Страница:
Кристал не возражала. Она была в оцепенении, хотя и сумела выразить свое согласие, тупо кивнув головой. Ей придется выполнить все необходимые формальности, стараясь не выдать своего подлинного имени, ну а потом она должна бежать.
Кейн усадил девушку в седло, и они поскакали в Кэмп-Браун. Потрясенная неожиданным поворотом событий, Кристал, вновь утопая в объятиях Кейна, обозревала бескрайнюю ширь, снедаемая единственным желанием — затеряться, раствориться в этих спасительных просторах. Но она также вынуждена была признаться себе, что не хочет расставаться с Кейном. Они вместе смотрели смерти в лицо, и это позволило ей лучше разобраться в своих чувствах к нему. Мысль о предстоящей разлуке ноющей болью отзывалась в душе.
Однако если он и раньше был опасен, то теперь поддаться искушению и остаться с ним было бы равносильно самоубийству. Девушке благородного воспитания категорически заказано любить разбойника — это прописная истина.
Но женщина, которую разыскивает нью-йоркская полиция, даже глядетьне должна в сторону представителя закона.
Глава 9
Кейн усадил девушку в седло, и они поскакали в Кэмп-Браун. Потрясенная неожиданным поворотом событий, Кристал, вновь утопая в объятиях Кейна, обозревала бескрайнюю ширь, снедаемая единственным желанием — затеряться, раствориться в этих спасительных просторах. Но она также вынуждена была признаться себе, что не хочет расставаться с Кейном. Они вместе смотрели смерти в лицо, и это позволило ей лучше разобраться в своих чувствах к нему. Мысль о предстоящей разлуке ноющей болью отзывалась в душе.
Однако если он и раньше был опасен, то теперь поддаться искушению и остаться с ним было бы равносильно самоубийству. Девушке благородного воспитания категорически заказано любить разбойника — это прописная истина.
Но женщина, которую разыскивает нью-йоркская полиция, даже глядетьне должна в сторону представителя закона.
Глава 9
Кристал не видела возможности избавиться от общества своих спасителей. Решиться бежать от разбойников гораздо проще. Те ожидали, что пленники при первом удобном случае попытаются скрыться, и не были обременены моральными обязательствами вернуть их в лагерь целыми и невредимыми. Однако солдаты-кавалеристы мыслят иначе. Они уверены, что белая женщина, которую они вырвали из рук банды мерзавцев, непременно пожелает отдохнуть; ей нужно время, чтобы оправиться от эмоциональной травмы. Они и не подозревают, что эта женщина во что бы то ни стало захочет сбежать от них. Но если подобное все же произойдет, если ей удастся вырваться из-под их опеки, они, повинуясь чувству долга, который не позволяет им покинуть в беде слабого, бросятся «спасать» переволновавшуюся бедняжку и вернут ее в форт. И Кристал знала, что так будет повторяться до тех пор, пока она не откажется от своих намерений, поняв, что они действуют из добрых побуждений.
Девушка удрученно вздохнула. Она находилась в форте всего несколько часов, но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться: из Кэмп-Брауна бежать бесполезно. Старый опустевший форт располагался на большом удалении от других населенных пунктов. Самым ближайшим из них была индейская резервация Уинд-Ривер, но ей, с ее соломенными волосами, среди шошонов делать нечего.
Кристал подняла руки, и женщины надели на нее поношенное бальное платье из розового шелка; оно ей было заметно велико. Девушке прислуживали индианки из племени манданов, которые обычно охотно соглашались развлекать белых мужчин. За время скитаний по Западу Кристал нередко встречала представительниц этого индейского народа в городах, обосновавшихся на безлесных равнинах. Эпидемия оспы истребила почти всех манданов, и оставшиеся в живых женщины, чтобы не умереть с голоду, наведывались в форты и горняцкие поселения, где добывали себе на пропитание, обслуживая посетителей питейных заведений, которыми пренебрегали белые девушки, работавшие в салунах. Эти индианки — смуглые, некрасивые, с грубыми голосами — редко видели доброе к себе отношение. Кристал теперь сопереживала им даже еще острее, как будто они были ее сестрами. Она скорбела об их горькой участи, потому что эти женщины, как и ока, были пленницами. Только их в неволе держала нужда, а ее — страх.
Индианки удалились. В комнате, которую ей выделили, раньше, очевидно, жил командир стоявшего в Кэмп-Брауне гарнизона. Кристал подошла к небольшому окошку. Она чувствовала себя измотанной, изнуренной, но о том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи — это слишком опасно. Кроме того, не исключено, что во второй половине дня за пассажирами прибудет дилижанс, и пропустить его девушке не хотелось. Она намерена любой ценой выбраться отсюда, даже если ей придется уехать без своих золотых монет.
Кристал вытирала оконное стекло, одновременно рассматривая форт. Над горизонтом повисло августовское солнце. Ее лоб покрылся капельками пота, в горле пересохло от пыли; оказывается, она уже успела забыть, как жарко в прерии. Девушка глянула в сторону ворот форта, охраняемых двумя караульными кавалеристами. Удастся ли ей беспрепятственно пройти мимо них? Вообще-то, никто не имеет права насильно удерживать ее здесь. Она может потребовать у Роуллинза свои семь золотых монет и покинуть Кэмп-Браун, не обращая внимания на дежурных охранников. Взгляд девушки затуманился. Однако сотрудникам маршальской службы вряд ли понравится, если она уедет из форта, не дав показаний о захвате заложников. Имея в своем распоряжении отряд конницы, они в считанные минуты доставят ее обратно, в «безопасное место». А потом, конечно же, спросят, почему она решила бежать. И тогда ей останется одно из двух: или отказаться отвечать на вопросы, что наверняка вызовет у них подозрения, и, возможно даже, они станут выяснять про ее шрам (это еще не самый худший вариант); или солгать им, объяснив, что бандиты надругались над ней, причем так жестоко, что теперь любой мужчина, кто бы он ни был, внушает ей дикий ужас, а здесь, в форте, слишком уж много представителей сильного пола, и она просто в панике. Сотрудники маршальской службы, возможно, поверят ей, но ведь Кейн-то знает, что это ложь. А возбудить подозрения Кейна — намного рискованнее, чем бросить вызов всем кавалеристам, которые сейчас проводят учения на плацу в центре форта.
