Страница:
Зоран понял эту шутку, только когда опустил вниз голову.
— Не знаю, не знаю, но если я не прогуляюсь, то головная боль у меня точно появится, а это для меня похуже, чем несварение желудка.
Атмосфера планеты была пригодна практически для любого человека, если его не адаптировали для обитания в условиях, в которых человек вообще жить не мог, или если он не страдал какой-нибудь формой аллергии. Местные вирусы выродились, стали безопасными для родившихся здесь людей. Зорану сделали комплексную прививку, защищавшую от всех болезней и вирусов. В том случае, если в организм попадало что-нибудь прежде не встречавшееся, защитная система мутировала, избавляясь от новой угрозы.
Гермошлем Зоран взял, но не надел, а понес в руках.
Роботы, увидев хозяина, заволновались, вытянулись на щупальцах, стараясь сделаться как можно выше, но все равно доставали Зорану разве что до коленей. Если он выбирался не очень далеко, несколько роботов плотно прижимались друг к дружке, образуя платформу, и несли Зорана на себе, а заодно и его пожитки. Для таких путешествий традиционная платформа на силовом поле была бы удобнее, но роботы расстраивались, если Зоран не пользовался их услугами. Им нравилось его носить. И сейчас они сновали под его ногами, чтобы он обратил на них внимание, начинали строить платформу и разбегались, потому что Зоран не хотел на нее садиться. Они думали, что и на этот раз хозяин предпочтет их другим средствам передвижения, но он открыл створку гаражного отсека и выманил оттуда флаер.
— Прогуляемся до плато, ребятишки.
Если бы у роботов были хвостики или телескопические антенки, они замахали ли бы ими после таких слов, но у них имелись только щупальца. Пришлось махать ими.
В такие минуты роботы напоминали Зорану стайку насекомых. Вот только корпуса их были покрепче хитиновых панцирей. Бей по таким хоть ногой, хоть кувалдой — царапины не оставишь. Забавные какие. Впору с гиканьем запрыгнуть во флаер и помчаться к плато во главе орды роботов.
— Посмотрим, что вы там нашли, — продолжал Зоран, — те, кто нашел, пойдут со мной. Все, как обычно.
Роботы заволновались. Часть из них осталась на месте, опустив серебристые днища почти до поверхности, другие, более везучие, сперва обступили флаер, но потом разбежались в разные стороны, чтобы не мешаться под ногами. Когда флаер взлетел и направился к плато, они побежали следом за ним, потом обошли с обеих сторон его тень, как обтекает вода остров, и бежали теперь немного впереди.
Свет звезд отражался на блестящей гладкой поверхности роботов. По этим вспышкам Зоран видел, где находятся его помощники, его охрана. Передовые отряды роботов, выполняя разведывательные функции, вырвались далеко вперед — на тот случай, если встретится опасный зверь и его надо будет прогнать, чтобы над хозяином не нависло и малейшей опасности.
Зоран летел по кратчайшему маршруту, почти над поверхностью, и лишь когда дорогу преграждала цепь холмов, отклонялся от прямой линии, выискивая проход. Он не хотел подниматься в небеса. Свет звезд мог блеснуть на бортах флаера. Тогда его смогут заметить издалека. Аборигены еще возомнят, что вернулись боги. Зачем ему такие проблемы? Но он сам создавал их на свою голову. Нет ничего проще, чем приказать флаеру принять камуфляжную окраску. Никто его тогда и в двух шагах не увидит, но Зоран оставил на нем самую заметную и опасную раскраску — серебристую.
Роботам не требовалось связываться с компьютером флаера, чтобы выяснять курс. Лишь иногда они сообщали ему, где удобнее лететь. Корабельный мозг находил проходы быстрее роботов. Их сообщения были запоздалыми. Они раздражали мозг, но он сдерживался, понимая, что роботам приятно выслуживаться.
У «мух» задачи были посложнее. Они тоже искали зверей, сообщая о них роботам, но еще они следили за тем, чтобы ни один из местных разумных обитателей не увидел эту кавалькаду. Тепловыми датчиками они прочесывали пространство. Люди, если и попадались, находились очень далеко. Оптических приборов они не имели, так что менять маршрут из-за них не стоило.
Передовой отряд роботов проскочил то место, где лежал корабль, пробежал еще с километр, остановился, занимая сторожевые позиции, растекаясь по местности, сливаясь с ней, наконец-то изменяя окраску с серебристой на камуфляжную.
Арьергард роботов остановился, не дойдя до корабля. Соединившись с передовым отрядом, он образовал круг радиусом в два километра. В его центре покоился чужой корабль. Сюда и посадил свой флаер Зоран, выбрался из него, огляделся. Он так и не надел шлем.
Мельчайшие песчинки, зависшие в воздухе, ощущались легким раздражением при дыхании, слизистую начинало саднить, точно по ней прошлись наждаком. Сильный ветер не давал им успокоиться. Песчинки въедались в кожу. Ощущение от этого было таким же, как от легких укусов насекомых. Инстинктивно Зоран раза два прихлопнул себя по щекам, будто отгоняя присосавшихся к коже маленьких вампиров,«но песчинок это не остановило. Они лезли в глаза, забивались в нос и рот. Отделаться от них помогли бы защитные очки и фильтры. Пришлось лезть обратно во флаер за шлемом. Зоран порадовался своей предусмотрительности. А ведь мог бы и не взять шлем, мучился бы тогда, закрываясь от песчинок руками, но их было так много, что от всех он не отбился бы.
«Мухи» роились вокруг него, но помочь ничем не могли. Их было меньше, чем песчинок. Они не могли поймать всех.
Зоран надел шлем. Теперь он мог спокойно заняться исследованиями. Зверя роботы отпугнут, а о приближении человека сообщат заранее. Зоран успеет взобраться во флаер и улететь.
Координаты места, где лежал корабль, расстояние до него и направление отражались в левом углу лобового стекла гермошлема. Зоран прошел метров пять, прежде чем в строчке, обозначавшей расстояние, появились одни нули. Он постоял немного, глядя себе под ноги, отчего-то обратил внимание на то, что сапоги его покрылись толстым слоем пыли, и подумал, что, когда он вернется, надо их хорошенько отмыть и заставить роботов натереть до блеска.
