Манкелль Хеннинг. На шаг сзади

   Он рассказал о разговоре с Лоне Кэр из Копенгагена. Женщину со сведберговской фотографии удалось найти, правда, мы пока не знаем, кто она.
   На этом он закончил. Было уже без двадцати три. Все мгновенно разошлись, остался один Мартинссон. Лицо его было серым от недосыпа.
   – Начинают поступать данные из Интерпола и ФБР, – сказал он, – по поводу организации, называющей себя «Divine Movers». Это секта, отделившаяся от другой, под названием «Дочери Иисуса». А та, в свою очередь, имеет корни в движении растафарианцев, ^[9] в греческой мифологии и еще черт-те в чем. Основатель секты – некий католический священник из Уругвая. Он свихнулся и попал в психбольницу, где ему было откровение. Его, как ни странно, признали здоровым, после чего он и основал движение «Divine Movers».
   – Вопрос не в этом, – нетерпеливо прервал Валландер. – Были ли в этой секте какие-то случаи насилия? Был ли убит кто-то из ее членов?
   – Из того, что я на сегодняшний день получил, это не следует. Но они сказали, что пришлют другие материалы. Из Вашингтона и Брюсселя. Я хотел все это внимательно просмотреть после совещания.
   – Ты хотел пойти домой и выспаться, – сказал Валландер.
   – Мне кажется, это важно.
   – Конечно важно. Но мы не можем заниматься всем сразу. Сейчас все внимание Нюбрустранду. Как бы то ни было, мы чуть не наткнулись на этого психа.
   – Ты переменил мнение?
   – Ты о чем?
   – Раньше ты не употреблял слово «псих».
   – Убийцы все психи. Но они могут быть и расчетливыми, и трусливыми. Как и мы с тобой.
   Мартинссон кивнул, пытаясь подавить зевок.
   – Поехал домой, – сказал он. – Зачем, только люди идут работать в полицию?
   Валландер вместо ответа налил себе еще чашку кофе, хотя у него уже и так давно болел живот, и вернулся в кабинет. Поднял с пола куртку и так и остался стоять. Что он должен делать сейчас? Он слишком устал, чтобы думать. Но хуже другое – он слишком устал, чтобы заснуть.
   Он сел за стол. Около телефона лежала неизвестно откуда взявшаяся записка, чтобы он позвонил Линде. Или он ее просто не заметил? Может быть, ресторан, где она работает, еще открыт. Но он не стал звонить – у него просто-напросто не было сил.
   Из кипы бумаг торчал краешек фотографии Луизы. Он вытащил ее, и у него вновь появилось чувство, что с этой фотографией что-то не так. Но что именно, он так и не мог понять. Он рассеянно сунул снимок в карман куртки, положил ноги на стол и закрыл глаза, чтобы отдохнули.
   И почти тут же заснул.
   Он проснулся, как от толчка, и не сразу сообразил, где находится. Во сне он убрал ноги со стола. Левую икру свела судорога. Было без четырех минут четыре – он спал почти час. Все тело болело. Он долго сидел неподвижно, ни о чем не думая. Потом пошел в туалет и ополоснул лицо холодной водой. Попытался найти в столе зубную щетку – безрезультатно.
   Он чувствовал все ту же отвратительную неспособность принять решение. Ему надо поспать, хотя бы несколько часов. Ему надо принять ванну и надеть чистое белье. Так ни до чего и не додумавшись, он вышел на улицу.
   Дул приятный теплый ветер. Он шел по пустым улицам города, ни о чем не думая. Почти дойдя до дома, он вдруг решил, что сон подождет. Было уже четыре, начало пятого. Через час можно позвонить Бруру Сунделиусу. Директор банка очень четко рассказал ему о своих привычках – в пять он уже на ногах и одет. Валландера не оставляла мысль, что жалоба в юридическую комиссию десятилетней давности, Сведберг и Брур Сунделиус как-то связаны между собой и что эта связь может пролить свет на тайну Сведберга.
