Страница:
Беспокойство не покидало его в течение всего путешествия, хотя Кант время от времени успокаивающе посвистывал. Однако, когда долгий путь был закончен, и коричневый, кружа в лучах послеполуденного солнца, стал спускаться к полянам Южного, Ф'нор не чувствовал утомления. Несколько всадников кормили своих зверей, и он спросил Канта, не голоден ли тот.
«Брекки хочет тебя видеть», – сообщил в ответ коричневый, приземляясь около своего Вейра.
– Наверное, будет меня бранить, – заметил Ф'нор, погладив лоснящуюся шею своего зверя. Он отошел в сторону, любуясь, как дракон блаженно растянулся в теплой пыли.
Гралл соскользнула по ремню, но Ф'нор снова водворил ящерицу на плечо. Та недовольно чирикнула, цепляясь коготками за толстую кожу – Ф'нор почти бегом направился к вейру Вирент, а Гралл не любила тряски и к тому же была голодна.
Когда Ф'нор перешагнул порог вейра, Брекки как раз кормила Берда, своего файра. Она улыбнулась, услышав щебет Гралл, и подтолкнула к Ф'нору блюдо с мясом.
– Я опасалась, что ты отправишься назад через Промежуток.
– Кант не позволил.
– Он прав. Как твоя рука?
– С ней все в порядке. Там нечего было делать.
– Я слышала. – Брекки нахмурилась. – Все только об этом и говорят. У меня такое чувство… – она нерешительно запнулась.
– Продолжай, – попросил Ф'нор, присаживаясь к столу. – Что ты чувствуешь? – Внезапно он ощутил волнение. Может быть, Вирент готова подняться в полет? Обычно Брекки отличалась спокойствием; она не искала ни выгод, ни тщеславного удовлетворения в соревновании с другими обитателями Вейра. Брекки колеблется… Брекки в неуверенности… Само по себе это было событием.
Словно подслушав его мысли, девушка покачала головой и сжала губы.
– Нет, ничего такого… ничего личного. Мне просто кажется, что все пошло наперекосяк… начало странным образом меняться…
– И тебя это беспокоит? Мне помнится, тебе тоже хотелось порой кое-что изменить? Скажем, позволить девочке Запечатление боевого дракона… Или раздать людям холдов огненных ящериц…
– Я говорила об изменении традиций. А сейчас идет речь о том, что обстановка ухудшается, все становится непрочным…
– И твои прежние заботы уже не кажутся столь важными, да? О, милая моя девочка, – он с любовью посмотрел на нее, глубоко тронутый печалью, которая читалась в ясных глазах девушки. – Килара сильно тебе докучает?
Глаза Брекки сузились, но она отрицательно покачала головой.
– Вспомни, ты можешь потребовать, чтобы в первом полете Придиту сопровождали и другие бронзовые… из чужих Вейров. Скажем, Н'тон из Бендена и Б'дор из Исты могли бы…
Брекки отвернулась и решительно тряхнула головой.
– Не подсовывай мне своих друзей! – резко сказала она. – Мне нравится в Южном, и я хочу здесь остаться!
– Хочешь? Да тебя здесь бессовестно эксплуатируют… и не только местные!
Девушка уставилась на Ф'нора, удивленная его возбужденным видом. На миг коричневому всаднику показалось, что он уловил ее мысли, но в следующий момент глаза Брекки стали непроницаемыми. Что она хотела скрыть? Ф'нор многое отдал бы, чтоб узнать это.
– И все равно я останусь здесь, – прошептала девушка, положив кусочек мяса в широко разинутый рот коричневого файра. – Я не боюсь тяжелой работы. И пожалуйста, – губы ее дрогнули, – не пытайся отнять у меня даже те крошечные радости, которые я себе придумываю…
– Придумываешь?
– Ш-ш… Ты беспокоишь файров. – Они это переживут. Вот с тобой, Брекки, не все в порядке. Ты заслуживаешь большего, чем получаешь здесь, в далеком маленьком Вейре. Ты такая… такая хорошая, великодушная, трудолюбивая… о, клянусь Золотым Яйцом! – Ф'нор в смущении замолк.
– Да, трудолюбивая, добрая, способная, честная – целый список достоинств, – с улыбкой продолжала Брекки. Она тихо вздохнула – Я выучила эту молитву наизусть, Ф'нор. Не надо, мой друг; я знаю, кто я есть.
И столько горечи было в ее словах, что Ф'нор, заглянув в затуманившиеся зеленые глаза девушки, не выдержал. Отбросив сдержанность и забыв обо всех условностях, он перегнулся через стол и поцеловал Брекки в губы.
Ф'нор хотел только утешить ее и был совершенно не подготовлен к тому, что сделает этот невинный поцелуй с Брекки – и с ним самим. Снаружи, где-то далеко, раздался трубный рев Канта.
Не отрывая взгляда от девушки, Ф'нор медленно поднялся, обошел стол и, здоровой рукой обняв Брекки, сел на скамью. Девичья головка упала на плечо всадника, и, наклонившись, он ощутил аромат и свежесть молодых губ. Тело Брекки было покорным и мягким, руки обвились вокруг шеи Ф'нора. Словно вверяя себя его защите, она прижалась к нему с такой доверчивостью, какой Ф'нор никогда не встречал у других женщин. Да он и не вспоминал сейчас о других – пылких, очаровательных, даривших наслаждение… То, что он испытывал сейчас, было совсем иным. Брекки… такая потрясающая жертвенность и невинность…
Ф'нор резко поднял голову, всматриваясь в глубину зеленых глаз.
– Ты никогда не спала с Т'бором. – Он просто констатировал факт. – Ты вообще не спала с мужчиной.
Она спрятала лицо у него на плече, тело ее напряглось. Нежно коснувшись волос девушки, Ф'нор заставил ее поднять голову.
– Зачем же ты нарочно давала понять, что между тобой и Т'бором… Брекки слабо покачала головой; глаза ее больше ничего не скрывали, лицо стало печальным.
– Ты хотела, чтобы другие мужчины держались подальше, не так ли? – настойчиво спросил Ф'нор, слегка встряхнув ее. – Для кого ты себя берегла?