Он присел, снял правую перчатку, приложил распластанную ладонь к земле. В руку тут же впилось несколько песчинок, но он ее не отдернул, не спрятал в перчатку, может быть, из-за этого ему показалось, что он ощущает слабое покалывание, и причиной тому не песчинки, а корабль. Он сжал пальцы в кулак, разжал, разминая, и неожиданно для себя самого принялся рыть землю рукой. Ему попалось что-то похожее на ракушку, но он эту находку отбросил. Верхний слой почвы поддавался легко. Это были наносы. Вот только они забивались под ногти. Когда он отрыл воронку глубиной сантиметров в пять, то наткнулся на что-то твердое. Пошли окаменелости. О них не только ногти обломаешь, но и пальцы до костей сотрешь, и все будет безрезультатно. Порыв Зорана иссяк. Он ведь не собирался и в самом деле отрыть этот корабль руками. Чтобы докопаться до него — нужны бурильные установки, наподобие тех, что работают на карьерах, где добывают руду открытым способом. Ничего этого он с собой не привез. На своем корабле он отыскал бы лопату, кирку, маломощную взрывчатку. Через пару-тройку месяцев непрерывных работ он доберется до Чужака, но, чтобы освободить весь корабль, потребуется несколько лет. Разумнее отправиться домой, раздобыть землеройных роботов, а затем вернуться сюда. О том, что он нашел корабль Чужих, пока не стоило сообщать в фонд Первого контакта. Надо добыть веские доказательства, зарегистрировать находку, подстраховаться у юристов, иначе право его считаться первооткрывателем оспорят. Причитающаяся ему премия достанется кому-то из руководителей фонда, а его просто уберут с дороги, если он начнет возмущаться. Это ведь так легко. Соскобы брать тоже рискованно. Сплав наверняка окажется неизвестным, и, если эти пробы найдут на таможенном досмотре, не избежать серьезных проблем.
— Ветер усиливается, — раздался в гермошлеме голос фантома.
— Возвращаюсь.
Зоран и так чувствовал, что укусы песчинок стали болезненнее. Они с большей яростью впивались в кожу. Он встал, отряхнул руку, надел перчатку. К комбинезону песчинки не прилипали, только к сапогам, но он все-таки испачкал салон флаера, правда не настолько, чтобы после возвращения на корабль отряжать робота чистить его.
Ветер бросил горсть песчинок внутрь флаера. Избавляясь от них, система кондиционирования сильно гудела, будто указывая Зорану на то, чтобы в следующий раз, забираясь во флаер, он был поаккуратнее и не напускал внутрь столько грязи. Но если она рассчитывала, что ему станет стыдно, то ошибалась, и все потуги пробудить в Зоране совесть были напрасны. Он заметил, что гудение системы кондиционирования даже приятно на слух, потому что напоминает завывания ветра, который гудит за окном, но никак не может пробраться внутрь.
— Я подумал, что ты решил добраться до корабля, когда ты принялся рыть землю. Почему так быстро вернулся? Я просто предупредил тебя, что ветер усиливается, но он еще неопасен, — фантом сидел в своем кресле в излюбленной позе, положив ногу на ногу, а руки на подлокотники.
— Он пролежал там миллион лет. Полежит еще немного. Сохраннее будет.
— Верно. Ты, кстати, совсем забросил наблюдение за племенем в реальном времени, а они не унимаются. Возводят курган. Забавно. Эти люди похожи на муравьев.
— Я не могу следить за всем, как это можете вы. Да и не до этого мне сейчас. Потом все просмотрю, — отмахнулся Зоран.
— В твоих глазах появился блеск, как бывает у тех, кто почувствовал близость золота. Такие глаза были у Кортеса или у тех, кто отправлялся мыть золото на Юкон. Смотри не подцепи золотую лихорадку. Очень опасная болезнь. От нее у тебя прививки нет. Излечиться от нее сложно. Часто — невозможно.
— Такие глаза были у Кортеса. Ха, — съязвил Зоран, — вы будете убеждать меня, что жили в то время, когда он грабил Южную Америку?
— Нет, конечно.
— Отлично, я и не сомневался. Но вы меня пугаете. По-вашему, выходит, что лучше оставить все как есть, о корабле забыть и не трогать его — пусть достанется кому-то другому, кто придет через следующий миллион лет. К тому времени, глядишь, и аборигены, если не вымрут, опять станут обладать высокими технологиями, начнут разработку полезных ископаемых и обязательно наткнутся на этот корабль. Все им и достанется.
— Но ты ведь хочешь лишить их такой находки. Они и так продемонстрировали тебе превосходный ритуал. Довольствуйся тем, что у тебя уже есть.
— Нет уж, извините.
— Ты ведь знаешь поговорку о том, что случается, когда погонишься за двумя зайцами.
— Да, но за двумя зайцами я не гонюсь. Корабль один.
— Как знаешь, я тебя предупредил.
— Более того, я забочусь об аборигенах. Вы догадываетесь, что произойдет, когда кто-нибудь из них обнаружит этот корабль.
— Ты говоришь о том, что у них уже будет государственность и они передерутся за обладание кораблем.
— Да.
— О, ты хоть представляешь себе, что произойдет с аборигенами, когда об этом корабле узнают на других планетах?
— Да.
— И все-таки готов его откапывать.
— Да.
— Из скромного научного сотрудника ты превращаешься в авантюриста.
— Любой на моем месте стал бы авантюристом, когда в руки идет такой куш.
— Ой, какие слова ты начал употреблять. Куш. Ха. Прежде я ничего подобного от тебя не слышал. В разговоре со мной ты все больше сыпал совсем другими формулировками. Дай-ка припомню. Ага. Вот. Слушай. «При всей схожести культур на Гренге и Соседате природные факторы послужили...»
— Не надо, — прервал его Зоран, — не надо все это мне повторять, а то меня стошнит. Вы ведь прекрасно знаете, что я могу ожидать за научные исследования. Очередное звание, то есть доктора наук, и прибавку к жалованью, которого, если долго копить, экономя на всем, хватит на подержанную яхточку. Годика через три-четыре, думаю. Это в том случае, если не покупать дом побольше.
— А документальный фильм? Права на его прокат тебе тоже кое-что принесут.
— Да, хватит на то, чтобы раз в неделю посещать недорогой ресторан, а если делать это вдвое реже, то удастся еще и угостить деликатесами не очень притязательную спутницу.
— Помнится, ты рассказывал, что большинство твоих спутниц привлекают в тебе не деньги или физические данные, а мозги.