   У него есть час времени. Он сел в машину и поехал в Нюбрустранд. Там сейчас никого не должно быть, только дежурный полицейский. Ему часто приходили в голову новые идеи, когда он осматривал место преступления в одиночестве.
   Доехал он за несколько минут. Как он и предполагал, людей уже не было. На пляже стояла полицейская машина, за рулем кто-то спал. Рядом с машиной курил полицейский. Валландер подошел и поздоровался. Это был тот же самый парень, который охранял подъезд к национальному парку. В этом следствии что-то все время повторяется.
   – Все спокойно? – спросил он.
   – Любопытные разошлись совсем недавно, – сказал тот. – Не понимаю, что они ожидали увидеть.
   – Это особое чувство – находиться рядом с такой жутью, – сказал Валландер. – Чувство, что тебя это не коснулось.
   Он перешагнул через оцепление и пошел к месту трагедии. Одинокий прожектор освещал притоптанную траву. Валландер встал на то место, где был штатив. Потом повернулся и пошел к яме в песке, укрытой пластиком и оцепленной.
   Тот, кто здесь сидел, был не просто хорошо информирован, подумал Валландер. Он знал все в малейших деталях, как будто сам планировал фотосъемку.
   Как это может быть? Допустим, у Рольфа Хаага был помощник. Тогда можно объяснить, что убийца знал, где и когда назначена съемка. А откуда ассистент знал о пирушке с переодеванием в национальном парке? Откуда он знал о Бернсё? И какие у него были отношения со Сведбергом?
   Валландер оставил эту мысль. Но не забыл. Он снова пошел к дюнам. Попытался представить себе мотив – молодые разодетые люди. Сведберг был исключением, но это исключение легко объяснить. Сведберг изначально не был определен в жертвы. Он просто подошел слишком близко. Нарушил невидимую границу.
   Валландер вдруг сообразил, что фотографа тоже можно исключить – он просто стоял на дороге. Тогда остаются только молодые люди в необычных костюмах. Шесть молодых людей. Веселых, празднично настроенных. Как там сказал Нюберг? Этот псих терпеть не может счастливых людей. Действительно, похоже на то. Но это не все. Валландер дошел до дороги, где, очевидно, стояла машина. Тоже все продумано. Ни одного дома поблизости. Свидетелей нет.
   Он вернулся той же дорогой. Полицейский все еще курил у машины.
   – Я все думал, о чем мы говорили, – сказал он и затоптал окурок в песок, где уже лежало несколько штук. – Насчет зевак. Может быть, я бы тоже стоял тут, если бы не был полицейским.
   – Наверняка, – сказал Валландер.
   – Столько странных типов видишь, – продолжал парень. – Некоторые притворяются, что им это вовсе не интересно, а могут стоять часами. Одной из последних ушла какая-то баба. Наверняка уже была здесь, когда я принял смену.
   Валландер рассеянно слушал болтовню парня. Ему было все равно, где коротать оставшийся час.
   – Мне даже показалось, что я ее откуда-то знаю. Где-то видел. Но похоже, ошибся.
   До Валландера медленно доходил смысл его слов.
   – Что ты сказал?
   – Мне показалось, я откуда-то знаю эту тетку, что стояла и глазела. Но нет, не знаю.
   – Ты сказал, что где-то ее видел.
   – Показалось.
   – Но ведь это не одно и то же – узнать человека или думать, что где-то его видел.
   – Что-то в ней было знакомое.
   Валландер сомневался, что это что-то даст, но на всякий случай достал из кармана фотографию Луизы. Было темно, но у парня оказался карманный фонарик.
   – Посмотри на это фото.
   Тот посветил и сразу сказал:
   – Конечно она. А откуда вы знали?
   У Валландера перехватило дыхание.
   – Ты уверен?
   – Сто процентов. Я же говорил, что видел ее раньше.
