Маркеев Олег. Странник, Серый Ангел

   Глава третья
   СЕРДЦЕ МАТЕРИ
   Ланселот
   Бывает, что крошки со стола взять нельзя, век не расплатишься. А случается, что не принять приглашение, означает смертельно обидеть, да и неловко отказываться, если от самого сердца. Пусть даже не будет разносолов, а от сердечного тепла, что шатром накрывает бедный стол, становится такое застолье дороже всех пиров.
   Злобин не смог найти в себе силы отказаться от предложения матери Шаповалова перекусить на скорую руку. Вслед за чашкой чая на столике появилась тарелка с бутербродами и керамическая плошка с пирожками.
   Мать Шаповалова, Ирина Алексеевна, села в кресло напротив.
   - Может, зачерствели, вы уж извините. Вчера пекла. Когда работаешь, забываешься как-то. Сердце не так болит.
   - Нет, что вы, очень вкусные. - Злобин с показным аппетитом откусил полпирожка.
   - Давно домашнего не ели, - покачала головой женщина. - Вот и рубашку сами гладили.
   - Как догадались? - удивился Злобин. Рубашку гладил действительно сам, гостиничным утюгом, но в качестве был уверен.
   - Женщина иначе гладит. А вы не разведенный, нет?
   - Нет, слава богу. Семья пока в Калининграде осталась. К Новому году, надеюсь, переберутся в Москву.
   Ирина Алексеевна относилась к тому типу женщин, у которых сердце болит за всех и вся. Было в ней что-то исконное, деревенское, столицей не подпорченное. Простой ситцевый халатик, прическа, какую носили в детстве Злобина школьные учительницы - прямой пробор и клубок косы на затылке, - а глаза... Злобин не смог смотреть в них больше секунды. Столько там плескалось горя и невыплаканных слез.
   Едва войдя в квартиру, он сразу же определил, что живут здесь трудно, но честно. Пахло домом. И еще бедой. Валерианкой или какими-то сердечными каплями. Мебель старая, еще сэвовских времен, чешский гарнитур расставили по всем трем комнатам. Цветной телевизор с полированными боками, последний шедевр советской радиоэлектроники. Вышедшие из моды шторы, обои давно следовало сменить, но тем не менее, надо отдать должное хозяйке, смотрелось все уютно и аккуратно.
   Злобин скользнул взглядом по полочкам серванта. Между посудой стояли семейные фотографии. Обычная семья. Из такой идут в армию. Но редко - в тюрьму.
   Обычный набор книг в шкафу, какой появляется в любой семье ко второму десятку жизни: полные собрания сочинений классиков шестидесятых годов издания, серенькие томики "ЖЗЛ", купленные в педагогическом порыве, детские книжки в ветхих переплетах и школьные учебники литературы. Само собой - детективы. От Си-менона до Марининой. Особняком стояли новенькие томики юридической литературы.
   - Валентин - первый юрист в семье? - спросил Злобин.
   Ирина Алексеевна сморгнула, промокнула пальцем уголок глаза.
   - Да, - кивнула она. - Я, конечно, хотела, чтобы он шел в медицинский. Но Валя настоял
   на своем.
   - Почему "конечно"? Вы врач?
   - Нет, не сложилось. Фельдшер-акушер. Теперь, правда, на пенсии.
   - А у меня жена - кардиолог, - подхватил тему Злобин. - Друзья подкалывали: женился на медичке. А мы уже сколько лет вместе, и тьфу-тьфу-тьфу. Может, для прокурорского это идеальная пара. Врач и следователь. По себе скажу, доброта докторская помогает. Озвереть не дает... У Владислава девушка есть?
   - Была - Леночка. Не сложилось у них, - тяжело вздохнула Ирина Алексеевна. - Жалко. Хорошая девочка.
   - И других не было?
   - Откуда им взяться с такой работой! - с неприкрытой болью ответила Ирина Алексеевна.
   Злобин отхлебнул чай. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но он тянул время, давая матери собраться перед новой порцией боли.
   - Ирина Алексеевна, Валентин сильно пил? - тихо спросил он.
   Она лишь кивнула и закрыла глаза ладонью.
