Малков Семен. Шантаж

   – Да ты целочка! – удивленно и испуганно прошептал он, поняв, в чем дело. – Вот уж не думал!
   Но остановиться не захотел; действуя резко и грубо, справился наконец со своей задачей. Наде было и больно, и приятно от новых, неизведанных ощущений; тепло его уже стало разливаться по ее телу... Но вот в результате долгих усилий Павел утолил свою страсть, ослаб и, отвалившись, пробубнил с нескрываемой досадой:
   – Ну, Надя! Знал бы, что ты целка, – никогда бы на тебя не полез. Не люблю сопливых! – Помолчал и добавил: – Да что теперь делать? Назад не вернешь. Иди-ка спать! – И, воровато оглянувшись – не видел ли их кто, – удалился.
   Надя, натянув трусики, пошла к себе в палату как оплеванная. Больше он к ней не подходил до конца смены, при встречах смотрел в сторону. И она не проявляла к нему интереса, страдая от обиды и разочарования.
 
   Не вынесла она ничего хорошего из своего первого интимного контакта и посчитала, что навсегда утратила естественное влечение к противоположному полу. Целиком переключила свою энергию на спорт и сделала немалые успехи. Физическая сила и выносливость, упорные регулярные тренировки позволили ей добиться высоких результатов. К шестнадцати годам она стала кандидатом в мастера спорта по плаванию, имела первый спортивный разряд по лыжам и водному поло.
   Занятия спортом поглощали ее целиком, и потому Надя не сразу заметила, что мощный красавец грузин, тренировавший их по водному поло, стал выделять ее из других членов команды, бросая красноречивые взгляды жгучих черных глаз. Постепенно ему удалось пробудить в ней ответное желание, и она, глядя на его атлетическую фигуру и туго натянутые плавки, стала мечтать об интимном свидании.
   Однажды, когда она по какой-то причине задержалась в раздевалке, когда все подруги уже ушли домой, он заглянул в дверь. Убедившись, что она одна, быстро вошел и заключил ее в свои могучие объятия.
   Охваченная страстным желанием и дрожа от нетерпения, она обвила его шею руками, плотно прижалась к нему, чтобы лучше ощущать его близость. Так, не говоря ни слова, они стояли несколько минут, сжимая друг друга в объятиях, слив в жарком поцелуе... Потом, не сговариваясь, подошли к столику у окна. Он помог ей стянуть тренировочные брюки, нагнул спину; немного помешкав, предохраняясь, мощно вошел в нее сзади и резкими толчками стал наносить удары, как бешеный бык, завывая от страсти.
   Надя сгорала от жажды наслаждения, но испытывала в основном боль и страх. Однако постепенно ощущение его мужской силы наполнило ее теплотой, предвкушением острого удовольствия... И в этот момент он вдруг резко остановился, зарычал и, ослабнув, навалился на нее всей тяжестью. Полежав несколько мгновений, выпрямился, мгновенно оделся и выбросил что-то в урну. Надя все еще стояла, согнувшись, не понимая, что случилось и ожидая продолжения. Он не удержался от грубого смеха:
   – Ты что, совсем глупая?! Хорошенького понемножку! Давай быстро одевайся, пока нас не застукали! – Подождал, пока она облачится в тренировочный костюм, и, насвистывая, направился к выходу.
   Надя шла за ним, опустив голову, как побитая собачонка. Проходя мимо вахтера и всей кожей ощущая его мерзкую, понимающую ухмылку, так и зарделась от стыда и отвращения к себе. На улице они без единого слова разошлись в разные стороны.
   Небольшой, но неудачный любовный опыт привел Надю к убеждению, что половая жизнь – не главный фактор человеческого счастья. Такому выводу способствовала и любвеобильная связь матери с Чайкиным.
   «Ну что дала маме эта страстная любовь? Чего она добилась в жизни? – всякий раз твердила она себе и решила твердо: – Нужно добиться материальных благ и положения в обществе. А любовь, наслаждения – это все, наверно, приложится».
