Страница:
— Бога ради, будьте благоразумны. Вы и дня не протянете в горах.
Он произнес это с такой настойчивостью, что девушке на какой-то миг показалось, что он действительно переживает из-за нее самой. Но она поспешно отогнала эту мысль. Гордо вскинув голову, Джемма произнесла:
— Не волнуйтесь, Коннор Макджоувэн, я никогда не сбегу, потому что теперь моя единственная цель — сделать как можно невыносимее вашу жизнь.
— Вот и прекрасно! — рявкнул Коннор и, круто развернувшись, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Джемма услышала стук копыт пони и выглянула в окошко. Сомнения не было, он бросал ее здесь одну! Девушка провожала повозку взглядом до тех пор, пока очертания фигуры Коннора не растворились в тумане.
Он ни разу не оглянулся в сторону хижины.
Глава 16
Глава 17
Он произнес это с такой настойчивостью, что девушке на какой-то миг показалось, что он действительно переживает из-за нее самой. Но она поспешно отогнала эту мысль. Гордо вскинув голову, Джемма произнесла:
— Не волнуйтесь, Коннор Макджоувэн, я никогда не сбегу, потому что теперь моя единственная цель — сделать как можно невыносимее вашу жизнь.
— Вот и прекрасно! — рявкнул Коннор и, круто развернувшись, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Джемма услышала стук копыт пони и выглянула в окошко. Сомнения не было, он бросал ее здесь одну! Девушка провожала повозку взглядом до тех пор, пока очертания фигуры Коннора не растворились в тумане.
Он ни разу не оглянулся в сторону хижины.
Глава 16
Как только повозка скрылась за холмами, Джемма почувствовала невыносимое одиночество. Хижина, которая накануне казалась такой уютной, теперь выглядела мрачной и заброшенной.
Натянув пальто, девушка отправилась к озеру. По воде шла рябь от холодного осеннего ветра, искажая отражение унылого тускло-синего неба. Коннор оставил Джемме длинный шест и металлический прут с крючком на конце, предназначавшиеся для ловли рыбы. Но ей даже в голову не пришло использовать их, несмотря на усилившееся чувство голода. Она осторожно прошлась по берегу, то и дело оступаясь на скользких от сырости камнях. После недавнего шторма повсюду были видны раковины морских моллюсков и щепки расколотого дерева. «Интересно, далеко ли отсюда океан?» — подумала девушка. Мысль о том, что вокруг на многие мили нет ни души, и что она даже не знает, где находится, заставила Джемму поежиться. Чертов Коннор! Бросил ее здесь одну, на краю света! Ох, как же она была на него зла! За все: за то, что он так бездумно продал драгоценности, за то, что уехал один, в конце концов за то, что он вообще женился на ней.
Темнота надвигалась с неумолимой быстротой. Ну и пусть! Пусть она немного напугана, и ей жутко и одиноко среди грозно возвышающихся вокруг молчаливых гор. Она справится со страхом и тоской. Ах, если бы здесь был Гелиос! Как хорошо было бы уткнуться в шелковую гриву своего любимца и, ни о чем не думая, выплакать все свои тревоги и обиды…
Уже почти стемнело, когда Джемма возвратилась в «коттедж». Она зажгла все свечи, какие только были в доме. Так как входная дверь вообще не имела запора, девушка загородила ее большим сундуком, водрузив на него несколько других, поменьше. Она прекрасно понимала, что ведет себя глупо, что ей не от кого защищаться. В этой части Шотландии не было волков и медведей (Коннор наверняка предупредил бы ее), а ворам, вздумай они забраться в эту глухомань, Джемма только обрадовалась бы.
— С ними хоть поговорить можно. Куда лучшая компания, чем этот ненавистный Коннор! — громко сказала она.
От ее голоса по комнате разнеслось гулкое эхо. Чудно, но крошечная каморка казалось огромной и пустынной, когда в ней не было Макджоувэна.
Девушка забралась наверх раньше обычного. Она даже попыталась втащить за собой лестницу, но потом отругала себя за излишнюю осторожность. Ну от кого, скажите на милость, она так упорно старается защититься? Тем не менее спать Джемма легла, положив оба пистолета рядом. Ей с трудом удалось задремать только под утро, так как всю ночь за дверью раздавались странные звуки: то ли ветер завывал в печной трубе, то ли кричали какие-то неведомые птицы.
Проснулась она с тяжелой головой и красными воспаленными глазами. С завтраком у нее ничего не вышло: девушка не смогла поймать ни одной рыбешки, хотя Коннор утверждал, что это очень легко. Ей пришлось довольствоваться моллюсками, которых она насобирала руками в ледяной воде у берега. Джемма поджарила их на сковороде. И так как под рукой не было ни масла, ни приправ, на вкус они получились отвратительные. Может быть, Коннор и рассчитывал на то, что она умрет от голода?
Так вот, черта с два она умрет! Слишком большая радость для него! В довершение всех бед вечером у нее начались месячные. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Джеммы. Если бы Коннор подвернулся ей сейчас под руку, она не задумываясь убила бы его.
Дома, в Англии, Джемма проводила эти дни лежа на кушетке, чтобы хоть как-то приглушить боль, и носила специальную защиту, которая в последние годы была принята среди девушек благородного происхождения. Здесь же единственным, что она могла себе позволить, был жесткий деревянный стул, который лишь усиливал ее страдания. В лоскутах ткани, используемых ею в качестве защиты, было мало проку. Возня с ними лишь раздражала и унижала девушку. «Я ненавижу тебя, Коннор Макджоувэн. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» — неистово повторяла Джемма про себя.
Слава Богу, она хоть могла утешаться мыслью, что не беременна от него!
И все же, несмотря на гнев, голод, все свои злоключения, Джемма продолжала ждать Коннора. Ей вовсе не улыбалось и следующую ночь провести в полном одиночестве, вздрагивая от страха при каждом шорохе. Уж лучше общество Макджоувэна! Но каждый раз, когда она выглядывала в окно — не едет ли повозка, — перед ее взором расстилалась пустынная равнина.
Черт бы побрал этого Коннора! Сама того не желая, она скучала по нему. Джемма попыталась разжечь свою злость на мужа как можно сильнее, припоминая все обиды, которое он ей причинил. Особенно продажу драгоценностей. Этого она ему точно никогда не простит. Не то чтобы это были какие-то особенные, очень дорогие бриллианты, хотя в любом случае они стоили дороже, чем этот кусок дерьма, называемый фермой, нет. Но они принадлежали к тем немногим вещам, что остались у Джеммы от родителей. Это были драгоценности ее матери. Смутное напоминание о ее необычайной доброте и нежности…
Иногда завеса памяти приоткрывалась, и Джемма отчетливо могла воскресить в сознании тот последний раз, когда она видела родителей перед их отъездом во Францию.
