Маркеев Олег. Тотальная война

   Парамонов поперхнулся и долго откашливался. Поднял на Николаева покрасневшие глаза.
   — Предупреждать надо, — прохрипел он. — Так и помереть недолго.
   — Сам только сегодня узнал. — Николаев соврал, как опер, не моргнув глазом. Информацию получил три дня назад, но никак не мог решить, как ею распорядиться.
   Парамонов стал с присвистом прихлебывать горячий кофе. Тянул время. Николаев знал, что «запасных аэродромов» у Леши всего два, и оба к экстренному приему не готовы. У самого имелось три фирмы, которые «крышевал» с видом на будущее. Но дефолт перечеркнул все договоренности. Как ему заявили открытым текстом, должность, конечно, подберут, но приличный оклад платить не смогут. По крайней мере, до весны. А зиму еще пережить надо.
   — Источник надежный? — словно цепляясь за соломинку, спросил Парамонов.
   Николаев промолчал, дав понять, что на глупые и риторические вопросы не отвечает.
   Парамонов в сердцах смял стаканчик, швырнул в коробку.
   — Да пошло оно все! Что мы тут сидим, как петух на яйцах?! — выпалил он. — Пенсию они мне дадут, ага! На туалетную бумагу не хватит. За двадцать лет работы, прикинь!
   — Про туалетную бумагу можешь забыть, все равно жрать будет нечего, — подлил масла в огонь Николаев.
   — Черт, еще эта коза блудливая, не дай бог, жениха прыщавого приведет! Или сам повешусь, или ее удавлю. — Про дочку Парамонов вспоминал изредка, но всегда недобрым словом.
   Николаев не стал дожидаться, пока Леша переберет по косточкам всю женскую половину своей семьи. После смерти тестя Леша остался один против пяти разновозрастных баб, с таким раскладом даже ангел в черта превратится.
   — Отступать, как я понял, некуда. Выход один — прорываться.
   — Куда? — простонал Леша.
   Николаев выдержал долгую паузу, предоставляя напарнику до дна испить горькую желчь отчаяния. Сам сосредоточенно разглядывал черный ноготь на безымянном пальце — результат работ на даче.
   Наконец решил, что достаточно тянуть. Парамонов, не в меру расчувствовавшись, мог вспомнить про пиво, после которого удержать его будет уже нереально.
   — На прошлой неделе я имел приватную беседу с Климовичем из УРПО. ^[26]
   Парамонов навострил уши, разом забыв обо всем на свете.
   Николаев послюнявил травмированный палец и продолжил:
   — Кадры трясут, чтобы создать вакансии для УРПО. Ребята сейчас в фаворе, для них ничего не жалеют. Нас там, естественно, не ждут. Но и с порога гнать не станут. Климович дал ясно понять, что если мы придем со своим участком работы… И с реальными наработками, — выделил голосом Николаев, — …вопрос о трудоустройстве будет рассмотрен благосклонно.
   Парамонов быстро сориентировался и тут же уточнил:
   — Нас или тебя одного?
   Николаев снисходительно усмехнулся.
   — Леша, я же не дурак идти на новое место без своей команды. Охламоны из отдела мне и даром не уперлись, а ты нужен. Подумай сам, я в искусстве разбираюсь, а ты в нем — как мамонт в наскальных рисунках. Зато я ни черта не смыслю в оружии. И кроме Рембо в кино, ни одного террориста не видел. А ты с половиной «псов войны» водку пил. Мы — пара, Леша. И тем Климовичу интересны.
   Парамонов сунул пальцы в коробку, раскопал в ворохе салфеток надкусанную котлету. Стал жевать, упорно глядя прямо перед собой.
   — Гарантии? — прошамкал он.
   — Да какие гарантии при таких раскладах! — искренне возмутился Николаев. — Тут пан или пропал.
   Парамонов с трудом проглотил комок.
   — Поясни.
   — Все просто. Или мы приносим в зубах Климовичу успешную операцию, которую он запишет в зачет своей конторы. Или нас через месяц выпрут.