 
   С отцом Надежда редко виделась, и это тоже способствовало самостоятельному формированию ее жизненной философии.
   Прошедшие десять лет изменили в жизни Розанова очень многое, по существу, поставили ее с головы на ноги. Внешне пережитые невзгоды и огромное напряжение мало на нем отразились. Он носил теперь дорогие, прекрасно сшитые костюмы и казался еще крупнее и представительнее. В волосах появилась седина, на лице там и здесь пролегли морщинки.
   Но глаза остались такими же ярко-синими, а весь его облик – подтянутым и моложавым.
   За это время, целиком отдавшись напряженной работе, он защитил наконец кандидатскую диссертацию; не переводя дыхания и не давая себе расслабиться, тут же принялся за докторскую.
   – Ты что, загнать себя хочешь? – не одобрял его рвения старый друг Игорь Иванов. – Передохни немного! Куда так спешишь?
   – Нельзя иначе, слишком много времени потеряно, – не соглашался Розанов. – Да и интересно мне – в этом вся моя жизнь!
   Он успешно справился с поставленной задачей и блестяще защитился. Степан Алексеевич сохранил свою контактность и обаяние; стал профессором педагогического института; завоевал известность как специалист по методам Макаренко; его приглашали для выступлений на радио и телевидение.
   Однако профессор Розанов оказался не из тех, у кого голова кружится от успехов, хоть и испытывал удовлетворение достигнутым. «Просто ирония судьбы: учу других, как воспитывать молодежь, а сам не смог воспитать собственную дочь, – мысленно критиковал он себя. – Но что я мог противопоставить влиянию матери?» Он не мог упрекнуть себя, что после развода с Лидией бросил дочь на произвол судьбы. «Можно повидать Наденьку?» – много раз просил он ее, звоня по телефону на работе или дома, но, не утруждая себя поисками предлога, бывшая жена отвечала отказом.
   «Не нужно нервировать ребенка! – был ее стереотипный ответ. – Она о тебе и не думает».
   Розанову удавалось ежемесячно видеть дочь только после защиты докторской, когда он догадался собственноручно вручать ей алименты. Лидия Сергеевна не оформляла исполнительный лист, зная, что он подрабатывает на стороне, – так ей выгоднее.
   В силу своего характера она не щадила его чувства и не жалела, что оставила его, даже когда он пошел в гору, – жила чувствами.
   – Мамуля! Папу передают по телеку! Представляешь? ! – сообщила ей однажды сияющая Наденька, вбежав на кухню. – Я у соседки видела! Скорее включай ящик!
   – А что мне на него пялиться? – не поворачиваясь от плиты, равнодушно встретила Лидия Сергеевна эту потрясающую новость. – Насмотрелась, больше не надо!
   – За что ты его так не любишь? – непонимающе поглядела на нее Надя. – Папа такой хороший, красивый! Что он тебе сделал плохого? Твой Васючок против него просто клоп, а ты его обожаешь... Да я такого урода на порог не пустила бы!
   Лидия Сергеевна считала неправильным говорить с дочерью о своих сердечных делах, но ее грубая натура дала себя знать и, не выдержав этого укола, она взорвалась:
   – Да я ни за что не променяю своего Васеньку на этого импотента! Будь он хоть академиком! Много ты понимаешь в мужиках, соплячка! Поживи и помучайся с мое, как я – с твоим папочкой. Только молодость с ним загубила! Ну что с тобой говорить? Станешь взрослой – все поймешь, – заключила она уже миролюбиво, утирая непрошеные слезы.
   Только когда Надя подросла и сама стала приезжать к отцу за деньгами в его маленькую, опрятную, уютную квартирку, он получил возможность оказывать на нее влияние. Вот и сегодня – он так обрадовался ее звонку.
   – Это ты, Наденька? Наконец-то! А я уже усомнился, приедешь ли. Только поторопись, чтобы у нас с тобой было побольше времени: вечером я должен принять коллегу.
