– Вот что: если правда, что он обо мне расспрашивал, пожалуй, дам ему шанс. – Она делала вид, что шутит, но сильно волновалась. – Приезжайте ко мне в ближайшие выходные! Когда вам удобнее... Мы скоро уже в город переезжаем, а на даче у нас так здорово! Вам с Мишей понравится... – Согласится Марик или нет? Она замерла в ожидании. – Ну что, поговоришь с ним? Буду ждать твоего звонка – нужно предупредить охрану.
 
   В субботу после обеда Света вернулась с прогулки по лесу, грустно отметив явные признаки уходящего лета – пожухшие травы, пожелтевшую листву деревьев... На пороге террасы ее окликнула мать:
   – Светочка! Тебе Марик звонил. Я сказала, что тебя нет, и он просил, чтобы ты срочно перезвонила. Что ему от тебя понадобилось? Надеюсь, у вас с ним ничего нет? Папе он не нравится!
   – Ну знаешь, мама! Я что, должна выбирать друзей по папиной указке? Встречаться только с теми, кто ему нравится?! – возмутилась Света. – Это же домострой! – Одернула себя, объяснила: – Чтобы вы зря не волновались, могу заверить: Марик меня не интересует. Просто товарищ по училищу. – Открыть матери свою сердечную тайну? Так и тянет поделиться. – Мамулечка, дорогая, дело вот в чем... У Марика есть друг – Миша. Мы познакомились на дне рождения. Это такой парень... – Она остановилась – как его описать? – И лишь беспомощно махнула рукой. – Не могу подобрать слов!
   Вера Петровна, обеспокоенная, смотрела на дочь.
   – Доченька, ты что же – влюбилась? А как же Олег?
   – С ним у меня все покончено!
   Кажется, мать еще больше встревожилась – надо ее успокоить.
   – Да ты не волнуйся, мам! Мы не поссорились, по-прежнему друзья. Но только он... он не настоящий мужчина, понимаешь?.. Я это еще тогда поняла... он же сплоховал на реке. – Девушка серьезно смотрела в глаза матери. – Нет у меня к нему больше уважения, разочаровалась... Значит, и полюбить не смогу!
   Вера Петровна молча слушала; в душе ее шла борьба жизненного опыта с горячей любовью к дочери. Естественное чувство взяло верх.
   – Вот что, доченька. По правде сказать, я давно поняла, что Олег, несмотря на рост и силу, человек слабовольный, да и слишком избалован родителями. – Она вздохнула и тихо продолжала, огорченно глядя на дочь ясными серыми глазами: – Но идеального в природе нет. Поживешь – сама убедишься. Ты совсем юная, и я как мать должна все за тебя взвешивать. Лучше ведь знаю жизнь.
   Она взяла дочь за руку.
   – Главная проблема, признаюсь тебе, – в папе. Он так настроен породниться с Николаем Егоровичем... И тебя очень любит. Но скажет: «Если не Олег, так выбери еще лучше» – по его меркам, конечно. Любого не примет. Он считает, что ты достойна самого лучшего, и он прав!
   После такого ушата холодной воды Светлана стушевалась. Какие найти аргументы, чтобы мать разрешила пригласить Марика и Мишу на воскресенье? Не лучше ли всего не кривить душою перед ней, чистосердечно признаться, раскрыться... Она прижалась к матери, поцеловала ее нежно, заговорила еле слышно, но решительно:
   – Мамулечка, мне очень нравится Миша. То, что ты сказала, справедливо. Но почему ты думаешь, что он хуже Олега? Сама же говоришь – папа не будет против, если окажется, что Миша лучше. – Она остановилась. – А я знаю: он лучше всех! Мне о нем вот оно все сказало. – Девушка прижала руку к сердцу – как сильно, часто бьется... Надо собраться с духом. – Мне хочется, мамочка, чтоб ты сама убедилась, посмотрела! Прошу тебя – разреши пригласить Мишу к нам на дачу – завтра!
