Страница:
Надо признать, считал Винер, что он был одним из немногих красных правителей России, проникшихся метафизикой ее пространств и времени. И единственный, чей разум и воля выдержали прикосновение к этой
вселенностиРоссии. Очевидно, Бог, наконец-то, смилостивился над страной, послав ей в годину испытаний достойного ее правителя. Сколько ни плюй на его могилу, но невозможно отрицать, что монарших качеств в этом горце с невразумительной родословной оказалось больше, чем в выродившемся роду помазанников. И крут был на расправы, потому что изощренным византийским умом понял: пряники в России нужны только для праздников, а кнут — каждый день. А то, что в любое время дня и ночи лично звонил директорам и генеральным конструкторам, так без личной сопричастности не движется ни одно дело.
К бассейну подошел Хиршбург, с молчаливого разрешения Винера опустился в кресло, спрятавшись от солнца в тени навеса. Судя по испарине, заливавшей его лицо, личное участие в операции давалась старику с большим трудом, отметил про себя Винер.
— Почему бы вам не искупаться, — предложил он. В голубой воде бассейна скользила темная тень. Тело женщины, расцвеченное полосами бликующего света, плавно и гибко изгибаясь, поднялось к самой поверхности и, взбив сноп ослепительных брызг, вновь ушло в глубину.
— Прекрасно плавает, — пробормотал Хиршбург, смущенно отводя глаза. Купальщица показалась ему совершенно голой.
— Как все рожденные под знаком Рыб. Во всяком случае, вытащить ее из воды невозможно.
У дальнего бортика женщина сделала переворот, оттолкнулась ногами и, едва схватив новую порцию воздуха, вновь ушла под воду.
Винер опустил на колени толстую папку, заложив страницу шариковой ручкой.
— Как дела в «личном штабе»? — спросил Винер.
— Если их послушать, то весь мир сошел с ума, — проворчал Хиршбург, платочком промокая пот на лысине. — Из-за дефолта, что объявили русские, рынок до сих пор лихорадит.
— Все утрясется. — Винер явно не разделял паники, охватившей половину финансового мира. — Ничего страшного не произошло. Вместо нормальной финансовой системы русские создали некое подобие самогонного аппарата, назвав его рынком государственных казначейских обязательств. И как всяких кустарных самогонщиков их сгубила жадность. Перегрели котел, вот все и взорвалось, обдав дерьмом полмира. Но это не катастрофа. Ну, подумаешь, лопнула труба, по которой из страны качали капитал. Через месяц-другой залатают или проложат новую. Вот если бы лопнула нефтяная труба или на объектах «Газпрома» прошла серия аварий — тут бы весь мир взвыл.
— По идее, я должен радоваться. Но, если честно, в голове не укладывается, что творят русские со своей страной. — Хиршбург недоуменно пожал плечами. — Я краем уха слышал, что за десять лет экономике нанесен урон, сопоставимый с потерями во Второй мировой. И они стерпели!
— Во-первых, мнения русских никто не спрашивает. Во-вторых, нам потребовалось двадцать лет, чтобы организовать этот распад империи. В-третьих, сформированы влиятельные группы, которым распад собственной державы чрезвычайно выгоден. По сути, у русских их же элита украла государство. Не собственность, а государство! Основная масса населения безболезненно перенесла келейный передел собственности, потому что никогда ничем не владела. Но перенести потерю государства русские не смогут. Это противоестественно для национального менталитета. Русский привычен к нищете, но желает жить в великом государстве. Он на последние копейки готов содержать самую мощную в мире армию, только бы не кормить чужую. Поэтому с оккупацией, как вы знаете, они никогда не смирятся. Думаю, русские еще преподнесут нам сюрприз. Не получилось бы опять, что сеяли мы, а урожай достанется им.
— Но если разграбление страны будет идти такими темпами, то скоро они скатятся в средневековье. Все идет к тому, что Россия превратится в новую Африку. За взятки местным князькам там можно будет размещать самые вредные производства, эшелонами вывозить сырье, а обратными рейсами ввозить гуманитарную помощь голодающим аборигенам.
— Не все так просто, Вальтер. Я не имел в виду коррупционеров. Где гарантии, что умные головы из реально мыслящих патриотов решили не бороться с грабежом, а используют его для накопления сил и средств? Россия стремительно движется к критической точке, после которой страна просто перестанет существовать. И эти люди, если они существуют, непременно проявятся именно сейчас. — Винер похлопал по папке. — Уже который месяц мы сканируем все финансовые потоки. И знаете, Вальтер, я с замиранием сердца читаю сводки. Потому что боюсь обнаружить счет Макса Хайлигера [19]или что-то в этом роде. Иными словами, я ищу след русского Ордена. И после Кенигсберга, надеюсь, вы не сомневаетесь в его реальности.
Хиршбург нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. Винер умело перевел разговор из политэкономических высей в суровую реальность спецоперации. Настала очередь доклада, и Хиршбург медлил, подбирая нужные слова. Легко проорать «пришел, увидел, победил». А неудача требует многословия, тщательно расставленных акцентов и выверенной интонации.
— Пришло срочное сообщение из Москвы, я угадал? — нетерпеливо подогнал его Винер.
— Да, герр Винер. — Хиршбург разгладил листок с шифровкой. — Я задержался, потому что решил дождаться подтверждения из других источников. Силовая акция сорвалась, стрелок ликвидирован. Как, кем и при каких обстоятельствах — это еще требует уточнения. Совершенно доподлинно известно, что он мертв. На месте работает следственная бригада. Наш наблюдатель своими глазами видел, как из подъезда выносили труп стрелка.
— А Максимов?
— Незадолго до прибытия милиции он вышел из дома с какой-то пожилой дамой, сел в машину и уехал в неизвестном направлении. Наблюдатель, согласно инструкции, не имел права стрелять. — Хиршбург выпрямил спину, чтобы, даже докладывая о провале, выглядеть достойно. — Герр Винер, я обязательно установлю причину неудачи. А сейчас жду приказа на повторную попытку. На этот раз акцией буду руководить лично.
Винер неожиданно весело рассмеялся, закинув голову. Хиршбург поджал губы и тяжело засопел.
