Маркеев Олег. Странник, Серый Ангел

   - Из танка бы пульнуть, - подсказал Барышников.
   - По таким не стреляют.
   Злобин нахмурился, на секунду вспомнив, время, когда довелось работать в бригаде, расследовавшей стрельбу по Белому дому. Самое поганое, на его взгляд, было даже не то, что противников режима заманили (одни - демагогией, а "президентская рать" - хитростью) в здание-ловушку, как в камеру смертников, а то, с каким размахом и скоростью отреставрировали прокопченное порохом и гарью здание. Следственная бригада закончила работу почти день в день с турецкими строителями.
   Их невзрачный "жигуленок" уже привлек внимание охранника в стильной униформе. Он поднес рацию ко рту. Видеокамера над воротами развернулась, уперлась глазом в "жигуленок".
   - О, сейчас кино про нас снимают, - хмыкнул Барышников. - Что делать будем, Андрей Ильич?
   - Пойду разберусь на месте. Злобин уже взялся за ручку двери, но Барышников его остановил:
   - Зачем ноги зря топать, когда телефон есть. - Он полез в карман за мобильным. - Вот когда я в конторе служил, бегал только первый год, пока младшим опером был. А потом - ни-ни. Перешел, так сказать, на устное творчество. Ногами работает тот, у кого головы нет. Или телефон отключили, хе-хе-хе... Главное, знать, кому звонить и что сказать.
   Вместе с телефоном он достал крохотную записную книжку, сразу же раскрыл на нужной букве.
   - Вот он, друг любезный, - пробормотал, набирая номер. - Сеня? - он перешел на бодрый тенорок. - Миша Барышников тебя беспокоит. Не тот, что болерун, а тот, что старый пердун. Ха- ха-ха! Как дела, дружище?.. И мои потихоньку. Вот, кстати, сейчас проверю, какой ты мне друг. Скажи, только честно, но по секрету, лично мне... Шеф твой на месте или в нетях затерялся?.. Ага, на месте, но приказал считать, что в нетях. - Барышников подмигнул Злобину. - И я, Сеня, II дружбой дорожу. Сейчас поймешь, в каком смысле. Понимаешь, пипетка безмозглая, что в прием- ной твоего шефа сидит, к телефону его не зовет... Ага, хоть ты тресни, не зовет! И так это одного человека достало, что он уже кипятком исходит... Ага, сидит рядом со мной и весь "жигуль" кипятком залил. Скоро мне ноги ошпарит. Спасай, братка. Глянь в телевизор. Там кино про белый "жигуль" показывают. Вот я в нем сижу и страдаю. Значит, подойдешь? Ай молодец. Настоящий
   друг!
   Барышников отключил связь, повернулся к Злобину.
   - Сеня Дорохов, в Шестом главке* служил. В экономике сечет поболее моего, вот ему и доверили кабана этого пасти. Жирок нагуляет, Сеня его на бойню и отконвоирует. А кому еще как не шефу службы безопасности такое доверят?
   - Надежный контакт? - спросил Злобин.
   - Как Феликса с площади сковырнули, я никому не верю. Да и раньше особо не доверял.
   * Шестое главное управление КГБ СССР- "экономическая безопасность".
   Барышников на секунду задумался. - Но Сеня не дурак. И своя задница ему дороже любого оклада. На том и бери. За услугу, само собой, полагается заплатить информашкой. В пределах допустимого, конечно.
   - Понял, не дурак, - кивнул Злобин. Семен Дорохов уже появился на парадном крыльце. Мужчиной он оказался под стать опекаг емой фирме - крупный, солидный, неспешный. Не торопясь обошел клумбу, пошептался о чем-то с охранником. Отворил кованую калитку. Барышников успел сдать задом на десяток метров, чтобы выйти из поля зрения камеры наблюдения. Дорохов, заметив это, кивнул одобрительно и враскачку пошел к "жигуленку".
