- Вы в это верите? - с иронией спросил Злобин.
- Я это вижу. Модели, заложенные в сознание, так просто из него не выбить. Даже у нынешних ура-демократов в партийном строительстве ничего не получается, кроме убогой КПСС. - Салин. презрительно скривил губы. - Думаете, от хорошей жизни Пахан возомнил себя царем Борисом?
- Эх-хе-хе, - крякнул Решетников. - Как там? "Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению".
- Откуда это? - не скрыл удивления Злобин.
- Из письма Ивана Грозного врагу своему Стефану Баторию, избранному королем польской шляхтой, - пояснил Решетников, хитро поблескивая глазками.
Злобин хмыкнул. Поправил папку.
- Я, наверное, должен вам это вернуть. Все-таки казенное имущество. - Он достал из кармана и протянул Решетникову диктофон Барышникова.
Салин едва заметно кивнул.
Решетников взял диктофон. Переглянулся с Салиным.
- И часики тогда уж, - пробормотал Решетников. - Миша под расписку брал.
- "Маячок", - догадался Злобин.
- Страховка. - Решетников развел руками. - Вы же в Москве человек новый. Могли заблудиться. Где потом искать прикажешь?
Злобин снял часы, они тут же отправились в карман Решетникова.
Салин первым протянул руку. Ладонь оказалось пухлой, мягкой, но за этой не мужской мягкостью чувствовалась сила.
- Рад был познакомиться, Андрей Ильич. Извините, если был излишне многословен. До встречи.
Рукой Злобина завладел Решетников. Рукопожатие у него, как и ожидалось, вышло простым, мужицким, до костного хруста.
- Будут проблемы - дайте знать.
- Непременно, - кивнул Злобин.
- Ловлю на слове, - хохотнул Решетников.
Они сели в машину. Следом рядом с водителем нырнул на свое место охранник. "Вольво", низко прогудев, резко взяла с места. Вслед ей пристроился мощный джип.
Злобин остался один. С папкой компромата под мышкой, невеселыми думами в голове и камнем на сердце.
Глава двадцатая
ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Старые львы
"Вольво" плавно вкатилась во внутренний двор особняка. Несмотря на поздний час, в офисе фонда "Новая политика" еще горел свет.
Решетников не спешил выйти из машины. Смотрел на матово-белые прямоугольники окон, рассеченные мелкой сеточкой жалюзи.
- Павел Степанович, что с тобой? - окликнул его Салин.
Решетников хлопнул себя по лбу.
- Старею, черт! - Он повернулся к Салюту. - Совсем из головы вылетело, представляешь? Забыл, мерин старый, спросить у Груздя, кого он заказал последним! Шевцов же еще на свободе. Считают, что в бегах. А вдруг он с утра на тропу вышел?
- Ты думаешь... - выдохнул Салин.
- А кого еще!
Салин откинулся на сиденье. Пробарабанил пальцами по подлокотнику.
- Боюсь, ты прав, дружище, - немного затор-моженно произнес он. Владислав! - Голос стал стальным, требовательным.
- Слушаю, Виктор Николаевич. - Охранник развернулся всем телом.
- Надо срочно восстановить наблюдение за "Ланселотом". Сколько потребуется времени?
Владислав скользнул взглядом по их напряженным лицам.
- За тридцать минут могу только взять под контроль его адреса. Найти его сейчас в городе... Маловероятно.
Решетников бросил взгляд на часы, потом на Салина.
- Полчаса прошло, как мы расстались. Плюс еще тридцать... - Он покачал головой. - За час Шевцов кого хочешь на тот свет отправит.
- Мобильный, - подсказал Владислав.
Салин кивнул, разрешая действовать.
Владислав достал телефон, вызвал из памяти номер.
Все молча ждали соединения.
"Абонент отключен или временно недоступен, - раздался в тишине механический женский голос. - Абонент отключен или временно недоступен. Абонент отключен или временно недоступен".
Ланселот
Злобин сидел на пластмассовом стульчике под зеленым зонтиком "Крошки-картошки". Зонтик то и дело угрожающе кренился от ветра и от мороси не спасал.
Чинуше из ХОЗУ с подачи Злобина хвост накрутили, мышь серая клятвенно побожился привести квартиру в божеский вид и завести мебель. Клизму со скипидаром вставлял лично начальник Злобина - надо думать, после процедуры в голове у чинуши прояснилось.
Но ноги не шли в казенно-безликий уют, поджидавший его на Масловке. Как всегда в трудные дни, когда жизнь казалась с овчинку, хотелось прийти д о м о и, в мир любви и заботы. Лечь и с полчаса не шевелиться, ощущая, как из тебя медленно, словно дурная кровь, вытекает вся гадость, которой пропитался за день. И встать, словно воскрес, чтобы жить дальше, храня этот маленький, тобой созданный и вверенный твоим заботам мир.
Картошка оказалась вовсе не той, что до одури захотелось Злобину, той, из детства: печенной на костре, пахнущей дымом и с непередаваемо вкусной корочкой, от которой углем перемазаны губы и пальцы, а если еще макнуть в крупную соль помидор, только что сорванный и еще холодный от росы, то и в раю лучше не накормят.
Фирменная картошка, которую пекли, завернув в фольгу, была прелой и безвкусной. Не спас даже острый корейский салат, который тут называли наполнителем.
Злобин вяло ковырял распоротое вилкой нутро картошки. Аппетита не было абсолютно, ел, лишь бы наполнить желудок.
Две продавщицы поглядывали на единственного посетителя с извечной женской тоской. Вроде и приличный мужчина, не пьяный, а жует абы что на улице, как обнищавший холостяк. Время позднее, сыро и неуютно, а он все сидит и никуда не торопится. Или идти некуда?
Напротив, в кафе "Пенальти", набирала обороты ночная жизнь. Иномарки выстроились вдоль окон, покорно ждали седоков, как кони у коновязи. За цветными стеклами мелькали световые пятна. Музыка, взвинченная и бурлящая, как обезумевшая река, билась в стекла и через распахнутые двери вырывалась на притихшую под дождем улицу.
Вдруг без всякого перехода сменили пластинку. Казачий хор затянул:
Ой, то ж не вечер, то не вечер. Мне мальш-мало спалось, Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось...
Песня поплыла плавно и неудержимо, как грозовые облака над степью.
Сердце так заныло, что Злобин невольно зажмурился.
Городская муторная, мельтешащая жизнь не вытравила в нем степняка. Всегда знал: внутри живет вольный казачий дух, есть внутри стержень, выкованный не одним поколением свободных до истовости и преданных до смерти людей, выкованный и закаленный студеным степным ветром и горячей кровью. Стержень этот, как дедовскую шашку, не согнуть, не сломать, можно только затупить, выщербить ударом, но и после этого она останется тем, чем создана - символом вольности и служения не за страх, а за совесть.
Он любил казачьи песни всем сердцем. Кто бы их ни исполнял, хоть Розенбаум, хоть ансамбль
песни и пляски армии. Потому что ничем из них не вытравить в о л и. И сейчас, слушая песню в популярной обработке, пополам спетую казаками и рокерами, он сердцем и душой оказался там, где чувствуется степной простор, да слышится неспешный бег коня, да солнце в глаза, да ветер в лицо. Слушал, и видилось, что едет по жнивью в самый полдень и степной орел плещется в мареве над головой. Как же это хорошо, господи, - осматривать несуетным хозяйским взглядом землю, которую так любо-дорого, поплевав на мозоли, пахать до седьмого пота или, рванув шашку из ножен, кропить кровушкой, своей да чужой.