   Парамонов пошевелил бровями, обдумывая нехитрую дилемму.
   — Лучше к Климовичу, — заключил он. — Хочется настоящей работы. Ты извини, но меня уже от музейной пыли с души воротит. — Парамонов болезненно поморщился. — К тому же куда ни плюнь — одна синагога.
   Антисемитом Николаев был не меньшим, чем напарник, но по «пятой линии» работал дольше, поэтому научился сдерживать себя.
   — А профессор Арсеньев? — напомнил он, чтобы перейти к делу.
   — Ну, это старовер знатный! — с уважением протянул Парамонов. — Постой, постой, ты не его закадрить решил?
   — Смотри на вещи шире, Леша. — Николаев сделал знак придвинуться и зашептал:
   — Только между нами: по информации СВР, заказ на побрякушки пришел из Средней Азии. А теперь быстро соображай, что удобнее: тащить на ишаках мешки с валютой или подарить какому-нибудь шейху золотую цацку эпохи фараонов? Ты ему антиквариат, а он тебе — десяток «Стингеров». И никаких банковских проводок, все из рук в руки.
   — Хочешь сказать, похищенное из спецхрана идет на финансирование исламских боевиков? — Парамонов сформулировал так, что хоть сейчас вставляй в рапорт.
   — Именно! Только профессор силен в антиках, но полная бестолочь в оружии. Ему нужен помощник, спец по военным делам. И такой, чтобы с боевиками мог на одном языке разговаривать.
   — Максимов — . внук родной, — догадался Парамонов.
   — Именно! Только, безусловно, их не двое, а хорошо законспирированная сеть. Понимаешь — сеть!
   Объяснения не требовалось. Испокон веку спецслужбы не замечают выбивающихся из серых рядов одиночек. Кто он — одиночка? Раздувшийся от самомнения нуль без палочки. (Палочкой может стать контакт с вражеской спецслужбой, но это отдельная история.) Но вскрыть сеть, выявить заговор, разоблачить организацию — эта мечта! За такое полагаются все блага жизни, почет и уважение. Поэтому и работают по организациям, реально существующим и вымышленным. С одной стороны, за табуном следить легче, чем за отдельным иноходцем, с другой, поднадзорный индивид может помереть в одночасье, оставив, опера без работы, а организации живут долго, и «пасти» их можно до самой пенсии.
   Николаев взвинтил темп, не давая собеседнику опомниться:
   — Короче, пока СВР разматывает концы в Германии, мы должны подсуетиться и накопать здесь все, что можно. И бегом к Климовичу. Разъясним, что на своей базе раскрутить это дело не сможем, нужны возможности УРПО. Климович проведет «сильную рокировочку», как Борька говорит, и мы с тобой в дамках. На собственный отдел не рассчитываю, но самостоятельное направление получить можно. Худо-бедно, но перспектива. Решай, работаешь со мной — или до конца сентября я тебя не загружаю, даю возможность найти запасной аэродром.
   — Кого в разработку берем? — без промедления включился Парамонов.
   Николаев откинулся на сиденье. Пососал палец с черным ногтем.
   — Арсеньева нельзя. За ним сейчас тысяча глаз наблюдает. После взрыва на даче и обыска в спецхране — особенно.
   — Значит, Максимова, — сам догадался Парамонов. Деловито собрал пустые коробки, приоткрыл дверь, зашвырнул их под машину.
   Николаев с улыбкой наблюдал за его действиями.
   — Да, Леша, коль скоро мы едем работать, захвати и это. — Он достал из кармашка банку пива. — И давай договоримся, до конца операции — сухой закон.
   Парамонов насупился. Демонстративно медленно вылил содержимое банки на асфальт, саму банку забросил под машину.
   — Доволен? — Он хлопнул дверцей. — Только учти, врачи говорят, резко от соски отрываться вредно. Вон Ельцин, после пленума ЦК бросил пить и до сих пор болеет.
