Страница:
– Я ни за что не дал бы согласия на брак, – тем временем объяснял он, – если бы мог предположить, что встречу тебя. Я совсем не знаю Амелии. Ее отец предложил мне ее руку, и я согласился, потому что… – Он неловко умолк, но потом нашел в себе силы признаться: – Я согласился, потому что она стала звездой сезона. Хотя тогда за столом присутствовал и другой мужчина, человек, которому, как мне казалось, я мог доверять. Но когда Лонгест сделал мне предложение, были произнесены грязные слова. На кону стояла моя гордость, Деб, и я не мог отказаться. А теперь гордость не позволяет мне взять свое обещание назад. Иначе я попросту уничтожу ее. Уничтожу нас. – Он коснулся губами ее волос. – Сможешь ли ты простить меня? Прости меня, пожалуйста.
Она хотела даровать ему прощение. Ей отчаянно хотелось раствориться в нем, окунуться в тепло его тела, поверить его обещаниям, что в будущем все наконец будет хорошо.
И тут Дебора подумала о своих родителях. Согласилась бы на подобный конкубинат ее мать? Отец наверняка перевернулся бы в гробу. У него было мало денег, но честь он ценил превыше всего.
– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.
В душе Деборы зашевелилась и приподняла свою уродливую голову ревность. Он зачнет ребенка с этой женщиной, ребенка, который будет по праву носить его имя… чего никогда не получит ее дитя.
Раздосадованная и утомленная, она оттолкнула его. Рассудок ее грозила затянуть темная пелена, зубы выбивали дробь, и она смогла лишь выдавить:
– Я не могу.
Тони стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.
– Потому что не хочешь! – обвиняющим тоном заявил он. – Потому что ты очень упрямая, Деб. Очень упрямая!
Ей следовало разозлиться на него, испытывать гнев и досаду. Но душевных сил на это у Деборы уже не осталось. Она подняла с земли свой саквояж, который уронила в грязь, когда он обнял ее.
– Прощайте, милорд.
Дебора собиралась обойти его, но, вместо того чтобы сделать шаг вперед, вдруг покачнулась и начала заваливаться назад. Какое странное ощущение… А потом серое, тяжелое небо опрокинулось на нее и померкло.
Тони успел подхватить ее. К ним подбежал Кузнечик – верный конь почувствовал, что случилось что-то плохое, – и принялся нервно бить копытом. Стоять под дождем жеребцу нравилось не больше, чем его хозяину.
Тони торопливо стянул перчатки. Приложив руку ко лбу Деборы, он почувствовал, что она вся горит.
Страх ледяной рукой сжал его сердце. Почему она не сказала, что ей плохо? Он подхватил ее на руки и усадил в седло, оставив потрепанный саквояж лежать в грязи.
– Стой смирно! – приказал он коню, вдевая ногу в стремя. Кожа седла намокла и скользила. Он поудобнее устроил Деб, снял плащ, укутал ее и прижал к себе.
Кузнечик нервно пританцовывал на месте. Прежде чем пришпорить коня, Тони бросил последний взгляд по сторонам. Вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а монотонный серый дождь приближал наступление сумерек, хотя было еще довольно рано. Догоняя почтовую карету, он оставил позади несколько одиноких ферм. Но это было полчаса назад, а сейчас он не видел поблизости никаких признаков ни церкви, ни постоялого двора, ни чего-либо подобного.
Деб срочно нуждалась в помощи. Он должен позаботиться о ней!
Но в какую сторону ехать? Тони решил двигаться вперед. «Всегда иди вперед и не стой на месте», – напомнил он себе.
Вонзив каблуки в бока Кузнечика, он послал коня в галоп.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Она хотела даровать ему прощение. Ей отчаянно хотелось раствориться в нем, окунуться в тепло его тела, поверить его обещаниям, что в будущем все наконец будет хорошо.
И тут Дебора подумала о своих родителях. Согласилась бы на подобный конкубинат ее мать? Отец наверняка перевернулся бы в гробу. У него было мало денег, но честь он ценил превыше всего.
– Как только на свет появится наследник, – продолжал Тони, – мы с Амелией будем очень редко видеться друг с другом. Она знает меня не лучше, чем я ее.
В душе Деборы зашевелилась и приподняла свою уродливую голову ревность. Он зачнет ребенка с этой женщиной, ребенка, который будет по праву носить его имя… чего никогда не получит ее дитя.
Раздосадованная и утомленная, она оттолкнула его. Рассудок ее грозила затянуть темная пелена, зубы выбивали дробь, и она смогла лишь выдавить:
– Я не могу.
Тони стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.
– Потому что не хочешь! – обвиняющим тоном заявил он. – Потому что ты очень упрямая, Деб. Очень упрямая!
Ей следовало разозлиться на него, испытывать гнев и досаду. Но душевных сил на это у Деборы уже не осталось. Она подняла с земли свой саквояж, который уронила в грязь, когда он обнял ее.
– Прощайте, милорд.
Дебора собиралась обойти его, но, вместо того чтобы сделать шаг вперед, вдруг покачнулась и начала заваливаться назад. Какое странное ощущение… А потом серое, тяжелое небо опрокинулось на нее и померкло.
Тони успел подхватить ее. К ним подбежал Кузнечик – верный конь почувствовал, что случилось что-то плохое, – и принялся нервно бить копытом. Стоять под дождем жеребцу нравилось не больше, чем его хозяину.
Тони торопливо стянул перчатки. Приложив руку ко лбу Деборы, он почувствовал, что она вся горит.
Страх ледяной рукой сжал его сердце. Почему она не сказала, что ей плохо? Он подхватил ее на руки и усадил в седло, оставив потрепанный саквояж лежать в грязи.
– Стой смирно! – приказал он коню, вдевая ногу в стремя. Кожа седла намокла и скользила. Он поудобнее устроил Деб, снял плащ, укутал ее и прижал к себе.
Кузнечик нервно пританцовывал на месте. Прежде чем пришпорить коня, Тони бросил последний взгляд по сторонам. Вокруг расстилался незнакомый пейзаж, а монотонный серый дождь приближал наступление сумерек, хотя было еще довольно рано. Догоняя почтовую карету, он оставил позади несколько одиноких ферм. Но это было полчаса назад, а сейчас он не видел поблизости никаких признаков ни церкви, ни постоялого двора, ни чего-либо подобного.
Деб срочно нуждалась в помощи. Он должен позаботиться о ней!
Но в какую сторону ехать? Тони решил двигаться вперед. «Всегда иди вперед и не стой на месте», – напомнил он себе.