   Когда он пролез сел в салон, воздух сразу же наполнился ароматом дорогого табака и одеколона. Он критически осмотрел обшарпанное нутро "жигуленка" и сел, не касаясь спиной спинки заднего сиденья.
   - Знакомься, Сеня. - Барышников сразу же переадресовал его Злобину. Андрей Ильич Злобин. Генеральная прокуратура.
   Дорохову представляться нужды не было, на лацкане хорошо сшитого костюма болталась пластиковая визитка с указанием фамилии и должности.
   - Слушаю вас, Андрей Ильич. - Дорохов в отличие от дурочки секретарши сразу же взял нужный тон. - В чем проблема?
   Злобин развернулся, чтобы лучше видеть собеседника. Считал его отчество по визитке.
   - Проблема в том, Семен Леонидович, что мне так нужно увидеть вашего шефа, что через десять минут я бы вызвал группу силового обеспечения и снес бы эти ворота к чертовой матери. Холеное лицо Дорохова сразу же напряглось. От носа к уголкам губ проступили острые морщинки.
   - Так все серьезно? - спросил он, тщательно контролируя голос.
   - Генеральная прокуратура само по себе серьезно, - дожал Злобин.
   Дорохов почему-то посмотрел на фирменные штандарты, весело хлопающие на осеннем ветру. Как показалось Злобину, в его глазах на секунду мелькнула смертная тоска.
   - Есть шанс разрулить ситуацию? - собравшись, спросил он.
   - Лишней крови мне не надо. Но в воспитательных целях отшлепать вашего шефа придется. - Злобин достал из кармана повестку, неудобно скрючившись, черкнул на ней несколько строчек. - Передайте шефу лично в руки. Через сорок минут жду в Останкинской прокуратуре. А на словах можете передать...
   - Я догадываюсь, - остановил его Дорохов. Повестку убрал в нагрудный карман. - Что-нибудь лично для меня будет? В порядке взаимной информации.
   Злобин покосился на Барышникова, индифферентно барабанящего по рулю.
   - Ваш шеф проходит свидетелем по делу о смерти гражданина Мещерякова. На допросы являться отказывается, чем портит кровь мне, а себе осложняет жизнь.
   - Это для меня не новость. Новое, что в дело вмешалась Генеральная.
   Плата за дружбу показалась Дорохову мизерной, чего он и не собирался скрывать.
   Барышников завозился, с трудом развернулся.
   - С твоего разрешения, Андрей Ильич, - обронил он. И, не дождавшись разрешения, сразу же обратился к Дорохову: - Мы с тобой старые друганы, Сеня. Чисто по дружбе, без протокола ответь: ты для шефа грязную работу не делал?
   - Что я, идиот? - неподдельно возмутился Дорохов.
   Злобин, сначала опешивший от неожиданности, быстро сориентировался и подхватил:
   - Тогда по дружбе, Семен, советую: узнай, кто ее делает. Рано или поздно вопрос этот я задам под протокол. Со всеми вытекающими последствиями. Хотелось бы, чтобы ответ ты знал заранее.
   Румянец сытой, бесхлопотной жизни медленно. сошел с лица Дорохова.
   - Вот, значит, как, - прошептал он.
   - Кандидаты есть? - тут же влепил вопрос Злобин.
   - Иными словами, кого я подозреваю в совершении особо тяжких преступлений? - криво усмехнулся Дорохов. - Такими данными не располагаю, иначе давно бы проинформировал все заинтересованные ведомства.
   - Сеня, тут все свои, - осадил его Барышников. - Что ежом топорщиться? Верю, что из твоих качков никто не подпишется. Да и не допустил бы ты такого. А на стороне у него контакты Должны быть. С мафией же связан наверняка.
   Дорохов на несколько секунд закрыл глаза, так, очевидно, ему было легче прокачивать информацию.
   - С отморозками связываться себе дороже. Потом не откупишься. А шеф жадный до безумия, - тихо начал он. - Присмотрюсь-ка я получше к его личному телохранителю. Он не в моем штате, шеф платит ему из своего кармана.
