- Прикажите расставить оцепление, - сказал я, - Прикажите остановить
их любой ценой.
- Вы с ума сошли! - воскликнул Харденджер. - В своем ли вы уме,
Кэвел? Хотите, чтобы вашу жену убили? Черт вас дери, вы ведь знаете, он
будет прикрываться ею, как живым щитом! Для этого он ее держит. Грегори не
встречал полицейских, кроме регулировщика, с того момента, как уехал от
Макдональда. Вряд ли он знает, что мы объявили всеобщий розыск. Разве вам
это не понятно?
- Оцепление, - повторил я. - Нужно расставить оцепление. Где же вы
будете брать его? В центре Лондона? Там, где он собирается открыть ампулу
с проклятым ботулинусом? Едва он окажется в Лондоне, полицейские потеряют
его из вида, наверняка потеряют. Разве не ясно, что его необходимо
остановить раньше? Если же он окажется в Лондоне...
- Но ведь вы согласились...
- Когда я не знал, что он направляется в Лондон.
- Шеф, - взмолился Харденджер, - не можете ли вы заставить Кэвела...
- Она мой единственный ребенок, Харденджер. У старика нечего
спрашивать о жизни и смерти его единственного ребенка, - бесстрастно
сказал Шеф. - Вы знаете, как я привязан к Мэри. - Он помолчал и продолжал
так же бесстрастно: - Я согласен с Кэвелом. Делайте, как он говорит.
Харденджер выругался вполголоса и наклонился вперед к сержанту. Когда
он кончил отдавать распоряжения, Шеф спокойно сказал:
- Пока мы едем, мой мальчик, ты мог бы добавить некоторые штрихи к
этому делу. Мне еще не все ясно. Хочу задать тебе такой же вопрос, как и
старший инспектор. Трюки. Все эти трюки, зачем?
- Выиграть время. - Мне самому не все было ясно, но я догадывался о
причине этой просьбы: отвлечься от мыслей о преступниках, за которыми мы
гнались, уменьшить чувство беспокойства, уменьшить напряжение, которое
овладело нами. Запинаясь, я продолжал: - Нашему хитрому приятелю нужно
выиграть время. Ложный след приводил нас в тупик не раз. Это отвлекало,
требовало времени. И все же он недооценил нас. Несмотря на его трюки, мы
продвигались с расследованием быстрей, чем он рассчитывал. Не забывайте,
со времени преступления прошло только сорок часов. Он знал, что рано или
поздно мы нападем на след. Больше всего внушал ему опасения Макдональд. Он
знал, что рано или поздно придется его убить, но рассчитывал сделать это
попозже, потому что через несколько часов после смерти Макдональда
запечатанный конверт в бпнке или в полиции вскроют и бросятся его ловить.
В любом случае, Грегори было удобнее действовать под маской уважаемого
члена альфингемской общины, а не как преступнику, за которым охотится
половина полиции Англии.
- Очень трудно угрожать правительству и нации, когда за спиной
чувствуется дыхание закона, - согласился Шеф. Решимость старика, его
самообладание были невероятными. - Но зачем ему было нужно убивать
Макдональда?
- Потому что тот знал истинную цель Грегори. Если бы Макдональд
остался жив и вынужден был все рассказать, это расстроило бы все планы
Грегори. И еще из-за миссис Турпин. Макдональд упрям, он мог и молчать в
случае поимки. В конце концов почти очевидно, что он не принимал участия в
убийстве, хотя по уши замешан. Но миссис Турпин могла бы его выдать. Мадам
Галль сказала мне, что еще в Париже Макдональд был волокитой. Таким он и
остался. Люди, в сущности, не меняются. Миссис Турпин привлекательная
женщина. Она явно отстаивала интересы Макдональда, когда мы с ней
говорили. Она была в него влюблена. Любил ли он ее, трудно сказать, да это
и не так важно. Она тоже мешала планам Грегори. Думаю, что показания
обоих, ее и Макдональда, были бы очень важны, настолько важны, что оба
получили бы относительно легкое наказание. Считаю, что Макдональд не
колебался бы в выборе между повешением за соучастие в убийстве, как того
требует закон, и полным признанием, смягчающим наказание. А если бы он
заколебался, то миссис Турпин проявила бы инициативу.
Мое предположение можно проверить в Мортоне: миссис Турпин позвонила
в лабораторию Макдональду сразу после моего ухода. А Грегори или
подслушал, или ему рассказали о случившемся. Он, возможно, сопровождал
Макдональда домой, чтобы выяснить подробности. Тут ему все стало ясно.
Тучи сгущались. Над Макдональдом и Грегори. Последний решил сделать их
фатальными для миссис Турпин и Макдональда.
- Ловко сработано, не так ли? - невозмутимо сказал Харденджер.
- Да, сеть крепко их накрыла, петля затягивалась, - согласился я. -
Жаль только, что крупная рыба ускользнула, а в сети остался негодный улов.
Но одно теперь ясно. Нужно не придавать значения этим воплям о разрушении
Мортона. Если бы это было целью Грегори, то его ничто бы не остановило.
Даже признания Макдональда, поскольку вся страна и так уже все знает.
Здесь что-то иное, покрупнее, чему мы могли бы помешать или помешали бы,
зная его планы заранее.
- Например? - спросил Харденджер.
- Что меня спрашивать! Хватит догадок на сегодня. - И я откинулся на
теплую и удобную спинку сиденья. Снова на меня нахлынула усталость и
чувство разбитости. Возбуждение прошло.
Водитель вел машину со скоростью более девяноста миль по мокрой
дороге, вел так ровно и умело, что я стал подремывать, но тут раздался
голос из динамика: "Отвечающий описанию разыскиваемой машины серый
"хамбер", номер не опознан, только что свернул с главной лондонской дороги
на дорогу В, чтобы избежать столкновения на перекрестке у Флемингтона, в
двух с половиной милях восточнее Кратчли. Следуем за ней".
- Перекресток во Флемингтоне, - возбужденно сказал сидящий впереди
сержант. Они на дороге, которая никуда не ведет, всего три мили во
Флемингтон и - обратно на главную дорогу в Лондон.
- Как далеко мы от Кратчли? - спросил Харденджер.
- Около четырех миль, сэр.
- Значит, в девяти-десяти милях от поворота, где Грегори должен снова
выехать на главное шоссе? Как далеко он находится от Флемингтона?
- В пяти-шести милях, сэр. Но дорога там плохая и извилистая. Он
доедет за десять минут, если будет гнать и ему повезет. На дороге полно
тупиков.
- Сможете ли вы добраться к перекрестку за десять минут?
- Не знаю, сэр, - заколебался водитель. - Я не знаю дорогу.
- Уверен, он доберется, - решительно сказал сержант.