Глубоко вздохнув, Кристал трясущимися руками провела по волосам. Самый кошмарный из ее снов воплотился в реальность: она находится в окружении блюстителей правопорядка. Страшнее этого была бы только встреча с Болдуином Дидье. Девушка с нетерпением ожидала прибытия дилижанса, но мысль об отъезде наполняла ее сердце безграничной печалью.
Маколей Кейн. Маколей Кейн. Это имя оглушительно звенело в каждой клеточке ее мозга. Она должна вычеркнуть его из памяти. Из их отношений ничего хорошего не вышло бы и прежде, когда она считала его разбойником, ну а теперь связываться с ним еще опаснее.
Ее мрачные раздумья прервал стук в дверь. Кристал поправила плечики выцветшего розового платья, испытывая неловкость от того, что каждый раз, когда они соскальзывали, платье сползало вниз, оголяя часть ее груди, выступавшей над верхним краем сорочки.
Стук повторился более настойчиво. Сердце девушки затрепетало от страха. В форте узнали, кто она такая, пронеслась в голове безрассудная мысль, но Кристал тут же овладела собой, понимая, что это маловероятно. Досадуя, что не успела заколоть волосы, она скоренько скрутила их в жгут и, перекинув через плечо, открыла дверь.
И похолодела. На пороге стоял. Кейн, и совсем не такой, каким она его знала. Он побрился; на месте темной колючей бороды теперь выступал волевой подбородок. Без бороды он был куда симпатичнее, чем она предполагала. И тем не менее это был все тот же Маколей Кейн. Тот же резко очерченный рот, те же леденящие глаза — сочетание, наделяющее его лицо притягательной силой.
Взгляд Кристал заскользил по фигуре Кейна. Он помылся, переоделся и предстал перед ней в приличных темных брюках, в белой рубашке и в шелковом бордовом жилете. Гладко зачесанные назад волосыисточают аромат лавровишневой воды. Если уж она сумела по достоинству оценить его внешность, скрытую под личиной разбойника, то теперь — чего уж тут притворяться — он нравился ей еще больше. Чисто выбритый, благообразный, Кейн был очень хорош собой. Однако в нем по-прежнему ощущалась угроза, только едва уловимая, неясная, и от этого он казался еще опаснее — так слова любви, произнесенные шепотом, возбуждают сильнее, чем страстный вопль.
— Тебя не узнать, — тихим настороженным голосом промолвила девушка.
Уголок его рта приподнялся в улыбке. Такой Кейн мало чем отличался от заправских игроков, которые наведывались в салуны, где она работала, горя желанием спустить приобретенное нечестным путем состояние или, наоборот, нажиться за счет таких же, как они сами, мошенников. Игроки, которых ей случалось видеть, были, как правило, мужчины властные и бессердечные; они добивались успеха просто благодаря своей внешности. Их обаянию трудно было противостоять, и поэтому она всегда старалась избегать подобных типов. Но те мужчины не шли ни в какое сравнение с Маколеем Кейном.
Кристал отступила от двери, не зная, что еще сказать. Она не смотрела на Кейна и войти его не приглашала, что, впрочем, не имело значения: он и не собирался спрашивать у нее позволения.
— Ты тонешь в этом платье, — заметилКейн, закрывая за собой дверь.
Девушка стянула по фигуре блеклый шелк.
— Да, ушивать придется.
— Скорей всего, придется. — Он поймал ее взгляд. По блеску в глазах Кейна Кристал догадалась, что платье ему нравится. И он надеется, что оно вот-вот само свалится с нее.
Девушка отвернулась, почему-то вдруг смутившись. Как все глупо. Они целовались, спали вместе, дрались. Ко, оказывается, она его совсем не знает. Он — незнакомец, причем очень опасный незнакомец. Разбойник, к которому она постепенно прониклась симпатией, исчез, а с этим человеком ей не о чем говорить.
Но ведь им надо столько всего сказать друг другу.
Собравшись с духом, Кристал, хотя и по-прежнему Упрямо глядя в сторону, промолвила:
— Тебе следовало бы сообщить мне, что ты — сотрудник маршальской службы. Тогда все было бы проще.
— Я не был уверен в твоих актерских способностях — не хотел, чтобы ты пострадала. — И добавил: — Да и меня могли убить из-за этого.
— Понимаю. — Она окинула взглядом свое платье. Одно плечико опять свалилось, обнажив верхнюю часть груди. Кристал поправила платье, надеясь, что Кейн не заметил то, что ему видеть не полагалось. Но, судя тому, как вспыхнули его холодные глаза, он, должно быть, успел рассмотреть все, что могло доставить наслаждение его взору.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Они глядели друг на друга, долго не решаясь заговорить. Наконец Кристал нарушила тишину:
— Все теперь иначе, да? Ты стал другим.
— Да, все изменилось, но к лучшему. И я стал лучше, чем был, — отозвался Кейн, проводя шершавой подушечкой большого пальца по ее ключице. — Теперь я могу спокойно беседовать с тобой. Мне не нужно ничего от тебя скрывать. И ты можешь безбоязненно разговаривать со мной обо всем. Я больше не злодей-похититель. Я — нормальный человек, мужчина, которому ты можешь довериться. — Он перехватил взгляд Кристал, глазами как бы прощупывая ее мысли.
— Я и без того прониклась к тебе доверием, — ответила девушка. Под взглядом Кейна она чувствовала себя стесненно и, чтобы скрыть волнение, метнулась к дубовому комоду с зеркалом и стала заплетать косу. В голове пульсировала только одна мысль — бежать. Кейн внушал ей панический ужас — и даже не потому, что был представителем закона; она боялась его как мужчины. Он уже поселился в ее душе, вывернул наизнанку все ее чувства, сбив их в путаный клубок, так что она и сама теперь не понимает, чего хочет, к чему стремится. Так не может продолжаться. Иначе она окончательно влюбится в него, а, зная, кто он такой, допустить это — сущее самоубийство.
Кейн приблизился к девушке сзади и стал смотреть на ее отражение в зеркале. Не прикасаясь к ней, он проговорил:
— Похоже, ты стала меньше доверять мне, когда узнала, что я не разбойник.
Волосы не слушались дрожащих пальцев, и девушка беспомощно опустила руки. Прогремел выстрел — учения на плану были в самом разгаре, — словно лезвием полоснув по ее и без того натянутым нервам. Не выдержав напряжения, Кристал вспылила:
— Я просто не понимаю — ты воевал на стороне конфедератов, называешь себя мятежником; как ты можешь теперь работать на федералистов? Даже представить нельзя… — Девушка мотнула головой. Нужные слова не шли на ум. Она вдруг забеспокоилась, что сболтнула лишнего, укрепив в нем подозрения.
