Марков Александр Владимирович. Сотри все метки

   Спросить у него напрямую о шлеме?
   Таккер ведь все еще надеется выжить. Он не стал бы изменять команду автопилота, не стал бы активировать системы, которые при посадке превратят корабль в груду металла. Зачем это ему?
   Силовое поле под днищем корабля слегка примяло пыль. Человеческая нога, обутая в ботинок, оставила бы на ней более четкий и глубокий след. Из корпуса выдвинулись суставчатые лапы, от этого корабль задрожал, точно попал в турбулентный воздушный поток, они разогнулись, опускаясь на поверхность.
   Когда исчезло силовое поле, корабль чуть просел, даже не на сантиметры, а на микроны, но Лоно, давным-давно забывшему это ощущение, показалось, что палуба уходит из-под ног, и он невольно согнул ноги в коленях, опять вцепившись в спинку кресла.
   — Во время посадки лучше сидеть в амортизационном кресле, — сказал Таккер. В его голосе проступило плохо скрываемое презрение и насмешка, свойственная тем, кто большую часть своей жизни находится в космосе.
   — Спасибо, учту на будущее.
   Сказать бы ему, чтобы заткнулся и не очень-то умничал, учитывая положение, в котором он оказался, а то ведь дождется, что после очередного подобного замечания в голове у Лоно что-нибудь переклинит, и он потеряет над собой контроль на секунду-другую, а когда возьмет себя в руки, то окажется, что он активировал ошейник — на полу валяется обезглавленное тело, из раны толчками вытекает отвратительная липкая бура» жидкость, голова же откатилась в сторону, под пульт управления.
   Чего доброго из стен каюты появятся щупальца гибких шлангов, которые потянутся к телу и голове, стараясь заткнуть все перерезанные вены и артерии, пока вся кровь из них не вытекла, но Таккера тогда не спасет никакая операция.
   У Лоно уже случались такие помутнения на допросах. Раза три. В двух случаях Всевышний или кто-то еще уберег его собеседников, и они отделались только ушибами да синяками, а вот один, сидевший на допросе молчком, будто мгновенно забыл абсолютно все слова, не понимая, что от него хотят, и не помня, как его зовут, говорить уже не смог никогда. Голова его оказалась проломленной, а кости черепа вошли в мозг, после того как Лоно ударил допрашиваемого об стену. На ней сохранилась кровавая отметина.
   Судмедэксперт зафиксировал смерть от несчастного случая. Нашлись и свидетели случившегося. Какой-то забулдыга, задержанный за мелкий проступок, видел, как подследственный поскользнулся и врезался головой в стену. Забулдыгу на следующий день после свидетельских показаний выпустили на свободу, пометив его маркировкой правоохранителей, дававшей ему индульгенцию на совершение других незначительных проступков. Лучше бы он остался в камере. Да кто там знает, что стрясется в следующую минуту. В общем, спустя неделю он перешел дорогу кому-то, у кого имелся лучемет, которым он и разнес бедолаге голову.
   А может, и вправду активизировать ошейник? Зачем ему теперь нужен Таккер?
   Свет искрился на корпусе корабля торговцев и был таким ярким, что, если глядеть на него долго без фильтров или темных очков, начинали слезиться глаза. Похоже, он ни разу не садился на планеты с атмосферой. Тогда бы его борта закоптились, покрылись окалиной — такой же, как на корабле Таккера. Или после каждого рейса его полировали до зеркального блеска.
   Из-за этого сияния Лоно не сразу разглядел картину, которая заставила бы учащенно биться сердце любого некрофила. Удивительно, что и у него, хоть он и не причислял себя к любителям мертвечины, безжизненное тело, валявшееся под перевернутым вездеходом, вызвало тот же эффект.
   Лоно приказал увеличить изображение.
   Колеса продолжали крутиться. Во втулках трение, если уж и не приблизилось к бесконечно малым величинам, все-таки было незначительным, колеса будут крутиться еще долго.