Так и получилось. Дождь хлестал, дорога была скользкой, напряжение
нервов предельное. Но он успел. Он прибыл к перекрестку менее чем за
десять минут. Из постоянных донесений преследующих Грегори полицейских
стало ясно, что за рулем его машины был кто угодно, но не отличный
водитель. Наша машина остановилась у оцепления, перекрывшего доступ на
главное лондонское шоссе. Мы быстро вышли из машины, а сержант установил
мощный прожектор сбоку дороги, нацелив его в направлении ожидаемого
появления машины Грегори. Из предосторожности мы заняли позицию в десяти
футах за "ягуаром".
В такой сильный дождь дворники на смотровом стекле малоэффективны.
Водитель машины, идущей на большой скорости, не сразу заметит "ягуар".
Особенно водитель неопытный. Я хорошенько осмотрелся. Трудно было выбрать
лучшее место для засады. Одна сторона Т-образной развилки была совершенно
скрыта густыми буковыми деревьями. Другая сторона, освещенная
ослепительным светом фар "ягуара", была открытой местностью, выгоном.
Около двухсот ярдов поодаль виднелись три линии фермерских домов. На
половине этого расстояния стояли сарай и разбросанные фермерские строения.
Светилось лишь одно окошко, мерцая сквозь потоки дождя. Со стороны
флемингтонской дороги находилась глубокая канава, и я хотел было
спрятаться в ней, чтобы бросить камень в стекло машины Грегори, тем самым
наполовину уменьшив их возможность к сопротивлению. Но могло быть, что они
пересадили Мэри на переднее сиденье. Поэтому решил оставаться на месте и
не прятаться в канаве.
Сквозь шум дождя, хлещущего по шоссе и барабанящего по крыше машины,
мы вдруг услышали нарастающий звук тяжело воющего мотора и скрежет неумело
переключаемых скоростей. Несколько секунд спустя показались белые пятна
фар. Мы укрылись за "ягуаром", я вытащил "хэкати" и взвел курок.
Затем под визгливый скрежет переключения скоростей и бешеный вой
мотора машина выскочила из-за поворота и помчалась прямо на нас. Сразу
завизжали тормоза и колеса, заскользившие по мокрой дороге. Свет фар
метался из стороны в сторону. Я инстинктивно сжался, ожидая столкновения с
"ягуаром". Но его не произошло. Благодаря счастливой случайности, нежели
умению водителя, машина остановилась в пяти футах от "ягуара", занявшего
середину дороги, и развернулась чуть влево.
Я выпрямился и пошел навстречу стоящей машине, прикрыв глаза от
слепящего света фар. Я четко вырисовывался в темноте, но сидящие в
"хамбере" меня вряд ли видели, так как на них был направлен мощный
прожектор с крыши "ягуара".
Я не Анни Окли, не чемпион мира, но с десяти футов могу поразить цель
размером с суповую тарелку. Два быстрых выстрела, и фары "хамбера"
погасли. В это время машина с преследующими полицейскими остановилась
позади машины Грегори. Одновременно распахнулись дверцы с правой стороны
машины, из нее стремительно выскочили двое. Одна секунда! На одну секунду
игра была в моих руках! Я мог бы прошить одного и другого, но, как дурак,
заколебался, замешкался, прицеливаясь. Пропал мой единственный шанс. В
следующую секунду выволокли Мэри и поставили перед Грегори. Он взял меня
на мушку, целясь через ее правое плечо. Второй был приземистым, с широкими
плечами и типичным бандитским лицом итальянского гангстера. Пистолет в его
левой волосатой руке походил на отпиленное дуло пушки. Я обратил на это
внимание. Это и был тот левша, который перекусывал проволоку в Мортоне.
Возможно, именно он убил Бакстера и Кландона. Впрочем, у меня не было
сомнений, что именно он был убийцей. На своем веку перевидал таких
достаточно. Они могут выглядеть обычными и безобидными, но у них всегда
пустые глаза. И этот был таким. А Грегори? Разве другой? Он был таким,
каким я его всегда знал: длинным, смуглым, с седыми волосами и с
чудаковатым выражением лица. Но сейчас перед нами предстал совсем иной
человек, без очков.
- Кэвел, - спокойно, равнодушно, почти доброжелательно сказал он, -
была возможность убить вас еще несколько недель назад. И надо было. Моя
промашка. Я хорошо знал вас, изучил, и это было для меня достаточным
предупреждением. Надо было убить вас...
- Ваш приятель, - сказал я, опуская пистолет и глядя на зажатое в
левой волосатой руке дуло пистолета, нацеленного прямо в мой левый глаз, -
левша. Убийца Бакстера и Кландона.
- В самом деле, - Грегори еще сильнее сжал Мэри, ее белокурые волосы
были растрепаны, лицо измазано, под правым глазом большой багровый синяк.
Наверное, она пыталась вырваться, когда беглецы шли к бензоколонке. Однако
она не выглядела испуганной или хорошо скрывала страх. - Меня верно
предупредили. Генрих, мой... как бы... помощник. Он выполнял еще некоторые
другие поручения, не так ли, Генрих? Он-то слегка побил вас, Кэвел.
Я кивнул, это соответствовало истине. Генрих - простой исполнитель.
Посмотрел на его жестокое грубое лицо и пустые глаза. Но с Грегори
исполнитель вины не снимал. Он стал теперь понятнее: гангстеры типа
Грегори стараются грязную работу переложить на других и не занимаются сами
физической расправой.
Грегори бросил взгляд на двух полицейских, вышедших из машины, кивнул
Генриху. Тот вскинул пистолет, держа двоих на мушке. Те остановились. Я
поднял пистолет и сделал шаг к Грегори.
- Ни с места, Кэвел, - спокойно сказал Грегори и так ткнул дулом
пистолета Мэри, что та застонала от боли. - Я не задумываясь убью ее. Я
сделал еще шаг вперед. Нас отделяло четыре фута.
- Ты ничего не сделаешь ей, - сказал я, - иначе я тебя убью. Ты это
знаешь. Бог ведает, что ты поставил на карту, ради чего пошел на
преступления и убийства. Но своей цели ты не достиг. И не откажешься от
нее так просто, убив мою жену. Не правда ли, Грегори?
- Забери меня от этого чудовища, Пьер! - хрипло и прерывисто
пробормотала Мэри. - Мне... мне все равно, что он сделает.
- Он ничего не сделает, моя дорогая, - спокойно сказал я. - Он не
посмеет. И он знает об этом.
- А вы, оказывается, психолог, - добродушно сказал Грегори, потом
совершенно неожиданно прислонился спиной к автомобилю и сильно толкнул
Мэри в мою сторону. Она машинально раскинула руки, я отпрыгнул назад,
поймал ее, едва устояв на ногах, но стараясь держать Грегори под
пистолетом. Грегори отвел руку со стеклянной ампулой, запечатанной голубой
пробкой. В другой руке у него была стальная фляжка-контейнер, из которой
он только что вынул ампулу.
Я перевел взгляд с бесстрастного лица Грегори на ампулу в его руке и
вдруг почувствовал, как вспотела ладонь, державшая рукоятку "хэкати".