   Валландер мысленно выругался. Будь парень понаблюдательнее, он узнал бы ее сразу и сделал бы все, чтобы задержать. Впрочем, конечно же это несправедливо. Здесь было очень много людей. Парень хотя бы обратил на нее внимание и запомнил физиономию.
   – Где она стояла?
   Полицейский показал.
   – И долго она здесь была?
   – Несколько часов.
   – Одна?
   Парень немного подумал.
   – Да, – уверенно ответил он.
   – И она ушла последней?
   – Может, и не последней, но одной из последних.
   – Куда?
   – К кемпингу.
   – Может быть, она там живет? В палатке или в кемпере?
   – Я не заметил точно, куда она пошла. Но на туристку она не похожа.
   – А как выглядят туристы? И как выглядела она?
   – Она была в голубом. По-моему, это теперь называется брючный костюм. А туристы в основном в трениках.
   – Если она появится опять, немедленно дай знать, – сказал Валландер. – И передай сменщику. У вас есть в машине ее снимок?
   – Я могу его разбудить и спросить.
   – Не надо.
   Валландер оставил ему фотографию и ушел.
   Время шло к пяти. Усталость немного прошла.
   Они все ближе к цели.
   Женщина, которую, может быть, звали Луизой, была вовсе не тем человеком, которого они искали.
   Но она знает убийцу.

27

   Валландер поставил машину не на Ведергренд, а на соседней улице. Было четверть шестого.
   Занимался еще один теплый, солнечный день. Он свернул на Ведергренд. Подъезд был открыт. Он поднялся на один пролет и позвонил в дверь, надеясь, что Сунделиус не изменяет своим привычкам даже по воскресеньям. Дверь тут же открылась. Сунделиус, в темном костюме с тщательно завязанным галстуком, смотрел на него с удивлением.
   – Неожиданное время для неожиданного визита, – сказал он и отошел в сторону, пропуская Валландера в прихожую.
   – Извините, что врываюсь в воскресное утро, – сказал Валландер. – Я, конечно, могу выбрать и другое время, когда вам больше подходит.
   – Я уже сказал вам, что у меня всегда есть горячий кофе на случай неожиданного посещения. Это правило действует и по воскресеньям.
   Сунделиус протянул ему вешалку. Валландер повесил куртку, предварительно вытащив телефон.
   – Насколько велик риск, что он опять зазвонит? – спросил Сунделиус.
   – В это время суток? Невелик.
   Они прошли в гостиную. Валландер сел на то же самое место. Сунделиус ушел в кухню и через несколько минут вернулся с подносом с кофе.
   – Странно, что вы пришли только сейчас, – сказал он, – если учитывать, что произошло вчера в Нюбрустранде.
   Валландер покосился на стол – утренней газеты не было. Сунделиус перехватил его взгляд.
   – Я каждый день с утра звоню в агентство новостей, – объяснил он. – Три человека убиты. Легко догадаться, что это тот же самый преступник, что убил троих молодых людей в Хагестаде. Может быть, его охватывает ярость, когда он сталкивается с числом «три»? У полиции не возникало такой мысли?
   Валландер подумал об Исе Эденгрен и Сведберге.
   – Нет, – сказал он. – Не возникало.
   – Но это и в самом деле так? Трое убитых?
   – Да.
   Сунделиус откинулся на стуле, положив ногу на ногу.
   – Полиция является ко мне в семнадцать минут шестого и, похоже, не делает никаких попыток меня арестовать. Это, естественно, пробуждает мое любопытство. Чем обязан столь раннему визиту?
   Сунделиус, очевидно, привык говорить все, что думает. Прячется ли за этим высокомерие, Валландер не мог определить.
   – А у нас есть причины вас арестовывать?
   – Конечно нет. Я пошутил.
   Валландер решил перейти прямо к делу:
   – Несколько лет назад здесь, в Истаде, умер некий Нильс Стрид. Его все звали Ниссе. Вы его знали?
