Страница:
В 680 году впервые церковь заявляет о своей власти над миром мертвых. На вселенском соборе в Константинополе епископы после того, как предали проклятию (анафеме) всех живых еретиков, прокляли вместе с ними и всех мертвых. С этого момента история церкви – это история непрерывных проклятий, призываемых на головы ее врагов.
Как за ересь дважды судили и казнили мертвецаВ 897 году папа Стефан VII открыл, что его предшественник, умерший семь месяцев назад папа Формоза, имел еретические взгляды на мир. Стефан приказывает вырыть его тело для суда над ним. Тело притащили за ноги и посадили перед собранием святой римской иерархии. Судили, приговорили. "У трупа отрезали два пальца правой руки и бросили его в Тибр, откуда он был случайно выловлен и снова погребен". ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
В 905 году тело Формозы снова было востребовано для суда. Папа Сергий III решил продолжить процесс. Труп вырыли, облекли в папские одежды и посадили на трон. "После нового и торжественного обвинения труп был обезглавлен, у него были отрублены три остальные пальца правой руки, и он был брошен в Тибр".
Так началась практика наказания мертвых преступников и еретиков, которые теперь не могли укрыться от церковного правосудия даже в могиле. Если грешник заслуживал тюрьмы и легкого наказания, его кости вырывали и бросали на ветер. Если вину его могло искупить только очищающее пламя костра, то его останки торжественно сжигались. У его потомков и наследников конфисковывали все имущество и налагали на них ограничение личных прав.
Загробное налогообложениеСтрах перед наказанием в аду и церковные проклятия держали в ужасе мир земной и загробный. Уже в 811 году значительная часть церковного богатства состояла из наследств умиравших верующих, запуганных вечным огнем ада и завещавших церкви свое имущество.
В 1170 году был введен запрет составлять завещание без священника, чтобы церковь всегда была осведомлена о факте наследования. Было объявлено, что тела прихожан – собственность церквей, и никто не имеет права сам себе выбирать место погребения, за выделение которого тоже брался церковный налог.
С 1240 года по новому закону, упрощавшему старую схему налогообложения, одна треть имущества умиравшего стала отходить церкви автоматически.
На священников была возложена обязанность разбирать судебные тяжбы. С каждой тяжбы, когда одна сторона в споре должна была выплачивать другой денежную компенсацию, взимался налог в пользу церкви. Со священников брали клятву, что они не допустят мирного исхода ни одной тяжбы.
Таким образом, все земли, входившие под духовную опеку Ватикана, облагались налогами разных видов. Церкви собирали налоги с прихожан, папы собирали подати с прихожан и с церквей. Рассказывается, как папа Климент V по пути из Лиона в Рим собирал подати с церквей. Настоятелю одной из них, архиепископу Буржа после этого пришлось ежедневно побираться по домам своей паствы.
С 1160 по 1183 годы трирский архиепископ Арнольд приобрел в народе героическую известность тем, что защищал от поборов папы своих подопечных. Каждый раз, когда папские посланники приближались, он выезжал им навстречу и, щедро одаривая, добивался, чтобы они проезжали мимо в соседнюю епархию.
Десятина, главный церковный налог, был причиной постоянных мятежей и восстаний. Ко времени одного из таких мятежей – Великой французской революции – в судах лежало 60000 дел по десятине. За каждым таким делом стояла трагедия беспросветной нужды чьей-то семьи.
В подчиненной духовной власти Ватикана Англии поборы папы с населения в 3 раза превышали доходы короля.
За любое неподчинение церковной власти следовало отлучение от церкви, превращение в изгоя общества. За снятие отлучения нужно было тоже заплатить налог. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Крестьянин нарушил пост, с него за это берется штраф в 18 денье, другой крестьянин во время этого же поста не прикоснулся к жене и тоже был обязан заплатить 18 денье. Потому что "упустил случай зародить ребенка".
Все эти подробности личной жизни выясняются на исповеди, которая обязательна для всех.
"Лишенный семейной обстановки… священник… заводил себе наложницу или сразу несколько любовниц. Обязанности священника и исповедника предоставляли ему в этом отношении особые преимущества. Это было настолько общеизвестно, что ни один человек, каясь на исповеди в незаконной связи, не решался назвать имени своей возлюбленной, боясь, чтобы священник не отбил ее у него".
В 1198 году Жерар де Ружмон, архиепископ безансонский, был обвинен в числе прочего в кровосмешении. Суд дал ему совет больше не грешить, но он продолжал жить со своей родственницей ремиренской аббатисой и с другими наложницами, одна из которых была монахиней, другая – дочерью священника. Горожане сами прогнали архиепископа, доведенные до отчаяния его грабежом и решив не дожидаться следующего суда над ним.
Любимой наложницей Маге Лотарингского, епископа Туля, посвященного в сан в 1200 году, была родная дочь от одной из монахинь.
Папы римские-сутенерыЗа разрешение жить с наложницами Ватиканом со священников взимался особый налог. Удовольствия епископов, таким образом, служили общей пользе церкви.
В 1200 году разразился скандал в Парижском университете. Выяснилось, что многие профессора богословия предавались друг с другом содомскому греху.
Содомский грех "был очень распространен в средние века, и особенно предавались ему в монастырях".
"В огромном большинстве случаев монастыри сделались очагами разврата и мятежей; женские монастыри походили на публичные дома, а мужские монастыри обратились в феодальные замки, и монахи воевали против своих соседей не менее свирепо, чем самые буйные бароны".
После смерти настоятелей монастырей за власть над ними происходили целые войны между епископами. В 1182 году "С.-Тронское аббатство было осаждено мецским и льежским епископами; город и монастыри сожжены, а жители все перебиты".‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Для реализации на местах судебной власти самого папы часть ее передавалась специальными грамотами. Тот, кто купил такую грамоту в папской канцелярии, мог от имени папы взимать любые деньги и творить любой суд где угодно и когда угодно.