Губы Кейна дрогнули в едва заметной улыбке.
— Ты сейчас рассуждаешь почти как конфедераты. Однако ты всего лишь бережно взлелеянная на севере хрупкая лилия, которой на ночь вместо сказок рассказывают истории о войне. Должно быть, жизнь к тебе была более чем благосклонна, если уж ты вспомнила про войну спустя десять лет после того, как она окончилась.
Внутри у Кристал все закипело от гнева. Верно, когда-то она была всеми оберегаемой хрупкой лилией, но с тех пор жизнь обратилась для нее в поле брани; ей было не до его войны.
— Я просила тебя рассказать о войне, — надменно отвечала девушка, — потому что хотела понять, что ты за человек. Но ты не тот, за кого выдавал себя. И, наверное, все твои россказни о мятежном прошлом — тоже чистая выдумка. Трудно поверить, что человек способен так быстро менять свои убеждения: сегодня — конфедерат, завтра — федералист. Конфедерат не смог бы выполнять такие задания. Во всяком случае, истинный южанин ни за что не согласился бы на такое.
— Я способен выполнять эту работу именно потому, что был конфедератом.
Кристал ожидала, что Кейн рассердится, но в его словах прозвучала горечь. У нее от жалости заныло сердце.
— Как ты думаешь, что дала мне война? Думаешь, я победил? Добыл честь и славу? — Кейн глубоко вздохнул. Казалось, каждый произнесённый звук дается ему ценой огромных усилий. — Смерть, кровь, гибель близких и друзей — вот и все, что принесла мне война. Прошло десять лет, а я до сих пор не могу найти разумного объяснения тому, ради чего была устроена вся эта резня. Что — правда, что — ложь, все перепуталось у меня в голове. Я это знаю точно, потому что каждый Божий день просыпаюсь в надежде, что вот сегодня наконец-то мне удастся докопаться до истины. Поэтому я и согласился работать вместе с федералистами, Кристал. Проклятая война давно окончилась. И я уже не паренек из Джорджии. Я теперь гражданин Соединенных Штатов, и работа, которую я выполняю, позволяет мне четко различать черное и белое, хорошее и плохое. Кайнсон творил преступления и за это понес заслуженное наказание. Справедливость восстановлена, и я с чистой совестью могу заняться другой работой. Мне не в чем себя укорять.
— Но ведь не всегда все так четко и ясно. — Кристал проклинала себя за то, что не сумела скрыть отчаяние в голосе. — Иногда то, что считают преступлением, на самом деле не преступление. Даже если все факты налицо, не исключено, что это ложные факты…
— Это ты о чем?
Девушка взглянула на отражение Кейна в зеркале. Он хмурился. После того, что она услышала, раскрыть ему свою тайну было бы безумием. Он немедленно предаст ее суду, и она будет казнена даже раньше, чем до нее доберется Болдуин Дидье.
— Кристал, что тебя гложет? — Девушка почувствовала на своей талии руки Кейна; его теплые уверенные ладони до костей прожигали ее тело. Она едва сдерживалась, чтобы не откинуться ему на грудь. Эта широкая мускулистая грудь манила ее; она трепетала от неистового желания погрузиться в его объятия. Ей хотелось трогать его, целовать, втолковывать ему то, что, как ей казалось, разбойник Маколей Кейн хорошо понимал, а именно: иногда преступления просто неизбежны, а в некоторых случаях преступниками объявляют невиновных.
Но сейчас подле нее стоял другой Маколей Кейн. Этот человек мыслил совсем иначе, не так, как она, и защититься от него можно только стеной молчания.
— Ты держишься со мной так, будто впервые видишь меня, Кристал, — недовольно проговорил Кейн. — Я знаю: тебе пришлось нелегко, но…
— Но мы и вправду чужие люди, — перебила его девушка и, чтобы как-то заставить Кейна отступиться от нее, в отчаянии добавила: — Мы вместе пережили несколько тяжелых дней, но теперь все позади. Каждый пойдет своей дорогой. Как только прибудет дилижанс, я уеду. — Кристал повернулась к Кейну лицом; она не хотела кривить душой перед разлукой. — Но ты представить себе не можешь, как я рада, что ты не погиб. И… и это хорошо, что ты служишь закону. Если бы тебя повесили, я, наверное, умерла бы с горя.
— Тебе не безразлична моя судьба, — резким тоном произнес он, как бы желая встряхнуть девушку, — вот и мне дозволь проявить о тебе заботу. Не отстраняйся от меня.
— Я не…
— Не спорь. — Кейн взглянул на лицо Кристал в зеркале, потом поднес руку к ее щеке и нежно погладил бархатную кожу. — Я хочу знать о тебе все, Кристал, — откуда ты, кто был твой муж, куда ты направлялась в тот день.
— Жизнь у меня скучная. Тебе не интересно будет слушать о моем прошлом.
— Ты ведь так ничего и не рассказала…
— А рассказывать нечего.
Он сжал ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Если нечего рассказывать, почему ты упрямишься? Я думал, ты просто не хочешь откровенничать с разбойником, с человеком, который захватил тебя в плен. Теперь я начинаю подозревать, что дело тут в чем-то другом.
— Мы — совершенно посторонние друг другу люди, которым случилось вместе разделить тяготы сурового испытаний, — возразила девушка, опустив веки. Она не должна терять мужества. Нельзя допустить, чтобы он проник к ней в душу, особенно теперь, — ведь она твердо вознамерилась скрыться при первой удобной возможности. — Отныне наши пути расходятся. Я пойду своей дорогой, ты — своей…
— Нет.
Затаив дыхание, Кристал открыла глаза. Сердце кольнул страх.
— Что ты сказал?
— То, что слышала. Я сказал, наши пути не расходятся. Пока еще не расходятся.
— Ты не имеешь права задерживать меня дольше, чем…
— Имею.
Девушка смотрела на Кейна широко открытыми глазами. Кровь стучала в голове.
— Почему? — спросила она едва слышно.
— Ты знаешь почему. — Он развернул Кристал к себе лицом и провел пальцем по ее губам. — Знаешь, — шепотом повторил Кейн.
Слова замерли на ее губах.
Они стояли лицом к лицу, не желая уступать один другому, однако выиграть этот безмолвный поединок душ никому из них не удавалось. Наконец Кейн кивком указал на окно — на плацу, вздымая пыль, гарцевали кавалеристы.