Они пришли попрощаться к ней в детскую. Джемма хорошо помнила массивные потолки их огромного дома в одном из утопающих в зелени районов Канта, свою комнату с красиво разрисованными панелями и хорошенькой кроваткой. Няня девочки была очень милой и доброй, хотя Джемма забыла ее имя и лицо…
Сначала пришла мама. Годы почти стерли из памяти Джеммы внешний облик Аннабель Бэрд. Остались лишь отдельные черты. Бледное усталое лицо с большими зелеными, как у самой Джеммы, глазами. Мелодичный голос и мягкие, заботливые руки, которые чуть дрожали, когда мама держала маленькую шкатулку.
При виде изумрудов, бриллиантов и жемчуга, лежавших на синем бархате внутри, у маленькой Джеммы перехватило дух.
— Пока ты еще слишком мала, чтобы носить их, — сказала Аннабель, обращаясь к дочери, благоговейно прикасающейся к украшениям. — Но когда я вернусь, ты будешь уже взрослой и сможешь их надевать.
— Мне уже почти шесть, — настойчиво напомнила Джемма.
— И скоро будет семь, — поддержала ее мать. Настоящая юная леди, которая вполне может носить мамины украшения и не потерять их, не так ли?
— Обещаю, что никогда их не потеряю, мамочка, — с жаром откликнулась Джемма, которая даже тогда, в столь юном возрасте, была очень решительной и уверенной в себе особой.
Аннабель улыбнулась, хотя улыбка ее была грустной. Девочке очень хотелось спросить маму, отчего та так печальна в последнее время, но тут в комнату вошел белокурый джентльмен.
— О Джордж, — обратилась к нему мама, слегка задыхаясь, — неужели мы не можем ваять ее с собой?
— Послушай, дорогая, — начал отец в той грубовато-нежной манере, которую всегда использовал при разговоре с матерью, — ты никогда не сможешь поправить свое здоровье, если, не отдохнешь как следует. А как ты сможешь отдохнуть, когда эта маленькая егоза будет постоянно крутиться у тебя под ногами?
И он посмотрел на девочку, которая сразу же приосанилась под взглядом отца. Она никогда не сомневалась в том, что папочка ее обожает. И его глаза, полные любви и восхищения своей маленькой дочерью, подтверждали это. Правда, в них сквозила печаль, появившаяся, как подозревала Джемма, после того, как исчез ее крошечный братик. Так же неожиданно, как и появился. Она даже не успела рассмотреть его как следует. А потом заболела мама. И вот теперь они уезжают куда-то, чтобы, как говорит папа, поправить мамино здоровье.
— Позаботься о своих сокровищах, ты, мое самое дорогое сокровище, мой маленький драгоценный камушек, — прошептала мама, голос ее вдруг сорвался, и Джемма порывисто бросилась в ее объятия.
— Ну вот, теперь ты сама видишь, что я прав, кивнул головой папа, когда Аннабель слабо покачнулась под страстным натиском дочери. — Нам пора, любимая. Иначе пропустим паром.
Но они не пропустили его… И не вернулись. Никогда. А маленькую Джемму забрала на воспитание тетя Друзилла, всегда чем-то недовольная, вечно с кислым выражением лица. Увезла ее в свой скучный, унылый Бэрд, где и жизни-то настоящей не было, а так, лишь слабое, бесцветное ее подобие…
Джемма сдержала слово, данное матери, и свято хранила драгоценности, упорно пряча шкатулку в течение нескольких месяцев. Пока в один прекрасный день ее не обнаружила в укромном месте под подоконником служанка и, отбиваясь от визжащей и цепляющейся за ее юбки Джеммы, не отдала коробку тетушке. И как девочка ни умоляла Друзиллу вернуть драгоценности, уверяя, что во что бы то ни стало сохранит их, та оставалась непреклонной. Так они и находились у тети до тех самых пор, пока дядя Арчибальд не вручил бриллианты Коннору. И вот Теперь их больше нет…
Но, как ни странно, это больше не сердило Джемму, замершую у крошечного окна хижины и напряженно вглядывающуюся в даль. Она лишь испытывала невыносимую боль утраты вообще, а не именно драгоценностей, и ей вдруг страшно захотелось хоть на мгновение вернуть тепло и чувство защищенности, которые она испытывала в присутствии родителей. Той ночью, когда они с Коннором так неистово любили друг друга, ей вдруг на какой-то миг показалось, что это чувство оживает в ней в его объятиях. Но вот она одна, а Макджоувэн где-то далеко. И ему нет никакого дела до ее страданий…
Черт побери, где его все-таки носит? Внезапная тревога наполнила сердце девушки. А что, если с ним что-нибудь случилось?
Нужно выйти и поискать его, решительно сказала Джемма самой себе. Но мысль о том, что ей придется покинуть хижину и шагнуть в кромешную темноту, наполнила девушку ужасом. А с другой стороны, если с Коннором действительно что-то случилось…
Беспрестанно чертыхаясь, она натянула боты, влезла в пальто и шагнула за порог. Господи Иисусе! Ну и тьма! Джемма вдруг подумала, что у нее нет под рукой ничего, что можно было бы использовать в качестве факела. Деревяшка сгорит за считанные минуты, а сырая торфяная лепешка будет только бесполезно коптить. Поразмыслив, она взяла лишь пистолеты Коннора. До чего они, однако, тяжелые! Девушка заткнула один из них за голенище ботика, а другой сунула в карман пальто. Несколько минут она неподвижно постояла возле двери, чтобы привыкнуть к темноте, затем нерешительно двинулась вперед. Вдруг где-то совсем рядом раздался негромкий скрип кожи. Джемма затаила дыхание. Ее переполняли страх и надежда. Она изо всех сил напрягла зрение, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
Коннор, а это был именно он, видел силуэт девушки на фоне светящихся окон хижины. В Гленаррисе конюх починил и смазал колеса повозки, двор фермы покрывала мягкая трава, поэтому Коннор подъехал совершенно неслышно. Он остановил пони у самых ног отважной ночной путешественницы.
— Какого дьявола вы здесь делаете? — громыхнул Макджоувэн, соскакивая с козел и подходя к Джемме.
— Я услышала шум и вышла посмотреть, в чем дело, — невозмутимо ответила та.
— Вооружившись до зубов? — уколол ее Коннор, успевший разглядеть торчащие пистолеты.
— Конечно. Кто знает, с чем мне пришлось бы столкнуться. Вы никогда не говорили, водятся ли в долине дикие звери.
— Нет. Таковых здесь до сих пор не наблюдалось, — с улыбкой произнес Коннор. Лгунья! Пусть кому-нибудь другому рассказывает, что она беспокоилась из-за волков!
Но спорить с девушкой он не стал. Повернувшись, Коннор зашагал к повозке и обнаружил, что Джемма следует за ним по пятам, как щенок, тычась в его спину и боясь сбиться со следа.