   «Знаем мы этих коллег», – мысленно улыбнулась Надя. По чистоте, особо тщательно наведенной в квартире отца, было ясно: здесь не обошлось без женских рук. Вслух она весело пообещала:
   – Полечу как на крыльях, папуля, – со скоростью самолета. Я соскучилась по тебе! Мне нужно было только знать, дома ли ты!
 
   Розанов по-прежнему жил в «хрущобе»: хоть у него и стали водиться деньги, не считал необходимым улучшить жилищные условия. В женщинах он разочаровался и, наученный горьким опытом, вторично надевать на себя ярмо не собирался.
   Сделал в своей маленькой квартире отличный ремонт, обставил ее хорошей мебелью, завел неплохую библиотеку; жил в тишине и покое – одному ему места вполне хватало.
   – Вот и ты, моя голубка! – приветливо встретил он дочку, раскрасневшуюся от быстрой ходьбы и подъема на пятый этаж. – Куда пойдем? На кухню или в комнату? Есть хочешь?
   – А что у тебя вкусненького, отче? – шутливым басом вопросила Надя. – Как насчет ананасов в шампанском?
   – Деликатесов нет. Их доставать надо, а у меня ни связей, ни времени, – серьезно объяснил Степан Алексеевич. – Но яйца, молоко, кефир, масло в холодильнике есть. – И добавил, улыбнувшись: – Могу предложить коробку шоколада – всегда держу для любимых дам.
   – Тогда бери эту коробку и пойдем посидим рядышком на диване, – предложила Надя. – Я сегодня уже обедала.
   – Возьми сразу деньги и положи при мне в сумочку, а то забудешь, – напомнил ей Розанов и повел в комнату. Ну, что новенького? Как твои спортивные успехи? В школе у тебя вроде хорошо? – забросал он ее вопросами, когда они удобно устроились на подушках широкого, мягкого дивана.
   – Результаты растут: скоро буду чемпионкой! – бодро пообещала Надя, улыбаясь, и, посерьезнев, добавила: – Но для этого, папуля, приходится очень много трудиться. Никакой романтики – один упорный труд.
   – Само собой понятно – без труда не вытащишь и рыбку из пруда, – одобрил ее отец. – Так повелось испокон веку. А помимо спортшколы и соревнований, где бываешь? Что за последнее время прочитала? Вы с матерью выписываете какие-нибудь газеты, журналы?
   – Да нигде не бываю, – серьезно и грустно ответила Надя. – Ни сил, ни времени нет. Не помню, когда брала в руки книгу, кроме учебников. Газеты мама выписала – «Правду» и «Вечерку», – но их я даже не вижу. По-моему, мать в них селедку заворачивает. – Когда достанет, конечно, – весело рассмеялась она; потом опять опечалилась. – А в театре, не помню, когда и была. Разве что с подружками в кино схожу. Представляешь – даже телек не смотрю!
   – Может, не стоит надрываться, а жить, как другие девочки? – озабоченно высказался Степан Алексеевич. – Уж слишком много сил ты отдаешь спорту. По-моему, такое одностороннее развитие тебе повредит, доченька. Нужно уделять внимание не только физическому, но и духовному развитию!
   – А как же я поступлю в Инфизкульт? Не будет результатов – не пройду по конкурсу! – уверенная в своей правоте, заявила Надя. – Для меня главное – физическая культура. Я верю в свой спортивный талант! Повезет – стану рекордсменкой! А тогда-а... – мечтательно протянула она, – известность, заграница, деньги, модные тряпки... Словом, роскошная жизнь! – Она помолчала. – Ну что меня ждет, если я займусь своим, как ты говоришь, культурным развитием? – вопросительно посмотрела она на отца. – Кем стану? Что получу? Жалкие гроши, как все? Нетушки! Не хочу!