   — Ему можно, деду расти дальше некуда. А у нас карьера трещит.
   — Ладно, уговорил! — проворчал Леша, удобнее устраиваясь на сиденье. — Так, пожрали, теперь можно и поработать. Трогай, командир!
   Николаев ловко вклинился в просвет между машинами, пристроился в хвост медленно ползущему пикапу и стал думать.
   Прежде всего поздравил себя с успешной вербовкой Леши Парамонова. Гордиться, конечно, особо нечем. И кадр никудышный, и положение у него безвыходное, такого закадрить можно не напрягаясь. Но успех, пусть и малый, душу греет.
   Потом переключился на Максимова. И сразу нахмурился. С одной стороны, было чем гордиться. Не среагируй он на донос музейной агентуры о контакте Арсеньева с внуком, не наведи справки на внука и не встань сразу же в стойку, все было бы иначе. А за одно то, что сопоставил адрес непонятного убийства из милицейской сводки с местом жительства Максимова, надо давать премию за сообразительность. Мысль подобраться к Максимову под видом муровца была чистой воды импровизацией.
   Николаев раз за разом проигрывал в памяти разговор, в деталях и нюансах. И всякий раз приходил к самокритичному выводу — произошла осечка. Максимов оказался не из тех, кого можно взять с наскока, помахав перед носом удостоверением. Чувствует, подлец, в себе и за собой силу. От такого нужно ждать любых сюрпризов.

Глава двенадцатая. Возьми меня с собой

Странник

   Знакомый дизайнер, из бывших биологов, рассказал, что человечество зародилось во влажных тропических лесах, поэтому большинству импонирует матово-белая гамма с вкраплениями зеленого, а не аляповое разноцветье модерновых интерьеров. Он и предложил дизайн квартиры, гарантирующий уют при минимуме вещей.
   Свет, просеянный сквозь жалюзи, наполнял комнату мягким белым свечением. От живой зелени пришлось отказаться ввиду беспокойного образа жизни хозяина. Вместо цветков в горшках по стеллажу полз пластмассовый вьюн. Обивка кресел была бледно зеленой, даже столик намеренно подобрали цвета бутылочного стекла, чтобы смотрелся крошечным озерком на фоне темно-серого ковра. Выбор картин дизайнер одобрил, только перевесил по своему вкусу. Максимов искренне был благодарен дизайнеру с дипломом биолога. Художник в нем не задавил человека, дом для него остался средой обитания, а не превратился в полигон для творческих экспериментов.
   Стоило пять минут посидеть, разглядывая картины, как из тела незаметно исчезало напряжение и мысли текли неспешно.
   Но сейчас Максимову никак не удавалось расслабиться.
   В воздухе еще витал приторный запах чужого одеколона. Едва уловимый. Но и этого было достаточно, чтобы отравить уютную атмосферу дома.
   Максимов научился по-звериному чутко улавливать запах болезни, идущий от человека. Липовый «майор», несомненно, был болен, и кислый запах уже нельзя было заглушить никаким одеколоном. Постоянный стресс и привычное лицемерие — вот два червя, что точат изнутри тело и душу оперов. Через десять лет службы, случается, от человека ничего не остается. Одна оболочка. И тогда днем они прячут свою ущербность за показным высокомерием, а вечером гасят водкой.
   Бесшумно вошла Карина. Присела на подлокотник кресла, обхватила Максимова за шею. От ее мокрых волос пахло мятным шампунем. Капелька упала на щеку Максимову, и он открыл глаза.
   — Менты настроение испортили? — тихо спросила Карина.
   — А они ничего другого не умеют. — Максимов решил не посвящать Карину в подробности криминальной жизни родного района.
   Он продолжал машинально поигрывать веером. Движения руки были нервными, словно кошка била хвостом.
