— На твоем судне, — ответила Надари; только сейчас он с удивлением заметил, что она смотрит на него снизу вверх. Как же так вышло? Всего несколько минут назад он мог бы поклясться, что она выше его ростом! — В трюме, где ты допрашивал первого кхлеви.
   — Правда?
   — Да. Священный кот думает, что я найду это окружение весьма… стимулирующим.
   — Уж киска-то знает… — сказал Беккер.

Глава 14

   О том, чтобы линьяри оставались ночевать на борту «Кондора», Хафиз и слышать не хотел. Акорна была этому даже рада, особенно когда увидела Беккера и Надари, рука об руку идущих в направлении корабля, и вышагивающего рядом с ними РК.
   Три павильона отдельно стояли треугольником среди цветущих садов и лугов. Карлье и Мири были поселены в одном из них; хотя Мати могла остаться со своими родителями, она все же настояла на том, чтобы ночевать с Акорной. Таким образом, Ари и Таринье пришлось разделить третий павильон.
   В основном Акорна провела оставшуюся часть вечера со своими человеческими друзьями, рассказывая им обо всем, что с ней происходило с тех пор, как они в последний раз друг друга видели.
   — Этот парень, Ари… — сказал Гилл. — Он с тобою….
   — Мы просто друзья, — прервала его Акорна.
   — Да уж, ясное дело, просто друзья! Если он готов за тебя воевать с жукоглазыми монстрами… — усмехнулся Калум.
   — Все мы были в опасности, — достаточно разумно парировала Акорна. — И Ари старался спасти нас всех.
   — Однако он ведь не знал, что та гадость, измазавшая его костюм, убьет эту тварь? — спросил Гилл. — Он просто ввязался в драку и связал чудовище боем?
   — Ну… да.
   — По-моему, звучит несколько самоубийственно, — заявил Калум.
   — Я и правда не думаю, что он… нет, по крайней мере — не сейчас, — сказала Акорна.
   — А что было до того? — спросил Гилл.
   Внезапно Акорна почувствовала себя так неловко, как никогда прежде не чувствовала себя в компании этих дорогих ей и любимых людей.
   — Почему вы устроили мне этот допрос? — спросила она с некоторым вызовом.
   — А ты как думаешь? — в голосе Калума послышались раздраженные нотки. — Потому что мы заботимся о тебе, конечно, и потому, что мы обсудили это и нам показалось, что он тебе небезразличен.
   — Но нам надо убедиться, — добавил Рафик. — Убедиться, что ты… ну, грубо говоря, не просто переживаешь за кого-то, кого при этом не представляешь в роли своего супруга.
   — Ты должна признать, девочка, что мы знаем о мужчинах немножко больше, чем ты, — улыбнулся Гилл.
   — О мужчинах-людях — да. Но Ари — линьяри, — возразила она. — И мы друзья. Не более того.
   — Пока еще — не более?.. — спросил Гилл.
   — Нет, и не будем друг для друга ничем большим, пока он…
   — Пока он не будет к этому готов, милая? — не отставал Гилл. — А как насчет тебя? Ты будешь болтаться на корабле-старьевщике, пока парень не решит, может он или нет стать спутником прекрасной, умной, веселой, талантливой, нежной и любящей девушки? Ты уж извини нас, но это идиотизм. Который заставляет нас задуматься о том, насколько умен и нежен он.
   — Честно говоря, мы думали, что тебя захомутал какой-нибудь жеребец, как только ты приземлилась на родной планете, — сказал Калум. — Мы несколько удивлены таким поворотом событий.
   Внезапно Акорна рассмеялась:
   — Это одна из тех ситуаций, когда вы собираетесь спросить меня, когда я остепенюсь и подарю вам внуков?
   — Да, — серьезно сказал Рафик. — Обычно матери делают это… ну, любят они задавать такие вопросы. А поскольку у тебя нету матери, и мы не были уверены, что твоя тетя задумается об этом — да к тому же ее здесь нет… В общем, мы задумались об этом — то есть Калум и Гилл задумались, что, может быть, нам стоит обсудить.
   — На самом деле все начал Хафиз, — сказал Калум. — Эй, но я думаю, мы нашли неплохое решение. Гилл настаивал на том, чтобы отвести парня в сторонку и расспросить его, каковы его намерения, как только мы увидели, как он… как ты… как оно все выглядит. Но потом мы подумали, что парень, который придушил кхлеви голыми руками, может оказаться чувствительной натурой, и решили расспросить тебя…
   — Это показалось нам более безопасным, — завершил Рафик с озорной улыбкой.
