взгляд, она глубоко вздохнула.
– Боюсь, я вас представляла немножко иначе, мистер Блевинс…
У меня засосало под ложечкой. Такой голос невольно наводит на воспоминания о праздничном торте с шоколадной глазурью.
Я ответил самой обаятельной улыбкой из своего арсенала.
– Ничего страшного. Буду рад вам помочь. Номер не прошел. Похоже, мой шарм на нее не действовал. Мисс Десять Баллов залилась прелестным румянцем и застенчиво опустила глаза.
– Видите ли… дело ужасно сложное… Мне кажется, его смог бы решить только настоящий… – она не сразу подыскала нужное слово, – э-э… настоящий профессионал.
Вот это уже слишком. Она задела меня за живое. Я расправил плечи, вытянулся, пытаясь прибавить себе росту, – насколько это возможно в сидячем положении – и принялся перечислять свои успехи в области сыска. На моем счету – скромно, но с достоинством заявил я – немало раскрытых за последние пять лет дел: убийство Стоумов, скандал с шантажом Хейзелипа, мошенничество Виттитоу. А уж банальных краж и не счесть.
Дело Коллинза я приберег напоследок в надежде, что потенциальная клиентка читала о нем или даже слышала в «Новостях». Имя Коллинзов долго не сходило с первых полос газет и с голубых экранов – собственно, оно занимало умы журналистов все время, пока искали малютку, за которую похитители запросили пять миллионов. К тому же это дело стало в некотором роде моим боевым крещением, а заодно и пропуском в самостоятельный бизнес.
Тогда я еще работал в полиции Луисвиля. На мой взгляд, благодарность папаши Коллинза за то, что я сохранил в неприкосновенности его банковский счет, несколько превосходила его благодарность за возвращение прелестной крошки в отцовские объятия. Разумеется, я оставил эту мысль при себе. Зато в красках описал мисс Десять Баллов саму прелестную малютку Коллинз. Золотые кудряшки, ямочки на щечках, синие глаза в пол-лица. Очаровательное создание. И безнадежно испорченное. Поверите ли, по пути домой она потребовала, чтобы я заскочил с ней в магазин игрушек!
Об этом обстоятельстве я тоже умолчал. К тому моменту, когда я решил перевести дух, взгляд мисс Десять Баллов заметно потеплел. Заметно, но недостаточно. Кажется, ее все еще терзали сомнения.
Я убедился в этом, едва она раскрыла рот.
– Н-ну, не знаю…
Подсказки лучше и не придумаешь. Я моментально понял, в чем загвоздка. С каждым клиентом повторяется одно и то же. Он приходит в детективное агентство, рассчитывая увидеть эдакого супермена, а натыкается на самого что ни на есть заурядного малого среднего роста и телосложения, да еще рыжего и курносого.
Откровенно говоря, встречались и такие, кто намекал на мое поразительное сходство с клоуном. Разумеется, я не теряю надежды, что все дело в присущей человечеству жестокости. Знаете, есть определенный сорт людей – не успокоятся, пока не скажут другому гадость.
Нет, нас с Арлекином действительно кое-что роднит. Веснушки. Почему это веснушчатых людей никто не воспринимает всерьез, а? Чем, скажите на милость, плохи веснушки? Разве кто-нибудь доказал, что с каждой лишней парой веснушек умственный потенциал снижается на пару делений? То-то же. Нет такой закономерности. В противном случае мой собственный потенциал был бы уже в минусе.
Словом, я перегнулся через стол, устремив на мисс Недоверчивость серьезный взгляд, – между прочим, он мне здорово удается – и завершил свою рекламную кампанию проникновенной речью. Эту речь мне приходилось повторять бессчетное количество раз, так что теперь она у меня от зубов отскакивает. Итак, сначала я поведал о восьми годах службы в полиции Луисвиля, о сотнях преступлений, над которыми мне пришлось работать. Затем остановился подробнее на тех делах – их было гораздо меньше, но клиентам об этом знать не обязательно, – которые мы успешно раскрыли. В общем, к концу речи любой бы поверил, что без меня преступность в стране неизбежно скатилась бы в беспредел.
Да, я выложил о своей службе в полиции почти все. Кроме того, что устал от всего этого до чертиков. Меня уже тошнило от лицезрения изнанки человеческой природы. Уж поверьте, работая в отделе бытовых преступлений, можно запросто превратиться в человеконенавистника.
О последней беседе с папашей Коллинзом я тоже умолчал. За избавление своей малышки он вручил мне кругленькую сумму.
Полагаю, в семействе Коллинзов на ежедневные карманные расходы уходит больше, но для меня сумма оказалась весьма значительной. Я даже смог наконец купить дом. И сделать еще кое-что, о чем мечтал очень-очень давно.