   Мать озадачена, не знает, что ответить, для нее эта просьба – полная неожиданность.
   – Он вместе с Мариком приедет, иначе неудобно. Вы с папой, пожалуйста, с этим примиритесь. А Миша вам понравится – обязательно! Если же ошибаюсь – все! Буду жить только по твоей подсказке! – повеселев, пошутила она, видя что уговоры подействовали. – Мамуля, папа должен знать: у меня есть право выбора. Пусть не спешит расстраиваться. – Она лукаво улыбнулась. – Договорились, мамочка, да? Тогда пойду позвоню Марику.
 
   – Ты знаешь, Ванечка, завтра тебя ждет сюрприз, – сообщила мужу Вера Петровна, когда они улеглись спать. – Светочка пригласила на завтра к себе ребят – Марика и его друга – Михаила. Этот парень ей очень нравится, – торопливо добавила она, памятуя, что Иван Кузьмич недолюбливает юного музыканта и против дружбы с ним дочери.
   – А что, Олег больше не устраивает? – насторожился Григорьев. – Зачем ей еще какой-то Миша?
   – Ну, Ванечка, ты уж слишком болеешь за Олега, – с вкрадчивой настойчивостью внушала ему жена, – сам знаешь. Я не против породниться с Николаем Егоровичем, и Олег, конечно, парень и интересный, и перспективный. Но согласись, избалован очень, эгоистичен. Разве это хорошо для Светы?
   – Нехорошо... коли так. А почему ты решила, что он эгоистичен?
   – Да уж больно дорожит собой. Как ты думаешь, почему он на реке оплошал?
   – Пора забыть эту историю! И на старуху бывает проруха. Он же все объяснил.
   – А Светочка не забыла. Они друзья по-прежнему, но вижу – не по сердцу он ей. Какая тогда жизнь? – И, заглядывая ему в глаза, ласкаясь, как бы ненароком предложила: – Может, дадим ей шанс, а Ванечка? Ты же любишь ее! Может, Миша этот по душе ей придется? И нам тоже. Как скажешь, а, Ванечка?
   – Ну ладно, посмотрим, – благодушно отозвался Иван Кузьмич: он и в субботу работал, очень устал, и ему хотелось спать.
   Таким образом вопрос был улажен, и на следующий день, около часа, Света побежала встречать гостей к проходной, как только вахтер сообщил – прибыли. До обеда еще далеко, можно повести их на прогулку. Прошли по большому участку соснового леса, по ухоженному парку, спустились к реке и обогнули дом.
   Размеры и богатство государственной дачи Григорьева поразили Михаила – никогда подобного не видел, и представить не мог, что в Советском Союзе кто-то может жить в таких шикарных условиях, пусть и члены правительства.
   – Это же настоящее поместье! Зачем семье государственного чиновника выделяется такая огромная территория? – удивлялся он, считая: нецелесообразно это, излишество. – А дом похож скорее на дворец, чем на дачу. Сколько же в нем комнат? Зачем вам так много?
   Марик отнесся к увиденному спокойно. Он много знал от отца, но вопросы, заданные Мишей, и у него вызывали неподдельный интерес.
   – Это на первый взгляд так кажется, Миша, – охотно объясняла Света. – Просто у нас люди не привыкли жить нормально. Увы, но пока это доступно лишь... ну, крупным государственным деятелям... народным артистам там... академикам, авиаконструкторам и всем таким. Но придет время – все так будут жить, все! Это папа говорит, а я... я ему верю! – Она перевела дыхание. – Вот сам посуди – много ли комнат. Прихожая, гостиная с камином, столовая... кабинет, музыкальный салон, три спальни – для нас и гостевая, – комната прислуги, кухня, кладовая... Как говорится, без излишеств. Просто комфорт! Ведь красиво жить не запретишь! – Света произнесла все это вполне серьезно, но глаза у нее смеялись – чувством юмора она обладала.
   Однако Миша не воспринял юмора – он внимательно смотрел ей в глаза, словно желая прочитать в них, что она думает на самом деле.
