Страница:
Максимов нажал клавишу, сменив снимок на мониторе. Теперь увеличение позволяло в деталях рассмотреть все складки местности.
— Оптимальный маршрут — держаться этой дороги. Но группа сделала крюк. Возможно, инструкторы решили заставить новобранцев попотеть. А может, имели приказ оказаться в день «Д» в максимальной близости от Мертвого города. Затем, словно по команде, они резко свернули на северо-восток. И через двое суток марша уткнулись в границу Узбекистана. Далее опять цитирую сообщение Франс-Пресс. Вместо того чтобы скрытно просочиться через границу, они идут на заставу и требуют пропустить их. Естественно, узбекские пограничники гордо их послали. И группа решила прорываться с боем. Если решили сделать все, чтобы их обнаружили, то своего они добились. В район по тревоге выдвинулись правительственные части. Но и тогда наши бойцы за веру повели себя, как последние самоубийцы. Вместо того чтобы рассыпаться на группы и затаиться, они вступают в непрерывные боестолкновения и медленно отступают, как я подозреваю, по заранее разработанному маршруту. Вот здесь их окончательно блокировали. — Максимов указал на карту. — Продержали сутки под огнем, а потом высадили вертолетный десант на господствующую высоту. Через два часа все было кончено.
Максимов посмотрел на напряженно молчащего Леона.
— Только не смейся, Леон! Но, если верить официальным источникам, один из оставшихся в живых задержанных на допросе показал, что группа шла свергать президента страны. Со времен Че Гевары на моей памяти это единственный случай [44]такой политической наглости. Только представь, пятьдесят подростков с автоматами идут рейдом на столицу! Тем не менее в этом абсурде есть логика. Если допустить, что плохо подготовленных бойцов, а фактически — смертников использовали для отвлекающего маневра.
Леон не смеялся. Он хищно скалился, зло терзая зубами фильтр сигареты. Максимов успокоил себя тем, что шариковой ручки в стальном корпусе вполне достаточно, чтобы одним ударом купировать возможный всплеск агрессии Леона.
Но Леон быстро взял себя в руки. Выдохнул, расслабленно откинувшись в кресле.
— Фантазируй дальше, — разрешил он.
— Только перед этим один вопрос. Хочу убедиться, что ты действительно входил в группу захвата. Вы выдвигались к Мертвому городу скрытно, как я понял. Шли шесть суток. Вопрос: через сколько часов делались привалы?
Леон с нескрываемым подозрением посмотрел на Максимова. Не удержался и бросил взгляд на монитор. Этого быстрого движения глаз хватило, чтобы Максимов рассмеялся. Он хлопнул Леона по напряженному плечу.
— Можешь не отвечать! И так ясно, что группа шла с интервалами, соответствующими пролету спутников-шпионов над районом. Вопрос, откуда у командира взялось расписание, задавать не буду Это военная тайна, в которую лезть не хочу.
— Такое впечатление, что ты не археолог, а профессиональный коммандос, — проворчал Леон, сверля Максимова взглядом.
— Я ученый, Леон. А ученый — это развитый интеллект, натренированный на поиск и обработку большого объема информации. Специализация роли не играет. А военное дело — такая же наука, как и все прочие. Было бы свободное время и доступ к информации, можно изучить азы любого ремесла. Так меня учил дед. Но вернемся к фантазиям. — Максимов обвел кружком сплетение тонких белых линий вокруг группы мелких точек. — Думаю, это и есть бывший урановый рудник. Или Мертвый город, как ты его называешь. В день «Д» сюда подошел отряд высоко профессиональных бойцов. Думаю, человек десять-пятнадцать, не больше. Почему? Для налета на караван из трех грузовиков с охраной больше и не надо. Вы же не собирались штурмовать Мертвый город. И от погони отрываться легче врассыпную. Кстати, о погоне. Сколько времени вам подарили эти самоубийцы?
— Откуда мне знать?! Я ведь даже не подозревал о их существовании.
— Тем не менее ты жив, а они — нет.
— Жизнь на войне покупается смертью других, — равнодушно, как о банальной истине, сказал Леон.
— Вот с этим тезисом не могу не согласиться… Ты — единственный оставшийся в живых.
Максимов взял из пачки Леона сигарету. Задумавшись, покрутил в пальцах зажигалку.
«Нестыковочка получается. Хозяин груза не мог не отдать команды взять хотя бы пару человек живыми. А уходили, если не дураки, не одной группой, а врассыпную, разбившись на тройки. Так больше шансов донести хотя бы часть похищенного. Расчет же делали на скандал, а для него, как. уже известно, хватило и одного единственного брактеата. Что-то тут не клеится», — рассуждал Максимов, забыв о сигарете.
Леон взял сигарету, потянулся к зажигалке. Максимов, очнувшись, чиркнул ею, поднося язычок пламени. В его отсвете перстень Леона вспыхнул медно-красным огнем.
Перстень на пальце Муххамада вспыхнул медно-красным огнем, цвета низкого Марса на южном небе. Рядом с ним загорелась алая звездочка, и в темноте поплыл острый запах гашиша.
В темноте завозились люди, потянулись ближе к закурившему волшебную смолу, что снимает усталость и дарует видения райских кущ. Измотанные люди в кисло пахнущей козлятиной одежде хотели одного — забыться. Забыть про избитые в кровь ноги, растертые лямками плечи и пропитавшуюся потом одежду. Они уже знали, что шестеро их братьев приняли смерть, как полагается воинам, — с оружием в руках. Знали, что настал их черед. И теперь хотели хоть одним глазком посмотреть на то, что их ждет по ту сторону смерти.
«Почему нет?» — вдруг задал себе вопрос человек. И не получил на него отрицательного ответа.
Логика жизни проста: убей — и живи. А смерть третий день носилась в знойном воздухе, хлеща лопастями вертолетов. Было ясно, что их травят слишком умело, чтобы дать шанс уйти живыми. Никто из шести человек, что устроился на привал в этой пещере, не выйдет в условленную точку, где их ждет эвакуация. Да и кто сказал, что им полагается эвакуация? Никаких гарантий, что все не кончится прицельный выстрелом в затылок.
Про пещеру никто не знает. Муххамад нашел ее чудом.
Так и проскочили бы мимо лаза, в который с трудом можно протиснуться, если бы он не оступился и не упал между двумя валунами. Здесь можно отсидеться до второго пришествия. Но эти моджахеддины обязательно пойдут дальше. Они усе поклялись на Коране, черт их возьми! Но если подумать… Шесть недельных пайков и запас воды на шесть человек. Одному хватит. Так почему бы и нет?