   Розанову не по душе пришлась философия дочери, ее чрезмерный прагматизм, но что скажешь – во всем этом много жизненной правды... Он все же счел своим долгом заметить:
   – Что ж, ты уже взрослая, Наденька. Сегодня я это как-то особенно ясно увидел. Делай что считаешь нужным, к чему лежит душа. Но прислушайся иной раз к отцу. Любя тебе говорю: не станешь культурным человеком – с тобой будет общаться неинтересно. В личной жизни трудно придется... Подумай, дочь!
 
   Наученная неудачным любовным опытом, Надежда не поощряла ухаживаний мужчин: все они эгоисты и заботятся лишь о том, чтобы удовлетворить свою похоть. Но однажды все же не выдержала характер. Бескорыстная преданность и постоянное дружеское внимание долговязого, сутуловатого Кости из мужской волейбольной команды возымели свое действие. Не скрывая, что влюблен, он почему-то всегда оказывался у нее под рукой.
   Спрашивал с дружеской улыбкой:
   – Как дела, Наденька? Какие у нас проблемы?
   И если таковые были – приходил на помощь. Мужской красотой он не блистал, но был физически развит, силен и резок в игре. Надя знала, что ребята его побаиваются – был скор на руку, если надо дать сдачи. Несколько раз он уже защитил ее от хамства «ходоков», которые к ней приставали. Постепенно она привыкла, что Костя всегда ждет ее после тренировок, провожает домой, болеет за нее на соревнованиях, и стала отвечать взаимностью.
   Ходили вместе в кино, на танцы, и ни разу Костя не докучал объяснениями – видел: не расположена она к еще большему сближению. Его терпение и выдержка наконец заинтриговали девушку. «Интересно, а он вообще нормальный парень? – думала она иногда. – Если нет, тогда зачем он за мной ходит?» Так, незаметно для нее самой, в Наде проснулся к нему чисто женский интерес, и она вдруг открыла, что он привлекателен как мужчина, что волнует ее.
   Однажды, когда они возвращались домой после тренировок, Костя повел ее новым путем.
   – Это куда же ты меня потащил? – запротестовала Надя. – Мы здесь никогда не ходили.
   – Погоди немного, узнаешь. – Он посмотрел на нее загадочно и широко улыбнулся. – Есть одно дело!
   Что ж, прогуляться она не против – погода прекрасная, время не поджимает... Вышли на Сретенку; Костя завернул в узкий переулок и остановился у старой, облупленной трехэтажки.
   – Вот здесь я живу, вместе с мамой. Может, зайдем?
   – Никак соблазнить меня решил? – рассмеялась Надя. – Долго же собирался!
   – Лучше поздно, чем никогда, – так же весело ответил он. – Не хочешь познакомиться с моей мамой?
   – Если ты, Костя, жениться на мне решил, то зря, – в том же шутливом тоне заметила Надя. – Я еще несовершеннолетняя – ничего не выйдет!
   – А что, это идея! – не сдавался он, сохраняя тон шутки. – До твоего совершеннолетия рукой подать, а вместе жить веселее.
   – Как знать, всякое может быть, – посерьезнела Надя, но тут же, как бы отбросив сомнения, тряхнула головой. – А впрочем, пойдем посмотрим! Думаю, твоя мама тоже хороший человек!
   Костиной мамы, конечно, не оказалось дома, – Надя поняла, что это только предлог, но это не смутило. Она беспечно уселась на узкий диван в его маленькой комнатке.
   – Ну что, правильно я оценила твое коварство? Решил подвергнуть меня искушению?
   Не боялась она ничуть: он сильный, но, если захочет, она сумеет дать достойный отпор.
   – Ты права, как всегда, – не смущаясь, признался Костя. – Мне давно уже надо с тобой поговорить, да все откладывал, опасался плохих для себя результатов. – И поднял на нее теплые карие глаза. – Как видишь, наконец решился. А к себе привел, потому что дома и стены помогают.
   – Так что ты хотел сказать? Говори! – Надя все еще пыталась дружески шутить. – Боюсь, если сейчас не скажешь – еще на полгода замолчишь!
   – Тогда слушай. – Он сел рядом, коснулся ее рукой.