Вонзив каблуки в бока Кузнечика, он послал коня в галоп.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Дебора никак не могла проснуться. Она слишком устала. Она даже не знала, где находится… Но сейчас ей было все равно.
Безуспешно пытаясь разлепить непослушные веки, Дебора чувствовала, что голова у нее налилась свинцовой тяжестью, а губы отказываются повиноваться. В комнате было тепло и уютно, а ей так нужен был сон. Спокойный, глубокий, целительный сон без сновидений.
Но вокруг что-то происходило. Откуда-то издалека до нее, как в тумане, доносились голоса. Поначалу ей было холодно, очень холодно. Зубы выбивали безостановочную дробь, а толстые пуховые одеяла не могли согреть ее. Чьи-то сильные руки обнимали ее. Кто-то гладил ее по голове, прижимал к себе. Глубокий мужской баритон напевал смутно знакомую мелодию «Барбары Эллен», и она вспомнила, как гостила у мисс Чалмерс и играла на фортепьяно.
Потом ей стало жарко, и спустя мгновение Дебора уже металась в лихорадке. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь разомкнуть чьи-то железные объятия, и сбрасывала с себя одеяла. Даже ночная сорочка казалась ей слишком тяжелой. На лбу у нее выступил пот, ей было душно, влажные простыни неприятно липли к телу.
Кто-то положил ей на лоб прохладное полотенце, но сжигавший ее внутренний жар мгновенно высушил его. Облегчения не было.
Она мечтала о воде. О каплях дождя, струящихся по лицу и омывающих тело. Она была обнажена, но не испытывала стыда. А потом дождь скрыл под собой землю, и она оказалась в бурном океане. Дебора пыталась плыть против течения… но быстро устала. Очень устала.
Она крикнула, надеясь позвать на помощь. Но вода хлынула ей в открытый рот, грозя утопить. Она отчаянно забила ногами, стараясь удержаться на поверхности. Мимо проплыл дом, а за ним стайкой тянулись стулья и бревна. Огромное дерево, вырванное с корнями, величаво колыхалось на волнах.
Внезапно Дебору со всех сторон окружили люди. Они стояли на воде. Здесь были и мистер Персиваль, и ее приемная мать. Она помахала им и, обернувшись, увидела отца, который выглядел так, словно ему было семнадцать лет. Вдалеке Дебора заметила сестер, танцевавших со своими мужьями. Она снова закричала, умоляя помочь. Но они отвернулись от нее.
Она начала тонуть, намокшие юбки тянули ее на дно. Она так устала, что уже хотела отказаться от борьбы и сдаться… и тут появился Тони.
Внезапно он возник рядом и принялся кружить вокруг нее подобно резвящейся крупной рыбе. Он обнял ее за талию, и его сильные руки удержали ее на плаву…
Дебора очнулась.
В первое мгновение ей показалось, что она лежит в кровати на ферме, принадлежавшей ее супругу, той самой, права на которую предъявил ее приемный сын, который был старше Деборы на пятнадцать лет. Странно, ведь он очень не хотел, чтобы она оставалась в доме, но вот сейчас она находится здесь… или думает, что находится.
Единственным источником света в комнате был огонь в очаге. Значит, она была не на ферме мистера Персиваля. Он никогда не жег уголь, считая это ненужной роскошью и излишеством. Да и укрыта она была вовсе не одеялом, которое сама сшила из разноцветных лоскутков. А тюфяк был намного мягче и удобнее того, который принадлежал ее супругу.
К Деборе вернулась память; Мистер Персиваль умер. Она жила со своей сестрой – нет, она уехала в Лондон и там встретила Тони. Они поссорились… стоя под дождем. Она намеревалась отправиться в Дерби пешком.
Неужели она все-таки дошла туда?
Поразмыслив, Дебора решила, что ей это вряд ли удалось.
Она перекатилась на живот и поправила пуховую подушку под головой. С наслаждением вытянула ноги и нащупала край тюфяка. Она знала, что больна. Во всем теле чувствовалась ужасная слабость, во рту пересохло. Волосы неухоженными и спутанными прядями падали на плечи. Она себе решительно не нравилась.
Дебора оторвала голову от подушки. Комната была ей незнакома. Она медленно обвела взглядом стоящий у кровати столик, на котором теснились миски, чашки, ложки и полотенца. На полу не было ковра, зато мебель, пусть и потертая, выглядела внушительной и добротной.
А потом она увидела Тони.
Он спал на неудобном жестком стуле с высокой деревянной спинкой, уронив голову на грудь и положив ноги на кровать.
Тони выглядел плохо. Его щеки и подбородок покрывала неопрятная жесткая щетина, а волосы торчали в разные стороны, словно он в отчаянии беспрестанно теребил их. Он был без сюртука, рубашка расстегнута у ворота. На плечи он набросил шерстяное одеяло, и вообще у него был такой вид, словно вот уже несколько дней он спал в одежде.
Дебора вспомнила почтовую карету, свой гнев и то, какая невероятная усталость вдруг навалилась на нее… но больше не могла вспомнить ничего, как ни старалась. Она даже не знала, как очутилась в этом месте. И почему Тони здесь? Она же оставила его.
Она была слаба, как новорожденный котенок, но все-таки попыталась сесть на кровати. Очень хотелось пить. Стакана с питьем на ночном столике не было, зато в миске Дебора обнаружила какой-то бульон. Она поднесла его к лицу и понюхала. Нет, это был не бульон – травяная настойка, от которой пахло ванилью.
В углу, по другую сторону кровати, стояла ширма. Дебора опустила ноги на пол и с трудом выпрямилась. Ее качало из стороны в сторону, но она сумела сделать сначала один шажок, потом другой. Несмотря на жаркий огонь в очаге, ледяной пол холодом обжигал босые ступни. Интересно, идет ли еще дождь? Окна были плотно закрыты ставнями, но она почему-то была уверена, что на дворе глухая ночь.
Несколько шажков, которые ей пришлось пройти до ширмы, отняли все силы. Оправившись, Дебора обнаружила воду в кувшине. Она прополоскала рот, после чего вымыла руки. Рядом с тазиком лежало полотенце, и Дебора с удовольствием вытерла пылающее лицо и шею. Все-таки она устала, очень устала.
Выйдя из-за ширмы, она обнаружила, что Тони проснулся. Он убрал ноги с кровати и выпрямился на стуле. На лице его было написано озабоченное выражение, а глаза были темными, почти черными. Даже темнее ее собственных глаз.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он охрипшим со сна голосом.
Дебора с трудом выдавила слабую улыбку. Отвечать она не могла. Ей хотелось спать. Она должна немедленно лечь в постель и заснуть.