   Акорна расхохоталась.
   — И вы спросили. Мы обсудили это, — сказала она, обнимая их всех по очереди, — и мне больше нечего добавить. Честно говоря — сейчас нечего. Между прочим, меня вот что интересует: когда я смогу поженить своих отцов? Джудит и Мерси не будут ждать вечно, пока вы рассуждаете о том, как устроить мою личную жизнь.
   — На самом деле, — ответил Калум, — мы, э-э, мы хотели сделать некое заявление. Но я подожду, пока она не сможет…
   Остальные двое стали хлопать его по спине. Разговор плавно перешел на то, как нужно устраивать свадьбы, а потом все они почувствовали необходимость поговорить со своими любимыми, и Акорна сумела ускользнуть обратно в свой павильон.
   Мати там не было. Акорна подумала, что девочка, наверное, проводит время вместе с родителями. Это было замечательно. Как хорошо побыть одной! Конечно, она легко избавилась от расспросов своих дорогих друзей — но те вопросы, которые они задавали ей, были отголосками ее собственных вопросов, а ей вовсе не хотелось, чтобы только-только научившаяся мысленной речи девочка подслушала ее размышления, пусть даже и нечаянно.
   Заботилась ли она об Ари просто потому, что жалела его, или это было нечто большее? Откуда ей знать? Она еще ни разу в жизни не искала себе супруга. Она знала, что ее дядюшки действовали в ее же собственных интересах; по правде сказать, она тоже не замечала такой уж существенной разницы между мужчинами-людьми и мужчина-ми-линьяри. Воспитанная мужчинами, она чувствовала, что понимает их настолько хорошо, насколько женщина вообще способна понять мужчин. По крайней мере, на этом отрезке жизни. Но она не могла бы сказать, что хоть как-то понимает Ари. Да, она может читать его мысли, когда он это позволяет, и знает, что она ему небезразлична. Она может чувствовать его боль. Но она не имела ни малейшего представления о том, почему он так себя ведет. Ей очень хотелось, чтобы рядом оказалась Прародительница Надина или тетушка Нева, с которыми можно было бы посоветоваться. Конечно, она могла расспросить об этом Гилла, Калума или Рафика, но они, казалось, были настроены отнюдь не в пользу Ари.
   Вздохнув, она погрузилась в неспокойную и полную снов дрему.
   Приснилось, что ее пытается соблазнить кхлеви.
 
   Сам Ари в это время, напротив, никак не мог ни заснуть, ни читать книгу, которую он выбрал среди старинных бумажных книг «Кондора»: в библиотеке корабля была целая коллекция древних европейских книг различных авторов. В данный момент Ари читал древнюю пьесу под названием «Ромео и Джульетта» Вильяма Шекспира. Язык был трудноват, но Ари в свое время читал другую книгу, в которой на Шекспира ссылались как на изобретателя языка любви, так что его заинтересовало, о чем сможет ему поведать Эйвонский Бард. Однако он никак не мог понять, почему косметическая фирма двадцатого века (корабельная библиотека также содержала некоторое количество маленьких ярких рекламных буклетов той фирмы) решила спонсировать древнего поэта — разве что потому, что он также был и актером, а актеры, как узнал Ари, тоже пользовались косметикой.
   Пока он боролся со сложностями языка, Таринье непринужденно рассказывал ему о своей эффектной и успешной (по словам самого Таринье) карьере дамского ухажера. У Ари не хватало духу попросить его помолчать, поскольку он знал, что потеря кончика рога заставляла Таринье чувствовать себя обезображенным, так что младший товарищ Ари вспоминал сейчас свои предыдущие успехи, просто чтобы придать самому себе уверенности.
   Однако справедливости ради надо сказать, что, строя такие предположения, Ари переносил на Таринье свои собственные переживания от потери рога и свое сочувствие потере Таринье, а не читал его мысли — что, впрочем, оказалось невозможным одновременно с попытками прорваться через старинные шекспировские обороты речи. Но тут Таринье внезапно оторвал его от чтения, перекатившись поближе к товарищу и игриво ткнув Ари под ребра.
   — Эта Кхорнья — лакомый кусочек, а? — подмигнув, поинтересовался Таринье.
   — Лакомый кусочек?.. — не понял Ари; упоминание о Кхорнье заставило его оторваться от книги.
   — Желанная подруга для таких консервативных личностей, как ты, — терпеливо перевел Таринье.