   Ей тут же передалось его волнение, его трепет и искренность.
   – Я почему тебя заметил и полюбил? – без предисловий начал он, горячо глядя ей прямо в глаза. – Видел, как ты нуждаешься в поддержке, понял – жестоко кем-то обижена. Это ведь не скроешь под маской безразличия – ну там ко мне, к другим... кому ты нравилась.
   Видя, что Надя молчит потупив взгляд, он понял, что недалек от истины, и с жаром продолжал:
   – Ты красивая, Наденька, очень, но есть и другие симпатичные девчонки. Я не мальчик и сразу понял: тебя мучает сердечная боль. Вот ты сразу и запала мне в душу. Мужчина создан, чтобы защищать женщину! – Сел поближе, прижал ее к себе, обхватив большой, сильной рукой. – Что же стряслось с тобой, Наденька? Ты нормальный человек, а сколько я провел с тобой времени – ты на меня вот ничуть не реагировала. А ведь я знаю, что нравлюсь женщинам. – И, повернув ее лицом к себе, нежно обнял обеими руками, прижал ее волнующуюся грудь к своей – широкой, мускулистой.
   Ей и хорошо было с ним, и очень жалко себя. Он по-человечески к ней относится – с любовью и заботой. В его поведении нет и намека на животное стремление лишь удовлетворить плотское желание, чем отпугнули ее прежние избранники. Но она все еще не верит ему, нет... "Неужели и он такая же скотина? Неужели лжет, разыгрывает комедию, чтоб доверилась? Ну если и в нем я ошибаюсь... – с болью в сердце думала она и, не выдержав горьких воспоминаний, разрыдалась.
   Он растерялся, чувствуя к ней подлинное сострадание. Не зная, как утешить, стал покрывать поцелуями ее лицо и шею, постепенно загораясь желанием и страстью. Захлебываясь слезами, ручьем лившимися из глаз, она доверчиво к нему прижалась, отвечая страстными поцелуями. Такой бурный отклик с ее стороны после долгого безразличия совсем его распалил, но он любил ее и сдержался. Не стал спешить: нежно, едва касаясь, расстегнул на ее груди блузку, стал тихо ласкать большой, теплой рукой.
   – Поверь, Наденька... ты мне так дорога... я так желаю тебе счастья... – шептал он, задыхаясь от избытка чувств. – Просто нет у меня слов!
   Девушку захлестнула горячая волна страстного томления – ни о чем не надо думать... отдаться желанию... пусть это произойдет, и поскорее! Сама сняла с себя трусики, откинулась на спину, увлекая его за собой.
   – Костенька, Костенька!... – шептали ее губы. – Больше она ничего не могла вымолвить, только стонала от нетерпения.
   Он тихонько разделся, не торопясь, давая ей время, и лег рядом; стал целовать, ласкать руками, губами ее горячее, юное тело. Он был терпелив и нежен, он довел ее до сладкого исступления и только тогда, помогая себе рукой, мягко, осторожно – не дай Бог сделать ей больно, неприятно, – вошел в нее и стал медленно двигаться, чутко прислушиваясь к ней, к ее дыханию, к ее эмоциям.
   Когда она застонала, страстно прижимая его к себе, он усилил темп, и Надя впервые испытала высшее наслаждение, осознала, что теперь лишь, с ним, стала женщиной... Он продолжает двигаться, ей все еще так изумительно сладко... Но вдруг он остановился, отстранился с мучительным стоном, и вскочил, выбежал из комнаты... Вернулся быстро, ласково обнял, поцеловал:
   – Прости меня, так было нужно.
   Надя не произнесла ни слова, только благодарно улыбнулась и, обняв, прижалась к нему всем телом. «Какая же я была дура! – Есть же настоящие мужчины!»
   Они лежали рядом, молчали, отдыхали, радовались оба, что судьба соединила их. А потом снова обняли друг друга...
 
   Жарким июльским днем, в воскресенье, когда тысячи москвичей отдыхают, устремляются за город, на природу, поближе к деревьям и к воде, Костя позвонил.