   - Значит, к тебе никаких претензий, - подсказал Злобин. - Как зовут личного?
   - Шевцов Иван. Для своих - Доктор.
   - Из блатных? - уточнил Злобин.
   - Нет, что ты! Шеф синих на нюх не переваривает. Боится. Он же из фарцы в люди выбил ся, а воры таких ни во что не ставят. Из спецна-зовцев Шевцов. Позывной у него такой был
   "Доктор".
   - После Чечни не оклемался? - спросил Барышников.
   - Хуже. Ровесник шефа, тридцать с хвостиком, и полжизни провоевал.
   - Ну, ежели он себя до сих пор Доктором величает... - Барышников покачал головой. - Тяжелый случай.
   - Не то слово, - тяжко вздохнул Дорохов. - Ладно, разберемся. Пойду я, мужики. Злобин первым протянул ему руку:
   - Рад был познакомиться, Семен.
   - Взаимно, Андрей. - Дорохов наскоро пожал руку Барышникову. - А с тебя, злыдень,
   стакан!
   - Что мы, нищета, пьем, вам и предлагать-то совестно, - отшутился Барышников. - Перемрете с отвычки, кто деньги для страны зарабатывать будет?
   Дорохов коротко хохотнул и выбрался из машины.
   Барышников проводил взглядом его крепко сбитую фигуру, пока Дорохов не скрылся в калитке.
   - Вот она, жизнь, Андрей Ильич. Кого приблизил, тот и сдаст, - философски изрек он.
   Повернул ключ зажигания. Двигатель "жигуленка" недовольно заскрежетал, чихнул, но завелся.
   В переулке показался серый "опель", сбавив скорость, проехал мимо.
   - Опоздали, ребятки! Совсем мышей не ловите, - с усмешкой послал вслед "опелю" Барышников.
   - Думаешь, по наши души? - насторожился Злобин.
   - Уверен. Мои ребятки пасут их бригаду с утра и ни разу не засветились. А эти даже номера не меняют. Вот они, гаврики, все здесь.
   Барышников снял с подставки блокнотик. Показал Злобину верхний лист. Каракулями, но вполне читаемо на нем стояли цифры в столбик.
   Среди шести номеров машин значился и опелевский.
   Старые львы
   Срочно
   т. Салину В. Н.
   Зафиксирован контакт объекта "Ланселот" с руководителем службы безопасности ФИК "Самсон" Дороховым С. Л.
   Аудиозапись беседы и установочные данные на Дорохова с курьером направляю в Ваш адрес.
   Владислав
   Многие ищут себя всю жизнь, да так и не находят. Сдаются и становятся тем, кем хотят их видеть, чем получилось, короче - ничем.
   Фаддей Самсонов сделал себя сам, под себя, любимого. Он очень рано понял, что его талант - делать деньги. Любые и буквально из всего. Иногда казалось, что выстави он в окно руки - и через минуту небеса прольются золотым дождем и к ладошкам прилипнут червонцы.
   Родителей и родственников он еще ребенком приучил дарить ему на праздники деньги. Все почему-то посчитали это признаком ума и самостоятельности. И правда, деньги мальчик складывал в копилку и финансовых отчетов о тратах никому не предоставлял.
   В пятнадцать лет он принял первое самостоятельно решение и расплевался со школой. Бизнес (а Фаддей уже так называл свои авантюры) требовал свободного времени и свежей головы. Он уже отлично ориентировался в жизни и знал, что-кроме магистральных дорог есть окольные пути. Так, в институт легче поступить "с производства", чем из спецшколы. И Самсонов временно стал; пролетарием.