Он понял ответ раньше, чем она произнесла хотя бы слово, уже знал его, когда пальцы девушки коснулись его губ, призывая к молчанию. «Но почему она так печальна? – не понимал Ф'нор. – Конечно, я был слепым глупцом, но теперь…»
– Я люблю тебя с того дня, когда мы впервые встретились. Ты был так добр к нам… растерянным, вырванным из родных холдов и мастерских… Нас собрали во время того Поиска, ради Вирент… и одной из нас предназначалось стать ее всадницей. Кому? Кто мог тогда сказать? А ты… ты был всадником, сыном Вейра, высоким, красивым и добрым… Разве я знала тогда… – Брекки запнулась, и глаза ее наполнились слезами. – Разве я знала, что только бронзовые драконы летают с королевами!
Ф'нор прижал девушку к груди, его губы касались мягких волос, дрожащие пальцы Брекки гладили его плечи.
– Милая, – сказал он, когда ее рыдания затихали, – так вот почему ты отказалась от Н'тона?
Она кивнула и опять, пряча лицо, прижалась лбом к его груди.
– Ты маленькая глупышка… изводишь сама себя. словно за что-то наказываешь, – сказал Ф'нор с насмешливой нежностью. Он похлопал ее но плечу и с преувеличенным сожалением вздохнул. – Впрочем, ты родилась в мастерской, а что вы там знаете про обычаи племени всадников? Мораль холда – не для всадницы королевы. Госпожа Вейра должна считаться только с желаниями своего дракона и вступать в связь со многими всадниками, если ее королева выбирает разных самцов. Большинству девушек нравится такая свобода.
– Теперь я знаю об этом, – пробормотала Брекки, и тело ее под руками Ф'нора словно окаменело.
– Что случилось? Я не нравлюсь Вирент?
– О, нет, нет, – Брекки выглядела испуганной. – Я имею в виду… о, я не знаю, как объяснить тебе! Я люблю Вирент… но пойми же меня… я не родилась в Вейре, и мне противно даже думать об этом! О такой… такой распущенности! Я не могу! Вот, я все сказала… Я не могу так поступать и боюсь, что буду мешать Вирент, когда придет ее время. Я не могу измениться настолько, чтобы принять обычаи Вейра. Я такая, какая есть!
Ф'нор попытался успокоить ее. Эта девушка, страдающая, неуверенная, разительно отличалась от той спокойной, серьезной Брекки, которую он знал.
– Никто и не ждет, что ты полностью изменишься… перестанешь быть прежней Брекки… Но повадки драконов не осуждаются… во всяком случае, всадниками. К тому же, большинство королев предпочитает постоянно летать с одним бронзовым…
– Ты все еще не понимаешь… – безнадежность прозвучала в ее голосе.
– Я никогда не встречала мужчину, с которым могла бы… могла бы… – Ф'нор не разобрал ее тихий шепот. – Пока не увидела тебя. И я не хочу, чтобы другой владел мною… я буду словно замороженной… и не сумею вернуть Вирент обратно! – Ее слова были как вопль отчаяния. – Я люблю ее, и когда она взлетит, я не смогу… Я думала, что мне удастся, но теперь я знаю… нет, я… я…
Девушка попыталась вырваться, но Ф'нор даже одной рукой легко удержал ее. Внезапно она сникла в его объятиях.
– Значит, ты боишься потерять Вирент… Но любовь драконов отличается от человеческой. В такой момент мы живем их ощущениями, мы сами становимся драконами… и тут нет выбора. – Ф'нор крепко держал ее, чувствуя, что девушка старается отпрянуть от него, словно он стал ей так же противен, как и неизбежно надвигающиеся события. Он подумал о всадниках Южного, о Т'боре и тоже вздрогнул от гнева и отвращения. Люди, привыкшие потакать изощренным вкусам Килары, могли нанести непоправимый вред этой невинной девочке.
Ф'нор бросил взгляд на низкое ложе и поднялся, прижимая Брекки к груди. Он шагнул к постели, потом замер, услышав чьи-то голоса, доносившиеся с опушки. Сюда могли войти.
Все еще удерживая девушку одной рукой, он понес ее к выходу, не обращая внимания на гневные протесты. Видимо, Брекки разобралась наконец в его намерениях. Позади хижины Ф'нора, рядом с лежбищем Канта, была прогалина, заросшая высоким и мягким папоротником. Там им никто не помешает.
Ф'нор хотел быть нежным с ней, но девушка сопротивлялась с неожиданным ожесточением. Брекки твердила, что они разбудят спящую Вирент, молила не трогать ее. Отбросив нежность, Ф'нору пришлось стать настойчивым и жестким – но в конце концов, когда Брекки сдалась, ее страсть поразила Ф'нора. Казалось, их драконы тоже включились в любовную игру.
Ф'нор приподнялся на локте и осторожно отбросил пряди влажных, перепачканных соком папоротника волос с закрытых глаз девушки. Лицо Брекки стало спокойным, безмятежным – и горячая волна благодарности затопила Ф'нора. Мужчина никогда не знает заранее, как отзовется женщина на его любовь; слишком часто многообещающие намеки флирта в реальности оказываются чистым блефом.
Но Брекки и в любви была такой же искренней, такой же отзывчивой и щедрой, как и во всем остальном; в ее наивном неведении таилось больше чувства, чем в ухищрениях самой искусной женщины, когда-либо встречавшейся Ф'нору.
Веки девушки поднялись, и на долгий миг ее глаза задержались на лице Ф'нора. Затем она со стоном отвернулась, избегая его пристального взгляда.
– Ты ни о чем не жалеешь, Брекки? – шепнул он с раскаяньем в голосе.
– О, Ф'нор, что же я буду делать, когда поднимется Вирент?
Ф'нор чертыхнулся, затем, помолчав, стал нежно баюкать прильнувшее и нему податливое тело. Он проклял про себя те различия, что существовали между Вейром и холдом, но пульсирующая боль в руке напомнила ему, что разница между всадниками была не меньшей. Ф'нор ясно понимал, что традиции и обычаи Племени Дракона, которые он почитал всю жизнь, теперь встали между ним и Брекки. Он проклял их и себя, осознав наконец, что его неуклюжие попытки помочь девушке могли ее окончательно погубить.
Почти инстинктивно его сумбурные мысли достигли Канта, и Ф'нор попытался прервать контакт. Кант не должен подозревать, какое сожаление сжимает сердце всадника из-за того, что его дракон не был бронзовым.
«Я так же велик, как самые большие бронзовые, – заявил Кант с нерушимым спокойствием. Странная интонация промелькнула в его ментальном сигнале – словно дракон слегка удивился, что должен напоминать своему всаднику такой очевидный факт. – Я силен, достаточно силен, чтобы обогнать любого из здешних бронзовых.»