— Ай, иншалла, [45] — произнес он вслух. Прозвучало с тем же восточным фатализмом, что до сих пор поражал его в этих людях.
Кто-то из них улыбнулся, в отсвете уголька сигареты вспыхнула белозубая улыбка. Им нравилось, что этот белый человек неумолимо становится таким же, как и они. В конце концов, этот чужак тоже шел самой короткой тропой в сады Аллаха — тропою воина.
И никто не увидел, как он вытащил из ножен нож. Было слишком темно, а лезвие ножа было черненое и не давало блика…
На лестнице послышались шаги. Сверху в гостиную спускались женщины. Вечерние наряды они сменили на костюмы, более подходящие для интерьера охотничьего домика. На Карине было платье из тонкой шерсти, из-под его края выглядывали остроносые сапожки. Эрика оделась, как цыганка в фильмах Кустурицы: ярко и с бору по сосенке.
— Судя по вашим лицам, мы вовремя. — Эрика, улыбаясь, обвела взглядом мужчин.
Кресел было всего три. Карина, обойдя стол, присела на подлокотник кресла Максимова.
Эрика в кресло не села, проходя мимо Леона, потрепала его по волосам.
— Слава богу, додумался развести огонь в камине. Дом выстужен, словно сто лет тут никто не жил. Жутко замерзла!
Она встала у огня, за спиной Максимова. Он был уверен, что Эрика воспользовалась поводом, чтобы бросить взгляд на монитор.
— Если вы уже закончили, то можно будет что-нибудь приготовить на огне. У нас есть копченые колбаски.
— Я их съел, — смущенно признался Леон. — Когда волнуюсь, жутко хочу есть.
— Бедненький! Но хоть что-нибудь осталось?
— Консервы. Сыр трех сортов и вино. Эрика тихо засмеялась.
— Француз не пропадет. А как остальные?
— Лично я не голоден. Ты как? — Максимов поднял голову и посмотрел на Карину.
Странно, но смущенный вид Леона нисколько ее не забавлял. Она разглядывала его с брезгливой гримаской на лице, как смотрят на неухоженного зверя, только что выбравшегося из берлоги и отравляющего всю округу смрадом свалявшейся за зимовку шкуры.
Максимов прижал Карину за талию, привлекая ее внимание. В ответ на его вопросительный взгляд она тихо прошептала по-русски: «Потом расскажу».
Леон встал, тяжко ступая по полу бутсами, прошел к бару.
— Что будут дамы?
— А вы уже закончили? — поинтересовалась Эрика.
— Думаю, да.
«Разбежался! — усмехнулся Максимов. — Все только начинается».
— Осталось только обсудить условия, — произнес Максимов, адресуя слова больше Эрике, чем Леону.
Как и предполагал, Эрика тут же вышла из-за его спины, грациозно разбросав полы цветастой юбки, опустилась в кресло.
— Карина, что ты пьешь? — спросила она. Карина молча указала на бутылку ликера на столе.
— Леон, еще одну рюмку. А мне — мартини, — распорядилась она. С лучезарной улыбкой обратилась к Максимову: — Какие условия?
— С русскими больше никаких сделок! — подал голос Леон.
Он вернулся к столу, передал бокал с мартини Эрике. Поставил пустую рюмку. По кивку Максимова разлил ликер. Грузно опустился в кресло.
— Ты уж извини, Макс, но я не вижу мотивов для соглашения. Да и о чем договариваться? Я убежден, что профессор Арсеньев причастен к тайным операциям с культурными ценностями. Иначе ты бы здесь не сидел, я прав? Фактуры по рейду к Мертвому городу у меня достаточно, включая фотографии разгромленного каравана и кое-что из трофеев. Доказательств хватит и без брактеата. А то, что русскому проломили голову, лишний раз свидетельствует, что скандал уже достиг определенного градуса. Сейчас эту сенсацию у меня оторвут с руками.
Максимов намеренно проигнорировал выпад Леона и все внимание переключил на Эрику. Она тоже не сводила с него глаз. На лице удерживала выражение вежливого внимания, но он чувствовал, что ее интерес гораздо глубже, чем она хочет показать.
— Эрика, зачем красивой, самодостаточной и умной женщине Пулитцеровская премия? [46]
Брови Эрики взлетели вверх.
— Ты, конечно же, феминистка, но не настолько, чтобы забыть, что ты женщина. Красивая женщина, подчеркну. Женщина, знающая силу своей красоты. К тому же слишком аристократична, чтобы встать под знамена борцов за демократию и мир во всем мире. Ты умеешь радоваться жизни и вряд ли обменяешь ее на миг дешевой славы.
Максимов почувствовал, как под его рукой напряглась спина Карины. Погладил между острыми лопатками, успокаивая.
— Вот Леон — другое дело, — продолжил он. — К риску ему не привыкать. Но ради чего рисковать? Ради идеи, иллюзий и химер? Так это удел пушечного мяса, а не умного человека. А ты умен, практичен и расчетлив, Леон, если с такой профессией сумел до сих пор остаться в живых. Видишь, я высокого мнения о тебе. — Максимов сделал паузу, пригубив ликер. — Несмотря на то, что ты посмел спекулировать добрым именем моего деда.
Леон нахмурился.
— Профессор Арсеньев скомпрометирован — это факт, — с нажимом произнес он.
— До встречи с тобой меня это тревожило. А теперь — нет. — Максимов перевел взгляд на Эрику, вновь обращаясь только к ней. — Позволю себе процитировать Генри Киссенджера: [47]«В политике есть принципы и есть национальные интересы. Плохо, когда в угоду принципам жертвуют национальными интересами». А так как я сам себе государство, то мои личные интересы доминируют над моральными принципами. Родственные отношения — это лишь принцип. Но есть личные интересы. Я ясно выразился?
Леон бросил на Эрику недоуменный взгляд. А она расхохоталась, закинув голову.
— Браво, Макс! Зверь почуял добычу, не так ли? — Она отсалютовала Максимову бокалом с мартини. — Леон, что ты выпучился? Макс же ясно сказал, он хочет свою долю.
— И не от Пулитцеровской премии, естественно, — вставил Максимов.
— Один уже просил долю. Сейчас лежит с пробитой головой, — пробурчал Леон.