– Я очень беспокоился, – сказал он.
– Я тоже, – пробормотала она, обессилено повалилась на постель, укрылась одеялом и с облегченным вздохом опустила голову на подушку. Перед тем как погрузиться в благословенное забытье, она еще успела подумать о том, как хорошо, что рядом есть кто-то, кому она небезразлична.
Когда она проснулась, было уже утро. Ставни были открыты, и сквозь раздвинутые оконные занавески комнату заливали солнечные лучи. Где-то неподалеку жизнерадостно закукарекал петух, в воздухе ощущалось теплое и радостное предчувствие весны. Наконец-то надоедливый холодный дождь закончился.
Дебора потянулась. В голове прояснилось, и она почувствовала, что голодна. Вспомнив о прошлой ночи, она обернулась и бросила взгляд на стул, где вчера спал Тони. Его не было, и ночной столик тоже был пуст.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошла пожилая полная женщина в чепце, с пухлыми розовыми щеками и приятной улыбкой. На первый взгляд она была старше Деборы лет на двадцать, не меньше. В руках она держала кувшин и миску.
Увидев, что Дебора пришла в себя, она замерла на месте от неожиданности.
– Ага, я надеялась, что вы придете в себя, миледи. Ваш супруг решил, что сегодня утром вам должно быть лучше.
Супруг? Выходит, Тони представил их как мужа и жену, ловко и изящно обойдя общественные условности. Интересно, он хотя бы отдает себе отчет в том, насколько лицемерным и ханжеским выглядит его поступок?
В животе у нее предательски заурчало.
Женщина рассмеялась.
– Чувство голода – это хороший знак. Я говорила вашему супругу, что вы выкарабкаетесь, и оказалась права. Меня зовут миссис Стриклер. – Она поставила кувшин и тазик за ширму и присела на краешек кровати. – А теперь давайте я помогу вам сесть. Но не спешите, от чересчур резких движений у вас может закружиться голова.
Дебора была очень благодарна ей за помощь. Миссис Стриклер взбила подушки и подложила их Деборе под спину.
– А где… – Дебора вовремя прикусила язык. Она уже совсем было собралась сказать «лорд Бернелл». – Где мой муж? – Два последних слова показались ей чужими и непривычными на слух.
– Он вышел подышать свежим воздухом, – ответила женщина. – Он очень рад, что вы поправляетесь. Вы не поверите, но я еще никогда не видела ни одного мужчину таким взволнованным, как сегодня утром, когда он ворвался ко мне в кухню и объявил, что вы пришли в себя.
– Неужели я была настолько серьезно больна?
– Ох, миледи, мы уж думали, что вы умираете. У вас была инфлюэнца. Очень опасная и заразная болезнь. У нас трое детей, поэтому мой муж совсем не обрадовался, когда в нашу дверь постучался его светлость и стал умолять нас о помощи. Я моментально распознала все симптомы лихорадки. Много лет назад она унесла моего младшего брата. Он умер еще до того, как мы успели прийти в себя и сообразить, что же делать. Я боялась, что мы потеряем и вас, но ваш супруг не сдавался. Он сам ухаживал за вами.
Нежный румянец окрасил щеки Деборы. Она вспомнила выражение беспокойства в глазах Тони прошлой ночью.
– Я редко болею.
– Иногда здоровые люди тяжело переносят любое заболевание. – Миссис Стриклер пошевелила угли в камине. – Ваш супруг приказал топить очаг углем. Он накупил его столько, что хватит на весь дом. Стыдно признаться, но именно тугой карман его светлости подвиг моего мужа явить христианское милосердие, однако, в конце концов, все устроилось к лучшему.
Дебора мимоходом подумала о том, что добрая женщина и не подозревает о том, кто такой Тони на самом деле. Впрочем, люди ее сословия не получают такого удовольствия от сплетен, как баронесса Алодия и ее матроны.
– Я долго была без сознания?
– Очень долго, несколько дней. Я начала бояться, что и его светлость сляжет с инфлюэнцей. Он ведь сам ездил в такой дождь за доктором. – Женщина направилась к двери. – Старый доктор Джеймс – просто мошенник и шарлатан, мы так и заявили его светлости. Но он пожелал сам убедиться в этом. И вернулся без доктора. Должно быть, доктор Джеймс наотрез отказался ехать с ним в такой дождь. И тогда его светлость поклялся, что сам вылечит вас во что бы то ни стало. Видели бы вы его, когда он возвратился после разговора с доктором. Прошу прощения, миледи, это, конечно, не мое дело, но небеса послали вам такого супруга, что вам можно только позавидовать. Он так сильно вас любит, что готов отдать за вас жизнь.
Да, Дебора могла легко представить себе эту сцену. Стоило Тони принять какое-либо решение, как он готов был горы свернуть, чтобы воплотить его в жизнь.
Что же касается последних слов хозяйки дома… Дебора постаралась не думать о них. Откровенно говоря, она пребывала в полной растерянности.
– С вашего позволения, я принесу вам кашу, – сказала миссис Стриклер. – Разумеется, она не очень вкусная, зато полезная, особенно с учетом того, что сейчас вам категорически противопоказана тяжелая пища. – И она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Дебора вновь прилегла на кровать и принялась размышлять о том, что услышала от миссис Стриклер. Тони был где-то рядом. Она ощущала его присутствие. И когда дверь открылась снова, она была разочарована, увидев, что это не Тони, а миссис Стриклер с кашей.
Несмотря на то что умирала с голоду, Дебора смогла с трудом справиться со своей порцией. Впрочем, более всего она обрадовалась чашке горячего крепкого чая.
Миссис Стриклер суетилась, как наседка, пока Дебора не доела последнюю ложку каши, а затем позвала сыновей, чтобы они принесли деревянную лохань и горячей воды. Мальчики не поднимали глаз и пробормотали «миледи», когда Дебора поблагодарила их за труды.
– Хотите, чтобы я осталась и помогла вам? – предложила миссис Стриклер.
– Нет, спасибо, – ответила Дебора.
– Очень хорошо. Позовите меня, если что-нибудь понадобится. – И славная женщина захлопнула за собой дверь.
Подкрепившись, Дебора ощутила прилив сил. Она быстро искупалась в корыте. Мыло, предложенное миссис Стриклер, резко пахло щелоком, однако Дебора сумела вымыть волосы, чему была очень рада.
Ванна подняла ей настроение. И только надев ночную сорочку, Дебора заметила, что она не ее. Эта сорочка была сшита из тончайшего батиста, подол и края ее еще не обтрепались от многочисленных стирок.