   — Можно посмотреть? — Карина протянула руку. Раскрыла веер, внимательно стала разглядывать рисунок по шелку. — Красивый. Журавлики на закате. Танцуют или дерутся… А что здесь написано? — Она осторожно провела пальцем по строчкам иероглифов. — Максимов не спешил с ответом. Ждал, когда внутри вызреет решение.
   «А что тянуть? И так ясно, надо срочно уходить, пока не захлопнули капкан. „Майор“ не зря назвал фамилию Евсеева. Думал на испуг взять. Не получилось. Значит, обложит по всем правилам. Ясно дал понять, начнет копать с Калининграда. Я могу исчезнуть в любой момент. Но тогда в разработку возьмут девчонку. Выхода нет. Все равно, рано или поздно, пришлось бы начинать с ней работать».

 
— На закате гуляя с Лю Ши, мы увидали,
Как на вспаханном поле сражаются два журавля.
То черный бросался в атаку искусно, то белый брал верх.
Но солнце зашло, и ночь победила всех, —
 

   прочел он по памяти.
   — Здорово! Это китайский?
   — Язык. конечно, не знаю. Знакомый перевел. — Он провел ладонью по спине Карины, привлекая ее к себе. — Веер относится к эпохе Цин. Времечко было интересное, не хуже нашего. Как сказал Конфуций, дай вам бог потерять всех родных и испить все несчастья, но упаси вас родиться в эпоху перемен. Династия Цин удержалась на троне только благодаря фантастической даже для Китая жестокости. Кстати, что главное в управлении большой империей?
   — Не знаю. — Карина пожала плечами. — Это к моему отчиму вопрос.
   — Главное, чтобы подчиненный в самом дальнем уезде знал, что кара за неисполнение приказа будет неминуемой и беспощадной. У Цин для этого была личная гвардия, способная выполнить любой приказ. Это были не банальные убийцы. Вначале они сдавали экзамены по живописи, поэзии, музыке, каллиграфии, истории, точным наукам и математике, медицине и искусству управлять государством. Затем приходил черед боя на мечах, верховой езды, стрельбы из лука, единоборств и стратегии войны. Лично император присваивал выдержавшему испытания титул «вень ву кван кай» — «Совершенный талант в науках и воинском искусстве». Днем они были утонченными придворными, а ночью превращались в безжалостных непобедимых воинов. В росписи по шелку, сложении сонетов и игре на цитре они могли поспорить с известными мастерами. И в технике боя им не было равных. Фильмы не врут, их мастерство граничило с магией.
   Он взял из рук Карины веер.
   — Я думаю, что такой человек мог сам изготовить и расписать веер. Обрати внимание: автор назвал имя спутника — Лю Ши. А иероглиф «ши» означает «воин». Конфуций использовал его в значении «ученый». Получается — «воин-ученый».
   Карина, задумавшись, крутила мокрую прядку Не отрываясь, смотрела на грациозный танец журавлей.
   — Слу-ушай! — глаза ее вдруг округлились. — Он же его убил, этого Лю Ши, да? А веер — память о поединке.
   В свое время Максимов так же поразился, когда до него дошел зашифрованный в стихах смысл.
   — Не только. Представь, душный вечер. Бабочка вьется у бумажного фонарика. Цикады приветствуют полную луну, желтую, как глаз тифа. В пиале, формой подобной цветку хризантемы, остывает чай Джу-Хуа. ^[27]Беседа течет неспешно, как река в ночи. Хозяин обмахивается веером, слушая гостя. С затаенной улыбкой демонстрирует роспись, как бы играя с противником, не умеющим принять сигнал об опасности. А потом… — Максимов сложил веер. Показал Карине дракона, свернувшегося на перламутровой рукояти. Надавил пальцем на голову дракона. Щелкнула потайная пружина. И спицы веера выскочили из пазов, превратившись в шакены. — Раз! — Максимов резко взмахнул рукой, и пучок из девяти острых стрел вонзился в торец стеллажа.
   — Ай! — вскрикнула от неожиданности Карина.
   — Гаснет лампа, стихают шаги. И вновь ночь победила всех, — закончил Максимов.
