Марш Эллен Таннер. Очарованный принц

   Да, да, черт побери, он этого хочет!
   И ему же было бы лучше, если бы он додумался до этого еще тогда, когда впервые увидел эту своенравную, острую на язык красотку, что сидит сейчас перед ним: ведь не раз и не два она доказывала, что он без нее не сможет жить!
   Печальная ирония сей ситуации заключалась в том, что, судя по всему, Джемму он больше не интересует. За это время она успела уйти так далеко вперед, что вряд ли он сможет ее догнать. Он сумел завладеть ее сердцем, но был настолько глуп, что позволил себе забавляться ее безоглядной верностью и бескорыстной любовью — ив итоге потерял и то и другое.
   Джемму он больше не заботит — ее заботит Гленаррис.
   Ей совершенно не интересно, сумеет ли он оправдаться — ей хочется облегчить жизнь его крестьянам.
   Ну как, скажите на милость, заставить ее поверить, что он тоже заброшен всеми и тоже нуждается в заботе?
   Но у него все еще остается Гелиос, вспомнил Коннор. Возможно, им с Джеммой удалось бы сторговаться… Но ведь то, что он хотел от Джеммы, не могло быть предметом торга. Нет, ни за что!
   — Что с тобой, Кон? Уж не подавился ли ты костью?
   — Ох, да оставь ты его, Джечерн, — одернула брата Дженет. — Ты ведь знаешь, что утром он бывает еще хуже, чем обычно.
   — А кроме того, и днем, и вечером тоже, — фыркнул Джечерн.
   Коннор грозно воззрился на кузена.
   — А ты, похоже, весьма высокого мнения обо мне.
   — Как раз такого, какого ты заслуживаешь, — парировал тот.
   Коннор отложил в сторону вилку и нож.
   — Ох, Кон, я вовсе не хотел тебя обидеть, — торопливо добавил Джечерн, с деланным раскаянием покачав головой.
   — Будьте добры, воздержитесь от кровопролития за завтраком, — потребовала тетя Мод с набитым пирожными ртом.
   — С меня довольно — прорычал Коннор. Он резко вскочил, глядя на Джемму. К его удивлению, она низко опустила голову:
   Кровь Христова! Неужели малышка вот-вот расплачется?! Да и с чего ей радоваться, если он все утро ведет себя, как неотесанный медведь — того и гляди, вцепится в глотку собственному кузену… Неужели ей это не все равно?
   «Ох, Джемма, — думал Коннор. — Ну как мне заставить тебя поверить, что я не тот, кем был прежде?!»
   Нахмурившись, он исподлобья окинул взглядом собравшихся за столом. Джечерн и Дженет явно оскорбились, а дядя Леопольд и вовсе старался не замечать его. У одной Мод хватило присутствия духа, чтобы встретиться с ним глазами.
   — Прими мои извинения, Джечерн, — выдавил Коннор. Каждое слово давалось ему с трудом — он не был приучен просить прощения. — Я сегодня утром сам не свой.
   — Уж это точно, — согласился донельзя удивленный Джечерн.
   — Джемма, — продолжал Коннор, пока решимость не покинула его. — Извини меня. Я прошу прощения и у тебя тоже.
   Джемма подняла голову и недоверчиво взглянула на мужа.
   — Это за что же? — колко осведомилась Мод. — Ты что, опять издевался над девочкой?!
   Он не ответил. Он смотрел на Джемму так, как тонущий в морской пучине смотрит на огоньки на палубе проходящего корабля.
   Джемма была совершенно не готова к подобному обороту событий. Она поспешно спрятала на коленях дрожащие руки. Сердце ее билось бешеными толчками, а горло перехватило так, что было трудно дышать.
   — Джемма, — настойчиво произнес Коннор, словно в комнате не было никого, кроме них.
   Ах, как часто он смотрел на нее вот так же в те волшебные дни в заброшенной хижине! Словно она свет его очей, словно он угаснет, если она отвергнет его… И его не смущало, что все это ложь. Как же теперь она может поверить, что он снова не обманет ее?
   — Ох, да ладно тебе, малышка! — нетерпеливо вмешалась Мод. — Скажи этому невеже, что ты его простила — иначе мы так и не покончим с завтраком!
   Добрая старая сварливая Мод! Всегда поможет спуститься с небес на землю — словно порыв свежего ветра или просто хорошая оплеуха!
   У Джеммы моментально перестали трястись руки.
   — Я еще подумаю, — холодно отчеканила она.