— Ты вернулась в цивилизованный мир, девушка. Кэмп-Браун, конечно, не совсем то, но нормы поведения, принятые в цивилизованном обществе, здесь действуют так же, как и в Форт-Ларами, Сан-Франциско или Денвере. И поскольку ты женщина одинокая, то сегодня будешь ночевать в этой комнате, стены которой защитят тебя от докучливых мужчин… вроде меня.
У Кристал сдавило горло. Он не хотела, чтобы он развивал свою мысль. Кейн задался целью довести завязавшиеся между ними в Фоллинг-Уотере отношения до определенного логического конца, но она не должна идти у него на поводу. Если он осуществит задуманное, расстаться с ним будет трудно. Еще труднее, чем сейчас.
Кейн понизил голос; взгляд его потемнел. Кристал не знала, как заставить его замолчать.
— Меня не будет с тобой сегодня ночью, — шептал он. — Я не буду прижимать к себе твое нежное тело, не услышу твоего глубокого дыхания во сне. Я не — смею погубить твою репутацию, ведь мы теперь должны соблюдать приличия. К добропорядочной леди, миссис Смит, я обязан относиться подобающим образом. Но я хочу, чтобы ты знала: я проклинаю эти чертовы приличия. То, что произошло между нами в Фоллинг-Уотере, не должно было случиться, но ведь это произошло, и ничего тут не поделаешь. Сегодня мы должны быть вместе. И тебе это известно так же хорошо, как то, что у тебя бьется сердце… вот здесь. — Костяшки его пальцев, коснувшись ее ключицы, поползли вниз и замерли над левой грудью. Он раскрыл ладонь и положил ее на грудь Кристал; оба они чувствовали, как бьется ее сердце.
Девушка отвела взгляд от лица Кейна; глаза наполнились слезами. Конечно, он прав, и сознавать это Мучительно. Кейн высказал то, что она надеялась никогда не услышать. Ее душа рыдала от тоски. Расставание с ним станет для нее невыносимой пыткой.
Горячая слезинка, первая за многие годы, покатилась по щеке Кристал. Когда они познакомились, она была в траурном платье, и на то были вполне объективные причины. Шесть долгих лет она оплакивала свое утраченное детство, свою прежнюю безоблачную жизнь. Но горше всего скорбела она о том, что одинока. Одиночество обратилось для нее в сущее проклятие с тех пор, как она стала женщиной, потому что теперь уже ночные фантазии не могли утолить голод тела. В Фоллинг-Уотере у нее зародилась надежда, что, возможно, она нашла себе спутника жизни. Порой, глядя на Кейна, она воочию представляла, как живет с ним под одной крышей. Кейн, конечно, не соответствовал идеалу мужчины, который в мечтах рисовало ей воображение, но ведь позволить себе мечтать могут только глупые юные девушки. А разбойник, с которым она спала под одним одеялом, разговаривала, целовалась, был невыдуманный, настоящий — живой человек, а не смутный образ грез. Да к тому же он находился по другую сторону закона и наверняка не стал бы осуждать ее.
Но того разбойника больше не существует. Для нее он погиб, сражен пулей Кайнсона. Маколей часто спрашивал ее о муже. Кристал вдруг поняла, по ком она носила траур. Она оплакивала Кейна.
— Зачем ты это делаешь? — наконец прошептала девушка, злясь на Кейна за безжалостную настойчивость.
— Я хочу тебя, — прямо заявил он.
Закрыв глаза, Кристал, по-прежнему шепотом, с такой же взаимной откровенностью поинтересовалась:
— Ты надеешься, что, переспав со мной, как с обычной проституткой, сможешь освободиться от меня?
— Нет, мне нужно не это. Я давно мог бы с тобой переспать. За то время, что мы были вместе, я раз десять мог овладеть тобой.
— Но тогда это было бы изнасилование.
— Но ведь я получил бы, что хотел. Кристал затрясло, словно в ознобе. Кейн притянул девушку к себе и обнял.
— Расскажи мне о своей жизни. — Он приподнял ее ладонь, ту, на которой была выжжена роза, и пальцем обвел каждый впечатавшийся в кожу изогнутый лепесток. Его прикосновение обжигало, как пламя пожара. — Что ты скрываешь, девушка?
Ответом ему был тихий стон.
Кейн нежно обхватил ладонью ее подбородок, и Кристал встретилась с его суровым взглядом.
— Ответь мне, — потребовал он. Девушка отвела глаза.
— Чего ты боишься? — допытывался Кейн.
— Ничего, — выдохнула Кристал.
Кейн вновь повернул к себе ее лицо и долго смотрел в глаза, словно оценивая ее ответ. Затем с внезапной горячностью оттолкнул Кристал.
— Ты лжешь.
— Нет, — порывисто возразила она.
— По глазам вижу, что лжешь. Они такие красивые, такие голубые, как небо… — В его голосе зазвучали зловещие нотки. — Но небо это затянуто тучами. Ты лжешь.
Кристал была вне себя от страха. Она устремила свой взор в окно. Грудь ее тяжело вздымалась, на лице — показное негодование.
— Ты упрекаешь меня во лжи, но лжец — ты. Кто ты на самом деле? Боец шестьдесят седьмого полка Джорджии или сотрудник маршальской службы? Янки или конфедерат? Бандит или законопослушный гражданин?
Лицо Кейна окаменело.
— Если я и лгал тебе, так только для того, чтобы спасти твою жизнь. Но все, что я рассказывал о себе, — чистая правда.
— Как удобно жить с такими гибкими понятиями о долге и чести. — Кристал понимала, что втаптывает в грязь священные идеалы Кейна, но, одурманенная страхом и гневом, она забыла всякую осторожность.
— Если ты имеешь в виду мое участие в захвате заложников, так это моя работа. Но, — он понизил голос, заговорил сердито; слова разрубали воздух, как далекий грохот боевого барабана, — если мадам намекает на мое участие в войне, то, смею заверить, я — конфедерат и останусь таковым навсегда. И чтобы ты не заблуждалась на этот счет, добавлю: будь моя воля, и вами, и всей этой проклятой страной правила бы Джорджия.