— Надеюсь, что мне повезет. Как до сих пор везло вам, — парировал Максимов. Он поднял взгляд на Карину. — Похоже, моя дорогая, нам выпал шанс заработать кругленькую сумму. Дело в том, что в горах Таджикистана лежит клад. Как ты считаешь, сколько нам полагается, если мы поможем его откопать?
— Пятьдесят процентов, — не задумываясь, ответила Карина.
— Устами младенца, — улыбнулся Максимов.
Эрика промолчала, пощипывая губами кромку бокала.
А Леон выпалил:
— Бред!
— Не больший, чем рассчитывать, что я поверю в сказку о том, что полтора десятка человек унесли на себе содержимое четырех грузовиков. По горным тропам, ага! — Максимов стал предельно серьезен. — Вывод: из груза взяли только самое ценное. На себе уносили лишь малую толику, чтобы подтвердить успех операции. А большая часть похищенного укрыта где-то в районе Мертвого города. Только вы, ребята, избрали весьма неудачный предлог, чтобы туда вернуться. И хозяин груза, и поставщики, и заказчик операции боятся одного — привлечь к себе внимание. Так какого черта вы решили играть в журналистское расследование? Или вы рассчитывали, что на гребне волны скандала вас принесет прямо к кладу? Как человек немного сведущий в «черном» арт-бизнесе, смею утверждать, что вы сделали все, чтобы оказаться в Рейне раньше, чем взойдет солнце. Леон набрал воздуха, готовясь что-то сказать, но Эрика резко его осадила:
— Помолчи! — Она сделала маленький глоток мартини и отставила бокал. — Если у тебя есть конкретное предложение, я готова обсудить условия контракта.
«Вот и выяснили, кто в доме хозяин», — подумал Максимов.
В Эрике, наконец, взыграла кровь предков, привыкших чувствовать себя хозяевами положения, как бы ни складывались обстоятельства.
Спецоперация
Черное солнце
Глава двадцать вторая. Удар хвостом дракона
Странник
Черное солнце
— Оптимальный маршрут — держаться этой дороги. Но группа сделала крюк. Возможно, инструкторы решили заставить новобранцев попотеть. А может, имели приказ оказаться в день «Д» в максимальной близости от Мертвого города. Затем, словно по команде, они резко свернули на северо-восток. И через двое суток марша уткнулись в границу Узбекистана. Далее опять цитирую сообщение Франс-Пресс. Вместо того чтобы скрытно просочиться через границу, они идут на заставу и требуют пропустить их. Естественно, узбекские пограничники гордо их послали. И группа решила прорываться с боем. Если решили сделать все, чтобы их обнаружили, то своего они добились. В район по тревоге выдвинулись правительственные части. Но и тогда наши бойцы за веру повели себя, как последние самоубийцы. Вместо того чтобы рассыпаться на группы и затаиться, они вступают в непрерывные боестолкновения и медленно отступают, как я подозреваю, по заранее разработанному маршруту. Вот здесь их окончательно блокировали. — Максимов указал на карту. — Продержали сутки под огнем, а потом высадили вертолетный десант на господствующую высоту. Через два часа все было кончено.
Максимов посмотрел на напряженно молчащего Леона.
— Только не смейся, Леон! Но, если верить официальным источникам, один из оставшихся в живых задержанных на допросе показал, что группа шла свергать президента страны. Со времен Че Гевары на моей памяти это единственный случай [44]такой политической наглости. Только представь, пятьдесят подростков с автоматами идут рейдом на столицу! Тем не менее в этом абсурде есть логика. Если допустить, что плохо подготовленных бойцов, а фактически — смертников использовали для отвлекающего маневра.
Леон не смеялся. Он хищно скалился, зло терзая зубами фильтр сигареты. Максимов успокоил себя тем, что шариковой ручки в стальном корпусе вполне достаточно, чтобы одним ударом купировать возможный всплеск агрессии Леона.
Но Леон быстро взял себя в руки. Выдохнул, расслабленно откинувшись в кресле.
— Фантазируй дальше, — разрешил он.
— Только перед этим один вопрос. Хочу убедиться, что ты действительно входил в группу захвата. Вы выдвигались к Мертвому городу скрытно, как я понял. Шли шесть суток. Вопрос: через сколько часов делались привалы?
Леон с нескрываемым подозрением посмотрел на Максимова. Не удержался и бросил взгляд на монитор. Этого быстрого движения глаз хватило, чтобы Максимов рассмеялся. Он хлопнул Леона по напряженному плечу.
— Можешь не отвечать! И так ясно, что группа шла с интервалами, соответствующими пролету спутников-шпионов над районом. Вопрос, откуда у командира взялось расписание, задавать не буду Это военная тайна, в которую лезть не хочу.
— Такое впечатление, что ты не археолог, а профессиональный коммандос, — проворчал Леон, сверля Максимова взглядом.
— Я ученый, Леон. А ученый — это развитый интеллект, натренированный на поиск и обработку большого объема информации. Специализация роли не играет. А военное дело — такая же наука, как и все прочие. Было бы свободное время и доступ к информации, можно изучить азы любого ремесла. Так меня учил дед. Но вернемся к фантазиям. — Максимов обвел кружком сплетение тонких белых линий вокруг группы мелких точек. — Думаю, это и есть бывший урановый рудник. Или Мертвый город, как ты его называешь. В день «Д» сюда подошел отряд высоко профессиональных бойцов. Думаю, человек десять-пятнадцать, не больше. Почему? Для налета на караван из трех грузовиков с охраной больше и не надо. Вы же не собирались штурмовать Мертвый город. И от погони отрываться легче врассыпную. Кстати, о погоне. Сколько времени вам подарили эти самоубийцы?
— Откуда мне знать?! Я ведь даже не подозревал о их существовании.
— Тем не менее ты жив, а они — нет.
— Жизнь на войне покупается смертью других, — равнодушно, как о банальной истине, сказал Леон.
— Вот с этим тезисом не могу не согласиться… Ты — единственный оставшийся в живых.
Максимов взял из пачки Леона сигарету. Задумавшись, покрутил в пальцах зажигалку.
«Нестыковочка получается. Хозяин груза не мог не отдать команды взять хотя бы пару человек живыми. А уходили, если не дураки, не одной группой, а врассыпную, разбившись на тройки. Так больше шансов донести хотя бы часть похищенного. Расчет же делали на скандал, а для него, как. уже известно, хватило и одного единственного брактеата. Что-то тут не клеится», — рассуждал Максимов, забыв о сигарете.