— Нет, нет, Вальтер, это я так. — Винер похлопал Хиршбурга по напряженному колену. — Радуюсь, что проблема разрешилась сама собой. А этого парня, оказалось, не так-то просто убить, а?
Хиршбург не смог настроиться на веселый лад, сухо ответил:
— Видимо, мы не учли его квалификации. В следующий раз…
— Следующего раза не будет. — Винер согнал с лица улыбку. — Во всяком случае, до тех пор, пока вы не соберете нужных мне сведений. Как звали вашего знакомого из Алькасара?
— Баррес, — без паузы ответил Хиршбург.
— Мне нужна генетическая карта его ныне живущих родственников. Подкупите лечащих врачей, залезьте в банки данных госпиталей, найдите способ получить кровь… Делайте все, что сочтете нужным. Кроме этого, проникните в этот монастырь и заполучите из склепа предка Барресов все, что может сгодиться для генетического анализа.
Хиршбург успевал делать пометки на оборотной стороне шифровки, услышав последнюю фразу, поднял на шефа недоуменный взгляд.
— Да, Вальтер. Именно так — вскрыть склеп. Естественно, с соблюдением строжайшей тайны. На чувства испанцев мне наплевать, но я вовсе не хочу разозлить тех, кто присматривает за могилой. Вы поняли, кого я имею в виду?
Хиршбург кивнул. Внутри у него все обмерло. Он не раз выполнял поручения, не укладывающиеся в рамки общепризнанной морали. Вскрыть могилу — не проблема, если все с толком организовать, и не грех, если не веришь ни в бога, ни в черта. Но посягнуть на покой орденской могилы, хранящий прах и тайну посвященного, — за такой проступок карают беспощадно.
Он скорописью, только ему понятными знаками набросал схему предстоящей операции, поставив в конце жирный крест. Это означало, что все причастные к операции по ее завершению подлежат немедленному уничтожению. Все без исключения: кто проводил предварительную разведку, кто непосредственно вскрывал могилу рыцаря, кто транспортировал груз, кто «зачищал» исполнителей и кто в финале ликвидировал «чистильщиков».
— Насколько понимаю, нам потребуется генетический материал самого Максимова, — подсказал он, приготовившись записать приказ.
— Этим займутся другие, — как о давно решенном бросил Винер. — Постараемся сделать это без ущерба для его здоровья. Есть масса других, более приятных и безболезненных способов, чем кровопускание в подъезде.
Женщина вынырнула у противоположной стенки бассейна, легко выскользнула из воды и легла грудью на бортик. Хиршбург, смущенный, отвел взгляд — купальника на ней действительно не было.
— Максимов должен находиться под постоянным психологическим прессингом. Но никакой угрозы для жизни. Реальной угрозы, исходящей от нас, — с нажимом произнес Винер. — Я не для того начал эту операцию, чтобы отомстить какому-то боевику.
Ладонь Винера скользнула под халат, погладила бандаж на ране. В секунду его лицо побелело, отчетливо и резко проступила морщинка в уголке губ. Он прикрыл веки, усилием воли давя в себе боль.
«Если честно, я еле сдерживаюсь, чтобы не замутить начатое дело банальной местью».
— Знаете, что чувствует человек, когда в него входит пуля? — шепотом спросил он.
Хиршбург получил осколок под лопатку в Нюрнберге, [20]но счел нужным промолчать.
— Сначала тупой удар, словно в грудь врезали битой. Онемение. Потом ощущения возвращаются. Кажется, что в тебе ворочают раскаленной спицей. Жар разливается по телу. И начинает течь горячими струйками по дрожащей коже. Лишь потом, словно сквозь туман, доходит, что это кровь. Твоя кровь. Сознание в этот миг становится кристально ясным, и с какой-то холодной отрешенностью понимаешь, что из тебя по капле истекает жизнь. Мысль эта ошпаривает мозг, как кипяток. И ты вновь погружаешься в забытье. А пробуждение воспринимаешь как чудо. Только больно, чертовски больно, и трудно дышать. Наверно, мы испытываем то же в момент рождения. И потом забываем, чтобы вновь вспомнить в момент смерти.
Винер открыл глаза. В них не было мути, боль уже отступила, и взгляд сделался льдистым, как январское небо.
— Посвящение — это переход через точку смерти. Сейчас можно сказать, что я дважды посвященный: по праву крови, данному мне от рождения, и по опыту смерти, которую пережил. Поэтому мне не в чем упрекнуть этого человека. Из рода он Барресов или нет — не так уж и важно. Мне не в чем его упрекнуть, — с расстановкой повторил Винер.
Руки он скрестил на груди, положив сжатые кулаки на плечи.
Хиршбург, увидев знак магистра, требующего беспрекословного подчинения, встал. Четко, по-военному отвесил поклон.
Магический жест был исполнен и магическая формула произнесена. И теперь никакая сила в мире не могла изменить реальность, которую они создали.
Лишь раз в своей жизни Хиршбургу пришлось слышать слова «нам не в чем его упрекнуть». Речь шла о голландском писателе, слишком близко подошедшим к тщательно оберегаемым тайнам «Черного солнца». Не тем, что на потеху толпы время от времени публикуют в желтых газетенках, и не тем, что становятся достоянием досужих умов «просвещенной общественности» в результате тщательно спланированных и санкционированных утечек информации. А о настоящих орденских тайнах. Было проведено самое тщательное расследование, Хиршбург и его люди перетрясли все в поисках следов присутствия тех, кто манипулировал писакой, дозированно снабжая его информацией. И ничего не нашли. Никаких признаков игры. Совет «Черного солнца» пришел к выводу, что знания писатель получил вне орденов и посвящения — только силами своего воображения и интуиции. На очередное богом возлюбленное ничтожество снизошла информационная благодать, что поделать, такое случается. Вердикт был тот же: «Нам не в чем его упрекнуть». И Хиршбург тогда дал отбой подготовленной ликвидации.
— Присвойте ему псевдоним «Мангуст», — распорядился Винер, опустив руки на колени. — Есть такой маленький и отчаянно смелый зверек.