— Соскучились по мне? — спросил он дружелюбно, после того как выпряг лошадь.
— Вот еще! Разумеется, нет! — возмущенно ответила Джемма.
— Думаю, что все-таки вы соскучились.
— А я думаю, что вы сумасшедший, — холодно произнесла Джемма. Коннор расхохотался.
— Прекратите смеяться, Макджоувэн! Что такого забавного я сказала?
Все еще смеясь, Коннор принялся разгружать повозку, доверху набитую провизией. Джемма все время держалась рядом с ним, так что пару раз он чуть не сбил ее с ног.
— Кажется, вы сказали, что не соскучились по мне, — не преминул напомнить ей Коннор.
— Так и есть, — сердито буркнула девушка. — Только вот… — Девушка запнулась.
Повернув девушку к себе, Коннор заглянул ей в лицо:
— Джемма, что, черт возьми, с вами происходит?
— Ничего. Просто… Просто здесь было так одиноко…
— Значит, вам все-таки не хватало меня? Иначе с чего бы вам скучать?
— Вы говорите совершеннейшую чепуху, — возмутилась девушка. Но голос ее вовсе не был сердитым.
— Я тоже соскучился, — сказал Макджоувэн как можно беззаботнее, чтобы не выдать глубины своего чувства. Внезапно он ощутил крайнее возбуждение и возблагодарил Бога за то, что пистолет в кармане Джеммы мешает ей почувствовать, как сильно он по ней соскучился.
Коннор с трудом подавил желание взять Джемму на руки, зарыться лицом в душистое тепло ее волос, и унести наверх — чтобы провести еще одну сказочную ночь любви. Эти два дня он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Джеммы. И как только все дела, накопившиеся в замке за время его отсутствия, были улажены, Коннор поспешил в обратный путь. Напрасно Джечерн уговаривал подождать до утра: его не испугали ни холод, ни темнота, ни плохая дорога. Он изо всех сил погонял лошадь до тех пор, пока не увидел возле хижины одинокую хрупкую фигурку. Миссис Макджоувэн сдержала слово и не сбежала. Значит, он для нее все-таки…
— Коннор…
— А? — Он словно очнулся ото сна.
— Вы делаете мне больно.
Тут до него дошло, что он все еще сжимает девушку за плечи, а та терпеливо ждет, запрокинув голову и глядя ему в лицо. Улыбнувшись, чтобы скрыть смущение, Коннор отпустил Джемму.
— Надеюсь, вы привезли мне что-нибудь поесть, — спросила она тем отвратительно враждебным тоном, который так хорошо был ему знаком.
— Угу, — буркнул он, — Надеюсь, что-нибудь приличное? Например, овечий желудок или свиные мозги? — продолжала язвить Джемма.
— Помилосердствуйте! Мне известно кое-что н получше этого.
«Сегодня я слишком устал, чтобы ссориться, — с болью подумал Коннор. — Если бы только я мог ей сказать, как соскучился на самом деле!»
Так они и стояли друг против друга, разделенные шириной повозки: Джемма с высокомерно поднятым подбородком и измученный, усталый Коннор…
Вдруг откуда-то из глубины двуколки донеслись непонятные жалобные звуки, словно кто-то скулил.
— Что это? — спросила Джемма, с любопытством вытянув шею. — Собака или…
— Ах да, совсем забыл, — воскликнул Коннор, пряча улыбку. — Джечерн кое-что прислал для вас.
— Для меня? Что же это? Ну покажите скорее!
Коннор забрался в повозку, испытывая то же самое чувство, которое возникло у него, когда он угостил Джемму шоколадом. Как эта девочка умеет радоваться самым простым вещам! Каким наслаждением было делать ей подарки! Этот нетерпеливый голос, это ожидание чуда у нее на лице сводили Коннора с ума… Быстро повернувшись, он положил маленький визжащий комочек черно-белого меха ей в руки.
— Ой, щенок! —в восторге воскликнула Джемма. — О! Макджоувэн! Посмотрите! Совсем кроха! А что это за порода?
— Какая-то разновидность терьера, — ответил Коннор, глядя на нее, а не на собаку. — Джечерн разводит их. Но я в жизни не вспомню, как они точно называются.
Когда Джечерн предложил ему взять в подарок щенка для Джеммы, Коннор сначала наотрез отказался. Но теперь, видя на ее лице неподдельное восхищение, был рад, что уступил уговорам кузена.
Натянув пальто, девушка отправилась к озеру. По воде шла рябь от холодного осеннего ветра, искажая отражение унылого тускло-синего неба. Коннор оставил Джемме длинный шест и металлический прут с крючком на конце, предназначавшиеся для ловли рыбы. Но ей даже в голову не пришло использовать их, несмотря на усилившееся чувство голода. Она осторожно прошлась по берегу, то и дело оступаясь на скользких от сырости камнях. После недавнего шторма повсюду были видны раковины морских моллюсков и щепки расколотого дерева. «Интересно, далеко ли отсюда океан?» — подумала девушка. Мысль о том, что вокруг на многие мили нет ни души, и что она даже не знает, где находится, заставила Джемму поежиться. Чертов Коннор! Бросил ее здесь одну, на краю света! Ох, как же она была на него зла! За все: за то, что он так бездумно продал драгоценности, за то, что уехал один, в конце концов за то, что он вообще женился на ней.
Темнота надвигалась с неумолимой быстротой. Ну и пусть! Пусть она немного напугана, и ей жутко и одиноко среди грозно возвышающихся вокруг молчаливых гор. Она справится со страхом и тоской. Ах, если бы здесь был Гелиос! Как хорошо было бы уткнуться в шелковую гриву своего любимца и, ни о чем не думая, выплакать все свои тревоги и обиды…
Уже почти стемнело, когда Джемма возвратилась в «коттедж». Она зажгла все свечи, какие только были в доме. Так как входная дверь вообще не имела запора, девушка загородила ее большим сундуком, водрузив на него несколько других, поменьше. Она прекрасно понимала, что ведет себя глупо, что ей не от кого защищаться. В этой части Шотландии не было волков и медведей (Коннор наверняка предупредил бы ее), а ворам, вздумай они забраться в эту глухомань, Джемма только обрадовалась бы.
— С ними хоть поговорить можно. Куда лучшая компания, чем этот ненавистный Коннор! — громко сказала она.
От ее голоса по комнате разнеслось гулкое эхо. Чудно, но крошечная каморка казалось огромной и пустынной, когда в ней не было Макджоувэна.
Девушка забралась наверх раньше обычного. Она даже попыталась втащить за собой лестницу, но потом отругала себя за излишнюю осторожность. Ну от кого, скажите на милость, она так упорно старается защититься? Тем не менее спать Джемма легла, положив оба пистолета рядом. Ей с трудом удалось задремать только под утро, так как всю ночь за дверью раздавались странные звуки: то ли ветер завывал в печной трубе, то ли кричали какие-то неведомые птицы.