Леон взял сигарету, потянулся к зажигалке. Максимов, очнувшись, чиркнул ею, поднося язычок пламени. В его отсвете перстень Леона вспыхнул медно-красным огнем.
* * *
…В кромешной темноте пещеры ярко вспыхнул огонь зажигалки. Язычок задрожал, стал клониться вбок. Сквозняк уходил дальше, в гулкую черную пустоту.Перстень на пальце Муххамада вспыхнул медно-красным огнем, цвета низкого Марса на южном небе. Рядом с ним загорелась алая звездочка, и в темноте поплыл острый запах гашиша.
В темноте завозились люди, потянулись ближе к закурившему волшебную смолу, что снимает усталость и дарует видения райских кущ. Измотанные люди в кисло пахнущей козлятиной одежде хотели одного — забыться. Забыть про избитые в кровь ноги, растертые лямками плечи и пропитавшуюся потом одежду. Они уже знали, что шестеро их братьев приняли смерть, как полагается воинам, — с оружием в руках. Знали, что настал их черед. И теперь хотели хоть одним глазком посмотреть на то, что их ждет по ту сторону смерти.
«Почему нет?» — вдруг задал себе вопрос человек. И не получил на него отрицательного ответа.
Логика жизни проста: убей — и живи. А смерть третий день носилась в знойном воздухе, хлеща лопастями вертолетов. Было ясно, что их травят слишком умело, чтобы дать шанс уйти живыми. Никто из шести человек, что устроился на привал в этой пещере, не выйдет в условленную точку, где их ждет эвакуация. Да и кто сказал, что им полагается эвакуация? Никаких гарантий, что все не кончится прицельный выстрелом в затылок.
Про пещеру никто не знает. Муххамад нашел ее чудом.
Так и проскочили бы мимо лаза, в который с трудом можно протиснуться, если бы он не оступился и не упал между двумя валунами. Здесь можно отсидеться до второго пришествия. Но эти моджахеддины обязательно пойдут дальше. Они усе поклялись на Коране, черт их возьми! Но если подумать… Шесть недельных пайков и запас воды на шесть человек. Одному хватит. Так почему бы и нет?
— Ай, иншалла, [45] — произнес он вслух. Прозвучало с тем же восточным фатализмом, что до сих пор поражал его в этих людях.
Кто-то из них улыбнулся, в отсвете уголька сигареты вспыхнула белозубая улыбка. Им нравилось, что этот белый человек неумолимо становится таким же, как и они. В конце концов, этот чужак тоже шел самой короткой тропой в сады Аллаха — тропою воина.
И никто не увидел, как он вытащил из ножен нож. Было слишком темно, а лезвие ножа было черненое и не давало блика…
* * *
Закуривая, Максимов прикрыл глаза, чтобы не выдать себя.На лестнице послышались шаги. Сверху в гостиную спускались женщины. Вечерние наряды они сменили на костюмы, более подходящие для интерьера охотничьего домика. На Карине было платье из тонкой шерсти, из-под его края выглядывали остроносые сапожки. Эрика оделась, как цыганка в фильмах Кустурицы: ярко и с бору по сосенке.
— Судя по вашим лицам, мы вовремя. — Эрика, улыбаясь, обвела взглядом мужчин.
Кресел было всего три. Карина, обойдя стол, присела на подлокотник кресла Максимова.
Эрика в кресло не села, проходя мимо Леона, потрепала его по волосам.
— Слава богу, додумался развести огонь в камине. Дом выстужен, словно сто лет тут никто не жил. Жутко замерзла!
Она встала у огня, за спиной Максимова. Он был уверен, что Эрика воспользовалась поводом, чтобы бросить взгляд на монитор.
— Если вы уже закончили, то можно будет что-нибудь приготовить на огне. У нас есть копченые колбаски.
— Я их съел, — смущенно признался Леон. — Когда волнуюсь, жутко хочу есть.
— Бедненький! Но хоть что-нибудь осталось?
— Консервы. Сыр трех сортов и вино. Эрика тихо засмеялась.
— Француз не пропадет. А как остальные?
— Лично я не голоден. Ты как? — Максимов поднял голову и посмотрел на Карину.
Странно, но смущенный вид Леона нисколько ее не забавлял. Она разглядывала его с брезгливой гримаской на лице, как смотрят на неухоженного зверя, только что выбравшегося из берлоги и отравляющего всю округу смрадом свалявшейся за зимовку шкуры.
Максимов прижал Карину за талию, привлекая ее внимание. В ответ на его вопросительный взгляд она тихо прошептала по-русски: «Потом расскажу».
Леон встал, тяжко ступая по полу бутсами, прошел к бару.
— Что будут дамы?
— А вы уже закончили? — поинтересовалась Эрика.
— Думаю, да.
«Разбежался! — усмехнулся Максимов. — Все только начинается».
— Осталось только обсудить условия, — произнес Максимов, адресуя слова больше Эрике, чем Леону.
Как и предполагал, Эрика тут же вышла из-за его спины, грациозно разбросав полы цветастой юбки, опустилась в кресло.
— Карина, что ты пьешь? — спросила она. Карина молча указала на бутылку ликера на столе.
— Леон, еще одну рюмку. А мне — мартини, — распорядилась она. С лучезарной улыбкой обратилась к Максимову: — Какие условия?
— С русскими больше никаких сделок! — подал голос Леон.
Он вернулся к столу, передал бокал с мартини Эрике. Поставил пустую рюмку. По кивку Максимова разлил ликер. Грузно опустился в кресло.
— Ты уж извини, Макс, но я не вижу мотивов для соглашения. Да и о чем договариваться? Я убежден, что профессор Арсеньев причастен к тайным операциям с культурными ценностями. Иначе ты бы здесь не сидел, я прав? Фактуры по рейду к Мертвому городу у меня достаточно, включая фотографии разгромленного каравана и кое-что из трофеев. Доказательств хватит и без брактеата. А то, что русскому проломили голову, лишний раз свидетельствует, что скандал уже достиг определенного градуса. Сейчас эту сенсацию у меня оторвут с руками.
Максимов намеренно проигнорировал выпад Леона и все внимание переключил на Эрику. Она тоже не сводила с него глаз. На лице удерживала выражение вежливого внимания, но он чувствовал, что ее интерес гораздо глубже, чем она хочет показать.
— Эрика, зачем красивой, самодостаточной и умной женщине Пулитцеровская премия? [46]
Брови Эрики взлетели вверх.