Вы, конечно, сталкивались со счастливчиками, у которых неожиданно завелись деньжата и которые при этом гордо заявляют, что, несмотря ни на что, свою работу не бросят? Знаете таких? Так вот, не верьте ни единому слову. Все это вранье.
Вручив чек, папаша Коллинз еще тряс мне на прощание руку, а я уже сочинял торжественную речь для прощального банкета с коллегами. И, покончив с формальностями, тут же укатил в Пиджин-Форк. На родину. Слышали поговорку – где родился, там и пригодился? Вот именно. Лучше не скажешь.
Я точно знал, чем хочу заниматься в Пиджин-Форке. Будучи в самом расцвете сил – а именно тридцати трех лет от роду, – я вполне созрел для собственного бизнеса. Сколько лет мечта о детективном агентстве маячила передо мной, словно мираж оазиса в пустыне. Так что, добравшись до этого оазиса, я, не медля ни минуты, открыл собственную контору и стал ждать, когда хлынет поток клиентов.
Ждать пришлось долго.
К моменту появления мисс Десять Баллов ожидание длилось уже больше четырех месяцев, а самым крупным делом за все это время оказалась кража дюжины хозяйственных мешков из лавки скобяных товаров Тоуми. Если и у мисс Десять Баллов стащили всего лишь парочку полиэтиленовых пакетов, я не стал бы артачиться. На нее по крайней мере хоть смотреть приятно. Не то что на Тоуми.
Самореклама определенно сработала. Я, было, умолк, чтобы перевести дух, но продолжить не пришлось.
– Кажется, вы мне подходите, мистер Блевинс. Вот теперь моя улыбка засияла на полную мощь.
– У нас случилось ужасное несчастье. С бабушкой, – проговорила мисс Десять Баллов. Помолчала с минуту и быстро добавила: – А еще с ее котом. И попугаем.
Я вытаращил глаза. Это что же получается? Я тут полчаса соловьем перед ней разливаюсь – и ради чего? Сдается мне, кража мешков в сравнении с этим дельцем – преступление века.
Ну что такого ужасного может приключиться со старушкой и парочкой ее питомцев? Диапазон самых ужасных происшествий удручающе ограничен. Я уж не говорю о том, насколько это захватывающе интересно.
– И что же с ними произошло? – вежливо поинтересовался я.
Глаза мисс Десять Баллов округлились.
– Их убили!
Надо же. Этот вариант выходил за рамки предполагаемого диапазона.
– Всех сразу? – уточнил я.
Мисс Десять Баллов безмолвно кивнула.
– И вашу бабушку? Еще один кивок.
– И ее кота?
Снова кивок.
– И попугая?
Самый последний кивок был и самым яростным.
Надеюсь, мне удалось сохранить невозмутимый вид, хотя сдержаться оказалось не так просто. Задавая последний вопрос насчет птички, я уже догадывался, о чем речь. Сами посудите – много ли может быть дел, где в качестве жертв фигурируют престарелые дамы и их домашние любимцы? Это убийство достаточно долго оставалось одной из главных тем национального телевидения и прессы. А буквально на прошлой неделе мне в глаза бросился громадный заголовок бульварной газетенки – из тех, что вы против собственной воли вынуждены читать, продвигаясь к кассе в овощном магазине.
МАНЬЯК УБИВАЕТ ВСЕ, ЧТО ДВИЖЕТСЯ!!! – гласила жирная верхняя строка. А внизу, курсивом потоньше, разъяснялось:
ЗЛОДЕЙ РАСПРАВИЛСЯ СО СТАРУШКОЙ И ЕЕ ПИТОМЦАМИ!
Пиджин-Форк, штат Кентукки, впервые со дня основания заявил о себе на всю страну. Но я отчетливо помню, что особой гордости не испытал. Интересно, почему бы это?
Интуиция подсказывала, что дело выигрышное. Не сочтите меня циником – боже упаси! Выигрышное – только в смысле репутации. Раскрытие такого преступления способно ввести вас в элиту частного сыска. Тому, кто справился бы с подобной загадкой, были обеспечены внимание прессы и общественности. Дай бог выдержать. Ну а если бы это удалось мне, то весь округ Крейтон пал бы к моим ногам. От клиентов отбоя не будет. Очень может быть, что у меня даже не останется времени на уборку в аптеке Элмо.
Я был уверен в своей догадке, но на всякий случай все же спросил:
– Не убийство ли Терли вы имеете в виду?
И тут же пожалел о своих словах. Огромные голубые озера наполнились слезами. Что мне стоилo воспользоваться нейтральным словом «дело»? Залитые слезами голубые глаза пару раз моргнули. Мисс Десять Баллов пару раз горестно всхлипнула.