   – Наденька, тут ребята из команды собрались поехать на пляж в Татарово – в волейбол поиграть вместо тренировки. Не хочешь присоединиться? Тоже потренируешься: вода в Москве-реке теплая. А потом... – он сделал паузу и жарко прошептал: – Ко мне заглянем. Маманя моя в гости собралась. Ну как ты?.. Как тебе такая перспектива?..
   Ей понравились его неуверенность, его горячий шепот в телефонную трубку.
   – Сам знаешь... – И зарделась, чувствуя, как горят щеки и грудь. – С тобой – хоть на край света!
   – Тогда живо собирайся – встречаемся на «Соколе» в десять. И не опаздывай! – с шутливой строгостью приказал он. – Ребята наверняка прихватят девчонок – не одна будешь.
   Когда шумная компания добралась до модного Татаровского пляжа, уже стоял полдень. Нашли подходящее место, пристроили вещи и затеяли пляжный волейбол.
   Загорая на пушистом мелком песочке, Надя наблюдала: классно играют, и все такие стройные, сильные, молодые...
   – Люблю своего Костика! – вдруг прошептала она, радуясь переполнявшему ее горячему чувству, искренней вере: он – ее судьба.
   Перерыв... Костя, тяжело дыша, опустился рядом с ней на песок.
   – Знаешь, уже после того, как ты из дома выехала, я чуть всех не подвел, – сообщил он ей то, чего не хотел говорить раньше, чтобы не испортить настроения. – Мама прихворнула, так что планы наши на сегодня... сама понимаешь... рухнули. Мне надо пораньше домой вернуться. Огорчена ты, да? – И ласково растрепал ее коротко остриженные волосы.
   Вместо ответа Надя попросила:
   – Давай полежим немного рядышком, поговорим... Мы так мало знаем друг о друге.
   – Да я и сам хотел... – Он перевернулся на спину. – О чем сначала? Выбирай сама, Надюша.
   – Я вот давно не решаюсь тебя спросить... Почему вы с мамой живете вдвоем? А где отец?
   – Не люблю говорить на эту тему, но тебе скажу. Разошлись они – другую нашел. Банальная история.
   – А кто он? Вы с ним видитесь?
   – Очень редко. Он сейчас большой человек – областной прокурор. В Иркутске. Его мадам против наших встреч.
   – А он вам не помогает? Вы так бедно живете...
   – Очень слабо помогает. А последнее время – никак.
   Мама с ним не была зарегистрирована.
   – Поня-ятно... У меня ведь похожая история, Костик.
   – Похожая, да не совсем. Твой отец – порядочный человек, хоть и не прокурор. – Нахмурил брови и, желая закончить неприятный разговор, признался: – Теперь понимаешь, почему я землю рою на тренировках, стараюсь поскорее мастером спорта стать, попасть в сборную!.. Ничего так не хочу, как утереть нос этому законнику – он знать не хочет собственного сына. Вот прославлюсь – пожалеет тогда! – Вздохнул, спохватился, что грустить не время и не место. – Пойдем лучше искупаемся, а? Поговорим о чем-нибудь более приятном...
   Они взялись за руки, побежали к воде и с разбега окунулись в речную прохладу. Плавали, ныряли, окатывали друг друга водой, радуясь жизни, молодости и прекрасному летнему дню, – чувствовали себя счастливыми.

Глава 11
СПАСЕНИЕ НА ВОДАХ

   В начале того лета город оказался во власти антициклона – стояла жара; вода в Москве-реке прогрелась до 23 градусов, как в теплом море. Москвичи задыхались от духоты и пыли в раскаленном городе.
   Но на шикарной даче Григорьевых царила тенистая прохлада (рядом большой участок соснового леса, и потому воздух чистый, свежий). Света, свободная от всех дел, позавтракав на террасе, удобно расположилась в кресле-качалке с «Иностранной литературой» в руках – давно собиралась почитать новый роман. Ох, конечно, зазвонил телефон, а трубку снять некому – родители ушли на утреннюю прогулку. Девушка, досадливо поморщившись, неохотно встала – вот некстати!