— Бывало, бывало. Мозги, и думаю, что физические данные тоже, но точно не деньги. Однако все-таки очень хочется, чтобы мечта о яхте стала реальностью побыстрее, когда еще молодость не ушла, есть силы и я еще не успел превратиться в старика, которому сохранять неплохую форму помогают омолаживающие добавки да искусственные органы.
— Нахал. Пользоваться в споре со мной подобными аргументами — нетактично. Ты ведь знаешь, сколько у меня всевозможных киберзаменителей. Они работают превосходно, но упоминание о них в том тоне, который ты позволяешь себе, — оскорбительно.
— Извините, учитель. Я и в мыслях не держал задеть вас. Я совсем не имел вас в виду, говоря об искусственных органах, но если вы восприняли мои слова на свой счет, то прошу прощения.
Зоран встал с кресла и поклонился.
— Принимается, — сказал фантом, — но впредь будь осмотрительнее, а то ты начинаешь напоминать мне туземцев. Налет цивилизации стирается, словно пудра, а что же проступает под ним? Под ним проступает боевая окраска дикаря. У тебя в роду случайно не было пиратов? Или еще кого-нибудь, кто зарабатывал на жизнь на большой дороге?
— Не знаю, но думаю, что были, потому что веков десять назад иначе заработать на жизнь было невозможно, да и сейчас тоже, только формы сильно изменились. Суть осталась прежней. Одни грабят других.
— Браво. Я вижу, как твой далекий предок, только что спустившийся с дерева, сидит возле допотопного компьютера, лазает по сети и вскрывает банковские коды. В тебе заговорили гены таких пиратов, до сей поры не проявлявшиеся никак, ну разве что во время научных дискуссий, когда ты с таким пылом разносил позиции своих оппонентов, что будь у тебя в руках не указка, а сабля, ты вначале бы порубил обзорный экран, а затем и самих оппонентов, не успей они встать на твою точку зрения. Эти гены из рецессивного состояния перешли в доминантное, а катализатором этого процесса стал корабль Чужаков. Это мое наблюдение может стать отличной темой для научного исследования. Как меняется характер человека в зависимости от тех или иных условий.
— Нет, — закричал Зоран, театрально закрывая лицо ладонями, будто защищаясь от удара, — мне надоело быть подопытной крысой!
— Подопытным кроликом. Этот грызун вызывает у меня более положительные эмоции.
— Пусть так. Подопытным кроликом, — согласился Зоран, — но все равно надоело. Суть проблемы не меняется.
— Тебе надоели постоянные разъезды? Ведь тебе они нравились.
— И сейчас нравятся, и, возможно, я буду продолжать их, но в свое удовольствие, не думая о том, сколько мне за это заплатят, не думая о том, что для покупки хорошего костюма мне надо написать статью в научно-популярный журнал, причем языком попроще, чтобы ее смогли прочитать и понять те, кто после букваря читал не очень-то и много. Вы ведь тоже писали ради денег?
— Не всегда. Но бывало.
— Вот видите. Значит, вы меня поймете.
— Конечно. Я не буду тебя отговаривать. Я и не хотел. Но пока ты делишь шкуру неубитого медведя.
— Верно: Знаете, что я сейчас подумал, — если вести игру честно, то выигрывают другие.
— Правил не было даже в рыцарских турнирах, только некоторые поняли это гораздо раньше, чем ты.
— Надо улетать.
— Валяй.
Они сидели вот так друг напротив друга и что-нибудь пили каждый день, когда по корабельному времени приходил вечер, в течение трех недель, пока корабль добирался до ближайшего портала. Темы разговоров варьировались, но у Зорана был такой замечательный собеседник, что он и о способах приготовления особо стойкого цемента говорил бы так интересно, что мог заворожить любую аудиторию.
В высоком стакане писателя был коктейль под названием «Дайкири». Зоран пил то же самое. Много лет назад прототип фантома попробовал этот напиток, поскольку в ту пору увлекался творчеством одного писателя, которого сейчас помнят разве что специалисты. Года через два увлечение это прошло, а вот пристрастие к коктейлю осталось, а еще Балуев стал придерживаться мысли, что борода — это практично и красиво.
— Тебе не осточертела эта каюта? — спросил фантом, вытянул вперед руку с коктейлем и, чуть покачав его, так, чтобы кусочки льда застучали по стеклу, продолжил: — Ты ведь мог бы сделать что-то более соответствующее этому напитку.
— Конечно. Конечно.
Теперь они сидели на веранде небольшой хижины, укрытой пальмовыми листьями и державшейся на сваях, заколоченных в зыбкий песок. Высокие океанские волны с пенными гребнями, добегая до берега, теряли свои силы, ползли по нему, цепляясь за песок, а потом откатывались, оставляя отшлифованные камешки, ракушки и монетки со стершимися поверхностями. Волны думали, что людям понравятся эти подарки. Воздух наполнился влагой. Одежда их изменилась. Теперь на них были легкие рубашки и короткие штаны.
Огромная яркая оранжевая звезда висела в небесах. Глазам становилось больно, если смотреть на нее без световых фильтров. Зорану пришлось кое-что изучить, порыться в архивах, воссоздавая этот пейзаж, прежде чем он научился понимать фантом Балуева с полуслова.
— Так хорошо?
— Да. Я не стану просить тебя включить в нашу компанию Фиделя Кастро и Че Гевару.
— Я могу. У меня есть их фантомы.
— Ну понятно, что не клоны. Но не надо. Они все какие-то неестественные.
Зоран подумал о черных гробокопателях, которые разрывают могилы знаменитостей прошлых веков, чтобы достать их генетический материал. На черном рынке появлялись клоны и Мариуса Гормиса, и Леши Гначева, и многих других. Они стоили дорого. Они были интересны, но Зоран содрогался, когда слышал о них, поскольку знал, что нужно было сделать, чтобы их создать. Хотя существовал и более гуманный путь. Найти предмет, к которому прикасался Наполеон или Александр Македонский. Конечно, за десятки веков эти раритеты побывали в тысячах рук, но возможно, что...
Видя, что Зоран начинает клевать носом, а слова его становятся менее четкими и он не всегда правильно выговаривает звуки, фантом прощался, желал «спокойной ночи» и растворялся, хитро подмигивая. Он подозревал, что Зоран ляжет спать не скоро, а его сонный вид только маскировка, чтобы отделаться от фантома, не оскорбляя его.