– Миссис Терли – это моя бабушка. А я – Корделия Терли.
Разумеется, я пробормотал подходящие к случаю слова. Что-то вроде «мне очень жаль» и все такое. Откровенно говоря, соболезнования даются мне с трудом. Язык сразу деревенеет. Ну, как прикажете общаться с тем, кто только что проводил в последний путь близкого человека? А если причиной этой потери стало убийство? Кошмар, да и только.
Моргнув еще разок, Корделия продолжила:
– Я живу в Нэшвиле, мистер Блевинс… Со дня… С тех пор прошло уже семь месяцев. Представляете – целых семь месяцев. И понимаете, я все ждала, ждала, пока полиция схватит этого… этого… – Похоже, ей понадобилось время, чтобы подыскать нужное слово.
– Злодея? – подсказал я.
Корделия в очередной раз кивнула. Короткие каштановые локоны заплясали вокруг хорошенького личика.
– Именно, – согласилась она. – Злодея. У нее это слово почему-то вышло гораздо длиннее: зло-оу-дей-йа.
Остальное она выдала скороговоркой. Насколько я понял, бабушка и дедушка Корделии жили за городом. Судя по описанию, в непосредственной близости к краю света. Рядом – иными словами, на самом краю света – обитала сестра Корделии, Юнис, с мужем Джо Эдди Креббсом. Чета Креббсов переехала в наши места около года назад, когда единственный сосед бабушки решил продать свой дом.
– Юнис давно хотелось поселиться поближе к бабуле, – пояснила Корделия.
Вот так штука. До этого момента фамилия Терли мне ничего не говорила, но теперь я вспомнил, что учился в одной школе с некой Юнис Терли. Неужто это ее бабушку укокошили? Да и Джо Эдди Креббс был мне знаком со школьных времен. Не стану утверждать, будто мы близко знали друг друга, поскольку и Юнис, и Джо Эдди были двумя годами младше, но кое-что у меня в памяти все же осталось. Юнис – это я точно помнил – была симпатичной изящной малышкой, чего о Джо Эдди я бы не сказал. С возрастом Джо если и изменился, то только к худшему, что вполне естественно для игрока школьной сборной по футболу. Там же дня не проходит, чтобы кому-нибудь не заехали по носу. Вот и носу Джо Эдди досталось немало.
Мой интерес к Корделии обрел, так сказать, историческую окраску. Сколько же ей лет? Должно быть, она минимум года на четыре моложе меня, иначе бы я ее запомнил по школе. А на такую мелюзгу старшеклассники просто не обращают внимания.
– Понимаете, – продолжала Корделия, – годы ведь дают о себе знать… Вот Юнис и решила помочь бабуле с дедулей на старости лет.
Тут она вспомнила, что над ее бабулей годы уже не властны, и я вновь увидел свое отражение в огромных, залитых слезами голубых озерах.
И вновь заерзал в кресле, словно мне сыпанули в штаны горсть горячих углей. Слова соболезнования не шли на ум, хоть ты тресни… «Мне очень жаль»? Так я уже это говорил. Ну что еще придумаешь в такой ситуации? Сказать – мол, ваша бабуля пожила всласть? Всласть-то оно всласть, но как быть с печальным концом? В общем, пока я лихорадочно перебирал возможные варианты утешения и отбрасывал их один за другим, Корделия успела успокоиться.
– К тому же в последнее время возраст стал все сильнее сказываться на бабуле.
– О? – На сей раз я легко справился с ответной репликой. Без малейшей запинки. Бурные аплодисменты.
Корделия вспыхнула.
– Ну, не то чтобы очень сильно… Просто бабуля могла надеть юбку задом наперед… Или, например, начнет чем-нибудь заниматься – и тут же забывает, что, собственно, хотела сделать. Мелочи, конечно, но все-таки…
Судя по всему, с мозгами у бабули Терли было не все в порядке. С другой стороны, если подумать, не слишком-то она и отличалась от остальных. Да вот взять, к примеру, вашего покорного слугу. Я и сам пару раз надевал свитер шиворот-навыворот. Если это первый шаг по дороге к желтому дому, то мне туда билет обеспечен.
Корделии я об этом, разумеется, докладывать не стал. Хватит с нее моих веснушек. Узнай клиентка еще и о проблемах со свитерами – боюсь, вылетела бы из офиса с визгом. И поминай как звали.
– О боже!
Здорово. Я делал успехи буквально на глазах. Если эдак и дальше пойдет, то в скором времени могу рассчитывать на приз в конкурсе ораторов.
– Да-а, – со вздохом покачала головой Корделия, – бедная бабуля. Вообще-то она держалась, но иногда за ней нужно было приглядывать.