   – Все это было бы понятно, если б большинство имели хоть приличные человеческие условия. Хоть маленький клочок земли за городом – отдохнуть летом. А так... пир во время чумы получается. Прости, Света, за откровенность.
   В ожидании обеда долго сидели у реки. Купальный сезон уже кончился; кататься на лодке ребята не предлагали, помня, что у Светы на этот счет теперь аллергия. Говорили в основном о кинофильмах – обсуждали содержание, игру известных актеров; потолковали и о школьных делах, и даже о международных событиях.
   Света как хозяйка активно поддерживала разговор, но ее эти темы мало интересовали. Она страстно желала узнать все о Мише, о его жизни, увлечениях; главное – встречается ли он с кем-нибудь... с девушкой... Расспросить бы его, поговорить с ним одним... Но как к этому подступиться?..
 
   За обедом беседа шла оживленная – всем было интересно. Приглашая ребят, Света очень боялась, что родители неласково его примут – из-за Олега, – и сам он станет дичиться и выкажет себя хуже, чем есть на самом деле. Но она ошибалась.
   Михаил явно понравился обоим – и Вере Петровне, и, что особенно обрадовало Свету, Ивану Кузьмичу. Отец был строг, внимательно приглядывался к ее новому знакомому, как бы оценивая, на что тот годится, и не выказывал сразу возникшей несомненной симпатии.
   Держался Михаил как ему свойственно – просто и уверенно, не стараясь «произвести впечатление»; охотно отвечал на вопросы и сам, не стесняясь, спрашивал обо всем, что его интересовало. Марик – тот больше молчал, опасливо косясь на Григорьева, – побаивался его, что ли. А Мишу, казалось, нисколько не смущало высокое положение хозяина дома.
   – В идеальных условиях вы живете, Иван Кузьмич, – спокойно говорил он. – Я, конечно; еще молод и мало знаю жизнь, чтобы судить, но мне кажется, что наше руководство не может себе позволять излишества, пока уровень жизни народа так низок. Ведь известно: скромность вождей в быту помогает людям легче переносить трудности.
   Тон его был дружелюбный, безукоризненно вежливый, но критический смысл высказывания от этого не уменьшался. Света заметила, что отцу эта сентенция пришлась не по вкусу. Тем не менее он взглянул на Михаила с уважением, приняв его речи как равного.
   Как выяснилось, у Миши уже есть цель в жизни: отец его погиб от рук преступников, и он решил посвятить себя борьбе с этой язвой общества.
   – Хочу работать следователем, а если повезет, стать прокурором – способствовать тому, чтобы в стране царил единый господин – закон! – без всякого пафоса высказал он свою мечту.
   – Но это же война без линии фронта. Очень опасное дело! – сразу откликнулся Иван Кузьмич. – Вы уверены, что вам это по силам?
   – Да вот готовлюсь уже поступать на юрфак; по физподготовке программу выполнил. – Миша непроизвольно, без всякой рисовки повел могучими плечами. – Мастера спорта получил – по самбо.
   – Хороший парень у тебя появился! – шепнула Вера Петровна, когда Света собралась провожать гостей к проходной. – Молодец, дочка!
   Иван Кузьмич внешне не проявил эмоций, но его предложение, произнесенное небрежным тоном, прозвучало достаточно красноречиво:
   – Я распорядился, чтобы вас подбросили до города, машина ждет у проходной.
   Прежде за ним такое не водилось – он никогда не баловал Светиных гостей. Для нее это свидетельствовало об одном: в Мише отец признал альтернативу Олегу.
   – Что вы, Иван Кузьмич! – смущенно запротестовал Ма-рик. – Мы отлично доберемся общественным транспортом. – И взглянул на друга, ожидая от него проявления такой же скромности.