Повернулся, посмотрел на Шефа, Харденджера и стоящих позади меня
полицейских - оба, Шеф и Харденджер, держали тяжелые пистолеты в руках.
Потом посмотрел вперед на двух других полицейских, находящихся под
прицелом Генриха, и сказал тихо, но отчетливо:
- Никому ничего не предпринимать. В ампуле у Грегори дьявольский
микроб. Вы все читали о нем сегодня в газетах и знаете, что произойдет,
если разобьется стеклянная ампула.
Они это очень хорошо знали. Мы застыли восковыми фигурами. Сколько
нужно времени, чтобы жизнь в Англии вымерла после того, как будет выпущен
на волю этот микроб? Я не мог вспомнить. Во всяком случае, немного. Да это
сейчас и не имело значения.
- Совершенно верно, - спокойно произнес Грегори. - В ампуле с розовой
пробкой ботулинусный вирус, а в голубой - этот дьявольский микроб. Кэвел
играл сейчас жизнью своей жены. Прошу поверить, что я не запугиваю.
Сегодня вечером я надеюсь достичь своей цели, - он умолк, разглядывая
каждого из нас по отдельности, глаза его сверкали. - Если же мне помешают
достигнуть цели, то жизнь свою я в грош не поставлю, разобью эту ампулу.
Прошу поверить, у меня нет иного выбора.
Я ему полностью верил. Он совершенно обезумел. - А ваш помощник, -
спросил я, - как он относится к вашему безразличию к его жизни?
- Однажды я спас его из воды и дважды от электрического стула. Его
жизнь принадлежит мне. Он это понимает. Кроме того, Генрих немой.
- Вы безумец, - резко сказал я. - Вы нам сообщили, что ни огонь, ни
холод, ни моря и горы не в состоянии остановить дьявольский микроб.
- Уверен, что это сущая правда. Если мне придется умереть, то для
меня безразлично: последует ли за мной остальное человечество.
- Но... - Я умолк. - Боже мой, Грегори, ни один безумец, ни один
самый чудовищный преступник за всю историю не осмелился и помыслить о
такой, о такой... Ради всего святого, не делайте этого.
- Может статься, что я психически ненормален, - ответил он.
Я не сомневался в этом. Охваченный страхом, завороженно глядел, как
неосторожно он переложил ампулу и, нагнувшись, сунул ее на мокрую дорогу
под подошву своего башмака. Стоило ему опустить подошву - и... Я быстро
прикинул, сможет ли пара выстрелов из "хэкати" отбросить его назад от
ампулы? Но тут же оставил эту мысль. Безумец мог играть жизнью своего
товарища, но я не был сумасшедшим. Даже на один шанс из миллиона я не
согласился бы.
- Я пробовал уже давить эти ампулы в лаборатории. Пустые, конечно, -
продолжал разглагольствовать Грегори. - Получается очень просто. Между
прочим, я запасся на всякий случай таблетками с ядом для себя и Генриха:
смерть от дьявольского микроба, как мы наблюдали на животных,
продолжительнее, чем от ботулинуса, и очень мучительна. Пусть каждый из
вас по одному выходит вперед и сдает оружие. Постарайтесь соблюдать
величайшую осторожность и не делать ничего, что заставило бы меня
раздавить ампулу. Вы первый, Кэвел. Я взял пистолет за ствол и медленно
протянул ему на вытянутой руке. Наша капитуляция и тот факт, что этот
безумный убийца ускользнет и осуществит свой чудовищный план, не имели
теперь никакого значения. Только бы Грегори не раздавил ампулу!...
Один за другим мы сложили оружие. Затем он приказал нам выстроиться в
шеренгу, и немой Генрих, подходя сзади, быстро и ловко обыскал каждого,
чтобы убедиться, не спрятано ли у кого оружие. Только после этого Грегори
осторожно убрал ногу с ампулы, наклонился, взял ее и опустил в стальную
фляжку.
- Надеюсь, лишнее оружие нам еще послужит, - добродушно сказал он. -
Никто не хочет делать ошибки... гм... закон природы.
Из кучи оружия, которое сложил Генрих на капоте "хамбера", он взял
два пистолета, проверил, заряжены ли, и кивнул Генриху. Было странно
смотреть, как Грегори что-то объяснял своему помощнику одними губами в
полной тишине. Я немного умею читать по губам, но, вероятно, они говорили
на иностранном языке, не по-французски, не по-английски, не по-итальянски.
Генрих понимающе кивнул, глядя на нас с алчущим блеском в глазах. Мне не
понравился его взгляд. Генрих показался мне вампиром. Грегори махнул
пистолетом на полицейских, которые преследовали его в машине.
- Снимите форму, - коротко бросил он. - Живо! Полицейские
переглянулись.
- Будь я проклят, если сниму, - сказал один из них, стиснув зубы.
- Тебя убьют, если не снимешь, дурак! - выкрикнул я. - Разве ты не
видишь, с кем имеешь дело?! Снимай!
- Ни за что не сниму, - упорствовал полицейский.
- Снимай, приказываю! - вдруг зло выкрикнул Харденджер.
- Ему ты доставишь немного хлопот, если он будет снимать с тебя
одежду, всадив пулю между глаз. Снимай! - выразительно и веско заключил
он.
Неохотно, словно полусонные, полицейские выполнили приказ и стояли,
дрожа, на тяжелом холодном дожде. Генрих собрал форму, бросил в
полицейский "ягуар".
- Кто управляется с радио в машине? - спросил Грегори. Я почувствовал
покалывание в сердце, чего именно и боялся.
- Я, - ответил сержант.
- Хорошо. Соединись со штабом. Передай им, чтобы сняли оцепление и
отозвали машины, все полицейские машины, за исключением, разумеется,
несущих обычную патрульную службу.
- Делайте, что говорят, - устало сказал Харденджер. - Думаю, вы
достаточно сообразительны, чтобы уяснить положение, сержант. Передайте в
точности как он просит.
Под дулом пистолета сержант выполнил все, что ему сказали. Когда он
закончил, Грегори удовлетворенно кивнул.
- Этого вполне достаточно, вполне. - Он поглядел, как Генрих садится
в "хамбер". - Наша машина и машина двух дрожащих приятелей будут отогнаны
в лес и управление разбито. Раньше рассвета их не найдут. С полицейской
машиной и формой у нас вряд ли будут в пути хлопоты. - Он с сожалением
посмотрел на "ягуар": - Есть ли в "ягуаре" портативный прожектор? Когда
ваши руководители догадаются, что потеряли машину, она не будет нужна. А
переносный прожектор, полагаю, имеется. Сержант! - Он подождал, пока
Генрих выведет из строя машины, затем сказал: - Остается решить, что
делать с вами.
- У нас есть прожектор на батареях в багажнике, - равнодушно сказал
сержант.
- Достаньте. - Глаза и рот Грегори изобразили нечто вроде улыбки.