   Вездеход занял весь экран. Но этого Лоно Гелиагли было мало. Он еще больше увеличил один из фрагментов, взирая теперь на рельефные, перевернутые носками вниз подошвы сапог с оттиском морды какого-то непонятного зверя.
   — Отлично, отлично.
   Ищейка говорила, что на спутнике остался один торговец. Значит, корабль пуст.
   Пробрались ли шершни в убежище к остальным торговцам? Превратили ли они убежище в склеп? Лоно готов был взять на себя работу запечатать его, чтобы находящихся там мертвецов никто не тревожил.
 
   — Мы из-за этих чертей теряем второй корабль, — возмущался Вацлав, — они нас со свету сжить вздумали? Не успокоятся, пока не сделают этого?
   — Второй корабль мы еще не потеряли, — возразила Суок.
   — У тебя есть идеи, как его вызволить?
   — Пока нет. Но впору задуматься о том, что у кого-то из них имеется ментальное влечение к кому-то из нас.
   Бастиан физически ощутил, что у всех, кроме Капитана, появилось желание взглянуть на него.
   — Ой, заканчивай это заумное занудство, — сказал Вацлав. — Догадываюсь, куда ты клонишь. Случайных встреч не бывает. Ну, значит, нас кто-то сдал. Кто-то, кто знал и о портале в первый раз, и о корабле Чужаков во второй.
   Суок кивнула в сторону Бастиана.
   — Он о портале ничего не знал. Зоран и Лю Чен — тоже. Думаю, что тут никто спорить со мной не будет. Александр — мертв, — она замолчала.
   — Ты намекаешь на то, что информатор среди нас? Что кто-то из нас троих, меня, тебя и Капитана, работает на два фронта? И своим, и чужим?
   — Такой вывод напрашивается. Проклятье. Он напрашивается. Но я ничего никому не говорила. Тебя, Капитан, и тебя, Вацлав, я знаю не первый год и не верю, что кто-то из вас это сделал.
   — Мы не там ищем врага. Это называется охотой на ведьм. Просто кто-то на Альбеде вынюхал наши планы и в первый раз, и во второй, — сказал Капитан. — И мы слишком много спорим.
   — Извини, — сказала Суок, — стресс. Саша погиб, — что-то в ее глазах проскользнуло, когда она произнесла это имя. Тоска, что ли?
   — Они сели?
   — Да, — сказал Вацлав, — прямо возле нашего корабля. Метров пятьсот, не больше.
   — Отлично, — сказал Капитан, — шансы у нас есть.
 
   Лоно вдруг увидел, что под кораблем торговцев появляется синее свечение, а сам корабль вздрагивает, точно отряхиваясь от насевшей на него пыли, слегка приподнимается и начинает убирать посадочные лапы.
   — Таккер, — закричал Лоно слишком громко, будто капитан находился на другой стороне света, — он взлетает! Быстрее. Заряд в двигатель. Не дай ему взлететь. Не уничтожай его. Он нам еще пригодится. Быстрее. Только не дай ему взлететь.
   — И тогда ты снимешь с меня ошейник? — спокойно произнес оказавшийся рядом Таккер.
   — Нет.
   Лоно кричал, не понижая голоса, уже почти на ухо Таккеру. Видя, что ноги корабля почти втянулись, он активизировал болевой разряд в ошейнике, но не так сильно, чтобы Таккер потерял сознание или чтобы его скрутило и он не смог двинуть ни рукой ни ногой. Нет. Чуть слабее, чтобы он только почувствовал на миг эту отупляющую, выворачивающую наизнанку боль.
   Таккера выгнуло дугой, глаза вылезли из орбит, а через стиснутые скрипящие зубы вырвалось приглушенное рычание. Пальцы его вцепились в спинку кресла. Окажись вместо него под рукой плечо Лоно, пальцы порвали бы одежду, а когти оставили глубокие раны.