И вправду, Зоран оставался в одиночестве минуту-другую, которые требовались, чтобы фантом Мии Альбины стал осязаем, но вытерпеть ее долго он не мог и никогда не проводил с ней ночь полностью, удивляясь тем людям, которые не жалели никаких денег, чтобы раздобыть хоть одну мельчайшую частицу ее тела и вырастить из нее клон. Многие копят на подобные клоны всю свою жизнь. Таблоиды сообщали, что после стрижки Мия Альбина требует сжечь отрезанные волосы, уничтожить ногти. В туалетах и ванных комнатах ее дома имеются установки, разлагающие выделения человеческого организма до такой степени, что они уже не годятся для выращивания клонов, и все равно частички ее тела попадают на черный рынок. Кто там подсчитает, сколько во Вселенной томится в заточении клонированных Мий Альбин?
Еще больше двойников.
В косметических мастерских из размягченных тканей лиц и тел штамповали все новых и новых Мий Альбин. Только на отчислениях за использование своего образа она могла сколотить приличное состояние. Салоны, по крайней мере те, что работали не подпольно и платили налоги, отчисляли авторские. Хватит и на поместья, разбросанные на нескольких звездных системах, которые соединяются персональными порталами, и на флот прогулочных яхт, и на штампованных любовников, и на многое другое. Вот только взгляд начинал уставать, то и дело натыкаясь на улицах городов на одни и те же лица и фигуры. Сперва это было интересно. Потом надоело. Теперь начинался обратный процесс. Двойники Мии Альбины стали подумывать над тем, в кого им можно перевоплотиться.
Глава 4
— Не знаю, не знаю, но если я не прогуляюсь, то головная боль у меня точно появится, а это для меня похуже, чем несварение желудка.
Атмосфера планеты была пригодна практически для любого человека, если его не адаптировали для обитания в условиях, в которых человек вообще жить не мог, или если он не страдал какой-нибудь формой аллергии. Местные вирусы выродились, стали безопасными для родившихся здесь людей. Зорану сделали комплексную прививку, защищавшую от всех болезней и вирусов. В том случае, если в организм попадало что-нибудь прежде не встречавшееся, защитная система мутировала, избавляясь от новой угрозы.
Гермошлем Зоран взял, но не надел, а понес в руках.
Роботы, увидев хозяина, заволновались, вытянулись на щупальцах, стараясь сделаться как можно выше, но все равно доставали Зорану разве что до коленей. Если он выбирался не очень далеко, несколько роботов плотно прижимались друг к дружке, образуя платформу, и несли Зорана на себе, а заодно и его пожитки. Для таких путешествий традиционная платформа на силовом поле была бы удобнее, но роботы расстраивались, если Зоран не пользовался их услугами. Им нравилось его носить. И сейчас они сновали под его ногами, чтобы он обратил на них внимание, начинали строить платформу и разбегались, потому что Зоран не хотел на нее садиться. Они думали, что и на этот раз хозяин предпочтет их другим средствам передвижения, но он открыл створку гаражного отсека и выманил оттуда флаер.
— Прогуляемся до плато, ребятишки.
Если бы у роботов были хвостики или телескопические антенки, они замахали ли бы ими после таких слов, но у них имелись только щупальца. Пришлось махать ими.
В такие минуты роботы напоминали Зорану стайку насекомых. Вот только корпуса их были покрепче хитиновых панцирей. Бей по таким хоть ногой, хоть кувалдой — царапины не оставишь. Забавные какие. Впору с гиканьем запрыгнуть во флаер и помчаться к плато во главе орды роботов.
— Посмотрим, что вы там нашли, — продолжал Зоран, — те, кто нашел, пойдут со мной. Все, как обычно.
Роботы заволновались. Часть из них осталась на месте, опустив серебристые днища почти до поверхности, другие, более везучие, сперва обступили флаер, но потом разбежались в разные стороны, чтобы не мешаться под ногами. Когда флаер взлетел и направился к плато, они побежали следом за ним, потом обошли с обеих сторон его тень, как обтекает вода остров, и бежали теперь немного впереди.
Свет звезд отражался на блестящей гладкой поверхности роботов. По этим вспышкам Зоран видел, где находятся его помощники, его охрана. Передовые отряды роботов, выполняя разведывательные функции, вырвались далеко вперед — на тот случай, если встретится опасный зверь и его надо будет прогнать, чтобы над хозяином не нависло и малейшей опасности.
Зоран летел по кратчайшему маршруту, почти над поверхностью, и лишь когда дорогу преграждала цепь холмов, отклонялся от прямой линии, выискивая проход. Он не хотел подниматься в небеса. Свет звезд мог блеснуть на бортах флаера. Тогда его смогут заметить издалека. Аборигены еще возомнят, что вернулись боги. Зачем ему такие проблемы? Но он сам создавал их на свою голову. Нет ничего проще, чем приказать флаеру принять камуфляжную окраску. Никто его тогда и в двух шагах не увидит, но Зоран оставил на нем самую заметную и опасную раскраску — серебристую.
Роботам не требовалось связываться с компьютером флаера, чтобы выяснять курс. Лишь иногда они сообщали ему, где удобнее лететь. Корабельный мозг находил проходы быстрее роботов. Их сообщения были запоздалыми. Они раздражали мозг, но он сдерживался, понимая, что роботам приятно выслуживаться.
У «мух» задачи были посложнее. Они тоже искали зверей, сообщая о них роботам, но еще они следили за тем, чтобы ни один из местных разумных обитателей не увидел эту кавалькаду. Тепловыми датчиками они прочесывали пространство. Люди, если и попадались, находились очень далеко. Оптических приборов они не имели, так что менять маршрут из-за них не стоило.
Передовой отряд роботов проскочил то место, где лежал корабль, пробежал еще с километр, остановился, занимая сторожевые позиции, растекаясь по местности, сливаясь с ней, наконец-то изменяя окраску с серебристой на камуфляжную.
Арьергард роботов остановился, не дойдя до корабля. Соединившись с передовым отрядом, он образовал круг радиусом в два километра. В его центре покоился чужой корабль. Сюда и посадил свой флаер Зоран, выбрался из него, огляделся. Он так и не надел шлем.