Проснулась она с тяжелой головой и красными воспаленными глазами. С завтраком у нее ничего не вышло: девушка не смогла поймать ни одной рыбешки, хотя Коннор утверждал, что это очень легко. Ей пришлось довольствоваться моллюсками, которых она насобирала руками в ледяной воде у берега. Джемма поджарила их на сковороде. И так как под рукой не было ни масла, ни приправ, на вкус они получились отвратительные. Может быть, Коннор и рассчитывал на то, что она умрет от голода?
Так вот, черта с два она умрет! Слишком большая радость для него! В довершение всех бед вечером у нее начались месячные. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Джеммы. Если бы Коннор подвернулся ей сейчас под руку, она не задумываясь убила бы его.
Дома, в Англии, Джемма проводила эти дни лежа на кушетке, чтобы хоть как-то приглушить боль, и носила специальную защиту, которая в последние годы была принята среди девушек благородного происхождения. Здесь же единственным, что она могла себе позволить, был жесткий деревянный стул, который лишь усиливал ее страдания. В лоскутах ткани, используемых ею в качестве защиты, было мало проку. Возня с ними лишь раздражала и унижала девушку. «Я ненавижу тебя, Коннор Макджоувэн. Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» — неистово повторяла Джемма про себя.
Слава Богу, она хоть могла утешаться мыслью, что не беременна от него!
И все же, несмотря на гнев, голод, все свои злоключения, Джемма продолжала ждать Коннора. Ей вовсе не улыбалось и следующую ночь провести в полном одиночестве, вздрагивая от страха при каждом шорохе. Уж лучше общество Макджоувэна! Но каждый раз, когда она выглядывала в окно — не едет ли повозка, — перед ее взором расстилалась пустынная равнина.
Черт бы побрал этого Коннора! Сама того не желая, она скучала по нему. Джемма попыталась разжечь свою злость на мужа как можно сильнее, припоминая все обиды, которое он ей причинил. Особенно продажу драгоценностей. Этого она ему точно никогда не простит. Не то чтобы это были какие-то особенные, очень дорогие бриллианты, хотя в любом случае они стоили дороже, чем этот кусок дерьма, называемый фермой, нет. Но они принадлежали к тем немногим вещам, что остались у Джеммы от родителей. Это были драгоценности ее матери. Смутное напоминание о ее необычайной доброте и нежности…
Иногда завеса памяти приоткрывалась, и Джемма отчетливо могла воскресить в сознании тот последний раз, когда она видела родителей перед их отъездом во Францию.
Они пришли попрощаться к ней в детскую. Джемма хорошо помнила массивные потолки их огромного дома в одном из утопающих в зелени районов Канта, свою комнату с красиво разрисованными панелями и хорошенькой кроваткой. Няня девочки была очень милой и доброй, хотя Джемма забыла ее имя и лицо…
Сначала пришла мама. Годы почти стерли из памяти Джеммы внешний облик Аннабель Бэрд. Остались лишь отдельные черты. Бледное усталое лицо с большими зелеными, как у самой Джеммы, глазами. Мелодичный голос и мягкие, заботливые руки, которые чуть дрожали, когда мама держала маленькую шкатулку.
При виде изумрудов, бриллиантов и жемчуга, лежавших на синем бархате внутри, у маленькой Джеммы перехватило дух.
— Пока ты еще слишком мала, чтобы носить их, — сказала Аннабель, обращаясь к дочери, благоговейно прикасающейся к украшениям. — Но когда я вернусь, ты будешь уже взрослой и сможешь их надевать.
— Мне уже почти шесть, — настойчиво напомнила Джемма.
— И скоро будет семь, — поддержала ее мать. Настоящая юная леди, которая вполне может носить мамины украшения и не потерять их, не так ли?
— Обещаю, что никогда их не потеряю, мамочка, — с жаром откликнулась Джемма, которая даже тогда, в столь юном возрасте, была очень решительной и уверенной в себе особой.
Аннабель улыбнулась, хотя улыбка ее была грустной. Девочке очень хотелось спросить маму, отчего та так печальна в последнее время, но тут в комнату вошел белокурый джентльмен.
— О Джордж, — обратилась к нему мама, слегка задыхаясь, — неужели мы не можем ваять ее с собой?
— Послушай, дорогая, — начал отец в той грубовато-нежной манере, которую всегда использовал при разговоре с матерью, — ты никогда не сможешь поправить свое здоровье, если, не отдохнешь как следует. А как ты сможешь отдохнуть, когда эта маленькая егоза будет постоянно крутиться у тебя под ногами?
И он посмотрел на девочку, которая сразу же приосанилась под взглядом отца. Она никогда не сомневалась в том, что папочка ее обожает. И его глаза, полные любви и восхищения своей маленькой дочерью, подтверждали это. Правда, в них сквозила печаль, появившаяся, как подозревала Джемма, после того, как исчез ее крошечный братик. Так же неожиданно, как и появился. Она даже не успела рассмотреть его как следует. А потом заболела мама. И вот теперь они уезжают куда-то, чтобы, как говорит папа, поправить мамино здоровье.
— Позаботься о своих сокровищах, ты, мое самое дорогое сокровище, мой маленький драгоценный камушек, — прошептала мама, голос ее вдруг сорвался, и Джемма порывисто бросилась в ее объятия.
— Ну вот, теперь ты сама видишь, что я прав, кивнул головой папа, когда Аннабель слабо покачнулась под страстным натиском дочери. — Нам пора, любимая. Иначе пропустим паром.
Но они не пропустили его… И не вернулись. Никогда. А маленькую Джемму забрала на воспитание тетя Друзилла, всегда чем-то недовольная, вечно с кислым выражением лица. Увезла ее в свой скучный, унылый Бэрд, где и жизни-то настоящей не было, а так, лишь слабое, бесцветное ее подобие…
Джемма сдержала слово, данное матери, и свято хранила драгоценности, упорно пряча шкатулку в течение нескольких месяцев. Пока в один прекрасный день ее не обнаружила в укромном месте под подоконником служанка и, отбиваясь от визжащей и цепляющейся за ее юбки Джеммы, не отдала коробку тетушке. И как девочка ни умоляла Друзиллу вернуть драгоценности, уверяя, что во что бы то ни стало сохранит их, та оставалась непреклонной. Так они и находились у тети до тех самых пор, пока дядя Арчибальд не вручил бриллианты Коннору. И вот Теперь их больше нет…
Но, как ни странно, это больше не сердило Джемму, замершую у крошечного окна хижины и напряженно вглядывающуюся в даль. Она лишь испытывала невыносимую боль утраты вообще, а не именно драгоценностей, и ей вдруг страшно захотелось хоть на мгновение вернуть тепло и чувство защищенности, которые она испытывала в присутствии родителей. Той ночью, когда они с Коннором так неистово любили друг друга, ей вдруг на какой-то миг показалось, что это чувство оживает в ней в его объятиях. Но вот она одна, а Макджоувэн где-то далеко. И ему нет никакого дела до ее страданий…
Черт побери, где его все-таки носит? Внезапная тревога наполнила сердце девушки. А что, если с ним что-нибудь случилось?