   - М-да, у нас это вроде профессионального заболевания, - попытался неловко смягчить горечь Злобин.
   - И Валя так говорил! Слово в слово. А сам уже без бутылки пива не засыпал, - запричитала Ирина Алексеевна. - Придет за полночь, а от него уже водкой разит. Выключит на кухне свет и сосет свою "Балтику девятую". Потом ногами прошаркает в свою комнату и рухнет как мертвый.
   Злобин встал. Положил руку на вздрагивающее плечо Ирины Алексеевны.
   - Ну-ну, не плачьте. Все через это прошли. Я тоже пил до чертиков. А потом в момент бросил.
   - Правда? - глухо спросила она, вытирая глаза.
   - Пять лет не пью, честное слово.
   Злобин в эту минуту был противен сам себе; ничего не мог поделать с прокурорской натурой: одна часть ее утешала, искренне сострадая горю матери, а другая находила и цепляла в памяти мелкие детали, из которых потом сложится полная картина.
   Дверь в комнату Валентина была открыта, и Злобин тщательно обшарил ее взглядом. Ничего выпадающего из общего стиля квартиры. Ни дорогой радиоаппаратуры, ни компьютера, ни календарей с голыми девочками. Или Валентин жил, как научили отец с матерью, или у него была своя норка, обставленная и оборудованная на нетрудовые доходы.
   - А у вас дети есть, Андрей Ильич? - спросила Ирина Алексеевна.
   - Дочка, - машинально ответил Злобин.
   - С дочкой проще. Маме помощница... Выдать замуж за порядочного и работящего, все на сердце легче. Хотя порядочным и работящим сейчас хуже всех приходится.
   Злобин поморщился. Не хотелось переходить к формальной процедуре, но ничего не поделаешь.
   - Ирина Алексеевна, извините меня... Но Валентин, скажем так, пропал... Мы начинаем розыскные мероприятия. Полагается осмотреть жилище пропавшего. Ну, на предмет установления... Может, он паспорт с собой взял зимнюю одежду. Значит, уехал. Вы понимаете?
   - Я понимаю. Конечно, конечно. - Она в последний раз всхлипнула, достала из кармана платочек и быстро промокнула глаза.
   - С вашего разрешения, - скороговоркой пробормотал Злобин и шагнул к дверям комнаты Валентина.
   - Андрей Ильич, вы в сны верите? - остано вил его на пороге тихий голос Ирины Алексеевны.
   "Черт, истерика началась... Не дай Боже", - с тоской подумал Злобин. Но тут предчувствие больно укололо под лопатку. Он повернулся.
   - Да, Ирина Алексеевна, верю. Особенно если это сны матери.
   Ирина Алексеевна терзала в пальцах платочек,
   - Мне сон приснился. Валик... Живой, улыбается. Говорит: "Мама, никому не верь. Никаких денег я не брал". - Она подняла на Злобина измученный взгляд. Поверьте, он не брал этих денег. Мой Валик просто не мог!
   Злобин вернулся на свое место. Сел, протянул через стол руку и накрыл ладонью ее пальцы, все еще комкающие мокрый платочек.
   - Ирина Алексеевна, какие деньги?
   Женщина высвободила руку, сунула в карман, чуть помедлив, достала и выложила на стол пластиковую карточку. "Виза" с фамилией и инициалами владельца. Латиницей, выпуклыми буквами значилось "Валентин С. Шаповалов".
   - Так! Уже кое-что.
   Злобин потянул карточку к себе. За отпечатки на пластике уже не беспокоился, все затерто матерью.
   - Где нашли? - быстро спросил он.
   - В столе у Вали. Верхний ящик. Под коробочкой с карандашами.
   - Потом покажете. Когда нашли?
   - Сегодня ночью. Как сон увидела.
   Злобин нагнулся. У ножки стола лежала папка, в ней он по привычке носил комплект бланков. Достал нужный.
   - Ирина Алексеевна, сейчас я оформлю протокол изъятия. Чтобы у нас все по правилам было. - Злобин щелкнул ручкой, приготовившись писать. - Но перед этим скажите, кто еще входил в комнату сына, кроме домашних?