   — О да, в этом я не сомневался, — согласился Коннор, опускаясь обратно на стул.

Глава 31

   Джемма шла по бесконечному коридору на четвертом этаже западного крыла замка с целой охапкой свежих простыней. Большинство гостей уехали из Гленарриса на утро после празднования дня Святого Стефана, однако кое-кто остался до самого Нового года. И хотя поначалу она была рада их присутствию, с некоторых пор ей захотелось, чтобы все они уехали побыстрее. Ей с ее темпераментом и независимостью стало совершенно невыносимо без конца выслушивать советы родственников по поводу их с Коннором отношений.
   Да каких, собственно, отношений, сердито размышляла Джемма. Все эти два дня они старались избегать друг друга, словно трусливые дуэлянты, а когда все-таки сталкивались, с ледяным равнодушием проходили мимо. Словно они не муж и жена, а двое случайно встретившихся незнакомцев!
   Упрямо набычившись, она распахнула дверь в спальню, из которой нынче утром съехали кузина Коннора Виннифред со своим мужем Рупертом, и с облегчением увидела, что они оставили комнату в полном порядке — в противоположность этому Киркалди Макджоувэну, который бессовестно напился на банкете, а потом решил поиграть в регби у себя в спальне! Ох, она не разрыдалась только благодаря присутствию миссис Сатклифф, когда увидела перебитую посуду, разгромленную мебель, ободранные обои и испорченные картины…
   Коннор отнесся к учиненному в его доме погрому более философски.
   — Вот что случается, когда даешь слишком много воли Киркалди Макджоувэну, — поучительно произнес он, пожимая плечами.
   Джемма с трудом удержалась от смеха. За спиной экономки они обменялись лукавыми взглядами. Как же все-таки они хорошо понимают друг друга! Просто позор, что они не в состоянии найти общего языка.
   «Наверное, этого никогда не случится», — подумала Джемма, бросая на кресло простыни и нетерпеливо сдергивая с постели грязное белье. Судя по всему, он полон решимости вернуться в Эдинбург, как только позволит погода, и совершенно не придает значения ее намерению возвратиться весной в Дербишир.
   Еще недавно она и в самом деле подумывала о том, не остаться ли ей в Гленаррисе, хотя бы до весеннего сева, пока не удастся осуществить заветные планы относительно сельской школы и доктора. Однако два дня, прожитые с Коннором под одной крышей, убедили ее, что самым мудрым решением будет убраться отсюда подобру-поздорову как можно скорее. Она больше не в состоянии делать вид, что жизнь ее по-прежнему полна, в то время как чувствует себя совершенно несчастной и не в силах подавить сердечную боль, с каждым часом терзавшую ее все сильнее. Она вот-вот может утратить контроль над собою.
   Скомкав грязные простыни, она отбросила их в сторону. Чтобы постелить на их место свежие, ей пришлось подоткнуть юбку и взобраться на кровать, надо же их как следует расправить. Безусловно, такое поведение недостойно истинной леди, но иначе ей не управиться. По крайней мере ее никто здесь не видит!
   Услышав, как у дверей кто-то иронически хмыкнул, она испуганно обернулась. Там, засунув руки в карманы, стоял Коннор и наблюдал за ней.
   Джемма тут же вскочила на ноги — прямо посреди необъятной кровати.
   — И давно ты здесь торчишь?!
   — Достаточно.
   — Ну, — нахмурилась она, — тогда по крайней мере мог бы подать мне руку.
   — Безусловно, — он подошел поближе и остановился, разглядывая ее. — А что еще я должен сделать?
   — Потяни за тот угол и засунь его под тюфяк, — взмахнула она рукой. — Да нет же, не так! Он выскочит, как только кто-то уляжется на кровать! Ты что, никогда в жизни не заправлял постелей?
   — Честно говоря, нет.
   — Ну так пришло время этому научиться. Она сползла с кровати, отодвинула Коннора в сторону и старательно продемонстрировала, как надо правильно разровнять и заправить свежую простыню. Он кивал и наклонялся над ней — словно для того, чтобы лучше видеть, а она все подгибала и подтыкала, подгибала и подтыкала…
   Неожиданно выпрямившись, она повернулась и поймала его взгляд. Его лицо немедленно приняло скучающее выражение.
   — А теперь наволочки, — заявила Джемма. — Как думаешь, хоть с ними ты смог бы управиться?
   — Полагаю, что да. Однако я пришел сюда не для того, чтобы играть в горничную.