Нужно выйти и поискать его, решительно сказала Джемма самой себе. Но мысль о том, что ей придется покинуть хижину и шагнуть в кромешную темноту, наполнила девушку ужасом. А с другой стороны, если с Коннором действительно что-то случилось…
Беспрестанно чертыхаясь, она натянула боты, влезла в пальто и шагнула за порог. Господи Иисусе! Ну и тьма! Джемма вдруг подумала, что у нее нет под рукой ничего, что можно было бы использовать в качестве факела. Деревяшка сгорит за считанные минуты, а сырая торфяная лепешка будет только бесполезно коптить. Поразмыслив, она взяла лишь пистолеты Коннора. До чего они, однако, тяжелые! Девушка заткнула один из них за голенище ботика, а другой сунула в карман пальто. Несколько минут она неподвижно постояла возле двери, чтобы привыкнуть к темноте, затем нерешительно двинулась вперед. Вдруг где-то совсем рядом раздался негромкий скрип кожи. Джемма затаила дыхание. Ее переполняли страх и надежда. Она изо всех сил напрягла зрение, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
Коннор, а это был именно он, видел силуэт девушки на фоне светящихся окон хижины. В Гленаррисе конюх починил и смазал колеса повозки, двор фермы покрывала мягкая трава, поэтому Коннор подъехал совершенно неслышно. Он остановил пони у самых ног отважной ночной путешественницы.
— Какого дьявола вы здесь делаете? — громыхнул Макджоувэн, соскакивая с козел и подходя к Джемме.
— Я услышала шум и вышла посмотреть, в чем дело, — невозмутимо ответила та.
— Вооружившись до зубов? — уколол ее Коннор, успевший разглядеть торчащие пистолеты.
— Конечно. Кто знает, с чем мне пришлось бы столкнуться. Вы никогда не говорили, водятся ли в долине дикие звери.
— Нет. Таковых здесь до сих пор не наблюдалось, — с улыбкой произнес Коннор. Лгунья! Пусть кому-нибудь другому рассказывает, что она беспокоилась из-за волков!
Но спорить с девушкой он не стал. Повернувшись, Коннор зашагал к повозке и обнаружил, что Джемма следует за ним по пятам, как щенок, тычась в его спину и боясь сбиться со следа.
— Соскучились по мне? — спросил он дружелюбно, после того как выпряг лошадь.
— Вот еще! Разумеется, нет! — возмущенно ответила Джемма.
— Думаю, что все-таки вы соскучились.
— А я думаю, что вы сумасшедший, — холодно произнесла Джемма. Коннор расхохотался.
— Прекратите смеяться, Макджоувэн! Что такого забавного я сказала?
Все еще смеясь, Коннор принялся разгружать повозку, доверху набитую провизией. Джемма все время держалась рядом с ним, так что пару раз он чуть не сбил ее с ног.
— Кажется, вы сказали, что не соскучились по мне, — не преминул напомнить ей Коннор.
— Так и есть, — сердито буркнула девушка. — Только вот… — Девушка запнулась.
Повернув девушку к себе, Коннор заглянул ей в лицо:
— Джемма, что, черт возьми, с вами происходит?
— Ничего. Просто… Просто здесь было так одиноко…
— Значит, вам все-таки не хватало меня? Иначе с чего бы вам скучать?
— Вы говорите совершеннейшую чепуху, — возмутилась девушка. Но голос ее вовсе не был сердитым.
— Я тоже соскучился, — сказал Макджоувэн как можно беззаботнее, чтобы не выдать глубины своего чувства. Внезапно он ощутил крайнее возбуждение и возблагодарил Бога за то, что пистолет в кармане Джеммы мешает ей почувствовать, как сильно он по ней соскучился.
Коннор с трудом подавил желание взять Джемму на руки, зарыться лицом в душистое тепло ее волос, и унести наверх — чтобы провести еще одну сказочную ночь любви. Эти два дня он не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме Джеммы. И как только все дела, накопившиеся в замке за время его отсутствия, были улажены, Коннор поспешил в обратный путь. Напрасно Джечерн уговаривал подождать до утра: его не испугали ни холод, ни темнота, ни плохая дорога. Он изо всех сил погонял лошадь до тех пор, пока не увидел возле хижины одинокую хрупкую фигурку. Миссис Макджоувэн сдержала слово и не сбежала. Значит, он для нее все-таки…
— Коннор…
— А? — Он словно очнулся ото сна.
— Вы делаете мне больно.
Тут до него дошло, что он все еще сжимает девушку за плечи, а та терпеливо ждет, запрокинув голову и глядя ему в лицо. Улыбнувшись, чтобы скрыть смущение, Коннор отпустил Джемму.
— Надеюсь, вы привезли мне что-нибудь поесть, — спросила она тем отвратительно враждебным тоном, который так хорошо был ему знаком.
— Угу, — буркнул он, — Надеюсь, что-нибудь приличное? Например, овечий желудок или свиные мозги? — продолжала язвить Джемма.
— Помилосердствуйте! Мне известно кое-что н получше этого.
«Сегодня я слишком устал, чтобы ссориться, — с болью подумал Коннор. — Если бы только я мог ей сказать, как соскучился на самом деле!»
Так они и стояли друг против друга, разделенные шириной повозки: Джемма с высокомерно поднятым подбородком и измученный, усталый Коннор…
Вдруг откуда-то из глубины двуколки донеслись непонятные жалобные звуки, словно кто-то скулил.
— Что это? — спросила Джемма, с любопытством вытянув шею. — Собака или…
— Ах да, совсем забыл, — воскликнул Коннор, пряча улыбку. — Джечерн кое-что прислал для вас.
— Для меня? Что же это? Ну покажите скорее!
Коннор забрался в повозку, испытывая то же самое чувство, которое возникло у него, когда он угостил Джемму шоколадом. Как эта девочка умеет радоваться самым простым вещам! Каким наслаждением было делать ей подарки! Этот нетерпеливый голос, это ожидание чуда у нее на лице сводили Коннора с ума… Быстро повернувшись, он положил маленький визжащий комочек черно-белого меха ей в руки.
— Ой, щенок! —в восторге воскликнула Джемма. — О! Макджоувэн! Посмотрите! Совсем кроха! А что это за порода?
— Какая-то разновидность терьера, — ответил Коннор, глядя на нее, а не на собаку. — Джечерн разводит их. Но я в жизни не вспомню, как они точно называются.
Когда Джечерн предложил ему взять в подарок щенка для Джеммы, Коннор сначала наотрез отказался. Но теперь, видя на ее лице неподдельное восхищение, был рад, что уступил уговорам кузена.