   – Глупо отказываться, Марик. Спасибо, Иван Кузьмич, это очень кстати, – не поддержал его Миша. – Добираться от вас долго, а мне завтра рано на тренировку. – И добавил, улыбаясь: – Очень рад был познакомиться с родителями Светланы. Такими вас и представлял. У вас замечательная дочь! – Еще раз поблагодарил Веру Петровну за теплый прием, крепко пожал протянутую Григорьевым руку и, широко шагая, вышел из дома. Марик и Света с трудом за ним поспевали.
   Прощаясь у проходной, Миша по робкому вопросительному взгляду Светы понял: девушка ждет от него какого-нибудь знака – для новой встречи. Он подождал, когда Марик пройдет первым, взял ее руки в свои большие ладони и ласково посмотрел ей в глаза.
   – Чудесно провел день – как никогда. Очень хочется видеть тебя снова и снова. – Замолчал, понурил голову. – Но должен сказать честно – я смущен и растерян. Не знаю, что делать!
   Света растерянно молчала, ничего не понимая. Он объяснил печально:
   – Мы с тобой – на разных ступенях общества. Ты обитаешь в тепличных условиях. А я привык рассчитывать только на свои силы, милостей не ждать, – мне это претит. Боюсь, ничего у нас не выйдет. – Но, видя, что она чуть не плачет, смягчился и тепло улыбнулся ей на прощание. – Да ты подожди расстраиваться. Мне надо хорошенько подумать – уж очень трудно от тебя отказаться. С первого взгляда ты у меня – здесь! – И, повинуясь внезапному порыву, прижал ее руку к сердцу.
   Светлана долго еще стояла у проходной, роняя слезы, – она была влюблена...

Глава 13
ДВОЙНАЯ ИГРА

   – Что-то я давно не вижу твоего долговязого? – спросила Лидия Сергеевна Надю, когда они завтракали на кухне. – Вы еще с ним хороводитесь? – И насмешливо взглянула на дочь.
   Надежда молчала. «И правда, как давно мы не были с ним вместе... – тоскливо думала она, пытаясь вспомнить: когда виделись последний раз? – Как я соскучилась!..»
   Стояла жаркая пора – соревнования. Костя подавал большие надежды, обещая стать одним из лучших нападающих юношеской сборной, – упорные тренировки сделали свое дело. Он строго соблюдал режим, но, будучи нормальным, здоровым парнем, тяготился, конечно, разлукой с Надей, мечтал о новых встречах, видел ее в романтических снах. Но неумолимое расписание состязаний, сборов на спортивной базе исключало все возможности общения с любимой. Приходилось выбирать – или то, или другое. Честолюбивый Костя выбрал спортивную карьеру. Замкнутый по натуре, он переживал все это в душе, не подавал о себе вестей, не звонил Наде, не желая тревожить ни ее, ни себя.
   После жарких встреч Надежда не могла понять: что случилось?.. «Неужели у него другая? – иногда приходила ей в голову ревнивая мысль, но она тут же ее отбрасывала. – Нет, Костя не такой, не бегает за каждой юбкой! Просто выматывается, отдает все силы спорту. Мне-то это понятно». И терпеливо ждала, когда он даст о себе знать. Тем более что скучать ей не приходилось: начались занятия в школе, регулярные спортивные тренировки; утром – уроки, вечером – спортзал и бассейн.
   Да еще Олег, получивший отставку у Светланы, регулярно названивал: приглашал то на танцы, то еще в какие-нибудь заманчивые места. Но свободного времени так мало – и Надя редко отвечала ему согласием.
   – А я только рада, если между вами кошка пробежала, – «обрабатывала» дочь Лидия Сергеевна. – Подумай сама: что тебя ждет, если свяжешь с ним свою судьбу?
   Заметив, что Надя прислушивается, стала развивать свою мысль:
   – Ну станет Костя знаменитым спортсменом. Если взаправду, как говоришь, талантливый волейболист. Ну а дальше-то что? – Сделала паузу, с видом превосходства уставила черные глаза на притихшую дочь. – Известно: поездит по заграницам, накупит шмоток, разного барахла; настрогает тебе деток в редкие побывки. Поживете, пожалуй, в достатке и почете лет десять. А потом что, ты подумала?