   По лицу Сунделиуса пробежала тень… удивления? Еще чего-то? Реакция эта была мгновенной, но Валландер успел ее уловить, потому что был настороже.
   – Не помню, – сказал Сунделиус. – Я встречал в жизни очень много людей. Если можно, поподробнее.
   – Нильс Стрид был алкоголиком. Не думаю, чтобы он когда-то работал на какой-то нормальной работе. У него был брат, Стиг Стрид, и сожительница по имени Рут Лундин.
   Сунделиус полностью овладел собой. Ответ его прозвучал очень убедительно.
   – Я припоминаю, что некий Нильс Стрид приходил к нам в банк – хотел взять заем. Но получил отказ. Он потребовал, чтобы я его принял, и я ему объяснил причины отказа. После этого я его не видел. Если это тот самый человек, о котором вы спрашиваете.
   – Когда это было?
   Сунделиус задумался. Валландер был почти уверен, что он притворяется – он и так все прекрасно помнит.
   – Думаю, что в начале восьмидесятых, но точно сказать не могу.
   – Значит, это была ваша единственная встреча с Нильсом Стридом?
   – Да. Еще раз замечу – если это тот человек, о котором мы говорим.
   – Будем исходить из того, что это он. Фамилия Стрид довольно редкая. Значит, вы его больше никогда не встречали? В банк он больше не приходил?
   – Не знаю, приходил он в банк или нет, но встречи со мной никогда больше не требовал.
   – Хорошо, давайте поставим вопрос по-другому. У меня есть сведения, противоречащие вашим словам. По моим данным, вы были очень хорошо знакомы с Нильсом Стридом.
   Сунделиус выглядел совершенно безмятежно, но Валландер чувствовал, что он напряжен как струна.
   – И кто же это утверждает?
   – Рут Лундин. Ее можно считать вдовой Нильса Стрида, несмотря на то, что они никогда не были официально женаты.
   – Значит, она утверждает, что я и Нильс были в тесной дружбе? Я и безработный алкоголик?
   – Она не утверждает, что вы дружили. Она утверждает, что у вас были тесные контакты.
   – Это инсинуация. Я встречался с Нильсом Стридом один-единственный раз. Я помню, что он вел себя не очень приятно. Даже агрессивно. Возможно, был нетрезв. Я был вынужден втолковать ему банковские правила и выгнать вон.
   – И больше вы не встречались?
   – На этот вопрос я уже ответил. А теперь мне хотелось бы узнать, каков смысл вашего раннего визита. Не хочу верить, что вы пришли обсуждать со мной какие-то нелепые, к тому же совершенно к делу не относящиеся факты. Я думал, мы будем говорить о Карле-Эверте.
   – Мы о нем и говорим. Стрид, как вы сами заметили, был человеком малоприятным. Однажды он набросился на своего брата, разгромил его квартиру, выбил пару зубов. Там тоже все упиралось в деньги. Стиг Стрид, так же как и вы за несколько лет до этого, ему отказал, и тот его избил. Стиг заявил в полицию. И тут-то на сцене появляется Сведберг. Он занимается этим делом, но почему-то решает уголовного дела не возбуждать. Стиг Стрид пишет на него жалобу в юридическую комиссию, та Сведберга оправдывает. Сейчас, десять лет спустя, мы эту историю подняли. Я говорил и со Стигом Стридом, и с Рут Лун-дин, и она мне сказала, что вы с Нильсом были близко знакомы.
   – Это полная ерунда.
   – Зачем ей лгать? Тем более что она знает, что я легко могу это проверить.
   – Об этом я бы вам посоветовал спросить у нее.
   – А Сведберг вам рассказывал про эту историю?
   – Никогда.
   Сунделиус ответил мгновенно, не раздумывая ни секунды. Внимание Валландера обострилось до предела.