   Функции организма разладились в одно мгновение. Он должен был опустошить желудок и мочевой пузырь. В его желудке была только желчь. Она стекала по подбородку и капала на пол. То, что было в мочевом пузыре, впитала одежда.
   Когда боль чуть отпустила Таккера, он осел тряпичной куклой на пол прямо в лужу собственной желчи, непонимающе оглядываясь по сторонам, будто впервые увидел и эту каюту, и это некрасивое, склонившееся над ним лицо. Жабьи губы что-то произносили, но слух к Таккеру возвращался постепенно, и вначале он ничего не слышал, кроме гула, а потом догадался, что это кровь шумит в венах и бьется сердце. Тело чуть вздрагивало от последних, уже совсем слабых, приступов боли.
   Лоно приподнял Таккера, обхватив его за подмышки, тот оказался легким, усадил его в кресло, стал тыкать пальцем в проекцию со взлетающим кораблем.
   — Сбей его, сбей его, — наконец услышал Таккер сквозь шум крови.
   Таккер не понимал, что делает, даже когда борт взлетавшего корабля стала разъедать отвратительная язва — белая посередине и черная бугристая по краям. Она должна пахнуть мертвечиной. Из нее вырвалось пламя, чуть закоптило борт, и если прежде корабль все еще поднимался, то теперь он начал оседать, растекаясь по поверхности. Днище гнулось, от него отваливались куски обшивки, они отлетали, вспахивая пыль. Один из кусков, отскочив от поверхности, как плоский камешек отскакивает от воды, врезался в вездеход, будто это была городошная фигура, собранная из нескольких, не закрепленных между собой элементов. Он расшвырял покореженные трубы, оси со все еще вращающимися колесами, смял мертвое человеческое тело в скафандре. Оно вертелось и кувыркалось, сгибаясь в таких местах, в которых человеческое тело сгибаться не должно. Когда оно успокоилось в странной для человека позе, с согнутыми в трех, а то и четырех местах руками и ногами и выгнутым назад позвоночником, его накрыла плотная волна пыли.
   Посадочные ноги так и не убрались до конца, но они не удержали корабль, когда он стал заваливаться на бок. От страшного удара они прогнулись. У них частично вышли из строя амортизаторы.
   Пыль, медленно оседая, заметала следы катастрофы.
   У Таккера выступили бисеринки пота на лице.
   — Молодец, молодец. Ты не дал ему уйти.
   Лоно чувствовал возбуждение, какого никогда не испытывал. Он уже не кричал, а только шептал, но Таккер опять его не слышал.
   Казалось, что корабль простоял здесь много-много лет. Его остов врос в землю.
 
   Шершни не отзывались, трансляция с их видеокамер прекратилась, когда они начали биться в защитное поле. Они были слишком глупы и самостоятельно, без чужого вмешательства, не могли изменить свою программу, а Лоно в то время, как насекомые погибали, занимался умиротворением Таккера. Тот зашевелился, издал какой-то странный звук, который можно было идентифицировать и как насмешку.
   — У тебя ничего не получилось.
   Таккер разомкнул губы. Похоже, он еще не научился хорошо это делать. Голос его стал хриплым. Лоно не узнал бы его, не знай он, что, кроме них двоих, никого в каюте нет. Ошейник болтался свободно, не стягивая горло. Он не мог так повлиять на голос.
   Лоно правильно поступил, что не воспроизводил запись на своей сетчатке. Все эти вспышки, которые сопровождали попытки насекомых пробиться сквозь поле, и еще более яркие, когда они превращались в бесформенные комочки, раздражали глаза даже на трансляции. После каждой вспышки на сетчатке ему еще долго мерещились бы белые пятна света, точно это души мертвых насекомых явились к нему, чтобы спросить, зачем он послал их на верную смерть. Дело в том, что он-то как раз на смерть их не посылал, а напротив, это они были посланниками смерти, а из-за Таккера все перепуталось.