   Карина вскочила, подбежала к стеллажу, пальцем дотронулась до еще дрожащих стрел.
   — Они не отравлены? — спросила, оглянувшись.
   — Сейчас уже нет. А в те времена, конечно, смазывались ядом. Метнув, убить такими стрелками сразу нельзя. Можно временно ослепить, чтобы потом добить. Но если хотели гарантированно вывести из строя, то в дело шел яд.
   Он встал, по одной вытащил стрелы, вставляя в пазы на рукоятке. Натянул шелк. Веер вновь стал безобидной безделушкой.
   Карина следила за его руками, покусывая нижнюю губу. Максимов улыбнулся, догадавшись, о чем она думает.
   — Видела бы ты себя со стороны, галчонок!
   — А что?
   — Так дети смотрят на мороженое. Глазами съедают раньше, чем его положат в розетку. — Он протянул ей веер, как передают нож, рукоятью вперед. — Дарю. С днем рожденья!
   Карина взвизгнула от восторга. Повисла не шее Максимова.
   — Ну-ну, успокойся, — смущенно прошептал он. — Не новый мотоцикл, конечно. Зато — от всей души.
   Карина отпрыгнула к окну. Замерла, приняв боевую стойку. Раскрытый веер пойманной бабочкой порхал в вытянутой вперед руке.
   — Я похожа на мадам Му Джуинг? ^[28]
   — Откуда ты ее знаешь? — удивился Максимов.
   — О! В нашей школе не знали, на что еще потратить деньги папашек. Выписали настоящего китайца, он у нас физкультуру вел. Ушу и прочие заморочки. Девчонки на лошадях катались. Особо продвинутые в крикет играли. А я с китаезой каждый день занималась, чтобы на теннис не ходить. Смотри!
   Она развернулась, плавным пируэтом ушла в низкую стойку, сокращая дистанцию. Вынырнула вверх. Удар ветра, вызванный взмахом веера, взбил волосы Максимова. Он услышал, как щелкнула потайная пружина, отпрянул назад. Карина каким-то непостижимым образом успела оказаться у него за спиной. Он успел заблокировать ее руку, но пучок стальных спиц все равно коснулся тела.
   — Все! — Карина дунула, сбивая упавшую на лоб челку.
   — Один ноль в мою пользу.
   — Отыграться можно?
   — Не-а. Нашел дуру! — Карина резво отскочила, увеличив дистанцию до максимума. — Ты же мне кости переломаешь.
   — Ладно, не бойся. Моряк салагу не обидит.
   Карина настороженно следила за его движениями.
   — Как учил наш китаеза: «Бой, которого ты избежал, — ты выиграл». — Она демонстративно убрала руки за спину. — Ну, нападай на беззащитную женщину.
   — Два ноль в твою пользу, — усмехнулся Максимов. — Этот прием называется «пожертвованное положение». А по-русски — «подставься, чтобы победить». Все, галчонок, тренируйся, а я пошел приводить себя в порядок.
   Только под струёй обжигающего душа он смог наконец расслабиться и полностью отрешиться ото всего. На какое-то мгновенье окружающий мир пропал за тонкой пленкой воды, и он увидел…

* * *

   Из арки окна был виден только угол лужайки. Казалось, что оранжевый диск, плавно паря в воздухе, появляется из ниоткуда. Карина ловко ловила диск и резким движением вновь посылала в полет. В никуда. Странник подошел ближе к окну. Но угол обзора был слишком мал. Партнера Карины разглядеть не удалось.
   — Все предопределено, мой юный друг. И ваше появление здесь, и мое ожидание. Предопределенность судьбы одних делает сильными, других — слабыми. Требуется изрядное мужество, чтобы позволить судьбе свершиться, не так ли?
   Странник оглянулся и встретился взглядом с карликом с морщинистым лицом постаревшего клоуна. Под кустистыми бровями, белыми, словно заиндевелыми, прятались мутно-коричневые, цвета чая с молоком, глаза.