Мельчайшие песчинки, зависшие в воздухе, ощущались легким раздражением при дыхании, слизистую начинало саднить, точно по ней прошлись наждаком. Сильный ветер не давал им успокоиться. Песчинки въедались в кожу. Ощущение от этого было таким же, как от легких укусов насекомых. Инстинктивно Зоран раза два прихлопнул себя по щекам, будто отгоняя присосавшихся к коже маленьких вампиров,«но песчинок это не остановило. Они лезли в глаза, забивались в нос и рот. Отделаться от них помогли бы защитные очки и фильтры. Пришлось лезть обратно во флаер за шлемом. Зоран порадовался своей предусмотрительности. А ведь мог бы и не взять шлем, мучился бы тогда, закрываясь от песчинок руками, но их было так много, что от всех он не отбился бы.
«Мухи» роились вокруг него, но помочь ничем не могли. Их было меньше, чем песчинок. Они не могли поймать всех.
Зоран надел шлем. Теперь он мог спокойно заняться исследованиями. Зверя роботы отпугнут, а о приближении человека сообщат заранее. Зоран успеет взобраться во флаер и улететь.
Координаты места, где лежал корабль, расстояние до него и направление отражались в левом углу лобового стекла гермошлема. Зоран прошел метров пять, прежде чем в строчке, обозначавшей расстояние, появились одни нули. Он постоял немного, глядя себе под ноги, отчего-то обратил внимание на то, что сапоги его покрылись толстым слоем пыли, и подумал, что, когда он вернется, надо их хорошенько отмыть и заставить роботов натереть до блеска.
Он присел, снял правую перчатку, приложил распластанную ладонь к земле. В руку тут же впилось несколько песчинок, но он ее не отдернул, не спрятал в перчатку, может быть, из-за этого ему показалось, что он ощущает слабое покалывание, и причиной тому не песчинки, а корабль. Он сжал пальцы в кулак, разжал, разминая, и неожиданно для себя самого принялся рыть землю рукой. Ему попалось что-то похожее на ракушку, но он эту находку отбросил. Верхний слой почвы поддавался легко. Это были наносы. Вот только они забивались под ногти. Когда он отрыл воронку глубиной сантиметров в пять, то наткнулся на что-то твердое. Пошли окаменелости. О них не только ногти обломаешь, но и пальцы до костей сотрешь, и все будет безрезультатно. Порыв Зорана иссяк. Он ведь не собирался и в самом деле отрыть этот корабль руками. Чтобы докопаться до него — нужны бурильные установки, наподобие тех, что работают на карьерах, где добывают руду открытым способом. Ничего этого он с собой не привез. На своем корабле он отыскал бы лопату, кирку, маломощную взрывчатку. Через пару-тройку месяцев непрерывных работ он доберется до Чужака, но, чтобы освободить весь корабль, потребуется несколько лет. Разумнее отправиться домой, раздобыть землеройных роботов, а затем вернуться сюда. О том, что он нашел корабль Чужих, пока не стоило сообщать в фонд Первого контакта. Надо добыть веские доказательства, зарегистрировать находку, подстраховаться у юристов, иначе право его считаться первооткрывателем оспорят. Причитающаяся ему премия достанется кому-то из руководителей фонда, а его просто уберут с дороги, если он начнет возмущаться. Это ведь так легко. Соскобы брать тоже рискованно. Сплав наверняка окажется неизвестным, и, если эти пробы найдут на таможенном досмотре, не избежать серьезных проблем.
— Ветер усиливается, — раздался в гермошлеме голос фантома.
— Возвращаюсь.
Зоран и так чувствовал, что укусы песчинок стали болезненнее. Они с большей яростью впивались в кожу. Он встал, отряхнул руку, надел перчатку. К комбинезону песчинки не прилипали, только к сапогам, но он все-таки испачкал салон флаера, правда не настолько, чтобы после возвращения на корабль отряжать робота чистить его.
Ветер бросил горсть песчинок внутрь флаера. Избавляясь от них, система кондиционирования сильно гудела, будто указывая Зорану на то, чтобы в следующий раз, забираясь во флаер, он был поаккуратнее и не напускал внутрь столько грязи. Но если она рассчитывала, что ему станет стыдно, то ошибалась, и все потуги пробудить в Зоране совесть были напрасны. Он заметил, что гудение системы кондиционирования даже приятно на слух, потому что напоминает завывания ветра, который гудит за окном, но никак не может пробраться внутрь.
— Я подумал, что ты решил добраться до корабля, когда ты принялся рыть землю. Почему так быстро вернулся? Я просто предупредил тебя, что ветер усиливается, но он еще неопасен, — фантом сидел в своем кресле в излюбленной позе, положив ногу на ногу, а руки на подлокотники.
— Он пролежал там миллион лет. Полежит еще немного. Сохраннее будет.
— Верно. Ты, кстати, совсем забросил наблюдение за племенем в реальном времени, а они не унимаются. Возводят курган. Забавно. Эти люди похожи на муравьев.
— Я не могу следить за всем, как это можете вы. Да и не до этого мне сейчас. Потом все просмотрю, — отмахнулся Зоран.
— В твоих глазах появился блеск, как бывает у тех, кто почувствовал близость золота. Такие глаза были у Кортеса или у тех, кто отправлялся мыть золото на Юкон. Смотри не подцепи золотую лихорадку. Очень опасная болезнь. От нее у тебя прививки нет. Излечиться от нее сложно. Часто — невозможно.
— Такие глаза были у Кортеса. Ха, — съязвил Зоран, — вы будете убеждать меня, что жили в то время, когда он грабил Южную Америку?
— Нет, конечно.
— Отлично, я и не сомневался. Но вы меня пугаете. По-вашему, выходит, что лучше оставить все как есть, о корабле забыть и не трогать его — пусть достанется кому-то другому, кто придет через следующий миллион лет. К тому времени, глядишь, и аборигены, если не вымрут, опять станут обладать высокими технологиями, начнут разработку полезных ископаемых и обязательно наткнутся на этот корабль. Все им и достанется.
— Но ты ведь хочешь лишить их такой находки. Они и так продемонстрировали тебе превосходный ритуал. Довольствуйся тем, что у тебя уже есть.
— Нет уж, извините.
— Ты ведь знаешь поговорку о том, что случается, когда погонишься за двумя зайцами.
— Да, но за двумя зайцами я не гонюсь. Корабль один.
— Как знаешь, я тебя предупредил.
— Более того, я забочусь об аборигенах. Вы догадываетесь, что произойдет, когда кто-нибудь из них обнаружит этот корабль.
— Ты говоришь о том, что у них уже будет государственность и они передерутся за обладание кораблем.
— Да.