В то же время духовенство было неподвластно светскому суду. Из-за этого преступники, изобличенные в преступлении, торопились объявить себя духовными лицами, за деньги переходили под покровительство церкви и тем самым избегали наказания. Так монастыри становились прибежищем воров, грабителей и убийц. У монахов под кроватями стояли сундуки, куда им приходилось прятать друг от друга постельное белье.
Везде были открыты филиалы по продаже индульгенций – специальных грамот, которые тем, кто их покупал, давали от имени папы прощение грехов и преступлений. Продавцы индульгенций ходили по городам и селам, нося с собой взятые напрокат в какой-нибудь церкви мощи святых.
Еретики-подвижникиЗа пятнадцать веков такого христианства поднимались многочисленные протесты против церковного извращения религии. Протестовали поодиночке, семьями, сообществами единомышленников. Иногда доходило до настоящих войн, когда под знамена борьбы с христианством лжи и продажности вставали целые города. Но земная власть Ватикана была слишком мощной. Любые попытки несогласия и сопротивления беспощадно подавлялись, для чего был создан специальный священный трибунал – суд Инквизиции. Из ее камер пыток на костер восходили сотни и тысячи "еретиков".
"В истории человечества мало более трогательных страниц, мало более чудных примеров, мало более назидательных доказательств той высоты, до которой может подняться душа над слабостью плоти, чем отрывочные рассказы, которые находит историк в архивах Инквизиции… об этих ненавидимых еретиках, которых так упорно гнали и так безжалостно уничтожали… Все эти забытые мученики, заплатившие собственной жизнью за свою жажду истины, черпали в самих себе силу, которая позволяла им спокойно идти навстречу мученической смерти и твердо переносить ее… В их ужасном испытании на костре их не окружала сочувствующая им толпа;… наоборот, до самой последней минуты их уделом были презрение, ненависть и всеобщее отвращение… Непоколебимая решимость, в которой католики видели сатанинское ожесточение души, была настолько обычна среди них, что не вызывала удивления.
Эти драгоценные элементы, которые могли бы возвеличить человечество, были вырваны, как вредные кусты терновника, и брошены в пылающую печь. Обществу было позволено, лишь бы оно оставалось католическим и послушным, предаваться всем преступлениям…"
Если читать списки сожжений Инквизиции, то из них видно, что несогласные с официальной религией еретики составляли только некоторую часть от всего числа уничтожавшихся.
Приводится случай из жизни Корнелия Агриппы, когда он в 1519 году вступился за женщину, обвиненную в колдовстве. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Маг Корнелий Агриппа спасает от правосудия Инквизиции "ведьму"Агриппа был в то время муниципальным оратором и адвокатом города Меца. Инквизитор Николай Савен доказывал виновность женщины на том основании, что ее мать уже сожжена как колдунья. Если ее мать была колдуньей, утверждал он, значит она посвящена Сатане еще до своего рождения. Перед судом обвиняемую подвергли пыткам и долгое время морили голодом. Таким способом обычно заставляли подсудимого признаться и согласиться с выдвинутым против него обвинением. С другой стороны, если бы женщина просто молчала, то было бы еще хуже, так как это расценивалось как отказ явиться в суд и акт признания вины, за чем всегда следовало немедленное сожжение.
Когда Агриппа пришел защищать обвиняемую, его просто выгнали из суда, пригрозив преследованием как покровителю ереси. Но помог случай. Епископский судья Жан Леонард, бывший на стороне инквизитора, смертельно заболел и мучимый предсмертными угрызениями совести письменно заверил суд в невиновности женщины и просил выпустить ее на свободу. Агриппе удалось добиться оправдательного приговора от нового судьи, но его усилия стоили ему должности, и пришлось покинуть Мец.
Инквизитор Николай Савен, свободы действий которого больше никто не ограничивал, сразу же нашел еще одну колдунью, которую сжег на костре, предварительно вырвав у нее под пытками признание во всех смертных грехах и сатанинских ритуалах. После этого успеха он принялся искать слуг Сатаны с еще большим рвением. После того, как многие были схвачены и посажены в тюрьму, жители в страхе стали разбегаться из города.
"Как ни омерзительны подробности преследования, поднятого против колдовства до XV столетия, они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII . Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир, и что Сатана мог радоваться поклонениям, которые воздавались его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв… Протестанты и католики соперничали в смертельной ярости. Уже больше не сжигали колдуний поодиночке или парами, но десятками и сотнями…"
В конце своего исследования Генри Чарльз Ли делает вывод:
"…Суд беспристрастной истории должен гласить так:
Инквизиция, это чудовищное порождение ложного рвения, служа эгоистичной алчности и жажде власти, была направлена на подавление самых высоких стремлений человечества и на возбуждение самых низких его инстинктов".
Теология, построенная на двух противоположных учениях – Ветхом Завете Иеговы и Новом Завете Христа – давала верующим большой простор для выбора примера подражания. Можно было следовать завету Учителя, молившегося на кресте за души своих врагов, а можно было уподобляться божеству, экспериментирующему ради удовольствия с человеческим материалом. Теологи так и говорили, что Бог сам брал на себя обязанности инквизитора, когда надо было наказать заблудших Адама и Еву.
Дети и младенцы на костреКаждый принимал к действию ту часть христианского учения, которая была ближе по духу. Но невозможно было открыть перед людьми свою святость или просто ученость и не принадлежать к общей церковной пастве, не участвовать во всех традиционных церковных ритуалах, не причащаться, не исповедоваться. Какой бы невинной ни была жизнь человека, если он не оказывал почитания государственной религии, его ждал костер. Будь это даже ребенок из семьи "еретиков".
Списки сожжений инквизиции выглядели так ("чужими" в списке названы протестанты):
В первом сожжении – четыре человека.
Вдова старого Анкера.
Жена Либлера.
Жена Гутбродта.
Жена Хекера.