Она принялась искать свой саквояж, его тоже нигде не было видно. Зато Дебора обнаружила несколько платьев и шляпку, которые висели на вбитых в стену крючьях. Одежда была чужой… хотя и ее размера. Кроме того, в комнате нашлось несколько пар чулок и туфель.
Дебора в задумчивости вернулась на кровать. Придется спросить миссис Стиклер, куда подевалась ее одежда. Но стоило ей прилечь, как она снова провалилась в сон…
Когда она проснулась, комната уже снова погрузилась в полумрак, окна были закрыты ставнями, а в очаге полыхал огонь. На ночном столике горела одинокая свеча.
Тони сидел на стуле возле ее кровати и увлеченно читал какую-то книгу. С момента их последней встречи он успел побриться и облачиться в сюртук и сапоги. На шее у него небрежным узлом был повязан галстук.
Дебора не произнесла ни слова, не издала ни звука, но он, должно быть, почувствовал, что она проснулась, потому что поднял голову и взглянул ей прямо в глаза.
В комнате воцарилась звенящая тишина. Долго, очень долго они смотрели друг на друга. Наконец Дебора сказала:
– Благодарю вас.
Он нахмурился и закрыл книгу, заложив страницу пальцем.
– За что? За то, что заставил тебя мокнуть под дождем? За то, что ты едва не лишилась жизни?
То, что он взял вину на себя, изрядно ее удивило. Как правило, мужчины очень редко признавали себя виновными.
– Это ведь я уехала из Лондона, – негромко возразила она и сменила тему, заговорив о том, что в данный момент волновало ее более всего. – Миссис Стриклер полагает, что мы муж и жена.
Тони отложил книгу в сторону, на ночной столик.
– Я поступил так, как счел нужным. И целесообразным.
И, только услышав его слова, Дебора вдруг поняла, что в глубине души надеялась получить совсем другой ответ.
Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему.
– А, да-да, – еле слышно пролепетала она. – Мы должны руководствоваться исключительно соображениями целесообразности.
Тони подался вперед и с силой провел руками по волосам. На лице у него отразилось отчаяние.
– Я отдал бы все на свете, только бы иметь возможность взять свое обещание назад.
И снова они долго смотрели друг на друга. Обоим было нелегко. Разговор не клеился.
Дебора первой отвела глаза. Она пристально разглядывала крышку ночного столика, потом сказала:
– Давайте я лучше расскажу свой сон. А вы поможете мне истолковать его.
– Не думаю, будто верю в то, что сны могут иметь какое-либо значение, – смущенно заявил он.
– А как же иначе? – удивилась она, не повышая голоса. – Зачем, в таком случае, Господь посылает их нам?
Тони нахмурился, выражая свое неодобрение, но Дебора не собиралась отступать. Поправив пуховую подушку и опершись о нее спиной, она принялась пересказывать свой сон, точнее то, что смогла вспомнить из него. Тони внимательно слушал ее. В какой-то момент он не выдержал и взял ее за руку, сплетя ее пальцы со своими. Этот простой жест вдохнул в нее силы и приободрил.
Дебора в ответ стиснула его пальцы.
– Итак, что вы можете сказать о моем сне?
– Ты имеешь в виду, помимо того что дождь лил как из ведра, когда я привез тебя сюда?
Нетерпеливо фыркнув, она сказала:
– То, что касается вас, мне более-менее понятно. А как насчет всего остального?
Тони на мгновение задумался.
– Вода, вне всякого сомнения, означает события и чувства, над которыми ты не властна.
Дебора согласно кивнула. Его трактовка не лишена смысла. Действительно, разве всю жизнь она не ощущала на себе тяжкий гнет ожиданий других людей?
– Разумеется, ты видишь во мне спасителя, – добавил Тони, и слабое подобие улыбки заиграло на его губах. – Потому что именно я не дал тебе утонуть.
– А все другие? По-вашему, это тяжкие гири, которые тянут меня на дно?
Тони нахмурился.
– Да. Это люди, которым ты пыталась сделать приятное и ожиданиям которых старалась соответствовать. Но теперь они бессильны помочь тебе принять правильное решение. В этом и заключается основная мысль твоего сна, разве не так? Ты хочешь быть со мною, Деб. Мы созданы друг для друга, но ты боишься и не желаешь довериться мне.
– Я приняла решение, – напомнила ему Дебора. – Я покинула Лондон.
Тони ласково взял ее руку и поцеловал в ладонь. От прикосновения его губ по телу Деборы пробежала дрожь.
– Но ты знала, что между нами ничего не кончено, В глубине души ты сознавала это.
– Тони…. – начала она и уже готова была отнять у него руку, но он снова поднес ее к губам.
– Я так боялся, что потерял тебя. Ты для меня все. Все. До того как повстречаться с тобой, я шел по жизни как посторонний, она не имела для меня особого значения. Но теперь ты нужна мне, Деб.
– Почему? Потому что меня нельзя купить?
Тони выпустил ее руку, словно обжегшись. На скулах у него заиграли желваки.
– Нет. Хотя меня удивляет твое мнение обо мне. Я надеялся, что ты знаешь меня лучше.
Горячие слезы жгли глаза, но Дебора изо всех сил старалась сдержать их.
– Иногда мне кажется, что я совсем вас не знаю, милорд.
– Тогда спрашивай, – подбодрил он ее. – Я расскажу тебе все.
– И о своей нареченной в том числе?
Тони раздраженно ударил кулаком по кровати и встал со стула. Ему понадобилось время, чтобы успокоиться. Повернувшись к ней, он сказал:
– Я совершил ошибку. Но ты должна понять, Деб, что я придавал мало значения своей женитьбе. Для меня брак с леди Амелией – всего лишь деловое соглашение. А потом я встретил тебя… и начал смотреть на мир совсем другими глазами.
– Тогда откажитесь от своего намерения, – предложила она, мысленно удивляясь тому, что и она, оказывается, способна вести себя бессердечно и даже жестоко. Если Тони откажется от своего слова, пойдут слухи… и леди Амелия, молодая женщина, которую она видела всего лишь раз, да и то мельком, может пострадать.
Но разве она сама не страдала сейчас? И она страшилась выбора, который ей предстояло сделать, – жизнь без чести или честь и жизнь без Тони. Дебора более не доверяла себе. Ей все легче было поступиться собственными принципами.
– Я бы так и сделал, – с горечью согласился Тони, – но этот шаг неизбежно отразится на тебе и будет иметь самые неприятные последствия. Ты хотя бы понимаешь, что для человека, живущего вне общества, Лондон может превратиться в самую страшную камеру-одиночку?
