Кейн кивнул, все еще потирая щеку.
   — Значит, мне придется остаться. Подожду твоих объяснений.
   — В таком случае ты будешь гнить здесь, пока ад не заледенеет.
   Кейн посмотрел в окно, за которым опять шел снег, выкладывая на стекле белый узор: Когда он вновь перевел взгляд на Кристал, в глубине его ледяных глаз теплилась какая-то необъяснимо жгучая мольба.
   — По-моему, дорогая, ад уже покрывается льдом. Иного определения не подберешь.
   Кейн удалился, не сказав больше ни слова. Кристал едва ли была в состоянии тотчас же спуститься вниз, где ее ждали желающие потанцевать. Минут пятнадцать не удавалось ей подавить дрожь во всем теле, хотя девушка и отказывалась признаться себе, что встреча с Кейном глубоко взволновала ее.
   Хмурясь, она собрала семь золотых монет, подняла упавшее на пол черное платье. С замирающим сердцем вновь и вновь рисовала она в своем воображении облик Маколея. Ей хотелось довериться ему. Он приехал в Нобл ради нее — это ведь что-то да значит. Может, конечно, он устремился сюда за ответами на не дающие ему покоя вопросы. И все равно сам по себе этот факт уже свидетельствует о многом.
   Но она не может открыть ему свою тайну.
   Прижимая к груди черное платье, Кристал шагнула к окну, мыслями уносясь во мрак своего прошлого. Она могла бы сказать Маколею правду, вручить ему свою судьбу и молить о милосердии. Могла бы. Но девушка знала, что никогда не сделает этого. И знала почему.
   В голове ее, как бы она ни противилась, настойчиво звучал воображаемый диалог.
   « — Кристал, доверься мне, девушка, и я помогу тебе. — Кейн в упор смотрел на нее, требуя ответа.
   — Их убил мой дядя. Он свалил вину на меня, но убийца — он, — рыдала она.
   — Я верю тебе. Я найду способ восстановить твое доброе имя. Я в этом не сомневаюсь. Если то, что ты говоришь, — правда, я добьюсь, чтобы с тебя сияли ложные обвинения, даже если мне придется перетрясти землю и небеса.
   — Маколей…
   — Да родная? Ты еще что-то хочешь добавить?
   — Меня не посадили в тюрьму за его преступление.
   — А как же тебя наказали?
   — Меня держали в лечебнице для душевнобольных».
   Реакцию Кейна Кристал видеть не желала. Она зажмурилась и крепче прижала к груди вдовье платье. Все напрасно. Его лицо не исчезало. Она готова была стерпеть от Маколея что угодно, но наблюдать, как в глазах его сгущаются тени сомнений, было выше ее сил. Потому что сомнения непременно сменятся отвращением. Отвращением к самому себе за то, что он почти поверил женщине, которой нет места среда нормальных людей, которую общество отвергло не потому, что она совершила предосудительный поступок, а потому, что она не способна контролировать свои действия, не отличает добро от зла, правду от лжи.
   Губы Кристал сжались в угрюмую складку. Она, конечно, может сослаться на то, что долгое время была не в состоянии вспомнить, как погибли ее родители, а соответственно и защитить себя. Но ведь память по природе своей явление эфемерное. Порой она не подвластна воле человека. Незначительные детали всплывают из глубин подсознания отточенными до мелочей, а имя и лицо человека, погубившего жизни, в течение многих лет клубятся в голове неясными сгустками тумана. Память сначала сбросила ее в бездну проклятия, потом вызволила оттуда. А Маколея всегда будут мучить вопросы: она сбежала из лечебницы потому, что память вернулась к ней… или она никогда и не забывала, как все произошло? Память ее подвела или неспособность осознать весь ужас своего поступка?
   Кристал положила платье на кровать и стала разглаживать складки на черном шелке. Нет, она ничего ему не скажет. Не может сказать — даже если бы он не был представителем закона, даже если она любит его.
   Пусть гоняется за ней по всему свету, если ему так хочется, но ответов на свои вопросы он от нее не получит.