— О, ты хоть представляешь себе, что произойдет с аборигенами, когда об этом корабле узнают на других планетах?
— Да.
— И все-таки готов его откапывать.
— Да.
— Из скромного научного сотрудника ты превращаешься в авантюриста.
— Любой на моем месте стал бы авантюристом, когда в руки идет такой куш.
— Ой, какие слова ты начал употреблять. Куш. Ха. Прежде я ничего подобного от тебя не слышал. В разговоре со мной ты все больше сыпал совсем другими формулировками. Дай-ка припомню. Ага. Вот. Слушай. «При всей схожести культур на Гренге и Соседате природные факторы послужили...»
— Не надо, — прервал его Зоран, — не надо все это мне повторять, а то меня стошнит. Вы ведь прекрасно знаете, что я могу ожидать за научные исследования. Очередное звание, то есть доктора наук, и прибавку к жалованью, которого, если долго копить, экономя на всем, хватит на подержанную яхточку. Годика через три-четыре, думаю. Это в том случае, если не покупать дом побольше.
— А документальный фильм? Права на его прокат тебе тоже кое-что принесут.
— Да, хватит на то, чтобы раз в неделю посещать недорогой ресторан, а если делать это вдвое реже, то удастся еще и угостить деликатесами не очень притязательную спутницу.
— Помнится, ты рассказывал, что большинство твоих спутниц привлекают в тебе не деньги или физические данные, а мозги.
— Бывало, бывало. Мозги, и думаю, что физические данные тоже, но точно не деньги. Однако все-таки очень хочется, чтобы мечта о яхте стала реальностью побыстрее, когда еще молодость не ушла, есть силы и я еще не успел превратиться в старика, которому сохранять неплохую форму помогают омолаживающие добавки да искусственные органы.
— Нахал. Пользоваться в споре со мной подобными аргументами — нетактично. Ты ведь знаешь, сколько у меня всевозможных киберзаменителей. Они работают превосходно, но упоминание о них в том тоне, который ты позволяешь себе, — оскорбительно.
— Извините, учитель. Я и в мыслях не держал задеть вас. Я совсем не имел вас в виду, говоря об искусственных органах, но если вы восприняли мои слова на свой счет, то прошу прощения.
Зоран встал с кресла и поклонился.
— Принимается, — сказал фантом, — но впредь будь осмотрительнее, а то ты начинаешь напоминать мне туземцев. Налет цивилизации стирается, словно пудра, а что же проступает под ним? Под ним проступает боевая окраска дикаря. У тебя в роду случайно не было пиратов? Или еще кого-нибудь, кто зарабатывал на жизнь на большой дороге?
— Не знаю, но думаю, что были, потому что веков десять назад иначе заработать на жизнь было невозможно, да и сейчас тоже, только формы сильно изменились. Суть осталась прежней. Одни грабят других.
— Браво. Я вижу, как твой далекий предок, только что спустившийся с дерева, сидит возле допотопного компьютера, лазает по сети и вскрывает банковские коды. В тебе заговорили гены таких пиратов, до сей поры не проявлявшиеся никак, ну разве что во время научных дискуссий, когда ты с таким пылом разносил позиции своих оппонентов, что будь у тебя в руках не указка, а сабля, ты вначале бы порубил обзорный экран, а затем и самих оппонентов, не успей они встать на твою точку зрения. Эти гены из рецессивного состояния перешли в доминантное, а катализатором этого процесса стал корабль Чужаков. Это мое наблюдение может стать отличной темой для научного исследования. Как меняется характер человека в зависимости от тех или иных условий.
— Нет, — закричал Зоран, театрально закрывая лицо ладонями, будто защищаясь от удара, — мне надоело быть подопытной крысой!
— Подопытным кроликом. Этот грызун вызывает у меня более положительные эмоции.
— Пусть так. Подопытным кроликом, — согласился Зоран, — но все равно надоело. Суть проблемы не меняется.
— Тебе надоели постоянные разъезды? Ведь тебе они нравились.
— И сейчас нравятся, и, возможно, я буду продолжать их, но в свое удовольствие, не думая о том, сколько мне за это заплатят, не думая о том, что для покупки хорошего костюма мне надо написать статью в научно-популярный журнал, причем языком попроще, чтобы ее смогли прочитать и понять те, кто после букваря читал не очень-то и много. Вы ведь тоже писали ради денег?
— Не всегда. Но бывало.
— Вот видите. Значит, вы меня поймете.
— Конечно. Я не буду тебя отговаривать. Я и не хотел. Но пока ты делишь шкуру неубитого медведя.
— Верно: Знаете, что я сейчас подумал, — если вести игру честно, то выигрывают другие.
— Правил не было даже в рыцарских турнирах, только некоторые поняли это гораздо раньше, чем ты.
— Надо улетать.
— Валяй.
Они сидели вот так друг напротив друга и что-нибудь пили каждый день, когда по корабельному времени приходил вечер, в течение трех недель, пока корабль добирался до ближайшего портала. Темы разговоров варьировались, но у Зорана был такой замечательный собеседник, что он и о способах приготовления особо стойкого цемента говорил бы так интересно, что мог заворожить любую аудиторию.
В высоком стакане писателя был коктейль под названием «Дайкири». Зоран пил то же самое. Много лет назад прототип фантома попробовал этот напиток, поскольку в ту пору увлекался творчеством одного писателя, которого сейчас помнят разве что специалисты. Года через два увлечение это прошло, а вот пристрастие к коктейлю осталось, а еще Балуев стал придерживаться мысли, что борода — это практично и красиво.
— Тебе не осточертела эта каюта? — спросил фантом, вытянул вперед руку с коктейлем и, чуть покачав его, так, чтобы кусочки льда застучали по стеклу, продолжил: — Ты ведь мог бы сделать что-то более соответствующее этому напитку.
— Конечно. Конечно.
Теперь они сидели на веранде небольшой хижины, укрытой пальмовыми листьями и державшейся на сваях, заколоченных в зыбкий песок. Высокие океанские волны с пенными гребнями, добегая до берега, теряли свои силы, ползли по нему, цепляясь за песок, а потом откатывались, оставляя отшлифованные камешки, ракушки и монетки со стершимися поверхностями. Волны думали, что людям понравятся эти подарки. Воздух наполнился влагой. Одежда их изменилась. Теперь на них были легкие рубашки и короткие штаны.