Злобин затряс головой, стараясь отогнать видение. Фонари расплылись в глазах, подернулись лучистой пленкой. Он стер с век выступившую влагу. - Что-то ты совсем расчувствовался, - смущенно пробормотал он сам себе.
Из соседнего магазинчика вышел капитан милиции. Не торопясь подошел к тонару "Крошки-картошки", пошептался с продавщицами. Женщины в фирменных зеленых передниках и желтых майках наперебой стали что-то объяснять капитану, бросая взгляды на Злобина.
Капитан поправил фуражку и через проход в низком заборчике прошел к Злобину.
Оказался он пожилым, крепко побитым жизнью и успевшим от нее устать. Лицо простонародное, морщинистое, серое. Чувствовалось, что ночная вахта в магазине для него уже не приработок, а каторга.
- Добрый вечер, - неофициально поздоровался капитан. - Что-то случилось? Я смотрю, лица на вас нет. Думаю, может, грабанули.
- Нет, капитан, все в порядке. - Злобин постарался улыбнуться. - На работе неприятности.
- А я подумал, с семьей.
"У кого что болит, тот о том и говорит", - вспомнилась Злобину детская присказка, кратко и точно излагающая все вымученное учение Фрейда.
- С семьей, слава богу, порядок. - "Черт, не звонил который день. Как приду, надо... Время позднее. Но ждут же наверняка". Злобин дал себе слово, оказавшись в квартире, первым делом позвонить семье.
- Так и иди домой, чего мокнуть. Ждут же, наверное, волнуются.
- Семья в Калининграде, - вздохнул Злобин.
- Тогда документики, пожалуйста. Злобин показал удостоверение.
- Извините. Если что, я рядом.
- Не беспокойся, капитан. Я домой пойду. На Масловку, здесь недалеко.
Злобин взял с соседнего стула папку. Компромат пока пристроить было некуда, хоть по совету Решетникова заклеивай под обои.
* * *
В Петровском парке влажная темнота окутала стволы деревьев. Странно, но в сотне метров от шумного шоссе по-настоящему пахло осенним лесом. Будто, свернув со света в сумрак, окунулся в другой мир, первозданный, дикий.
Злобин остановился. Полной грудью вздохнул прелую свежесть.
Вокруг разлилась вязкая тишина, затопив парк до верхушек деревьев. Через нее с трудом пробивался шум несущихся по Ленинградскому шоссе машин. Ни звука. Лишь гулко шлепали капли о полегшую листву.
Слева сквозь редкие кроны ярким золотом вспыхнул крест на макушке церкви.
Злобин поднял руку, готовясь перекреститься.
- Андрей Ильич, - раздался голос со скамейки, едва видимой в тени деревьев.
Прошуршали мокрые листья под легкими шагами. Под размытый свет фонаря вышла женщина.
- Юлия? - узнал ее Злобин.
Варавина подошла вплотную, заглянула в лицо.
- Доброй ночи, Андрей Ильич.
- Что вы тут делаете?
- Скажу, что жду вас, - не поверите. - Она слабо улыбнулась. - Просто сижу. Скоро выступать в "Пенальти", а душа не лежит. Вот и вышла погулять. Хорошо здесь. Место какое-то особенное.
Злобин поверх ее головы обшарил взглядом подступы к освещенной аллее. В кустах, плотной непрозрачной массой обступивших аллею, казалось, затаилось что-то хладнокровное, беспощадное.
- Вы домой идете? - Юлия стянула перчатку, провела ладонью по влажным от мороси волосам.
- Да. Живу здесь недалеко. Пока, - поправил сам себя Злобин.
- Я тоже - пока. - Глаза Юлии блестели двумя иссиня-черными антрацитами. На днях уеду. Скорее всего навсегда.
- Вам пока нельзя уезжать, Юлия. Следствие официально не завершено. Суд еще предстоит.
- Без меня разберутся, - махнула рукой Юлия. - Самсонов деньги перевел в детдом, теперь я никому ничего не должна.
- И куда собрались? - спросил Злобин.
- В Индию.
- Придется взять с вас подписку о невыезде, - с улыбкой сказал Злобин.
Он невольно отстранился. Близость к ее телу уже начала сказываться, Злобин почувствовал, что кровь упругими толчками побежала по венам и забарабанила в виски. Несмотря на сырость, вдруг стало жарко, до горящих щек, как при простуде.
Где-то в темноте под деревьями глухо треснула гнилая ветка. На Злобина сразу же словно сквозняком подуло. Он вдруг осознал, что стоит на свету, посреди асфальтовой аллеи как мишень. Только слепой не завалит. А бывший спецназо-вец - легко.
Он потянул Юлию к скамейке, в тень. Она покорно пошла следом, грациозно перепрыгивая через мелкие лужи.
- Вы очень нервничаете, Андрей Ильич, - произнесла она. - Пальцы дрожат.
Злобин хотел освободить руку, но она не дала, мягко сжала пальцы своими, чуть влажными и холодными.
- Я должен вас проинформировать, Юлия, - почти официально начал Злобин. Подозреваемый в убийстве Мещерякова все еще на свободе. Меры к розыску приняты, но результата нет. Он чрезвычайно опасен, хорошо подготовлен и непредсказуем. Не хочу вас пугать, просто осознайте и ведите себя соответственно. Деньги позволяют - наймите охрану. Во всяком случае, не гуляйте по темным местам одна.
- А я не одна, - возразила Юлия.
- Я не в счет.
- Ой ли? - Юлия осмотрела его крепкую фигуру.
- Не надо, Юля, - поморщился Злобин. - Против прапорщика спецназа с опытом трех войн, который сейчас ходит под вышкой, я - ничто. И нет в этом ничего унизительного. Просто реально оцениваю шансы.
- Вы имеете в виду Шевцова? - с иронией спросила Юлия.
- Откуда вы его знаете?
- Он же не всюду следует за своим хозяином - Самсоновым. Шахр на поводке у пашу, - хихикнула Юлия.
- А если без специальных терминов? - потребовал Злобин.
- Шахр - низкопробный двуногий, повинующийся инстинктам и управляемый страстями. А пашу - то же самое, но на санскрите. Согласитесь, забавная пара.
Злобин пожалел, что пес не разделил со своим хозяином камеру в Лефортове.
- Но подобное притягивает к себе подобное. Это закон, - добавила Юлия.
Злобину показалось, что его кто-то окликнул по имени. Голос был ни мужской, ни женский. Просто голос. Или шум дождя сложился в этот звук. Злобин невольно оглянулся.
- И тем не менее будьте осторожны, Юленька, - машинально пробормотал он, все внимание отдавая звукам вокруг.
Пальцы Юлии, лежавшие в его ладони, напряглись. Она задышала глубоко и размеренно, долго всасывая воздух через нос.
- Что с вами?
Злобин посмотрел на нее. И поразился, как изменилось ее лицо. В неверном свете фонарей милое округлое лицо Юлии вновь, как тогда в танце, стало самодовольной и сладострастной маской богини.
"Дурга", - вспыхнуло в мозгу Злобила ее имя.
Звук ее имени ударил колоколом, заглушив все звуки. Мир умер...
Богиня разлепила сочные темные губы. Блеснули белые зубы.
- Мужчинами так легко управлять, - произнесла она чужим, неживым голосом. - Они все - шах-ти. Даже Владлен оказался простым шахти. Когда погиб его ученик, в нем умер воин. Остался только дрожащий от страха шахти, согнувшийся под бременем знаний. Они и потянули его вниз.