   Потому что она не желает видеть, как он брезгливо отшатнется от нее.
   Остаток вечера Кристал весело танцевала со всеми, кто приглашал ее, предварительно уплатив пять центов. Угнетало ее только мрачное лицо нового шерифа, который с задумчивым видом наблюдал за ней, стоя у бара.
   К тому времени, когда Фолти закрыл салун, девушка уже не чуяла под собой ног, едва не падала от усталости; бока, намятые грубыми мужскими ладонями, ныли и болезненно зудели. Кейн, на удивление трезвый, хотя весь вечер не отнимал от губ бокал с виски, в суровом молчании отправился домой. Кристал, тоже с немым хладнокровием, провожала глазами его удаляющуюся фигуру и, когда за Кейном закрылась дверь, сразу же пошла укладываться спать, даже не предложив свою помощь Айви, которая мыла посуду.
   Но заснуть ей никак не удавалось. Трижды за ночь девушка вставала с кровати и подходила к окну, кутаясь в шаль, чтобы защититься от пронизывающе-холодных сквозняков. И каждый раз взгляд ее натыкался на освещенный лампой силуэт Маколея, сидевшего за столом в своей комнате над новой тюрьмой. Он пил, большими глотками меланхолично вливая в себя виски. Словно что-то потихоньку сводило его с ума.
   Наконец ночной мрак начал подтаивать под давлением рассвета, и только тогда Кристал почувствовала, что освобождается от шока и ужаса, парализовавших ее рассудок, когда осознала, что Кейн разыскал ее, и по здравом размышлении пришла к выводу, что пока нужно смириться со своим положением. Уезжать из Нобла в самый разгар зимы неразумно. Зимняя погода — крайне опасный спутник даже для путешественников, пускающихся в дорогу на самом надежном и удобном транспорте. А ее единственное средство передвижения — это собственные ноги. Так что придется остаться. Но рассказыватьо себе она не обязана. Если Кейн и докопается до правды, то без ее помощи.
   Взошло солнце, и девушка надолго погрузилась в тяжелое забытье. Во сне она видела себя невестой нового шерифа. Наряженная в белый атлас и кружева, она стояла с ним рука об руку, а за спинами у них болтался в петле Болдуин Дидье, его осанистое тело беспомощно покачивалось на ветру. Она выходила замуж за любимого человека. И никогда больше ей не придется облачаться в черное.
   — Может, уступите немного в цене? — спросила Кристал у Яна, любуясь отрезом небесно-голубой шерсти. Девушка пришла в магазин на следующий день после появления Кейна. Она пыталасьубедить себя, что новый шериф ей не страшен.
   Кристал плотнее укуталась в шаль иоблизнула потрескавшиеся замерзшие губы, с вожделением разглядывая красивую ткань. Платье, пошитое из такой материи, будет ей очень к лицу. Но главное — в нем будет тепло.
   Ян, наморщив лоб, углубился в лежавшую перед ним бухгалтерскую книгу, уточняя, сколько он заплатил за отрез. Кристал в ожидании ответа нервно озираюсь по сторонам, опасаясь случайной встречи с шерифом. В магазине Петерсона толпились пастухи, не вышедшие на работу из-за снегопада, и одинокие старые горняки, от нечего делать коротавшие время на табуретах возле черной «пузатой» печки. Маколея нигде видно не было, и Кристал мысленно вознесла хвалу богу.
   — Даже не знаю, как быть, Кристал. — Ян задумчиво покачал своей светловолосой с проседью головой. На его морщинистом скандинавском лице отразилось сомнение. — Мне этот кусок обошелся почти в десять долларов. Если ты купишь пол-отреза запять долларов, я просто не вижу, как…
   — Я заплачу шесть, но только три доллара сейчас, а остальные через несколько недель, хорошо? — Девушка с надеждой смотрела на торговца.
   — Насколько я понимаю, эти несколько недель выльются в несколько месяцев. Ты это имела в виду? Я ведь так и не получил всей суммы, отпустив в последний раз одной из ваших девушек товар в кредит.