   — Я хочу пить, — сказал Таккер.
   — Я тебе не прислуга. Я не ограничиваю тебя в перемещениях. Пойди и налей себе сам.
   Таккер поднялся, кряхтя больше для вида, потому что притяжение на спутнике было раз в семь меньше того, к какому он привык. Слишком примитивная попытка продемонстрировать свою слабость.
   Лоно не оборачивался. За его спиной что-то загудело, зажурчала струйка жидкости. Таккер посуду не искал, подставив под струйку рот. Забавно будет наблюдать, когда следом за соком туда влетят два кубика льда.
   — Глотнешь?
   — Что это?
   В дрожащих руках Таккера были два пластиковых стакана с чем-то мутным, похожим на грязную воду с примесью глины и стирального порошка. Чтобы понять, не забыл ли Таккер, как Лоно активизировал ошейник, достаточно было взглянуть в его холодные глаза. За льдом пылала ненависть. Пойло он, конечно, не отравил. Слишком рано.
   — Энергетический напиток. На вид не очень аппетитный. Я названия ему еще не придумал. Алкоголя ни грамма. Выпьешь — вся усталость долой. Голова светлая и работает без сна не меньше суток.
   Что, что, а светлая голова Лоно не помешала бы, да и пить он хотел, к тому же на вкус напиток оказался намного привлекательнее, нежели на вид.
   — Стимуляторов и прочей дряни — тоже нет. Экологически чистый продукт, хотя ты ведь в городе без фильтров ходишь, за каждый вдох в тебя проникает столько гадости, что я удивляюсь, как ты до сих пор еще не умер от какой-нибудь формы рака. Делаешь прочистку от шлаков?
   — Нет. Привыкание организма.
   — Ну да, полная отключка обонятельных рецепторов? Я, к примеру, без фильтров после пары-другой вдохов-выдохов загнусь от аллергии на ваш тамошний воздух, пришлось бы лекарства глотать, а они, знаешь ли, имеют побочные эффекты, накапливаются в организме, и прочистку почаще делать приходится. Хреново у вас жить.
   Последняя фраза не подходила Таккеру. Она удивила Лоно.
   — Да нет, жить можно везде.
   — Позволь спросить тебя, что ты тянешь время? Выстрел из малокалиберного орудия решит все твои проблемы с лишними свидетелями. У них слабое защитное поле. Твоих шершней оно уничтожило, но против заряда продержится несколько секунд.
   Этическая сторона вопроса заключалась в том, что на деградирующих планетах запрещается применение современного оружия. Нарушение этого закона влекло за собой уголовное наказание. Но не по этой причине Лоно пока не использовал корабельное орудие.
   Разговаривали они таким тоном, словно вели светскую беседу, у Таккера на шее был не ошейник со взрывателем, а новомодный шарфик странного дизайна, а Лоно никого не убивал.
   — У них в защитное поле черт знает что понапихано. Я не могу определить их точное месторасположение ни по тепловым датчикам, ни по каким-то другим. Все в убежище однородно. Одна темнота. Они дорыли туннель до корабля и сейчас наверняка находятся где-то возле него. Я не удивлюсь, если они липнут к его бортам. Боюсь, что корабельное орудие повредит корабль. Мне этого не хочется.
   — А я-то грешным делом подумал, что ты решил сохранить им жизнь. Поле у них проработает до второго пришествия. Подождешь, пока они начнут загибаться от голода.

Глава 10

   — Капитан, взорви корабль, пока они не додумались, что находятся в опасной близости от него! Взорви! — закричала Суок, увидев, что корабль оседает после того, как в него угодил заряд теплового орудия.
   — Тогда мы не сможем улететь, — сказал Зоран.
   — Мы и так не сможем улететь.
   — Что, корабль совсем вышел из строя?