— Ты, конечно же, феминистка, но не настолько, чтобы забыть, что ты женщина. Красивая женщина, подчеркну. Женщина, знающая силу своей красоты. К тому же слишком аристократична, чтобы встать под знамена борцов за демократию и мир во всем мире. Ты умеешь радоваться жизни и вряд ли обменяешь ее на миг дешевой славы.
Максимов почувствовал, как под его рукой напряглась спина Карины. Погладил между острыми лопатками, успокаивая.
— Вот Леон — другое дело, — продолжил он. — К риску ему не привыкать. Но ради чего рисковать? Ради идеи, иллюзий и химер? Так это удел пушечного мяса, а не умного человека. А ты умен, практичен и расчетлив, Леон, если с такой профессией сумел до сих пор остаться в живых. Видишь, я высокого мнения о тебе. — Максимов сделал паузу, пригубив ликер. — Несмотря на то, что ты посмел спекулировать добрым именем моего деда.
Леон нахмурился.
— Профессор Арсеньев скомпрометирован — это факт, — с нажимом произнес он.
— До встречи с тобой меня это тревожило. А теперь — нет. — Максимов перевел взгляд на Эрику, вновь обращаясь только к ней. — Позволю себе процитировать Генри Киссенджера: [47]«В политике есть принципы и есть национальные интересы. Плохо, когда в угоду принципам жертвуют национальными интересами». А так как я сам себе государство, то мои личные интересы доминируют над моральными принципами. Родственные отношения — это лишь принцип. Но есть личные интересы. Я ясно выразился?
Леон бросил на Эрику недоуменный взгляд. А она расхохоталась, закинув голову.
— Браво, Макс! Зверь почуял добычу, не так ли? — Она отсалютовала Максимову бокалом с мартини. — Леон, что ты выпучился? Макс же ясно сказал, он хочет свою долю.
— И не от Пулитцеровской премии, естественно, — вставил Максимов.
— Один уже просил долю. Сейчас лежит с пробитой головой, — пробурчал Леон.
— Надеюсь, что мне повезет. Как до сих пор везло вам, — парировал Максимов. Он поднял взгляд на Карину. — Похоже, моя дорогая, нам выпал шанс заработать кругленькую сумму. Дело в том, что в горах Таджикистана лежит клад. Как ты считаешь, сколько нам полагается, если мы поможем его откопать?
— Пятьдесят процентов, — не задумываясь, ответила Карина.
— Устами младенца, — улыбнулся Максимов.
Эрика промолчала, пощипывая губами кромку бокала.
А Леон выпалил:
— Бред!
— Не больший, чем рассчитывать, что я поверю в сказку о том, что полтора десятка человек унесли на себе содержимое четырех грузовиков. По горным тропам, ага! — Максимов стал предельно серьезен. — Вывод: из груза взяли только самое ценное. На себе уносили лишь малую толику, чтобы подтвердить успех операции. А большая часть похищенного укрыта где-то в районе Мертвого города. Только вы, ребята, избрали весьма неудачный предлог, чтобы туда вернуться. И хозяин груза, и поставщики, и заказчик операции боятся одного — привлечь к себе внимание. Так какого черта вы решили играть в журналистское расследование? Или вы рассчитывали, что на гребне волны скандала вас принесет прямо к кладу? Как человек немного сведущий в «черном» арт-бизнесе, смею утверждать, что вы сделали все, чтобы оказаться в Рейне раньше, чем взойдет солнце. Леон набрал воздуха, готовясь что-то сказать, но Эрика резко его осадила:
— Помолчи! — Она сделала маленький глоток мартини и отставила бокал. — Если у тебя есть конкретное предложение, я готова обсудить условия контракта.
«Вот и выяснили, кто в доме хозяин», — подумал Максимов.
В Эрике, наконец, взыграла кровь предков, привыкших чувствовать себя хозяевами положения, как бы ни складывались обстоятельства.
Спецоперация
В чаще леса воздух сделался густым и влажным, как в остывшей бане. И пахло так же: сырым деревом и раз мокшей хвоей. Стало труднее дышать. Впрочем, это Энке списал на нервное напряжение. В движении оно, он знал, не так бы чувствовалось, а стоять на месте, прислушиваясь к ночным шорохам, — пытка.
Он невольно позавидовал молодым, тем, что сейчас беззвучно, ступая по-кошачьи, крались к домику. У них уже достаточно опыта, чтобы удары сердца не ухали в груди, заглушая собой все вокруг. И они все еще молоды — могут пьянеть от ощущения предстоящей схватки. Они все еще считают, что выживает тот, у кого не дрогнет рука, у кого между мыслью и ударом проходит доля секунды.
Счастливцы!
Сам Энке давно перешел в возраст мудрости, когда знаешь, что дар предвидения важнее грубой силы, а удар надо наносить только в нужный момент, и не беда, если ждать его приходится бесконечно долго. Главное — не упустить момент.
Он стоял, прижавшись спиной к толстому стволу. Слева, сквозь редеющие кусты, в лунном свете белела колея, уводящая от асфальтовой дороги к охотничьему домику. Сам домик отсюда не был виден, Энке не решился приблизиться: ходить так же бесшумно, как молодежь, уже разучился.
Энке посмотрел на светящийся циферблат часов. Прошло десять минут, как фигуры в черных комбинезонах растаяли в темноте. Сейчас наверняка его люди взяли дом в кольцо и медленно подкрадываются к рубежу атаки.
Энке достал мобильный телефон. Нажал первые три цифры кода. И остановился.
— Черт! — прошептал он. — Тебе действительно пора на пенсию. Забыть семь цифр, это надо же!
Пришлось лезть в карман за визиткой. Плащ заскреб по шершавому стволу, зацепившаяся за рукав ветка, выгнувшись, тихо треснула. Энке замер.
«Хорошо, что старых мозгов хватило остаться здесь и не соваться дальше! Шума наделал бы, как медведь».
В зеленом свечении дисплея он рассмотрел номер на карточке. Быстро потыкал пальцем в кнопки набора. Плотно прижал трубку к уху.
— Еще раз здравствуй, друг, — пришлось говорить шепотом и по-русски. — У тебя осталась моя вещица. Я зайду через пару минут и заберу ее.
Он отключил связь.
Что-то больно кольнуло в шею. Так, что Энке не удержался и хлопнул ладонью, накрыв место укола. Боль не утихла, жаркой волной хлестнула к плечу и дальше, вниз — к сердцу.
Энке поднес ладонь к лицу. Пальцы были измазаны чем-то черным.