   Кристал с грустью и тоской на лице провела ладонью по мягкой шерстяной материи. Она не имеет права тратить свое золото на предметы роскоши. Это ее сбережения. Накопленные монеты понадобятся ей в будущем, чтобы расквитаться с Дидье. Сбежать от Маколея. Ей придется много танцевать, чтобы оплатить этот отрез шерсти. Очень много. Каждый день до упаду.
   Правда, деньги можно заработать и более легким способом. Вон у Диксианы и Айви-Роуз куча красивых платьев.
   Девушка медленно убрала руку.
   — Что ж, куплю, когда будут деньги, — заверила она торговца, понимая, что обманывает и себя, и его. Этой зимой она не справит себе нового теплого платья.
   — Мне очень жаль, Кристал. Постараюсь придержать для тебя этот отрез.
   — Спасибо. — Девушка со вздохом натянула перчатки и повернулась, чтобы уйти. Возле нее стоял новый шериф Нобла.
   — Добрый день, мадам, — спокойно поприветствовал он Кристал, приподнимая свою черную фетровую шляпу. От ледяного взгляда у нее перехватило дыхание.
   — Добрый день, шериф. — Она поспешила удалиться, но Кейнпоследовал за ней. Бежать бессмысленно, с горечью думала Кристал. Вчера Маколей ясно дал понять, что не выпустит ее из Нобла, пока не узнает, что она скрывает.Пока ей не удастся убить в нем интерес к ней, он будет сопровождать ее словно тень. Всегда и всюду, даже когда его не будет рядом.
   — Прошу пройти со мной в тюрьму, мадам. Хочу кое-что показать.
   Объявление с портретом Кристабепь ван Ален. Эта мысль пронеслась в голове со скоростью мчащегося на всех парах локомотива. Кристал, на мгновение потеряв самообладание, растерянно уставилась на Кейна, будто увидела нацеленный в нее револьвер.
   — Дорогая, ты неважно выглядишь.
   Девушка взяла себя в руки и стала размышлять. У него нет объявления о ее розыске. Об этом ему ничего не известно. Если бы Кейн был в курсе, он арестовал бы ее еще вчера, сразу же по приезде в город. К тому же он сам признался, что вызвался исполнять обязанности шерифа в Нобле только потому, что хочет выяснить обстоятельства ее жизни. Он ничего не знает; а она уж постарается не проболтаться.
   — Я не могу выполнить твою просьбу. Меня ждет Фолти…
   — Да тут идти два шага. — Кейн взял девушку под локоть.
   Она обвела взглядом помещение магазина, но на помощь к ней никто не спешил. Маколей — шериф города. Его желания — для всех закон. Тайны есть не у нее одной.
   — Что ты хочешь мне показать? — безучастным голосом спросила Кристал, направляясь вместе с Кейном к выходу.
   — Увидишь, — только и бросил он в ответ.
   До соседнего здания они шли в молчании. На лютом морозе ее беспокойство лишь усилилось. В Центре городка бесновался ветер, вихрем стелясь вдоль обледенелой ухабистой дороги, со свистом влетая в щели между расшатанными обшивочными досками, с треском разбиваясь о некрашеные декоративные фасады домов. Дорога на всем протяжении от восточной окраины Нобла до западной была пустынна. Стылая погода, окутавшая город, вселяла суеверный страх.
   — Сюда, — сказал Кейн, рукой указав на дверь. Кристал вошла в здание тюрьмы. Помещение ей было хорошо знакомо. Здесь хранились запасы спиртного, принадлежавшие салуну, и Фолти нередко посылал ее за бутылками. Теперь винный склад переоборудовали под тюрьму, но внутри почти ничего не изменилось. Кристал даже удивилась. Стены, какие были, такие и остались, — кирпичные, беленные обсыпавшейся известью; комната, где обычно держали бочонки со спиртным, по-прежнему была отгорожена железными решетками. Девушка нервным взглядом окинула новую тюремную камеру. Бея обстановка состояла из парусиновой армейской коежи и охапки соломы. Кристал внутренне содрогнулась. Она не позволит ему — и вообще никому — запереть ее здесь. Она уже отбыла свой срок в психиатрической лечебнице.