   – А вы не могли забыть? Все-таки это было не вчера.
   – Сведберг никогда не рассказывал мне ни о ком, кто бы писал на него жалобы.
   – А он вообще когда-нибудь рассказывал о своей работе?
   – Иногда. Но всегда очень соблюдал служебную тайну.
   – А обо мне он когда-нибудь говорил?
   – Почему вы спрашиваете?
   – Из любопытства.
   – Несколько раз он называл ваше имя. Всегда с большим уважением.
   Валландер допил кофе и отказался от добавки.
   – Итак, вы уверенно отрицаете, что встречались с Нильсом Стридом? Кроме, разумеется, того случая в банке?
   – Да.
   Валландер понял, что дальше ему не продвинуться. Сунделиус выстроил линию обороны и прочно ее удерживал. Но Валландер чувствовал, что его собеседник говорит неправду. А вот почему – это предстоит выяснить.
   – Я обещал известить вас о похоронах, – сказал он. – Во вторник в два часа.
   – Я знаю. Читал в газете.
   Валландер даже не знал, что в газете был некролог. Оставался только один вопрос.
   – У Сведберга были враги?
   – Насколько мне известно, нет.
   – У вас никогда не было впечатления, что его что-то беспокоит? Или что он чего-то боится?
   – Нет. Он был очень уравновешенным человеком. Поэтому мы и дружили.
   Валландер подумал, стоит ли говорить Сунделиусу то, что вертелось у него на языке, и решил, что да. Стоит.
   – Мы нашли женщину, с которой общался Сведберг.
   Вновь, как Валландер и ожидал, на лицо Сунделиуса набежала тень тревоги.
   – И как ее зовут?
   – Мы думаем, что ее зовут Луиза.
   – А дальше?
   – Не знаем.
   Валландер поднялся. Ноги были совершенно свинцовыми. Сунделиус проводил его до прихожей. Он снял с плечиков куртку и сообразил, что у него есть еще один вопрос.
   – Адамссон, – сказал он. – Фамилия Адамссон вам ничего не говорит?
   – Я знаю только одного Адамссона, – сказал Сунделиус. – Он живет в Сварте. Травник. Свен-Эрик Адамссон.
   – А Сведберг тоже был с ним знаком?
   – Мы посещали его вместе.
   – Зачем?
   – По той причине, что и я и Сведберг интересовались народной медициной.
   Вот и все, подумал Валландер. Все очень просто. И объяснение совершенно естественное. Но что-то его все равно продолжало беспокоить. Никаких трав или лекарств из трав в квартире Сведберга не было.
   Спустившись на улицу, он был готов отдать голову на отсечение, что Сунделиус стоит у окна и за ним наблюдает, но оборачиваться не стал. Чувство, что Сунделиус что-то скрывает, было совершенно определенным. Он сел в машину и попытался мысленно прокрутить весь разговор. Но ничего не получалось, мысли путались. Он поехал на Мариагатан, поднялся в квартиру и вытянулся на кровати, поставив будильник, – он собирался проснуться через час с небольшим.
   Но проснулся он не от будильника, а от телефонного звонка. Он вздрогнул, встал и поплелся в кухню.
   Звонил Леннарт Вестин из своего дома на острове в Эстергётландских шхерах.
   – Вы, наверное, спите? – виновато спросил он.
   – Даже не думаю, – соврал Валландер, – просто вы меня вытащили из ванной. Я мокрый и голый, в одном полотенце. Могу я перезвонить через несколько минут?
   – Конечно. Я дома.
   Ручка лежала на столе, но бумагу он не нашел. Даже газеты не было. Он записал номер прямо на столешнице.
   Повесил трубку и уткнул лицо в ладони – голова разламывалась. Он чувствовал себя еще более усталым, чем когда ложился. Он умылся холодной водой, принял альведон и поставил кофе, засыпав в кофеварку все, что осталось. Больше кофе не было. Через пятнадцать минут он набрал номер Леннарта Вестина. Часы на стене показывали девять минут восьмого. Трубку взял сам Леннарт.