Огромная яркая оранжевая звезда висела в небесах. Глазам становилось больно, если смотреть на нее без световых фильтров. Зорану пришлось кое-что изучить, порыться в архивах, воссоздавая этот пейзаж, прежде чем он научился понимать фантом Балуева с полуслова.
— Так хорошо?
— Да. Я не стану просить тебя включить в нашу компанию Фиделя Кастро и Че Гевару.
— Я могу. У меня есть их фантомы.
— Ну понятно, что не клоны. Но не надо. Они все какие-то неестественные.
Зоран подумал о черных гробокопателях, которые разрывают могилы знаменитостей прошлых веков, чтобы достать их генетический материал. На черном рынке появлялись клоны и Мариуса Гормиса, и Леши Гначева, и многих других. Они стоили дорого. Они были интересны, но Зоран содрогался, когда слышал о них, поскольку знал, что нужно было сделать, чтобы их создать. Хотя существовал и более гуманный путь. Найти предмет, к которому прикасался Наполеон или Александр Македонский. Конечно, за десятки веков эти раритеты побывали в тысячах рук, но возможно, что...
Видя, что Зоран начинает клевать носом, а слова его становятся менее четкими и он не всегда правильно выговаривает звуки, фантом прощался, желал «спокойной ночи» и растворялся, хитро подмигивая. Он подозревал, что Зоран ляжет спать не скоро, а его сонный вид только маскировка, чтобы отделаться от фантома, не оскорбляя его.
И вправду, Зоран оставался в одиночестве минуту-другую, которые требовались, чтобы фантом Мии Альбины стал осязаем, но вытерпеть ее долго он не мог и никогда не проводил с ней ночь полностью, удивляясь тем людям, которые не жалели никаких денег, чтобы раздобыть хоть одну мельчайшую частицу ее тела и вырастить из нее клон. Многие копят на подобные клоны всю свою жизнь. Таблоиды сообщали, что после стрижки Мия Альбина требует сжечь отрезанные волосы, уничтожить ногти. В туалетах и ванных комнатах ее дома имеются установки, разлагающие выделения человеческого организма до такой степени, что они уже не годятся для выращивания клонов, и все равно частички ее тела попадают на черный рынок. Кто там подсчитает, сколько во Вселенной томится в заточении клонированных Мий Альбин?
Еще больше двойников.
В косметических мастерских из размягченных тканей лиц и тел штамповали все новых и новых Мий Альбин. Только на отчислениях за использование своего образа она могла сколотить приличное состояние. Салоны, по крайней мере те, что работали не подпольно и платили налоги, отчисляли авторские. Хватит и на поместья, разбросанные на нескольких звездных системах, которые соединяются персональными порталами, и на флот прогулочных яхт, и на штампованных любовников, и на многое другое. Вот только взгляд начинал уставать, то и дело натыкаясь на улицах городов на одни и те же лица и фигуры. Сперва это было интересно. Потом надоело. Теперь начинался обратный процесс. Двойники Мии Альбины стали подумывать над тем, в кого им можно перевоплотиться.
Глава 4
Уже на второй день фантом Балуев уговорил Зорана заняться просмотром и анализом собранных на планете материалов. Тот не очень-то и сопротивлялся, понимая, что иначе каждую секунду будет думать только о корабле, и к тому времени, как станет виден портал, совсем изведется, разнервничается, придет к заключению, что находку его обязательно кто-нибудь обнаружит, и, чтобы этого не допустить, надо немедленно возвращаться. До скончания своих дней он будет сидеть неподалеку от корабля Чужаков, как сторожевой пес, отгоняя всех, кто захочет к нему приблизиться. Многие таким образом помутились рассудком.
Параллельно Зоран раздумывал, где ему раздобыть денег на закупку оборудования и топлива и как это сделать побыстрее, не разглашая при этом никому своих планов. Правда, если он заявит в банке, что просит кредит на откапывание корабля Чужаков, то это скорее посчитают за не очень удачную шутку, чем за истинную причину, и кредит не дадут. Но мысль о том, что кто-то может его опередить, не покидала Зорана.
Ссуду в банке он взять не мог еще и потому, что закладывать ему было нечего.
Если он вернется на Сренегети — свою родную планету и начнет искать деньги там, это вызовет подозрение, ненужные разговоры, и, чего доброго, ему не позволят еще раз воспользоваться кораблем. Все-таки это не его личная собственность, а университетская, и дают корабль только для научных экспедиций. Поиски корабля Чужаков тоже можно отнести к таковым, хотя эта тема для Зорана, мягко говоря, не являлась профильной. Он полагал, что, заикнись о находке, дело закончится либо тем, что ему в темном переулке проломят голову, предварительно скачав из памяти его корабля координаты, либо ему не поверят. В любом случае, результат его не устраивал.
Корабль ему дали на полгода. Прошла только половина этого срока. Еще три месяца он мог не появляться в родных пенатах с отчетом о своих исследованиях. Лучше раньше времени не возвращаться.
Зоран перебирал в памяти кредитоспособных знакомых.
Оплачивал перемещение через порталы университет. Зоран согласовал свой маршрут, и ему придется писать объяснительную на имя директора, если он внесет какие-то изменения и выйдет из утвержденной сметы. Выложить необходимую сумму из собственного кармана было бы даже не накладно, а разорительно. На это уйдет гораздо больше, чем Зоран сумел скопить за долгие годы.
Поджимало и время. Три месяца — срок маленький.
Зоран с отчаянием пришел к выводу, что все, с кем он поддерживает знакомство, — нищие, как церковные крысы. На Альбеде обитал один из его знакомых, с которым он учился два семестра в университете. Тогда их отношения можно было назвать приятельскими, в дружбу они не переросли, но, расставаясь, они пообещали поддерживать друг с другом связь, что и продолжали делать на протяжении вот уже десяти лет. Переписка их носила формальный характер. Наговоренные на камеру дежурные фразы, приуроченные к национальным праздникам и дням рождения. Два-три сообщения в год. Не больше. Они нечасто выбивались за рамки стандартов и походили на приклеенную к губам улыбку. Ее надевают звезды виртуальных постановок, когда они приезжают на какой-нибудь фестиваль, где им обязательно надо понравиться взыскательной публике. Вроде человек и рад тебе, но при этом ты понимаешь, что ему глубоко наплевать на тебя, и хоть он и спрашивает «Как дела?», на самом-то деле его нисколько это не интересует.