Восклицание Ф'нора заставило Брекки повернуть голову.
– Верно! Почему бы Канту не полететь за Вирент! Во имя Золотого Яйца он может обойти любого бронзового! Даже Орта, если как следует постарается!
– Кант полетит за Вирент?
– Конечно.
– Но коричневые не летают с королевами. Только бронзовые могут… Ф'нор крепко обнял Брекки, пытаясь передать девушке охватившее его ликование, облегчение и пьянящую радость, которую не мог выразить словами.
– Только по одной причине коричневые не летают с королевами – они меньше. Им не хватает выносливости для брачного полета с золотой самкой. Но Кант велик. Он самый большой, самый сильный, самый быстрый коричневый на Перне. Понимаешь, Брекки?
Внезапно тело ее ожило. Надежда вернула краски лицу девушки, блеск ее зеленым глазам.
– Такое когда-нибудь случалось?
Ф'нор нетерпеливо встряхнул головой.
– Пришло время отбросить те обычаи, что мешают нам. Почему бы не начать с этого?
Он снова начал ласкать ее. Брекки не сопротивлялась, но глаза ее оставались печальными, а тело застывшим.
– Я хочу, Ф'нор… О, как я хочу тебя… – прошептала она. – – Но холод охватывает меня… холод сжимает мое сердце…
Он поцеловал ее – долго, страстно – без колебаний используя любую уловку, чтобы пробудить девушку.
– Брекки, прошу тебя…
– Испытать счастье… что в этом может быть плохого, Ф'нор? – снова шепнула она; тело ее затрепетало.
Всадник снова приник к ее губам, призывая на помощь весь опыт, полученный в десятках случаях встреч, всю силу любви, которая должна была навек соединить его с Брекки телом, душой и мыслями. Именно навек – он чувствовал, знал. И коричневый дракон подтвердил это.
«Кормит ящериц. И мне тоже надо поесть». – Тон Придиты был так сух, что Килара, словно пробудившись, удивленно посмотрела на свою королеву.
– Ты неважно выглядишь, – сказала она. Поток мысленных проклятий и брани, которую Килара посылала своим обидчикам, прервался, уступив место привычным заботам о самочувствии Придиты. Женщина инстинктивно ощутила, что не должна разрывать эмоциональной связи со своим драконом.
Ну, что ж, она не горит желанием лицезреть тупую крестьянскую физиономию этой Брекки. И ящериц она тоже не хочет видеть! Во всяком случае, не сейчас. Ужасные создания, неблагодарные! И, вдобавок, лишенные настоящей чувствительности. Эта маленькая тварь должна была понимать, что никто не собирается причинить ей вред… она хотела только показать ее.
Придита приземлилась на площадке кормления так резко, что Килара вскрикнула от пронзившей руку боли. Слезы выступили на ее глазах. И Придита тоже?
Но королева, не обращая на нее внимания, полурасправила крылья, прыгнула к жирному самцу и принялась насыщаться с такой жадностью, что Килара невольно позабыла о своих обидах. Покончив с первым животным, Придита набросилась на второе. Королева действительно была голодна, и Киларе пришлось признать, что последнее время она стала пренебрегать своими обязанностями. Внезапно ей тоже захотелось есть; она представила себе, что второй самец был Т'бором, третий, в которого вонзила зубы Придита – Ф'ларом, а завершившая обед крупная самка – Лессой. К тому времени, когда Придита насытилась, раздражение Килары утихло. Она вернулась в королевский вейр вместе с Придитой и долго скребла и чистила ее, пока кожа дракона не стала отливать ярким золотом. Наконец, свернувшись на скале, нагретой солнцем, довольная Придита задремала, и Килара почувствовала, что искупила свою вину.
– Прости меня, Придита. Я не хотела обидеть тебя. Но они относятся ко мне так пренебрежительно… А каждый удар, нанесенный мне, роняет и твой престиж.. Однако скоро они не посмеют так обращаться с нами. Мы не останемся в этом унылом Вейре на краю света. Могущественные люди и самые сильные бронзовые станут искать наших милостей… Тебя будут чистить, скрести, умащивать маслом, холить и нежить. Ты увидишь… Они еще пожалеют.
Веки Придиты были плотно сомкнуты, из ноздрей со слабым свистом вырывался воздух. Килара бросила взгляд на раздутый живот королевы. Она плотно поела и, пожалуй, будет спать долго.
– Я не должна была позволять ей так наедаться, – прошептала Килара, качая головой. Но в тот момент, когда когти дракона вонзались в очередную жертву, она испытывала странное наслаждение, словно горечь всех обид, оскорблений и неутоленных желаний вытекала из нее, как кровь животного, орошавшая траву пастбища.
Ее рука снова начала гореть. Килара отряхнула свою одежду из толстой кожи; песок и пыль покрыли едва подсохшие царапины. Внезапно Килара ощутила грязь, отвратительную грязь, – смесь пыли, песка и пота, покрывавших ее тело. И еще она почувствовала усталость. Ей надо выкупаться и поесть… и пусть Ранелли разотрет ее и умастит свежим маслом. Но сначала… сначала она даст кое-какие поручения Брекки. Этой маленькой благонравной Брекки…
Килара подошла к ее хижине сзади, со стороны окна, и услышала шепот. Это был мужской голос; в ответ раздался тихий смех Брекки. Килара замерла, пораженная. Радость? Да, радость и удовлетворение звучали в этом смехе. Она заглянула в окно, не опасаясь, что ее обнаружат; глаза Брекки были прикованы к лицу стоявшего перед ней мужчины.
Ф'нор! И Брекки?
Коричневый всадник поднял руку и с такой нежностью погладил прядь волос, упавших на щеку девушки, что Килара больше не сомневалась – эти двое были любовниками.
Почти остывшее раздражение вспыхнуло снова; холодный, яростный гнев охватил Килару. Брекки и Ф'нор! Ф'нор, который столько раз отвергал ее милости! Несомненно, Брекки и Ф'нор!..
Килара отодвинулась от окна; Кант тоже решил не беспокоить своего всадника.
Глава 10
– Ножи! Ох уж эти поясные ножи! – Недовольная гримаса Робинтона выдала какие-то неприятные воспоминания. Он пригладил волосы и шагнул назад, чтобы обозреть штаны. Да, мастер дубильщиков Белесден превзошел себя! Грубая и неяркая кожа дикого стража была тонко выделана и окрашена зеленым – точно под цвет куртки. Оттенок сапог был темнее; обувь мягко обнимали ступни и икры арфиста.
