Маркуша Анатолий. Щит героя

   Рассуждая таким образом, Игорь дошел до главного универмага и остановился перед яркой витриной. Он долго разглядывал большую, глупо улыбавшуюся куклу, обернутую в полосатую материю. И подумал: "А марки накрылись, надо поскорее истратить деньги, чтобы больше не вспоминать".
   За двадцать рублей можно было купить: клетчатый шарф, шапку из искусственного меха, альпинистский рюкзак, дамскую комбинацию с кружевами, полуботинки, духи, рубашку с галстуком... Но ни один из этих предметов даже на минуту не привлек Игорева внимания.
   Почему-то все в этот день Игорь делал совершенно импульсивно, без заранее обдуманного намерения, и сейчас он вдруг подошел к прилавку, где продавались вино и сигареты, и спросил:
   - А коньяк за двадцать рублей у вас есть?
   - За шестнадцать восемьдесят есть, - сказала пожилая продавщица и откровенно осуждающе поглядела на Игоря.
   Он вполне оценил ее взгляд, подумал: "Не продаст", но его тут же осенило:
   - Вы ничего такого не думайте, пожалуйста. У отца день рождения, сказал Игорь, - хочу подарить. Он, знаете, любит, но только дорогой, иногда, по праздникам...
   И продавщица улыбнулась ему и завернула бутылку лучшего, что был в магазине, коньяка в розовую мягкую бумагу.
   Игорь вежливо поблагодарил (это он умел - быть вежливым, когда чего-нибудь добивался!) и пошел дальше.
   Он не заметил повстречавшейся ему на пути Беллы Борисовны, не оценил ее красноречивого взгляда, протянувшегося к розовой, аккуратно обернутой бутылке...
   Дома были Галина Михайловна и Ирина.
   Получив телефонное предупреждение Беллы Борисовны: "Я только что встретила, как мне кажется, покачивающегося Игоря с бутылкой в руке..." обе растерялись. Такого еще не случалось.
   - Господи, - только и смогла сказать Галина Михайловна, - и Валерия нет. Что мы с ним с пьяным делать станем?
   - И хорошо, даже очень хорошо, что Валерия Васильевича нет, - сказала Ирина, - не волнуйся, я сама с этим типом объяснюсь, только прошу - не вмешивайся... Сколько перед ним плясать? Давно уже пора налупить - и точка.
   И только Ирина успела закончить свою обвинительную речь, на пороге появился Игорь:
   - Здравствуйте... а что случилось?
   - Пока ничего, но сейчас случится, - угрожающе сказала Ирина, - где был и что делал?
   Ко времени, когда Валерий Васильевич вернулся домой, Галина Михайловна и Ирина без особого труда и к своему огромному облегчению успели установить: Игорь был трезв, заподозрили его напрасно. Завернутую в розовую бумагу бутылку, как объяснил Игорь, он купил в подарок Валерию Васильевичу...
   (С чего? У Валерия Васильевича не день рождения, и вообще никакого праздника нету...)
   - Почему вдруг подарок?
   - А так, захотелось!
   Деньги - за марки. Продал какому-то проходимцу...
   - Чем тебе помешали марки?
   - Столько лет собирал... какая нужда?
   - А так, пособирал - и хватит!
   Бутылка коньяка вещественным доказательством стояла посреди обеденного стола. Галина Михайловна и Ирина шептались на кухне. Игорь занимался в своей комнате. Карич выслушал женщин, наперебой вводивших его в курс последних событий, внимательно изучил этикетку, усмехнулся: "Я бы такой коньяк не купил", поставил бутылку на место и постучал к Игорю.
   Ответивший уже на двадцать вопросов матери и сестры, Игорь ожидал, что сейчас последуют новые - для чего? где? почему? зачем? - но Валерий Васильевич сказал только:
   - Спасибо. Воспринимаю твой подарок символически и ставлю на долгосрочное хранение - закончишь образование, выпьем вместе. Не возражаешь?
   Игорь улыбнулся:
   - Как считаешь нужным.