Приятеля звали Родни Стюарт. Получив экономическое образование, он и дня не проработал по специальности, еще в университете занявшись мелкой коммерцией. Не снискав на этом поприще лавров и денег, стал продюсировать разнообразные проекты, связанные с популярной музыкой. Но мода слишком изменчива, и то, что еще вчера считалось популярным, сегодня проходило по разряду анахронизмов, если, конечно, накануне не успевало стать классикой. Грань между одним и другим была очень тонкой.
Родни Стюарт звезд не открыл. Все его проекты держались на плаву очень недолго. Он привык к этому и знал, что за те несколько месяцев, что проект существует и более-менее популярен, из него надо побольше выжать. Кто-то из артистов после этого впадал в глубокую депрессию, отходил от дел, замыкался в виртуальном мире, а то и пытался покончить жизнь самоубийством. Родни Стюарт выжатым материалом больше не занимался, и его мало интересовала судьба артистов, переставших быть продаваемыми. Он обзавелся хорошим домом на Альбеде, но гастрольные графики его подопечных не позволяли ему долго засиживаться дома.
«Как дела у тебя? Где ты?»
Ничего лучше этой фразы для начала сообщения Зоран не придумал. Когда он стал писать послание, то впал в ступор. Мысли исчезли. Переадресация нашла бы Родни Стюарта, где бы тот ни находился, но, к счастью, ответ пришел с Альбеды.
«Господи, рад, что ты проявился. Извини, не могу показаться тебе, потому что нахожусь не в самой лучшей форме».
Разговор шел с паузами в несколько минут. Портал был близко. Сигналы проходили через него.
«Что случилось?»
«Ничего серьезного. На последних гастролях немного повздорил с конкурентами».
«Если ты не против, я к тебе заеду».
«Когда ты появишься?»
«Через десять дней буду на Альбеде. Ты не собираешься отправляться опять на гастроли?»
Параллельно Зоран раздумывал, где ему раздобыть денег на закупку оборудования и топлива и как это сделать побыстрее, не разглашая при этом никому своих планов. Правда, если он заявит в банке, что просит кредит на откапывание корабля Чужаков, то это скорее посчитают за не очень удачную шутку, чем за истинную причину, и кредит не дадут. Но мысль о том, что кто-то может его опередить, не покидала Зорана.
Ссуду в банке он взять не мог еще и потому, что закладывать ему было нечего.
Если он вернется на Сренегети — свою родную планету и начнет искать деньги там, это вызовет подозрение, ненужные разговоры, и, чего доброго, ему не позволят еще раз воспользоваться кораблем. Все-таки это не его личная собственность, а университетская, и дают корабль только для научных экспедиций. Поиски корабля Чужаков тоже можно отнести к таковым, хотя эта тема для Зорана, мягко говоря, не являлась профильной. Он полагал, что, заикнись о находке, дело закончится либо тем, что ему в темном переулке проломят голову, предварительно скачав из памяти его корабля координаты, либо ему не поверят. В любом случае, результат его не устраивал.
Корабль ему дали на полгода. Прошла только половина этого срока. Еще три месяца он мог не появляться в родных пенатах с отчетом о своих исследованиях. Лучше раньше времени не возвращаться.
Зоран перебирал в памяти кредитоспособных знакомых.
Оплачивал перемещение через порталы университет. Зоран согласовал свой маршрут, и ему придется писать объяснительную на имя директора, если он внесет какие-то изменения и выйдет из утвержденной сметы. Выложить необходимую сумму из собственного кармана было бы даже не накладно, а разорительно. На это уйдет гораздо больше, чем Зоран сумел скопить за долгие годы.
Поджимало и время. Три месяца — срок маленький.
Зоран с отчаянием пришел к выводу, что все, с кем он поддерживает знакомство, — нищие, как церковные крысы. На Альбеде обитал один из его знакомых, с которым он учился два семестра в университете. Тогда их отношения можно было назвать приятельскими, в дружбу они не переросли, но, расставаясь, они пообещали поддерживать друг с другом связь, что и продолжали делать на протяжении вот уже десяти лет. Переписка их носила формальный характер. Наговоренные на камеру дежурные фразы, приуроченные к национальным праздникам и дням рождения. Два-три сообщения в год. Не больше. Они нечасто выбивались за рамки стандартов и походили на приклеенную к губам улыбку. Ее надевают звезды виртуальных постановок, когда они приезжают на какой-нибудь фестиваль, где им обязательно надо понравиться взыскательной публике. Вроде человек и рад тебе, но при этом ты понимаешь, что ему глубоко наплевать на тебя, и хоть он и спрашивает «Как дела?», на самом-то деле его нисколько это не интересует.
Приятеля звали Родни Стюарт. Получив экономическое образование, он и дня не проработал по специальности, еще в университете занявшись мелкой коммерцией. Не снискав на этом поприще лавров и денег, стал продюсировать разнообразные проекты, связанные с популярной музыкой. Но мода слишком изменчива, и то, что еще вчера считалось популярным, сегодня проходило по разряду анахронизмов, если, конечно, накануне не успевало стать классикой. Грань между одним и другим была очень тонкой.
Родни Стюарт звезд не открыл. Все его проекты держались на плаву очень недолго. Он привык к этому и знал, что за те несколько месяцев, что проект существует и более-менее популярен, из него надо побольше выжать. Кто-то из артистов после этого впадал в глубокую депрессию, отходил от дел, замыкался в виртуальном мире, а то и пытался покончить жизнь самоубийством. Родни Стюарт выжатым материалом больше не занимался, и его мало интересовала судьба артистов, переставших быть продаваемыми. Он обзавелся хорошим домом на Альбеде, но гастрольные графики его подопечных не позволяли ему долго засиживаться дома.
«Как дела у тебя? Где ты?»
Ничего лучше этой фразы для начала сообщения Зоран не придумал. Когда он стал писать послание, то впал в ступор. Мысли исчезли. Переадресация нашла бы Родни Стюарта, где бы тот ни находился, но, к счастью, ответ пришел с Альбеды.
«Господи, рад, что ты проявился. Извини, не могу показаться тебе, потому что нахожусь не в самой лучшей форме».
Разговор шел с паузами в несколько минут. Портал был близко. Сигналы проходили через него.
«Что случилось?»
«Ничего серьезного. На последних гастролях немного повздорил с конкурентами».
«Если ты не против, я к тебе заеду».
«Когда ты появишься?»
«Через десять дней буду на Альбеде. Ты не собираешься отправляться опять на гастроли?»