   — К черту корабль. Ты что, не понял — они перебьют нас всех. Нам отсюда не выбраться. Мы в ловушке, а взрыв корабля кто-нибудь зафиксирует. Сюда рано или поздно прилетят патрульные. Взрыв корабля — это нарушение закона о деградирующих колониях, но черт с. ним. Я согласна посидеть в тюрьме за это преступление. Может, откупимся. Взрывай скорее!
   Таккер еще до того, как включил тепловое орудие, знал, что сделают торговцы, когда поймут, что двигатели их корабля разрушены. Лоно потребовалось на это больше времени. Когда палуба дрогнула, он стал спрашивать: «Взлетаем? Зачем?» Он-то думал, что Таккер сидит в кресле с закрытыми глазами из-за того, что устал, а оказывается, пилот отдавал кораблю приказы.
   Торговцев придавило свалившимися на них бедами. В таких случаях, после временной апатии и безразличия, начинаешь действовать с увеличившейся во много раз энергией, сжигая все, что накопил. Потом опять придет апатия. Потом.
   — Сейчас они его взорвут! — кричал Таккер.
   — Откуда ты знаешь? — спросил Лоно. Вопрос был глупым. Таккер не ответил.
   Лоно никак не мог оторвать взгляд от изувеченного корабля. Знал ведь превосходно, что это опасно, что вспышка от взрыва может повредить сетчатку и пройдет какое-то время, прежде чем она восстановится.
   Он смотрел на корабль как загипнотизированный.
   Таккер взлетал слишком резко. Перегрузка исказила его лицо, оттянув книзу кожу. Руки Лоно повисли плетьми вдоль тела, и даже армированные мышцы не могли их поднять, а только заставляли вздрагивать, точно их перебили или подключили к источнику слабого тока. Он не заметил, как опустился на пол, вспоминая, что Таккер говорил ему об амортизационном кресле, так необходимом при взлете и посадке. Кто ж тут поспорит. Вот только он не доберется до кресла. Кровь отлила от головы, кожа на ней побелела, а глаза помутились.
   Много лет назад, обучаясь в приюте, Лоно видел компьютерную модель сверхновой — корабль взрывался так же красиво, даже еще более впечатляюще, учитывая, что масштаб катастрофы во много раз превосходил компьютерную модель.
   Корабль накачался светом, как футбольный мяч воздухом, раздуваясь, а потом швы, соединявшие пластины корпуса, не выдержали внутреннего давления и разошлись все разом. Яркая белая вспышка поглотила корабль, стала вспухать огненной полусферой, а от нее разбегалось плоское кольцо, меняющее свой цвет от белого к красному на кромке и похожее на вращающийся диск с острыми зубьями, которым режут стволы деревьев. С его приближением поверхность спутника расплавлялась. На ней лопались пузыри, камни растекались, словно куски льда на жарком солнце.
   С замиранием сердца Лоно понял, что сейчас красная кромка врежется в борт корабля, вскроет его, словно консервную банку, и все, что в нем находится, сгорит, превратившись в пар. Сам же корабль станет пустой, обгоревшей оболочкой. Он даже ощутил, как боль вгрызается в его тело, разрезая его на две половины в районе тазобедренного сустава. На самом деле смерть придет так быстро, что он ничего не успеет почувствовать.
   Лоно закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на этот огонь.
   Корабль тряхнуло. Пока еще не очень сильно. Будто проверяя, насколько он крепкий, стоит ли на него тратить силы, или он развалится от легкого прикосновения. Потом Лоно показалось, что он попал в шейкер, который бармен неистово трясет в руках, чтобы превратить в однородную массу заведомо несмешивающиеся ингредиенты. Центрифуга по сравнению с этой болтанкой — ничто. Там хоть можно предсказать, что в следующее мгновение станет полом, а что потолком. Он не ощущал ударов. Его уже должно размазать по стенам, пусть они покрыты чем-то мягким и упругим, пусть он будет отскакивать от них, как мячик, но сила ударов все равно будет такой, что все его кости треснут, поломаются, как тонкие палочки.