— Который не боится сражаться со змеями, — закончил Хиршбург, быстро сообразив, какая роль теперь отведена Максимову — Дайте мне пару часов, и я подготовлю новый сценарий.
Винер усмехнулся.
— Готовьте, конечно. Только разве не вы мне говорили, что этот человек не играет, а просто делает то, что считает нужным. И надо отдать ему должное, делает неплохо.
Намек на сокрушительное поражение в Калининграде заставил Хиршбурга поджать губы.
Глава девятая. Девочка и пустота
Странник
Ретроспектива
Странник
— Вот и все, — сказал вслух Максимов.
Но Карина его не слышала. С полуоткрытых по-детски губ слетало легкое дыхание. Веки плотно лежали на глазах. Лицо разгладилось, и в свете ночника отчетливо проступил румянец на щеках.
Максимов осторожно освободил руку, которую Карина прижимала к груди. Убрал пряди, прилипшие к ее покрытой испариной лбу. С минуту смотрел на забывшуюся тяжелым сном Карину Вздохнул и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь.
В соседней комнате его ждали двое. Один, сухощавый, но статный пожилой мужчина, сидел в кресле в круге света настольной лампы. Второй прятался в полумраке у дверей. Максимов мог видеть только смутный контур его плотной коренастой фигуры. От человека исходил характерный запах военной формы, разогретой большим и тренированным телом. Сильвестр, так звали этого человека в Ордене, отвечал за силовое обеспечение операций. Сегодня ему пришлось попотеть, «зачищая» за Максимовым разбросанные по всему городу трупы. [21]Его присутствие в комнате означало, что группы «чистильщиков» с основной работой справились, остались мелочи, с которыми они покончат без непосредственного участия Сильвестра.
Что касается Навигатора, то его появления в жизни Максимова всегда были неожиданны и совпадали с очередным крутым переломом в судьбе.
Навигатор указал на кресло перед собой, сам подвинулся вперед, чтобы лицо оказалось в круге света. Максимов сел и сразу же ощутил на себе пронзительный взгляд Навигатора.
— Что она знает? — спросил Навигатор.
— Практически все, что можно знать на ее уровне. Первым клад нашел ее отец — Иван Дымов. Поступил по-умному, когда решил не афишировать находку, но сглупил, когда поехал в Гамбург торговаться с антикваром. И сразу же налетел на агентурную сеть Винера. Правда, этого Карина не знает, — сразу же поправил себя Максимов. — И не знает, что покусилась на наследие Черного Ордена СС. Для нее эта коллекция янтарных чаш — всего лишь раритеты, которые можно выгодно продать. Но без нее я бы ничего не нашел. Вернее, так быстро не нашел. И вообще все было бы иначе, если бы не эта пигалица. Плохо то, что ее похитили, а мне пришлось стрелять. В подробностях ничего не видела, но сам факт…
К бассейну подошел Хиршбург, с молчаливого разрешения Винера опустился в кресло, спрятавшись от солнца в тени навеса. Судя по испарине, заливавшей его лицо, личное участие в операции давалась старику с большим трудом, отметил про себя Винер.
— Почему бы вам не искупаться, — предложил он. В голубой воде бассейна скользила темная тень. Тело женщины, расцвеченное полосами бликующего света, плавно и гибко изгибаясь, поднялось к самой поверхности и, взбив сноп ослепительных брызг, вновь ушло в глубину.
— Прекрасно плавает, — пробормотал Хиршбург, смущенно отводя глаза. Купальщица показалась ему совершенно голой.
— Как все рожденные под знаком Рыб. Во всяком случае, вытащить ее из воды невозможно.
У дальнего бортика женщина сделала переворот, оттолкнулась ногами и, едва схватив новую порцию воздуха, вновь ушла под воду.
Винер опустил на колени толстую папку, заложив страницу шариковой ручкой.
— Как дела в «личном штабе»? — спросил Винер.
— Если их послушать, то весь мир сошел с ума, — проворчал Хиршбург, платочком промокая пот на лысине. — Из-за дефолта, что объявили русские, рынок до сих пор лихорадит.
— Все утрясется. — Винер явно не разделял паники, охватившей половину финансового мира. — Ничего страшного не произошло. Вместо нормальной финансовой системы русские создали некое подобие самогонного аппарата, назвав его рынком государственных казначейских обязательств. И как всяких кустарных самогонщиков их сгубила жадность. Перегрели котел, вот все и взорвалось, обдав дерьмом полмира. Но это не катастрофа. Ну, подумаешь, лопнула труба, по которой из страны качали капитал. Через месяц-другой залатают или проложат новую. Вот если бы лопнула нефтяная труба или на объектах «Газпрома» прошла серия аварий — тут бы весь мир взвыл.
— По идее, я должен радоваться. Но, если честно, в голове не укладывается, что творят русские со своей страной. — Хиршбург недоуменно пожал плечами. — Я краем уха слышал, что за десять лет экономике нанесен урон, сопоставимый с потерями во Второй мировой. И они стерпели!
— Во-первых, мнения русских никто не спрашивает. Во-вторых, нам потребовалось двадцать лет, чтобы организовать этот распад империи. В-третьих, сформированы влиятельные группы, которым распад собственной державы чрезвычайно выгоден. По сути, у русских их же элита украла государство. Не собственность, а государство! Основная масса населения безболезненно перенесла келейный передел собственности, потому что никогда ничем не владела. Но перенести потерю государства русские не смогут. Это противоестественно для национального менталитета. Русский привычен к нищете, но желает жить в великом государстве. Он на последние копейки готов содержать самую мощную в мире армию, только бы не кормить чужую. Поэтому с оккупацией, как вы знаете, они никогда не смирятся. Думаю, русские еще преподнесут нам сюрприз. Не получилось бы опять, что сеяли мы, а урожай достанется им.
— Но если разграбление страны будет идти такими темпами, то скоро они скатятся в средневековье. Все идет к тому, что Россия превратится в новую Африку. За взятки местным князькам там можно будет размещать самые вредные производства, эшелонами вывозить сырье, а обратными рейсами ввозить гуманитарную помощь голодающим аборигенам.