– Нам необязательно жить в Лондоне.
– Мы не сможем уехать надолго. Есть обязанности, которые налагает на меня титул. – Тони вернулся на стул подле кровати. – Тебя будут избегать, подвергнут остракизму. Перед тобою будут закрыты все двери. Публичное унижение, которому я подвергну леди Амелию, принесет горькие плоды, будет сказываться на нас долгие годы и отразится на наших детях. Я уже жил такой жизнью. Мне пришлось отчаянно сражаться, и я не хочу подобного для своих сыновей.
– И вы скорее предпочтете, чтобы они остались незаконнорожденными?
– Да. Мои деньги послужат им компенсацией. Они станут светскими людьми, не обремененными грузом чужих ожиданий.
Воцарилась тишина.
Дебора прекрасно понимала, что он имеет в виду. Спустя долгое время она прошептала:
– Тогда им лучше вообще не появляться на свет.
Ее приговор больно ранил обоих. Тони отвернулся, невидящими глазами глядя в окно. Дебора сражалась с демонами, терзавшими ее душу.
Тони снова повернулся к ней, он был подавлен и напряжен.
– Давай я лучше перескажу тебе свой кошмар.
– Тот самый, который вы не можете вспомнить? – спросила Дебора, имея в виду сон, который приснился ему в доме мисс Чалмерс.
– Я помню его. – Тони не стал ждать разрешения и,наклонившись вперед, начал: – Мне часто снится тот день. Только вместо того чтобы кататься на лошади, я стою у окна в библиотеку и вижу своего отца. Он подносит пистолет к виску. Я начинаю кричать, чтобы он остановился. Я стучу по стеклу, стучу кулаком. Но он не видит меня. Он смотрит на меня в упор и не видит, как будто меня нет.
– И что происходит дальше?
– Он убивает себя. – Тони произнес эти слова чужим, незнакомым голосом. Потом взглянул на Дебору и закончил: – А я внезапно оказываюсь в библиотеке, и у меня в руках дымящийся пистолет.
– Боже милосердный! – прошептала Дебора. Губы Тони искривились в циничной улыбке.
– Господь не слышит меня. Я уже спрашивал его об этом.
Дебора откинула одеяло и потянулась к нему. Тони не пошевелился. Она подошла, обняла его, и он опустил голову ей на плечо. Он был напряжен, очень напряжен. Черты его лица окаменели. Будь он ребенком, Дебора погладила бы его по голове и помогла выплакаться, разделить с ней его страхи и сомнения.
Но Тони был взрослым мужчиной. А мужчины не плачут, они все носят в себе.
– Вы не виноваты в его смерти, – сказала она. – Вы были ребенком, на вас нет вины. Он самрешил лишить себя жизни.
– Я знаю. – Тони отстранился.
– Тогда в чем же дело?
На мгновение ей показалось, что он не станет отвечать. Он явно боролся с собой, преодолевая внутреннее сопротивление, но потом нашел в себе силы признаться:
– Я не верил в то, что я – его сын. Вот почему он проделал весь путь верхом из Лондона в Алдер-Хаус, чтобы покончить с собой. Я много думал об этом и понял, что только так можно объяснить его поступок.
Дебора вспомнила, как Лизбет пересказывала ей ходившие по Лондону сплетни о том, что отцом Тони был совсем другой мужчина.
Безуспешно пытаясь разлепить непослушные веки, Дебора чувствовала, что голова у нее налилась свинцовой тяжестью, а губы отказываются повиноваться. В комнате было тепло и уютно, а ей так нужен был сон. Спокойный, глубокий, целительный сон без сновидений.
Но вокруг что-то происходило. Откуда-то издалека до нее, как в тумане, доносились голоса. Поначалу ей было холодно, очень холодно. Зубы выбивали безостановочную дробь, а толстые пуховые одеяла не могли согреть ее. Чьи-то сильные руки обнимали ее. Кто-то гладил ее по голове, прижимал к себе. Глубокий мужской баритон напевал смутно знакомую мелодию «Барбары Эллен», и она вспомнила, как гостила у мисс Чалмерс и играла на фортепьяно.
Потом ей стало жарко, и спустя мгновение Дебора уже металась в лихорадке. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь разомкнуть чьи-то железные объятия, и сбрасывала с себя одеяла. Даже ночная сорочка казалась ей слишком тяжелой. На лбу у нее выступил пот, ей было душно, влажные простыни неприятно липли к телу.
Кто-то положил ей на лоб прохладное полотенце, но сжигавший ее внутренний жар мгновенно высушил его. Облегчения не было.
Она мечтала о воде. О каплях дождя, струящихся по лицу и омывающих тело. Она была обнажена, но не испытывала стыда. А потом дождь скрыл под собой землю, и она оказалась в бурном океане. Дебора пыталась плыть против течения… но быстро устала. Очень устала.
Она крикнула, надеясь позвать на помощь. Но вода хлынула ей в открытый рот, грозя утопить. Она отчаянно забила ногами, стараясь удержаться на поверхности. Мимо проплыл дом, а за ним стайкой тянулись стулья и бревна. Огромное дерево, вырванное с корнями, величаво колыхалось на волнах.
Внезапно Дебору со всех сторон окружили люди. Они стояли на воде. Здесь были и мистер Персиваль, и ее приемная мать. Она помахала им и, обернувшись, увидела отца, который выглядел так, словно ему было семнадцать лет. Вдалеке Дебора заметила сестер, танцевавших со своими мужьями. Она снова закричала, умоляя помочь. Но они отвернулись от нее.
Она начала тонуть, намокшие юбки тянули ее на дно. Она так устала, что уже хотела отказаться от борьбы и сдаться… и тут появился Тони.
Внезапно он возник рядом и принялся кружить вокруг нее подобно резвящейся крупной рыбе. Он обнял ее за талию, и его сильные руки удержали ее на плаву…
Дебора очнулась.
В первое мгновение ей показалось, что она лежит в кровати на ферме, принадлежавшей ее супругу, той самой, права на которую предъявил ее приемный сын, который был старше Деборы на пятнадцать лет. Странно, ведь он очень не хотел, чтобы она оставалась в доме, но вот сейчас она находится здесь… или думает, что находится.
Единственным источником света в комнате был огонь в очаге. Значит, она была не на ферме мистера Персиваля. Он никогда не жег уголь, считая это ненужной роскошью и излишеством. Да и укрыта она была вовсе не одеялом, которое сама сшила из разноцветных лоскутков. А тюфяк был намного мягче и удобнее того, который принадлежал ее супругу.