Во втором сожжении – четыре человека.
Две чужие женщины (имена неизвестны).
Старая жена Бевтлера.
В третьем сожжении – пять человек.
Тунгерслебер, менестрель.
Четыре жены горожан.
…
В десятом сожжении – четыре человека.
Двое мужчин и две женщины.
В двенадцатом сожжении – два человека.
Две чужие женщины.
В тринадцатом сожжении – четыре человека.
Маленькая девочка лет девяти или десяти.
Девочка моложе ее – ее маленькая сестра.
В четырнадцатом сожжении – два человека.
Мать вышеупомянутых двух маленьких девочек.
Девушка двадцати четырех лет.
В пятнадцатом сожжении – два человека.
Мальчик двенадцати лет, в первом классе.
Женщина.
…
В восемнадцатом сожжении – шесть человек.
Два мальчика в двенадцатилетнем возрасте.
Дочь д-ра Юнге.
Девушка лет пятнадцати.
Чужая женщина.
…
В двадцатом сожжении – шесть человек.
Дитя Гебела, самая красивая девушка в Вюрцбурге.
Два мальчика, каждому по двенадцать лет.
Маленькая дочь Степпера.
В двадцать первом сожжении – шесть человек.
Мальчик четырнадцати лет.
Маленький сын сенатора Штолценбергера.
Два питомца школы…
И так далее – "Чужой мальчик… Два мальчика в больнице. Богатый бондарь… Маленькая дочь Валкенбергера. Маленький сын пристава городского совета… Чужой мальчик. Чужая женщина… Еще мальчик… Младенец, дочь д-ра Шютца [168] …"
Вообще, интересно понять, что происходило в душе взрослых людей, одетых в облачения священнослужителей, с серьезным видом приказывавших привязывать к столбу костра маленьких школьников.
Вот этот дядя сурово смотрит, как плачущего мальчика, не понимающего, в чем он согрешил перед всемилосердным, подводят к столбу, крепко привязывают веревками. Где-то на соседней улице слышен истошный крик его матери, запертой за крепкими замками и тоже приговоренной к костру. Ей уже все равно, что будет с ней. Сейчас привязывают к столбу костра ее единственного маленького, дорогого… Она ничего не может сделать, только биться об камни и проклинать божество, которое создало этот проклятый мир.
Дядя в облачении святого служителя церкви сурово смотрит на маленького еретика. Как его руки прижимают к столбу и крепко затягивают на нем большие узлы толстой веревки. Как обкладывают дровами, хворостом. Остается только зачитать приговор и дать знак палачам. Маленький будет корчиться в языках пламени и кашлять от дыма. Еретик будет страдать так, как того заслужил, или так, как того заслужила его мать, которую скоро притащат к такому же столбу. Бог их там разберет сам, кто из них в чем виноват…
Может быть, списки сотен и тысяч не пробуждают в нас человечность и сострадание, а наоборот – притупляют наши чувства, и мы с трудом воспринимаем то, что происходило тогда?
Как привязывали к столбу младенца, дочь доктора Шютца? Или ее держала на руках женщина из того же сожжения? Прижимала она ее к себе крепче и крепче, когда горели уже ее ноги, или выпустила из рук, сжавшись от боли и повиснув на веревках? ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Неужели все-таки император Юлиан был прав?
А может быть, пример Симона де Турнэ показал в миниатюре то, что происходит с обществом, когда духовная власть отдается в руки тех, кто считают рассуждение об истине игрой слов, упражнением красноречия и всего лишь средством к завладению умами и душами?
Теологические интеллектуальные эксперименты привели Европу к странному духовному состоянию, когда цивилизация спокойно смотрела на конвейер оптового человекоубийства и постепенно привыкала ко все большим и большим жертвам, приносимым божеству.
Семь богов
Как за ересь дважды судили и казнили мертвецаВ 897 году папа Стефан VII открыл, что его предшественник, умерший семь месяцев назад папа Формоза, имел еретические взгляды на мир. Стефан приказывает вырыть его тело для суда над ним. Тело притащили за ноги и посадили перед собранием святой римской иерархии. Судили, приговорили. "У трупа отрезали два пальца правой руки и бросили его в Тибр, откуда он был случайно выловлен и снова погребен". ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
В 905 году тело Формозы снова было востребовано для суда. Папа Сергий III решил продолжить процесс. Труп вырыли, облекли в папские одежды и посадили на трон. "После нового и торжественного обвинения труп был обезглавлен, у него были отрублены три остальные пальца правой руки, и он был брошен в Тибр".
Так началась практика наказания мертвых преступников и еретиков, которые теперь не могли укрыться от церковного правосудия даже в могиле. Если грешник заслуживал тюрьмы и легкого наказания, его кости вырывали и бросали на ветер. Если вину его могло искупить только очищающее пламя костра, то его останки торжественно сжигались. У его потомков и наследников конфисковывали все имущество и налагали на них ограничение личных прав.
Загробное налогообложениеСтрах перед наказанием в аду и церковные проклятия держали в ужасе мир земной и загробный. Уже в 811 году значительная часть церковного богатства состояла из наследств умиравших верующих, запуганных вечным огнем ада и завещавших церкви свое имущество.
В 1170 году был введен запрет составлять завещание без священника, чтобы церковь всегда была осведомлена о факте наследования. Было объявлено, что тела прихожан – собственность церквей, и никто не имеет права сам себе выбирать место погребения, за выделение которого тоже брался церковный налог.
С 1240 года по новому закону, упрощавшему старую схему налогообложения, одна треть имущества умиравшего стала отходить церкви автоматически.
На священников была возложена обязанность разбирать судебные тяжбы. С каждой тяжбы, когда одна сторона в споре должна была выплачивать другой денежную компенсацию, взимался налог в пользу церкви. Со священников брали клятву, что они не допустят мирного исхода ни одной тяжбы.