Зеленый! Робинтон усмехнулся про себя. Этот цвет не был в почете ни у Зурга, ни у Белесдена, хотя получить соответствующий краситель не составляло труда. «Со временем мы избавимся от таких нелепых суеверий», – подумал Робинтон.
Он выглянул в окно, проверяя, высоко ли поднялось солнце. Сейчас оно стояло прямо над хребтом Форта. Следовательно, в Телгаре наступил полдень, и гости уже начали собираться. Оставалось дождаться появления обещанного всадника. Т'тон из Форт Вейра неохотно согласился выполнить просьбу Робинтона, хотя по традиции, освященной сотнями Оборотов, глава арфистов мог требовать помощь от любого Вейра.
На севере небосклона появился дракон.
Робинтон схватил теплый плащ – в нарядной куртке он не вынес бы леденящего холода Промежутка – и перчатки. Кроме того, он взял свою лучшую гитару в войлочном чехле. Насчет нее он испытывал некоторые колебания. У Чейда в Телгаре была превосходная гитара… С другой стороны, вряд ли мгновенный холод Промежутка повредит отличное дерево и струны его собственного инструмента. В конце концов, дерево не столь уязвимо, как слабая плоть человека.
Проходя мимо окна, он заметил, что к холду снижается второй дракон, и очень удивился.
Выйдя в небольшой дворик зала арфистов, Робинтон невольно издал возглас изумления. На востоке показался третий дракон!
Арфист вздохнул. Кажется, в этот день сложности начались слишком рано; он надеялся, что его оставят в покое хотя бы до Телгара.
Итак, зеленый, голубой и… о-о-о! – бронзовый!
Крылья драконов сверкали в лучах утреннего солнца.
– Сибел, Тальмор, Брудеган. Тагетарл! Надевайте лучшие тряпки и берите инструменты! Торопитесь, или я спущу с вас шкуры, а из кишок наделаю струн! – Громовой голос Робинтона проник в каждую комнату зданий, окружавших двор.
Две головы вынырнули из верхнего окна дома, где жили ученики.
– Сейчас, мастер!
– Идем!
– Одну минуточку!
Значит, четверо его арфистов да трое телгарских… у них будет прекрасный большой ансамбль! Робинтон набросил на плечи плащ, позабыв, что может измять великолепный наряд, и иронически усмехнулся, рассматривая снижавшихся драконов. Еще немного – и он узнает, чем вызваны подобные почести.
Ему нужно выбрать голубого из Вейра Телгар – он появился первым… Однако зеленого дракона прислал Форт, с которым у главной мастерской арфистов существовала долгая и прочная связь… С другой стороны, Бенден оказал наибольшее уважение, прислав бронзового…
«Выберу того, кто приземлится первым», – решил Робинтон и тут же озадаченно представил себе, как все три дракона одновременно касаются земли. Он покинул двор, замкнутый четырехугольником строений, и вышел в расстилавшиеся перед ним поля. Крылатые звери могли спуститься только здесь.
Бронзовый приземлился последним, что исключало возможность отдать ему предпочтение беспристрастно. Три всадника сошлись на середине поля, в нескольких длинах дракона от озадаченного арфиста, и тут же вступили в спор. Когда стало ясно, что голубой и зеленый нападают на бронзового, Робинтон почувствовал, что должен вмешаться.
– Он под защитой Форт Вейра, – негодующе говорил зеленый всадник. – Мы имеем право…
– Он гость холда Телгар, – перебил голубой. – Лорд Ларад потребовал, чтобы…
Бронзовый всадник, в котором мастер арфистов узнал Н'тона, одного из первых юношей простого звания, прошедших несколько Оборотов назад Запечатление с драконом в Бендене, был терпелив и спокоен. Он отвесил вежливый поклон Робинтону и произнес:
– Достойный мастер сам разберется, кто прав. Остальные обожгли его возмущенными взглядами, но спор прекратили.
– Не вижу проблемы, – заявил Робинтон твердым, непререкаемым тоном, который использовал крайне редко – лишь в тех случаях, когда давал понять, что склоки бесполезны.
Двое спорщиков повернулись к арфисту, один – угрюмый, второй – негодующий.
– Для нашего цеха большая честь, что вы соперничаете из-за возможности послужить ему. – Робинтон сопроводил свои слова двумя шутливыми поклонами. – К счастью, мне нужны все три дракона. Пользуясь такой счастливой оказией, я намерен взять с собой в Телгар еще четырех арфистов. – Он подчеркнул слово «счастливой», заметив взгляды, которыми обменялись голубой и зеленый всадники. У молодого Н'тона не дрогнул ни один мускул. Превосходные манеры у парня, хоть он и родился в мастерской!
– Мне велели привезти тебя, – кисло заметил всадник из Форта.
– И выполнить поручение с таким усердием, чтобы я весь день чувствовал себя счастливым, – с живостью подхватил Робинтон. Заметив, как голубой всадник довольно ухмыльнулся, арфист продолжил: – Несмотря на то, что я высоко ценю внимание Р'марта – хотя у него, кажется, были недавно какие-то трудности в холде Телгар? – я поеду на драконе из Бендена. Его посланец, по крайней мере, оставил выбор за мной. Помощники Робинтона уже выскочили из ворот и торопливо шли по полю, прижимая к груди инструменты; с их плеч свисали тяжелые плащи. Когда юноши, побледневшие от волнения, запыхавшиеся, но счастливые, выстроились в ряд перед мастером, он внимательно осмотрел каждого. Сибелу было приказано подтянуть штаны. Тальмору – застегнуть болтавшийся ремень. Тагетарлу – пригладить взлохмаченные волосы. Внешний вид Брудегана оказался безупречным, и мастер довольно кивнул. – Мы готовы, мои господа, – объявил он и шагнул в сторону Н'тона, слегка поклонившись остальным всадникам.
«Брекки хочет тебя видеть», – сообщил в ответ коричневый, приземляясь около своего Вейра.
– Наверное, будет меня бранить, – заметил Ф'нор, погладив лоснящуюся шею своего зверя. Он отошел в сторону, любуясь, как дракон блаженно растянулся в теплой пыли.
Гралл соскользнула по ремню, но Ф'нор снова водворил ящерицу на плечо. Та недовольно чирикнула, цепляясь коготками за толстую кожу – Ф'нор почти бегом направился к вейру Вирент, а Гралл не любила тряски и к тому же была голодна.