   — Садись.
   Стол и стулья в тюрьму принесли из магазина. Кристал неохотно села. Ее внимание привлек висевший на противоположной стенке календарь, тоже доставленный сюда из магазина Петерсона. В верхней части календаря была изображена розовощекая блондинка в голубом атласном платье и мехах. На ее модной шляпке с плюмажем золотыми цифрами была вытиснена дата: «1876».
   1876. Она скитается уже четыре года. Эта мысль привела Кристал в уныние. Перед ней стоят такие важные задачи, а она только и делает, что год за годом борется за выживание. Может, она и в самом деле дура, мрачно подумала девушка, если решила, что сумеет отомстить Дидье. Без денег она бессильна что-либо изменить, но пока всю энергию и время она тратит на то, чтобы свести концы с концами. Кристал вдруг охватило безысходное отчаяние; впервые за все годы лишений и нужды она была неизмеримо близка к тому, чтобы окончательно сложить оружие. Отрез голубой шерсти манил ее. Платье из него будет теплым… ласковым…
   Но, встретившись взглядом с Маколеем, девушка поняла, что огонь борьбы в ней еще не угас. Она не допустит, чтобы он стал свидетелем ее позора. Кейн и так уже составил себе низкое мнение о ней. Он считает ее падшей женщиной. Но она не намерена подтверждать его предположения.
   Желая казаться беспечной, Кристал развязала шаль, небрежно спустив ее на плечи. Комната была жарко натоплена — не то что у них в салуне, где постоянно гуляют сквозняки. Зимой во всем городе не сыскать места теплее, чем винный склад. Чтобы бутылки с виски не полопались, Ян круглые сутки топил здесь печь.
   Маколей подошел к небольшому письменному столу, вытащил что-то из стопки бумаг и, не говоря ни слова, положил перед девушкой — как бы просто для того, чтобы увидеть ее реакцию.
   Это был дагерротип с изображением Кристал и ее сестры. Алане на ней лет пятнадцать, Кристал — двенадцать. Девушка, покидая Нью-Йорк, прихватила снимок с собой, чтобы иметь хоть какую-то вещь, напоминавшую о семье. Фотография вместе с ее нехитрыми пожитками лежала в дорожном сундуке, который достался бандитам Кайнсона.
   — Ты вернул мне деньги. А теперь вот и это. Где же остальные мои вещи? — спросила Кристал, стараясь не выдать своего беспокойства.
   — Я могу телеграфировать Роуллинзу, и он пришлет их сюда. Скарб небогатый.
   — То, что Кайнсон стащил из дилижанса, — мое единственное достояние.
   — Ты получила бы все свои вещи и пятьсот долларов в придачу, если бы на денек задержалась в Кэмп-Брауне. Теперь же придется подождать. — Кейн положил руку на плечо Кристал — то ли хотел ободрить, Успокоить ее, то ли, наоборот, внушить страх. — Расскажи мне об этой фотографии.
   Девушка посмотрела на дагерротип.
   — Почему ты не привез весь мой багаж?
   — Я не курьер. Но эта фотография заинтересовала меня.
   Кейн опустил ладонь к правой руке Кристал и медленно стянул перчатку. Ее первым порывом было отдернуть руку, но внутреннее чутье подсказало, чтобы она не суетилась и не принимала виноватый вид. Кейн сжал ладонь девушки, даже не глянув на шрам. От соприкосновения с его теплой кожей у Кристал сладостно закололо в спине.
   — Расскажи мне об этом снимке, — вкрадчиво зарокотал над ее ухом голос Маколея. — Эта девушка, очевидно, твоя сестра. Вы с ней очень похожи. Как ее зовут?
   — А… — Кристал закрыла рот, не в силах продолжать. Она не может назвать ему имя сестры. Сообщить даже такую, казалось бы, незначительную деталь было бы непростительной глупостью.