   – Ну и что, по-твоему? – Надя насмешливо глядела на мать, но прогнозом заинтересовалась.
   – А вот что – не жизнь, а сплошные слезы! Спортивная карьера – короткая! Как станет сдавать – все, никому не нужен. Все заслуги забудут! Что так посмотрела? Неправду, что ли, говорю? – И с еще большим жаром насела на дочь: – В лучшем случае чемпион твой станет захудалым тренером, а не получится и это – пойдет работать кем попало. Разочарованный неудачник – раздражительный, озлоблен на жизнь... Начнется у вас нужда неприкрытая. Ну, как тебе перспектива? Об этом мечтаешь? Отвечай, когда мать спрашивает! – в ее жгучих глазах блеснуло торжество: проняла-таки дочку.
   – Тебя послушать – так у всех не жизнь, а одни страдания. А как же любовь, которая помогает все преодолеть? Хватит брюзжать, настроение портишь! – огрызнулась Надя, не желая принимать всерьез все эти злые пророчества.
   Так хочется, так в молодости легко верить в свою удачу, в счастье... Но слова матери все же запали в душу – много в них житейской правды, с этим она не стала бы спорить.
 
   Придя из школы и наскоро пообедав, Надежда погладила спортивную форму, стала укладывать в сумку – пора на тренировку. Уже в прихожей ее остановил телефонный звонок.
   – Наденька, здравствуй! – услышала она в трубке бодрый голос Олега. – Какие планы на вечер? – И не дожидаясь ответа, предложил: – Пойдем в Театр Образцова! У меня два билета, сегодня там «Король-Олень». Говорят, очень хороший спектакль. Забываешь, что куклы играют! Ну как?
   – Спасибо, Олежка, не смогу! – вздохнув, отказалась Надя. – У нас сегодня тренировка по поло. Скоро ответственная игра, а я – в основном составе. Не подводить же и тренера, и девчат!
   – Жа-аль! – разочарованно протянул Олег. Он любил появляться с Надей повсюду не меньше, чем со Светланой: товарищи завидуют – какие у него красивые подружки. – А когда повидаемся? Куда бы ты хотела пойти? Как насчет Третьяковки?
   Надю подкупили теплота, дружеский тон, каким это было предложено. В Третьяковской галерее ей довелось побывать всего один раз, и то во втором классе. Ничего уже, если честно, не помнит, а так хочется самой увидеть все эти прославленные шедевры живописи...
   – Знаешь, мне эта идея нравится, я не прочь. Надо ведь повышать свой культурный уровень!
   – Вот и отлично! Когда у тебя намечается «окошко»? – обрадовался Олег, уверенный: уж его знание живописи и умение красноречиво о ней рассказывать произведут должное впечатление.
   – Пожалуй, лучше всего в четверг, – подумав, решила Надя. – У меня, правда, тренировка по плаванию, но куда ни шло, один разок пропущу. Как-нибудь оправдаюсь... А билеты туда трудно достать?
   – Для кого – трудно, а для меня – нет вопроса! Лучше скажи, где и когда встретимся?
   – Давай на «Библиотеке...», а оттуда пройдемся пешком, прогуляемся. Буду около четырех. Подойдет?
   – Порядок! Жду тебя! – Очень довольный, Олег повесил трубку.
 
   В четверг, собираясь на встречу с Олегом и прихорашиваясь перед зеркалом, Надежда размышляла: правильно ли она поступает? Она любит Костю, томится в ожидании свидания с ним, ей не нужен другой. Но самолюбию льстит, что такой видный, интересный парень оказывает ей внимание, а может быть, и влюблен. «Вот бы увидела его мама! – приходило ей в голову, когда они бывали вместе и на Олега пялились дамочки. – Пришла бы в восторг! Наверно, о таком кавалере для меня мечтает».