   — Я… да. Мати упоминала, что ты сам говорил, будто помолвлен с ней. Это все еще так? — спросил Ари. Голос его был ровным, почти лишенным интонаций: молодой линьяри не желал выдавать своих чувств.
   — Я?.. О нет! Нет, нет, нет. Во имя Предков, нет! О да, конечно, когда я впервые увидел ее, я был просто сражен. Она прекрасна — лакомый кусочек, как я и сказал. Но, э-э, я просто был первым мужчиной-линьяри, которого она увидела, а она — она была так невинна, и у нее были такие прекрасные влажные глаза… Я почувствовал, что обязан защищать ее, и мне хотелось дать понять остальным мужчинам, что они должны… воспринимать ее превосходные достоинства… правильно. Нет, теперь, когда я лучше знаю ее, я понимаю — она не для меня.
   — Нет? А почему же? — спросил Ари, внезапно сам ощутивший потребность защитить девушку; удивительно, но сам факт того, что Таринье отвергал Кхорнью, кажется, выводил его из себя. Разве может быть во всех мирах хоть кто-то, кто не будет желать Кхорнью?
   — Честно? — сказал Таринье. — Она слишком умна для меня. И, э-э, немножко слишком идеалистична. А также немножко слишком чужая — все-таки ее воспитывали люди, ну, и все такое. У нее своеобразные идеи, и поэтому я не знаю, чего от нее ожидать в следующую минуту. Это нервирует меня.
   — Да, признаю, я тоже нервничаю рядом с ней, — задумчиво подтвердил Ари.
   — Я заметил. Но ты-то по ней с ума сходишь, а? — с явным намеком проговорил Таринье, в глазах его плясали хитрые искорки. — Ты ведь хочешь ее, разве нет?
   — Я… я не имею права. Она заслуживает супруга со здравым умом и телом… и рогом, — с некоторой жесткостью закончил Ари. Впрочем, на его взгляд, Таринье и сам был жесток и бесцеремонен.
   — Ох. Боюсь, я заслужил это. Но мне говорили, что мой со временем вырастет.
   Ари промолчал. На жестокость Таринье ответил жестокостью. Это была одна из причин, почему линьяри обычно старательно избегали жестокости. В подобных разговорах собеседники словно бы нисходят по спирали на низший уровень эмоций: это не только недобро по отношению к собеседнику и себе самому — это просто неразумно.
   — Извини, — снова заговорил Таринье. — Я хотел тебе кое-что сказать, а продолжаю раздражать тебя. Ты слишком чувствителен, тебе это известно? Прямо недотрога какой-то!
   — Быть может, это оттого, что очень долгое время каждый, кто пытался меня трогать, делал это, чтобы причинить мне боль, — процедил Ари, стиснув зубы, потом усилием воли он заставил себя успокоиться. — Я тоже виноват. Я начал думать о тебе как о друге. Прародительница говорит, друзья встречаются, чтобы учить друг друга. Я чувствую, ты хочешь меня чему-то научить. Продолжай.
   — Я, собственно, говорил вот что, — продолжил Таринье. — Вне зависимости от того, чего женщина заслуживает по твоему мнению, сама она считает, что заслуживает именно того, чего желает ее сердце. По крайней мере, так было со всеми женщинами, которых я встречал. Мне кажется совершенно ясным, что Кхорнья хочет тебя.
   — Нет, — возразил Ари. — Она просто добрая и любящая натура. Она сочувствует мне — из-за моей раны, из-за того, что случилось у кхлеви… Когда она будет уверена, что я поправился, насколько это возможно — ведь в первую очередь она лекарь, — она вернется к своим людям. Например, нашим послом. Иногда будет заглядывать на нархи-Вилиньяр, чтобы провести какие-нибудь переговоры с нашим правительством. Но к тому времени мы с Йо будем далеко, так что…
   «Так что мне не придется снова видеть, как она уходит», — закончил он про себя.
   — Это только твое предположение! — не согласился с ним Таринье. — Почему ты не спросишь ее саму? Не поговоришь с ней? Не принесешь ей этих замечательных, вкусных цветов? Не почитаешь ей какой-нибудь лирики линьяри? Она никогда не слышала наших стихов, ты же знаешь. Я сам собирался опробовать это на ней, но могу точно сказать, что мне она не поверит.
   — Что она подумает, если я принесу ей цветов с луга, на котором она и так может пастись? — тряхнув гривой, спросил Ари.