Из глаз Кристал брызнули слезы. Ну зачем она бередит его раны? Единственное, к чему она стремится, — это поскорее уехать от него. Ей вовсе не хочется оскорблять его. Он и так растерзан войной. Кейн говорил, что это была бесславная бойня, однако он не растерял в ней достоинства и чести. Он защищал свою страну, и, когда эта страна перестала существовать, он почтительно свернул и спрятал свое боевое знамя, не желая больше трепать его и пачкать грязью. Поражение не сломило его дух, и он продолжал жить, хотя к с тяжестью на сердце, и не просто влачил в постыдном бездействии жалкие дни, а, повинуясь зову совести, активно помогал обезвреживать банды из числа своих бывших товарищей-конфедератов, которые кучковались в пустынных прериях и горных районах Запада, совершая разбойные нападения на мирных граждан.
— Не плачь, — услышала девушка удивительно ласковый шепот Кейна.
Ругая себя за малодушие, она склонила голову ему на грудь. Кейн большими пальцами отер ее мокрые щеки. Вся дрожа, Кристал зарылась лицом в его рубашку. Он вымыт, одежда на нем чистая, а значит, и пахнуть он должен как-то иначе. Однако аромат лавровишневой воды и свежесть накрахмаленного белья не перебивали мучительно знакомого запаха его тела, и она тайно наслаждалась им, мечтая, чтобы это мгновение длилось вечно.
За окном, где на плацу по-прежнему гарцевали кавалеристы, раздалось несколько оружейных залпов; звуки выстрелов вернули Кейна и Кристал к реальной жизни.
— Когда прибудет дилижанс? — не отнимая головы от груди Кейна, осипшим от волнения голосом задала Кристал неизбежный вопрос.
— «Оверлэнд» сможет прислать экипаж дня через два, не раньше, — безучастным тоном отозвался он.
Девушка удрученно вздохнула. Она находилась в форте всего несколько часов, но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы убедиться: из Кэмп-Брауна бежать бесполезно. Старый опустевший форт располагался на большом удалении от других населенных пунктов. Самым ближайшим из них была индейская резервация Уинд-Ривер, но ей, с ее соломенными волосами, среди шошонов делать нечего.
Кристал подняла руки, и женщины надели на нее поношенное бальное платье из розового шелка; оно ей было заметно велико. Девушке прислуживали индианки из племени манданов, которые обычно охотно соглашались развлекать белых мужчин. За время скитаний по Западу Кристал нередко встречала представительниц этого индейского народа в городах, обосновавшихся на безлесных равнинах. Эпидемия оспы истребила почти всех манданов, и оставшиеся в живых женщины, чтобы не умереть с голоду, наведывались в форты и горняцкие поселения, где добывали себе на пропитание, обслуживая посетителей питейных заведений, которыми пренебрегали белые девушки, работавшие в салунах. Эти индианки — смуглые, некрасивые, с грубыми голосами — редко видели доброе к себе отношение. Кристал теперь сопереживала им даже еще острее, как будто они были ее сестрами. Она скорбела об их горькой участи, потому что эти женщины, как и ока, были пленницами. Только их в неволе держала нужда, а ее — страх.
Индианки удалились. В комнате, которую ей выделили, раньше, очевидно, жил командир стоявшего в Кэмп-Брауне гарнизона. Кристал подошла к небольшому окошку. Она чувствовала себя измотанной, изнуренной, но о том, чтобы лечь спать, не могло быть и речи — это слишком опасно. Кроме того, не исключено, что во второй половине дня за пассажирами прибудет дилижанс, и пропустить его девушке не хотелось. Она намерена любой ценой выбраться отсюда, даже если ей придется уехать без своих золотых монет.
Кристал вытирала оконное стекло, одновременно рассматривая форт. Над горизонтом повисло августовское солнце. Ее лоб покрылся капельками пота, в горле пересохло от пыли; оказывается, она уже успела забыть, как жарко в прерии. Девушка глянула в сторону ворот форта, охраняемых двумя караульными кавалеристами. Удастся ли ей беспрепятственно пройти мимо них? Вообще-то, никто не имеет права насильно удерживать ее здесь. Она может потребовать у Роуллинза свои семь золотых монет и покинуть Кэмп-Браун, не обращая внимания на дежурных охранников. Взгляд девушки затуманился. Однако сотрудникам маршальской службы вряд ли понравится, если она уедет из форта, не дав показаний о захвате заложников. Имея в своем распоряжении отряд конницы, они в считанные минуты доставят ее обратно, в «безопасное место». А потом, конечно же, спросят, почему она решила бежать. И тогда ей останется одно из двух: или отказаться отвечать на вопросы, что наверняка вызовет у них подозрения, и, возможно даже, они станут выяснять про ее шрам (это еще не самый худший вариант); или солгать им, объяснив, что бандиты надругались над ней, причем так жестоко, что теперь любой мужчина, кто бы он ни был, внушает ей дикий ужас, а здесь, в форте, слишком уж много представителей сильного пола, и она просто в панике. Сотрудники маршальской службы, возможно, поверят ей, но ведь Кейн-то знает, что это ложь. А возбудить подозрения Кейна — намного рискованнее, чем бросить вызов всем кавалеристам, которые сейчас проводят учения на плацу в центре форта.
Глубоко вздохнув, Кристал трясущимися руками провела по волосам. Самый кошмарный из ее снов воплотился в реальность: она находится в окружении блюстителей правопорядка. Страшнее этого была бы только встреча с Болдуином Дидье. Девушка с нетерпением ожидала прибытия дилижанса, но мысль об отъезде наполняла ее сердце безграничной печалью.
Маколей Кейн. Маколей Кейн. Это имя оглушительно звенело в каждой клеточке ее мозга. Она должна вычеркнуть его из памяти. Из их отношений ничего хорошего не вышло бы и прежде, когда она считала его разбойником, ну а теперь связываться с ним еще опаснее.
Ее мрачные раздумья прервал стук в дверь. Кристал поправила плечики выцветшего розового платья, испытывая неловкость от того, что каждый раз, когда они соскальзывали, платье сползало вниз, оголяя часть ее груди, выступавшей над верхним краем сорочки.
Стук повторился более настойчиво. Сердце девушки затрепетало от страха. В форте узнали, кто она такая, пронеслась в голове безрассудная мысль, но Кристал тут же овладела собой, понимая, что это маловероятно. Досадуя, что не успела заколоть волосы, она скоренько скрутила их в жгут и, перекинув через плечо, открыла дверь.
И похолодела. На пороге стоял. Кейн, и совсем не такой, каким она его знала. Он побрился; на месте темной колючей бороды теперь выступал волевой подбородок. Без бороды он был куда симпатичнее, чем она предполагала. И тем не менее это был все тот же Маколей Кейн. Тот же резко очерченный рот, те же леденящие глаза — сочетание, наделяющее его лицо притягательной силой.