   - Договорились. Мешать не буду, один совет: если намечаются новые неприятности, лучше обсудить, пока не поздно.
   - Спасибо. Пока все в порядке.
   - Ну-ну, тебе виднее. - И Карич ушел, а Игорь никак не мог сосредоточиться на учебнике истории - мысли его, путаясь и спотыкаясь, возвращались к оценщику-старичку, к парню, которого Гарька называл Боссом, к самому Гарьке.
   "Ну хватит, - приказал себе Игорь, - все в порядке и больше нечего об этом думать!.."
   Игорь слышал, как вошла в комнату Ирина, как возилась около постели, шуршала платьем, как дробно простучали пуговицы о спинку стула и скрипнула сетка кровати, но не обернулся.
   Всем своим видом показывал: учусь!
   Он не был в обиде на Ирину, но легкий налет неудовольствия еще не слетел: зачем, так с ходу, не разобравшись, обвинять человека?
   - Игаш, ты еще злишься?
   - Я читаю историю.
   - Злишься, - вздохнула Ирина. - Я неумышленно ошиблась. Мне беспокойно, и кажется, если ничего плохого с тобой не случилось, то может случиться. Лицо у тебя тревожное, глаза нехорошие. Может, ты в какую-нибудь историю впутался? Поделись. Лучше знать даже плохое, чем ничего не знать... Я не пристаю, я беспокоюсь...
   Игорь слушал Ирину, испытывая смешанное чувство удовольствия и раздражения - кому не приятно знать, что за него дрожит другое сердце? это с одной стороны, а с другой - ее беспокойство, хотел он того или нет, передавалось Игорю и подтачивало ту стройную систему оправданий, которую он успел построить...
   - Зря накручиваешь, Ирка, ничего особенного не случилось. В банду я не вступил, никого не ограбил, ну, продал марки, так чего тут такого? А настроение... у меня, правда, переломилось. Из-за Люськи. Только говорить про это неохота. Может, я дурак, а может, так и должно быть... если бы я сам написал, в том смысле, значит, довольно, хватит... поиграли в любовь, и - привет!.. я бы не злился, а то она накатала... обидно.
   - Коварный ты мужчина! Сам женщин бросать - с удовольствием, а как они тебя - недоволен? - Ирина думала, что это шутливое замечание разрядит обстановку, снимет напряжение и вызовет ответную улыбку Игоря, но ничего такого не произошло.
   - Разве только я, а не все так? - задумчиво спросил Игорь.
   - Может быть, и все... А больше тебя ничего не гложет?
   - Ничего...
   Отделенные от ребят тремя внутренними стенками, Галина Михайловна и Валерий Васильевич вели свой разговор:
   - И все-таки я уверена, не так все просто. Подумай, ну, почему человек ни с того ни с сего продает марки и бежит покупать коньяк? Это ведь в голову должно прийти! Кому продает, где? С какой стати? Тут или какая-то необдуманность, или тайная цель...
   - Какая может быть тайная цель, Галя? Дать мне взятку? За что? Не надо о нем думать хуже, чем он того стоит.
   - Мне бы приятнее думать о нем лучше, чем он того стоит. Но...
   - Марки, мне кажется, Игорь продал стихийно. Не собирался, а, как он любит говорить, - так вышло... Гарька мог подбить, кто-нибудь из ребят... Все в его возрасте чем-то меняются, все стремятся проявить самостоятельность... А потом, когда в руках у него оказались деньги, в сравнении с теми, что он имеет обычно, большие, он растерялся - куда девать? Действительно, на что ему деньги - одет, обут, сыт...
   - Мог бы, раз уж продал марки, просто положить...
   - Куда? Теоретически он мог открыть текущий счет и потом прибавлять на него по рублю, по полтинничку... Только это на него непохоже...
   Да, это на него действительно непохоже, - согласилась Галина Михайловна и сразу вспомнила, как ворвался в дом Пепе с первыми заработанными на испытательной работе летными.