   – Мне все равно кажется, что вы спали, – сказал он. – Но вы сами просили позвонить, если будет что-то важное.
   – Мы сейчас работаем чуть ли не круглосуточно, – сказал Валландер. – Поспать вообще некогда. Но вы правильно сделали, что позвонили.
   – Я тут вспомнил пару вещей. Во-первых, об этом полицейском, который тогда ехал со мной. Ну, тот, которого потом застрелили. Я сегодня проснулся и вдруг вспомнил, что он мне сказал.
   Валландер извинился, вышел в гостиную и принес блокнот.
   – Он спросил, не возил ли я недавно на Бернсё каких-нибудь женщин.
   – А вы возили?
   – Возил.
   – И кто это был?
   – Ее зовут Линнея Ведерфельдт, живет в Гусуме.
   – А что ей было надо на Бернсё?
   – Мать Исы решила заказать новые шторы. Она и эта Ведерфельдт – школьные подруги. Линнея собиралась снять все мерки и вернуться в тот же день, когда я кончу развозить почту.
   – Вы рассказали это Сведбергу?
   – Честно говоря, я подумал, что его это не касается, так что ответил уклончиво.
   – А он что?
   – Он стал настаивать. Чтобы отвязаться, я сказал, что это подруга мамаши. Тогда он потерял интерес.
   – А еще он что-нибудь спрашивал?
   – Насколько я помню – нет. Но когда я сказал, что со мной ездила женщина, он очень разволновался. Это я теперь точно помню. Не понимаю, как я мог забыть.
   – Что значит – разволновался?
   – Я вообще-то не мастер такое описывать. Разволновался. Может быть, испугался.
   Валландер кивнул. Сведберг думал, что это была Луиза. И испугался.
   – А что вы еще вспомнили? Вы сами сказали, что вспомнили пару вещей.
   – Я, должно быть, очень хорошо спал нынче ночью. Я вспомнил еще кое-что – помните, вы меня все расспрашивали, о чем мы с вами говорили в рубке? Так вот, пока мы чалились к первой пристани, я сказал, что почтальон, хочет он или не хочет, почти все знает о своей публике. Помните?
   – Теперь помню.
   – Уж не знаю, важно это или не важно.
   – Очень важно, – сказал Валландер. – Большое спасибо, что позвонили.
   – Приезжайте как-нибудь по осени, – сказал Вестин. – Когда во фьордах никого нет.
   – Должен я понимать это как приглашение?
   – Понимайте как знаете, – засмеялся Вестин. – Я обычно держу слово.
   Валландер повесил трубку, взял чашку с кофе и медленно пошел в гостиную.
   Теперь он отчетливо вспомнил весь этот разговор на катере. Каково это – работать почтальоном в шхерах.
   Вдруг он понял – это именно то, что все время от него ускользало и что он так мучительно хотел сформулировать. Интуиция его не подвела.
   Они искали убийцу, который тщательно и хладнокровно планировал свои преступления. Для такого планирования ему была необходима информация, причем получать эту информацию он должен так, чтобы никто об этом не знал.
   Скажем, иметь доступ к чужой почте, вскрывать запечатанные письма и читать их без помех.
   Он стоял неподвижно, держа в руке чашку с остывающим кофе.
   Неужели все настолько просто? Настолько ошеломляюще просто?
   Кто может иметь доступ к чужой почте? Леннарт Вестин дал ему возможный ответ – например, почтальон. Не важно, на море или на суше. И никто не заметит.
   Что– то говорило Валландеру, что он ошибается. Слишком уж просто. Так не бывает. Слишком просто, слишком фантастично, чтобы быть правдой.
   В то же время он не мог отрицать, что это вполне возможная гипотеза, которая разъясняет многие из нерешенных вопросов. В частности, как преступнику удается получать информацию.