К Деборе вернулась память; Мистер Персиваль умер. Она жила со своей сестрой – нет, она уехала в Лондон и там встретила Тони. Они поссорились… стоя под дождем. Она намеревалась отправиться в Дерби пешком.
Неужели она все-таки дошла туда?
Поразмыслив, Дебора решила, что ей это вряд ли удалось.
Она перекатилась на живот и поправила пуховую подушку под головой. С наслаждением вытянула ноги и нащупала край тюфяка. Она знала, что больна. Во всем теле чувствовалась ужасная слабость, во рту пересохло. Волосы неухоженными и спутанными прядями падали на плечи. Она себе решительно не нравилась.
Дебора оторвала голову от подушки. Комната была ей незнакома. Она медленно обвела взглядом стоящий у кровати столик, на котором теснились миски, чашки, ложки и полотенца. На полу не было ковра, зато мебель, пусть и потертая, выглядела внушительной и добротной.
А потом она увидела Тони.
Он спал на неудобном жестком стуле с высокой деревянной спинкой, уронив голову на грудь и положив ноги на кровать.
Тони выглядел плохо. Его щеки и подбородок покрывала неопрятная жесткая щетина, а волосы торчали в разные стороны, словно он в отчаянии беспрестанно теребил их. Он был без сюртука, рубашка расстегнута у ворота. На плечи он набросил шерстяное одеяло, и вообще у него был такой вид, словно вот уже несколько дней он спал в одежде.
Дебора вспомнила почтовую карету, свой гнев и то, какая невероятная усталость вдруг навалилась на нее… но больше не могла вспомнить ничего, как ни старалась. Она даже не знала, как очутилась в этом месте. И почему Тони здесь? Она же оставила его.
Она была слаба, как новорожденный котенок, но все-таки попыталась сесть на кровати. Очень хотелось пить. Стакана с питьем на ночном столике не было, зато в миске Дебора обнаружила какой-то бульон. Она поднесла его к лицу и понюхала. Нет, это был не бульон – травяная настойка, от которой пахло ванилью.
В углу, по другую сторону кровати, стояла ширма. Дебора опустила ноги на пол и с трудом выпрямилась. Ее качало из стороны в сторону, но она сумела сделать сначала один шажок, потом другой. Несмотря на жаркий огонь в очаге, ледяной пол холодом обжигал босые ступни. Интересно, идет ли еще дождь? Окна были плотно закрыты ставнями, но она почему-то была уверена, что на дворе глухая ночь.
Несколько шажков, которые ей пришлось пройти до ширмы, отняли все силы. Оправившись, Дебора обнаружила воду в кувшине. Она прополоскала рот, после чего вымыла руки. Рядом с тазиком лежало полотенце, и Дебора с удовольствием вытерла пылающее лицо и шею. Все-таки она устала, очень устала.
Выйдя из-за ширмы, она обнаружила, что Тони проснулся. Он убрал ноги с кровати и выпрямился на стуле. На лице его было написано озабоченное выражение, а глаза были темными, почти черными. Даже темнее ее собственных глаз.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он охрипшим со сна голосом.
Дебора с трудом выдавила слабую улыбку. Отвечать она не могла. Ей хотелось спать. Она должна немедленно лечь в постель и заснуть.
– Я очень беспокоился, – сказал он.
– Я тоже, – пробормотала она, обессилено повалилась на постель, укрылась одеялом и с облегченным вздохом опустила голову на подушку. Перед тем как погрузиться в благословенное забытье, она еще успела подумать о том, как хорошо, что рядом есть кто-то, кому она небезразлична.
Когда она проснулась, было уже утро. Ставни были открыты, и сквозь раздвинутые оконные занавески комнату заливали солнечные лучи. Где-то неподалеку жизнерадостно закукарекал петух, в воздухе ощущалось теплое и радостное предчувствие весны. Наконец-то надоедливый холодный дождь закончился.
Дебора потянулась. В голове прояснилось, и она почувствовала, что голодна. Вспомнив о прошлой ночи, она обернулась и бросила взгляд на стул, где вчера спал Тони. Его не было, и ночной столик тоже был пуст.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошла пожилая полная женщина в чепце, с пухлыми розовыми щеками и приятной улыбкой. На первый взгляд она была старше Деборы лет на двадцать, не меньше. В руках она держала кувшин и миску.
Увидев, что Дебора пришла в себя, она замерла на месте от неожиданности.
– Ага, я надеялась, что вы придете в себя, миледи. Ваш супруг решил, что сегодня утром вам должно быть лучше.
Супруг? Выходит, Тони представил их как мужа и жену, ловко и изящно обойдя общественные условности. Интересно, он хотя бы отдает себе отчет в том, насколько лицемерным и ханжеским выглядит его поступок?
В животе у нее предательски заурчало.
Женщина рассмеялась.
– Чувство голода – это хороший знак. Я говорила вашему супругу, что вы выкарабкаетесь, и оказалась права. Меня зовут миссис Стриклер. – Она поставила кувшин и тазик за ширму и присела на краешек кровати. – А теперь давайте я помогу вам сесть. Но не спешите, от чересчур резких движений у вас может закружиться голова.
Дебора была очень благодарна ей за помощь. Миссис Стриклер взбила подушки и подложила их Деборе под спину.
– А где… – Дебора вовремя прикусила язык. Она уже совсем было собралась сказать «лорд Бернелл». – Где мой муж? – Два последних слова показались ей чужими и непривычными на слух.
– Он вышел подышать свежим воздухом, – ответила женщина. – Он очень рад, что вы поправляетесь. Вы не поверите, но я еще никогда не видела ни одного мужчину таким взволнованным, как сегодня утром, когда он ворвался ко мне в кухню и объявил, что вы пришли в себя.
– Неужели я была настолько серьезно больна?
– Ох, миледи, мы уж думали, что вы умираете. У вас была инфлюэнца. Очень опасная и заразная болезнь. У нас трое детей, поэтому мой муж совсем не обрадовался, когда в нашу дверь постучался его светлость и стал умолять нас о помощи. Я моментально распознала все симптомы лихорадки. Много лет назад она унесла моего младшего брата. Он умер еще до того, как мы успели прийти в себя и сообразить, что же делать. Я боялась, что мы потеряем и вас, но ваш супруг не сдавался. Он сам ухаживал за вами.
Нежный румянец окрасил щеки Деборы. Она вспомнила выражение беспокойства в глазах Тони прошлой ночью.
– Я редко болею.