   "Собирайся, едем! - скомандовал с порога. - Только не канителься, а то опоздаем". Ничего не понявшая Галина Михайловна спросила: "Куда опоздаем? Что случилось?" - "Магазины могут закрыться! Ну, чего ты смотришь на меня? Я летные получил - двадцать семь тысяч шестьсот сорок с чем-то... Надо истратить, купить..." - "Что купить, и почему сейчас, разве нельзя завтра или послезавтра?" - спросила Галина Михайловна и почувствовала, что спросила напрасно. Пепе помрачнел, странно прикусил губу и совсем другим голосом произнес: "Можно, конечно. Я понимаю. Жаль, зря торопился. Думал, обрадуешься. Столько денег сразу я лично никогда еще в руках не держал. И все можно истратить. Если не хочешь сегодня, тем лучше". И он вывалил на стол увесистые пачки старых крупных купюр...
   - Ты спишь? - спросил Карич.
   - Нет, думаю. Пожалуй, ты прав, Игорю, видно, очень хотелось истратить эти деньги.
   - Но неужели я дал Игорю основание считать, что лучшее приобретение коньяк? - спросил Валерий Васильевич.
   - Что ты! Просто Игорь заметно к тебе переменился. "Ты" стал говорить, тянется. Захотелось парню выразить свою мужскую солидарность, что ли. А что мужчины дарят мужчинам? Не белье, не подтяжки... Коньяк в его представлении - это шикарно...
   - Может быть.
   Людям свойственно надеяться на лучшее, даже когда оснований для добрых надежд немного. А тут концы как будто сошлись с концами, и никакой явной причины для тревоги не осталось...
   Заканчивая дежурство, Фунтовой решил заехать к Каричу. Не виделись довольно давно и, хотя никаких особых дел у Олега Павловича к Валерию Васильевичу не было, подумал: "Надо заглянуть".
   Мягко покачиваясь на волнистом покрытии, желто-синяя "Волга", с проблесковым маячком на крыше, двумя удлиненными антеннами и дополнительными фарами, катила по притемненному городку.
   Профессионально натренированным взглядом Фунтовой отметил - на обочине, слишком близко к проезжей части поставлен "Москвич-412", серый, в экспортном исполнении, подфарники включены; из-за поворота вывернулась "Волга" с дальним светом, но водитель тут же переключился на ближний, проехал, явно превышая скорость, мотоциклист на красной "Яве"... Миновав знак "обгон запрещен", Фунтовой въехал в городок. Улица, по которой пролегал его путь, была наполовину перегорожена щитом: "Идут дорожные работы".
   Фунтовой включил дальний свет и осторожно притормозил. Свет мощных фар косо пересек тротуар и захватил краем пространство открытого к улице двора. В дрожащих лучах мелькнули темные, словно вырезанные из черной бумаги фигуры. За шумом двигателя и попискиванием включенной рации Фунтовой не слышал звуков с улицы, но суматошное движение черных силуэтов подсказало - во дворе драка. На всякий случай он включил сирену. Вообще-то дворовая драка была, так сказать, не по его автоинспекторскому ведению, но, увидев, что одна из фигурок упала, а три других кинулись наутек, он не раздумывая свернул с дороги и подогнал машину к неподвижно лежавшему человеку.
   Человек оказался мальчишкой. Судя по неестественному повороту, левая рука у него была повреждена. Фунтовой окликнул лежавшего, тот не ответил. Видимо, потерял сознание. Нагнувшись, капитан вгляделся в лицо пострадавшего, и оно показалось ему знакомым. Но припоминать и раздумывать, где он мог его видеть, было некогда, следовало действовать. И он, втащив парня в машину, поехал в больницу.
   Дежурный врач травматологического отделения установил: перелом левого предплечья. По всей вероятности, пострадавшему нанесли удар каким-то тупым, тяжелым предметом, похоже, железным арматурным прутом. Мелкие кровоподтеки и ссадины на лице.
   Вскоре мальчишку привели в чувство, он назвался:
   - Петелин Игорь.
   - Кто тебя?
   - Темно было...
   - А чего они хотели?
   - Не знаю.