Взгляд Кристал заскользил по фигуре Кейна. Он помылся, переоделся и предстал перед ней в приличных темных брюках, в белой рубашке и в шелковом бордовом жилете. Гладко зачесанные назад волосыисточают аромат лавровишневой воды. Если уж она сумела по достоинству оценить его внешность, скрытую под личиной разбойника, то теперь — чего уж тут притворяться — он нравился ей еще больше. Чисто выбритый, благообразный, Кейн был очень хорош собой. Однако в нем по-прежнему ощущалась угроза, только едва уловимая, неясная, и от этого он казался еще опаснее — так слова любви, произнесенные шепотом, возбуждают сильнее, чем страстный вопль.
— Тебя не узнать, — тихим настороженным голосом промолвила девушка.
Уголок его рта приподнялся в улыбке. Такой Кейн мало чем отличался от заправских игроков, которые наведывались в салуны, где она работала, горя желанием спустить приобретенное нечестным путем состояние или, наоборот, нажиться за счет таких же, как они сами, мошенников. Игроки, которых ей случалось видеть, были, как правило, мужчины властные и бессердечные; они добивались успеха просто благодаря своей внешности. Их обаянию трудно было противостоять, и поэтому она всегда старалась избегать подобных типов. Но те мужчины не шли ни в какое сравнение с Маколеем Кейном.
Кристал отступила от двери, не зная, что еще сказать. Она не смотрела на Кейна и войти его не приглашала, что, впрочем, не имело значения: он и не собирался спрашивать у нее позволения.
— Ты тонешь в этом платье, — заметилКейн, закрывая за собой дверь.
Девушка стянула по фигуре блеклый шелк.
— Да, ушивать придется.
— Скорей всего, придется. — Он поймал ее взгляд. По блеску в глазах Кейна Кристал догадалась, что платье ему нравится. И он надеется, что оно вот-вот само свалится с нее.
Девушка отвернулась, почему-то вдруг смутившись. Как все глупо. Они целовались, спали вместе, дрались. Ко, оказывается, она его совсем не знает. Он — незнакомец, причем очень опасный незнакомец. Разбойник, к которому она постепенно прониклась симпатией, исчез, а с этим человеком ей не о чем говорить.
Но ведь им надо столько всего сказать друг другу.
Собравшись с духом, Кристал, хотя и по-прежнему Упрямо глядя в сторону, промолвила:
— Тебе следовало бы сообщить мне, что ты — сотрудник маршальской службы. Тогда все было бы проще.
— Я не был уверен в твоих актерских способностях — не хотел, чтобы ты пострадала. — И добавил: — Да и меня могли убить из-за этого.
— Понимаю. — Она окинула взглядом свое платье. Одно плечико опять свалилось, обнажив верхнюю часть груди. Кристал поправила платье, надеясь, что Кейн не заметил то, что ему видеть не полагалось. Но, судя тому, как вспыхнули его холодные глаза, он, должно быть, успел рассмотреть все, что могло доставить наслаждение его взору.
В комнате воцарилось неловкое молчание. Они глядели друг на друга, долго не решаясь заговорить. Наконец Кристал нарушила тишину:
— Все теперь иначе, да? Ты стал другим.
— Да, все изменилось, но к лучшему. И я стал лучше, чем был, — отозвался Кейн, проводя шершавой подушечкой большого пальца по ее ключице. — Теперь я могу спокойно беседовать с тобой. Мне не нужно ничего от тебя скрывать. И ты можешь безбоязненно разговаривать со мной обо всем. Я больше не злодей-похититель. Я — нормальный человек, мужчина, которому ты можешь довериться. — Он перехватил взгляд Кристал, глазами как бы прощупывая ее мысли.
— Я и без того прониклась к тебе доверием, — ответила девушка. Под взглядом Кейна она чувствовала себя стесненно и, чтобы скрыть волнение, метнулась к дубовому комоду с зеркалом и стала заплетать косу. В голове пульсировала только одна мысль — бежать. Кейн внушал ей панический ужас — и даже не потому, что был представителем закона; она боялась его как мужчины. Он уже поселился в ее душе, вывернул наизнанку все ее чувства, сбив их в путаный клубок, так что она и сама теперь не понимает, чего хочет, к чему стремится. Так не может продолжаться. Иначе она окончательно влюбится в него, а, зная, кто он такой, допустить это — сущее самоубийство.
Кейн приблизился к девушке сзади и стал смотреть на ее отражение в зеркале. Не прикасаясь к ней, он проговорил:
— Похоже, ты стала меньше доверять мне, когда узнала, что я не разбойник.
Волосы не слушались дрожащих пальцев, и девушка беспомощно опустила руки. Прогремел выстрел — учения на плану были в самом разгаре, — словно лезвием полоснув по ее и без того натянутым нервам. Не выдержав напряжения, Кристал вспылила:
— Я просто не понимаю — ты воевал на стороне конфедератов, называешь себя мятежником; как ты можешь теперь работать на федералистов? Даже представить нельзя… — Девушка мотнула головой. Нужные слова не шли на ум. Она вдруг забеспокоилась, что сболтнула лишнего, укрепив в нем подозрения.
Губы Кейна дрогнули в едва заметной улыбке.
— Ты сейчас рассуждаешь почти как конфедераты. Однако ты всего лишь бережно взлелеянная на севере хрупкая лилия, которой на ночь вместо сказок рассказывают истории о войне. Должно быть, жизнь к тебе была более чем благосклонна, если уж ты вспомнила про войну спустя десять лет после того, как она окончилась.
Внутри у Кристал все закипело от гнева. Верно, когда-то она была всеми оберегаемой хрупкой лилией, но с тех пор жизнь обратилась для нее в поле брани; ей было не до его войны.
— Я просила тебя рассказать о войне, — надменно отвечала девушка, — потому что хотела понять, что ты за человек. Но ты не тот, за кого выдавал себя. И, наверное, все твои россказни о мятежном прошлом — тоже чистая выдумка. Трудно поверить, что человек способен так быстро менять свои убеждения: сегодня — конфедерат, завтра — федералист. Конфедерат не смог бы выполнять такие задания. Во всяком случае, истинный южанин ни за что не согласился бы на такое.
— Я способен выполнять эту работу именно потому, что был конфедератом.
Кристал ожидала, что Кейн рассердится, но в его словах прозвучала горечь. У нее от жалости заныло сердце.