Когда Ф'нор перешагнул порог вейра, Брекки как раз кормила Берда, своего файра. Она улыбнулась, услышав щебет Гралл, и подтолкнула к Ф'нору блюдо с мясом.
– Я опасалась, что ты отправишься назад через Промежуток.
– Кант не позволил.
– Он прав. Как твоя рука?
– С ней все в порядке. Там нечего было делать.
– Я слышала. – Брекки нахмурилась. – Все только об этом и говорят. У меня такое чувство… – она нерешительно запнулась.
– Продолжай, – попросил Ф'нор, присаживаясь к столу. – Что ты чувствуешь? – Внезапно он ощутил волнение. Может быть, Вирент готова подняться в полет? Обычно Брекки отличалась спокойствием; она не искала ни выгод, ни тщеславного удовлетворения в соревновании с другими обитателями Вейра. Брекки колеблется… Брекки в неуверенности… Само по себе это было событием.
Словно подслушав его мысли, девушка покачала головой и сжала губы.
– Нет, ничего такого… ничего личного. Мне просто кажется, что все пошло наперекосяк… начало странным образом меняться…
– И тебя это беспокоит? Мне помнится, тебе тоже хотелось порой кое-что изменить? Скажем, позволить девочке Запечатление боевого дракона… Или раздать людям холдов огненных ящериц…
– Я говорила об изменении традиций. А сейчас идет речь о том, что обстановка ухудшается, все становится непрочным…
– И твои прежние заботы уже не кажутся столь важными, да? О, милая моя девочка, – он с любовью посмотрел на нее, глубоко тронутый печалью, которая читалась в ясных глазах девушки. – Килара сильно тебе докучает?
Глаза Брекки сузились, но она отрицательно покачала головой.
– Вспомни, ты можешь потребовать, чтобы в первом полете Придиту сопровождали и другие бронзовые… из чужих Вейров. Скажем, Н'тон из Бендена и Б'дор из Исты могли бы…
Брекки отвернулась и решительно тряхнула головой.
– Не подсовывай мне своих друзей! – резко сказала она. – Мне нравится в Южном, и я хочу здесь остаться!
– Хочешь? Да тебя здесь бессовестно эксплуатируют… и не только местные!
Девушка уставилась на Ф'нора, удивленная его возбужденным видом. На миг коричневому всаднику показалось, что он уловил ее мысли, но в следующий момент глаза Брекки стали непроницаемыми. Что она хотела скрыть? Ф'нор многое отдал бы, чтоб узнать это.
– И все равно я останусь здесь, – прошептала девушка, положив кусочек мяса в широко разинутый рот коричневого файра. – Я не боюсь тяжелой работы. И пожалуйста, – губы ее дрогнули, – не пытайся отнять у меня даже те крошечные радости, которые я себе придумываю…
– Придумываешь?
– Ш-ш… Ты беспокоишь файров. – Они это переживут. Вот с тобой, Брекки, не все в порядке. Ты заслуживаешь большего, чем получаешь здесь, в далеком маленьком Вейре. Ты такая… такая хорошая, великодушная, трудолюбивая… о, клянусь Золотым Яйцом! – Ф'нор в смущении замолк.
– Да, трудолюбивая, добрая, способная, честная – целый список достоинств, – с улыбкой продолжала Брекки. Она тихо вздохнула – Я выучила эту молитву наизусть, Ф'нор. Не надо, мой друг; я знаю, кто я есть.
И столько горечи было в ее словах, что Ф'нор, заглянув в затуманившиеся зеленые глаза девушки, не выдержал. Отбросив сдержанность и забыв обо всех условностях, он перегнулся через стол и поцеловал Брекки в губы.
Ф'нор хотел только утешить ее и был совершенно не подготовлен к тому, что сделает этот невинный поцелуй с Брекки – и с ним самим. Снаружи, где-то далеко, раздался трубный рев Канта.
Не отрывая взгляда от девушки, Ф'нор медленно поднялся, обошел стол и, здоровой рукой обняв Брекки, сел на скамью. Девичья головка упала на плечо всадника, и, наклонившись, он ощутил аромат и свежесть молодых губ. Тело Брекки было покорным и мягким, руки обвились вокруг шеи Ф'нора. Словно вверяя себя его защите, она прижалась к нему с такой доверчивостью, какой Ф'нор никогда не встречал у других женщин. Да он и не вспоминал сейчас о других – пылких, очаровательных, даривших наслаждение… То, что он испытывал сейчас, было совсем иным. Брекки… такая потрясающая жертвенность и невинность…
Ф'нор резко поднял голову, всматриваясь в глубину зеленых глаз.
– Ты никогда не спала с Т'бором. – Он просто констатировал факт. – Ты вообще не спала с мужчиной.
Она спрятала лицо у него на плече, тело ее напряглось. Нежно коснувшись волос девушки, Ф'нор заставил ее поднять голову.
– Зачем же ты нарочно давала понять, что между тобой и Т'бором… Брекки слабо покачала головой; глаза ее больше ничего не скрывали, лицо стало печальным.
– Ты хотела, чтобы другие мужчины держались подальше, не так ли? – настойчиво спросил Ф'нор, слегка встряхнув ее. – Для кого ты себя берегла?
Он понял ответ раньше, чем она произнесла хотя бы слово, уже знал его, когда пальцы девушки коснулись его губ, призывая к молчанию. «Но почему она так печальна? – не понимал Ф'нор. – Конечно, я был слепым глупцом, но теперь…»
– Я люблю тебя с того дня, когда мы впервые встретились. Ты был так добр к нам… растерянным, вырванным из родных холдов и мастерских… Нас собрали во время того Поиска, ради Вирент… и одной из нас предназначалось стать ее всадницей. Кому? Кто мог тогда сказать? А ты… ты был всадником, сыном Вейра, высоким, красивым и добрым… Разве я знала тогда… – Брекки запнулась, и глаза ее наполнились слезами. – Разве я знала, что только бронзовые драконы летают с королевами!
Ф'нор прижал девушку к груди, его губы касались мягких волос, дрожащие пальцы Брекки гладили его плечи.
– Милая, – сказал он, когда ее рыдания затихали, – так вот почему ты отказалась от Н'тона?
Она кивнула и опять, пряча лицо, прижалась лбом к его груди.