«Для комара многовато. Клещ, наверное», — подумал он.
И тут горло сдавила судорога, Энке широко распахнул рот, пытаясь вздохнуть, но не смог.
Последнее, что он увидел, была темнота, которая начала сгущаться, принимая очертания низкорослого худого человека.
А потом темнота залепила глаза…
Он невольно позавидовал молодым, тем, что сейчас беззвучно, ступая по-кошачьи, крались к домику. У них уже достаточно опыта, чтобы удары сердца не ухали в груди, заглушая собой все вокруг. И они все еще молоды — могут пьянеть от ощущения предстоящей схватки. Они все еще считают, что выживает тот, у кого не дрогнет рука, у кого между мыслью и ударом проходит доля секунды.
Счастливцы!
Сам Энке давно перешел в возраст мудрости, когда знаешь, что дар предвидения важнее грубой силы, а удар надо наносить только в нужный момент, и не беда, если ждать его приходится бесконечно долго. Главное — не упустить момент.
Он стоял, прижавшись спиной к толстому стволу. Слева, сквозь редеющие кусты, в лунном свете белела колея, уводящая от асфальтовой дороги к охотничьему домику. Сам домик отсюда не был виден, Энке не решился приблизиться: ходить так же бесшумно, как молодежь, уже разучился.
Энке посмотрел на светящийся циферблат часов. Прошло десять минут, как фигуры в черных комбинезонах растаяли в темноте. Сейчас наверняка его люди взяли дом в кольцо и медленно подкрадываются к рубежу атаки.
Энке достал мобильный телефон. Нажал первые три цифры кода. И остановился.
— Черт! — прошептал он. — Тебе действительно пора на пенсию. Забыть семь цифр, это надо же!
Пришлось лезть в карман за визиткой. Плащ заскреб по шершавому стволу, зацепившаяся за рукав ветка, выгнувшись, тихо треснула. Энке замер.
«Хорошо, что старых мозгов хватило остаться здесь и не соваться дальше! Шума наделал бы, как медведь».
В зеленом свечении дисплея он рассмотрел номер на карточке. Быстро потыкал пальцем в кнопки набора. Плотно прижал трубку к уху.
— Еще раз здравствуй, друг, — пришлось говорить шепотом и по-русски. — У тебя осталась моя вещица. Я зайду через пару минут и заберу ее.
Он отключил связь.
Что-то больно кольнуло в шею. Так, что Энке не удержался и хлопнул ладонью, накрыв место укола. Боль не утихла, жаркой волной хлестнула к плечу и дальше, вниз — к сердцу.
Энке поднес ладонь к лицу. Пальцы были измазаны чем-то черным.
«Для комара многовато. Клещ, наверное», — подумал он.
И тут горло сдавила судорога, Энке широко распахнул рот, пытаясь вздохнуть, но не смог.
Последнее, что он увидел, была темнота, которая начала сгущаться, принимая очертания низкорослого худого человека.
А потом темнота залепила глаза…
Черное солнце
Энке оказался слишком грузным, чтобы подхватить его на руки. Поэтому Сакура прижал его спиной к дереву и придерживал, позволяя телу скользить вниз по стволу. Энке оседал на ослабевших ногах, яд еще не сделал мышцы каменными, он лишь сжал в комок сердце и сдавил горло.
Уложив Энке на траву, Сакура первым делом вытащил из его скрюченных пальцев мобильный телефон. Отщелкнул заднюю крышку, отсоединил пластинку сим-карты. Все, что хранилось в памяти телефона, теперь стало трофеем. Сакура пошарил по внутренним карманам одежды убитого. Нашел записную книжку. Вместе с сим-картой спрятал за пазухой комбинезона.
Опустился на колено, пошарил рукой в траве. Нашел визитную карточку, прочел надпись на ней. На секунду замер. Приняв решение, спрятал карточку в свой карман.
Напоследок дунул на веки Энке. Тонкая кожа не дрогнула.
Сакура выпрямился. Встал лицом туда, где в темноте чувствовал движение. Вытянул руки с загнутыми вверх ладонями.
«Раз. Два. Три… Еще двое. Еще… Всего — девять человек».
Сакура взмахнул руками, резкими ударами ладоней прочертив в воздухе иероглиф «невидимость». [48]Упав на одно колено, Сакура замер.
Через несколько секунд луч лунного света вынырнул из-за ствола. Серебристый свет залил траву, четким контуром высветил безжизненное тело Энке. Только Сакуры уже не было. Он растворился во влажном воздухе, ничем не потревожив ночной тишины.
Уложив Энке на траву, Сакура первым делом вытащил из его скрюченных пальцев мобильный телефон. Отщелкнул заднюю крышку, отсоединил пластинку сим-карты. Все, что хранилось в памяти телефона, теперь стало трофеем. Сакура пошарил по внутренним карманам одежды убитого. Нашел записную книжку. Вместе с сим-картой спрятал за пазухой комбинезона.
Опустился на колено, пошарил рукой в траве. Нашел визитную карточку, прочел надпись на ней. На секунду замер. Приняв решение, спрятал карточку в свой карман.
Напоследок дунул на веки Энке. Тонкая кожа не дрогнула.
Сакура выпрямился. Встал лицом туда, где в темноте чувствовал движение. Вытянул руки с загнутыми вверх ладонями.
«Раз. Два. Три… Еще двое. Еще… Всего — девять человек».
Сакура взмахнул руками, резкими ударами ладоней прочертив в воздухе иероглиф «невидимость». [48]Упав на одно колено, Сакура замер.
Через несколько секунд луч лунного света вынырнул из-за ствола. Серебристый свет залил траву, четким контуром высветил безжизненное тело Энке. Только Сакуры уже не было. Он растворился во влажном воздухе, ничем не потревожив ночной тишины.
Глава двадцать вторая. Удар хвостом дракона
Странник
Звонок среди ночи — к беде. Люди спят, а лихо ходит тихо только ему ведомыми тропками, на крысиных лапках вползает в тихий дом и режет тишину по живому телефонным звонком. Даже если ошиблись номером, все равно еще долго екает сердце, лежишь и перебираешь в голове, что же могло случиться, если бы не пронесло.
На лицах Эрики и Леона застыло немое удивление.
Телефон продолжал пиликать в полной тишине. Было слышно, как потрескивают дрова в камине.
Карина потянулась, опершись на плечо Максимова, достала из его куртки, висевшей на спинке кресла, мобильный. Вложила в подставленную Максимовым ладонь.