– Иногда здоровые люди тяжело переносят любое заболевание. – Миссис Стриклер пошевелила угли в камине. – Ваш супруг приказал топить очаг углем. Он накупил его столько, что хватит на весь дом. Стыдно признаться, но именно тугой карман его светлости подвиг моего мужа явить христианское милосердие, однако, в конце концов, все устроилось к лучшему.
Дебора мимоходом подумала о том, что добрая женщина и не подозревает о том, кто такой Тони на самом деле. Впрочем, люди ее сословия не получают такого удовольствия от сплетен, как баронесса Алодия и ее матроны.
– Я долго была без сознания?
– Очень долго, несколько дней. Я начала бояться, что и его светлость сляжет с инфлюэнцей. Он ведь сам ездил в такой дождь за доктором. – Женщина направилась к двери. – Старый доктор Джеймс – просто мошенник и шарлатан, мы так и заявили его светлости. Но он пожелал сам убедиться в этом. И вернулся без доктора. Должно быть, доктор Джеймс наотрез отказался ехать с ним в такой дождь. И тогда его светлость поклялся, что сам вылечит вас во что бы то ни стало. Видели бы вы его, когда он возвратился после разговора с доктором. Прошу прощения, миледи, это, конечно, не мое дело, но небеса послали вам такого супруга, что вам можно только позавидовать. Он так сильно вас любит, что готов отдать за вас жизнь.
Да, Дебора могла легко представить себе эту сцену. Стоило Тони принять какое-либо решение, как он готов был горы свернуть, чтобы воплотить его в жизнь.
Что же касается последних слов хозяйки дома… Дебора постаралась не думать о них. Откровенно говоря, она пребывала в полной растерянности.
– С вашего позволения, я принесу вам кашу, – сказала миссис Стриклер. – Разумеется, она не очень вкусная, зато полезная, особенно с учетом того, что сейчас вам категорически противопоказана тяжелая пища. – И она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Дебора вновь прилегла на кровать и принялась размышлять о том, что услышала от миссис Стриклер. Тони был где-то рядом. Она ощущала его присутствие. И когда дверь открылась снова, она была разочарована, увидев, что это не Тони, а миссис Стриклер с кашей.
Несмотря на то что умирала с голоду, Дебора смогла с трудом справиться со своей порцией. Впрочем, более всего она обрадовалась чашке горячего крепкого чая.
Миссис Стриклер суетилась, как наседка, пока Дебора не доела последнюю ложку каши, а затем позвала сыновей, чтобы они принесли деревянную лохань и горячей воды. Мальчики не поднимали глаз и пробормотали «миледи», когда Дебора поблагодарила их за труды.
– Хотите, чтобы я осталась и помогла вам? – предложила миссис Стриклер.
– Нет, спасибо, – ответила Дебора.
– Очень хорошо. Позовите меня, если что-нибудь понадобится. – И славная женщина захлопнула за собой дверь.
Подкрепившись, Дебора ощутила прилив сил. Она быстро искупалась в корыте. Мыло, предложенное миссис Стриклер, резко пахло щелоком, однако Дебора сумела вымыть волосы, чему была очень рада.
Ванна подняла ей настроение. И только надев ночную сорочку, Дебора заметила, что она не ее. Эта сорочка была сшита из тончайшего батиста, подол и края ее еще не обтрепались от многочисленных стирок.
Она принялась искать свой саквояж, его тоже нигде не было видно. Зато Дебора обнаружила несколько платьев и шляпку, которые висели на вбитых в стену крючьях. Одежда была чужой… хотя и ее размера. Кроме того, в комнате нашлось несколько пар чулок и туфель.
Дебора в задумчивости вернулась на кровать. Придется спросить миссис Стиклер, куда подевалась ее одежда. Но стоило ей прилечь, как она снова провалилась в сон…
Когда она проснулась, комната уже снова погрузилась в полумрак, окна были закрыты ставнями, а в очаге полыхал огонь. На ночном столике горела одинокая свеча.
Тони сидел на стуле возле ее кровати и увлеченно читал какую-то книгу. С момента их последней встречи он успел побриться и облачиться в сюртук и сапоги. На шее у него небрежным узлом был повязан галстук.
Дебора не произнесла ни слова, не издала ни звука, но он, должно быть, почувствовал, что она проснулась, потому что поднял голову и взглянул ей прямо в глаза.
В комнате воцарилась звенящая тишина. Долго, очень долго они смотрели друг на друга. Наконец Дебора сказала:
– Благодарю вас.
Он нахмурился и закрыл книгу, заложив страницу пальцем.
– За что? За то, что заставил тебя мокнуть под дождем? За то, что ты едва не лишилась жизни?
То, что он взял вину на себя, изрядно ее удивило. Как правило, мужчины очень редко признавали себя виновными.
– Это ведь я уехала из Лондона, – негромко возразила она и сменила тему, заговорив о том, что в данный момент волновало ее более всего. – Миссис Стриклер полагает, что мы муж и жена.
Тони отложил книгу в сторону, на ночной столик.
– Я поступил так, как счел нужным. И целесообразным.
И, только услышав его слова, Дебора вдруг поняла, что в глубине души надеялась получить совсем другой ответ.
Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему.
– А, да-да, – еле слышно пролепетала она. – Мы должны руководствоваться исключительно соображениями целесообразности.
Тони подался вперед и с силой провел руками по волосам. На лице у него отразилось отчаяние.
– Я отдал бы все на свете, только бы иметь возможность взять свое обещание назад.
И снова они долго смотрели друг на друга. Обоим было нелегко. Разговор не клеился.
Дебора первой отвела глаза. Она пристально разглядывала крышку ночного столика, потом сказала:
– Давайте я лучше расскажу свой сон. А вы поможете мне истолковать его.
– Не думаю, будто верю в то, что сны могут иметь какое-либо значение, – смущенно заявил он.
– А как же иначе? – удивилась она, не повышая голоса. – Зачем, в таком случае, Господь посылает их нам?
Тони нахмурился, выражая свое неодобрение, но Дебора не собиралась отступать. Поправив пуховую подушку и опершись о нее спиной, она принялась пересказывать свой сон, точнее то, что смогла вспомнить из него. Тони внимательно слушал ее. В какой-то момент он не выдержал и взял ее за руку, сплетя ее пальцы со своими. Этот простой жест вдохнул в нее силы и приободрил.
Дебора в ответ стиснула его пальцы.
– Итак, что вы можете сказать о моем сне?
– Ты имеешь в виду, помимо того что дождь лил как из ведра, когда я привез тебя сюда?
Нетерпеливо фыркнув, она сказала:
– То, что касается вас, мне более-менее понятно. А как насчет всего остального?