– Ты маленькая глупышка… изводишь сама себя. словно за что-то наказываешь, – сказал Ф'нор с насмешливой нежностью. Он похлопал ее но плечу и с преувеличенным сожалением вздохнул. – Впрочем, ты родилась в мастерской, а что вы там знаете про обычаи племени всадников? Мораль холда – не для всадницы королевы. Госпожа Вейра должна считаться только с желаниями своего дракона и вступать в связь со многими всадниками, если ее королева выбирает разных самцов. Большинству девушек нравится такая свобода.
– Теперь я знаю об этом, – пробормотала Брекки, и тело ее под руками Ф'нора словно окаменело.
– Что случилось? Я не нравлюсь Вирент?
– О, нет, нет, – Брекки выглядела испуганной. – Я имею в виду… о, я не знаю, как объяснить тебе! Я люблю Вирент… но пойми же меня… я не родилась в Вейре, и мне противно даже думать об этом! О такой… такой распущенности! Я не могу! Вот, я все сказала… Я не могу так поступать и боюсь, что буду мешать Вирент, когда придет ее время. Я не могу измениться настолько, чтобы принять обычаи Вейра. Я такая, какая есть!
Ф'нор попытался успокоить ее. Эта девушка, страдающая, неуверенная, разительно отличалась от той спокойной, серьезной Брекки, которую он знал.
– Никто и не ждет, что ты полностью изменишься… перестанешь быть прежней Брекки… Но повадки драконов не осуждаются… во всяком случае, всадниками. К тому же, большинство королев предпочитает постоянно летать с одним бронзовым…
– Ты все еще не понимаешь… – безнадежность прозвучала в ее голосе.
– Я никогда не встречала мужчину, с которым могла бы… могла бы… – Ф'нор не разобрал ее тихий шепот. – Пока не увидела тебя. И я не хочу, чтобы другой владел мною… я буду словно замороженной… и не сумею вернуть Вирент обратно! – Ее слова были как вопль отчаяния. – Я люблю ее, и когда она взлетит, я не смогу… Я думала, что мне удастся, но теперь я знаю… нет, я… я…
Девушка попыталась вырваться, но Ф'нор даже одной рукой легко удержал ее. Внезапно она сникла в его объятиях.
– Значит, ты боишься потерять Вирент… Но любовь драконов отличается от человеческой. В такой момент мы живем их ощущениями, мы сами становимся драконами… и тут нет выбора. – Ф'нор крепко держал ее, чувствуя, что девушка старается отпрянуть от него, словно он стал ей так же противен, как и неизбежно надвигающиеся события. Он подумал о всадниках Южного, о Т'боре и тоже вздрогнул от гнева и отвращения. Люди, привыкшие потакать изощренным вкусам Килары, могли нанести непоправимый вред этой невинной девочке.
Ф'нор бросил взгляд на низкое ложе и поднялся, прижимая Брекки к груди. Он шагнул к постели, потом замер, услышав чьи-то голоса, доносившиеся с опушки. Сюда могли войти.
Все еще удерживая девушку одной рукой, он понес ее к выходу, не обращая внимания на гневные протесты. Видимо, Брекки разобралась наконец в его намерениях. Позади хижины Ф'нора, рядом с лежбищем Канта, была прогалина, заросшая высоким и мягким папоротником. Там им никто не помешает.
Ф'нор хотел быть нежным с ней, но девушка сопротивлялась с неожиданным ожесточением. Брекки твердила, что они разбудят спящую Вирент, молила не трогать ее. Отбросив нежность, Ф'нору пришлось стать настойчивым и жестким – но в конце концов, когда Брекки сдалась, ее страсть поразила Ф'нора. Казалось, их драконы тоже включились в любовную игру.
Ф'нор приподнялся на локте и осторожно отбросил пряди влажных, перепачканных соком папоротника волос с закрытых глаз девушки. Лицо Брекки стало спокойным, безмятежным – и горячая волна благодарности затопила Ф'нора. Мужчина никогда не знает заранее, как отзовется женщина на его любовь; слишком часто многообещающие намеки флирта в реальности оказываются чистым блефом.
Но Брекки и в любви была такой же искренней, такой же отзывчивой и щедрой, как и во всем остальном; в ее наивном неведении таилось больше чувства, чем в ухищрениях самой искусной женщины, когда-либо встречавшейся Ф'нору.
Веки девушки поднялись, и на долгий миг ее глаза задержались на лице Ф'нора. Затем она со стоном отвернулась, избегая его пристального взгляда.
– Ты ни о чем не жалеешь, Брекки? – шепнул он с раскаяньем в голосе.
– О, Ф'нор, что же я буду делать, когда поднимется Вирент?
Ф'нор чертыхнулся, затем, помолчав, стал нежно баюкать прильнувшее и нему податливое тело. Он проклял про себя те различия, что существовали между Вейром и холдом, но пульсирующая боль в руке напомнила ему, что разница между всадниками была не меньшей. Ф'нор ясно понимал, что традиции и обычаи Племени Дракона, которые он почитал всю жизнь, теперь встали между ним и Брекки. Он проклял их и себя, осознав наконец, что его неуклюжие попытки помочь девушке могли ее окончательно погубить.
Почти инстинктивно его сумбурные мысли достигли Канта, и Ф'нор попытался прервать контакт. Кант не должен подозревать, какое сожаление сжимает сердце всадника из-за того, что его дракон не был бронзовым.
«Я так же велик, как самые большие бронзовые, – заявил Кант с нерушимым спокойствием. Странная интонация промелькнула в его ментальном сигнале – словно дракон слегка удивился, что должен напоминать своему всаднику такой очевидный факт. – Я силен, достаточно силен, чтобы обогнать любого из здешних бронзовых.»
Восклицание Ф'нора заставило Брекки повернуть голову.
– Верно! Почему бы Канту не полететь за Вирент! Во имя Золотого Яйца он может обойти любого бронзового! Даже Орта, если как следует постарается!
– Кант полетит за Вирент?
– Конечно.
– Но коричневые не летают с королевами. Только бронзовые могут… Ф'нор крепко обнял Брекки, пытаясь передать девушке охватившее его ликование, облегчение и пьянящую радость, которую не мог выразить словами.
– Только по одной причине коричневые не летают с королевами – они меньше. Им не хватает выносливости для брачного полета с золотой самкой. Но Кант велик. Он самый большой, самый сильный, самый быстрый коричневый на Перне. Понимаешь, Брекки?
Внезапно тело ее ожило. Надежда вернула краски лицу девушки, блеск ее зеленым глазам.