   — Что ты принес ей завтрак в постель, — предположил Таринье. — Нет, нет. Возвращайся к своей книге. Забудь о том, что я говорил.
   На следующее утро Таринье еще спал, когда Ари отправился посмотреть, не может ли он помочь чем-нибудь своим родителям в лаборатории, где они анализировали сок растений, убивший кхлеви. Проснувшись, Таринье увидел книгу, оставленную Ари. То путешествие, которое он предпринял вместе с Невой, Кхари и Мелиреньей, чтобы забрать Акорну у ее человеческих родителей, дало ему, как он полагал, превосходное знание стандартного. С помощью ЛАНЬЕ, который он взял с собой с «Никаври», Таринье сумел перевести одну из историй, хотя слова в этом переводе и оказались в самых неожиданных местах. Эта история, написанная человеком по имени Ростан, повествовала о человеке с безобразно длинным носом — что, с точки зрения Таринье, было свидетельством чрезвычайной привлекательности, поскольку среди линьяри длинные носы считались изящными. Этот длинноносый парень любил девушку, которую, в свою очередь, любил более привлекательный молодой человек, друг носатого. Поскольку длинноносый был добрым парнем и любил обоих, он желал видеть и друга, и девушку счастливыми; а поскольку это давало ему возможность высказать девушке, как он ее любит, длинноносый спрятался и начал произносить слова любви, пока его красавчик-приятель только открывал рот, притворяясь, что говорит.
   Таринье понимал, что это никак не может сработать. Конечно, у героев этой истории были определенные общие черты с реальными существами, а у всей этой истории — нечто общее с реальной ситуацией, в которой все они оказались, однако для того чтобы воспользоваться рекомендациями книги для разрешения ситуации, следовало сперва все обдумать и весьма серьезно переработать…
   Мати была очень молода, но, поскольку с самого детства она работала посланницей при визаре Лирили, ей удалось приобрести весьма разнообразный опыт. Однако единственными женщинами, с кем еще можно было обсудить ситуацию, были, к сожалению, сама Кхорнья и мать Ари. Кхорнья, разумеется, отпадала — а мать Ари была слишком занята, да, кроме того, Таринье и не знал ее. Придется поручить дело Мати.
 
   Мати была очень возбуждена, оказавшись среди человеческих детей примерно ее возраста. То есть жили-то они, разумеется, гораздо дольше нее: дети линьяри развивались очень быстро, хотя и сохраняли молодость и здоровье долгие годы; а самые младшие из этих людских детей прожили больше восьми лет, что было намного больше единственного ганьи, прожитого Мати. Ганьи примерно равнялся полутора годам, по стандартному времени.
   Однако эти дети в начале своей жизни очень долгое время оставались почти неразумными, так что их, хотя и совсем иной, жизненный опыт был немногим больше жизненного опыта Мати. Безусловно, никто из них никогда не был курьером при главе своего государства, хотя Лакшми, одна из девочек, с необычайным искусством умела управлять коммуникационными устройствами. Никто из них не сбивал корабля кхлеви и не дрался с кхлеви в рукопашную — но, как выяснилось к ужасу и горю Мати, детям с Маганоса пришлось вытерпеть ужасные испытания: все они были бывшими рабами. Молодые Странники с «Прибежища» видели, как их родители погибают от рук космических пиратов, однако затем им удалось хитростью победить захватчиков и расправиться с ними: теперь эти дети сами были командой своего родного корабля, получая лишь небольшую помощь от нескольких взрослых. Объединяло всех этих детей то, что все они любили и восторгались Кхорньей, которую называли Акорна, Эпона или Госпожа Света и к которой относились с преклонением, которое Мати находила странным.
   — Она просто замечательная, но она такая же, как и все мы, только немного старше, — говорила им Мати.
   — Такая же, как ты, ты хочешь сказать, — поправляла ее Яна. Яна была очень хорошей девочкой и задавала Мати множество вопросов о лечении. Поначалу Мати не хотела отвечать.
   — Не будь такой скрытной, — сказала Яна, когда Мати попыталась сделать вид, что ей ничего не известно. — Мы прекрасно знаем, как вы можете лечить людей. Акорна лечила всех нас, когда мы были в шахтах и других плохих местах. Если бы не она, многие из нас давно стали бы калеками. Я не знаю, почему вы не хотите, чтобы люди знали о ваших возможностях и способностях. Это ведь так чудесно! Как бы я хотела сама уметь так. Я ведь хочу стать доктором.