   Что-то притягивало его к палубе. Неужели он успел пристегнуться? Это была его последняя мысль до того, как он потерял сознание, и на него накатилась темнота.
   — Отчаянные ребята. Они мне нравятся. Но наивные. Хотят меня второй раз поймать на один и тот же трюк. Слишком примитивно, — Таккер поцокал языком. — Правда, придумать что-то поинтереснее у них времени не было.
   Лоно с трудом различал звуки.
   — Вам следовало бы позаботиться о себе самом. Знаете ли, не очень удобно и кораблем в экстренном взлете управлять, и думать о том, чтобы встряска не помяла пассажиров.
   Таккер походил на преподавателя, распекающего нерадивого ученика за малую шалость.
   — Вы так заботитесь о моем здоровье?
   — Вынужденная мера. Это не доставляет мне никакого удовольствия, но приходится.
   Лоно догадался, что они стоят на том же месте. Все вокруг разительно изменилось. Поверхность расплавилась на несколько десятков сантиметров в глубину, застыла гребнями волн, а когда стала остывать — пошла трещинами.
   Угол, под которым Лоно смотрел на огромный кратер, на том месте, где раньше находился корабль торговцев, не позволял определить глубину. Диаметр его был колоссальных размеров. Взрыв этот нанес спутнику неизмеримо больше вреда, чем метеориты, которые в течение миллионов лет бомбардировали его поверхность. Удивительно, что не расколол его на несколько кусков.
   — У нас мало времени, — сказал Таккер.
   — А у нас когда-нибудь было его много?
   — Да. Но сейчас его мало.
   — Почему?
   Лоно еще не совсем пришел в себя, иначе не стал бы переспрашивать, а догадался сам.
   — Взрыв, да еще в непосредственной близости от деградировавшей колонии. Его зафиксировали. Скоро сюда прибудет патрульный корабль — проверить, что стряслось. Может, у нас есть неделя. Не больше. Мне не хочется с ними встречаться. Ты знаешь почему.
   — Мне тоже не хочется.
   — Патрульные не в ладах с правоохранителями? Нездоровая конкуренция между силовыми структурами?
   — Что-то вроде этого.
   — А я и не знал. Думал, вы все заодно.
   — Заблуждение.
   — Да. Теперь буду знать. Наш корабль получил незначительные повреждения. Регенерация займет пару суток. Тепловые орудия в полном порядке. Максимальной энергии они сейчас не дадут, чуть попозже, но ведь этого и не надо. Силовое поле они пробьют и сейчас Таккер не стал в очередной раз просить снять с него ошейник. Хотя мог. Он все-таки спас корабль. Это многого стоило. Но он знал, что Лоно ошейник не снимет. Не будь на Таккере ошейника, Лоно был бы уже мертв.

Глава 11

   Даже без приставок, связывающих его с кораблем, Бастиан почувствовал боль от взрыва — тупую и ноющую, прокатившуюся по всему телу, словно разряд от электрошока. Остальным досталось несравнимо больше, чем ему. У них тоже не было приставок, но ведь они чувствовали корабль гораздо лучше, чем Бастиан. Их всех точно прибило к полу взрывной волной, и теперь они барахтались, как выброшенные на берег рыбы, хватая открытыми ртами воздух, и все силились подняться, но получалось лишь перебирать конечностями.
   Страшное, отталкивающее зрелище. Чем-то схожее с массовым эпилептическим припадком. У Лю Чена и Капитана глаза вылезли из орбит, тела выгнулись дугой. Суок скребла выступившими когтями по полу, оставляя глубокие борозды. Вацлав делал то же самое, но только обломал себе ногти, не оставив на полу и следа.
   Зоран уже пришел в себя и смотрел на Бастиана. В глазах его была такая безысходность, что хоть накладывай на себя руки.
   Из оружия у них только переносные лучеметы — до корабля дотянутся, но по дороге вся энергия иссякнет. На броне они не оставят и ожога.