   Надя не допускала мысли, что, встречаясь с Олегом, проводя с ним время, изменяет Косте. «Сам виноват! – оправдывала она себя. – Что мне, засохнуть от скуки, если его никогда нет рядом? Надо же хоть немного отдохнуть от занятий – потанцевать, повеселиться. Олег просто хороший товарищ».
   Эту уверенность укрепляло и поведение Олега: не форсирует событий, не делает поползновений к физической близости. За Светой ведь ухаживает – поссорились небось, временная размолвка, отсюда и повышенное внимание к ее особе. Да и вообще, Олег ее ценит в основном как партнершу по танцам. Почему ей не иметь доброго приятеля – с ним интересно... Вот вернется ее Костя, и она порвет с Олегом, если любимый против. А пока Олег просто спасает – расширяет ее кругозор, приобщает к искусству. Нет, Костя не вправе предъявлять претензии!
   Олег уже ждал ее в вестибюле метро, – элегантно одетый, представительный, заметен издали.
   – Ну вот и я. Отправляемся! – Надя запыхалась от быстрой ходьбы.
   Решила про себя: они быстро совершат задуманный культпоход, а вечером предстоит еще управиться с уроками. Ей приятно, что Олег так решительно берет ее под руку. Вышли из метро, пешком двинулись по направлению к Каменному мосту. Был прекрасный сентябрьский день – бабье лето. Пересекли мост, ненадолго остановились, залюбовавшись панорамой Кремля, с его древними зубчатыми стенами и золотыми куполами соборов.
   – Красотища! – восторженно прошептала Надя и, как бы очнувшись, поторопила:
   – Пойдем, Олежек! Мне хочется побольше увидеть в Третьяковке, а времени у нас мало.
 
   Медленно ходили по залам галереи, останавливались, подробно обозревали то, что особенно привлекало.
   – Нет, ты только посмотри на эти глаза, – обратил ее внимание Олег, когда подошли к знаменитой картине Репина.
   Здесь, перед огромным полотном, он с жаром знатока, ценителя стал объяснять ей отдельные детали:
   – Обрати внимание – какой в них ужас, сколько боли! Царь Иван Грозный осатанел – осознал, что в безудержном гневе он наделал. Есть версия, что эти безумные глаза Репин рисовал с натуры, – это глаза писателя Гарина-Михайловского. Тоже, наверно, параноиком был. – Рассмеялся Олег, довольный собственной остротой.
   Надя с интересом рассматривала картину: да, не просто мастер – гений. Она не раз видела репродукции, но то, что переживаешь непосредственно здесь, конечно, несравнимо.
   Олег, многократно видевший свои любимые картины, умел, надо отдать ему справедливость, всякий раз открывать их для себя заново, находить прежде не замеченные яркие детали. Особенно почитал русских классиков; они с Надей подолгу рассматривали портреты Репина, Тропинина; пейзажи Левитана, Саврасова; батальные полотна Верещагина; марины Айвазовского.
   Сильнейшее воздействие на Надю, как на многих, кто впервые знакомился с шедеврами галереи, произвело гигантское полотно Иванова «Явление Христа народу»; «Апофеоз войны» Верещагина; «Боярыня Морозова» Сурикова; менее заметные, но не менее впечатляющие полотна ей еще предстояло узнавать, учиться понимать. У суриковской Морозовой провели почти полчаса – долго. Олег знакомил Надю с историей знаменитой раскольницы, обращал ее внимание на композицию, колорит, значение отдельных фигур.
   Когда покидали эти священные стены, Надя, переполненная новыми чувствами, ощущая какое-то возвышенное просветление души, благодарно улыбнулась своему спутнику и уважительно пошутила:
   – Ну, Олежка, ты настоящий профессор живописи! Ты сам-то не художник случайно?
   – Вовсе нет, просто очень люблю это искусство, – честно признался он. – Впрочем, не только это. Я еще известный ценитель балета... особенно балерин. – Рассмеялся и добавил: – Надеюсь, скоро убедишься. У меня еще уйма достоинств.