   — А я хочу создавать голограммы, как мистер Харакамян, — вступила в разговор Аннела, рыжеволосая девочка с «Прибежища». — Он показал мне многое из того, что для этого нужно. И это не так сложно, как можно подумать. Но он сказал, что у меня врожденный талант к этому…
   Тут Аннела осознала, что разговор шел не о возможных карьерах детей, а о целительских способностях Акорны, и добавила:
   — Но это должно быть просто чудесно — уметь лечить так, как умеете это вы.
   Мати поморщилась:
   — Это может оказаться очень удобным — например, когда на тебя нападут кхлеви. Таринье получил совершенно ужасные раны, когда пытался спасти нас с Кхорньей. Он, может быть, даже умер бы, не будь он линьяри. И не будь нас рядом. Как минимум, он потерял бы руку.
   — Он очень храбрый, — сказала Яна. — Кети такая же смелая. И Акорна тоже.
   — Но мой брат храбрее.
   — А кто твой брат, Таринье? — спросила Аннела.
   — О нет. Таринье — что-то вроде моего друга, конечно, когда он не ведет себя как бинье.
   — Я не знаю, что это слово значит, — заметила Яна, — но могу поспорить — ничего хорошего.
   — Да уж… Но теперь он уже не такой. Мой брат — это тот, у которого нету рога. Кхлеви… — Мати обнаружила, что она с трудом может сказать это даже сейчас, — когда они взяли его в плен, они пытали его, вы знаете…
   — Мы поняли, — торопливо пришла к ней на помощь Яна: в голосе Мати слышалась боль. — Твой брат, должно быть, очень храбрый. Мы слышали, он голыми руками убил того монстра…
   — Да. Но монстр почти добрался до Кхорньи. Это была его фатальная ошибка, — с довольно странным для представителя не признающей насилия расы удовлетворением сказала Мати.
   — Я видела, как Госпожа Эпона смотрит на него, — со вздохом сказала Яна.
   — Все видят, кроме него! — сказала Мати. — Он такой умный и храбрый, но он думает, что раз у него нету рога, то он не подходит для Кхорньи — что она не примет его, хотя все видят, что она и правда любит его.
   — А почему она сама не скажет ему? — спросила Аннела.
   — Потому что она боится, что, несмотря на то что он ее любит, он все равно, возможно, отвергнет ее, и, я думаю, что… ну, на самом деле, я вроде как подсмотрела… Она боится, что, отвергнув ее, он причинит себе еще больше боли, а она не хочет этого. Взрослые иногда та-а-а-а-ак все усложняют!
   — Просто удивительно, почему они не хотят понимать, — жизнь слишком коротка, чтобы отвергать такие хорошие вещи, — задумчиво и тоскливо проговорила Яна. — Все они так осторожны с чувствами друг друга, что могут никогда не быть вместе.
   — И Таринье о том же говорит, — согласилась Мати, глубоко и тяжело вздохнув. — Он рассказывал о каком-то мужчине с большим носом, который говорил за другого мужчину слова любви женщине, которую они оба любили. А что, мужчины с длинными носами играют роль посредников в вашем обществе? Может быть, у вас и здесь есть один из них, который мог бы пойти к Кхорнье за Ари… или наоборот?
   — Не-ет… — протянула Яна. Остальные дети тоже покачали головами. Их обучение на Маганосе касалось в основном практических и технических дисциплин, в ущерб искусствам.
   Однако оказалось, что мать Аннелы, которую пираты выбросили в открытый космос, очень любила театр.
   — Он говорил о человеке по имени Сирано, Мати. Это из старой земной сказки.
   — Понимаю, — мудро и рассудительно кивнула Мати, хотя на самом деле не понимала ничего.
   — Я думаю, он кое-что правильно сообразил, — продолжила Аннела. — Быть может, им и правда нужен посредник.
   — Сват, — вставил Маркель — один из подростков «Прибежища», внимательно слушавший девочек на протяжении всего разговора. Он считал себя особенным другом Акорны, поскольку именно с его помощью она смогла спасти доктора Хоа, Калума Бэрда, спастись сама и помочь Странникам победить пиратов. — Правда, из того, что ты говоришь, Мати, я сделал вывод, что уже многие пытались сыграть эту роль…
   — Да, — подтвердила Мати. — Опекуны Кхорньи пытались побеседовать с ней, но она не захотела говорить об этом. Карина не может читать ее мысли. Таринье говорит, что он знает, что она не будет с ним разговаривать. А про меня она думает, что я просто ребенок и нечего не понимаю. И зря. Я прекрасно понимаю, что они ведут себя как дураки, не решаясь поговорить друг с другом. На самом деле им совершенно не нужно говорить с кем-то третьим, поскольку они все равно никому другому не поверят. Им надо говорить друг с другом. Ари должен говорить с Кхорньей, а Кхорнья должна говорить с Ари: иначе ничего не выйдет, — она пожала плечами. — И даже длинноносый человек не поможет.