В висках у Злобина отчаянно забилась кровь. Он попытался отнять руку, но сил не было. Ноги, казалось, вросли в мокрую землю. Захотелось крикнуть, но горло сдавил стальной обруч. Он предпринял отчаянную попытку вырваться из незримой сети, наброшенной на него Дургой. Но ответом на его нечеловеческое усилие была лишь торжествующая улыбка богини.
- А ты - воин. Я сразу это почувствовала. В тебе течет священная кровь. Дурга любит такую. - Острый язычок скользнул по губам. - Она таниует, когда мужчины льют к ее ногам свою священную кровь. Сегодня я буду танцевать в помять о тебе, воин. Это великая честь!
- Я убью тебя! - Злобин услышал издалека собственный голос.
- Нет, - усмехнулась богиня. - Это я выпью твою силу. Как сделала это с мерзким шахти. Он даже не почувствовал, как сердце его остановилось.
А ты будешь умирать медленно, без боли, словно засыпая. Смотри мне в глаза и умирай!!
Злобин старался отвести взгляд от иссиня-черных глаз, но его неукротимо засасывала спрятавшаяся на их дне бездна. Сердце дрогнуло и стало биться с перебоями, с каждым ударом все слабее и слабее.
Из пальцев Дурги ударила молния, горячей лавой пронеслась по руке, растерзала мышцы плеча, обожгла горло и ворвалась в голову. Сквозь зарево, вспыхнувшее перед глазами, он увидел, как медленно приближается ее страшное и величественное лицо, как раскрываются жадные губы...
...Злобин от резкого удара отлетел в сторону, его тут же подхватили чьи-то сильные руки, не дали упасть на мокрую землю. Он еще не пришел в себя, сил сопротивляться не было, и его легко, как пьяного, поволокли на свет.
За спиной он слышал шум схватки, яростной и безмолвной. Потом отчаянно завыла раненая тигрица.
- Фиксируй! - сдавленно прохрипел чей-то голос. - Укол!
- Есть! - на выдохе произнес другой. - Все, отбегалась...
Злобина встряхнули за плечи. Он помотал головой, с трудом наводя резкость, глаза все еще были забиты мутью.
Перед ним стоял, широко улыбаясь, мужчина с остроскулым волевым лицом. Влажные волосы прилипли, по щеке змеилась небольшая царапина. Он потер ее пальцем и пробормотал:
- Зацепила-таки, сучка.
И вновь улыбнулся усталой улыбкой победителя.
И тут Злобин узнал его.
Другая жизнь-4
Калининград, август 1998 года*
* События, предшествовавшие этому, описаны в романе О. Маркеева "Оружие возмездия".
Злобин ошарашенно смотрел на янтарную чашу, стоявшую на его столе. От нее исходил теплый золотистый свет. Будто смотришь на солнце сквозь закрытые веки.
Чашу принесла перепуганная, как мокрая курица, сожительница Гарика Яновского. Добила благоверного, сдав в прокуратуру вещцок. Чаша так себе, грубая работа. Видал Злобин и получше. Но именно из-за нее разгорелся весь сыр-бор, поставивший на уши Калининград.
По звонку неизвестного, которого Злобину приказали прикрыть на случай возможньрс неприятностей по линии закона, Злобин посмотрел на донышко чаши. Увидел наклейку с имперским орлом и готической надписью "Аненербе". Потом показалось, что наплывы внутри янтаря сливаются в какие-то знаки. Он попытался их разобрать. И тут...
Он ничего не запомнил из сонмища образов, звуков, запахов и ощущений нахлынувших на него. Лишь показалось, что окатил ими себя из вскинутой вверх чаши, как медовой, лучезарной водой. Сознание отказалось принять этот яркий, живой калейдоскоп образов, выключилось, только память жадно, как в воронку, всасывала в себя этот янтарный водопад. Потом видение оборвалось. Злобин вновь сидел в обшарпанном кабинете прокуратуры. Видения, как ни пытался, вспомнить не мог. Словно это был сон, яркий и живой, который боишься вспугнуть, потому что знаешь: стоит открыть глаза - уже ничего никогда не вспомнить.
Дверь без стука распахнулась. На пороге возник мужчина с острым волевым лицом. Военная черная куртка на нем была мокрой до нитки, волосы облепили голову.
- Аметист, это приказ Навигатора, - тихо, но требовательно сказал мужчина.
Услышав свое орденское имя, Злобин вздрогнул.
Мужчина решительным шагом прошел к столу. Вытащил из-под куртки янтарную чашу, похожую на ту, что стояла перед Злобиным.
- Честный обмен, - пошутил мужчина, пряча под куртку Чашу.
Он шутил и улыбался через силу, чувствовалось, что не то, что движется, а даже дышит, с великим усилием преодолевая усталость.
- Знаешь, что это? - спросил он. Злобин ожидал, что незнакомец объяснит чудо Чаши. Но он указал за окно. Злобин невольно подчинился и повернул голову.
- Древние называли ее Биврест - мост в обитель богов. Она появляется, когда людям удается сделать то, что под силу только бессмертным. Это добрый знак, Аметист. Это - победа!
За окном, расколов грозовое небо пополам, горела радуга. Злобин не мог удержаться и с каким-то детским восторгом залюбовался игрой чистых, неземных красок.
Когда повернулся, мужчины уже не было. Только цепочка мокрых отпечатков бутсов тянулась по полу к дверям.
- Настало время познакомиться, Андрей Ильич. Мужчина протянул руку. Пальцы оказались цепкими и очень сильными, как у гимнаста.
- Максим Максимов.
Злобин через его плечо увидел, что по аллее быстро приближаются огни фар.
- За нами, - пояснил Максимов, не оглянувшись. - Сердце нормально работает?
- Да вроде бы. - Злобин прислушался к себе.
- Боялся, не успею. А выговориться ей надо было дать. Риск, конечно. Но как без него.
Злобин устало кивнул.
Рядом с ними затормозила черная мощная машина. Задняя дверь тут же распахнулась. Максимов подтолкнул Злобина к ней, сам, быстро оглядев окрестности, взялся за ручку передней двери.
* * *
В салоне от сидений уютно пахло дорогой кожей. Мягкое кресло приняло Злобина, как подушка. Сразу же накатила усталость. Он с трудом удержался, чтобы не провалиться в сон.
Сидевший по левую руку человек открыл крышку бара, в салоне заиграло серебристое свечение. В его отблесках Злобин разглядел седые волосы и орлиный профиль соседа. Узнал - Навигатор.
Тихо тренькнуло стекло, что:то полилось в стакан и поплыл запах хорошего коньяка.
- Возьмите. - Навигатор протянул Злобину стакан из толстого стекла, на дне которого плескалась темная жидкость. - Сейчас не только можно, но и необходимо.
Злобин послушно принял стакан, поднес к носу, вдыхая жгучий теплый аромат.
Навигатор пристроил свой стакан на колене, поболтал, встряхивая на дне тонкую пленку.
- Работник прокуратуры Андрей Ильич Злобин дошел до грани, за которой его полномочия заканчиваются, - медленно произнес Навигатор. - Мы не мешали и не помогали ему. Весь путь он проделал сам. Но дальше пойдет тот, кого я назвал Аметистом.
Злобин на секунду закрыл глаза, и перед ним вновь заплясало янтарное пламя.
- Хорошо, я с вами, - решившись, сказал он. О край его стакана звонко цокнул стакан Навигатора.