Таким образом, все земли, входившие под духовную опеку Ватикана, облагались налогами разных видов. Церкви собирали налоги с прихожан, папы собирали подати с прихожан и с церквей. Рассказывается, как папа Климент V по пути из Лиона в Рим собирал подати с церквей. Настоятелю одной из них, архиепископу Буржа после этого пришлось ежедневно побираться по домам своей паствы.
С 1160 по 1183 годы трирский архиепископ Арнольд приобрел в народе героическую известность тем, что защищал от поборов папы своих подопечных. Каждый раз, когда папские посланники приближались, он выезжал им навстречу и, щедро одаривая, добивался, чтобы они проезжали мимо в соседнюю епархию.
Десятина, главный церковный налог, был причиной постоянных мятежей и восстаний. Ко времени одного из таких мятежей – Великой французской революции – в судах лежало 60000 дел по десятине. За каждым таким делом стояла трагедия беспросветной нужды чьей-то семьи.
В подчиненной духовной власти Ватикана Англии поборы папы с населения в 3 раза превышали доходы короля.
За любое неподчинение церковной власти следовало отлучение от церкви, превращение в изгоя общества. За снятие отлучения нужно было тоже заплатить налог. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Крестьянин нарушил пост, с него за это берется штраф в 18 денье, другой крестьянин во время этого же поста не прикоснулся к жене и тоже был обязан заплатить 18 денье. Потому что "упустил случай зародить ребенка".
Все эти подробности личной жизни выясняются на исповеди, которая обязательна для всех.
"Лишенный семейной обстановки… священник… заводил себе наложницу или сразу несколько любовниц. Обязанности священника и исповедника предоставляли ему в этом отношении особые преимущества. Это было настолько общеизвестно, что ни один человек, каясь на исповеди в незаконной связи, не решался назвать имени своей возлюбленной, боясь, чтобы священник не отбил ее у него".
В 1198 году Жерар де Ружмон, архиепископ безансонский, был обвинен в числе прочего в кровосмешении. Суд дал ему совет больше не грешить, но он продолжал жить со своей родственницей ремиренской аббатисой и с другими наложницами, одна из которых была монахиней, другая – дочерью священника. Горожане сами прогнали архиепископа, доведенные до отчаяния его грабежом и решив не дожидаться следующего суда над ним.
Любимой наложницей Маге Лотарингского, епископа Туля, посвященного в сан в 1200 году, была родная дочь от одной из монахинь.
Папы римские-сутенерыЗа разрешение жить с наложницами Ватиканом со священников взимался особый налог. Удовольствия епископов, таким образом, служили общей пользе церкви.
В 1200 году разразился скандал в Парижском университете. Выяснилось, что многие профессора богословия предавались друг с другом содомскому греху.
Содомский грех "был очень распространен в средние века, и особенно предавались ему в монастырях".
"В огромном большинстве случаев монастыри сделались очагами разврата и мятежей; женские монастыри походили на публичные дома, а мужские монастыри обратились в феодальные замки, и монахи воевали против своих соседей не менее свирепо, чем самые буйные бароны".
После смерти настоятелей монастырей за власть над ними происходили целые войны между епископами. В 1182 году "С.-Тронское аббатство было осаждено мецским и льежским епископами; город и монастыри сожжены, а жители все перебиты".‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Для реализации на местах судебной власти самого папы часть ее передавалась специальными грамотами. Тот, кто купил такую грамоту в папской канцелярии, мог от имени папы взимать любые деньги и творить любой суд где угодно и когда угодно.
В то же время духовенство было неподвластно светскому суду. Из-за этого преступники, изобличенные в преступлении, торопились объявить себя духовными лицами, за деньги переходили под покровительство церкви и тем самым избегали наказания. Так монастыри становились прибежищем воров, грабителей и убийц. У монахов под кроватями стояли сундуки, куда им приходилось прятать друг от друга постельное белье.
Везде были открыты филиалы по продаже индульгенций – специальных грамот, которые тем, кто их покупал, давали от имени папы прощение грехов и преступлений. Продавцы индульгенций ходили по городам и селам, нося с собой взятые напрокат в какой-нибудь церкви мощи святых.
Еретики-подвижникиЗа пятнадцать веков такого христианства поднимались многочисленные протесты против церковного извращения религии. Протестовали поодиночке, семьями, сообществами единомышленников. Иногда доходило до настоящих войн, когда под знамена борьбы с христианством лжи и продажности вставали целые города. Но земная власть Ватикана была слишком мощной. Любые попытки несогласия и сопротивления беспощадно подавлялись, для чего был создан специальный священный трибунал – суд Инквизиции. Из ее камер пыток на костер восходили сотни и тысячи "еретиков".
"В истории человечества мало более трогательных страниц, мало более чудных примеров, мало более назидательных доказательств той высоты, до которой может подняться душа над слабостью плоти, чем отрывочные рассказы, которые находит историк в архивах Инквизиции… об этих ненавидимых еретиках, которых так упорно гнали и так безжалостно уничтожали… Все эти забытые мученики, заплатившие собственной жизнью за свою жажду истины, черпали в самих себе силу, которая позволяла им спокойно идти навстречу мученической смерти и твердо переносить ее… В их ужасном испытании на костре их не окружала сочувствующая им толпа;… наоборот, до самой последней минуты их уделом были презрение, ненависть и всеобщее отвращение… Непоколебимая решимость, в которой католики видели сатанинское ожесточение души, была настолько обычна среди них, что не вызывала удивления.
Эти драгоценные элементы, которые могли бы возвеличить человечество, были вырваны, как вредные кусты терновника, и брошены в пылающую печь. Обществу было позволено, лишь бы оно оставалось католическим и послушным, предаваться всем преступлениям…"
Если читать списки сожжений Инквизиции, то из них видно, что несогласные с официальной религией еретики составляли только некоторую часть от всего числа уничтожавшихся.