— Как ты думаешь, что дала мне война? Думаешь, я победил? Добыл честь и славу? — Кейн глубоко вздохнул. Казалось, каждый произнесённый звук дается ему ценой огромных усилий. — Смерть, кровь, гибель близких и друзей — вот и все, что принесла мне война. Прошло десять лет, а я до сих пор не могу найти разумного объяснения тому, ради чего была устроена вся эта резня. Что — правда, что — ложь, все перепуталось у меня в голове. Я это знаю точно, потому что каждый Божий день просыпаюсь в надежде, что вот сегодня наконец-то мне удастся докопаться до истины. Поэтому я и согласился работать вместе с федералистами, Кристал. Проклятая война давно окончилась. И я уже не паренек из Джорджии. Я теперь гражданин Соединенных Штатов, и работа, которую я выполняю, позволяет мне четко различать черное и белое, хорошее и плохое. Кайнсон творил преступления и за это понес заслуженное наказание. Справедливость восстановлена, и я с чистой совестью могу заняться другой работой. Мне не в чем себя укорять.
— Но ведь не всегда все так четко и ясно. — Кристал проклинала себя за то, что не сумела скрыть отчаяние в голосе. — Иногда то, что считают преступлением, на самом деле не преступление. Даже если все факты налицо, не исключено, что это ложные факты…
— Это ты о чем?
Девушка взглянула на отражение Кейна в зеркале. Он хмурился. После того, что она услышала, раскрыть ему свою тайну было бы безумием. Он немедленно предаст ее суду, и она будет казнена даже раньше, чем до нее доберется Болдуин Дидье.
— Кристал, что тебя гложет? — Девушка почувствовала на своей талии руки Кейна; его теплые уверенные ладони до костей прожигали ее тело. Она едва сдерживалась, чтобы не откинуться ему на грудь. Эта широкая мускулистая грудь манила ее; она трепетала от неистового желания погрузиться в его объятия. Ей хотелось трогать его, целовать, втолковывать ему то, что, как ей казалось, разбойник Маколей Кейн хорошо понимал, а именно: иногда преступления просто неизбежны, а в некоторых случаях преступниками объявляют невиновных.
Но сейчас подле нее стоял другой Маколей Кейн. Этот человек мыслил совсем иначе, не так, как она, и защититься от него можно только стеной молчания.
— Ты держишься со мной так, будто впервые видишь меня, Кристал, — недовольно проговорил Кейн. — Я знаю: тебе пришлось нелегко, но…
— Но мы и вправду чужие люди, — перебила его девушка и, чтобы как-то заставить Кейна отступиться от нее, в отчаянии добавила: — Мы вместе пережили несколько тяжелых дней, но теперь все позади. Каждый пойдет своей дорогой. Как только прибудет дилижанс, я уеду. — Кристал повернулась к Кейну лицом; она не хотела кривить душой перед разлукой. — Но ты представить себе не можешь, как я рада, что ты не погиб. И… и это хорошо, что ты служишь закону. Если бы тебя повесили, я, наверное, умерла бы с горя.
— Тебе не безразлична моя судьба, — резким тоном произнес он, как бы желая встряхнуть девушку, — вот и мне дозволь проявить о тебе заботу. Не отстраняйся от меня.
— Я не…
— Не спорь. — Кейн взглянул на лицо Кристал в зеркале, потом поднес руку к ее щеке и нежно погладил бархатную кожу. — Я хочу знать о тебе все, Кристал, — откуда ты, кто был твой муж, куда ты направлялась в тот день.
— Жизнь у меня скучная. Тебе не интересно будет слушать о моем прошлом.
— Ты ведь так ничего и не рассказала…
— А рассказывать нечего.
Он сжал ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
— Если нечего рассказывать, почему ты упрямишься? Я думал, ты просто не хочешь откровенничать с разбойником, с человеком, который захватил тебя в плен. Теперь я начинаю подозревать, что дело тут в чем-то другом.
— Мы — совершенно посторонние друг другу люди, которым случилось вместе разделить тяготы сурового испытаний, — возразила девушка, опустив веки. Она не должна терять мужества. Нельзя допустить, чтобы он проник к ней в душу, особенно теперь, — ведь она твердо вознамерилась скрыться при первой удобной возможности. — Отныне наши пути расходятся. Я пойду своей дорогой, ты — своей…
— Нет.
Затаив дыхание, Кристал открыла глаза. Сердце кольнул страх.
— Что ты сказал?
— То, что слышала. Я сказал, наши пути не расходятся. Пока еще не расходятся.
— Ты не имеешь права задерживать меня дольше, чем…
— Имею.
Девушка смотрела на Кейна широко открытыми глазами. Кровь стучала в голове.
— Почему? — спросила она едва слышно.
— Ты знаешь почему. — Он развернул Кристал к себе лицом и провел пальцем по ее губам. — Знаешь, — шепотом повторил Кейн.
Слова замерли на ее губах.
Они стояли лицом к лицу, не желая уступать один другому, однако выиграть этот безмолвный поединок душ никому из них не удавалось. Наконец Кейн кивком указал на окно — на плацу, вздымая пыль, гарцевали кавалеристы.
— Ты вернулась в цивилизованный мир, девушка. Кэмп-Браун, конечно, не совсем то, но нормы поведения, принятые в цивилизованном обществе, здесь действуют так же, как и в Форт-Ларами, Сан-Франциско или Денвере. И поскольку ты женщина одинокая, то сегодня будешь ночевать в этой комнате, стены которой защитят тебя от докучливых мужчин… вроде меня.
У Кристал сдавило горло. Он не хотела, чтобы он развивал свою мысль. Кейн задался целью довести завязавшиеся между ними в Фоллинг-Уотере отношения до определенного логического конца, но она не должна идти у него на поводу. Если он осуществит задуманное, расстаться с ним будет трудно. Еще труднее, чем сейчас.
Кейн понизил голос; взгляд его потемнел. Кристал не знала, как заставить его замолчать.
— Меня не будет с тобой сегодня ночью, — шептал он. — Я не буду прижимать к себе твое нежное тело, не услышу твоего глубокого дыхания во сне. Я не — смею погубить твою репутацию, ведь мы теперь должны соблюдать приличия. К добропорядочной леди, миссис Смит, я обязан относиться подобающим образом. Но я хочу, чтобы ты знала: я проклинаю эти чертовы приличия. То, что произошло между нами в Фоллинг-Уотере, не должно было случиться, но ведь это произошло, и ничего тут не поделаешь. Сегодня мы должны быть вместе. И тебе это известно так же хорошо, как то, что у тебя бьется сердце… вот здесь. — Костяшки его пальцев, коснувшись ее ключицы, поползли вниз и замерли над левой грудью. Он раскрыл ладонь и положил ее на грудь Кристал; оба они чувствовали, как бьется ее сердце.