   Он проводил ее до станции метро «ВДНХ» – здесь, вблизи, она жила. Предложил сопровождать до дома. Надя заколебалась: такой он высокий, красивый, – лестно, чтоб увидели ее с таким кавалером. И она так благодарна за прекрасно проведенное время... но все же отказала:
   – Нет, Олежка, не сегодня! Нагулялась – мне еще нужно заниматься.
   Она же видела, как он на нее смотрит, – это провожание, а особенно расставание, займет немало времени. Правда, впервые у нее проснулся к нему чисто женский интерес: не только хорош собой, но привлекателен внутренним содержанием, культурой. Таких юношей она еще не встречала – это человек из другого мира.
 
   В раздевалке, с мокрой после душа головой, Надя складывала вещи, собираясь домой. Внезапно дверь распахнулась – влетела Таня Сидоренко: вернулась сообщить подруге важную весть:
   – А ну, Розанова, быстро на выход! – весело скомандовала она, подмигивая. – Догадываешься, кто тебя ждет?
   «Неужели Костя вернулся? – Сердце у Нади екнуло. – Конечно, он! Олег сюда не приходит, и девчонки его не знают». Вскочила с места и пулей бросилась к дверям, сияя от неожиданной радости. Да, Костя: сидит в вестибюле на лавочке, поджидает ее. Вот встал, идет ей навстречу, широко улыбаясь... За два месяца, что они не виделись, возмужал, кажется еще выше, мощнее...
   Не стесняясь любопытных взглядов, обнял ее и поцеловал прямо в губы.
   – Наконец-то! – прошептал, задохнувшись. – Только и думал о тебе все время!
   – А я-то, Костик, как истосковалась – слов нет! – так же тихо шепнула она, косясь на невольных зрителей и заливаясь румянцем смущения. – Пойдем скорее отсюда! Неудобно – все смотрят...
   Взявшись за руки, они вышли на улицу и побрели, тесно прижавшись друг к другу, куда глаза глядят. Моросил мелкий, противный дождик, но они его не замечали, счастливые встречей.
   – Знаешь, Надюша, у меня для тебя сюрприз, – горячо глядя ей в глаза, объявил он. – Нам не обязательно путешествовать по улицам, у нас сегодня есть собственный дом.
   – Что-то я не совсем понимаю... – вопросительно вскинула на него Надя счастливые глаза. Женским чутьем она сразу осознала, что он имеет в виду. – Ты... комнату снял?
   – Все проще, – посерьезнел Костя, – маму положили в больницу. Да нет, ничего страшного, обычное обследование: у нее давно уже диабет. – Он остановился, обнял ее и страстно зашептал на ухо: – Можем вдоволь побыть наедине после этой долгой разлуки – без всяких помех, хоть всю ночь! Представляешь?..
   Надя чувствовала всем своим существом, что он жаждет того мгновения, когда они окажутся друг у друга в объятиях. Она и сама ощущала, как по всему телу разливается сладкая истома, голова кружится, ноги слабеют в предвкушении близости... Поскорее бы очутиться рядом с ним в теплой постели...
   Не видя ничего вокруг, не помня себя от охватившего их страстного желания, действуя как автоматы, они проделали путь до его квартиры. А достигнув заветной цели, сразу бросились друг другу в объятия, срывая на ходу одежду. Все окружающее, само время перестали для них существовать... Несколько часов, не вставая, как запойные пьяницы, без устали наслаждались друг другом. Надя опомнилась в третьем часу ночи.
   "Что же я наделала?! Мама с ума сойдет! – Она пришла в ужас, лихорадочно обдумывая, как поступить. – Позвонить сейчас? Но телефона здесь нет... И что я ей скажу?.. – Чем больше думала о матери, тем сильнее боялась объяснения. – Я же несовершеннолетняя! Мать упечет Костю, это точно! А-а, ладно! Позвоню рано утром, по дороге домой. Ничего, до утра потерпит – она крепкая! – успокаивала себя Надя, прижимаясь к задремавшему Косте и чувствуя, как снова накатывает горячая волна желания...