Он кивком поблагодарил ее.
— Слушаю, — со сдержанным раздражением бросил в трубку.
Связь была отличной, но абонент говорил тихим шепотом, и Максимов, поморщившись, плотнее прижал трубку к уху
— Дружище, ты не в курсе, как я понял. Между прочим, я сейчас в Германии. И давно сплю. Вот-вот… Буду в Москве, позвоню. Пока!
Он отключил связь. Усмехнулся и покачал головой.
— Извините. В Москве, оказывается, тоже пьют и не спят.
Зная, что находится в перекрестье двух настороженных взглядов, Максимов удержался и не посмотрел на стеллаж с оружием за спиной Леона.
«Конечно, радиомаяк в фляжке Энке! Мог и раньше догадаться. Черт возьми, как не вовремя!»
Недрожащей рукой он поднес рюмку к губам. Сделал глоток. Слизнул с губ липкую горечь. Вернулся к прерванному разговору.
— Итак, вам решать. Но учтите, у верблюда больше шансов дойти до Антарктиды, чем у вас — оказаться в Мертвом городе.
— Образно. Но хотелось бы конкретнее. — Эрика теперь вела переговоры, не оглядываясь на Леона.
— Детали обсудим в Москве.
— Почему в Москве? — вклинился Леон.
— Во-первых, из Москвы ближе. Или ты горишь желанием еще раз переправиться через Пяндж? Если считаешь, что братья-талибы встретят тебя с распростертыми объятьями, можешь рискнуть. Но мне кажется, что они давно на тебя ножи точат.
Леон зло чиркнул зажигалкой. Закурив, шумно отвалился в кресле.
— А во-вторых, — продолжил Максимов, — здесь становится слишком опасно жить. В Москве не лучше, но там вы еще не успели наследить.
Максимов нащупал пальцы Карины, лежавшие на его плече, погладил. Накрыл ладонью запястье.
Эрика не спускала с него взгляда. Ему вновь показалось, что из ее глаз в его мозг пытается пробиться холодный синий лучик.
Но луч вспыхнул не между ними, а наискосок пересек разделявшее их пространство. И был он ярко-рубинового цвета. В клубе табачного дыма, выпущенном Леоном, отчетливо, как раскаленная струна, загорелся луч лазерного прицела.
«А вот теперь и проверим, кто чего стоит!»
Максимов щелкнул пальцами, привлекая общее внимание, указательным ткнул в луч.
Леон Нуаре не врал, на войне он бывал, реакция оказалась молниеносной.
Он толкнул в плечо Эрику, заставляя пригнуться. Сам опрокинулся назад вместе с креслом, кувырком прокатился к стеллажу с оружием.
Максимов резко рванул Карину за руку, швырнул на пол. В последнюю секунду подстраховал, чтобы не так сильно ударилась о доски. Карина даже не вскрикнула от неожиданности, мягко сгруппировалась, кувырком ушла в темный угол.
Леон распахнул шкаф. Развернувшись, бросил Максимову карабин.
Максимов поймал его в прыжке, упал, перевернувшись на спину Поднял голову Эрика все еще сидела в кресле, сжавшись в комок.
— Леон! — крикнул Максимов.
Леон в этот момент загонял патроны в помповое ружье. Понял без лишних слов: Мощным пинком опрокинул кресло вместе с Эрикой.
Максимов откатился в угол к Карине. Теперь они с Леоном держали под прицелом дверь и оба окна.
Леон тихо свистнул. Показал Максимову неизвестно откуда взявшийся пистолет. Бросил по высокой дуге.
Максимов поймал пистолет, быстро проверил магазин, передернул затвор и протянул пистолет Карине.
— Галчонок, это просто: наводишь и нажимаешь на спуск. Стреляй и ни о чем не думай.
Лицо Карины пылало ярким пятном, глаза лихорадочно блестели, губы сжала в ниточку, через расширившиеся ноздри шумно втягивала воздух.
«Неплохо, — про себя отметил Максимов. — Кровь закипела от адреналина. Хуже, если бы она зажалась в комок. Нервный ступор — стопроцентная смерть».
— В кого? — сипло прошептала Карина.
— В любого, кроме меня.
Карина посмотрела на Леона, крадущегося вдоль стены к выключателю. Потом на Эрику, распластавшуюся на полу.
По тому, как она схватила пистолет, Максимов понял, стрелять Карина будет. Попадет или нет, дело десятое. Главное, у нее хватит решимости нажать на спусковой крючок.
— Сейчас поднимешься наверх, запрешься в спальне.
— Их там две, — вставила Карина.
— В той, где была. Ляжешь так, чтобы держать под прицелом окно и дверь. И стреляй в любого, понимаешь — в любого! — Он ободряюще улыбнулся. — Кроме меня, естественно.
Леон тихо свистнул. Поднял руку. Выждав, пока Максимов кивнет, щелкнул выключателем.
В гостиной стало темно, только красные всполохи огня танцевали на стенах.
— Пошла! — Максимов легко толкнул Карину в спину.
Горячие сухие губы скользнули по его щеке.
Тихие шаги пробежали по лестнице вверх. Скрипнула дверь. Громко щелкнул замок.
Максимов беззвучно переместился к креслу. Затаился за его широкой спинкой. Отсюда можно было держать под прицелом всех: и тех, кто находился в гостиной, и тех, кто мог пробиться в нее через окна.
Он на секунду прикрыл глаза, медленно выдохнул. На четвертом ударе пульса сознание померкло. На его место из глубин поднялись рефлексы воина.
Никто из находящихся в комнате не заметил произошедшей в нем перемены.
А Странник сейчас ощущал нервные токи, пронзающие мир вокруг. Мир, сузившийся до поля битвы.
Он нутром чувствовал, как неотвратимо надвигается смерть. Крадется по мягкому ковру из мокрых хвоинок.
Сторожко ставит легкие ступни, стараясь не потревожить напряженную тишину ночи. И рукава ее черных одежд мокры от недавно пролитой крови…
На лицах Эрики и Леона застыло немое удивление.
Телефон продолжал пиликать в полной тишине. Было слышно, как потрескивают дрова в камине.
Карина потянулась, опершись на плечо Максимова, достала из его куртки, висевшей на спинке кресла, мобильный. Вложила в подставленную Максимовым ладонь.
Он кивком поблагодарил ее.
— Слушаю, — со сдержанным раздражением бросил в трубку.