Приводится случай из жизни Корнелия Агриппы, когда он в 1519 году вступился за женщину, обвиненную в колдовстве. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Маг Корнелий Агриппа спасает от правосудия Инквизиции "ведьму"Агриппа был в то время муниципальным оратором и адвокатом города Меца. Инквизитор Николай Савен доказывал виновность женщины на том основании, что ее мать уже сожжена как колдунья. Если ее мать была колдуньей, утверждал он, значит она посвящена Сатане еще до своего рождения. Перед судом обвиняемую подвергли пыткам и долгое время морили голодом. Таким способом обычно заставляли подсудимого признаться и согласиться с выдвинутым против него обвинением. С другой стороны, если бы женщина просто молчала, то было бы еще хуже, так как это расценивалось как отказ явиться в суд и акт признания вины, за чем всегда следовало немедленное сожжение.
Когда Агриппа пришел защищать обвиняемую, его просто выгнали из суда, пригрозив преследованием как покровителю ереси. Но помог случай. Епископский судья Жан Леонард, бывший на стороне инквизитора, смертельно заболел и мучимый предсмертными угрызениями совести письменно заверил суд в невиновности женщины и просил выпустить ее на свободу. Агриппе удалось добиться оправдательного приговора от нового судьи, но его усилия стоили ему должности, и пришлось покинуть Мец.
Инквизитор Николай Савен, свободы действий которого больше никто не ограничивал, сразу же нашел еще одну колдунью, которую сжег на костре, предварительно вырвав у нее под пытками признание во всех смертных грехах и сатанинских ритуалах. После этого успеха он принялся искать слуг Сатаны с еще большим рвением. После того, как многие были схвачены и посажены в тюрьму, жители в страхе стали разбегаться из города.
"Как ни омерзительны подробности преследования, поднятого против колдовства до XV столетия, они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII . Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир, и что Сатана мог радоваться поклонениям, которые воздавались его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв… Протестанты и католики соперничали в смертельной ярости. Уже больше не сжигали колдуний поодиночке или парами, но десятками и сотнями…"
В конце своего исследования Генри Чарльз Ли делает вывод:
"…Суд беспристрастной истории должен гласить так:
Инквизиция, это чудовищное порождение ложного рвения, служа эгоистичной алчности и жажде власти, была направлена на подавление самых высоких стремлений человечества и на возбуждение самых низких его инстинктов".
Теология, построенная на двух противоположных учениях – Ветхом Завете Иеговы и Новом Завете Христа – давала верующим большой простор для выбора примера подражания. Можно было следовать завету Учителя, молившегося на кресте за души своих врагов, а можно было уподобляться божеству, экспериментирующему ради удовольствия с человеческим материалом. Теологи так и говорили, что Бог сам брал на себя обязанности инквизитора, когда надо было наказать заблудших Адама и Еву.
Дети и младенцы на костреКаждый принимал к действию ту часть христианского учения, которая была ближе по духу. Но невозможно было открыть перед людьми свою святость или просто ученость и не принадлежать к общей церковной пастве, не участвовать во всех традиционных церковных ритуалах, не причащаться, не исповедоваться. Какой бы невинной ни была жизнь человека, если он не оказывал почитания государственной религии, его ждал костер. Будь это даже ребенок из семьи "еретиков".
Списки сожжений инквизиции выглядели так ("чужими" в списке названы протестанты):
В первом сожжении – четыре человека.
Вдова старого Анкера.
Жена Либлера.
Жена Гутбродта.
Жена Хекера.
Во втором сожжении – четыре человека.
Две чужие женщины (имена неизвестны).
Старая жена Бевтлера.
В третьем сожжении – пять человек.
Тунгерслебер, менестрель.
Четыре жены горожан.
…
В десятом сожжении – четыре человека.
Двое мужчин и две женщины.
В двенадцатом сожжении – два человека.
Две чужие женщины.
В тринадцатом сожжении – четыре человека.
Маленькая девочка лет девяти или десяти.
Девочка моложе ее – ее маленькая сестра.
В четырнадцатом сожжении – два человека.
Мать вышеупомянутых двух маленьких девочек.
Девушка двадцати четырех лет.
В пятнадцатом сожжении – два человека.
Мальчик двенадцати лет, в первом классе.
Женщина.
…
В восемнадцатом сожжении – шесть человек.
Два мальчика в двенадцатилетнем возрасте.
Дочь д-ра Юнге.
Девушка лет пятнадцати.
Чужая женщина.
…
В двадцатом сожжении – шесть человек.
Дитя Гебела, самая красивая девушка в Вюрцбурге.
Два мальчика, каждому по двенадцать лет.
Маленькая дочь Степпера.
В двадцать первом сожжении – шесть человек.
Мальчик четырнадцати лет.
Маленький сын сенатора Штолценбергера.
Два питомца школы…
И так далее – "Чужой мальчик… Два мальчика в больнице. Богатый бондарь… Маленькая дочь Валкенбергера. Маленький сын пристава городского совета… Чужой мальчик. Чужая женщина… Еще мальчик… Младенец, дочь д-ра Шютца [168] …"
Вообще, интересно понять, что происходило в душе взрослых людей, одетых в облачения священнослужителей, с серьезным видом приказывавших привязывать к столбу костра маленьких школьников.
Вот этот дядя сурово смотрит, как плачущего мальчика, не понимающего, в чем он согрешил перед всемилосердным, подводят к столбу, крепко привязывают веревками. Где-то на соседней улице слышен истошный крик его матери, запертой за крепкими замками и тоже приговоренной к костру. Ей уже все равно, что будет с ней. Сейчас привязывают к столбу костра ее единственного маленького, дорогого… Она ничего не может сделать, только биться об камни и проклинать божество, которое создало этот проклятый мир.