   — Возможно, существует какой-то способ сделать так, чтобы это случилось, — медленно проговорила Аннела. — Чтобы они поговорили друг с другом.
   — Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Маркель.
   — Наверное, да. Как ты полагаешь, можем мы это устроить?
   — В любом случае попытка — не пытка. А Хафизу беспокоиться не о чем. Он, может быть, даже найдет им потом какое-нибудь применение.
   — Что?.. — удивленно спросила Мати. Остальные дети также вопросительно уставились на двух Странников.
   — Пойдем в голографическую лабораторию. Мы попробуем тебе показать то, что придумали. Правда, это займет некоторое время…

Глава 15

   В последующие дни Беккер шатался вокруг корабля, напевая походные песни. Когда Надари была на дежурстве, РК оставался на корабле. Она часто дежурила, но все же почти каждый день находила время хотя бы для недолгого визита. Беккер не переставал удивляться, что ей, кажется, действительно нравится и он, и «Кондор».
   Сам Беккер тоже был очень занят. Мак под его руководством почти разобрался с «шаттлом» кхлеви. Теперь он мог получать сигналы от их главной флотилии, хотя еще не мог посылать ответные. Пока Мак работал, Беккер потчевал его пикантными историями о Надари. Капитан вел себя так, словно помешался на этой женщине, и андроид был прекрасной компанией, чтобы выслушивать его болтовню. Таким образом он не выставит себя дураком перед тем, кто захотел бы посплетничать.
   Он как раз подошел к тому моменту, когда Надари в приступе страсти случайно заново знакомила его с кувырками и сальто, когда пришла Акорна. Она выглядела потрясенной и смущенной, но, как обычно, была полна решимости быть полезной.
   — Есть успехи с коммуникатором, Мак-Кенз? — спросила она.
   — Мне удалось связаться с главной флотилией. Они интересуются, где этот разведывательный «шаттл». По-видимому, они получили какое-то сообщение перед аварией на голубой планете. Однако эти существа не беспокоятся из-за отдельных членов роя и даже за корабли, судя по тому, что я узнал от нашего пленника, а также из того, что Ари смог рассказать мне по своему опыту.
   — Где они? Что они делают? — настойчиво спросила Акорна, садясь на корточки рядом с изрядно обессиленными Беккером и Маком.
   Акорна посмотрела на коммуникатор, все еще стоящий на панели управления, и на беспорядочно сваленную кучу «железа» с «шаттла».
   — Что вы сделали с остатками «шаттла»? — спросила она.
   — Пахнет как кхлеви, — сказал Беккер. — Без тебя и остальных на борту, запаха было достаточно, чтобы стошнило и личинку. Может быть, это и есть запах личинок. Насколько мы знаем, кхлеви — это жуки. У них могут быть личинки.
   — Да-а, — протянула Акорна. — Мы действительно должны исследовать их жизненный цикл. Узнав о них больше, мы сможем понять, как с ними бороться.
   — Точно, — сказал Беккер. — Интересно, есть ли у Хафиза в компании поселенцев, которых он ввез, какие-нибудь энтомологи.
   — Насколько я могу судить, Кхорнья, — сказал Мак, — флотилия кхлеви может быть на пути к миру нириан — тому, откуда появился пийи.
   Акорна кивнула:
   — Нириан уже предупредили, что их корабль перехвачен и что кхлеви находятся в этой зоне. Уверена, они приняли меры по защите.
   — В том случае, если они этого не сделали, — заметил Беккер, — Надари собиралась попросить Хафиза отправить беспилотный аппарат с записанным заранее сообщением, чтобы вещать из космоса — достаточно далеко отсюда. Мы пока еще не получили вестей с нархи-Вилиньяра, принцесса, но, похоже, жуки туда не добрались.
   — Нам нужна технология, которая не позволяла бы прослеживать источники передач, по крайней мере, устройствами кхлеви, — сказала Акорна. — Как вы полагаете, мы могли бы, используя этот коммуникатор, разработать что-то подобное?