— Не все так просто, Вальтер. Я не имел в виду коррупционеров. Где гарантии, что умные головы из реально мыслящих патриотов решили не бороться с грабежом, а используют его для накопления сил и средств? Россия стремительно движется к критической точке, после которой страна просто перестанет существовать. И эти люди, если они существуют, непременно проявятся именно сейчас. — Винер похлопал по папке. — Уже который месяц мы сканируем все финансовые потоки. И знаете, Вальтер, я с замиранием сердца читаю сводки. Потому что боюсь обнаружить счет Макса Хайлигера [19]или что-то в этом роде. Иными словами, я ищу след русского Ордена. И после Кенигсберга, надеюсь, вы не сомневаетесь в его реальности.
Хиршбург нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. Винер умело перевел разговор из политэкономических высей в суровую реальность спецоперации. Настала очередь доклада, и Хиршбург медлил, подбирая нужные слова. Легко проорать «пришел, увидел, победил». А неудача требует многословия, тщательно расставленных акцентов и выверенной интонации.
— Пришло срочное сообщение из Москвы, я угадал? — нетерпеливо подогнал его Винер.
— Да, герр Винер. — Хиршбург разгладил листок с шифровкой. — Я задержался, потому что решил дождаться подтверждения из других источников. Силовая акция сорвалась, стрелок ликвидирован. Как, кем и при каких обстоятельствах — это еще требует уточнения. Совершенно доподлинно известно, что он мертв. На месте работает следственная бригада. Наш наблюдатель своими глазами видел, как из подъезда выносили труп стрелка.
— А Максимов?
— Незадолго до прибытия милиции он вышел из дома с какой-то пожилой дамой, сел в машину и уехал в неизвестном направлении. Наблюдатель, согласно инструкции, не имел права стрелять. — Хиршбург выпрямил спину, чтобы, даже докладывая о провале, выглядеть достойно. — Герр Винер, я обязательно установлю причину неудачи. А сейчас жду приказа на повторную попытку. На этот раз акцией буду руководить лично.
Винер неожиданно весело рассмеялся, закинув голову. Хиршбург поджал губы и тяжело засопел.
— Нет, нет, Вальтер, это я так. — Винер похлопал Хиршбурга по напряженному колену. — Радуюсь, что проблема разрешилась сама собой. А этого парня, оказалось, не так-то просто убить, а?
Хиршбург не смог настроиться на веселый лад, сухо ответил:
— Видимо, мы не учли его квалификации. В следующий раз…
— Следующего раза не будет. — Винер согнал с лица улыбку. — Во всяком случае, до тех пор, пока вы не соберете нужных мне сведений. Как звали вашего знакомого из Алькасара?
— Баррес, — без паузы ответил Хиршбург.
— Мне нужна генетическая карта его ныне живущих родственников. Подкупите лечащих врачей, залезьте в банки данных госпиталей, найдите способ получить кровь… Делайте все, что сочтете нужным. Кроме этого, проникните в этот монастырь и заполучите из склепа предка Барресов все, что может сгодиться для генетического анализа.
Хиршбург успевал делать пометки на оборотной стороне шифровки, услышав последнюю фразу, поднял на шефа недоуменный взгляд.
— Да, Вальтер. Именно так — вскрыть склеп. Естественно, с соблюдением строжайшей тайны. На чувства испанцев мне наплевать, но я вовсе не хочу разозлить тех, кто присматривает за могилой. Вы поняли, кого я имею в виду?
Хиршбург кивнул. Внутри у него все обмерло. Он не раз выполнял поручения, не укладывающиеся в рамки общепризнанной морали. Вскрыть могилу — не проблема, если все с толком организовать, и не грех, если не веришь ни в бога, ни в черта. Но посягнуть на покой орденской могилы, хранящий прах и тайну посвященного, — за такой проступок карают беспощадно.
Он скорописью, только ему понятными знаками набросал схему предстоящей операции, поставив в конце жирный крест. Это означало, что все причастные к операции по ее завершению подлежат немедленному уничтожению. Все без исключения: кто проводил предварительную разведку, кто непосредственно вскрывал могилу рыцаря, кто транспортировал груз, кто «зачищал» исполнителей и кто в финале ликвидировал «чистильщиков».
— Насколько понимаю, нам потребуется генетический материал самого Максимова, — подсказал он, приготовившись записать приказ.
— Этим займутся другие, — как о давно решенном бросил Винер. — Постараемся сделать это без ущерба для его здоровья. Есть масса других, более приятных и безболезненных способов, чем кровопускание в подъезде.
Женщина вынырнула у противоположной стенки бассейна, легко выскользнула из воды и легла грудью на бортик. Хиршбург, смущенный, отвел взгляд — купальника на ней действительно не было.
— Максимов должен находиться под постоянным психологическим прессингом. Но никакой угрозы для жизни. Реальной угрозы, исходящей от нас, — с нажимом произнес Винер. — Я не для того начал эту операцию, чтобы отомстить какому-то боевику.
Ладонь Винера скользнула под халат, погладила бандаж на ране. В секунду его лицо побелело, отчетливо и резко проступила морщинка в уголке губ. Он прикрыл веки, усилием воли давя в себе боль.
«Если честно, я еле сдерживаюсь, чтобы не замутить начатое дело банальной местью».
— Знаете, что чувствует человек, когда в него входит пуля? — шепотом спросил он.
Хиршбург получил осколок под лопатку в Нюрнберге, [20]но счел нужным промолчать.
— Сначала тупой удар, словно в грудь врезали битой. Онемение. Потом ощущения возвращаются. Кажется, что в тебе ворочают раскаленной спицей. Жар разливается по телу. И начинает течь горячими струйками по дрожащей коже. Лишь потом, словно сквозь туман, доходит, что это кровь. Твоя кровь. Сознание в этот миг становится кристально ясным, и с какой-то холодной отрешенностью понимаешь, что из тебя по капле истекает жизнь. Мысль эта ошпаривает мозг, как кипяток. И ты вновь погружаешься в забытье. А пробуждение воспринимаешь как чудо. Только больно, чертовски больно, и трудно дышать. Наверно, мы испытываем то же в момент рождения. И потом забываем, чтобы вновь вспомнить в момент смерти.