   — Кто такой Сарони?
   Кристал посмотрела на фотографию. Фамилия «Сарони» была размашисто выведена в нижнем правом углу снимка. Наполеон Сарони, ведущий фотограф Нью-Йорка. Для семьи ван Аленов поход в ателье фотографа был своего рода подвигом; мало кто из представителей их класса одобрял этот вид искусства. Богатые потомки голландских переселенцев предпочитали иметь свои портреты в исполнении таких знаменитых художников, как Стюарт и Копли; фотографироваться они не желали, считая это пустой тратой времени, — снимок, по их мнению, вещь бренная. Тем не менее Клариса ван Ален настояла, чтобы обе ее дочери были запечатлены на фотографии.
   Ателье Сарони располагалось в верхнем этаже четырехэтажного здания. На окнах в нишах — витражи работы ла Фарже, сквозь стеклянный потолок льются потоки солнечного света. Уголок, конечно, обворожительный, но вниманием тринадцатилетней девочки завладела коллекция экзотических предметов. Пол устилали пятнистые шкуры леопардов, возле дверных проемов высились пальмы в кадках, а в одном углу между персидскими диванами с красно-фиолетовой обивкой резвилась чудная огненно-рыжая обезьянка-орангутан, которую научили обмахивать присаживающихся рядом с ней клиентов веером из страусиных перьев.
   Вспомнив ателье фотографа, Кристал мысленно улыбнулась, Их мать считала Сарони сумасшедшим, но все равно повела девочек сниматься.
   Почувствовав, что у нее сдавило горло, Кристал заставила себя еще раз взглянуть на дагерротип. Обе девочки были одеты в строгие темно-коричневые атласные платья, что свидетельствовало о высоком общественном положении их семьи. Сестра Алана, которой тогда еще не было и шестнадцати, запечатлелась на фотографии спокойной, невозмутимой, даже как-то по-королевски величавой. Чего не скажешь о Кристал. Ее глаза искрятся озорными смешинками, и Кристал, глядя на свое изображение шестилетней давности, невольно задалась вопросом, не пропали ли у нее навсегда эти смешинки, оживут ли они, если судьба ее изменится к лучшему.
   Девушка пыталась не выдать своим поведением, насколько дорога ей эта фотография, что, впрочем, удавалось с трудом, ведь мысленно она вновь переживала тот счастливый день. Кристал вспомнила, что, когда мистер Сарони установил перед ними фотоаппарат, ее охватила какая-то непонятная тревога, словно она опасалась, что аппарат вместе с их изображением безвозвратно впитает в себя также и частичку их жизней. Она тогда едва не испортила снимок, но Алана, будто угадав чутьем старшей сестры, что Кристал нужно подбодрить, взяла ее ладонь и положила к себе на колени.
   Даже сейчас, глядя на фотографию, Кристал словно бы различала очертания руки Аланы, сжимавшей на своих коленях ладонь младшей сестры. Теперь девушка была благодарна Сарони, испытывала к нему такую глубочайшую признательность, что, случись ей встретить когда-нибудь фотографа, она непременно обняла бы его и расцеловала в обе щеки. Он ничего не отнял у них, абсолютно ничего; он подарил им мгновение, которое сохранится навечно, даже когда неумолимая память сотрет запечатленные на снимке образы.
   Кристал оторвала взгляд от фотографии и перевела его на руку Маколея, сжимавшую ее ладонь. Сидеть вот так рядом, взявшись за руки, могут только близкие люди: сестры, друзья, родственники. Кристал истосковалась по теплу руки близкого человека. Искренний союз рук, вот как сейчас ее и Маколея, — это же так успокаивает, вселяет уверенность, ободряет.
   Девушка смотрела на их соединенные ладони. Идеальный союз. Ее ладонь, хрупкая, белая, накрыта мужской — сильной, узловатой, с темным пушком на, тыльной стороне. Руки влюбленных.
   Влюбленных.
   — Благодарю за фотографию. Мне пора. — Кристал поднялась со стула, судорожно натягивая перчатку.