   - Ребята с его работы. Вчера приезжали. Задавали те же вопросы, что и вы.
   - Кто именно?
   - Леша Пак, его Валя Корейцем называл. Второго не знаю. Молодой парень, из новеньких.
   - Пак служит в прокуратуре?
   - Нет, в нашем ОВД, заместитель по розыску.
   - Ясно.
   Злобин достал еще один бланк - протокол допроса свидетеля.
   Ирина Алексеевна тяжело откинулась на спинку стула и прижала ладонь к сердцу.
   - Что же теперь будет, Андрей Ильич?
   - Ничего. Искать будем вашего сына. Сходите, пожалуйста, за соседями, за теми, кто не болтлив. Карточку следует изъять в присутствии понятых.
   - Господи, позор-то какой! - выдохнула Ирина Алексеевна.
   Злобин не удержался и посмотрел в ее страдальческие глаза.
   - Ирина Алексеевна, не изводите себя. - Он ткнул ручкой в карточку. - Это еще ничего не значит. В то, что ваш сын честный человек, я верю и буду верить до последней минуты.
   "Бедная. Только бы выдержала. Скоро начнем таскать по моргам, предъявлять на опознание все бесхозные трупы, подходящие под описание. Тут даже стальное сердце в клочья разлетится, а материнское и подавно".
   Злобин с трудом заставил себя вывести первую строчку в протоколе.
   Глава четвертая
   ЗАСАДНЫЙ ПОЛК
   Ланселот
   Злобин стоял на остановке и курил, нещадно теребя фильтр зубами. Иных проявлений эмоций он себе не позволил.
   Вокруг в осенних лучах плескалась жизнь. Ветер гонял по асфальту золотые листья пополам с серебристыми упаковками и рекламными листочками. Гости с Украины расставили вдоль тротуара коробки с экзотическими фруктами, лузгали семечки и вяло перебранивались. Сын солнечного Азербайджана махал картонкой над мангалом, разгоняя шашлычный чад. Из ларьков неслась интернациональная музыка на все лады и на всех языках. Под нее перебирала ломкими тонкими ножками группа школьниц. Все как одна сосали пиво из бутылок, между глотками успевая сделать по паре затяжек. Разговаривали развязно и визгливо, как стайка сорок на ветке. Само собой, мат шел вместо знаков препинания.
   В двух шагах от Злобина готовились к трудовой вахте наперсточники. Коробку с тремя стаканчиками установили посреди тротуара так, что не обойти. Катала уже разминался, но игру не начинали. Очевидно, ждали группу обеспечения. Пару человек из нее Злобин уже вычислил. В публике, снующей на пятачке у остановок автобусов, особняком держались три девицы с наглыми глазами и пяток угрюмых молодцов все как один в однотипных кожаных куртках и кепочках.
   "Так, девки у нас шли сто пятьдесят девятой, а мальчики, по малолетке сходив за хулиганку, норовят с почетом сесть по бандитским статьям. - Злобин имел привычку определять, по какой статье шел человек и, возможно, по какой суждено сесть. Как правило, угадывал. - Ну их к лешему! Один хрен, по двести десятой* их не загребешь. Вон уже и ангелы-хранители прилетели".
   * Статья 210 УК РФ - Организация преступного сообщества; статья 159 УК РФ - мошенничество.,
   Из-за ларьков появился наряд милиции. Два сержанта продефилировали мимо коробки напер-сточника, едва не задев ее бутсами, но на каталу никакого внимания не обратили. Будто и не было его вовсе.
   Злобин сплюнул окурок под ноги. В глазах опять потемнело от злости. Всю дорогу от дома Шаповалова она, буро-красная, то и дело поднималась изнутри и застила глаза.
   "Едреный в корень... Тридцать две районные прокуратуры, московская городская, военная. Минимум пять сотен следаков. А больше всех досталось одному Шаповалову. Сами дерьмо развели, а потом пацана, как кутенка, в нем утопили. Злобин остановил себя. - Ладно, не расходись. Знаешь же, любого могли утопить. И наверняка топят сейчас. И тебя самого топили не раз. Спасибо добрым людям, вытянули, не побоялись измазаться. Только поэтому ты стоишь здесь живой и чистенький. А что всей страной бултыхаемся в дерьме, не новость. И борешься не за чистоту, а чтобы не утонуть".