   Фунтовой не стал ни на чем настаивать и решил первым делом сообщить о случившемся родителям. Он это и сделал со всеми возможными предосторожностями, но никакие маневры не помогли, и Галина Михайловна, услышав, что Игорь в больнице, едва не лишилась сознания, а Ирина моментально собралась бежать к брату. И Карич, тяжело вздохнув, сказал:
   - Неспроста это все. Надо разбираться, Олег.
   Когда Карич, Галина Михайловна, Ирина и Фунтовой приехали в больницу, дежурный врач с уверенностью сказал:
   - Ничего угрожающего. Перелом, к сожалению, имеется, наложили гипс, нужны покой и время.
   Пустить к Игорю всех доктор решительно отказался. И тут странную настойчивость проявил Карич:
   - Пойду я. Завтра с утра и ты, Галя, сможешь, и Ирочка.
   Фунтового допустили в палату, так сказать, по долгу службы, а точнее, "под мундир и погоны"...
   Игорь лежал бледный, с открытыми глазами, увидел Валерия Васильевича и попытался улыбнуться.
   - Кто тебя? - спросил Карич.
   - Темно было...
   - Не делай глупости, Игорь. Все равно их найдут. Ты в чем-нибудь замешан? Тебя подобрал Олег Павлович, он на службе и должен написать рапорт, понимаешь? Но Олег мой старый друг, и будет гораздо лучше, если ты скажешь...
   - Я сам, Вавасич, их передушу... Поправлюсь и передушу.
   - Кого? С огнем играешь, Игорь. Себе хуже делаешь. А если милиция найдет их раньше, чем ты выпишешься, и они оговорят тебя?..
   - Никто меня оговорить не может. Я ни в чем не виноват. Честное слово! Пусть ищут, находят, все равно я их передушу... Раньше я только лаял, а теперь... теперь я знаю, что делать...
   Пришла медсестра, сделала укол и знаком попросила Карича выйти.
   Успокоив насколько было возможно Галину Михайловну, Карич спросил Фунтового:
   - Что будем делать?
   - Расскажи все, что ты замечал за ним в последнее время, припомни подробности.
   И Карич, стараясь быть кратким, изложил все, что вызывало у него тревогу, что казалось если не подозрительным, то не совсем обычным...
   - Настораживает, но... ничего определенного, - резюмировал Фунтовой.
   - Вот именно. Чтобы появилась хоть какая-то определенность, мне кажется, надо тряхнуть Синюхина. Уверен, он причастен. Доказать не могу, но не сомневаюсь - без него не обошлось.
   - Так или иначе делу придется давать законный ход, больница происшествие зарегистрировала и по своей линии сообщит органам правопорядка... Начинать дознание мне не положено, но с другой стороны... по горячему следу... Была не была, едем!
   В квартиру Синюхиных Фунтовой пошел один. Дверь ему открыла Варвара Филипповна. Вид милицейской тужурки и капитанских погон насторожил ее, но тем не менее Варвара Филипповна любезно улыбнулась:
   - Вы, наверное, ошиблись, товарищ капитан? Вам кто нужен?
   - Синюхин, ученик восьмого класса...
   - Гарик вам нужен? Он уже лег... а что, простите, случилось? Я мать... и мне, как вы понимаете, хотелось бы...
   - Нам тоже... Поэтому я попрошу разбудить Гаврика.
   Гарька появился подозрительно быстро. У него были растрепанные волосы. Мглистые зрачки его светлых глаз мелко-мелко дрожали.
   "Хорош, - подумал Фунтовой, - трясется, как заяц".
   - Вы-ы ме-еня? - спросил Гарька.
   - Вас, Синюхин, - выдержав паузу, ответил Фунтовой. - А чего вы так дрожите?
   - Что-о-то х-холодно.
   - Оденьтесь потеплее, и спустимся на минуту вниз.
   - Как? Вы забираете моего сына? Но за что? Разве я не имею права, товарищ капитан...
   - Не волнуйтесь, никто никуда его не забирает, внизу машина, нам надо съездить всего за каких-нибудь сто - сто пятьдесят метров на место одного недавнего происшествия.
   - Но при чем мой сын?