   Наконец все пришли в себя.
   — У кого какие идеи? — выдохнула Суок.
   — Против боевого корабля — мы бессильны, — подавленно произнес Вацлав.
   — Сама знаю, что бессильны. Но что, вот так сидеть и ждать, пока они не надумают пробить наше поле?
   — Да, именно, — сказал Вацлав, — все так и будет. Можно еще обвязаться всем, что взрывается, и попробовать пробиться на флаерах к кораблю. Когда-то это был очень эффективный способ ведения боевых действий. Но нас всех перебьют еще на подлете.
   — Это будет хоть что-то, — мрачно проговорила Суок.
   — Можно робота послать, — сказал Зоран.
   — Какого робота? — спросил Вацлав.
   — Того, что ты вырыл из могилы? — спросил Капитан.
   — Откуда ты узнал о нем? Я ведь... — Зоран смутился, — ты следил за мной?
   Зоран почувствовал себя нашкодившим школьником, который сотворил маленькую шалость и теперь ждет, что же с ним сделает за это директор школы. Ну и что он сделает ему за эту провинность, когда их всех рано или поздно аннигилируют?
   — Не красней, как девица, — бросил Капитан, — я за тобой не следил.
   — Это ты ему сказала? — Зоран повернулся к Суок.
   — Больно надо. Я тебе обещала не рассказывать. Так-то ты обо мне думаешь?
   — Извини.
   — И что там с роботом? — прервал этот ненужный, особенно сейчас, диалог Капитан.
   Зоран посчитал, что вскрывать могилу вождя аборигены не будут, а если и сделают это, то через много лет, когда все уже забудут, был там робот или нет, так что вряд ли они начнут думать о таких глупостях, как вознесение робота на небеса. Выкопать его он отрядил нескольких роботов из тех, что рыли туннель к кораблю Чужих. С задачей они справились быстро, прокопали к могиле лаз и утащили тело. Увидев его, Зоран и вправду подумал, что это полуразложившийся труп. За отслоившимся пластиком виднелись местами изъеденные разноцветные шланги гидроприводов, похожие на вены, и стальной, покрытый оспинами ржавчины, каркас. В растворе, которым аборигены залили могилу, без доступа воздуха и влаги, робот пролежал бы в неизменном виде не одну сотню лет, а может, и того больше. Голова разрушилась бы гораздо быстрее. Отрубленную голову, висевшую в хижине вождя, Зоран заменил точной копией, сделанной из всякого хлама, вот только под черепной коробкой у нее ячейки памяти были девственно чисты. Роботы подменили ее ночью, когда вождь спал.
   «Варвары», — шептал Зоран, разглядывая останки бедняги.
   Соединив голову и тело, скрепив между собой все перерезанные артерии, а позвоночник с черепом, Зоран спрятал робота у себя в комнате под кроватью, для верности прикрыв его тряпками.
   Размышляя над тем, как ему незаметно протащить это тело на корабль, Зоран нашел несколько способов, но ни один из них теперь не понадобится.
   Гробокопатель. В своей жизни он занимался и более мерзкими делами, так что клеймо «гробокопатель» вряд ли могло расцениваться как оскорбление.
   Бастиан совсем не испугался, увидев этого робота. У него уже был опыт, когда он, бродя по улицам столицы Альбеды, встретил в арке перед входом в какое-то увеселительное заведение человека, облаченного в плащ с капюшоном, скрывающим его лицо. Он был похож на католического монаха, погруженного в раздумья, но когда Бастиан хотел пройти мимо, человек повернулся на звук его шагов и откинул капюшон. Вначале Бастиан увидел, что его рука высохла, под пергаментной кожей, прилипшей к костям, ничего не осталось, но еще страшнее было его лицо, точнее, лица вообще не было, а только череп с пустыми глазницами и клочками сгнившей кожи. Массивная цепь приковывала его ногу к кольцу, вмонтированному в стену здания.