   На память пришла цитата из полного собрания сочинений Ленина, накрепко вбитая в голову на тягомотных курсах марксизма-ленинизма: "Нельзя жить в обществе и быть от него свободным". Вместе со всеми в кулак хихикал над глубиной и нео-хватностью мысли вождя. Оказалось, прав был лысый черт. Зрил в корень и на век вперед!
   Он с тоской посмотрел на многоэтажку, в которой еще жила надеждой мать Вальки Шаповалова.
   У Злобина ни иллюзий, ни надежд не было. Если парень действительно попал в жернова, что крутят подобные Салину с Решетниковым или те, кто легко подбрасывает кредитки "Виза", дай Бог к снегу найти труп. Да и то надежда слабая. Вращающие жернова и не таких бесследно перемалывали. Ибо знают прокурорскую истину: нет тела - нет и дела.
   У обочины притормозил блеклого цвета "жигуленок". Сразу же распахнулась дверца.
   - Слышь, служивый, тебе куда? - раздался бодрый голос.
   Злобин нагнулся, чтобы лучше разглядеть бодрячка. Оказалось, за рулем сидел дядька - вылитый кот Бегемот, только осунувшийся немного. Улыбался заразительно, скаля зубы в стальных коронках.
   - Почему "служивый"? - по привычке уточнил Злобин.
   - Так, прикид такой: кепочка, курточка, папочка. Сразу видно - на службу человек спешит. Садись, подброшу.
   Злобин посмотрел на толпу, собравшуюся на остановках, потом - вдоль по улице. Автобусов не предвиделось.
   - Мне, в принципе, к метро.
   - К какому, командир?
   - Надо бы к "Проспекту Мира". Но подбрось к ближайшему.
   Дядька поскреб подбородок.
   - Садись, подвезу к "Проспекту", - решил он.
   Злобин уселся на сиденье, с трудом захлопнул разболтанную дверцу.
   - А к чему такая милость? - поинтересовался он.
   - Да у спорткомплекса я всегда клиента найду. Там книжный рынок. Ну, интеллигенты наши, сам знаешь, умные, но дохлые. Книжек накупит, а дотащить сил уже нет. Или оптовик какой подвернется.
   Злобин привычно осмотрел руки водителя. Наколок не было. Да и не смотрелся он на сидельца. Скорее отставник. Из-под летной куртки выбивалась уставная рубашка защитного цвета.
   - Сам-то служил? - спросил он.
   - Ага, служил, - с готовностью отозвался дядька. - Страна у нас такая: в начальники не выбился - либо служи, либо воруй. Вот я и служил, как тузик. Куда палку бросят, туда и бегу. Не скули и не тявкай без приказа.
   - Из военных?
   - Из прапоров, если точно. - В полумраке салона вспыхнула металлическая улыбка. - Служил, пока ноги и руки носили. А как стало нечего нести, меня и поперли. А вы, как погляжу, из милицейских?
   - Не угадал, - ответил Злобин.
   - А вопросики по-милицейски задаете. - Дядька бросил взгляд в зеркальце заднего вида. - Я тут одного мента вез. Цельный полковник, ага. Пьяный, правда, в хлам. С Маяковки до самого Ясенева вез. Я его, гада, чуть ли не в подъезд ввез. А он мне - пять долларов и визитку сверху. - Дядька обиженно причмокнул губами. - Спорить я не стал, но осадок остался. Утром, думаю, позвоню. Ага! Поднимает трубку и как рявкнет: "Тимо-хин, слушаю!" Блин, наш комполка танкового тише орал. Ну я вежливо говорю: "Здрасьте. Водитель, что милость вашу в жопу пьяную вез, беспокоит". А он: "Что надо?" Я возьми от балды и скажи: "Техосмотр". А он рыкнул: "ГАИ Центрального округа. Скажи, от меня". И трубку бросил. Не веришь? Вон талон. - Дядька указал на цветную картонку в углу лобового стекла.