- С победой, Аметист.
- С победой, - помедлив, ответил Злобин.
- И пусть все остается на своих местах, - добавил Навигатор.
Злобин понял, что прозвучала какая-то ритуальная фраза, как пароль или заклинание. Ее сокровенного смысла, магии, зашифрованной в ней, он не знал.
Он еще очень многого не знал. Ему еще очень многому предстояло научиться. Впереди был бесконечный путь длиною в жизнь.
Злобин перевел взгляд на серое блестящее полотно шоссе, бегущее под колеса. Убаюканный монотонным мельканием искорок на асфальте, вспыхивающих в свете фонарей, он устало закрыл глаза.
Глава двадцать первая
НЕМНОГО МИСТИКИ В ФИНАЛЕ
Старые львы
Срочно Салину В. Н.
"Ланселот" по установленным адресам не обнаружен. Прошу Вашего разрешения на прекращение поисковой операции.
Владислав
Ланселот
Машина ненадолго притормозила у мощных ворот. Они беззвучно разъехались в стороны. Водитель тут же рывком бросил машину в темный внутренний двор. Описал полукруг, плавно притормозил под навесом. Света здесь вообще не было, к тому же он выключил фары.
В полной темноте прозвучал голос Навигатора: - Еще раз подумайте, Андрей Ильич. Трудно услышать Зов, еще труднее отыскать Порог. Немногие решаются перешагнуть его. Назад возвращаются единицы. Большинство спасается бегством от Сил, призвавших их. Если повезет перепрыгнуть назад, в мир простых смертных, живут божьими каликами, блаженными и дурачками. По пальцам можно пересчитать тех, кто вернулся Посланником Сил, призвавших его. - Он выдержал паузу. Никаких гарантий, как вы понимаете. Процесс, как говорится, вне нашей компетенции. Вся натура Злобина противилась игре в мистику и никому не нужные тайны. Он даже буль-варщину на эту тему не читал, и фильмы не смотрел. Жизнь порой будет покруче любой страшилки.
Но Навигатору он верил. Верил, не пытаясь оспорить, усомниться, найти слабое звено в позиции.
- Мне бы хотелось сначала закончить дела в этом мире, - сказал он.
Не мог увидеть, но почувствовал, что Навигатор улыбается.
- Вы имеете в виду Дургу? Или Юлию, как вам привычнее... - Мягко скрипнула кожа сиденья. - Что ж, внесем ясность. Юлия была любовницей Шевцова. Случайная связь, ничего первое время для нее не значившая. Щекотало нервы, я думаю, то, что Шевцов профессиональный убийца. Тренированный и притравленный на человека зверь. Потом через него она вышла на некоего полковника ФСБ. Вы знакомы с оперативной информацией на сей счет?
- Да, какая-то банда из ментов руководящего звена районного уровня. Злобин вспомнил, что ему говорил Барышников в машине перед захватом Пака.
- Пак просветит вас подробнее, - словно читая его мысли, продолжил Навигатор. - Полковника вам вряд ли отдадут. Но скандал можно организовать изрядный.
- Юлия была у них наводчицей? - спросил Злобин.
- И наводчицей, и приманкой, и разработчи-цей операций. Всем сразу. Потому что всеми умело манипулировала. Кстати, знали о ней лишь полковник и Шевцов.
- Что с Шевцовым?
- Ликвидировала, - помедлив, ответил Навигатор. - Почти как вас. Но с расстояния метров в триста. Он вышел из-за угла и рухнул, как подкошенный. Мы ничего не успели предпринять. Называется дистантный удар, ни в одном учебнике по судебной медицине о нем нет ни слова. Однако факт! Шевцова подобрала "скорая". Уверен, вскрытие обнаружит обширный инфаркт.
- Чертова баба! - не выдержал Злобин. - А Мещеряков почему? Из-за денег или просто надоел?
- Это сделала не Юлия, которую вы видели. А Дурга, Лик которой лишь на секунду приоткрылся вам. Мещеряков специализировался на выращивании, вернее, активизации подобных монстров. Одну, переродившуюся в Лилит, мы остановили у самой опасной черты. Но об этом позже... Сегодня благодаря вам мы окончательно убедились, что худшие наши прогнозы оправдались. Не думайте, что мы так уж всесильны и всеведущи. Юлия была лишь одним из кандидатов. И не самым главным, если честно.
Навигатор замолчал.
Злобин ждал, что он еще что-нибудь скажет, но человек с седыми волосами и орлиным профилем
хранил молчание.
Злобина мучил один-единственный вопрос. Но он понял, что ответа ему Навигатор не даст. Нужно искать самому.
Вокруг не слышалось ни звука. Полная тишина и вязкая, как смола, темень.
- Вы не отдадите ее мне, потому что такие... превратившие себя в древних богинь, не подлежат суду по законам, писанным людьми и для людей. Для них есть другой суд и другая кара. Наше дело остановить Дургу и призвать Силы, которые сами вынесут приговор и покарают нарушительницу Баланса.
Злобин слышал свои слова и не верил, что их произносит он. Кто-то другой, кто жил все время внутри, вдруг проснулся и заговорил. Странно, страшно, убежденный в своей правоте.
Навигатор выдохнул, словно сбрасывая с себя колоссальную тяжесть.
- Ты слышал эти слова, Олаф? - обратился он к сидящему впереди человеку, представившемуся Максимом Максимовым.
- Да, Навигатор.
- Ты, Смотритель?
- Да, - ответил тот, кто вел машину.
Навигатор повернулся к Злобину, и он почувствовал, как впились в его лицо глаза этого загадочного человека.
- Пойдемте, Серый Ангел, - произнес Навигатор. - Сегодня я буду вашим Проводником.
Сухая ладонь легла на руку Злобина. Пальцы у Навигатора оказались твердыми, как стальные стержни.
В этот миг распахнулся прямоугольный проем, и из него наружу хлынул яркий свет.
Злобин невольно зажмурился. Наполовину ослепший, он не видел ничего, кроме четкой грани между тьмой и светом. Порога, к которому его вела твердая рука Навигатора.
Эпилог
Оперативному дежурному ГУВД Труп неизвестного мужчины, обнаруженный на ул. Осташковской нарядом "Скорой помощи" и доставленный во 4-й городской морг, опознан. Прошу дать указания по прекращению розыскных мероприятий в отношении особо опасного преступника - Шевцова Ивана Эдуардовича.
* * *
Агентство "Эко-ньюс"
Пресс-служба Генпрокуратуры категорически отвергла утверждения, появившиеся в некоторых СМИ, что арест владельца финансово-инвестиционной компании "Самсон" связан с разворачивающимся расследованием причин дефолта. По заявлению представителя прокуратуры, причиной ареста стало подозрение в соучастии в особо тяжком преступлении.
* * *
Уважаемая Ирина Алексеевна, выражаем глубокие соболезнования в связи с постигшей Вас утратой - гибелью при исполнении служебных обязанностей Вашего сына, Шаповалова Валентина Семеновича.
Нашей финансово-инвестиционной компанией "Самсон" проводится благотворительная программа "Сыны отечества", призванная оказывать помощь сотрудникам правоохранительных органов и военнослужащим, пострадавшим при исполнении служебного долга, и членам их семей.
Сообщаем, что на Ваше имя открыт счет на 200 000 долларов США. Ваши распоряжения по использованию данных средств будут приняты по нижеприведенным телефонам.
С уважением,
И. о. гендиректора ФИК "Самсонов" Семен Леонидович Дорохов 30 сентября 1998г.