   – Светлана Ивановна! Тут к вам молодые люди пришли. Передаю трубку Олегу Хлебникову, – услышала она голос дежурного охранника: он хорошо знал Олега, часто приезжавшего к Григорьевым и к своему дяде, на соседнюю дачу, но правила службы требовали – докладывать.
   – Пропусти их, Степаныч! – разрешила она.
   Вздохнула невольно: сегодня почему-то хочется побыть одной, усталость, видно, накопилась. «Сейчас, конечно, потащат к реке – купаться, кататься на лодке...» – подумала безрадостно. Плавает она плохо, воды боится – в детстве не учили. Мама плаванием не увлекалась: у них в деревне и речки не было настоящей – так, узкий ручей. А Иван Кузьмич все умел, но тут как-то оказалось недосуг. Вот идут по аллее Олег, его школьный приятель Вадик... Светлана отложила журнал, встала и пошла им навстречу.
   – Так и знал – в тени отсиживаешься. Это в такой-то чудесный день! Непорядок! – с энтузиазмом воскликнул Олег, тепло пожимая ей руки и ласково глядя в глаза; поцеловать ее при Вадике все же не решился – счел неудобным.
   – Прости, что мы без предупреждения. Собирался к дяде Коле нагрянуть – у него тоже своя лодочная станция. Ведь на общем пляже сейчас не протолкнешься! – Он будто оправдывался. – А по дороге вот передумал. – И горячо посмотрел на Свету. – Так вдруг захотелось тебя повидать, пообщаться! Ты ведь знакома с Вадимом? Помнишь, мы встречались с ним в театре?
   – И не только в театре, – еще на концерте в консерватории, на футболе... Ты, верно, забыл? – поправил его Вадим, подходя к Свете. – Здравствуй, Светочка, и, пожалуйста, относись ко мне как к старому знакомому!
   Ростом он немного пониже Олега, но такой же крупный, тяжелый; вместе они занимались штангой. Молодые люди стояли, переговариваясь, у террасы огромного бревенчатого дома, с широкими, светлыми окнами в резных наличниках, утопающего в декоративных кустарниках и цветах. Вся территория вокруг тщательно ухожена. Болтая, они и не заметили, как к ним подошли, поднимаясь по склону от реки, Иван Кузьмич и Вера Петровна.
   – Так у нас гости? – удивилась хозяйка и поздоровалась. – Ты, Олег, всегда сваливаешься как снег на голову, – слегка пожурила она. – А кто этот мальчик с тобой?
   – Мой товарищ Вадим – мы с ним вместе и в школе, и на тренировках; штангу толкаем, – весело представил Олег приятеля. – Светочка меня уже простила за вторжение. И у вас прошу прощения! – Он с шутливой покорностью склонил белокурую шевелюру. – Повинную голову меч не сечет!
   – Ну ладно, придется простить. Как, папочка? – взглянула на мужа Вера Петровна: она любила молодежь, и кутерьма, которую всегда затевала юная компания, ей не досаждала. – Чайку хотите? Или чего-нибудь посущественнее? – радушно предложила она. – Мы с Иваном Кузьмичом, например, проголодались после прогулки.
   – Спасибо огромное, но мы с утра хорошо заправились, – за обоих ответил Олег. – Наша единственная цель – песочек, река, лодочка! Мы пришли, чтоб и Светочку вовлечь в эти удовольствия.
   – Ну и отлично! Только, пожалуйста, будьте поосторожнее! – напутствовала Вера Петровна.
 
   После недолгих сборов троица вышла из дома, переодетая по-пляжному. Светлана, выступавшая с царственной грацией, – в красивом двухцветном купальнике, облегающем ее юные, соблазнительные формы, и босоножках; ребята, оставившие верхнюю одежду на даче, – в безрукавках нараспашку, плавках и сандалиях на босу ногу.