   Как травят байки на Балтфлоте, Злобин знал, но с фирменным трепом московских водителей столкнулся впервые. От беззастенчивого этого вранья комок под сердцем разжался, и Злобин беззаботно рассмеялся.
   - Не верите? Сейчас визитку покажу. Сами можете позвонить, вдруг чего-нибудь обломится.
   Дядька круто вывернул руль, по встречной полосе обошел едва тащившийся грузовичок, по крутой дуге, заложив левый поворот, влетел на перекресток и вклинился в поток, вползавший под светофор на противоположной стороне дороги.
   - Вот так мы их. Мертвая петля, как у Чкалова. Тютелька в тютельку, - с гордостью прокомментировал он. - А как не нарушать? Москва, брат... Хочешь ехать - будешь нарушать. Все как в жизни. Кругом одни законы и заборы, а жить надо... И дураки, мать их! - Он вспугнул гудком бабку, прыгнувшую под колеса. Дома надо сидеть, старая! - послал он ей вслед сквозь приоткрытое окошко.
   Нагло растолкав соседей, он выкатил "жигуленок" на трамвайные пути, рванул с места, за минуту догнав громыхавший по рельсам трамвай. Обогнал его, едва не чиркнув по фарам, за что заработал отчаянную трель звонка и яростную жестикуляцию женщины в кабине.
   - Дома на мужа махай, дура! - глядя в зеркальце, ответил дядька.
   Вильнул к обочине и резко притормозил. Взялся за ключ зажигания.
   - Случай у меня был. Дружок девицу подвозил, ага. Выскочил за сигаретами, а ключи забыл. ' А эта лахудра дрыгалки свои перебросила, за руль села - и ага. Дружок до сих пор хрен в газете курит.
   Он выключил мотор.
   - Так я же не девица вроде бы, - возразил Злобин.
   - Ну, причиндалы мужские в этом деле не главное. - Дядька не гасил улыбку, но кошачьи глазки настороженно обшарили пассажира. - Руки есть, рулить сможешь, ноги есть - на педаль нажмешь. Поскучай минутку, я и ларек и назад.
   Злобину ничего не оставалось как согласиться. От нехорошего предчувствия в зашарпанном салоне, пахнущем сырой картошкой и бензиновой ветошью, стало холодно и неуютно. Дверцу дядька не закрыл, и на том спасибо.
   Вернулся он через минуту, как обещал, с пачкой "Явы" в руке. Плюхнулся на сиденье так, что "жигуленок" заходил ходуном. Стал отколупывать пленку на пачке, при этом тихо хихикал, постреливая в Злобина глазками.
   Злобина это немного заводило, но виду он не подал. Мало ли сумасшедших за рулем в Москве.
   Дядька сунул в рот сигарету и вдруг стал серьезным.
   - А за вами хвост, Андрей Ильич. От самого дома Шаповалова пасут, ага.
   Упреждая вопрос Злобина, он из нагрудного кармана куртки выудил удостоверение, раскрыл у себя на коленях.
   "Генеральная прокуратура. Управление по надзору за соблюдением закона в органах дознания и следствия прокуратуры. Оперативный уполномоченный Барышников Михаил Семенович", - прочел Злобин каллиграфические буковки. Под таким велеречивым названием шифровалась служба собственной безопасности Генпрокуратуры. У Злобина в кармане лежало такое же удостоверение.
   * * *
   Старые львы
   Срочно т. Салину В. И.
   После посещения адреса "Искателя" зафиксирован контакт объекта "Ланселот" с Барышниковым М.С. - старшим оперативной группы, приданной "Ланселоту". Барышникову присвоен псевдоним "Мишка".
   На машине "ВАЗ-2101" (гос. номер МО 347 Л, регион 77) "Ланселоту" удалось оторваться от наблюдения. Принял решения не преследовать.
   Владислав
   * * *
   Двор был угрюмый и запущенный, как квартира обнищавшего да к тому же и крепко пьющего москвича. Пыльные окна смотрели на мир заспанно и осоловело. С обветшалых, больных тополей ветер сбивал листву. Истошно скрипели покореженные качели, на которых качались, забравшись с ногами на сиденья, две малолетки.
   Злобин с Барышниковым курили, выпуская дым через низко опушенные стекла.