   — Я знаю, что это твоя сестра. Почему ты даже не хочешь назвать ее имя? — Кожа на лице Кейна натянулась. Он был расстроен, едва сдерживал гнев.
   — Как ее зовут — Не имеет значения, Девушка открыла дверь, но Кейн тут же со стуком ее захлопнул. Кристал обдало морозным воздухом, и она поежилась.
   — Если бы это было неважно, ты не стала бы скрывать. Из чего я вынужден заключить, что имя сфотографированной с тобой девушки — весьма существенная информация. — Он посмотрел на Кристал. Она отчетливо видела каждую серебристую крапинку в его глазах. — Как — ее — зовут? — Он помолчал. — Она умерла?
   Девушка не отвечала.
   Кейн глядел на нее так, будто хотел ударить.
   — Как мне развязать твой язык? Обвинить в каком-нибудь преступлении и посадить за решетку на хлеб и воду?
   — Я никогда ничего тебе не скажу. Не мучай ни себя, ни меня.
   — Ты из богатой семьи, да? — Он вырвал фотографию из ее руки и пальцем ткнул в наряды сестер. — Эти платья сшиты из атласа. В атлас одеваются только девушки из богатых семей.
   Кристал молчала. Кейн взглянул на нее; бессилие и отчаяние почти до неузнаваемости исказили черты его красивого лица. Девушка даже хотела соврать что-нибудь, чтобы удовлетворить любопытство Маколея. И тогда он уедет из Нобла. Может быть.
   Кейн презрительно скривил губы.
   — У меня такое чувство, что, будь я какой-нибудь бандит-одиночка, ты бы все ночи напролет изливала мне свою душу. — Он отпихнул ее в сторону. — Ты такая же, как и все падшие женщины, с которыми мне доводилось иметь дело. Если мужчина не негодяй и относится к тебе по-человечески, ты плевать на него хотела.
   Глаза Кристал засверкали яростью. Больше говорить не о чем.
   — Мне нужно идти. Меня ждут люди.
   — Еще как ждут, — с отвращением бросил Кейн.
   — Я имею в виду Фолти!
   — Вот и прекрасно! Возвращайся в свой салун. Там тебе самое место.
   — Яне проститутка. И ты это знаешь, — промолвила девушка, сморгнув с глаз сердитые слезы.
   — Так докажи это, — тихим умоляющим голосом произнес он. — Сообщи хоть что-нибудь о себе и представь доказательства. Потому что, если ты будешь упрямиться, я закрою и салун Фолти, и другие Удобные заведения, как рассадник проституции. Кристал с трудом сдержалась, чтобы не отвесить Маколею оплеуху.
   — Оставь Фолти в покое. Я больше не буду работать у него. Он был добр ко мне, и я не желаю, чтобы он страдал из-за меня. Завтра, когда приедут дилижансы из Форт-Уошэки, я покину Нобл. Можешь преследовать меня, если хочешь. Так и будем переезжать из города в город, терзая друг друга.
   Меча глазами гневные стрелы, они стояли друг против друга с непримиримостью дуэлянтов.
   Наконец Кейн, смирившись с упрямством девушки, удрученно покачал головой.
   — Мне, конечно, не составит труда настигнуть тебя, если ты попытаешься бежать. Но, полагаю, ты охотнее примешь смерть, чем откроешь мне что-нибудь, а я вовсе не горю желанием рыть для тебя могилу где-нибудь посреди прерии.
   — Тогда почему бы тебе не уехать в Вашингтон? В этом городе шериф все равно никому не нужен, разве что Яну.
   — Мне нравится эта работа. Спокойная, мирная, гоняться ни за кем не надо. Так что пока поживу здесь. Для Вашингтона я еще не созрел.
   — Вряд ли у тебя найдутся единомышленники. Больше никто не стал бы жить здесь по своей воле. — Кристал сердито смотрела на Кейна. — Я могу удалиться, господин шериф?
   — Да, разумеется. Иди. Но только не думай, что на этом все кончилось. Когда-нибудь разговоришься.