Так, вероятно, улыбаются тигры, попавшие в ловушку вместе с человеком,
который вырыл яму и устроил ловушку, а оказался вместе с тигром. - Я не
могу расстрелять вас, хотя и не поколебался бы. Но поблизости живут. Не
буду я и бить вас по затылку, поскольку не уверен, что вы спокойно это
воспримете. Связать вас тоже не могу, так как у меня нет привычки таскать
с собой достаточное для восьми человек количество веревок и кляпов. Но,
кажется, одно из этих строений будет подходящим для меня, нечто вроде
временной тюрьмы, где вы отдохнете. Сержант, включайте фары и ведите нас к
одному из этих строений. Остальные будут следовать по двое. Миссис Кэвел и
я будем замыкающими. Мой пистолет будет поблизости от ее виска. И если
только любой из вас попытается бежать или устроить шум, сразу спущу курок.
Строения, как и предполагалось, были безлюдны. Вечернее доение коров
прошло. Из хлева доносилось движение и мерное пожевывание коров. Грегори
миновал хлев, прошел молочную, служившую теперь сараем для трактора,
большой свиной хлев и свекольный навес. Он постоял у амбара и, наконец,
выбрал то, что искал, - длинное низкое каменное строение с высокими
амбразурами окон. То ли каземат, то ли древняя часовня. Здесь делали сидр.
Тяжелый старинный дубовый пресс в дальнем конце, дощатые нары для яблок
вдоль всей стены, а у противоположной стояли закупоренные бочонки с
недавно приготовленным сидром. Дверь давильни была из крепкого дуба, и
если кто-нибудь задвинул бы снаружи запор, то для взлома двери понадобился
бы таран.
У нас не было тарана, но было лучшее орудие - отчаяние,
изобретательность и общая смышленость.
Конечно, Грегори не был столь безрассудным, чтобы предположить, будто
эта давильня удержит нас вечно. Или что наши крики не услышат рано или
поздно. Он знал, что мы не будем взламывать дверь, не будем звать на
помощь, ибо ни один из нас не останется в живых, что этот дом сидра мы
сможем покинуть только на носилках, покрытые одеялами. Ледяная рука смерти
стала наигрывать Рахманинова вдоль моего позвоночника.
- Отойдите к дальней стене и оставайтесь там, пока я не запру дверь
снаружи, - приказал Грегори. - Время не позволяет произносить напыщенные
прощальные речи. Через полсуток я стряхну пыль этой проклятой страны со
своих ног в последний раз и буду думать обо всех вас. Прощайте.
- Никаких великодушных жестов к побежденному врагу? - спокойно
спросил я.
- Вы просите пощады, Кэвел? У меня отыщется время для маленькой
любезности человеку, который чуть не расстроил мои планы. - Он шагнул
вперед, ткнул мне левой рукой пистолет в живот, а пистолетом в правой руке
провел по моим щекам. Я почувствовал острую боль, и теплая кровь
заструилась по щекам. Мэри вскрикнула, рванулась ко мне, но Харденджер
удержал ее мощными своими руками и держал до тех пор, пока она не утихла.
Грегори отошел и сказал: - Это тем, кто просит, Кэвел.
Я кивнул в знак согласия. Даже не поднял руки к лицу. Больше
изуродовать мое лицо он уже не мог, оно и до него было изуродовано.
- Заберите миссис Кэвел с собой, - сказал я.
- Пьер!.. - с отчаянием в голосе воскликнула Мэри.
- Ты что говоришь? - воскликнул Харденджер и грубо выругался, а Шеф
глядел на меня в немом удивлении.
Грегори очень спокойно и равнодушно глядел на меня своими темными
невыразительными глазами. Затем странно мотнул головой и произнес:
- Теперь моя очередь просить. Простите меня. Не предполагал, что вы
догадались. Надеюсь, когда настанет моя очередь... - Он осекся и
повернулся к Мэри: - Несправедливо, чтобы такое прекрасное дитя... Не
вовсе я бесчувственный, Кэвел... особенно если речь идет о женщинах и
детях. Скажем, я вынужден был похитить детей с фермы в Альфингеме, но они
уже свободны и будут с родителями через час. Да, да, было бы
несправедливо. Идемте, миссис Кэвел.
Она подошла ко мне, слегка коснулась моего лица.
- Что это, Пьер? - прошептала она без всякого осуждения, скорее с
любовью, удивлением и состраданием. - Что было бы несправедливо?
- Прощай, Мэри, - сказал я. - Доктор Грегори не любит, когда его
заставляют ждать. Скоро мы встретимся.
Она хотела еще что-то сказать, но Грегори взял ее за руку и повел к
двери. А немой Генрих с пистолетами в обеих руках наблюдал за нами
безумными глазами. Затем дверь закрылась, стукнула задвижка, а мы все
стояли, уставившись друг на друга в свете белого фонаря, стоявшего на
полу.
- Вшивая грязная свинья, - яростно закричал Харденджер. - Почему...
- Заткнись, Харденджер, - тихо и повелительно сказал я. - Все
разойдитесь. Наблюдайте за оконными амбразурами. Быстро! Ради бога,
поживее! - В моем голосе было нечто такое, что заставило бы двигаться и
египетскую мумию. Быстро и тихо семеро из нас заняли места у окна. Я
прошептал: - Он собирается что-то подбросить в окно. Скорее всего ампулу
ботулинусного вируса, токсина. Дорога каждая секунда. - Я знал, что
достаточно мига, чтобы вытащить ампулу из стальной фляжки. - Поймайте ее!
Необходимо ее поймать. Если эта ампула шлепнется на пол или ударится о
стену, мы все станем мертвецами.
Едва я умолк, как снаружи послышался шорох, метнулась тень руки и
что-то влетело, крутясь, внутрь давильни. Блеснуло, переливаясь в свете
фонаря, стекло. Я успел заметить красную пробку. Ампула ботулинуса! Ее
кинули так ловко, что никто не успел поймать. Она ударилась точно о стык
каменного полай каменной стены и разлетелась на тысячи звенящих осколков.
Никогда не пойму, что заставило меня действовать, как говорится, с
изумительной быстротой. Частица секунды - вот все время, которое
потребовалось мне отреагировать, отчаянное желание выжить двигало мной.
Совершенно автоматически, инстинктивно, не задумываясь поступил я.
Еще когда ампула влетела, кружась, мой мозг отметил невозможность
схватить ее, а руки уже тянулись к бочке сидра, находившейся рядом. Звон
разбитой ампулы еще отдавался в ушах эхом, а я уже изо всей силы бросил
бочку в то место, где ампула разбилась. Бочка и обручи разлетелись, словно
сделанные из тонкой фанеры, и десять галлонов сидра залили часть пола и
стены.
- Еще сидра! - закричал я. - Лейте больше на пол, на нижнюю часть
стены! Выливайте в воздух над тем местом, где разбилась проклятая ампула.
Ради бога, не вымочитесь сидром. Быстрее! Быстрее!!
- Ни черта это не поможет, - прохрипел побледневший Харденджер, но,
несмотря на эти слова, сам уже выливал большую бочку сидра. - Что это
их любой ценой.