- Я это вижу. Модели, заложенные в сознание, так просто из него не выбить. Даже у нынешних ура-демократов в партийном строительстве ничего не получается, кроме убогой КПСС. - Салин. презрительно скривил губы. - Думаете, от хорошей жизни Пахан возомнил себя царем Борисом?
- Эх-хе-хе, - крякнул Решетников. - Как там? "Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению".
- Откуда это? - не скрыл удивления Злобин.
- Из письма Ивана Грозного врагу своему Стефану Баторию, избранному королем польской шляхтой, - пояснил Решетников, хитро поблескивая глазками.
Злобин хмыкнул. Поправил папку.
- Я, наверное, должен вам это вернуть. Все-таки казенное имущество. - Он достал из кармана и протянул Решетникову диктофон Барышникова.
Салин едва заметно кивнул.
Решетников взял диктофон. Переглянулся с Салиным.
- И часики тогда уж, - пробормотал Решетников. - Миша под расписку брал.
- "Маячок", - догадался Злобин.
- Страховка. - Решетников развел руками. - Вы же в Москве человек новый. Могли заблудиться. Где потом искать прикажешь?
Злобин снял часы, они тут же отправились в карман Решетникова.
Салин первым протянул руку. Ладонь оказалось пухлой, мягкой, но за этой не мужской мягкостью чувствовалась сила.
- Рад был познакомиться, Андрей Ильич. Извините, если был излишне многословен. До встречи.
Рукой Злобина завладел Решетников. Рукопожатие у него, как и ожидалось, вышло простым, мужицким, до костного хруста.
- Будут проблемы - дайте знать.
- Непременно, - кивнул Злобин.
- Ловлю на слове, - хохотнул Решетников.
Они сели в машину. Следом рядом с водителем нырнул на свое место охранник. "Вольво", низко прогудев, резко взяла с места. Вслед ей пристроился мощный джип.
Злобин остался один. С папкой компромата под мышкой, невеселыми думами в голове и камнем на сердце.
Глава двадцатая
ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Старые львы
"Вольво" плавно вкатилась во внутренний двор особняка. Несмотря на поздний час, в офисе фонда "Новая политика" еще горел свет.
Решетников не спешил выйти из машины. Смотрел на матово-белые прямоугольники окон, рассеченные мелкой сеточкой жалюзи.
- Павел Степанович, что с тобой? - окликнул его Салин.
Решетников хлопнул себя по лбу.
- Старею, черт! - Он повернулся к Салюту. - Совсем из головы вылетело, представляешь? Забыл, мерин старый, спросить у Груздя, кого он заказал последним! Шевцов же еще на свободе. Считают, что в бегах. А вдруг он с утра на тропу вышел?
- Ты думаешь... - выдохнул Салин.
- А кого еще!
Салин откинулся на сиденье. Пробарабанил пальцами по подлокотнику.
- Боюсь, ты прав, дружище, - немного затор-моженно произнес он. Владислав! - Голос стал стальным, требовательным.
- Слушаю, Виктор Николаевич. - Охранник развернулся всем телом.
- Надо срочно восстановить наблюдение за "Ланселотом". Сколько потребуется времени?
Владислав скользнул взглядом по их напряженным лицам.
- За тридцать минут могу только взять под контроль его адреса. Найти его сейчас в городе... Маловероятно.
Решетников бросил взгляд на часы, потом на Салина.
- Полчаса прошло, как мы расстались. Плюс еще тридцать... - Он покачал головой. - За час Шевцов кого хочешь на тот свет отправит.
- Мобильный, - подсказал Владислав.
Салин кивнул, разрешая действовать.
Владислав достал телефон, вызвал из памяти номер.
Все молча ждали соединения.
"Абонент отключен или временно недоступен, - раздался в тишине механический женский голос. - Абонент отключен или временно недоступен. Абонент отключен или временно недоступен".
Ланселот
Злобин сидел на пластмассовом стульчике под зеленым зонтиком "Крошки-картошки". Зонтик то и дело угрожающе кренился от ветра и от мороси не спасал.
Чинуше из ХОЗУ с подачи Злобина хвост накрутили, мышь серая клятвенно побожился привести квартиру в божеский вид и завести мебель. Клизму со скипидаром вставлял лично начальник Злобина - надо думать, после процедуры в голове у чинуши прояснилось.
Но ноги не шли в казенно-безликий уют, поджидавший его на Масловке. Как всегда в трудные дни, когда жизнь казалась с овчинку, хотелось прийти д о м о и, в мир любви и заботы. Лечь и с полчаса не шевелиться, ощущая, как из тебя медленно, словно дурная кровь, вытекает вся гадость, которой пропитался за день. И встать, словно воскрес, чтобы жить дальше, храня этот маленький, тобой созданный и вверенный твоим заботам мир.
Картошка оказалась вовсе не той, что до одури захотелось Злобину, той, из детства: печенной на костре, пахнущей дымом и с непередаваемо вкусной корочкой, от которой углем перемазаны губы и пальцы, а если еще макнуть в крупную соль помидор, только что сорванный и еще холодный от росы, то и в раю лучше не накормят.
Фирменная картошка, которую пекли, завернув в фольгу, была прелой и безвкусной. Не спас даже острый корейский салат, который тут называли наполнителем.
Злобин вяло ковырял распоротое вилкой нутро картошки. Аппетита не было абсолютно, ел, лишь бы наполнить желудок.
Две продавщицы поглядывали на единственного посетителя с извечной женской тоской. Вроде и приличный мужчина, не пьяный, а жует абы что на улице, как обнищавший холостяк. Время позднее, сыро и неуютно, а он все сидит и никуда не торопится. Или идти некуда?
Напротив, в кафе "Пенальти", набирала обороты ночная жизнь. Иномарки выстроились вдоль окон, покорно ждали седоков, как кони у коновязи. За цветными стеклами мелькали световые пятна. Музыка, взвинченная и бурлящая, как обезумевшая река, билась в стекла и через распахнутые двери вырывалась на притихшую под дождем улицу.
Вдруг без всякого перехода сменили пластинку. Казачий хор затянул:
Ой, то ж не вечер, то не вечер. Мне мальш-мало спалось, Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось...
Песня поплыла плавно и неудержимо, как грозовые облака над степью.
Сердце так заныло, что Злобин невольно зажмурился.
Городская муторная, мельтешащая жизнь не вытравила в нем степняка. Всегда знал: внутри живет вольный казачий дух, есть внутри стержень, выкованный не одним поколением свободных до истовости и преданных до смерти людей, выкованный и закаленный студеным степным ветром и горячей кровью. Стержень этот, как дедовскую шашку, не согнуть, не сломать, можно только затупить, выщербить ударом, но и после этого она останется тем, чем создана - символом вольности и служения не за страх, а за совесть.
Он любил казачьи песни всем сердцем. Кто бы их ни исполнял, хоть Розенбаум, хоть ансамбль
песни и пляски армии. Потому что ничем из них не вытравить в о л и. И сейчас, слушая песню в популярной обработке, пополам спетую казаками и рокерами, он сердцем и душой оказался там, где чувствуется степной простор, да слышится неспешный бег коня, да солнце в глаза, да ветер в лицо. Слушал, и видилось, что едет по жнивью в самый полдень и степной орел плещется в мареве над головой. Как же это хорошо, господи, - осматривать несуетным хозяйским взглядом землю, которую так любо-дорого, поплевав на мозоли, пахать до седьмого пота или, рванув шашку из ножен, кропить кровушкой, своей да чужой.