Глава 17
К тому моменту, когда Коннор закончил переносить в хижину ящики с провизией, стали очевидными две вещи. Во-первых, щенок, привезенный им Джемме в подарок, оказался дурно воспитан и явно не приучен к жизни в доме, чему ярким доказательством служили два больших мокрых пятна, появившиеся на роскошном абиссинском ковре Джеммы. А во-вторых, он с самого начала невзлюбил Коннора и все время норовил схватить его за лодыжку. Пока Джемма не видела, Макджоувэн несколько раз хорошенько пнул негодника, но тот был упрям, как все терьеры, и подбирался к Коннору снова и снова, рыча и стараясь куснуть посильнее.
Коннор уже собрался задать паршивцу основательную трепку, но тут вошла Джемма и объявила, что очень устала и отправляется с щенком наверх, спать. Брать собаку с собой в постель? Это было уже слишком! Коннор яростно возмутился.
— В любом случае для вас доступ наверх сегодня все равно закрыт, — раздраженно сказала Джемма и без тени смущения добавила: — У меня женские проблемы, и мне необходимо побыть одной.
Изумленный, Коннор даже не нашелся что ответить. Он, разумеется, понял, о чем идет речь, но никак не ожидал, что Джемма сообщит об этом таким спокойным, холодным тоном. Неужели это та же самая женщина, которая готова была упасть в обморок при виде его наготы и краснела от одного упоминания таких слов, как «раздеться» или «заняться любовью»?
Его мысли прервались — он вдруг осознал смысл сказанного Джеммой. Черт побери! Как долго, интересно, они не смогут быть вместе? Три дня? Четыре? Заняться любовью… Всю дорогу Коннор думал только об этом, и теперь… Невыносимо!
При воспоминании об их последней ночи любви на душе у Макджоувэна потеплело. Это была чудесная, незабываемая ночь! И еще одна мысль доставляла ему удовольствие: Джемма соскучилась по нему. Напрасно она старалась это скрыть. Он хорошо научился распознавать ее истинные чувства по неуловимым движениям губ и глаз. И то, что она всюду следовала за ним по пятам, лучше всяких слов говорило, как она истосковалась по нему.
Но теперь? Что же произошло теперь? Почему она так холодна с ним я все свое внимание отдает какой-то шавке».
А с другой стороны… Она ведь не сказала, что не будет рада ему после того, как закончатся ее «проблемы». Разве нет?
Что ж, ничего не поделаешь. И Коннор принялся сооружать себе постель иа полу, прислушиваясь к звукам, доносящийся сверху. Джемма наверняка сейчас облачилась в одну из своих сорочек с высоким ворогом, наряд вечных девственниц, способный отбить самые пылкие желания. Но Коннор отлично знал, какие захватывающие дух прелести скрываются под ним, и от этой мысли у него снова все заныло внутри.
Макджоувэн разделся, умылся холодной водой, но возбуждение не проходило, и изнывая от желания, он загасил светильник и улегся в ожидании бессонной ночи. Но усталость взяла свое, и вскоре Коннор крепко спал.
А наверху Джемма прислушивалась к дыханию спящего мужа. Как только Коннор появился на пороге хижины, все ее страхи и сомнения улетучились. Дом снова наполнился теплом и стал уютным. Джемма повернулась на подушке и уткнулась в мягкий теплый мех щенка. Гораздо большее удовольствие ей доставила бы широкая спина Макджоувэна, но ничего не поделаешь. Хорошо и то, что он спит там внизу, живой и невредимый. А раз так, то и она может уснуть спокойно…
Коннора разбудило ощущение чего-то теплого и мокрого у его ног. Приподнявшись, он увидел копошащегося возле постели, щенка, и ему все стало ясно. Чертыхаясь, он схватил, собаку за шиворот в выбросил ее за дверь. Затем, изогнувшись, перетащил постель в безопасное место, подальше от лужи. Туг сверху раздался озорной смех. Джемма, высунув голову, наблюдала за всем происходящим.
— Даю вам неделю сроку, чтобы отучить эту несносную тварь гадить где попало, — сказал Коннор, стараясь принять самый грозный вид, что было весьма нелегко, потому что растрепанная после сна Джемма выглядела крайне соблазнительно.
— А если мне это не удастся? — весело поинтересовалась она.
— Тогда мы приготовим барбекю, — мрачно произнес Коннор.
— Фу! — Джемма с отвращением поморщилась. ч— Мне говорили, что шотландцы до сих пор соблюдают некоторые варварские традиции, но поедать своих домашних любимцев — это уж слишком.
— Это не любимец, дорогая моя, это мерзость. Тем временем «мерзость» жалобно повизгивала и царапалась за дверью.
— Может, вы позволите ему войти? — заискивающе попросила Джемма.
— Нет. У меня еще много дел. Я должен убрать собачью мочу и вымыть ноги, — съязвил Коннор.
— Пожалуйста, Поп наверняка уже проголодался, и я…
— Кто?
— Поп.
— Поп, — недоверчиво повторил Макджоувэн. — Что за безумное имя для собаки?
— Очень хорошее имя, — пожала плечами Джемма.
— Но ваш дядюшка говорил, что вы католичка. Как же вы могли, будучи…
Джемма громко расхохоталась.
— Да, но я имела в виду поэта, а не этого, всем известного парня из Ватикана.
— Поэта Александра Попа? — еще больше изумляясь, переспросил Коннор.
— Ну да! — пристально глядя на хмурое лицо Макджоувэна, ответила Джемма.
— Откуда вы знаете про Александра Попа? — спросили они друг друга в один голос.
Коннору круг занятий девушек из знатных семей хорошо был известен: уроки рисования, танцы, вышивание, балы и великосветские приемы. Совершенно невероятным было предположить, что молодая леди станет коротать вечера, вчитываясь в длинные эссе Александра Попа, на которые тот был большой мастер, и уж тем более в его сатирические поэмы!
— Поп, — произнес он снова, все еще не веря, что Джемма знает о предмете их разговора больше, чем только имя поэта. — Но почему?
В глазах ее мелькнули озорные искорки.
— Разве не ясно? Лучше всего ему удавались сатирические произведения, а кроме того, переводы острых статей критиков и других авторов. В своем стремлении высмеивать он не остановился даже перед величием короля. Мой Поп, в свою очередь, покушается на ваш авторитет. Как знать, может, его щипки и покусывания поубавят вашу спесь и чрезмерное тщеславие.
Коннор понял, что Джемма прекрасно знает о гнусном поведении щенка и его бесконечных нападках. А он-то пытался сделать вид, что ничего не происходит! Не придумав ничего лучшего, Коннор рассмеялся. Ну и женщина! Второй такой точно не сыскать.
Тем временем Джемма оделась и резво сбежала вниз по ступеням. Устремившись было к двери, она вдруг остановилась как вкопанная.