– Гм. – Надеюсь, это глубокомысленное замечание прозвучало достаточно сочувственно. – Так вы говорите, в тот вечер… – Пора было переходить к делу. Надетые задом наперед юбки – это, в конце концов, не причина для убийства, верно ведь?
– Ах да… – Корделия снова умолкла и горестно захлопала ресницами.
Убедившись, что мой словарный запас слишком беден для выражения соболезнования, я избрал выжидательную тактику. Проще говоря – промолчал.
Если убрать приличное количество вздохов, всхлипов и пауз, то рассказ Корделии звучал примерно так:
Той ночью, когда убили бедную бабулю, дедушка Терли играл в карты в доме Юнис с ее мужем и со своим приятелем, неким Делбертом Симсом. Ни мужчины, ни сама Юнис ничего подозрительного не видели и не слышали. Игроки засиделись далеко за полночь. Приблизительно в половине второго Делберт Симс отправился домой. Следом ушел дедуля.
Только в отличие от Симса старикан через несколько минут прискакал обратно – без рубашки, в тапочках на босу ногу и белый как мел. Он рыдал в голос и все повторял, что бабулю убили. Выяснилось, что дедуля забрел на кухню выпить перед сном стакан молока и обнаружил бабулю на полу бездыханной, рядом с котом и попугаем, также почившими вечным сном.
– Больше… – простонала Корделия, – больше мне ничего не известно. Шериф сказал, что всех их убили одним и тем же… одним и тем же…
– Тупым предметом? – осторожно подсказал я.
Именно так было упомянуто в полицейском отчете, опубликованном в газетах. «Орудием убийства пожилой женщины, кота и попугая предположительно является тяжелый тупой предмет». Что это за «тупой предмет», полиция до сих пор не выяснила. Орудия убийства на месте преступления не оказалось.
Корделия кивнула, не сводя с меня широко распахнутых голубых глаз.
– О, мистер Блевинс, вы должны найти этого злодея!
Разумеется, я напустил на себя достойный профессионала вид, но в душе меня грызли сомнения. Что мне, собственно, делать там, где потерпела крах полиция?
Тем не менее, я изобразил уверенную улыбку и пообещал начать расследование немедленно. С визита к сестре и зятю Корделии.
После чего, прокашлявшись, заявил:
– Однако мои услуги стоят недешево. Я беру тридцать долларов в час. Или двести в день.
Отмечу сразу: по сравнению с аппетитами других детективных агентств мои ставки просто смехотворны. В свое время я даже подумывал – а не сменить ли вывеску на нечто более подходящее для Пиджин-Форка? Скажем, «Хаскелл Блевинс. Расследования задаром». Видите ли, народ в наших краях убежден, будто я задираю цену выше головы. Или выше крыши. Попробуйте только заикнуться о тридцати долларах в час – и вас разорвут на части. В лучшем случае засмеют.
В этом крылась вторая причина моих раздумий насчет смены профессии. Водопроводчики в Пиджин-Форке, уверяю вас, берут в час куда больше меня. И никто, между прочим, не смеется. Водопроводное дело здесь в чести.
Как ни странно, в ответ на мое наглое заявление Корделия и бровью не повела.
– Мистер Блевинс, – сказала она, – по страховому полису бабули мне достались десять тысяч долларов. Я и не знала, что являюсь ее наследницей. Если понадобится, я истрачу все до последнего цента, лишь бы найти злодея.
Кто бы не поддержал такое решение? Какая прелесть эта Корделия!
– Друзья зовут меня Хаскеллом.
– Очень приятно, Хаскелл, – улыбнулась Корделия.
Жаль, но улыбка исчезла, когда Корделия потянулась к сумочке. Тонкие бровки нахмурились, едва заметная морщинка промелькнула и исчезла – ну совсем как легкое облачко на ясном небе.
– У меня… у меня сейчас нет денег. С этим наследством столько формальностей… Обещают вот-вот выплатить. – Она поспешно выхватила из сумочки чековую книжку и ручку. – Но для начала я выпишу чек на сто долларов, ладно? Сию же минуту.
Не стану скрывать – я был в восторге. Даже почерк на этом листочке выглядел симпатично.
Корделия защелкнула сумочку и поднялась с кресла. Но у меня остался к ней еще один немаловажный вопрос.
– Кто-нибудь еще, кроме вас, получил наследство?
– Юнис, – ответила она. – Бабуля разделила сумму страхового полиса поровну между внучками. Каждая из нас унаследовала по десять тысяч. Ужасно мило с ее стороны, правда? – Корделия снова горестно захлопала ресницами.
Я промолчал. Улыбнулся, конечно, сочувственно. Кивнул. Но промолчал. В самом деле, ужасно мило. Или ужасно глупо. Одно из двух.