– Такое когда-нибудь случалось?
Ф'нор нетерпеливо встряхнул головой.
– Пришло время отбросить те обычаи, что мешают нам. Почему бы не начать с этого?
Он снова начал ласкать ее. Брекки не сопротивлялась, но глаза ее оставались печальными, а тело застывшим.
– Я хочу, Ф'нор… О, как я хочу тебя… – прошептала она. – – Но холод охватывает меня… холод сжимает мое сердце…
Он поцеловал ее – долго, страстно – без колебаний используя любую уловку, чтобы пробудить девушку.
– Брекки, прошу тебя…
– Испытать счастье… что в этом может быть плохого, Ф'нор? – снова шепнула она; тело ее затрепетало.
Всадник снова приник к ее губам, призывая на помощь весь опыт, полученный в десятках случаях встреч, всю силу любви, которая должна была навек соединить его с Брекки телом, душой и мыслями. Именно навек – он чувствовал, знал. И коричневый дракон подтвердил это.
* * *
Килара кипела от ярости, когда мужчины, оставив ее на поляне, двинулись прочь. Волнение и гнев помешали ей найти подходящие слова, но она сделает так, что эти двое еще пожалеют о своих словах! Она еще отплатит Ф'лару за потерю королевы файров! И с Т'бором она тоже сведет счеты! Он посмел сделать ей выговор в присутствии Ф'лара – ей, Госпоже Южного, в чьих жилах течет благородная кровь властителей Телгара! О, Т'бор пожалеет об этом! Они оба пожалеют! Она им еще покажет! Исцарапанная рука горела. Боль напомнила Киларе, что у нее были и другие причины для недовольства. Где эта соплячка? Где Брекки? Куда все подевались – в то время, когда Вейр должен быть полон людей? Почему все ее избегают? Ну где же наконец Брекки?«Кормит ящериц. И мне тоже надо поесть». – Тон Придиты был так сух, что Килара, словно пробудившись, удивленно посмотрела на свою королеву.
– Ты неважно выглядишь, – сказала она. Поток мысленных проклятий и брани, которую Килара посылала своим обидчикам, прервался, уступив место привычным заботам о самочувствии Придиты. Женщина инстинктивно ощутила, что не должна разрывать эмоциональной связи со своим драконом.
Ну, что ж, она не горит желанием лицезреть тупую крестьянскую физиономию этой Брекки. И ящериц она тоже не хочет видеть! Во всяком случае, не сейчас. Ужасные создания, неблагодарные! И, вдобавок, лишенные настоящей чувствительности. Эта маленькая тварь должна была понимать, что никто не собирается причинить ей вред… она хотела только показать ее.
Придита приземлилась на площадке кормления так резко, что Килара вскрикнула от пронзившей руку боли. Слезы выступили на ее глазах. И Придита тоже?
Но королева, не обращая на нее внимания, полурасправила крылья, прыгнула к жирному самцу и принялась насыщаться с такой жадностью, что Килара невольно позабыла о своих обидах. Покончив с первым животным, Придита набросилась на второе. Королева действительно была голодна, и Киларе пришлось признать, что последнее время она стала пренебрегать своими обязанностями. Внезапно ей тоже захотелось есть; она представила себе, что второй самец был Т'бором, третий, в которого вонзила зубы Придита – Ф'ларом, а завершившая обед крупная самка – Лессой. К тому времени, когда Придита насытилась, раздражение Килары утихло. Она вернулась в королевский вейр вместе с Придитой и долго скребла и чистила ее, пока кожа дракона не стала отливать ярким золотом. Наконец, свернувшись на скале, нагретой солнцем, довольная Придита задремала, и Килара почувствовала, что искупила свою вину.
– Прости меня, Придита. Я не хотела обидеть тебя. Но они относятся ко мне так пренебрежительно… А каждый удар, нанесенный мне, роняет и твой престиж.. Однако скоро они не посмеют так обращаться с нами. Мы не останемся в этом унылом Вейре на краю света. Могущественные люди и самые сильные бронзовые станут искать наших милостей… Тебя будут чистить, скрести, умащивать маслом, холить и нежить. Ты увидишь… Они еще пожалеют.
Веки Придиты были плотно сомкнуты, из ноздрей со слабым свистом вырывался воздух. Килара бросила взгляд на раздутый живот королевы. Она плотно поела и, пожалуй, будет спать долго.
– Я не должна была позволять ей так наедаться, – прошептала Килара, качая головой. Но в тот момент, когда когти дракона вонзались в очередную жертву, она испытывала странное наслаждение, словно горечь всех обид, оскорблений и неутоленных желаний вытекала из нее, как кровь животного, орошавшая траву пастбища.
Ее рука снова начала гореть. Килара отряхнула свою одежду из толстой кожи; песок и пыль покрыли едва подсохшие царапины. Внезапно Килара ощутила грязь, отвратительную грязь, – смесь пыли, песка и пота, покрывавших ее тело. И еще она почувствовала усталость. Ей надо выкупаться и поесть… и пусть Ранелли разотрет ее и умастит свежим маслом. Но сначала… сначала она даст кое-какие поручения Брекки. Этой маленькой благонравной Брекки…
Килара подошла к ее хижине сзади, со стороны окна, и услышала шепот. Это был мужской голос; в ответ раздался тихий смех Брекки. Килара замерла, пораженная. Радость? Да, радость и удовлетворение звучали в этом смехе. Она заглянула в окно, не опасаясь, что ее обнаружат; глаза Брекки были прикованы к лицу стоявшего перед ней мужчины.
Ф'нор! И Брекки?
Коричневый всадник поднял руку и с такой нежностью погладил прядь волос, упавших на щеку девушки, что Килара больше не сомневалась – эти двое были любовниками.
Почти остывшее раздражение вспыхнуло снова; холодный, яростный гнев охватил Килару. Брекки и Ф'нор! Ф'нор, который столько раз отвергал ее милости! Несомненно, Брекки и Ф'нор!..
Килара отодвинулась от окна; Кант тоже решил не беспокоить своего всадника.