- Вы с ума сошли! - воскликнул Харденджер. - В своем ли вы уме,
Кэвел? Хотите, чтобы вашу жену убили? Черт вас дери, вы ведь знаете, он
будет прикрываться ею, как живым щитом! Для этого он ее держит. Грегори не
встречал полицейских, кроме регулировщика, с того момента, как уехал от
Макдональда. Вряд ли он знает, что мы объявили всеобщий розыск. Разве вам
это не понятно?
- Оцепление, - повторил я. - Нужно расставить оцепление. Где же вы
будете брать его? В центре Лондона? Там, где он собирается открыть ампулу
с проклятым ботулинусом? Едва он окажется в Лондоне, полицейские потеряют
его из вида, наверняка потеряют. Разве не ясно, что его необходимо
остановить раньше? Если же он окажется в Лондоне...
- Но ведь вы согласились...
- Когда я не знал, что он направляется в Лондон.
- Шеф, - взмолился Харденджер, - не можете ли вы заставить Кэвела...
- Она мой единственный ребенок, Харденджер. У старика нечего
спрашивать о жизни и смерти его единственного ребенка, - бесстрастно
сказал Шеф. - Вы знаете, как я привязан к Мэри. - Он помолчал и продолжал
так же бесстрастно: - Я согласен с Кэвелом. Делайте, как он говорит.
Харденджер выругался вполголоса и наклонился вперед к сержанту. Когда
он кончил отдавать распоряжения, Шеф спокойно сказал:
- Пока мы едем, мой мальчик, ты мог бы добавить некоторые штрихи к
этому делу. Мне еще не все ясно. Хочу задать тебе такой же вопрос, как и
старший инспектор. Трюки. Все эти трюки, зачем?
- Выиграть время. - Мне самому не все было ясно, но я догадывался о
причине этой просьбы: отвлечься от мыслей о преступниках, за которыми мы
гнались, уменьшить чувство беспокойства, уменьшить напряжение, которое
овладело нами. Запинаясь, я продолжал: - Нашему хитрому приятелю нужно
выиграть время. Ложный след приводил нас в тупик не раз. Это отвлекало,
требовало времени. И все же он недооценил нас. Несмотря на его трюки, мы
продвигались с расследованием быстрей, чем он рассчитывал. Не забывайте,
со времени преступления прошло только сорок часов. Он знал, что рано или
поздно мы нападем на след. Больше всего внушал ему опасения Макдональд. Он
знал, что рано или поздно придется его убить, но рассчитывал сделать это
попозже, потому что через несколько часов после смерти Макдональда
запечатанный конверт в бпнке или в полиции вскроют и бросятся его ловить.
В любом случае, Грегори было удобнее действовать под маской уважаемого
члена альфингемской общины, а не как преступнику, за которым охотится
половина полиции Англии.
- Очень трудно угрожать правительству и нации, когда за спиной
чувствуется дыхание закона, - согласился Шеф. Решимость старика, его
самообладание были невероятными. - Но зачем ему было нужно убивать
Макдональда?
- Потому что тот знал истинную цель Грегори. Если бы Макдональд
остался жив и вынужден был все рассказать, это расстроило бы все планы
Грегори. И еще из-за миссис Турпин. Макдональд упрям, он мог и молчать в
случае поимки. В конце концов почти очевидно, что он не принимал участия в
убийстве, хотя по уши замешан. Но миссис Турпин могла бы его выдать. Мадам
Галль сказала мне, что еще в Париже Макдональд был волокитой. Таким он и
остался. Люди, в сущности, не меняются. Миссис Турпин привлекательная
женщина. Она явно отстаивала интересы Макдональда, когда мы с ней
говорили. Она была в него влюблена. Любил ли он ее, трудно сказать, да это
и не так важно. Она тоже мешала планам Грегори. Думаю, что показания
обоих, ее и Макдональда, были бы очень важны, настолько важны, что оба
получили бы относительно легкое наказание. Считаю, что Макдональд не
колебался бы в выборе между повешением за соучастие в убийстве, как того
требует закон, и полным признанием, смягчающим наказание. А если бы он
заколебался, то миссис Турпин проявила бы инициативу.
Мое предположение можно проверить в Мортоне: миссис Турпин позвонила
в лабораторию Макдональду сразу после моего ухода. А Грегори или
подслушал, или ему рассказали о случившемся. Он, возможно, сопровождал
Макдональда домой, чтобы выяснить подробности. Тут ему все стало ясно.
Тучи сгущались. Над Макдональдом и Грегори. Последний решил сделать их
фатальными для миссис Турпин и Макдональда.
- Ловко сработано, не так ли? - невозмутимо сказал Харденджер.
- Да, сеть крепко их накрыла, петля затягивалась, - согласился я. -
Жаль только, что крупная рыба ускользнула, а в сети остался негодный улов.
Но одно теперь ясно. Нужно не придавать значения этим воплям о разрушении
Мортона. Если бы это было целью Грегори, то его ничто бы не остановило.
Даже признания Макдональда, поскольку вся страна и так уже все знает.
Здесь что-то иное, покрупнее, чему мы могли бы помешать или помешали бы,
зная его планы заранее.
- Например? - спросил Харденджер.
- Что меня спрашивать! Хватит догадок на сегодня. - И я откинулся на
теплую и удобную спинку сиденья. Снова на меня нахлынула усталость и
чувство разбитости. Возбуждение прошло.
Водитель вел машину со скоростью более девяноста миль по мокрой
дороге, вел так ровно и умело, что я стал подремывать, но тут раздался
голос из динамика: "Отвечающий описанию разыскиваемой машины серый
"хамбер", номер не опознан, только что свернул с главной лондонской дороги
на дорогу В, чтобы избежать столкновения на перекрестке у Флемингтона, в
двух с половиной милях восточнее Кратчли. Следуем за ней".
- Перекресток во Флемингтоне, - возбужденно сказал сидящий впереди
сержант. Они на дороге, которая никуда не ведет, всего три мили во
Флемингтон и - обратно на главную дорогу в Лондон.
- Как далеко мы от Кратчли? - спросил Харденджер.
- Около четырех миль, сэр.
- Значит, в девяти-десяти милях от поворота, где Грегори должен снова
выехать на главное шоссе? Как далеко он находится от Флемингтона?
- В пяти-шести милях, сэр. Но дорога там плохая и извилистая. Он
доедет за десять минут, если будет гнать и ему повезет. На дороге полно
тупиков.
- Сможете ли вы добраться к перекрестку за десять минут?
- Не знаю, сэр, - заколебался водитель. - Я не знаю дорогу.
- Уверен, он доберется, - решительно сказал сержант.