Дядя в облачении святого служителя церкви сурово смотрит на маленького еретика. Как его руки прижимают к столбу и крепко затягивают на нем большие узлы толстой веревки. Как обкладывают дровами, хворостом. Остается только зачитать приговор и дать знак палачам. Маленький будет корчиться в языках пламени и кашлять от дыма. Еретик будет страдать так, как того заслужил, или так, как того заслужила его мать, которую скоро притащат к такому же столбу. Бог их там разберет сам, кто из них в чем виноват…
Может быть, списки сотен и тысяч не пробуждают в нас человечность и сострадание, а наоборот – притупляют наши чувства, и мы с трудом воспринимаем то, что происходило тогда?
Как привязывали к столбу младенца, дочь доктора Шютца? Или ее держала на руках женщина из того же сожжения? Прижимала она ее к себе крепче и крепче, когда горели уже ее ноги, или выпустила из рук, сжавшись от боли и повиснув на веревках? ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Неужели все-таки император Юлиан был прав?
А может быть, пример Симона де Турнэ показал в миниатюре то, что происходит с обществом, когда духовная власть отдается в руки тех, кто считают рассуждение об истине игрой слов, упражнением красноречия и всего лишь средством к завладению умами и душами?
Теологические интеллектуальные эксперименты привели Европу к странному духовному состоянию, когда цивилизация спокойно смотрела на конвейер оптового человекоубийства и постепенно привыкала ко все большим и большим жертвам, приносимым божеству.
Семь богов
Одною из наиболее характерных черт наших Священных Писаний является рассчитанная осторожность, применявшаяся в обнародовании тайн, менее непосредственно полезных спасению.
Де Мирвилль, "Пневматология Духов", т. 2
Церковная магияВ книге профессора Дрэпера "Конфликт между Религией и Наукой" мы читаем, как семьи осужденных и сожженных еретиков подвергались полному разорению. Историк Инквизиции Ллоренте подсчитал, что один только инквизитор Торквемада со своими подручными в течение восемнадцати лет сжег на костре 10220 человек. А дальше в рассказе Дрэпера следует странная деталь:
"Изображений человеческих сожжено 6810, наказано иными способами 97321 человек…"
– Сожжено шесть тысяч восемьсот десять человеческих изображений в качестве наказания.
Изображения людей сжигались в качестве их наказания. Что это, опечатка?
Эта цитата напоминает об обрядах колдунов Вуду, калечащих восковые фигурки своих врагов для наслания на них смерти.
В исследовании Генри Чарльза Ли есть сообщения о священнослужителях, использовавших церковные ритуалы для такой магии:
"…Бывали такие священники, которые служили литургию в целях… колдовства; совершая священные обряды, они все время проклинали своих врагов и верили, что это проклятие, так или иначе, вызовет гибель помянутого ими человека. Бывали даже случаи, что служили обедню для того, чтобы сделать более действительным древний способ насылать порчу; верили, что, если отслужат десять обеден над восковым изображением своего врага, то он непременно умрет в течение десяти дней…"
Если заглянуть в труды таких привилегированных католических авторов, как маркиз де Мирвилль и шевалье де Мюссе, то становится очевидным, что Церковь идет по жизни рука об руку не только с созданным ею Дьяволом, но и с магией, дьявольской наукой, как называют ее католики. Де Мюссе пишет: "Церковь верит в магию… А те, кто не верят в магию, могут ли они еще надеяться разделить веру своей собственной Церкви? А кто может их научить лучше?…" [169] И здесь мы переходим от истории церкви богословия и теологического красноречия к другой ее истории, в большинстве случаев сокрытой от глаз верующих.
Есть своя особая внутренняя жизнь церкви, которая никогда не выносится на всеобщее обозрение. В ней все вместе – от библиотек древней оккультной литературы, не доступных для простых смертных и даже для большинства священнослужителей, до дипломатических связей с королями, президентами, канцлерами, дуче и фюрерами – составляет один захватывающий исторический роман. В этой внутренней истории церкви, до сих пор не оцененной писателями, детективный сюжет неразрывно переплетен с мистикой и тайнами магии. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
А где еще это может быть собрано в таком количестве и в таком напряженном ритме, как не в жизни могущественной, стройной, дисциплинированной организации, членам которой на исповедях доверяют тайны мировой политики министры, дипломаты и монархи, и которая с первых дней своего создания заявляла о своей мистической посреднической роли между Богом и людьми?
"Кто не верит в магию, может ли разделить веру Церкви?"Посмотрим, что составляет суть веры самой церковной иерархии – епископов, кардиналов и пап.
…Это началось в 1460 году, когда в Рим приехал Амадеус, великий святой и пророк, каким его считали в Ватикане. Этот дворянин из Португалии своими блаженными видениями уже заслужил такую благодарность церкви, что сам папа Сикст IV доверял ему основывать и строить новые монастыри.
Ангелы требуют поклонения, угрожают и наказываютАмадеус приехал в Рим для того, чтобы донести до святой римской иерархии великую весть, которую открыли ему небеса. Теперь весь христианский мир должен был измениться и вступить в еще более близкое общение с божеством. В последнем видении пророка к нему явились сами Семь ангелов, высших помощников Бога.
Микаэль ("подобный Богу"), Габриэль ("сила, мощь Бога"), Рафаэль ("божественное достоинство"), Уриэль ("Божий свет и огонь"), Скалтиэль ("речь Бога"), Иегудиэль ("слава Бога"), Барахиэль ("блаженство Бога"). Так они зовутся в книгах церковных богослужений, такими именами силы этих Семи высших призываются в молитвах священнослужителей.
Ангелы явились Амадеусу для того, чтобы раскрыть другие свои мистические имена – подлинные. Оказалось, что их имена, используемые церковью, – всего лишь заменители настоящих имен и не дают людям той полноты общения с ними, какую они могли бы иметь, призывая их в молитвах более правильными сочетаниями звуков. И теперь семь помощников Бога не просто призывали, а требовали восстановить справедливость: во-первых, чтобы церковь законно признала их под их настоящими именами, во-вторых, чтобы им оказывали всеобщее публичное поклонение во всех католических храмах и, в-третьих, чтобы для них был построен их собственный особый храм.