   Полиграфическое ПТУ, куда его взяли без экзаменов, было закреплено за орденоносной типографией "Красный пролетарий". Впервые попав на практику, Фаддей совершил ознакомительную прогулку по цехам и понял, что здесь печатают деньги. Нет, всем известно, что денежные знаки. печатают на Гознаке. Туда Фаддей даже боялся попадать, знал: инфаркт может схватить от вида п а ч е к денег. Но он первым из практикантов "Пролетария" понял, что буквально все, на чем пропечатана цена, имеет реальную денежную стоимость. Проплывающие по транспортеру книги, брошюры, плакаты и календари виделись ему пачками денег. Оставалось только придумать, как их конвертировать.
   Из всего многообразия печатной продукции он выбрал поздравительные открытки. Малый формат и цена соответствующая. Пачка открыток весила, как книга, а стоила в десять раз дороже. Номинал двадцать копеек, в пачке сто штук - считайте сами. Не всякую книгу купят с рук, а открытку к празднику обязательно. Тем более открытки были шикарные, на мелованной бумаге, с блестками, - не чета бледной халтуре, что пылились во всех киосках.
   И пока соратники по ПТУ овладевали азами профессии, Фаддей развернул личный бизнес. За три рубля с пачки нанял двоих тупых, но отчаянных пэтэушников. Работа у них была не пыльная: в конце смены найти три пачки, припрятанные Фаддеем, выбраться на крышу цеха и перебросить их через забор. На все уходило ровно две минуты, Фаддей специально засекал по секундомеру, отсутствия новеньких в раздевалке никто не успевал заметить.
   "Метатели" работали через день, опять же из конспирации. А "ловцом" Фаддей нанял школьного друга, жившего на Новослободской, в двух шагах от типографии. Ни у кого не должно было вызвать подозрений, что, устав от уроков, мальчик вышел погулять. За два рубля за вечер, меж-ДУ прочим. И если он поднял свалившийся с неба сверток, то это, дяденьки милиционеры, никакой не криминал.
   Оставалось только реализовать открытки, вот тут-то и был голый криминал. Самую сложную часть работы Фаддей исполнял лично. И не потому, что благородно брал риск на себя. Нет, на этой стадии картонки превращались в живые деньги, хрустящие, пахучие, приятно щекочущие пальцы, и таким кайфом Фаддей ни с кем делиться не хотел. Но он знал меру. Больше трех пачек в смену не метали. Открытки сбывал за полцены. И киоскеры ни разу не отказались купить оптом штук по двадцать.
   Крах подпольного "отдела сбыта" произошел по досадному недоразумению. Фаддей сразу же оценил глубокую мудрость вождя, сказавшего, что кадры решают все. Один из "метателей" попал в вытрезвитель, и пришлось срочно нанимать нового. Был канун октябрьских праздников, открытки шли "на ура", и простоя Фаддей допустить не мог. Новенький, косая сажень в плечах, мозг размером с печень трески, смысл задания уяснил с третьего раза: нашел, взял, бросил. Ну и бросил... Размахнулся во всю ширь и со всей дури швырнул пачку в темноту не целясь. Двухкилограммовый брикет пробил стеклянную крышу соседнего цеха. Там в это время там главный технолог материл наладчика. В живых остались оба, правда сильно испугались.
   Было следствие, на котором пролетарии держались молодцом и из братской солидарности никого не сдали. Однако начальник цеха в приватной беседе заявил Самсонову, что хоть доказательств,, и нет, но ум и коммерческая жилка у Фаддея на роже написаны. А посему нечего ему делать в стройных рядах трудового коллектива, ступай, мол, хлопчик от греха подальше. Начальник накатал отличную характеристику, и производственная практика для Фаддея завершилась раньше срока.
   Заработанное на "Красном пролетарии" он потратил с умом. Конвертик с хрустящими червонцами перекочевал в карман директора ПТУ, в результате чего Фаддею Самсонову был выдан красный аттестат ПТУ, что на вступительных экзаменах в вуз приравнивалось к медали и гарантировало поступление в институт.