Винер открыл глаза. В них не было мути, боль уже отступила, и взгляд сделался льдистым, как январское небо.
— Посвящение — это переход через точку смерти. Сейчас можно сказать, что я дважды посвященный: по праву крови, данному мне от рождения, и по опыту смерти, которую пережил. Поэтому мне не в чем упрекнуть этого человека. Из рода он Барресов или нет — не так уж и важно. Мне не в чем его упрекнуть, — с расстановкой повторил Винер.
Руки он скрестил на груди, положив сжатые кулаки на плечи.
Хиршбург, увидев знак магистра, требующего беспрекословного подчинения, встал. Четко, по-военному отвесил поклон.
Магический жест был исполнен и магическая формула произнесена. И теперь никакая сила в мире не могла изменить реальность, которую они создали.
Лишь раз в своей жизни Хиршбургу пришлось слышать слова «нам не в чем его упрекнуть». Речь шла о голландском писателе, слишком близко подошедшим к тщательно оберегаемым тайнам «Черного солнца». Не тем, что на потеху толпы время от времени публикуют в желтых газетенках, и не тем, что становятся достоянием досужих умов «просвещенной общественности» в результате тщательно спланированных и санкционированных утечек информации. А о настоящих орденских тайнах. Было проведено самое тщательное расследование, Хиршбург и его люди перетрясли все в поисках следов присутствия тех, кто манипулировал писакой, дозированно снабжая его информацией. И ничего не нашли. Никаких признаков игры. Совет «Черного солнца» пришел к выводу, что знания писатель получил вне орденов и посвящения — только силами своего воображения и интуиции. На очередное богом возлюбленное ничтожество снизошла информационная благодать, что поделать, такое случается. Вердикт был тот же: «Нам не в чем его упрекнуть». И Хиршбург тогда дал отбой подготовленной ликвидации.
— Присвойте ему псевдоним «Мангуст», — распорядился Винер, опустив руки на колени. — Есть такой маленький и отчаянно смелый зверек.
— Который не боится сражаться со змеями, — закончил Хиршбург, быстро сообразив, какая роль теперь отведена Максимову — Дайте мне пару часов, и я подготовлю новый сценарий.
Винер усмехнулся.
— Готовьте, конечно. Только разве не вы мне говорили, что этот человек не играет, а просто делает то, что считает нужным. И надо отдать ему должное, делает неплохо.
Намек на сокрушительное поражение в Калининграде заставил Хиршбурга поджать губы.
Глава девятая. Девочка и пустота
Странник
В соседнем гараже визжала «болгарка», кто-то доводил до ума то, что сошло с конвейера отечественного автозавода. Работа, как принято, сопровождалась нецензурными комментариями по поводу устройства автомобиля, доставалось отечественной автопромышленности в целом и отдельным лицам из правительства в частности. Судя по голосам, бригада мастеров и их добровольных помощников приближалась к состоянию, в котором лесковский Левша прибыл из Лондона.
Как известно, народный умелец с великого бодуна додумался подковать импортную блоху, чем угробил хитроумный агрегат, но посрамил-таки иностранцев. За трудовой подвиг был направлен в Англию для обмена опытом и промышленного шпионажа. Косить под дурака ему было не привыкать, поэтому, не вызвав подозрений, он сразу же раскусил главную военную тайну Британской империи. Как оказалось, англичане ружья толченым кирпичом не чистят. Хотя всячески пытались убедить героя в обратном. Для чего наливали и подносили. Но он, верный инструкциям атамана Платова и присяге царю-батюшке, упорно отказывался. Лишь на обратном пути позволил себе расслабиться. Но и обычный запой обставил соответствующим образом, вызвав на состязание по литроболу английского шкипера. Матч закончился на рейде Петербурга боевой ничьей. Заспиртованного до состояния мумии шкипера отвезли в ведомственную поликлинику УПДК МИДа. А Левшу, не посрамившего отечество, хмурая родина встретила непохмеленным городовым. Левша упрямо твердил про кирпич, которым нельзя чистить канал ствола оружия, поэтому на месте без труда был поставлен диагноз — шизофрения, отягощенная длительной алкогольной интоксикацией. И умер герой разведки тихой смертью в палате больнички для нищих. И лишь городовой, успев принять медицинского спирта, уронил на усы скупую мужскую слезу. Если можете смеяться, смейтесь…
Трудовой энтузиазм за стенкой неожиданно угас. Что-то металлическое грохнулось на пол, и стало тихо. Очевидно, бригада любовалась на результат коллективного творчества.
Гаражный кооператив давно превратился в закрытый клуб для настоящих мужчин. Обремененные семьями, измочаленные бытом и уставшие биться с судьбой мужики из близлежащих домов ежедневно собирались тесным кружком и отдыхали душой. Купить гараж может каждый, но это еще не значит, что тебя примет тайное гаражное братство. Здесь все делалось в складчину и на основе взаимопомощи. Кем бы ты ни был там, за воротами, здесь, с перемазанными маслом руками и в старой робе, ты — равный среди равных. Или — никто. Такое вот первобытное сообщество под райскими кущами в сумасшедшем мегаполисе.
В щели под дверью гаража мелькнула тень. Максимов лежал на топчане, закинув руку за голову. Пальцы сразу же нашли под подушкой рукоятку ножа.
В дверь постучали, и знакомый голос произнес:
— Сосед, ты здесь?
— Ага. Входи, Женя.
Женя, отставной пехотный полковник, был главным организатором и вдохновителем все посиделок в кооперативе. Как правило, они начинались с игры «Не щелкай клювом», внедренной бывалым полковником. По популярности среди местных автолюбителей она давно перекрыла «Поле чудес». Пока жены и тещи пялились в телевизор, где крутили колесо, мужчины играли в суровую, как жизнь, игру. Правила были просты: надо было подкрасться к поглощенному ремонтом собрату и умыкнуть что-нибудь очень нужное, чтобы очень быстро заметил. Например, гаечный ключ или только что открученный масляный фильтр. Проделать надо было все при свидетелях, что автоматически снимало подозрение в воровстве. Пострадавший сначала с потерянным видом кружил вокруг автомобиля, а потом, наученный горьким опытом, прямиком шел к подозрительно притихшей группке игроков. Они и назначали выкуп. Принесенную бутылку дружно распивали и сразу же скидывались на новую.