— Где вы это взяли? — изумленно спросила она у Коннора.
Макджоувэн смущенно огляделся вокруг.
— Что?
— Вот это одеяло.
— То, что висит на стуле? Я спал на нем, пока ваш обожаемый Поп чуть не разодрал его в клочья.
Джемма провела пальцем по гладкой поверхности.
— Это немецкое, не так ли?
Да, это было немецкое пуховое одеяло. Но признаваться в этом Коннор не собирался. Немецкое одеяло из гусиного пуха стоило огромных денег. Будь он на самом деле фермером, оно обошлось бы ему в два годичных заработка. Коннор привез несколько таких одеял из Гленарриса, не подумав о том, что это может вызвать у Джеммы подозрения.
— Может быть, оно и немецкое, я не знаю, — произнес он неуверенно, — я позаимствовал несколько таких у Джечерна.
— Гелиос! Вы его видели?! — воскликнула девушка. — Как он?
— О, прекрасно, — не моргнув глазом соврал Коннор, зная, что жеребенок Джеммы находится в его собственной конюшне в Эдинбурге. — Толстеет, поедая отборный овес, и вовсю флиртует с кобылой Джечерна. Мой кузен предположил, что вы тоскуете по своему любимцу, и в качестве утешения прислал вам собаку.
Он видел, как смягчилось выражение лица Джеммы, и почувствовал легкий укол ревности. Она явно была о Джечерне более высокого мнения, чем о нем самом. Из них получилась бы прекрасная пара: оба молодые, красивые, еще не битые жизнью, полные ребяческого восторга.
Рассерженный, Коннор схватил посудину для воды и пулей вылетел из хижины.
Господи! Что за непредсказуемый человек! Что на него нашло в этот раз? Пожав плечами, Джемма повернулась к многочисленным ящикам, которые Макджоувэн привез прошлой ночью, и принялась их распаковывать.
Чем дольше девушка разбирала запасы продуктов, сделанные Коннором, тем больше росло ее недоумение. Половины всего, что тут находилось, она никогда прежде не видела и понятия не имела, для чего это предназначено. Например, белая паста. Джемма осторожно понюхала ее. Фу! Может быть, это жир для жарения? А вот какие-то бобы, высохшие и твердые, как камушки на берегу озера. Разве из них можно что-нибудь приготовить? Эти скрюченные серые листья очень напоминают капустные, только сильно высохшие. Интересно, для чего они нужны?
Дверь отворилась, и на пороге возник Коннор. Перелив воду в котел, он закрепил его над огнем.
— Что у нас на завтрак? — спросил он Джемму.
Боже милосердный! Если бы она сама знала, что у них на завтрак! Джемма судорожно начала припоминать все, что знала о приготовлении пищи. Перед ее глазами проплывали видения изысканных блюд, которые были плодом труда и фантазии лондонского повара, нанятого ее дядюшкой. Но все они представали перед Джеммой в законченном виде, уже поданными к столу. А тут ей нужно было что-нибудь сделать самой. Вода в котле закипала, и девушка остановила выбор на каше. Она наугад засыпала овсяную крупу и принялась неистово мешать ее длинной деревянной ложкой. Вскоре крупа набухла и начала пыхтеть. Джемма тотчас же сняла кастрюлю с огня. Накрыв стол для завтрака, она пригласила Коннора в дом, и пока он умывался в углу, решила разложить кашу по тарелкам. Она потянула за ложку, но та не поддалась, девушка потянула посильнее, — безрезультатно. Ложка накрепко увязла в каше. Джемма тянула изо всех сил, у нее даже заболела рука. Каша издавала неприятные чавкающие звуки, но ложку отпускать не желала. Наконец после неимоверных усилий Джемме удалось ее выдернуть. Но о том, чтобы разложить кашу, не могло быть и речи.
Коннор уже собрался задать паршивцу основательную трепку, но тут вошла Джемма и объявила, что очень устала и отправляется с щенком наверх, спать. Брать собаку с собой в постель? Это было уже слишком! Коннор яростно возмутился.
— В любом случае для вас доступ наверх сегодня все равно закрыт, — раздраженно сказала Джемма и без тени смущения добавила: — У меня женские проблемы, и мне необходимо побыть одной.
Изумленный, Коннор даже не нашелся что ответить. Он, разумеется, понял, о чем идет речь, но никак не ожидал, что Джемма сообщит об этом таким спокойным, холодным тоном. Неужели это та же самая женщина, которая готова была упасть в обморок при виде его наготы и краснела от одного упоминания таких слов, как «раздеться» или «заняться любовью»?
Его мысли прервались — он вдруг осознал смысл сказанного Джеммой. Черт побери! Как долго, интересно, они не смогут быть вместе? Три дня? Четыре? Заняться любовью… Всю дорогу Коннор думал только об этом, и теперь… Невыносимо!
При воспоминании об их последней ночи любви на душе у Макджоувэна потеплело. Это была чудесная, незабываемая ночь! И еще одна мысль доставляла ему удовольствие: Джемма соскучилась по нему. Напрасно она старалась это скрыть. Он хорошо научился распознавать ее истинные чувства по неуловимым движениям губ и глаз. И то, что она всюду следовала за ним по пятам, лучше всяких слов говорило, как она истосковалась по нему.
Но теперь? Что же произошло теперь? Почему она так холодна с ним я все свое внимание отдает какой-то шавке».
А с другой стороны… Она ведь не сказала, что не будет рада ему после того, как закончатся ее «проблемы». Разве нет?
Что ж, ничего не поделаешь. И Коннор принялся сооружать себе постель иа полу, прислушиваясь к звукам, доносящийся сверху. Джемма наверняка сейчас облачилась в одну из своих сорочек с высоким ворогом, наряд вечных девственниц, способный отбить самые пылкие желания. Но Коннор отлично знал, какие захватывающие дух прелести скрываются под ним, и от этой мысли у него снова все заныло внутри.
Макджоувэн разделся, умылся холодной водой, но возбуждение не проходило, и изнывая от желания, он загасил светильник и улегся в ожидании бессонной ночи. Но усталость взяла свое, и вскоре Коннор крепко спал.
А наверху Джемма прислушивалась к дыханию спящего мужа. Как только Коннор появился на пороге хижины, все ее страхи и сомнения улетучились. Дом снова наполнился теплом и стал уютным. Джемма повернулась на подушке и уткнулась в мягкий теплый мех щенка. Гораздо большее удовольствие ей доставила бы широкая спина Макджоувэна, но ничего не поделаешь. Хорошо и то, что он спит там внизу, живой и невредимый. А раз так, то и она может уснуть спокойно…
Коннора разбудило ощущение чего-то теплого и мокрого у его ног. Приподнявшись, он увидел копошащегося возле постели, щенка, и ему все стало ясно. Чертыхаясь, он схватил, собаку за шиворот в выбросил ее за дверь. Затем, изогнувшись, перетащил постель в безопасное место, подальше от лужи. Туг сверху раздался озорной смех. Джемма, высунув голову, наблюдала за всем происходящим.