Так и получилось. Дождь хлестал, дорога была скользкой, напряжение
нервов предельное. Но он успел. Он прибыл к перекрестку менее чем за
десять минут. Из постоянных донесений преследующих Грегори полицейских
стало ясно, что за рулем его машины был кто угодно, но не отличный
водитель. Наша машина остановилась у оцепления, перекрывшего доступ на
главное лондонское шоссе. Мы быстро вышли из машины, а сержант установил
мощный прожектор сбоку дороги, нацелив его в направлении ожидаемого
появления машины Грегори. Из предосторожности мы заняли позицию в десяти
футах за "ягуаром".
В такой сильный дождь дворники на смотровом стекле малоэффективны.
Водитель машины, идущей на большой скорости, не сразу заметит "ягуар".
Особенно водитель неопытный. Я хорошенько осмотрелся. Трудно было выбрать
лучшее место для засады. Одна сторона Т-образной развилки была совершенно
скрыта густыми буковыми деревьями. Другая сторона, освещенная
ослепительным светом фар "ягуара", была открытой местностью, выгоном.
Около двухсот ярдов поодаль виднелись три линии фермерских домов. На
половине этого расстояния стояли сарай и разбросанные фермерские строения.
Светилось лишь одно окошко, мерцая сквозь потоки дождя. Со стороны
флемингтонской дороги находилась глубокая канава, и я хотел было
спрятаться в ней, чтобы бросить камень в стекло машины Грегори, тем самым
наполовину уменьшив их возможность к сопротивлению. Но могло быть, что они
пересадили Мэри на переднее сиденье. Поэтому решил оставаться на месте и
не прятаться в канаве.
Сквозь шум дождя, хлещущего по шоссе и барабанящего по крыше машины,
мы вдруг услышали нарастающий звук тяжело воющего мотора и скрежет неумело
переключаемых скоростей. Несколько секунд спустя показались белые пятна
фар. Мы укрылись за "ягуаром", я вытащил "хэкати" и взвел курок.
Затем под визгливый скрежет переключения скоростей и бешеный вой
мотора машина выскочила из-за поворота и помчалась прямо на нас. Сразу
завизжали тормоза и колеса, заскользившие по мокрой дороге. Свет фар
метался из стороны в сторону. Я инстинктивно сжался, ожидая столкновения с
"ягуаром". Но его не произошло. Благодаря счастливой случайности, нежели
умению водителя, машина остановилась в пяти футах от "ягуара", занявшего
середину дороги, и развернулась чуть влево.
Я выпрямился и пошел навстречу стоящей машине, прикрыв глаза от
слепящего света фар. Я четко вырисовывался в темноте, но сидящие в
"хамбере" меня вряд ли видели, так как на них был направлен мощный
прожектор с крыши "ягуара".
Я не Анни Окли, не чемпион мира, но с десяти футов могу поразить цель
размером с суповую тарелку. Два быстрых выстрела, и фары "хамбера"
погасли. В это время машина с преследующими полицейскими остановилась
позади машины Грегори. Одновременно распахнулись дверцы с правой стороны
машины, из нее стремительно выскочили двое. Одна секунда! На одну секунду
игра была в моих руках! Я мог бы прошить одного и другого, но, как дурак,
заколебался, замешкался, прицеливаясь. Пропал мой единственный шанс. В
следующую секунду выволокли Мэри и поставили перед Грегори. Он взял меня
на мушку, целясь через ее правое плечо. Второй был приземистым, с широкими
плечами и типичным бандитским лицом итальянского гангстера. Пистолет в его
левой волосатой руке походил на отпиленное дуло пушки. Я обратил на это
внимание. Это и был тот левша, который перекусывал проволоку в Мортоне.
Возможно, именно он убил Бакстера и Кландона. Впрочем, у меня не было
сомнений, что именно он был убийцей. На своем веку перевидал таких
достаточно. Они могут выглядеть обычными и безобидными, но у них всегда
пустые глаза. И этот был таким. А Грегори? Разве другой? Он был таким,
каким я его всегда знал: длинным, смуглым, с седыми волосами и с
чудаковатым выражением лица. Но сейчас перед нами предстал совсем иной
человек, без очков.
- Кэвел, - спокойно, равнодушно, почти доброжелательно сказал он, -
была возможность убить вас еще несколько недель назад. И надо было. Моя
промашка. Я хорошо знал вас, изучил, и это было для меня достаточным
предупреждением. Надо было убить вас...
- Ваш приятель, - сказал я, опуская пистолет и глядя на зажатое в
левой волосатой руке дуло пистолета, нацеленного прямо в мой левый глаз, -
левша. Убийца Бакстера и Кландона.
- В самом деле, - Грегори еще сильнее сжал Мэри, ее белокурые волосы
были растрепаны, лицо измазано, под правым глазом большой багровый синяк.
Наверное, она пыталась вырваться, когда беглецы шли к бензоколонке. Однако
она не выглядела испуганной или хорошо скрывала страх. - Меня верно
предупредили. Генрих, мой... как бы... помощник. Он выполнял еще некоторые
другие поручения, не так ли, Генрих? Он-то слегка побил вас, Кэвел.
Я кивнул, это соответствовало истине. Генрих - простой исполнитель.
Посмотрел на его жестокое грубое лицо и пустые глаза. Но с Грегори
исполнитель вины не снимал. Он стал теперь понятнее: гангстеры типа
Грегори стараются грязную работу переложить на других и не занимаются сами
физической расправой.
Грегори бросил взгляд на двух полицейских, вышедших из машины, кивнул
Генриху. Тот вскинул пистолет, держа двоих на мушке. Те остановились. Я
поднял пистолет и сделал шаг к Грегори.
- Ни с места, Кэвел, - спокойно сказал Грегори и так ткнул дулом
пистолета Мэри, что та застонала от боли. - Я не задумываясь убью ее. Я
сделал еще шаг вперед. Нас отделяло четыре фута.
- Ты ничего не сделаешь ей, - сказал я, - иначе я тебя убью. Ты это
знаешь. Бог ведает, что ты поставил на карту, ради чего пошел на
преступления и убийства. Но своей цели ты не достиг. И не откажешься от
нее так просто, убив мою жену. Не правда ли, Грегори?
- Забери меня от этого чудовища, Пьер! - хрипло и прерывисто
пробормотала Мэри. - Мне... мне все равно, что он сделает.
- Он ничего не сделает, моя дорогая, - спокойно сказал я. - Он не
посмеет. И он знает об этом.
- А вы, оказывается, психолог, - добродушно сказал Грегори, потом
совершенно неожиданно прислонился спиной к автомобилю и сильно толкнул
Мэри в мою сторону. Она машинально раскинула руки, я отпрыгнул назад,
поймал ее, едва устояв на ногах, но стараясь держать Грегори под
пистолетом. Грегори отвел руку со стеклянной ампулой, запечатанной голубой
пробкой. В другой руке у него была стальная фляжка-контейнер, из которой
он только что вынул ампулу.
Я перевел взгляд с бесстрастного лица Грегори на ампулу в его руке и
вдруг почувствовал, как вспотела ладонь, державшая рукоятку "хэкати".