Ватикан, как ни странно, наотрез отказался выполнить условия ангелов. Хоть и была у Амадеуса и его видений безупречная репутация, хоть и призывались семь ангелов во время богослужений, папа Сикст IV не хотел и слышать об этих настоящих именах.
Видение Амадеуса, в котором к нему явилась Семерка, не было одиноким чудом. Оно было подкреплено другими. В тот момент, когда пророк разговаривал с ангелами, в Палермо на Сицилии из-под руин одной древней часовни было извлечено изображение Семи с теми же именами, настоящими, под которыми они требовали себе поклонения. Эти имена, как сообщает летописец церкви маркиз Евд де Мирвилль, были написаны "под портретом каждого ангела" [170].
В тот же день в Пизе таким же образом было открыто древнее пророчество, написанное на очень старой латыни, предвещавшее возрождение культа Семи ангелов.
Все вместе эти события глубоко потрясли папу Сикста, когда он узнал о них, но, тем не менее, он остался непоколебим и отказался удовлетворить их требования. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Среди церковной общественности эти чудеса быстро стали самой важной новостью. Кто-то с недоумением, а кто-то с негодованием размышлял про судьбу обиженных небесных иерархов. За них переживали, им сочувствовали, но ничего не могли предпринять против решения непогрешимого папы.
Требованиям семи невидимых покровителей церковь уступила только в следующем столетии. К тому времени в каждом храме, в каждой часовне уже имелись копии откопанного пророческого изображения в виде фрески или мозаики. В 1516 году в Палермо недалеко от той разрушенной часовни, под руинами которой оно было найдено, был построен "Храм семи духов", целиком и полностью посвященный главным героям этой истории. Все службы в этом храме проводились под их собственными именами и все молитвы в нем обращались только к ним.
Как будто справедливость восторжествовала, но, по словам летописца, "блаженные духи не были довольны одной лишь Сицилией и тайными молитвами. Они хотели всеобщего поклонения и того, чтобы их всенародно признал весь мир".
К Антонио Дука, назначенному священником в новый Храм семи духов, так же, как в свое время к Амадеусу, стали в видениях являться те же Семь ангелов. Они через пророка обращались к главам Ватикана и призывали признать, наконец, их настоящие имена и установить им регулярное всеобщее поклонение. Плюс к этому, выдвигалось одно новое условие: построить для них еще один персональный храм – "Церковь семи ангелов" – в Риме. И не где-нибудь, а на том месте, где когда-то располагался роскошный комплекс бань Диоклетиана.
Это место давно приобрело репутацию дурного из-за того, что развалины бань превратились в место паломничества колдунов и вызывателей мертвецов. Все знали, что там они проводили свои традиционные собрания и ритуалы. Поэтому о том, чтобы на руинах терм возвести храм, не могло быть и речи.
В течение десятков лет ангелы через Антонио Дука и других церковных пророков настаивали на своем, но папы были непреклонны. Исключение для них попытался сделать папа Юлий III. В 1551 году он распорядился провести предварительное очищение и освящение развалин бань и построить на их месте церковь с именем "Св. Мария ангелов". Но это, опять же, был только компромисс. Ангелы не были полновластными хозяевами храма. Их недовольство выразилось в том, что они быстро довели не понравившееся им жилище до полного разорения и разрушения.
После всех этих компромиссов, бесплодных ожиданий, стольких потраченных усилий духи, чтобы раз и навсегда вразумить непослушных почитателей, устроили им жестокое испытание. В 1553 году разразилась странная эпидемия наваждения и умопомрачения,
Де Мирвилль, "Пневматология Духов", т. 2
Церковная магияВ книге профессора Дрэпера "Конфликт между Религией и Наукой" мы читаем, как семьи осужденных и сожженных еретиков подвергались полному разорению. Историк Инквизиции Ллоренте подсчитал, что один только инквизитор Торквемада со своими подручными в течение восемнадцати лет сжег на костре 10220 человек. А дальше в рассказе Дрэпера следует странная деталь:
"Изображений человеческих сожжено 6810, наказано иными способами 97321 человек…"
– Сожжено шесть тысяч восемьсот десять человеческих изображений в качестве наказания.
Изображения людей сжигались в качестве их наказания. Что это, опечатка?
Эта цитата напоминает об обрядах колдунов Вуду, калечащих восковые фигурки своих врагов для наслания на них смерти.
В исследовании Генри Чарльза Ли есть сообщения о священнослужителях, использовавших церковные ритуалы для такой магии:
"…Бывали такие священники, которые служили литургию в целях… колдовства; совершая священные обряды, они все время проклинали своих врагов и верили, что это проклятие, так или иначе, вызовет гибель помянутого ими человека. Бывали даже случаи, что служили обедню для того, чтобы сделать более действительным древний способ насылать порчу; верили, что, если отслужат десять обеден над восковым изображением своего врага, то он непременно умрет в течение десяти дней…"
Если заглянуть в труды таких привилегированных католических авторов, как маркиз де Мирвилль и шевалье де Мюссе, то становится очевидным, что Церковь идет по жизни рука об руку не только с созданным ею Дьяволом, но и с магией, дьявольской наукой, как называют ее католики. Де Мюссе пишет: "Церковь верит в магию… А те, кто не верят в магию, могут ли они еще надеяться разделить веру своей собственной Церкви? А кто может их научить лучше?…" [169] И здесь мы переходим от истории церкви богословия и теологического красноречия к другой ее истории, в большинстве случаев сокрытой от глаз верующих.