Глава 10
Раннее утро, зал арфистов в Форт холде; полдень, холд Телгар
Робинтон, мастер арфистов Перна, накинул свою новую куртку: прикосновение мягкой ткани к коже было таким же приятным, как и ее глубокий, радующий глаз зеленый цвет. Арфист повернулся то одним, то другим боком перед зеркалом, проверяя, как лежит одежда на плечах и груди, и остался доволен. Видимо, мастер портных Зург учел его склонность сутулиться – край куртки не спускался слишком низко и не задирался вверх. Позолоченный пояс и нож отлично гармонировали с новым платьем.– Ножи! Ох уж эти поясные ножи! – Недовольная гримаса Робинтона выдала какие-то неприятные воспоминания. Он пригладил волосы и шагнул назад, чтобы обозреть штаны. Да, мастер дубильщиков Белесден превзошел себя! Грубая и неяркая кожа дикого стража была тонко выделана и окрашена зеленым – точно под цвет куртки. Оттенок сапог был темнее; обувь мягко обнимали ступни и икры арфиста.
Зеленый! Робинтон усмехнулся про себя. Этот цвет не был в почете ни у Зурга, ни у Белесдена, хотя получить соответствующий краситель не составляло труда. «Со временем мы избавимся от таких нелепых суеверий», – подумал Робинтон.
Он выглянул в окно, проверяя, высоко ли поднялось солнце. Сейчас оно стояло прямо над хребтом Форта. Следовательно, в Телгаре наступил полдень, и гости уже начали собираться. Оставалось дождаться появления обещанного всадника. Т'тон из Форт Вейра неохотно согласился выполнить просьбу Робинтона, хотя по традиции, освященной сотнями Оборотов, глава арфистов мог требовать помощь от любого Вейра.
На севере небосклона появился дракон.
Робинтон схватил теплый плащ – в нарядной куртке он не вынес бы леденящего холода Промежутка – и перчатки. Кроме того, он взял свою лучшую гитару в войлочном чехле. Насчет нее он испытывал некоторые колебания. У Чейда в Телгаре была превосходная гитара… С другой стороны, вряд ли мгновенный холод Промежутка повредит отличное дерево и струны его собственного инструмента. В конце концов, дерево не столь уязвимо, как слабая плоть человека.
Проходя мимо окна, он заметил, что к холду снижается второй дракон, и очень удивился.
Выйдя в небольшой дворик зала арфистов, Робинтон невольно издал возглас изумления. На востоке показался третий дракон!
Арфист вздохнул. Кажется, в этот день сложности начались слишком рано; он надеялся, что его оставят в покое хотя бы до Телгара.
Итак, зеленый, голубой и… о-о-о! – бронзовый!
Крылья драконов сверкали в лучах утреннего солнца.
– Сибел, Тальмор, Брудеган. Тагетарл! Надевайте лучшие тряпки и берите инструменты! Торопитесь, или я спущу с вас шкуры, а из кишок наделаю струн! – Громовой голос Робинтона проник в каждую комнату зданий, окружавших двор.
Две головы вынырнули из верхнего окна дома, где жили ученики.
– Сейчас, мастер!
– Идем!
– Одну минуточку!
Значит, четверо его арфистов да трое телгарских… у них будет прекрасный большой ансамбль! Робинтон набросил на плечи плащ, позабыв, что может измять великолепный наряд, и иронически усмехнулся, рассматривая снижавшихся драконов. Еще немного – и он узнает, чем вызваны подобные почести.
Ему нужно выбрать голубого из Вейра Телгар – он появился первым… Однако зеленого дракона прислал Форт, с которым у главной мастерской арфистов существовала долгая и прочная связь… С другой стороны, Бенден оказал наибольшее уважение, прислав бронзового…
«Выберу того, кто приземлится первым», – решил Робинтон и тут же озадаченно представил себе, как все три дракона одновременно касаются земли. Он покинул двор, замкнутый четырехугольником строений, и вышел в расстилавшиеся перед ним поля. Крылатые звери могли спуститься только здесь.
Бронзовый приземлился последним, что исключало возможность отдать ему предпочтение беспристрастно. Три всадника сошлись на середине поля, в нескольких длинах дракона от озадаченного арфиста, и тут же вступили в спор. Когда стало ясно, что голубой и зеленый нападают на бронзового, Робинтон почувствовал, что должен вмешаться.
– Он под защитой Форт Вейра, – негодующе говорил зеленый всадник. – Мы имеем право…
– Он гость холда Телгар, – перебил голубой. – Лорд Ларад потребовал, чтобы…
Бронзовый всадник, в котором мастер арфистов узнал Н'тона, одного из первых юношей простого звания, прошедших несколько Оборотов назад Запечатление с драконом в Бендене, был терпелив и спокоен. Он отвесил вежливый поклон Робинтону и произнес:
– Достойный мастер сам разберется, кто прав. Остальные обожгли его возмущенными взглядами, но спор прекратили.
– Не вижу проблемы, – заявил Робинтон твердым, непререкаемым тоном, который использовал крайне редко – лишь в тех случаях, когда давал понять, что склоки бесполезны.
Двое спорщиков повернулись к арфисту, один – угрюмый, второй – негодующий.
– Для нашего цеха большая честь, что вы соперничаете из-за возможности послужить ему. – Робинтон сопроводил свои слова двумя шутливыми поклонами. – К счастью, мне нужны все три дракона. Пользуясь такой счастливой оказией, я намерен взять с собой в Телгар еще четырех арфистов. – Он подчеркнул слово «счастливой», заметив взгляды, которыми обменялись голубой и зеленый всадники. У молодого Н'тона не дрогнул ни один мускул. Превосходные манеры у парня, хоть он и родился в мастерской!
– Мне велели привезти тебя, – кисло заметил всадник из Форта.
– И выполнить поручение с таким усердием, чтобы я весь день чувствовал себя счастливым, – с живостью подхватил Робинтон. Заметив, как голубой всадник довольно ухмыльнулся, арфист продолжил: – Несмотря на то, что я высоко ценю внимание Р'марта – хотя у него, кажется, были недавно какие-то трудности в холде Телгар? – я поеду на драконе из Бендена. Его посланец, по крайней мере, оставил выбор за мной. Помощники Робинтона уже выскочили из ворот и торопливо шли по полю, прижимая к груди инструменты; с их плеч свисали тяжелые плащи. Когда юноши, побледневшие от волнения, запыхавшиеся, но счастливые, выстроились в ряд перед мастером, он внимательно осмотрел каждого. Сибелу было приказано подтянуть штаны. Тальмору – застегнуть болтавшийся ремень. Тагетарлу – пригладить взлохмаченные волосы. Внешний вид Брудегана оказался безупречным, и мастер довольно кивнул. – Мы готовы, мои господа, – объявил он и шагнул в сторону Н'тона, слегка поклонившись остальным всадникам.