Повернулся, посмотрел на Шефа, Харденджера и стоящих позади меня
полицейских - оба, Шеф и Харденджер, держали тяжелые пистолеты в руках.
Потом посмотрел вперед на двух других полицейских, находящихся под
прицелом Генриха, и сказал тихо, но отчетливо:
- Никому ничего не предпринимать. В ампуле у Грегори дьявольский
микроб. Вы все читали о нем сегодня в газетах и знаете, что произойдет,
если разобьется стеклянная ампула.
Они это очень хорошо знали. Мы застыли восковыми фигурами. Сколько
нужно времени, чтобы жизнь в Англии вымерла после того, как будет выпущен
на волю этот микроб? Я не мог вспомнить. Во всяком случае, немного. Да это
сейчас и не имело значения.
- Совершенно верно, - спокойно произнес Грегори. - В ампуле с розовой
пробкой ботулинусный вирус, а в голубой - этот дьявольский микроб. Кэвел
играл сейчас жизнью своей жены. Прошу поверить, что я не запугиваю.
Сегодня вечером я надеюсь достичь своей цели, - он умолк, разглядывая
каждого из нас по отдельности, глаза его сверкали. - Если же мне помешают
достигнуть цели, то жизнь свою я в грош не поставлю, разобью эту ампулу.
Прошу поверить, у меня нет иного выбора.
Я ему полностью верил. Он совершенно обезумел. - А ваш помощник, -
спросил я, - как он относится к вашему безразличию к его жизни?
- Однажды я спас его из воды и дважды от электрического стула. Его
жизнь принадлежит мне. Он это понимает. Кроме того, Генрих немой.
- Вы безумец, - резко сказал я. - Вы нам сообщили, что ни огонь, ни
холод, ни моря и горы не в состоянии остановить дьявольский микроб.
- Уверен, что это сущая правда. Если мне придется умереть, то для
меня безразлично: последует ли за мной остальное человечество.
- Но... - Я умолк. - Боже мой, Грегори, ни один безумец, ни один
самый чудовищный преступник за всю историю не осмелился и помыслить о
такой, о такой... Ради всего святого, не делайте этого.
- Может статься, что я психически ненормален, - ответил он.
Я не сомневался в этом. Охваченный страхом, завороженно глядел, как
неосторожно он переложил ампулу и, нагнувшись, сунул ее на мокрую дорогу
под подошву своего башмака. Стоило ему опустить подошву - и... Я быстро
прикинул, сможет ли пара выстрелов из "хэкати" отбросить его назад от
ампулы? Но тут же оставил эту мысль. Безумец мог играть жизнью своего
товарища, но я не был сумасшедшим. Даже на один шанс из миллиона я не
согласился бы.
- Я пробовал уже давить эти ампулы в лаборатории. Пустые, конечно, -
продолжал разглагольствовать Грегори. - Получается очень просто. Между
прочим, я запасся на всякий случай таблетками с ядом для себя и Генриха:
смерть от дьявольского микроба, как мы наблюдали на животных,
продолжительнее, чем от ботулинуса, и очень мучительна. Пусть каждый из
вас по одному выходит вперед и сдает оружие. Постарайтесь соблюдать
величайшую осторожность и не делать ничего, что заставило бы меня
раздавить ампулу. Вы первый, Кэвел. Я взял пистолет за ствол и медленно
протянул ему на вытянутой руке. Наша капитуляция и тот факт, что этот
безумный убийца ускользнет и осуществит свой чудовищный план, не имели
теперь никакого значения. Только бы Грегори не раздавил ампулу!...
Один за другим мы сложили оружие. Затем он приказал нам выстроиться в
шеренгу, и немой Генрих, подходя сзади, быстро и ловко обыскал каждого,
чтобы убедиться, не спрятано ли у кого оружие. Только после этого Грегори
осторожно убрал ногу с ампулы, наклонился, взял ее и опустил в стальную
фляжку.
- Надеюсь, лишнее оружие нам еще послужит, - добродушно сказал он. -
Никто не хочет делать ошибки... гм... закон природы.
Из кучи оружия, которое сложил Генрих на капоте "хамбера", он взял
два пистолета, проверил, заряжены ли, и кивнул Генриху. Было странно
смотреть, как Грегори что-то объяснял своему помощнику одними губами в
полной тишине. Я немного умею читать по губам, но, вероятно, они говорили
на иностранном языке, не по-французски, не по-английски, не по-итальянски.
Генрих понимающе кивнул, глядя на нас с алчущим блеском в глазах. Мне не
понравился его взгляд. Генрих показался мне вампиром. Грегори махнул
пистолетом на полицейских, которые преследовали его в машине.
- Снимите форму, - коротко бросил он. - Живо! Полицейские
переглянулись.
- Будь я проклят, если сниму, - сказал один из них, стиснув зубы.
- Тебя убьют, если не снимешь, дурак! - выкрикнул я. - Разве ты не
видишь, с кем имеешь дело?! Снимай!
- Ни за что не сниму, - упорствовал полицейский.
- Снимай, приказываю! - вдруг зло выкрикнул Харденджер.
- Ему ты доставишь немного хлопот, если он будет снимать с тебя
одежду, всадив пулю между глаз. Снимай! - выразительно и веско заключил
он.
Неохотно, словно полусонные, полицейские выполнили приказ и стояли,
дрожа, на тяжелом холодном дожде. Генрих собрал форму, бросил в
полицейский "ягуар".
- Кто управляется с радио в машине? - спросил Грегори. Я почувствовал
покалывание в сердце, чего именно и боялся.
- Я, - ответил сержант.
- Хорошо. Соединись со штабом. Передай им, чтобы сняли оцепление и
отозвали машины, все полицейские машины, за исключением, разумеется,
несущих обычную патрульную службу.
- Делайте, что говорят, - устало сказал Харденджер. - Думаю, вы
достаточно сообразительны, чтобы уяснить положение, сержант. Передайте в
точности как он просит.
Под дулом пистолета сержант выполнил все, что ему сказали. Когда он
закончил, Грегори удовлетворенно кивнул.
- Этого вполне достаточно, вполне. - Он поглядел, как Генрих садится
в "хамбер". - Наша машина и машина двух дрожащих приятелей будут отогнаны
в лес и управление разбито. Раньше рассвета их не найдут. С полицейской
машиной и формой у нас вряд ли будут в пути хлопоты. - Он с сожалением
посмотрел на "ягуар": - Есть ли в "ягуаре" портативный прожектор? Когда
ваши руководители догадаются, что потеряли машину, она не будет нужна. А
переносный прожектор, полагаю, имеется. Сержант! - Он подождал, пока
Генрих выведет из строя машины, затем сказал: - Остается решить, что
делать с вами.
- У нас есть прожектор на батареях в багажнике, - равнодушно сказал
сержант.
- Достаньте. - Глаза и рот Грегори изобразили нечто вроде улыбки.