   Открытки со всех концов Европы… Подделанные почерки…
   Усталость как рукой сняло. Мысли текли легко и плавно. Он видел следствие совершенно новыми глазами, теперь, по крайней мере, кое-что можно было логически объяснить.
   Он понимал, что даже если что-то и не так, все равно объяснение, подсказанное ему Вестином, позволяет создать некую работающую модель. Конечно, скорее всего, эта модель скоро рассыплется – слишком много в ней слабых пунктов. Прежде всего, жертвы жили в совершенно разных местах, их не мог обслуживать один и тот же почтальон. К тому же неизвестно, можно ли вскрыть письмо так, чтобы не оставить следов. Может быть, это кто-то из тех, что занимается сортировкой писем на каком-нибудь терминале? Не обычный почтальон, не тот, что колесит по округе с почтовыми сумками на заднем сиденье?
   Он сел на диван, так и не поставив чашку. Он понимал, что его версия с равным успехом может оказаться истинной и ложной. Может быть, это ложный след. Но сама мысль, безусловно, плодотворная.
   Это одно из возможных решений вопроса, откуда преступник знал все подробности о своих жертвах.
   Важно правильно поставить этот вопрос: как можно узнать чужие секреты, чтобы при этом самому остаться незамеченным?
   Он допил остывший кофе, принял душ и оделся. В четверть десятого он уже был в полиции – нужно было немедленно с кем-то поделиться своим озарением. Он знал, с кем. Анн-Бритт была на месте.
   – Как девочка? – спросил он.
   – Дети всегда заболевают в самый неподходящий момент, – сказала она. – Можешь называть это первым законом Хёглунд.
   Он улыбнулся и сел на стул для посетителей. Она сидела за столом и молча смотрела на него.
   – Надеюсь, что выгляжу получше, чем ты, – сказала она наконец. – Извини, конечно. Ты спал сегодня?
   – Пару часов.
   – Через четыре дня муж уезжает в Дубаи. Как ты думаешь, успеем мы разобраться с этой чертовщиной?
   – Нет.
   Она развела руками:
   – Тогда даже не знаю, как я справлюсь.
   – Будешь работать столько, сколько сможешь. Вот и все.
   Валландеру совсем не хотелось обсуждать проблему присмотра за детьми. Поэтому он перевел разговор на ночные события. Рассказал, что полицейский видел среди зевак на пляже в Нюбрустранде ту самую женщину, которую предположительно зовут Луиза. Он не помнил, говорил ли он ей о разговоре с датчанкой Лоне Кэр, поэтому на всякий случай рассказал и это.
   – Так значит, Луиза все-таки существует? Я-то уже начала думать, что это миф. Привидение.
   – Она, в свою очередь, может быть как-то связана с этой сектой, «Divine Movers». He могу с уверенностью сказать, что ее зовут Луиза. Но то, что она существует, можно считать доказанным. И к тому же она проявляет интерес к расследованию.
   – А это была она?
   – Скорее всего, да. Хотя, конечно, все бывает. Парень мог ошибиться. Есть и еще один вариант – она идет по следу, как Сведберг. Так сказать, продолжает его дело.
   – Идет по следу?
   – А почему нет? Надо, кстати, сказать ребятам в оцеплении, чтобы они держали ухо востро – на тот случай, если она опять появится.
   Он помедлил и рассказал о телефонном разговоре с Вестином и о возникших у него в связи с этим разговором мыслях. Она слушала очень внимательно, но он чувствовал, что ее одолевают сомнения.
   – Эту версию, конечно, стоит проверить, – сказала она, когда он закончил. – Но, боюсь, она лопнет. Слишком уж много слабых пунктов. Кстати, разве люди все еще переписываются по обычной почте?
   – Я и не предлагаю почтовую версию как основную. Это, так сказать, промежуточное решение. Модель. Мысль, способная породить другую мысль, лучше объясняющую факты.