Злобин затряс головой, стараясь отогнать видение. Фонари расплылись в глазах, подернулись лучистой пленкой. Он стер с век выступившую влагу. - Что-то ты совсем расчувствовался, - смущенно пробормотал он сам себе.
Из соседнего магазинчика вышел капитан милиции. Не торопясь подошел к тонару "Крошки-картошки", пошептался с продавщицами. Женщины в фирменных зеленых передниках и желтых майках наперебой стали что-то объяснять капитану, бросая взгляды на Злобина.
Капитан поправил фуражку и через проход в низком заборчике прошел к Злобину.
Оказался он пожилым, крепко побитым жизнью и успевшим от нее устать. Лицо простонародное, морщинистое, серое. Чувствовалось, что ночная вахта в магазине для него уже не приработок, а каторга.
- Добрый вечер, - неофициально поздоровался капитан. - Что-то случилось? Я смотрю, лица на вас нет. Думаю, может, грабанули.
- Нет, капитан, все в порядке. - Злобин постарался улыбнуться. - На работе неприятности.
- А я подумал, с семьей.
"У кого что болит, тот о том и говорит", - вспомнилась Злобину детская присказка, кратко и точно излагающая все вымученное учение Фрейда.
- С семьей, слава богу, порядок. - "Черт, не звонил который день. Как приду, надо... Время позднее. Но ждут же наверняка". Злобин дал себе слово, оказавшись в квартире, первым делом позвонить семье.
- Так и иди домой, чего мокнуть. Ждут же, наверное, волнуются.
- Семья в Калининграде, - вздохнул Злобин.
- Тогда документики, пожалуйста. Злобин показал удостоверение.
- Извините. Если что, я рядом.
- Не беспокойся, капитан. Я домой пойду. На Масловку, здесь недалеко.
Злобин взял с соседнего стула папку. Компромат пока пристроить было некуда, хоть по совету Решетникова заклеивай под обои.
* * *
В Петровском парке влажная темнота окутала стволы деревьев. Странно, но в сотне метров от шумного шоссе по-настоящему пахло осенним лесом. Будто, свернув со света в сумрак, окунулся в другой мир, первозданный, дикий.
Злобин остановился. Полной грудью вздохнул прелую свежесть.
Вокруг разлилась вязкая тишина, затопив парк до верхушек деревьев. Через нее с трудом пробивался шум несущихся по Ленинградскому шоссе машин. Ни звука. Лишь гулко шлепали капли о полегшую листву.
Слева сквозь редкие кроны ярким золотом вспыхнул крест на макушке церкви.
Злобин поднял руку, готовясь перекреститься.
- Андрей Ильич, - раздался голос со скамейки, едва видимой в тени деревьев.
Прошуршали мокрые листья под легкими шагами. Под размытый свет фонаря вышла женщина.
- Юлия? - узнал ее Злобин.
Варавина подошла вплотную, заглянула в лицо.
- Доброй ночи, Андрей Ильич.
- Что вы тут делаете?
- Скажу, что жду вас, - не поверите. - Она слабо улыбнулась. - Просто сижу. Скоро выступать в "Пенальти", а душа не лежит. Вот и вышла погулять. Хорошо здесь. Место какое-то особенное.
Злобин поверх ее головы обшарил взглядом подступы к освещенной аллее. В кустах, плотной непрозрачной массой обступивших аллею, казалось, затаилось что-то хладнокровное, беспощадное.
- Вы домой идете? - Юлия стянула перчатку, провела ладонью по влажным от мороси волосам.
- Да. Живу здесь недалеко. Пока, - поправил сам себя Злобин.
- Я тоже - пока. - Глаза Юлии блестели двумя иссиня-черными антрацитами. На днях уеду. Скорее всего навсегда.
- Вам пока нельзя уезжать, Юлия. Следствие официально не завершено. Суд еще предстоит.
- Без меня разберутся, - махнула рукой Юлия. - Самсонов деньги перевел в детдом, теперь я никому ничего не должна.
- И куда собрались? - спросил Злобин.
- В Индию.
- Придется взять с вас подписку о невыезде, - с улыбкой сказал Злобин.
Он невольно отстранился. Близость к ее телу уже начала сказываться, Злобин почувствовал, что кровь упругими толчками побежала по венам и забарабанила в виски. Несмотря на сырость, вдруг стало жарко, до горящих щек, как при простуде.
Где-то в темноте под деревьями глухо треснула гнилая ветка. На Злобина сразу же словно сквозняком подуло. Он вдруг осознал, что стоит на свету, посреди асфальтовой аллеи как мишень. Только слепой не завалит. А бывший спецназо-вец - легко.
Он потянул Юлию к скамейке, в тень. Она покорно пошла следом, грациозно перепрыгивая через мелкие лужи.
- Вы очень нервничаете, Андрей Ильич, - произнесла она. - Пальцы дрожат.
Злобин хотел освободить руку, но она не дала, мягко сжала пальцы своими, чуть влажными и холодными.
- Я должен вас проинформировать, Юлия, - почти официально начал Злобин. Подозреваемый в убийстве Мещерякова все еще на свободе. Меры к розыску приняты, но результата нет. Он чрезвычайно опасен, хорошо подготовлен и непредсказуем. Не хочу вас пугать, просто осознайте и ведите себя соответственно. Деньги позволяют - наймите охрану. Во всяком случае, не гуляйте по темным местам одна.
- А я не одна, - возразила Юлия.
- Я не в счет.
- Ой ли? - Юлия осмотрела его крепкую фигуру.
- Не надо, Юля, - поморщился Злобин. - Против прапорщика спецназа с опытом трех войн, который сейчас ходит под вышкой, я - ничто. И нет в этом ничего унизительного. Просто реально оцениваю шансы.
- Вы имеете в виду Шевцова? - с иронией спросила Юлия.
- Откуда вы его знаете?
- Он же не всюду следует за своим хозяином - Самсоновым. Шахр на поводке у пашу, - хихикнула Юлия.
- А если без специальных терминов? - потребовал Злобин.
- Шахр - низкопробный двуногий, повинующийся инстинктам и управляемый страстями. А пашу - то же самое, но на санскрите. Согласитесь, забавная пара.
Злобин пожалел, что пес не разделил со своим хозяином камеру в Лефортове.
- Но подобное притягивает к себе подобное. Это закон, - добавила Юлия.
Злобину показалось, что его кто-то окликнул по имени. Голос был ни мужской, ни женский. Просто голос. Или шум дождя сложился в этот звук. Злобин невольно оглянулся.
- И тем не менее будьте осторожны, Юленька, - машинально пробормотал он, все внимание отдавая звукам вокруг.
Пальцы Юлии, лежавшие в его ладони, напряглись. Она задышала глубоко и размеренно, долго всасывая воздух через нос.
- Что с вами?
Злобин посмотрел на нее. И поразился, как изменилось ее лицо. В неверном свете фонарей милое округлое лицо Юлии вновь, как тогда в танце, стало самодовольной и сладострастной маской богини.
"Дурга", - вспыхнуло в мозгу Злобила ее имя.
Звук ее имени ударил колоколом, заглушив все звуки. Мир умер...
Богиня разлепила сочные темные губы. Блеснули белые зубы.
- Мужчинами так легко управлять, - произнесла она чужим, неживым голосом. - Они все - шах-ти. Даже Владлен оказался простым шахти. Когда погиб его ученик, в нем умер воин. Остался только дрожащий от страха шахти, согнувшийся под бременем знаний. Они и потянули его вниз.