* * *

   Голова еще чуть-чуть кружилась. Он повернул кран, и по распаренному телу ударили ледяные струи. Мышцы сразу же сделались тугими и упругими.
   Он выключил воду, присел на край ванны. Закрыл глаза. Теперь никаких видений не было. Просто отдыхал, наслаждаясь ощущением разливающейся по телу силы.
   Начал бриться, и едва успел намазать пеной щеки, как услышал трель телефонного звонка.
   — Не заладился денек, с утра тормошат, — проворчал он своему отражению.
   В дверь постучала Карина и спросила:
   — Макс, тебя какая-то дама домогается. Послать или поговоришь?
   — Я тебе дам послать!
   Он быстро смыл пену, обмотал вокруг талии полотенце и вышел.
   В кухне витал аромат свежесваренного кофе. На столе дожидались гренки с сыром. Карина сидела на уголке диванчика, явно ожидая комплимента.
   Максимов взял трубку.
   — Слушаю. А, доброе утро, Арина Михайловна. Уже имел честь пообщаться. Жутко, жутко, согласен. Не двор, а Гонконг, ей-богу. — Он прикрыл микрофон ладонью, обратился к Карине:
   — Молодец, галчонок! Наливай кофе, это надолго.
   — Не с работы? — спросила Карина.
   — Нет, соседка.
   — Голос приятный.
   — При случае познакомлю, — пообещал Максимов, отметив, что мысль здравая, может быть, своднический азарт у Арины Михайловны хоть немного пойдет на убыль.
   Арина Михайловна была из тех, кому светило разорение при введении повременной оплаты за телефон. Казалось бы, по профессиональной привычке она должна бы не доверять телефону, однако, напротив, общалась помногу и подолгу. Максимов знал, что проще подняться на седьмой этаж, чем пытаться дождаться, когда у соседки освободится телефон. И первые десять минут ее надо слушать, не перебивая, потому что все равно бесполезно пытаться вставить хоть слово.
   Прижав трубку плечом к уху, отхлебнул кофе. Прикрыв глаза, посмаковал вкус. Горячая горечь, с едва ощутимой сладостью. Немного резко, но если сразу не выплюнуть, то от второго глотка уж не удержаться. Спрятав улыбку, посмотрел на Карину. Автор соответствовал произведению.
   Арина Михайловна конспективно, но детально прорисовав ключевые моменты, изложила свою беседу с опером. Максимов терпеливо ждал.
   Наконец Арина Михайловна выдохлась и спросила:
   — Тебе он не показался несколько странным?
   Вопрос был задан в лучших традициях советской нелегальной разведки. К тому же, Арина Михайловна была профессиональным лингвистом и интонацией владела в совершенстве. Только очень изощренный «слухач», подсевший сейчас на линию связи, мог уловить что-то подозрительное в едва заметной паузе перед последним словом. Оказалось, Арина Михайловна тоже раскусила «майора».
   — Да, явно со странностями, — тем же шифром ответил Максимов.
   — И что ты обо всем этом думаешь? — спросила Арина Михайловна.
   — Было бы чем голову забивать! — Он мельком взглянул на Карину, занявшуюся новой порцией кофе. — У меня своих проблем предостаточно. Кстати, Арина Михайловна, мне придется ненадолго уехать. Точно не скажу, на сколько. Три дня — минимум.
   — Так неожиданно? — удивилась соседка.
   — Проблемы, о которых знаешь заранее, не проблемы, а планы. — Максимов подмигнул резко повернувшейся Карине.
   — Хорошо, за квартирой я присмотрю. Тем более, с этими хлопотами…
   — Арина Михайловна, еще раз примите соболезнования.
   — Спасибо, Максимушка. Как вернешься, сразу заходи в гости. «Легерос» ждет, ты не забыл?
   — Помню, помню. До свидания! Он положил трубку.
   Карина поставила на стол дымящуюся турку с кофе. Села напротив, подперев щеку кулаком.