Отставной полковник и летом, и зимой ходил в камуфляжной форме. Сегодня он решил щегольнуть дачным загаром и оставил на себе только штаны с карманами.
— Спишь, что ли? — спросил он, похлопывая себя по огромному, как полковой барабан, животу.
— Отдыхаю. — Максимов расслабил пальцы, но руку оставил в прежнем положении. — Вы там не станцию «Мир» строите?
— Ха! — хохотнул Женя. — Леньку чиним. Представляешь, умудрился намотать проволоку на кардан. Во какую. — Он показал толстый указательный палец. — Где он ее на Каширке нашел, не пойму! Места, наверное, знает. Хорошо, что «уазик» — машина военная, на дураков рассчитывалась, ее так просто не угробить.
— Сам-то цел?
— Пока да. — Женя весело блеснул глазками. — Он за семейством ехал, урожай пора вывозить. Представляешь, как теща ему вдует, когда на себе мешки с огурцами с дачи привезет? Можно сказать, ждет Леньку смерть мучительная и долгая. Я Клавку знаю, она всю зиму пилить будет и не устанет.
— Жалко мужика.
— Да брось, ты! — махнул рукой Женя. — Что мы, нелюди? Завтра на моей колымаге поедем. А Коля прицеп дает. С тебя шампуры, сосед. Без шашлыка и водки, сам понимаешь, на даче делать нечего, — пояснил он.
Бывший полковник во вверенном ему кооперативе службу организовал правильно. По гаражам были распределены не только пожарный инструмент согласно боевому расчету, но и необходимые для культурных мероприятий принадлежности. Максимову по разнарядке достались коллективного пользования шампуры и зарядное устройство для аккумуляторов.
Он встал с топчана и через передок «девятки» перебрался к шкафу
— Штанцы у тебя уставные. У нас такие водителям БМП выдавали. Удобно, можно без страха задом на горячую броню садиться. И зимой ничего не отморозишь.
Максимов успел переодеться в кожаные штаны и черную военную куртку. Очевидно, именно она и навеяла Жене армейские воспоминания.
— Подкалываешь? — бросил он, оглянувшись.
— Не, завидую, — хохотнул Женя, похлопал себя по животу и сразу стал похож на атамана казаков, сочиняющих письмо султану. — Мою трудовую мозоль в такие не втиснуть. В армии соразмерно званию живот растет, а не голова. Вот ты кем ушел?
— Капитаном.
— Сразу видно. Худой и умный. Зато я — при пенсии и в теле. — Женя звонко шлепнул себя по животу.
Он сиял лицом, как образцово-показательный боец с плаката «Красив в строю, силен в бою». На тугих щеках играл здоровый водочный румянец. Жене армия явно пошла на пользу, и пенсионная жизнь была не в тягость.
Максимов обошел машину, протянул Жене связку шампуров.
— А по пятьдесят грамм? — подмигнув, предложил отставник.
— Спасибо, не могу У меня сегодня другие планы.
Бывший полковник ушел к собутыльникам, неплотно прикрыв за собой дверь.
Максимов снова лег на топчан, вытянулся до хруста. Выдохнув, расслабил тело и закрыл глаза.
«Вот и еще один свидетель, способный показать, что гражданин Максимов вел себя пристойно и не вызывал подозрений. Бывшая нелегалка и настоящий полковник — этого ментам за глаза должно хватить. Теперь осталось только грамотно уйти с линии прицела. Будут добивать или нет, не угадать. Но напрасно маячить у кого-то на мушке не стоит».
За воротами гаражного кооператива раздался визг тормозов, потом по дорожке покатился мерный рокот, остановился у гаража Максимова, перейдя в низкое урчание.
— Наша лягушонка в коробчонке едет, — улыбнулся Максимов. Рывком вскочил на ноги.
Двигатель мотоцикла замолк, и в наступившей тишине отчетливо прозвучало «Ого!», произнесенное на разные лады дружной компанией автолюбителей.
— Ты к кому, красавица? — спросил бывший полковник с котомартовскими нотками в голосе.
— Заходи, Карина, — крикнул Максимов, сразу же внося ясность. Поторопился сознательно, зная, что Карина за словом в карман не полезет и сможет ответить так, что потом придется терпеть политико-воспитательную беседу от бывшего командира пехотного полка.
Карина котенком прошмыгнула в приоткрытую дверь. Сегодня, как и в первую их встречу, ее тонкое тело было затянуто в панцирь черной грубой кожи. В полумраке остро поблескивали металлические заклепки на куртке. Карина в два прыжка преодолела разделявшее их расстояние и, подпрыгнув, повисла на шее Максимова. Уткнулась холодным носом ему в щеку.
— Щенячья радость, — проворчал Максимов. — Веса в тебе — полмешка картошки.
— Усохла от тоски. Неделю не звонил, я чуть не повесилась, — прошептала она.
— Так я и поверил.
— Дурак ты — и не лечишься.
Карина легко выскользнула из его рук, запрыгнула на верстак. Максимов сел напротив, на капот машины. Достал из кармана сигарету, закурил.
Карина потянула носом, принюхиваясь.
— Ты что такое вкусное куришь? — подозрительно прищурившись, спросила она.
— Не то, что ты подумала. — Максимов выдохнул густое облако дыма.
— Вот зануда, а! — протянула Карина. — Между прочим, я знаю, что это. Кубинские «Лигерос». Со мной девочка из Испании училась, она такие из дома привозила. Доставала у кубинцев. Мы всей комнатой курили.
— Смертельных случаев не было? — спросил Максимов, борясь со спазмом, от непривычки сдавившим горло.
— Ой, полдня чумные ходили. И губы в кровь.
Дальше последовали девичьи воспоминания о тайной жизни закрытого пансиона под Парижем. Максимов мимоходом отметил, что так же отрываться можно было бы и под серым российским небом, дешевле вышло бы, но у отчима Карины на сей счет было свое мнение, подкрепленное доходами от нефтяного бизнеса. Слушал вполуха: его больше интересовало не что, а какговорит Карина. Насколько мог судить по моторике, мимике и эмоциональной окраске речи, стресс, перенесенный ею в Калининграде, уже не давал о себе знать.