Тони на мгновение задумался.
– Вода, вне всякого сомнения, означает события и чувства, над которыми ты не властна.
Дебора согласно кивнула. Его трактовка не лишена смысла. Действительно, разве всю жизнь она не ощущала на себе тяжкий гнет ожиданий других людей?
– Разумеется, ты видишь во мне спасителя, – добавил Тони, и слабое подобие улыбки заиграло на его губах. – Потому что именно я не дал тебе утонуть.
– А все другие? По-вашему, это тяжкие гири, которые тянут меня на дно?
Тони нахмурился.
– Да. Это люди, которым ты пыталась сделать приятное и ожиданиям которых старалась соответствовать. Но теперь они бессильны помочь тебе принять правильное решение. В этом и заключается основная мысль твоего сна, разве не так? Ты хочешь быть со мною, Деб. Мы созданы друг для друга, но ты боишься и не желаешь довериться мне.
– Я приняла решение, – напомнила ему Дебора. – Я покинула Лондон.
Тони ласково взял ее руку и поцеловал в ладонь. От прикосновения его губ по телу Деборы пробежала дрожь.
– Но ты знала, что между нами ничего не кончено, В глубине души ты сознавала это.
– Тони…. – начала она и уже готова была отнять у него руку, но он снова поднес ее к губам.
– Я так боялся, что потерял тебя. Ты для меня все. Все. До того как повстречаться с тобой, я шел по жизни как посторонний, она не имела для меня особого значения. Но теперь ты нужна мне, Деб.
– Почему? Потому что меня нельзя купить?
Тони выпустил ее руку, словно обжегшись. На скулах у него заиграли желваки.
– Нет. Хотя меня удивляет твое мнение обо мне. Я надеялся, что ты знаешь меня лучше.
Горячие слезы жгли глаза, но Дебора изо всех сил старалась сдержать их.
– Иногда мне кажется, что я совсем вас не знаю, милорд.
– Тогда спрашивай, – подбодрил он ее. – Я расскажу тебе все.
– И о своей нареченной в том числе?
Тони раздраженно ударил кулаком по кровати и встал со стула. Ему понадобилось время, чтобы успокоиться. Повернувшись к ней, он сказал:
– Я совершил ошибку. Но ты должна понять, Деб, что я придавал мало значения своей женитьбе. Для меня брак с леди Амелией – всего лишь деловое соглашение. А потом я встретил тебя… и начал смотреть на мир совсем другими глазами.
– Тогда откажитесь от своего намерения, – предложила она, мысленно удивляясь тому, что и она, оказывается, способна вести себя бессердечно и даже жестоко. Если Тони откажется от своего слова, пойдут слухи… и леди Амелия, молодая женщина, которую она видела всего лишь раз, да и то мельком, может пострадать.
Но разве она сама не страдала сейчас? И она страшилась выбора, который ей предстояло сделать, – жизнь без чести или честь и жизнь без Тони. Дебора более не доверяла себе. Ей все легче было поступиться собственными принципами.
– Я бы так и сделал, – с горечью согласился Тони, – но этот шаг неизбежно отразится на тебе и будет иметь самые неприятные последствия. Ты хотя бы понимаешь, что для человека, живущего вне общества, Лондон может превратиться в самую страшную камеру-одиночку?
– Нам необязательно жить в Лондоне.
– Мы не сможем уехать надолго. Есть обязанности, которые налагает на меня титул. – Тони вернулся на стул подле кровати. – Тебя будут избегать, подвергнут остракизму. Перед тобою будут закрыты все двери. Публичное унижение, которому я подвергну леди Амелию, принесет горькие плоды, будет сказываться на нас долгие годы и отразится на наших детях. Я уже жил такой жизнью. Мне пришлось отчаянно сражаться, и я не хочу подобного для своих сыновей.
– И вы скорее предпочтете, чтобы они остались незаконнорожденными?
– Да. Мои деньги послужат им компенсацией. Они станут светскими людьми, не обремененными грузом чужих ожиданий.
Воцарилась тишина.
Дебора прекрасно понимала, что он имеет в виду. Спустя долгое время она прошептала:
– Тогда им лучше вообще не появляться на свет.
Ее приговор больно ранил обоих. Тони отвернулся, невидящими глазами глядя в окно. Дебора сражалась с демонами, терзавшими ее душу.
Тони снова повернулся к ней, он был подавлен и напряжен.
– Давай я лучше перескажу тебе свой кошмар.
– Тот самый, который вы не можете вспомнить? – спросила Дебора, имея в виду сон, который приснился ему в доме мисс Чалмерс.
– Я помню его. – Тони не стал ждать разрешения и,наклонившись вперед, начал: – Мне часто снится тот день. Только вместо того чтобы кататься на лошади, я стою у окна в библиотеку и вижу своего отца. Он подносит пистолет к виску. Я начинаю кричать, чтобы он остановился. Я стучу по стеклу, стучу кулаком. Но он не видит меня. Он смотрит на меня в упор и не видит, как будто меня нет.
– И что происходит дальше?
– Он убивает себя. – Тони произнес эти слова чужим, незнакомым голосом. Потом взглянул на Дебору и закончил: – А я внезапно оказываюсь в библиотеке, и у меня в руках дымящийся пистолет.
– Боже милосердный! – прошептала Дебора. Губы Тони искривились в циничной улыбке.
– Господь не слышит меня. Я уже спрашивал его об этом.
Дебора откинула одеяло и потянулась к нему. Тони не пошевелился. Она подошла, обняла его, и он опустил голову ей на плечо. Он был напряжен, очень напряжен. Черты его лица окаменели. Будь он ребенком, Дебора погладила бы его по голове и помогла выплакаться, разделить с ней его страхи и сомнения.
Но Тони был взрослым мужчиной. А мужчины не плачут, они все носят в себе.
– Вы не виноваты в его смерти, – сказала она. – Вы были ребенком, на вас нет вины. Он самрешил лишить себя жизни.
– Я знаю. – Тони отстранился.
– Тогда в чем же дело?
На мгновение ей показалось, что он не станет отвечать. Он явно боролся с собой, преодолевая внутреннее сопротивление, но потом нашел в себе силы признаться:
– Я не верил в то, что я – его сын. Вот почему он проделал весь путь верхом из Лондона в Алдер-Хаус, чтобы покончить с собой. Я много думал об этом и понял, что только так можно объяснить его поступок.
Дебора вспомнила, как Лизбет пересказывала ей ходившие по Лондону сплетни о том, что отцом Тони был совсем другой мужчина.