Так, вероятно, улыбаются тигры, попавшие в ловушку вместе с человеком,
который вырыл яму и устроил ловушку, а оказался вместе с тигром. - Я не
могу расстрелять вас, хотя и не поколебался бы. Но поблизости живут. Не
буду я и бить вас по затылку, поскольку не уверен, что вы спокойно это
воспримете. Связать вас тоже не могу, так как у меня нет привычки таскать
с собой достаточное для восьми человек количество веревок и кляпов. Но,
кажется, одно из этих строений будет подходящим для меня, нечто вроде
временной тюрьмы, где вы отдохнете. Сержант, включайте фары и ведите нас к
одному из этих строений. Остальные будут следовать по двое. Миссис Кэвел и
я будем замыкающими. Мой пистолет будет поблизости от ее виска. И если
только любой из вас попытается бежать или устроить шум, сразу спущу курок.
Строения, как и предполагалось, были безлюдны. Вечернее доение коров
прошло. Из хлева доносилось движение и мерное пожевывание коров. Грегори
миновал хлев, прошел молочную, служившую теперь сараем для трактора,
большой свиной хлев и свекольный навес. Он постоял у амбара и, наконец,
выбрал то, что искал, - длинное низкое каменное строение с высокими
амбразурами окон. То ли каземат, то ли древняя часовня. Здесь делали сидр.
Тяжелый старинный дубовый пресс в дальнем конце, дощатые нары для яблок
вдоль всей стены, а у противоположной стояли закупоренные бочонки с
недавно приготовленным сидром. Дверь давильни была из крепкого дуба, и
если кто-нибудь задвинул бы снаружи запор, то для взлома двери понадобился
бы таран.
У нас не было тарана, но было лучшее орудие - отчаяние,
изобретательность и общая смышленость.
Конечно, Грегори не был столь безрассудным, чтобы предположить, будто
эта давильня удержит нас вечно. Или что наши крики не услышат рано или
поздно. Он знал, что мы не будем взламывать дверь, не будем звать на
помощь, ибо ни один из нас не останется в живых, что этот дом сидра мы
сможем покинуть только на носилках, покрытые одеялами. Ледяная рука смерти
стала наигрывать Рахманинова вдоль моего позвоночника.
- Отойдите к дальней стене и оставайтесь там, пока я не запру дверь
снаружи, - приказал Грегори. - Время не позволяет произносить напыщенные
прощальные речи. Через полсуток я стряхну пыль этой проклятой страны со
своих ног в последний раз и буду думать обо всех вас. Прощайте.
- Никаких великодушных жестов к побежденному врагу? - спокойно
спросил я.
- Вы просите пощады, Кэвел? У меня отыщется время для маленькой
любезности человеку, который чуть не расстроил мои планы. - Он шагнул
вперед, ткнул мне левой рукой пистолет в живот, а пистолетом в правой руке
провел по моим щекам. Я почувствовал острую боль, и теплая кровь
заструилась по щекам. Мэри вскрикнула, рванулась ко мне, но Харденджер
удержал ее мощными своими руками и держал до тех пор, пока она не утихла.
Грегори отошел и сказал: - Это тем, кто просит, Кэвел.
Я кивнул в знак согласия. Даже не поднял руки к лицу. Больше
изуродовать мое лицо он уже не мог, оно и до него было изуродовано.
- Заберите миссис Кэвел с собой, - сказал я.
- Пьер!.. - с отчаянием в голосе воскликнула Мэри.
- Ты что говоришь? - воскликнул Харденджер и грубо выругался, а Шеф
глядел на меня в немом удивлении.
Грегори очень спокойно и равнодушно глядел на меня своими темными
невыразительными глазами. Затем странно мотнул головой и произнес:
- Теперь моя очередь просить. Простите меня. Не предполагал, что вы
догадались. Надеюсь, когда настанет моя очередь... - Он осекся и
повернулся к Мэри: - Несправедливо, чтобы такое прекрасное дитя... Не
вовсе я бесчувственный, Кэвел... особенно если речь идет о женщинах и
детях. Скажем, я вынужден был похитить детей с фермы в Альфингеме, но они
уже свободны и будут с родителями через час. Да, да, было бы
несправедливо. Идемте, миссис Кэвел.
Она подошла ко мне, слегка коснулась моего лица.
- Что это, Пьер? - прошептала она без всякого осуждения, скорее с
любовью, удивлением и состраданием. - Что было бы несправедливо?
- Прощай, Мэри, - сказал я. - Доктор Грегори не любит, когда его
заставляют ждать. Скоро мы встретимся.
Она хотела еще что-то сказать, но Грегори взял ее за руку и повел к
двери. А немой Генрих с пистолетами в обеих руках наблюдал за нами
безумными глазами. Затем дверь закрылась, стукнула задвижка, а мы все
стояли, уставившись друг на друга в свете белого фонаря, стоявшего на
полу.
- Вшивая грязная свинья, - яростно закричал Харденджер. - Почему...
- Заткнись, Харденджер, - тихо и повелительно сказал я. - Все
разойдитесь. Наблюдайте за оконными амбразурами. Быстро! Ради бога,
поживее! - В моем голосе было нечто такое, что заставило бы двигаться и
египетскую мумию. Быстро и тихо семеро из нас заняли места у окна. Я
прошептал: - Он собирается что-то подбросить в окно. Скорее всего ампулу
ботулинусного вируса, токсина. Дорога каждая секунда. - Я знал, что
достаточно мига, чтобы вытащить ампулу из стальной фляжки. - Поймайте ее!
Необходимо ее поймать. Если эта ампула шлепнется на пол или ударится о
стену, мы все станем мертвецами.
Едва я умолк, как снаружи послышался шорох, метнулась тень руки и
что-то влетело, крутясь, внутрь давильни. Блеснуло, переливаясь в свете
фонаря, стекло. Я успел заметить красную пробку. Ампула ботулинуса! Ее
кинули так ловко, что никто не успел поймать. Она ударилась точно о стык
каменного полай каменной стены и разлетелась на тысячи звенящих осколков.
Никогда не пойму, что заставило меня действовать, как говорится, с
изумительной быстротой. Частица секунды - вот все время, которое
потребовалось мне отреагировать, отчаянное желание выжить двигало мной.
Совершенно автоматически, инстинктивно, не задумываясь поступил я.
Еще когда ампула влетела, кружась, мой мозг отметил невозможность
схватить ее, а руки уже тянулись к бочке сидра, находившейся рядом. Звон
разбитой ампулы еще отдавался в ушах эхом, а я уже изо всей силы бросил
бочку в то место, где ампула разбилась. Бочка и обручи разлетелись, словно
сделанные из тонкой фанеры, и десять галлонов сидра залили часть пола и
стены.
- Еще сидра! - закричал я. - Лейте больше на пол, на нижнюю часть
стены! Выливайте в воздух над тем местом, где разбилась проклятая ампула.
Ради бога, не вымочитесь сидром. Быстрее! Быстрее!!
- Ни черта это не поможет, - прохрипел побледневший Харденджер, но,
несмотря на эти слова, сам уже выливал большую бочку сидра. - Что это