   - Возможно, и ни при чем, но мы надеемся на его помощь - нужно кое-кого опознать и кое-что распутать. Я думаю, через полчаса вы получите его обратно.
   Успокоилась ли мать после этих слов Фунтового, сказать трудно. Но приумолкла и только нервно терла руку об руку и поминутно прикладывала ладони к щекам.
   Фунтовой и Гарька спустились к подъезду. Гарька увидел милицейскую машину, и его заколотило, как в малярийном приступе. Фунтовой открыл правую переднюю дверку и сказал:
   - Прошу.
   - Куда вы-ы ме-еня повезете?
   - Туда, - сказал Фунтовой. И, не спеша обойдя машину, сел за руль.
   - А зачем ту-уда?
   - Чтобы вам легче было вспомнить, как было дело.
   - А он жив? Босс ударил его по голове прутом...
   - Может быть, вам лучше рассказать все по порядку, все что известно? - тихо спросил Фунтовой.
   Гарька и не пытался запираться.
   После того как Босс купил марки, он, Синюхин, несколько раз пытался завести разговор с Игорем по поводу Люськи и относительно денег. Но Игорь отмалчивался и на заигрывания Синюхина не реагировал. А Босс наседал, ему нужны были обещанные ордена. Раза два Босс грозился избить Гарьку, вытряхнуть из него душу и в конце концов потребовал устроить свидание с Игорем. Гарька крутился и так и этак, но разговора с Игорем не получалось, и тогда он решился на отчаянный шаг - сказал, что в марках были поддельные, и теперь Босс грозится убить Гарьку, если он не устроит ему свидания с Игорем и они как-то не договорятся о перерасчете...
   Сначала Игорь послал Синюхина к черту и сказал, что пусть Босс спрашивает с того старика, который оценивал коллекцию, но потом передумал и согласился пойти на свидание с Боссом.
   Они встретились в одном из соседних дворов. Босс пришел с приятелем. Приятеля Гарька видел впервые, ни имени, ни фамилии его не знал. Оба были выпивши, но не сильно. С Игорем Босс разговаривал хорошо. Объявил, что про марки Гарька все наврал. А позвал он его потому, что есть дело, совсем другое, не марочное. Тут Босс предложил всем выпить. Бутылку какого-то вина, какого именно, Гарька не разглядел в темноте, они принесли с собой. Игорь пить не стал. Они сами выпили. После этого Босс вывалил все напрямую: де, мол, он занимается посредничеством между коллекционерами, достает редкие марки, помогает людям приобретать старинные монеты, ордена. Дело это небезопасное, но доходное. И вот у него предложение к Игорю: продать ордена и геройскую Звезду отца. Сейчас эти предметы лежат без пользы, а могут украсить чью-то коллекцию, ну, и само собой, Игорь не останется в убытке.
   Игорь выслушал Босса и, когда тот замолчал, спросил:
   - У тебя все?
   - Пока все.
   - Не выйдет, - сказал Игорь и хотел уйти.
   Босс начал горячиться, схватил Игоря за рукав и стал объяснять, какое выгодное дело он предлагает, что Игорь решительно ничем не рискует, так как весь риск Босс принимает на себя.
   - Что ж, тебе лишние деньги не нужны? Такого не бывает. Всем нужны деньги...
   - Не выйдет, - снова сказал Игорь, - не хочу.
   - Но почему?
   - Ты мне не нравишься. Ты падаль. Ты вонючая падаль!
   - Да за такие слова знаешь что бывает? - побелел и затрясся Босс.
   - Знаю. Ударь меня, падаль. Ударь...
   И тогда Босс велел Гарьке:
   - А ну двинь его в рыло, Медалист! Не хочу малолетнего трогать...
   В этом месте рассказа Гарька начал всхлипывать и долго бормотал что-то совершенно нечленораздельное. Даже видавший виды Фунтовой растерялся и, позабыв об официальном тоне разговора, спросил:
   - И ты ударил Игоря?
   - А что я мог сделать? Что? Я его не сильно, так, для вида.