Есть своя особая внутренняя жизнь церкви, которая никогда не выносится на всеобщее обозрение. В ней все вместе – от библиотек древней оккультной литературы, не доступных для простых смертных и даже для большинства священнослужителей, до дипломатических связей с королями, президентами, канцлерами, дуче и фюрерами – составляет один захватывающий исторический роман. В этой внутренней истории церкви, до сих пор не оцененной писателями, детективный сюжет неразрывно переплетен с мистикой и тайнами магии. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
А где еще это может быть собрано в таком количестве и в таком напряженном ритме, как не в жизни могущественной, стройной, дисциплинированной организации, членам которой на исповедях доверяют тайны мировой политики министры, дипломаты и монархи, и которая с первых дней своего создания заявляла о своей мистической посреднической роли между Богом и людьми?
"Кто не верит в магию, может ли разделить веру Церкви?"Посмотрим, что составляет суть веры самой церковной иерархии – епископов, кардиналов и пап.
…Это началось в 1460 году, когда в Рим приехал Амадеус, великий святой и пророк, каким его считали в Ватикане. Этот дворянин из Португалии своими блаженными видениями уже заслужил такую благодарность церкви, что сам папа Сикст IV доверял ему основывать и строить новые монастыри.
Ангелы требуют поклонения, угрожают и наказываютАмадеус приехал в Рим для того, чтобы донести до святой римской иерархии великую весть, которую открыли ему небеса. Теперь весь христианский мир должен был измениться и вступить в еще более близкое общение с божеством. В последнем видении пророка к нему явились сами Семь ангелов, высших помощников Бога.
Микаэль ("подобный Богу"), Габриэль ("сила, мощь Бога"), Рафаэль ("божественное достоинство"), Уриэль ("Божий свет и огонь"), Скалтиэль ("речь Бога"), Иегудиэль ("слава Бога"), Барахиэль ("блаженство Бога"). Так они зовутся в книгах церковных богослужений, такими именами силы этих Семи высших призываются в молитвах священнослужителей.
Ангелы явились Амадеусу для того, чтобы раскрыть другие свои мистические имена – подлинные. Оказалось, что их имена, используемые церковью, – всего лишь заменители настоящих имен и не дают людям той полноты общения с ними, какую они могли бы иметь, призывая их в молитвах более правильными сочетаниями звуков. И теперь семь помощников Бога не просто призывали, а требовали восстановить справедливость: во-первых, чтобы церковь законно признала их под их настоящими именами, во-вторых, чтобы им оказывали всеобщее публичное поклонение во всех католических храмах и, в-третьих, чтобы для них был построен их собственный особый храм.
Ватикан, как ни странно, наотрез отказался выполнить условия ангелов. Хоть и была у Амадеуса и его видений безупречная репутация, хоть и призывались семь ангелов во время богослужений, папа Сикст IV не хотел и слышать об этих настоящих именах.
Видение Амадеуса, в котором к нему явилась Семерка, не было одиноким чудом. Оно было подкреплено другими. В тот момент, когда пророк разговаривал с ангелами, в Палермо на Сицилии из-под руин одной древней часовни было извлечено изображение Семи с теми же именами, настоящими, под которыми они требовали себе поклонения. Эти имена, как сообщает летописец церкви маркиз Евд де Мирвилль, были написаны "под портретом каждого ангела" [170].
В тот же день в Пизе таким же образом было открыто древнее пророчество, написанное на очень старой латыни, предвещавшее возрождение культа Семи ангелов.
Все вместе эти события глубоко потрясли папу Сикста, когда он узнал о них, но, тем не менее, он остался непоколебим и отказался удовлетворить их требования. ‹ a Мальцев С. А., 2003 ›
Среди церковной общественности эти чудеса быстро стали самой важной новостью. Кто-то с недоумением, а кто-то с негодованием размышлял про судьбу обиженных небесных иерархов. За них переживали, им сочувствовали, но ничего не могли предпринять против решения непогрешимого папы.
Требованиям семи невидимых покровителей церковь уступила только в следующем столетии. К тому времени в каждом храме, в каждой часовне уже имелись копии откопанного пророческого изображения в виде фрески или мозаики. В 1516 году в Палермо недалеко от той разрушенной часовни, под руинами которой оно было найдено, был построен "Храм семи духов", целиком и полностью посвященный главным героям этой истории. Все службы в этом храме проводились под их собственными именами и все молитвы в нем обращались только к ним.
Как будто справедливость восторжествовала, но, по словам летописца, "блаженные духи не были довольны одной лишь Сицилией и тайными молитвами. Они хотели всеобщего поклонения и того, чтобы их всенародно признал весь мир".
К Антонио Дука, назначенному священником в новый Храм семи духов, так же, как в свое время к Амадеусу, стали в видениях являться те же Семь ангелов. Они через пророка обращались к главам Ватикана и призывали признать, наконец, их настоящие имена и установить им регулярное всеобщее поклонение. Плюс к этому, выдвигалось одно новое условие: построить для них еще один персональный храм – "Церковь семи ангелов" – в Риме. И не где-нибудь, а на том месте, где когда-то располагался роскошный комплекс бань Диоклетиана.
Это место давно приобрело репутацию дурного из-за того, что развалины бань превратились в место паломничества колдунов и вызывателей мертвецов. Все знали, что там они проводили свои традиционные собрания и ритуалы. Поэтому о том, чтобы на руинах терм возвести храм, не могло быть и речи.
В течение десятков лет ангелы через Антонио Дука и других церковных пророков настаивали на своем, но папы были непреклонны. Исключение для них попытался сделать папа Юлий III. В 1551 году он распорядился провести предварительное очищение и освящение развалин бань и построить на их месте церковь с именем "Св. Мария ангелов". Но это, опять же, был только компромисс. Ангелы не были полновластными хозяевами храма. Их недовольство выразилось в том, что они быстро довели не понравившееся им жилище до полного разорения и разрушения.
После всех этих компромиссов, бесплодных ожиданий, стольких потраченных усилий духи, чтобы раз и навсегда вразумить непослушных почитателей, устроили им жестокое испытание. В 1553 году разразилась странная эпидемия наваждения и умопомрачения,