   Не мудрствуя лукаво Фаддей подал документы в Полиграфический институт на экономический, само собой, и, едва получив студенческий билет, принялся азартно зарабатывать на жизнь и высшее образование. На лекции он не ходил, семинары ограничил ежемесячными визитами к декану, передавал конвертики с хрустящими бумажками, а все свободное время проводил на практических занятиях по экономике, организуемых самостоятельно на свой страх и риск.
   Москва после Олимпиады как распахнулась навстречу Западу, так и осталась стоять, разметав руки, как статуя Христа над Рио-де-Жанейро. В столицу стекались тургруппы иностранцев, под завязку упакованные дефицитом. Еще никто не знал слова "бартер", но он уже вовсю процветал, еще действовала статья за валютные махинации, но валюту меняли в любых количествах, проститутки еще не стали героинями фильмов и криминальной хроники, но снять пугану в "Интуристе" было проще, чем сходить в туалет.
   Фаддей затерся в очередь на обслуживание иностранных гостей сразу же за таможенниками и перед путанами. Иными словами, он утюжил организованные группы и отдельных гостей, меняя и продавая все, что только можно.
   С языками и быстрым счетом в уме у него проблем не было еще со школы, и бизнес развивался вполне успешно. Тревожило только одно. От нервной жизни и обильного питания в "Метрополе" Фаддей стал превращаться в колобка. Руки, конечно, сноровки не потеряли, а вот ноги стали
   сдавать.
   Все кормушки были плотно обложены милицией, комитетчиками и дружинниками. Периодически устраивались облавы и загонные охоты. Тогда приходилось срочно сбрасывать товар и валюту, как ящерица хвост. У гостиницы "Россия", например, выручала обычная гайка "на двадцать четыре". Сунул в дырочку скатанную в цилиндрик валюту, размахнулся посильнее и запузырил валютную гайку в реку. Пусть менты, если хотят, твой срок сами со дна достают.
   Убытки не давали Фаддею покоя. Умом понимал, что таким образом откупается от срока, но сердце болело. Всякий раз, когда гайка плюхалась в мутные воды Москвы-реки, на сердце Фаддея появлялся шрамик. Так и до инфаркта недалеко, решил он и стал думать.
   Решение подсказал спортивного вида парень, живший в его дворе. Дважды в день в любую погоду он трусцой выбегал на улицу и добросовестно наматывал с десяток километров. Фаддей познакомился с ним и провел разъяснительную беседу.
   До Ивана Шевцова, как до всякого спортсмена, прописные истины доходили с трудом. Фаддей чуть ли не на пальцах растолковал, что бесплатно не бегает даже страус, а во всем мире процветает профессиональный спорт. Иван Шевцов готовился стать мастером спорта по десятиборью, что требовало усиленного питания и расходов на спортивную форму. На этом его Фаддей и взял.
   На следующее утро состоялся первый пробный забег.
   В хмурых промозглых сумерках Фаддей ловко и без проблем окучил автобус с финнами. Матрешки, водка, кроличьи ушанки и икра были куплены по приемлемой цене, оставшуюся у чухонцев валюту Фаддей обменял по максимальному курсу. Дружинники и менты, как стервятники, маялись неподалеку, дожидаясь своего часа. Глумливо усмехались, бросая нехорошие взгляды на Фаддея.
   И в последние секунды до срока, когда карманы полны валюты, а бежать некуда, из-за поворота появился подтянутый длинноногий архангел. Протрусил мимо, слегка чиркнув кругленького Фаддея плечом. Дружинники и менты, сообразив, что случилась передача валюты из рук в руки, вяло бросились в погоню.
   Иван прибавил темп, и вдоль набережной вытянулась цепочка бегущих и орущих солдат правопорядка. С многоборцем они состязались недолго, метров шестьсот. Иван откровенно издевался: Держал дистанцию в десять метров и в отрыв не уходил. Менты стали выдыхаться и по одному сходить с дистанции. Кто-то вызвал по рации подмогу. Мигая синими огнями, за Иваном стартанул "жигуленок". Но разрядник врубил полную скорость и легко ушел вверх по переулкам к Таганке.