Девушка отвела взгляд от лица Кейна; глаза наполнились слезами. Конечно, он прав, и сознавать это Мучительно. Кейн высказал то, что она надеялась никогда не услышать. Ее душа рыдала от тоски. Расставание с ним станет для нее невыносимой пыткой.
Горячая слезинка, первая за многие годы, покатилась по щеке Кристал. Когда они познакомились, она была в траурном платье, и на то были вполне объективные причины. Шесть долгих лет она оплакивала свое утраченное детство, свою прежнюю безоблачную жизнь. Но горше всего скорбела она о том, что одинока. Одиночество обратилось для нее в сущее проклятие с тех пор, как она стала женщиной, потому что теперь уже ночные фантазии не могли утолить голод тела. В Фоллинг-Уотере у нее зародилась надежда, что, возможно, она нашла себе спутника жизни. Порой, глядя на Кейна, она воочию представляла, как живет с ним под одной крышей. Кейн, конечно, не соответствовал идеалу мужчины, который в мечтах рисовало ей воображение, но ведь позволить себе мечтать могут только глупые юные девушки. А разбойник, с которым она спала под одним одеялом, разговаривала, целовалась, был невыдуманный, настоящий — живой человек, а не смутный образ грез. Да к тому же он находился по другую сторону закона и наверняка не стал бы осуждать ее.
Но того разбойника больше не существует. Для нее он погиб, сражен пулей Кайнсона. Маколей часто спрашивал ее о муже. Кристал вдруг поняла, по ком она носила траур. Она оплакивала Кейна.
— Зачем ты это делаешь? — наконец прошептала девушка, злясь на Кейна за безжалостную настойчивость.
— Я хочу тебя, — прямо заявил он.
Закрыв глаза, Кристал, по-прежнему шепотом, с такой же взаимной откровенностью поинтересовалась:
— Ты надеешься, что, переспав со мной, как с обычной проституткой, сможешь освободиться от меня?
— Нет, мне нужно не это. Я давно мог бы с тобой переспать. За то время, что мы были вместе, я раз десять мог овладеть тобой.
— Но тогда это было бы изнасилование.
— Но ведь я получил бы, что хотел. Кристал затрясло, словно в ознобе. Кейн притянул девушку к себе и обнял.
— Расскажи мне о своей жизни. — Он приподнял ее ладонь, ту, на которой была выжжена роза, и пальцем обвел каждый впечатавшийся в кожу изогнутый лепесток. Его прикосновение обжигало, как пламя пожара. — Что ты скрываешь, девушка?
Ответом ему был тихий стон.
Кейн нежно обхватил ладонью ее подбородок, и Кристал встретилась с его суровым взглядом.
— Ответь мне, — потребовал он. Девушка отвела глаза.
— Чего ты боишься? — допытывался Кейн.
— Ничего, — выдохнула Кристал.
Кейн вновь повернул к себе ее лицо и долго смотрел в глаза, словно оценивая ее ответ. Затем с внезапной горячностью оттолкнул Кристал.
— Ты лжешь.
— Нет, — порывисто возразила она.
— По глазам вижу, что лжешь. Они такие красивые, такие голубые, как небо… — В его голосе зазвучали зловещие нотки. — Но небо это затянуто тучами. Ты лжешь.
Кристал была вне себя от страха. Она устремила свой взор в окно. Грудь ее тяжело вздымалась, на лице — показное негодование.
— Ты упрекаешь меня во лжи, но лжец — ты. Кто ты на самом деле? Боец шестьдесят седьмого полка Джорджии или сотрудник маршальской службы? Янки или конфедерат? Бандит или законопослушный гражданин?
Лицо Кейна окаменело.
— Если я и лгал тебе, так только для того, чтобы спасти твою жизнь. Но все, что я рассказывал о себе, — чистая правда.
— Как удобно жить с такими гибкими понятиями о долге и чести. — Кристал понимала, что втаптывает в грязь священные идеалы Кейна, но, одурманенная страхом и гневом, она забыла всякую осторожность.
— Если ты имеешь в виду мое участие в захвате заложников, так это моя работа. Но, — он понизил голос, заговорил сердито; слова разрубали воздух, как далекий грохот боевого барабана, — если мадам намекает на мое участие в войне, то, смею заверить, я — конфедерат и останусь таковым навсегда. И чтобы ты не заблуждалась на этот счет, добавлю: будь моя воля, и вами, и всей этой проклятой страной правила бы Джорджия.
Из глаз Кристал брызнули слезы. Ну зачем она бередит его раны? Единственное, к чему она стремится, — это поскорее уехать от него. Ей вовсе не хочется оскорблять его. Он и так растерзан войной. Кейн говорил, что это была бесславная бойня, однако он не растерял в ней достоинства и чести. Он защищал свою страну, и, когда эта страна перестала существовать, он почтительно свернул и спрятал свое боевое знамя, не желая больше трепать его и пачкать грязью. Поражение не сломило его дух, и он продолжал жить, хотя к с тяжестью на сердце, и не просто влачил в постыдном бездействии жалкие дни, а, повинуясь зову совести, активно помогал обезвреживать банды из числа своих бывших товарищей-конфедератов, которые кучковались в пустынных прериях и горных районах Запада, совершая разбойные нападения на мирных граждан.
— Не плачь, — услышала девушка удивительно ласковый шепот Кейна.
Ругая себя за малодушие, она склонила голову ему на грудь. Кейн большими пальцами отер ее мокрые щеки. Вся дрожа, Кристал зарылась лицом в его рубашку. Он вымыт, одежда на нем чистая, а значит, и пахнуть он должен как-то иначе. Однако аромат лавровишневой воды и свежесть накрахмаленного белья не перебивали мучительно знакомого запаха его тела, и она тайно наслаждалась им, мечтая, чтобы это мгновение длилось вечно.
За окном, где на плацу по-прежнему гарцевали кавалеристы, раздалось несколько оружейных залпов; звуки выстрелов вернули Кейна и Кристал к реальной жизни.
— Когда прибудет дилижанс? — не отнимая головы от груди Кейна, осипшим от волнения голосом задала Кристал неизбежный вопрос.
— «Оверлэнд» сможет прислать экипаж дня через два, не раньше, — безучастным тоном отозвался он.