Как известно, народный умелец с великого бодуна додумался подковать импортную блоху, чем угробил хитроумный агрегат, но посрамил-таки иностранцев. За трудовой подвиг был направлен в Англию для обмена опытом и промышленного шпионажа. Косить под дурака ему было не привыкать, поэтому, не вызвав подозрений, он сразу же раскусил главную военную тайну Британской империи. Как оказалось, англичане ружья толченым кирпичом не чистят. Хотя всячески пытались убедить героя в обратном. Для чего наливали и подносили. Но он, верный инструкциям атамана Платова и присяге царю-батюшке, упорно отказывался. Лишь на обратном пути позволил себе расслабиться. Но и обычный запой обставил соответствующим образом, вызвав на состязание по литроболу английского шкипера. Матч закончился на рейде Петербурга боевой ничьей. Заспиртованного до состояния мумии шкипера отвезли в ведомственную поликлинику УПДК МИДа. А Левшу, не посрамившего отечество, хмурая родина встретила непохмеленным городовым. Левша упрямо твердил про кирпич, которым нельзя чистить канал ствола оружия, поэтому на месте без труда был поставлен диагноз — шизофрения, отягощенная длительной алкогольной интоксикацией. И умер герой разведки тихой смертью в палате больнички для нищих. И лишь городовой, успев принять медицинского спирта, уронил на усы скупую мужскую слезу. Если можете смеяться, смейтесь…
Трудовой энтузиазм за стенкой неожиданно угас. Что-то металлическое грохнулось на пол, и стало тихо. Очевидно, бригада любовалась на результат коллективного творчества.
Гаражный кооператив давно превратился в закрытый клуб для настоящих мужчин. Обремененные семьями, измочаленные бытом и уставшие биться с судьбой мужики из близлежащих домов ежедневно собирались тесным кружком и отдыхали душой. Купить гараж может каждый, но это еще не значит, что тебя примет тайное гаражное братство. Здесь все делалось в складчину и на основе взаимопомощи. Кем бы ты ни был там, за воротами, здесь, с перемазанными маслом руками и в старой робе, ты — равный среди равных. Или — никто. Такое вот первобытное сообщество под райскими кущами в сумасшедшем мегаполисе.
В щели под дверью гаража мелькнула тень. Максимов лежал на топчане, закинув руку за голову. Пальцы сразу же нашли под подушкой рукоятку ножа.
В дверь постучали, и знакомый голос произнес:
— Сосед, ты здесь?
— Ага. Входи, Женя.
Женя, отставной пехотный полковник, был главным организатором и вдохновителем все посиделок в кооперативе. Как правило, они начинались с игры «Не щелкай клювом», внедренной бывалым полковником. По популярности среди местных автолюбителей она давно перекрыла «Поле чудес». Пока жены и тещи пялились в телевизор, где крутили колесо, мужчины играли в суровую, как жизнь, игру. Правила были просты: надо было подкрасться к поглощенному ремонтом собрату и умыкнуть что-нибудь очень нужное, чтобы очень быстро заметил. Например, гаечный ключ или только что открученный масляный фильтр. Проделать надо было все при свидетелях, что автоматически снимало подозрение в воровстве. Пострадавший сначала с потерянным видом кружил вокруг автомобиля, а потом, наученный горьким опытом, прямиком шел к подозрительно притихшей группке игроков. Они и назначали выкуп. Принесенную бутылку дружно распивали и сразу же скидывались на новую.
Отставной полковник и летом, и зимой ходил в камуфляжной форме. Сегодня он решил щегольнуть дачным загаром и оставил на себе только штаны с карманами.
— Спишь, что ли? — спросил он, похлопывая себя по огромному, как полковой барабан, животу.
— Отдыхаю. — Максимов расслабил пальцы, но руку оставил в прежнем положении. — Вы там не станцию «Мир» строите?
— Ха! — хохотнул Женя. — Леньку чиним. Представляешь, умудрился намотать проволоку на кардан. Во какую. — Он показал толстый указательный палец. — Где он ее на Каширке нашел, не пойму! Места, наверное, знает. Хорошо, что «уазик» — машина военная, на дураков рассчитывалась, ее так просто не угробить.
— Сам-то цел?
— Пока да. — Женя весело блеснул глазками. — Он за семейством ехал, урожай пора вывозить. Представляешь, как теща ему вдует, когда на себе мешки с огурцами с дачи привезет? Можно сказать, ждет Леньку смерть мучительная и долгая. Я Клавку знаю, она всю зиму пилить будет и не устанет.
— Жалко мужика.
— Да брось, ты! — махнул рукой Женя. — Что мы, нелюди? Завтра на моей колымаге поедем. А Коля прицеп дает. С тебя шампуры, сосед. Без шашлыка и водки, сам понимаешь, на даче делать нечего, — пояснил он.
Бывший полковник во вверенном ему кооперативе службу организовал правильно. По гаражам были распределены не только пожарный инструмент согласно боевому расчету, но и необходимые для культурных мероприятий принадлежности. Максимову по разнарядке достались коллективного пользования шампуры и зарядное устройство для аккумуляторов.
Он встал с топчана и через передок «девятки» перебрался к шкафу
— Штанцы у тебя уставные. У нас такие водителям БМП выдавали. Удобно, можно без страха задом на горячую броню садиться. И зимой ничего не отморозишь.
Максимов успел переодеться в кожаные штаны и черную военную куртку. Очевидно, именно она и навеяла Жене армейские воспоминания.
— Подкалываешь? — бросил он, оглянувшись.
— Не, завидую, — хохотнул Женя, похлопал себя по животу и сразу стал похож на атамана казаков, сочиняющих письмо султану. — Мою трудовую мозоль в такие не втиснуть. В армии соразмерно званию живот растет, а не голова. Вот ты кем ушел?
— Капитаном.
— Сразу видно. Худой и умный. Зато я — при пенсии и в теле. — Женя звонко шлепнул себя по животу.