   - Так ты где служил, Михаил Семенович?
   - В Московском управлении КГБ, на второй линии*, - со вздохом ответил Барышников. - Остальное правда. Как тузик, ей-богу... Ушел в девяносто шестом. Год проваландался в охране.
   Но старого пса новым штукам не научишь, надоело, хоть вой. А тут подкатили с предложением из УСБ. А что? Москву я знаю, как ее только бомжи и беглые знают, нужных телефонов - полная записная книжка, на голову не жалуюсь, нюх не потерял. Почему бы не попробовать?
   * Профессиональный жаргон, имеется в виду Вторая служба УКГБ контрразведка.
   - И как оно?
   - По-всякому бывает. Но порядку больше. Как у нас в лучшие времена было. Он с трудом сглотнул и неожиданно спросил; - Слушай, Андрей Ильич, а ты пьющий?
   Злобин уже прикинул, откуда у Барышникова может быть сухость во рту, собачий взгляд и красные ниточки на бугорках носа. Постарался ответить так, чтоб ненароком не задеть самолюбие.
   - Скажем так: я непьющий алкоголик. Барышников покачал головой, причмокнув губами.
   - Во как сказанул, молодец. - Вздохнул. - А я, Андрей Ильич, временно завязавший. Если разницу знаешь, прошу учесть и на нервы особо не давить.
   - Заметано, - согласился Злобин.
   Знакомый нарколог со свойственным врачам могильным юмором называл таких альпинистами. Ползет человек вверх, карабкается, чуть ли не на ногтях висит, а все равно силы тяжести одолеть не может. Чуть надавит на него жизнь - он в штопор и мордой в асфальт.
   - Теперь о деле. - Барышников сел вполоборота к Злобину. - За маскарад извини, оперативная надобность. Как мне задачу поставили, хотел тебя у Генеральной перехватить, но не сложилось.
   Разбросал ребят по вероятным точкам: к новому адресу, от которого ты ключи получил, у ОВД и прокуратуры. Сам засел там, где ты должен был появиться, если настоящий профи. Угадал я, к матери сразу пошел.
   Злобин пропустил комплимент мимо ушей.
   - Сколько оперов в группе?
   - Шесть на трех машинах, не считая меня и этой колымаги. - Барышников похлопал по рулю. - Сразу же говорю: можно хоть полк нагнать. Но ты никого из них в лицо не увидишь. Порядок у нас такой: меньше шума, больше дела. Ты ставишь задачу, я ее нарезаю операм. Отчитываюсь перед тобой лично. Всякие бумажки идут за моей подписью.
   - А как это будет выглядеть процессуально? - усомнился Злобин.
   Барышников набрал полные легкие воздуха и выпустил его, беззвучно что-то пробормотав.
   - Андрей Ильич, мы с тобой не дети. У меня уже даже грудь седая! Законы пишут в Думе, изучают в институтах и читают в суде. А я - опер. Мое дело искать и ловить супостатов. Как я это делаю, Бог мне судья. Думаю, ты не особо интересовался у своих оперов, откуда у подследственного фингал под глазом?
   - У нас, Михаил Семенович, такие сейчас клиенты, что с фингал ом их представить сложно, - усмехнулся Злобин.
   - Была бы рожа, а попасть нетрудно, - пробормотал Барышников. - И тем не менее я гарантирую, что все бумажки будут образцово-показательно заполнены, хоть в учебниках печатай. Асввдетели строем пойдут повторять показания. Хоть у тебя в кабинете, хоть в Гаагском суде по правам человека.
   - Дай-то Бог.
   Барышников выбросил окурок за стекло. Достал из кармана блокнотик и ручку.
   - Все, я весь внимание. Ставь задачу, Андрей Ильич.
   Злобин на секунду задумался.
   - Первое, - начал он. - Возьми в разработку Алексея Ивановича Пака.
   - Замначальника по розыску ОВД "Останкино", - проговорил Барышников, каракулями выводя строчки в блокноте. - Между прочим, дела по факту исчезновения Шаповалова еще нет.
   - Как нет? - удивился Злобин.