Связь была отличной, но абонент говорил тихим шепотом, и Максимов, поморщившись, плотнее прижал трубку к уху
— Дружище, ты не в курсе, как я понял. Между прочим, я сейчас в Германии. И давно сплю. Вот-вот… Буду в Москве, позвоню. Пока!
Он отключил связь. Усмехнулся и покачал головой.
— Извините. В Москве, оказывается, тоже пьют и не спят.
Зная, что находится в перекрестье двух настороженных взглядов, Максимов удержался и не посмотрел на стеллаж с оружием за спиной Леона.
«Конечно, радиомаяк в фляжке Энке! Мог и раньше догадаться. Черт возьми, как не вовремя!»
Недрожащей рукой он поднес рюмку к губам. Сделал глоток. Слизнул с губ липкую горечь. Вернулся к прерванному разговору.
— Итак, вам решать. Но учтите, у верблюда больше шансов дойти до Антарктиды, чем у вас — оказаться в Мертвом городе.
— Образно. Но хотелось бы конкретнее. — Эрика теперь вела переговоры, не оглядываясь на Леона.
— Детали обсудим в Москве.
— Почему в Москве? — вклинился Леон.
— Во-первых, из Москвы ближе. Или ты горишь желанием еще раз переправиться через Пяндж? Если считаешь, что братья-талибы встретят тебя с распростертыми объятьями, можешь рискнуть. Но мне кажется, что они давно на тебя ножи точат.
Леон зло чиркнул зажигалкой. Закурив, шумно отвалился в кресле.
— А во-вторых, — продолжил Максимов, — здесь становится слишком опасно жить. В Москве не лучше, но там вы еще не успели наследить.
Максимов нащупал пальцы Карины, лежавшие на его плече, погладил. Накрыл ладонью запястье.
Эрика не спускала с него взгляда. Ему вновь показалось, что из ее глаз в его мозг пытается пробиться холодный синий лучик.
Но луч вспыхнул не между ними, а наискосок пересек разделявшее их пространство. И был он ярко-рубинового цвета. В клубе табачного дыма, выпущенном Леоном, отчетливо, как раскаленная струна, загорелся луч лазерного прицела.
«А вот теперь и проверим, кто чего стоит!»
Максимов щелкнул пальцами, привлекая общее внимание, указательным ткнул в луч.
Леон Нуаре не врал, на войне он бывал, реакция оказалась молниеносной.
Он толкнул в плечо Эрику, заставляя пригнуться. Сам опрокинулся назад вместе с креслом, кувырком прокатился к стеллажу с оружием.
Максимов резко рванул Карину за руку, швырнул на пол. В последнюю секунду подстраховал, чтобы не так сильно ударилась о доски. Карина даже не вскрикнула от неожиданности, мягко сгруппировалась, кувырком ушла в темный угол.
Леон распахнул шкаф. Развернувшись, бросил Максимову карабин.
Максимов поймал его в прыжке, упал, перевернувшись на спину Поднял голову Эрика все еще сидела в кресле, сжавшись в комок.
— Леон! — крикнул Максимов.
Леон в этот момент загонял патроны в помповое ружье. Понял без лишних слов: Мощным пинком опрокинул кресло вместе с Эрикой.
Максимов откатился в угол к Карине. Теперь они с Леоном держали под прицелом дверь и оба окна.
Леон тихо свистнул. Показал Максимову неизвестно откуда взявшийся пистолет. Бросил по высокой дуге.
Максимов поймал пистолет, быстро проверил магазин, передернул затвор и протянул пистолет Карине.
— Галчонок, это просто: наводишь и нажимаешь на спуск. Стреляй и ни о чем не думай.
Лицо Карины пылало ярким пятном, глаза лихорадочно блестели, губы сжала в ниточку, через расширившиеся ноздри шумно втягивала воздух.
«Неплохо, — про себя отметил Максимов. — Кровь закипела от адреналина. Хуже, если бы она зажалась в комок. Нервный ступор — стопроцентная смерть».
— В кого? — сипло прошептала Карина.
— В любого, кроме меня.
Карина посмотрела на Леона, крадущегося вдоль стены к выключателю. Потом на Эрику, распластавшуюся на полу.
По тому, как она схватила пистолет, Максимов понял, стрелять Карина будет. Попадет или нет, дело десятое. Главное, у нее хватит решимости нажать на спусковой крючок.
— Сейчас поднимешься наверх, запрешься в спальне.
— Их там две, — вставила Карина.
— В той, где была. Ляжешь так, чтобы держать под прицелом окно и дверь. И стреляй в любого, понимаешь — в любого! — Он ободряюще улыбнулся. — Кроме меня, естественно.
Леон тихо свистнул. Поднял руку. Выждав, пока Максимов кивнет, щелкнул выключателем.
В гостиной стало темно, только красные всполохи огня танцевали на стенах.
— Пошла! — Максимов легко толкнул Карину в спину.
Горячие сухие губы скользнули по его щеке.
Тихие шаги пробежали по лестнице вверх. Скрипнула дверь. Громко щелкнул замок.
Максимов беззвучно переместился к креслу. Затаился за его широкой спинкой. Отсюда можно было держать под прицелом всех: и тех, кто находился в гостиной, и тех, кто мог пробиться в нее через окна.
Он на секунду прикрыл глаза, медленно выдохнул. На четвертом ударе пульса сознание померкло. На его место из глубин поднялись рефлексы воина.
Никто из находящихся в комнате не заметил произошедшей в нем перемены.
А Странник сейчас ощущал нервные токи, пронзающие мир вокруг. Мир, сузившийся до поля битвы.
Он нутром чувствовал, как неотвратимо надвигается смерть. Крадется по мягкому ковру из мокрых хвоинок.
Сторожко ставит легкие ступни, стараясь не потревожить напряженную тишину ночи. И рукава ее черных одежд мокры от недавно пролитой крови…
Черное солнце
Перчатки и края рукавов промокли от крови. Она хлестала из распоротого горла человека, бьющегося в объятиях Сакуры. Конвульсии были настольно сильными, что Сакуре пришлось изо всех сил прижимать его к себе. Мужчина был намного выше и тяжелее Сакуры, бронежилет и снаряжение добавляли веса, и Сакура с трудом удерживал на весу его тело, стараясь не дать судорожно вздрагивающим ногам проскрести по сухому валежнику. Наконец конвульсии ослабли, только слабые токи пробегали по мышцам мужчины, сделавшимся кисельно дряблыми. Сакура осторожно опустил безжизненное тело на землю.