Он сиял лицом, как образцово-показательный боец с плаката «Красив в строю, силен в бою». На тугих щеках играл здоровый водочный румянец. Жене армия явно пошла на пользу, и пенсионная жизнь была не в тягость.
Максимов обошел машину, протянул Жене связку шампуров.
— А по пятьдесят грамм? — подмигнув, предложил отставник.
— Спасибо, не могу У меня сегодня другие планы.
Бывший полковник ушел к собутыльникам, неплотно прикрыв за собой дверь.
Максимов снова лег на топчан, вытянулся до хруста. Выдохнув, расслабил тело и закрыл глаза.
«Вот и еще один свидетель, способный показать, что гражданин Максимов вел себя пристойно и не вызывал подозрений. Бывшая нелегалка и настоящий полковник — этого ментам за глаза должно хватить. Теперь осталось только грамотно уйти с линии прицела. Будут добивать или нет, не угадать. Но напрасно маячить у кого-то на мушке не стоит».
За воротами гаражного кооператива раздался визг тормозов, потом по дорожке покатился мерный рокот, остановился у гаража Максимова, перейдя в низкое урчание.
— Наша лягушонка в коробчонке едет, — улыбнулся Максимов. Рывком вскочил на ноги.
Двигатель мотоцикла замолк, и в наступившей тишине отчетливо прозвучало «Ого!», произнесенное на разные лады дружной компанией автолюбителей.
— Ты к кому, красавица? — спросил бывший полковник с котомартовскими нотками в голосе.
— Заходи, Карина, — крикнул Максимов, сразу же внося ясность. Поторопился сознательно, зная, что Карина за словом в карман не полезет и сможет ответить так, что потом придется терпеть политико-воспитательную беседу от бывшего командира пехотного полка.
Карина котенком прошмыгнула в приоткрытую дверь. Сегодня, как и в первую их встречу, ее тонкое тело было затянуто в панцирь черной грубой кожи. В полумраке остро поблескивали металлические заклепки на куртке. Карина в два прыжка преодолела разделявшее их расстояние и, подпрыгнув, повисла на шее Максимова. Уткнулась холодным носом ему в щеку.
— Щенячья радость, — проворчал Максимов. — Веса в тебе — полмешка картошки.
— Усохла от тоски. Неделю не звонил, я чуть не повесилась, — прошептала она.
— Так я и поверил.
— Дурак ты — и не лечишься.
Карина легко выскользнула из его рук, запрыгнула на верстак. Максимов сел напротив, на капот машины. Достал из кармана сигарету, закурил.
Карина потянула носом, принюхиваясь.
— Ты что такое вкусное куришь? — подозрительно прищурившись, спросила она.
— Не то, что ты подумала. — Максимов выдохнул густое облако дыма.
— Вот зануда, а! — протянула Карина. — Между прочим, я знаю, что это. Кубинские «Лигерос». Со мной девочка из Испании училась, она такие из дома привозила. Доставала у кубинцев. Мы всей комнатой курили.
— Смертельных случаев не было? — спросил Максимов, борясь со спазмом, от непривычки сдавившим горло.
— Ой, полдня чумные ходили. И губы в кровь.
Дальше последовали девичьи воспоминания о тайной жизни закрытого пансиона под Парижем. Максимов мимоходом отметил, что так же отрываться можно было бы и под серым российским небом, дешевле вышло бы, но у отчима Карины на сей счет было свое мнение, подкрепленное доходами от нефтяного бизнеса. Слушал вполуха: его больше интересовало не что, а какговорит Карина. Насколько мог судить по моторике, мимике и эмоциональной окраске речи, стресс, перенесенный ею в Калининграде, уже не давал о себе знать.
Ретроспектива
Странник
Калининград, август 1998 года
Сумерки прилипли к окнам, барабанили в стекла крупными дождинками. С Балтики ветер нагнал плотный строй сизых туч, и разразившаяся над городом гроза перешла в нудный дождь, по-осеннему холодный и беспросветный.— Вот и все, — сказал вслух Максимов.
Но Карина его не слышала. С полуоткрытых по-детски губ слетало легкое дыхание. Веки плотно лежали на глазах. Лицо разгладилось, и в свете ночника отчетливо проступил румянец на щеках.
Максимов осторожно освободил руку, которую Карина прижимала к груди. Убрал пряди, прилипшие к ее покрытой испариной лбу. С минуту смотрел на забывшуюся тяжелым сном Карину Вздохнул и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь.
В соседней комнате его ждали двое. Один, сухощавый, но статный пожилой мужчина, сидел в кресле в круге света настольной лампы. Второй прятался в полумраке у дверей. Максимов мог видеть только смутный контур его плотной коренастой фигуры. От человека исходил характерный запах военной формы, разогретой большим и тренированным телом. Сильвестр, так звали этого человека в Ордене, отвечал за силовое обеспечение операций. Сегодня ему пришлось попотеть, «зачищая» за Максимовым разбросанные по всему городу трупы. [21]Его присутствие в комнате означало, что группы «чистильщиков» с основной работой справились, остались мелочи, с которыми они покончат без непосредственного участия Сильвестра.
Что касается Навигатора, то его появления в жизни Максимова всегда были неожиданны и совпадали с очередным крутым переломом в судьбе.
Навигатор указал на кресло перед собой, сам подвинулся вперед, чтобы лицо оказалось в круге света. Максимов сел и сразу же ощутил на себе пронзительный взгляд Навигатора.
— Что она знает? — спросил Навигатор.
— Практически все, что можно знать на ее уровне. Первым клад нашел ее отец — Иван Дымов. Поступил по-умному, когда решил не афишировать находку, но сглупил, когда поехал в Гамбург торговаться с антикваром. И сразу же налетел на агентурную сеть Винера. Правда, этого Карина не знает, — сразу же поправил себя Максимов. — И не знает, что покусилась на наследие Черного Ордена СС. Для нее эта коллекция янтарных чаш — всего лишь раритеты, которые можно выгодно продать. Но без нее я бы ничего не нашел. Вернее, так быстро не нашел. И вообще все было бы иначе, если бы не эта пигалица. Плохо то, что ее похитили, а мне пришлось стрелять. В подробностях ничего не видела, но сам факт…