   — Нет. И я уже доказала, что умею молчать.
   — Нет, девушка, вовсе нет. В Фоллинг-Уотере ты едва не открылась мне. Тогда ты мне доверяла. И опять поверишь.
   Кристал бросила взгляд на приколотую к его груди железную звезду.
   — Сомневаюсь.
   Пожав плечами, Кейн вытащил из кармана монету и начал подбрасывать ее на ладони. Ярость всколыхнулась в Кристал с новой силой, когда она увидела, что Кейн поигрывает жетончиком, который далему Фолти. Девушка открыла дверь.
   — Кристал.
   Она остановилась.
   — Один танец мой, хорошо? — с похабным блеском в глазах проговорил он.
   Громко хлопнув дверью, девушка вышли на улицу.
   — Кристал, теперь он требует, чтобы ты особо не привечала клиентов. Так и сказал мне вчера вечером. Полагаю, он хочет, чтобы ты развлекала только его одного. — Фолти вытер руки о свой белый фартук и налил виски еще одному посетителю. Сегодня в салуне народу было немного. Шериф еще и недели не пробыл в городе, а доходы Фолти заметно сократились.
   — Ты дал ему повод думать, что я… — Кристал покосилась на Диксиану и Айви. В их присутствии ей не хотелось употреблять слово «проститутка», имевшее слишком явный физический смысл. Оно не покушалось на мечты, не разбивало сердце. — Ты и намекать не должен был, что я занимаюсь подобным, Фолти, — гневно закончила девушка. — Ты зря обнадежил его. Он придет в бешенство, когда я откажу ему.
   Фолти изумленно всплеснул руками.
   — Разве он не использовал еще тот жетончик?
   — Нет, — не скрывая своего негодования, ответила Кристал.
   — О, мой салун! — охнул Фолти, закатив глаза, затем схватил Кристал. — Так, значит, поэтому он таскается сюда каждый вечер? Ждет возможности использовать этот чертов жетон? Кристал, ты должна уступить ему! Он пустит нас по миру. У нас скоро вообще не останется клиентов. Люди неловко себя чувствуют в его присутствии, потому что он все вечера напролет только сидит и со злостью глазеет на каждого, кто посмел прикоснуться к тебе. Тебе следует быть с ним поласковей, девушка. Ты должна спасти мой салун!
   — И не подумаю любезничать с ним, Фолти. — Кристал сверкнула сердитым взглядом в сторону хозяина заведения. — И потом, я намерена покинуть Нобл с первым же дилижансом.
   — И куда же ты подашься? Да будет тебе, Кристал. Другие девушки не столь щепетильны, и ничего — живы.
   — А я не собираюсь следовать их примеру! Ты поступил глупо, вручив ему этот жетончик!
   — Ну как мне было объяснить ему, что ты у нас особенная? Он ни за что не поверил бы мне.
   Кристал была глубоко оскорблена, но не показала виду. Может быть, она и не имеет права требовать себе уважения, однако она — урожденная ван Ален представительница одного из самых почтенных семейств Нью-Йорка. Гордость у нее в крови; с ней он никогда не расстанется.
   Сунув Фолти поднос, Кристал заказала три порции виски. Тот, озабоченно хмурясь, наполнил бокалы. Девушка вдруг почувствовала, что не может больше злиться на Фолти из-за жетона. Этот человек, наверное, был послан ей самим Богом, когда она находилась в безвыходном положении. Среди владельцев салунов редко попадались отзывчивые люди. Как-то в Ларами хозяин одного питейного заведения, где она работала, чуть не избил ее, пытаясь заставить подняться с клиентом в «спальные номера». В тот же вече она без сожаления покинула форт. Однако жизнь бегах — трудная штука. Проезд в экипаже стоит дорого; каждый раз, пускаясь в путь, она платит за билет по десять долларов. Нобл во многих отношениях явился для нее желанной передышкой. Фолти не был особенно кичлив, да и не мог себе этого позволить, даже если бы очень того хотел, — его посетители были люди небогатые.