   Игорь и бровью не повел, даже головы в сторону Синюхина не повернул. Сказал Боссу:
   - Я не боюсь тебя, вонючая падаль. Ударь меня. Сам ударь, чтобы мне не переступать предела необходимой обороны. Ударь, падаль, и я буду бить тебя до смерти. За ордена люди умирали, а ты, падаль, хочешь легко жить!.. Ну чего смотришь, ударь...
   В конце концов Босс ударил Игоря, и тогда тот кинулся на него как бешеный. Но их было трое, а он один... И Босс подобрал валявшийся на земле железный прут, и... тут их осветили фары...
   Фунтовой достал блокнот, шариковую ручку, включил освещение и сказал:
   - Все, что вы сейчас рассказали, Синюхин, напишите.
   - Понятно, товарищ капитан. Я напишу и тогда?
   - И тогда ты пойдешь домой спать...
   - А потом?
   - Суд решит...
   Была уже поздняя ночь, когда Фунтовой, съездив к дежурному по городу, передав свой рапорт и показания Синюхина, вернулся на квартиру Карича.
   Никто не спал. Все слонялись из угла в угол как неприкаянные. Комнаты, обычно блестевшие чистотой и обращавшие внимание каждого переступившего порог квартиры Галины Михайловны подчеркнутой аккуратностью, выглядели будто нежилые.
   - Ну что головы повесили? - спросил Фунтовой, появляясь в дверях. Малый жив и будет здоров. Подлости не совершил. Чего переживать?
   - Все эти дни я как чувствовала, что-то должно случиться... - сказала Галина Михайловна.
   - А я даже спрашивала Игашку: все у тебя в порядке? А он говорит все в порядке, - сказала Ирина.
   - Теперь-то чего переживать? - сказал Карич. - Что случилось, то случилось. Могло быть хуже.
   - Слушаю и поражаюсь! - сказал Фунтовой. - Живой и будет здоровым ваш парень. Может, сегодня в нем человек родился? Вот бы о чем подумали. Не предал, не продал, не струсил!..
   БОЛЬШИЕ ПЕРЕМЕНЫ
   В воскресенье мы уговорились с Грачевым поехать за щенком.
   Случайно от Гоги Цхакая я узнал, что знакомые его близких друзей раздают щенков карликового пуделя. Не продают, а именно раздают! Но, чтобы получить собачку, надо им понравиться. Как сказал Гоги, ссылаясь на слова своих друзей: "Люди они хорошие, но совершенно психические собачатники. И пудель у них какой-то особенный, весь в медалях..."
   Еще до этого Грачев говорил, что хочет приобрести собачку.
   - Оля растет одна, плохо это; надо, чтобы рядом живая душа была. Пусть девчонка о ком-то заботится.
   Ни о какой особо породистой собаке Грачев не мечтал, собирался взять первую попавшуюся, лишь бы не очень большую.
   И вот сошлось - Гогины друзья сказали Гоги, он передал мне, я вспомнил о намерении Анатолия Михайловича... В воскресное утро было назначена встреча. Мы уже приближались к дому, когда Грачев сказал:
   - Знаете, что мне интереснее всего? Ей-ей, не собачонок! А как откажут хозяева, если я им не понравлюсь? Ну неужели так и скажут: "Вы для нашего щенка не подходите!" А?
   - Старайтесь понравиться... Что еще тут посоветовать?
   - Попробую. Только не знаю, в какую сторону стараться, не приходилось... а вот вы бы мне собаку доверили?
   Квартира, в которую мы попали, оказалась просторной, капитально перестроенной в старом, дореволюционном еще доме. На пороге нас встретила пышная, восточного обличил женщина, по-видимому, хозяйка. Карина Амазасповна спросила:
   - Курите?
   Грачев сказал, что не курит, и я, сам не знаю почему, видимо, тоже стараясь понравиться хозяйке и не предполагая, что разговор будет слишком продолжительным, вежливо отказался от предложенной пепельницы.
   - Очень хорошо. Кто из вас хочет получить щеночка?
   Анатолий Михайлович сдержанно поклонился.