— Даю вам неделю сроку, чтобы отучить эту несносную тварь гадить где попало, — сказал Коннор, стараясь принять самый грозный вид, что было весьма нелегко, потому что растрепанная после сна Джемма выглядела крайне соблазнительно.
— А если мне это не удастся? — весело поинтересовалась она.
— Тогда мы приготовим барбекю, — мрачно произнес Коннор.
— Фу! — Джемма с отвращением поморщилась. ч— Мне говорили, что шотландцы до сих пор соблюдают некоторые варварские традиции, но поедать своих домашних любимцев — это уж слишком.
— Это не любимец, дорогая моя, это мерзость. Тем временем «мерзость» жалобно повизгивала и царапалась за дверью.
— Может, вы позволите ему войти? — заискивающе попросила Джемма.
— Нет. У меня еще много дел. Я должен убрать собачью мочу и вымыть ноги, — съязвил Коннор.
— Пожалуйста, Поп наверняка уже проголодался, и я…
— Кто?
— Поп.
— Поп, — недоверчиво повторил Макджоувэн. — Что за безумное имя для собаки?
— Очень хорошее имя, — пожала плечами Джемма.
— Но ваш дядюшка говорил, что вы католичка. Как же вы могли, будучи…
Джемма громко расхохоталась.
— Да, но я имела в виду поэта, а не этого, всем известного парня из Ватикана.
— Поэта Александра Попа? — еще больше изумляясь, переспросил Коннор.
— Ну да! — пристально глядя на хмурое лицо Макджоувэна, ответила Джемма.
— Откуда вы знаете про Александра Попа? — спросили они друг друга в один голос.
Коннору круг занятий девушек из знатных семей хорошо был известен: уроки рисования, танцы, вышивание, балы и великосветские приемы. Совершенно невероятным было предположить, что молодая леди станет коротать вечера, вчитываясь в длинные эссе Александра Попа, на которые тот был большой мастер, и уж тем более в его сатирические поэмы!
— Поп, — произнес он снова, все еще не веря, что Джемма знает о предмете их разговора больше, чем только имя поэта. — Но почему?
В глазах ее мелькнули озорные искорки.
— Разве не ясно? Лучше всего ему удавались сатирические произведения, а кроме того, переводы острых статей критиков и других авторов. В своем стремлении высмеивать он не остановился даже перед величием короля. Мой Поп, в свою очередь, покушается на ваш авторитет. Как знать, может, его щипки и покусывания поубавят вашу спесь и чрезмерное тщеславие.
Коннор понял, что Джемма прекрасно знает о гнусном поведении щенка и его бесконечных нападках. А он-то пытался сделать вид, что ничего не происходит! Не придумав ничего лучшего, Коннор рассмеялся. Ну и женщина! Второй такой точно не сыскать.
Тем временем Джемма оделась и резво сбежала вниз по ступеням. Устремившись было к двери, она вдруг остановилась как вкопанная.
— Где вы это взяли? — изумленно спросила она у Коннора.
Макджоувэн смущенно огляделся вокруг.
— Что?
— Вот это одеяло.
— То, что висит на стуле? Я спал на нем, пока ваш обожаемый Поп чуть не разодрал его в клочья.
Джемма провела пальцем по гладкой поверхности.
— Это немецкое, не так ли?
Да, это было немецкое пуховое одеяло. Но признаваться в этом Коннор не собирался. Немецкое одеяло из гусиного пуха стоило огромных денег. Будь он на самом деле фермером, оно обошлось бы ему в два годичных заработка. Коннор привез несколько таких одеял из Гленарриса, не подумав о том, что это может вызвать у Джеммы подозрения.
— Может быть, оно и немецкое, я не знаю, — произнес он неуверенно, — я позаимствовал несколько таких у Джечерна.
— Гелиос! Вы его видели?! — воскликнула девушка. — Как он?
— О, прекрасно, — не моргнув глазом соврал Коннор, зная, что жеребенок Джеммы находится в его собственной конюшне в Эдинбурге. — Толстеет, поедая отборный овес, и вовсю флиртует с кобылой Джечерна. Мой кузен предположил, что вы тоскуете по своему любимцу, и в качестве утешения прислал вам собаку.
Он видел, как смягчилось выражение лица Джеммы, и почувствовал легкий укол ревности. Она явно была о Джечерне более высокого мнения, чем о нем самом. Из них получилась бы прекрасная пара: оба молодые, красивые, еще не битые жизнью, полные ребяческого восторга.
Рассерженный, Коннор схватил посудину для воды и пулей вылетел из хижины.
Господи! Что за непредсказуемый человек! Что на него нашло в этот раз? Пожав плечами, Джемма повернулась к многочисленным ящикам, которые Макджоувэн привез прошлой ночью, и принялась их распаковывать.
Чем дольше девушка разбирала запасы продуктов, сделанные Коннором, тем больше росло ее недоумение. Половины всего, что тут находилось, она никогда прежде не видела и понятия не имела, для чего это предназначено. Например, белая паста. Джемма осторожно понюхала ее. Фу! Может быть, это жир для жарения? А вот какие-то бобы, высохшие и твердые, как камушки на берегу озера. Разве из них можно что-нибудь приготовить? Эти скрюченные серые листья очень напоминают капустные, только сильно высохшие. Интересно, для чего они нужны?
Дверь отворилась, и на пороге возник Коннор. Перелив воду в котел, он закрепил его над огнем.
— Что у нас на завтрак? — спросил он Джемму.
Боже милосердный! Если бы она сама знала, что у них на завтрак! Джемма судорожно начала припоминать все, что знала о приготовлении пищи. Перед ее глазами проплывали видения изысканных блюд, которые были плодом труда и фантазии лондонского повара, нанятого ее дядюшкой. Но все они представали перед Джеммой в законченном виде, уже поданными к столу. А тут ей нужно было что-нибудь сделать самой. Вода в котле закипала, и девушка остановила выбор на каше. Она наугад засыпала овсяную крупу и принялась неистово мешать ее длинной деревянной ложкой. Вскоре крупа набухла и начала пыхтеть. Джемма тотчас же сняла кастрюлю с огня. Накрыв стол для завтрака, она пригласила Коннора в дом, и пока он умывался в углу, решила разложить кашу по тарелкам. Она потянула за ложку, но та не поддалась, девушка потянула посильнее, — безрезультатно. Ложка накрепко увязла в каше. Джемма тянула изо всех сил, у нее даже заболела рука. Каша издавала неприятные чавкающие звуки, но ложку отпускать не желала. Наконец после неимоверных усилий Джемме удалось ее выдернуть. Но о том, чтобы разложить кашу, не могло быть и речи.