   - Мама еще заявления не написала, вот они и не чешутся. - Он оторвался от записей. - В чем-то я их понимаю, кому охота глухарь на себя вешать.
   - Сучары, - процедил Злобин. - Ладно, разберемся. На Пака и того опера, что был с ним у матери Шаповалова, тащи все. Все, что накопаешь.
   - Опыт подсказывает, на грузовике везти придется, - как бы между прочим вставил Барышников. - Вокруг адреса Шаповалова побегать?
   - Естественно. Жил он там с детства. Вдруг что-нибудь проклюнется. Барышников опустил ручку.
   - Между нами, девочками, Ильич... Какие шансы?
   - Если имеешь в виду найти Шаповалова живым, то почти равны нулю. - Злобин достал из нагрудного кармана кредитку. - Мне будет не с руки, в прокуратуре все через плечо заглядывать будут... Ты сможешь быстро и надежно связаться с базой?
   Барышников кивнул, не спуская глаз с кредитки.
   - Перепиши данные, пусть срочно пробьют по всем каналам. Очень срочно, понял?
   Барышников прочитал буквы, проштампованные на пластиковой пластинке, и тихо присвистнул.
   - Не хе-хе! Это что же получается, Андрей Ильич? - Он поднял удивленный взгляд.
   - Пока только то, что карточку добровольно выдала мать Шаповалова, о чем составлен протокол. И все! - отрезал Злобин.
   - Лиха беда - начало. - Барышников покрутил головой, быстро переписывая данные с карточки в блокнот.
   - Далее пометь. Пусть поставят на контроль домашний и мобильный телефоны Шаповалова. И последнее, Михаил Семенович. - Злобин сделал паузу, дожидаясь, когда Барышников закончит писать. - Оперов я твоих не видел, в квалификации имею право сомневаться. Но ты работаешь лихо. И нюх не потерял. Поэтому лично, понял - лично отправляйся на Шереметевскую улицу, дом сорок пять. Там недавно вывалился из окна некто Мещеряков. Дело успели похоронить.
   Барышников прищурил медвежьи глазки.
   - Только очень тихо, Михаил Семенович. Прошу тебя, тихо, - предупредил его Злобин.
   - Мальчик вел это дело? - почти шепотом спросил Барышников. Злобин кивнул.
   - Да, засада! - протянул Барышников, нахмурившись. - А мне сказали, плевое дело. Новенького проверяют, тебя, значит, подстраховать требуется. Вот, гады, а!
   Он развернулся к рулю. Загремел ключом зажигания.
   - Что-то ты расчувствовался, Михаил, - поддел его Злобин. - Не бойся, прорвемся.
   - Ага, самое время стакан принять для храбрости. - Барышников завел двигатель, под его шум беззвучно выругался. - Однако некогда. Работать надо.
   Он хитро подмигнул Злобину. И вновь превратился в веселого балагура-отставника, от скуки и нужды колымящего извозом.
   Распахнул бардачок, вытащил на свет мобильный в черном чехле.
   - Принимай аппаратуру, Ильич. Фирма платит. Расписываться не надо, под свою ответственность взял. Там под чехольчиком номер его прилеплен. А мой - уже в памяти. Набери слово "Миха", я и отзовусь.
   Пока Злобин вертел в руках мобильный, Барышников достал из кармана бумажник.
   - Прими вспомоществование на оперативные нужды, Ильич. - Он протянул пачку купюр.
   - Зачем? - насторожился Злобин. Как у всех, в чьих жилах текла казацкая кровь, отношение к деньгам у него было особенное, чужих и незаработанных денег он инстинктивно чурался.
   - Чтобы было чем с частниками расплачиваться. Не бойся, получил на всю бригаду, тут твоя Доля. - Барышников прищурился. - Слушай, что ты как девочка! Ты партийные взносы всю жизнь платил? Вот и считай, что тебе проценты набежали.
   Аргумент был в духе отставного прапорщика, которого опять играл Барышников, и Злобин, не выдержав, рассмеялся.
   Убирая бумажник во внутренние просторы летного бушлата, Барышников немного больше положенного распахнулся. На груди мелькнула кожаная перевязь, а из-под мышки вылезла рукоятка пистолета. Обойма была вставлена на место.