   — У нее кто-то умер? — спросила она.
   — Да. Старая подруга.
   Максимов отвернулся к окну. Не глядя, нащупал пачку, выбил сигарету, прикурил. Ушел в себя, на минуту отключившись от окружающего мира.
   Карина терпеливо ждала, потом не выдержала.
   — Максим! — окликнула она его.
   — А? — очнулся Максимов.
   Карина сделала глоток кофе, слизнула коричневую пленку с губ и с невинной улыбкой заявила:
   — Когда какая-нибудь баба треснет тебя сковородкой по башке, так ты, дорогой, не удивляйся.
   — Это за что? — все равно удивился Максимов.
   — А вот за это отстраненное выражение лица. Сидишь, общаешься, а потом — раз, как будто рядом пустое место. Обидно, между прочим!
   — Надеюсь, это будешь не ты.
   — Конечно, не я. Не мой стиль. Я лучше в кофе что-нибудь подсыплю.
   — Учту, — усмехнулся Максимов.
   Карина вдруг погрустнела, шмыгнула носом.
   — Макс, а ты куда собрался, если не секрет?
   Максимов откусил тост, прожевал, выигрывая время.
   — В Германию, галчонок.
   Карина сразу же посветлела лицом.
   — Ну, тогда с тебя четыреста долларов.
   Максимов от неожиданности поперхнулся.
   — Не понял?
   — Я заказала два билета до Гамбурга. Еще вчера. Как только ты позвонил, так и заказала.
   — Так, наш пострел везде успел. — Максимов покачал головой. — И почему ты считаешь, что…
   — Что ты все бросишь и начнешь решать мои проблемы, — передразнила его Карина, ввернув любимую присказку Максимова. — Сразу говорю, ты и не обязан. Только тут такое дело…
   Она замолчала. Стала пальцем собирать крошки.
   — Папу надо похоронить. Следствие закончилось, полиция готова выдать тело. Консульству все по барабану. У отца двойное гражданство, наши кивают на французов. А французская жена — Мари — три года с ним в разводе. Ей эти похоронные дела ни разу не уперлись. Мать, сам понимаешь, не поедет. Отчим удавится от ревности. Осталась только я.
   «Да, Ваня Дымов, начудил ты! — с тоской подумал Максимов. — Всю жизнь бабам покоя не давал. Даже помереть умудрился в койке у тайской шлюхи. А оказалось, единственная, кто тебя любил, — дочка. Которую ты за год до смерти встретил».
   Карина все мяла и мяла шарик из мякиша. Голову не поднимала. И вдруг на скатерть стали капать слезы.
   — Я понимаю, у всех своя жизнь. У всех проблемы. А он там… — Она тихо всхлипнула.
   Максимов глубоко затянулся. Поморщился от рези в горле.
   — И ты, галчонок, сутки молчала?
   — Ага. Если честно, даже жалею, что проговорилась. У тебя своей головной боли хватает. К тебе вон, с утра пораньше менты косяком идут…
   — Ну и черт с ними! — Он раздавил сигарету в пепельнице. — На какое число билеты?
   Карина медленно подняла голову, тыльной стороной ладони вытерла слезы.
   — Без даты вылета. Есть рейс сегодня, в шесть вечера.
   — А твои в курсе? Между прочим, приличия требуют позвонить и доложить, что жива. Наверно, уже устали на ушах стоять. Как считаешь?
   Максимов придвинул к ней телефон, в душе надеясь на чудо: а вдруг возьмет и позвонит.
   Оставить Карину в охраняемой усадьбе на Клязьме было куда предпочтительней, чем тащить за собой в Гамбург. Ничего страшного не случится, если посидит дома под надежной опекой дебелых телохранителей отчима. «Умереть от скуки» — выражение образное. На самом деле, ни одного летального исхода не зарегистрировано. А в том, что Карина, предоставленная самой себе, способна вляпаться в серьезные неприятности, он уже имел возможность убедиться.