В висках у Злобина отчаянно забилась кровь. Он попытался отнять руку, но сил не было. Ноги, казалось, вросли в мокрую землю. Захотелось крикнуть, но горло сдавил стальной обруч. Он предпринял отчаянную попытку вырваться из незримой сети, наброшенной на него Дургой. Но ответом на его нечеловеческое усилие была лишь торжествующая улыбка богини.
- А ты - воин. Я сразу это почувствовала. В тебе течет священная кровь. Дурга любит такую. - Острый язычок скользнул по губам. - Она таниует, когда мужчины льют к ее ногам свою священную кровь. Сегодня я буду танцевать в помять о тебе, воин. Это великая честь!
- Я убью тебя! - Злобин услышал издалека собственный голос.
- Нет, - усмехнулась богиня. - Это я выпью твою силу. Как сделала это с мерзким шахти. Он даже не почувствовал, как сердце его остановилось.
А ты будешь умирать медленно, без боли, словно засыпая. Смотри мне в глаза и умирай!!
Злобин старался отвести взгляд от иссиня-черных глаз, но его неукротимо засасывала спрятавшаяся на их дне бездна. Сердце дрогнуло и стало биться с перебоями, с каждым ударом все слабее и слабее.
Из пальцев Дурги ударила молния, горячей лавой пронеслась по руке, растерзала мышцы плеча, обожгла горло и ворвалась в голову. Сквозь зарево, вспыхнувшее перед глазами, он увидел, как медленно приближается ее страшное и величественное лицо, как раскрываются жадные губы...
...Злобин от резкого удара отлетел в сторону, его тут же подхватили чьи-то сильные руки, не дали упасть на мокрую землю. Он еще не пришел в себя, сил сопротивляться не было, и его легко, как пьяного, поволокли на свет.
За спиной он слышал шум схватки, яростной и безмолвной. Потом отчаянно завыла раненая тигрица.
- Фиксируй! - сдавленно прохрипел чей-то голос. - Укол!
- Есть! - на выдохе произнес другой. - Все, отбегалась...
Злобина встряхнули за плечи. Он помотал головой, с трудом наводя резкость, глаза все еще были забиты мутью.
Перед ним стоял, широко улыбаясь, мужчина с остроскулым волевым лицом. Влажные волосы прилипли, по щеке змеилась небольшая царапина. Он потер ее пальцем и пробормотал:
- Зацепила-таки, сучка.
И вновь улыбнулся усталой улыбкой победителя.
И тут Злобин узнал его.
Другая жизнь-4
Калининград, август 1998 года*
* События, предшествовавшие этому, описаны в романе О. Маркеева "Оружие возмездия".
Злобин ошарашенно смотрел на янтарную чашу, стоявшую на его столе. От нее исходил теплый золотистый свет. Будто смотришь на солнце сквозь закрытые веки.
Чашу принесла перепуганная, как мокрая курица, сожительница Гарика Яновского. Добила благоверного, сдав в прокуратуру вещцок. Чаша так себе, грубая работа. Видал Злобин и получше. Но именно из-за нее разгорелся весь сыр-бор, поставивший на уши Калининград.
По звонку неизвестного, которого Злобину приказали прикрыть на случай возможньрс неприятностей по линии закона, Злобин посмотрел на донышко чаши. Увидел наклейку с имперским орлом и готической надписью "Аненербе". Потом показалось, что наплывы внутри янтаря сливаются в какие-то знаки. Он попытался их разобрать. И тут...
Он ничего не запомнил из сонмища образов, звуков, запахов и ощущений нахлынувших на него. Лишь показалось, что окатил ими себя из вскинутой вверх чаши, как медовой, лучезарной водой. Сознание отказалось принять этот яркий, живой калейдоскоп образов, выключилось, только память жадно, как в воронку, всасывала в себя этот янтарный водопад. Потом видение оборвалось. Злобин вновь сидел в обшарпанном кабинете прокуратуры. Видения, как ни пытался, вспомнить не мог. Словно это был сон, яркий и живой, который боишься вспугнуть, потому что знаешь: стоит открыть глаза - уже ничего никогда не вспомнить.
Дверь без стука распахнулась. На пороге возник мужчина с острым волевым лицом. Военная черная куртка на нем была мокрой до нитки, волосы облепили голову.
- Аметист, это приказ Навигатора, - тихо, но требовательно сказал мужчина.
Услышав свое орденское имя, Злобин вздрогнул.
Мужчина решительным шагом прошел к столу. Вытащил из-под куртки янтарную чашу, похожую на ту, что стояла перед Злобиным.
- Честный обмен, - пошутил мужчина, пряча под куртку Чашу.
Он шутил и улыбался через силу, чувствовалось, что не то, что движется, а даже дышит, с великим усилием преодолевая усталость.
- Знаешь, что это? - спросил он. Злобин ожидал, что незнакомец объяснит чудо Чаши. Но он указал за окно. Злобин невольно подчинился и повернул голову.
- Древние называли ее Биврест - мост в обитель богов. Она появляется, когда людям удается сделать то, что под силу только бессмертным. Это добрый знак, Аметист. Это - победа!
За окном, расколов грозовое небо пополам, горела радуга. Злобин не мог удержаться и с каким-то детским восторгом залюбовался игрой чистых, неземных красок.
Когда повернулся, мужчины уже не было. Только цепочка мокрых отпечатков бутсов тянулась по полу к дверям.
- Настало время познакомиться, Андрей Ильич. Мужчина протянул руку. Пальцы оказались цепкими и очень сильными, как у гимнаста.
- Максим Максимов.
Злобин через его плечо увидел, что по аллее быстро приближаются огни фар.
- За нами, - пояснил Максимов, не оглянувшись. - Сердце нормально работает?
- Да вроде бы. - Злобин прислушался к себе.
- Боялся, не успею. А выговориться ей надо было дать. Риск, конечно. Но как без него.
Злобин устало кивнул.
Рядом с ними затормозила черная мощная машина. Задняя дверь тут же распахнулась. Максимов подтолкнул Злобина к ней, сам, быстро оглядев окрестности, взялся за ручку передней двери.
* * *
В салоне от сидений уютно пахло дорогой кожей. Мягкое кресло приняло Злобина, как подушка. Сразу же накатила усталость. Он с трудом удержался, чтобы не провалиться в сон.
Сидевший по левую руку человек открыл крышку бара, в салоне заиграло серебристое свечение. В его отблесках Злобин разглядел седые волосы и орлиный профиль соседа. Узнал - Навигатор.
Тихо тренькнуло стекло, что:то полилось в стакан и поплыл запах хорошего коньяка.
- Возьмите. - Навигатор протянул Злобину стакан из толстого стекла, на дне которого плескалась темная жидкость. - Сейчас не только можно, но и необходимо.
Злобин послушно принял стакан, поднес к носу, вдыхая жгучий теплый аромат.
Навигатор пристроил свой стакан на колене, поболтал, встряхивая на дне тонкую пленку.
- Работник прокуратуры Андрей Ильич Злобин дошел до грани, за которой его полномочия заканчиваются, - медленно произнес Навигатор. - Мы не мешали и не помогали ему. Весь путь он проделал сам. Но дальше пойдет тот, кого я назвал Аметистом.
Злобин на секунду закрыл глаза, и перед ним вновь заплясало янтарное пламя.
- Хорошо, я с вами, - решившись, сказал он. О край его стакана звонко цокнул стакан Навигатора.
- С победой, Аметист.