   "Ну, черт возьми, - подумал я, - как в опере! Откуда только такие манеры? Граф!"
   - У вас семья? - обращаясь с этой минуты только к Анатолию Михайловичу, поинтересовалась Карина Амазасповна.
   - С вашего позволения, жена и дочь.
   - Прекрасно. Вы живете в отдельной квартире?
   - В отдельной двухкомнатной квартире на третьем этаже. У нас большой двор при доме. Зеленый, аккуратный...
   - Прежде вы держали животных?
   - К сожалению, мы долгое время жили в таких условиях, что было не до животных, но мы всегда мечтали...
   - Жена работает?
   - Работает.
   - Девочка учится?
   - Дочка еще маленькая, ходит в садик.
   - Это хуже...
   - Простите, что именно хуже? - осведомился Анатолий Михайлович.
   - Вы уйдете утром на работу, жена уйдет, дочка, собачка останется. А пудели очень общительные и плохо переносят одиночество. Они скучают совершенно как люди...
   - Но у жены сменная работа, потом я весь день нахожусь буквально в двух шагах от дома и могу заглядывать...
   - Кем вы работаете?
   - Мастером.
   - Мастером, извините, чего?
   - По слесарной части.
   - Кого же вы учите?
   - Мальчишек.
   - Чему, простите?
   - Главным образом, слесарному делу и чтобы они были людьми.
   Казалось, вопросам Карины Амазасповны не будет конца. Она уже успела выяснить, не пьет ли Грачев, какой у него заработок, хорошо ли готовит его жена, не часто ли болеет дочка, есть ли у него родственники за городом... уж и не помню, чего только она не узнала.
   Как обрабатывался поток информации в голове дотошной хозяйки, не знаю, но настал какой-то момент, возможно, это была всего лишь крошечная пауза, когда я почувствовал - сейчас разговор переломится. И действительно Карина Амазасповна сказала:
   - Ну что ж, вы мне нравитесь, Анатолий Михайлович. Во-первых, вы терпеливый и выдержанный человек, это очень важно; во-вторых, вы человек естественный - у вас на лице написано: а не пошла бы ты к черту, сумасшедшая барынька, но ни к одному вашему слову не придерешься... Как вы думаете, чем я занимаюсь?
   - До последнего момента я думал, что состоите при обеспеченном муже, а сейчас засомневался. Скорее всего вы кого-то чему-то учите, въедливость у вас учительская...
   - Великолепно! И точно. Я доктор психологии, преподаю в университете... Сейчас... - и она снова вышла.
   Мы переглянулись. Грачев был доволен и успел шепнуть:
   - Вырвали пса!
   И Карина Амазасповна вернулась с черным шерстяным шариком на ладони.
   - Вот, пожалуйста, знакомьтесь. Нравится?
   Грачев разулыбался и ничего вразумительного сказать не мог. Щенок был действительно прелестный - теплая, живая игрушка...
   Примерно еще час Карина Амазасповна инструктировала Анатолия Михайловича, чем можно, нужно и чем нельзя кормить щенка, как купать, выгуливать, укладывать спать... Потом записала адрес и телефон Грачевых, предупредив, что, хотят они или нет, приедет в гости.
   - И если он пожалуется, - она погладила щенка, - так и знайте: наживете в моем лице смертельного врага!
   В конце концов мы с Анатолием Михайловичем выбрались на улицу.
   - Ну, вы довольны? - спросил я Грачева.
   - Никогда не думал, что бывают такие человекообразные собачата. Посмотрите, какое осмысленное выражение лица!
   - Все, - сказал я, - погиб рыбак! Если вы уже говорите о выражении лица, то нетрудно представить, что будет дальше...
   Мы погрузились в троллейбус и поехали к Грачевым.
   По дороге разговаривали обо всем понемногу. В частности, я рассказал Анатолию Михайловичу об истории, происшедшей с Игорем. Как мне показалось, слушал он не очень внимательно, так что я даже пожалел - не стоило так на ходу и говорить об этом. Судьба Игоря была для меня далеко не безразлична.