   Спортобщество "Валютные резервы" просуществовало полгода. За это время Иван ни разу не проиграл забега. Фаддея периодически от бессильной злости метелили в участке, но предъявить ничего не могли. А он лишь почесывал сальные отложения на боках и ягодицах, отмассиро-ванные в ментовке, и улыбался. Прежние убытки сократились до зарплаты Ивану и покупки ему же спортивной формы, каждую неделю новой, чтобы не примелькался. Осенью Ивана забрили в армию, и их пути с Фаддеем временно разошлись. Вновь свела их жизнь в бурные годы гайдаров-ских реформ. Их Фаддей, естественно, принял всем сердцем, просчитав умом. Фарцевал он уже вагонами и валюту менял сотнями тысяч. Но о статусе не забывал. Тем же путем, что аттестат и диплом, организовал себе кандидатскую степень по экономическим наукам, вступил ради связей в Аглицкий клуб и НДР, для пользы дела купил де-путата из богом забытой дыры и устроил брата жены в Таможенный комитет.
   Иван Шевцов эти годы отдал военному многоборью и стрельбе по живым мишеням. Вернулся с бобриком волос, выжженных чужим солнцем, и такими же пустыми, выцветшими глазами. Таким его и подобрал Фаддей, случайно увидев во родном дворе, где в апартаментах на целом откупленном этаже обитала любовница.
   С тех пор они больше не расставались. Иван Шевцов, как выброшенный на улицу пес, вновь обретший хозяина, знал только миску, коврик и кормящую руку. Другого и других в его жизни не существовало. Фаддея это абсолютно устраивало. Только иногда холодок пробегал по спине, когда Иван останавливал на нем свой взгляд собаки-людоеда.
   Ланселот
   Злобин для очистки совести перелистывал дела, оставшиеся в наследство от Шаповалова. Знал, что ничего экстраординарного в папках не найдет. Обычная прокурорская рутина: труп, труп, тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть...
   Мертвецы цеплялись за мертвецов и тянули за собой живых. Вот папаня подрезал раздухарившегося сыночка. Шаповалов, умница, подвел старика под превышение самообороны. Как мертвому припарка. Через сутки пришлось строчить отказник на факт смерти папаши. Умер от естественных причин - инфаркт.
   Отдельно лежали два дела на милицию. По статьям "пытки" и "кража".
   В первом деле по эпизоду проходил начальник отдела по борьбе с наркотиками. Шел майор по коридору в поганом настроении. Вдруг слышит, как его орлы склоняют задержанного к даче показаний. А тот не склоняется, орет только. Решил майор провести показательные занятия для опер-состава и заодно настроение подправить. Ворвался в кабинет и ну пинать задержанного. А у того руки в наручниках. Классическое "беспомощное состояние" потерпевшего, "пытки", как ни крути, тут Шаповалов не перегнул. Обычная сценка, ничего криминального, если нет свидетелей.
   А они нарисовались следом за майором: мама, сестра и папа задержанного. Шум, визг, слезы! Авторитета папы хватило на возбуждение дела. Майору не повезло, мальчик оказался чист перед законом и стерилен на наркотики, повязали не того. Бывает...
   Кражами промышляли всем отделом на станции метро. Подбирали подвыпивших пассажиров, парили в "обезьяннике", потом отпускали с миром. Перед этим облегчив карманы. Шаповалов подсунул им живца, менты наживку заглотили. Пока актер в "обезьяннике" играл опьянение средней тяжести, менты успели сгонять в ларек за водкой, разменяв помеченные купюры. Чем резко усугубили свое положение, воспользовавшись краденым в корыстных целях. Статья как с куста.
   Шаповалов, конечно же, нажил себе врагов в серых мундирах. Но не до такой степени, чтобы пропасть без вести. Злобин уже знал, что прокуратуре дали отмашку на порку краснознаменной московской милиции. Менты пока только прядали ушами, но терпели. Только дурак станет давать сдачи, когда идет кампания. Вот потом, когда прокурорские подведут итоги и отчитаются о достигнутых успехах, тогда можно. И с превеликим удовольствием.