- С победой, - помедлив, ответил Злобин.
- И пусть все остается на своих местах, - добавил Навигатор.
Злобин понял, что прозвучала какая-то ритуальная фраза, как пароль или заклинание. Ее сокровенного смысла, магии, зашифрованной в ней, он не знал.
Он еще очень многого не знал. Ему еще очень многому предстояло научиться. Впереди был бесконечный путь длиною в жизнь.
Злобин перевел взгляд на серое блестящее полотно шоссе, бегущее под колеса. Убаюканный монотонным мельканием искорок на асфальте, вспыхивающих в свете фонарей, он устало закрыл глаза.
Глава двадцать первая
НЕМНОГО МИСТИКИ В ФИНАЛЕ
Старые львы
Срочно Салину В. Н.
"Ланселот" по установленным адресам не обнаружен. Прошу Вашего разрешения на прекращение поисковой операции.
Владислав
Ланселот
Машина ненадолго притормозила у мощных ворот. Они беззвучно разъехались в стороны. Водитель тут же рывком бросил машину в темный внутренний двор. Описал полукруг, плавно притормозил под навесом. Света здесь вообще не было, к тому же он выключил фары.
В полной темноте прозвучал голос Навигатора: - Еще раз подумайте, Андрей Ильич. Трудно услышать Зов, еще труднее отыскать Порог. Немногие решаются перешагнуть его. Назад возвращаются единицы. Большинство спасается бегством от Сил, призвавших их. Если повезет перепрыгнуть назад, в мир простых смертных, живут божьими каликами, блаженными и дурачками. По пальцам можно пересчитать тех, кто вернулся Посланником Сил, призвавших его. - Он выдержал паузу. Никаких гарантий, как вы понимаете. Процесс, как говорится, вне нашей компетенции. Вся натура Злобина противилась игре в мистику и никому не нужные тайны. Он даже буль-варщину на эту тему не читал, и фильмы не смотрел. Жизнь порой будет покруче любой страшилки.
Но Навигатору он верил. Верил, не пытаясь оспорить, усомниться, найти слабое звено в позиции.
- Мне бы хотелось сначала закончить дела в этом мире, - сказал он.
Не мог увидеть, но почувствовал, что Навигатор улыбается.
- Вы имеете в виду Дургу? Или Юлию, как вам привычнее... - Мягко скрипнула кожа сиденья. - Что ж, внесем ясность. Юлия была любовницей Шевцова. Случайная связь, ничего первое время для нее не значившая. Щекотало нервы, я думаю, то, что Шевцов профессиональный убийца. Тренированный и притравленный на человека зверь. Потом через него она вышла на некоего полковника ФСБ. Вы знакомы с оперативной информацией на сей счет?
- Да, какая-то банда из ментов руководящего звена районного уровня. Злобин вспомнил, что ему говорил Барышников в машине перед захватом Пака.
- Пак просветит вас подробнее, - словно читая его мысли, продолжил Навигатор. - Полковника вам вряд ли отдадут. Но скандал можно организовать изрядный.
- Юлия была у них наводчицей? - спросил Злобин.
- И наводчицей, и приманкой, и разработчи-цей операций. Всем сразу. Потому что всеми умело манипулировала. Кстати, знали о ней лишь полковник и Шевцов.
- Что с Шевцовым?
- Ликвидировала, - помедлив, ответил Навигатор. - Почти как вас. Но с расстояния метров в триста. Он вышел из-за угла и рухнул, как подкошенный. Мы ничего не успели предпринять. Называется дистантный удар, ни в одном учебнике по судебной медицине о нем нет ни слова. Однако факт! Шевцова подобрала "скорая". Уверен, вскрытие обнаружит обширный инфаркт.
- Чертова баба! - не выдержал Злобин. - А Мещеряков почему? Из-за денег или просто надоел?
- Это сделала не Юлия, которую вы видели. А Дурга, Лик которой лишь на секунду приоткрылся вам. Мещеряков специализировался на выращивании, вернее, активизации подобных монстров. Одну, переродившуюся в Лилит, мы остановили у самой опасной черты. Но об этом позже... Сегодня благодаря вам мы окончательно убедились, что худшие наши прогнозы оправдались. Не думайте, что мы так уж всесильны и всеведущи. Юлия была лишь одним из кандидатов. И не самым главным, если честно.
Навигатор замолчал.
Злобин ждал, что он еще что-нибудь скажет, но человек с седыми волосами и орлиным профилем
хранил молчание.
Злобина мучил один-единственный вопрос. Но он понял, что ответа ему Навигатор не даст. Нужно искать самому.
Вокруг не слышалось ни звука. Полная тишина и вязкая, как смола, темень.
- Вы не отдадите ее мне, потому что такие... превратившие себя в древних богинь, не подлежат суду по законам, писанным людьми и для людей. Для них есть другой суд и другая кара. Наше дело остановить Дургу и призвать Силы, которые сами вынесут приговор и покарают нарушительницу Баланса.
Злобин слышал свои слова и не верил, что их произносит он. Кто-то другой, кто жил все время внутри, вдруг проснулся и заговорил. Странно, страшно, убежденный в своей правоте.
Навигатор выдохнул, словно сбрасывая с себя колоссальную тяжесть.
- Ты слышал эти слова, Олаф? - обратился он к сидящему впереди человеку, представившемуся Максимом Максимовым.
- Да, Навигатор.
- Ты, Смотритель?
- Да, - ответил тот, кто вел машину.
Навигатор повернулся к Злобину, и он почувствовал, как впились в его лицо глаза этого загадочного человека.
- Пойдемте, Серый Ангел, - произнес Навигатор. - Сегодня я буду вашим Проводником.
Сухая ладонь легла на руку Злобина. Пальцы у Навигатора оказались твердыми, как стальные стержни.
В этот миг распахнулся прямоугольный проем, и из него наружу хлынул яркий свет.
Злобин невольно зажмурился. Наполовину ослепший, он не видел ничего, кроме четкой грани между тьмой и светом. Порога, к которому его вела твердая рука Навигатора.
Эпилог
Оперативному дежурному ГУВД Труп неизвестного мужчины, обнаруженный на ул. Осташковской нарядом "Скорой помощи" и доставленный во 4-й городской морг, опознан. Прошу дать указания по прекращению розыскных мероприятий в отношении особо опасного преступника - Шевцова Ивана Эдуардовича.
* * *
Агентство "Эко-ньюс"
Пресс-служба Генпрокуратуры категорически отвергла утверждения, появившиеся в некоторых СМИ, что арест владельца финансово-инвестиционной компании "Самсон" связан с разворачивающимся расследованием причин дефолта. По заявлению представителя прокуратуры, причиной ареста стало подозрение в соучастии в особо тяжком преступлении.
* * *
Уважаемая Ирина Алексеевна, выражаем глубокие соболезнования в связи с постигшей Вас утратой - гибелью при исполнении служебных обязанностей Вашего сына, Шаповалова Валентина Семеновича.
Нашей финансово-инвестиционной компанией "Самсон" проводится благотворительная программа "Сыны отечества", призванная оказывать помощь сотрудникам правоохранительных органов и военнослужащим, пострадавшим при исполнении служебного долга, и членам их семей.
Сообщаем, что на Ваше имя открыт счет на 200 000 долларов США. Ваши распоряжения по использованию данных средств будут приняты по нижеприведенным телефонам.
С уважением,
И. о. гендиректора ФИК "Самсонов" Семен Леонидович Дорохов 30 сентября 1998г.