   Нет, ни убивать, ни покупать молодого следователя, исходя из папок в сейфе, было не за что.
   Злобин достал из внутреннего кармана карточку "Виза". В информационно-оперативном подразделении УСБ ее уже успели прокачать. Ответ Злобину не понравился.
   Счет на двести тысяч долларов был открыт в кипрском отделении банка "Самсон" неделю назад. Деньги пришли из оффшорки, принадлежащей финансовой компании Фаддея Самсонова. Совпадение хуже некуда, особенно неприятно то, что карточкой уже пользовались, дважды сняв наличку по сто долларов в банкомате. Получалось, либо Шаповалова купили, либо скомпрометировали посмертно.
   В коридоре послышался шум, стал катиться, как самосвал с металлоломом, к дверям Злобина. - Так, деньги к деньгам, - пробормотал Злобин, убирая карточку в карман. Фаддей Львович Самсонов вкатился в кабинет 1в сопровождении охранника и адвоката.
   У Злобина сразу же сложилось впечатление, что незабвенного Хрюна с НТВ лепили с Фаддея Самсонова.
   Щетина, обрамлявшая складку на подбородке, по мясистым щекам пробиралась к голове и там расползалась мшистой колючей порослью. Благородства она Самсонову не прибавляла, только усугубляла сходство с хряком. Сейчас хряк был на грани апоплексического удара, жутко пучил налитые кровью глаза и судорожно сёрбал тупым носом.
   - Ты Злобин? - с порога начал визжать он. - Работать надоело, да? Погоны жмут? Я тебе устрою перевод, век не забудешь! В Чечню поедешь, с Басаева показания снимать!!
   Он передохнул, осмотрелся и на прежних частотах продолжил вопить:
   - Ворье, взяточники, кор-р-рупционеры! Всех в шею гнать надо! На Соловки, в ГУЛАГ, едрена вошь!! Сегодня же депутатский запрос получишь, слышишь меня?!
   Злобин изобразил из себя беспросветного провинциала, медленно поковырял пальцем в ухе, поморщился.
   - Буду слышать, если громкость убавите, - с улыбочкой произнес он.
   - Он еще лыбится, полюбуйтесь! - Самсонов призвал в свидетели адвоката и охранника. - Да у меня минута стоит больше, чем ты за год зарабатываешь, понял? Ты кто такой, чтоб с переговоров меня срывать?!
   - Однако все же приехали, Фаддей Леонидович, - с прежней дебильной улыбочкой сказал Злобин. - А вы адвокат, наверное, да?
   Мужчина в дорогом костюме, элегантно скрывающем недостатки фигуры, с достоинством кивнул.
   - Бронштейн. Иосиф Давидович, - представился он. С тонкой улыбкой добавил: - Ни тому, ни другому родственником не довожусь. Просто забавное совпадение.
   Ни на революционера-интернационалиста, ни на певца-патриота он действительно не тянул. Адвоката за свои деньги Самсонов подобрал под стать себе: кругленького, коротконогого, оплывшего. Даже волос на голове у них, казалось, было поровну. Общее сходство портило подобострастное выражение, намертво отпечатанное на лице адвоката. Будто не адвокат он вовсе, а халдей из проворовавшегося ресторана.
   - Ты что, не понял, кто перед тобой? - шавшись, опять принялся за свое Самсонов. Один звонок - и тебя здесь нет, понял?
   Злобин пожал плечами.
   - Если есть звонилка, можно и позвонить. Только куда? - наивно поинтересовался он.
   Рука Самсонова потянулась к карману, где, наверное, лежал телефон. Но на полпути вдруг опала. Он засопел и в поисках поддержки посмотрел на адвоката. Для этого он развернулся в талии, шеей из-за складок явно вращать уже не мог.