   — Так зачем же, скажи на милость, ты сюда пришел?
   — Потому что одна из служанок клянется, что слышала ночью странные звуки вот из этой самой комнаты.
   — Странные звуки? — нахмурилась Джемма. — Что ты имеешь в виду?
   — Стучали или топали, что-то в таком роде, — пожал плечами Коннор. — Она настаивает на том, что в тот момент вся семья сидела внизу, и во всем крыле не было ни души. И я подумал, что надо в этом разобраться, пока слухи о привидениях и гоблинах не переполошили всю челядь.
   — Привидения в Гленаррисе? — расхохоталась Джемма. — Как таинственно!
   — Вовсе нет, если ты суеверна. Тогда ты места себе не найдешь от страха.
   — А я уверена, что странные звуки из этой комнаты очень просто объясняются, — фыркнула Джемма.
   — Вот как? — удивился он.
   — Ох, ну конечно, Коннор! Разве тебе не ясно? Ведь в спальне в конце этого коридора жили твои кузены Драмкорри!
   — Ну и что же?
   — Как ты думаешь, отчего они всякий раз так опаздывали к обеду? И как ты думаешь, куда они скрывались всякий раз, когда их не могли разыскать в течение часа, а то и двух? Наверняка в первую попавшуюся им пустую спальню — и чем дальше она была расположена от парадных покоев, тем лучше. Ты ведь знаешь этих новобрачных!..
   — Ты так считаешь? — тихо спросил он. Она поперхнулась, словно он ударил ее. Ее щеки вспыхнули.
   — Ах эта юная любовь, — издевательски протянул он. — Да, я согласен что им трудно было держаться в рамках приличий. И я в полном восторге от того, что они слонялись именно по моему дому, залезая то в одну кровать, то в другую, чтобы насладиться торопливыми объятиями.
   — Коннор, не надо…
   — Не надо что? — спросил он, тогда как она смешалась и отвела глаза.
   Джемма лишь покачала головой, избегая его взгляда.
   — Не надо муссировать тему «юной любви»? — сердито продолжал он. — Не надо вспоминать, что некогда и мы с трудом могли удержаться в рамках приличий?
   — Н-нет! Дело вовсе не в этом!
   — Но тогда в чем же? Откуда эта неожиданная девичья стыдливость?! Думаешь, я не заметил, какими глазами ты смотрела на их ласки и на то, как они раздевали друг друга взглядом прямо за обеденным столом! Ты ведь завидовала им, не так ли, Джемма?
   — Н-не будь смешным!
   — Смешным? Странно. А мне-то казалось, что ты вот-вот разрыдаешься всякий раз, как кузен Родди при тебе запускал руку под юбку Каролины.
   — Ну вот, теперь ты мне грубишь! — Ее губы задрожали. — И вовсе я не собиралась плакать! Я… Я… — тут она окончательно утратила дар речи. Да и откуда, скажите на милость, могла бы она найти подходящую отговорку, если каждое слово Коннора было чистейшей правдой?! В отчаянии топнув ногой, она отвернулась.
   Коннор молча наблюдал, как Джемма укладывает на кровать подушки и набрасывает покрывало. Вместо того чтобы разозлиться, он пришел в прекрасное расположение духа: ему удалось добиться некоторого успеха в их противостоянии. Ведь если она молчаливо согласилась с тем, что он только что сказал, — значит, в глубине души она все-таки чувствует то же, что и он…
   У него защемило сердце от надежды. И желания.
   Набравшись храбрости, он вдохнул всей грудью, еле слышными шагами двинулся к Джемме и остановился у нее за спиной. Она застыла, когда Коннор опустил руки ей на плечи, но не отшатнулась.
   — Джемма…
   — Коннор, пожалуйста, — взмолилась она дрожащим голосом. — Уходи.
   Он придвинулся ближе, так, что его дыхание коснулось ее шеи.
   — Ты действительно этого хочешь?
   — Н-н-… да! У м-меня полно дел, и я н-не хочу, чтобы ты так себя вел…
   — А как я себя веду? — еле слышно спросил он, продолжая ласкать ее плечи.
   — Ты сам знаешь. — Джемма нетерпеливо дернулась, но не рискнула повернуться.
   Ох, конечно же, он знал. А еще он знал, что в то время как слова говорят одно, тело ее говорит совершенно другое. Он чувствовал, как она трепещет под его руками, как участилось ее дыхание, и знал, что достаточно лишь слегка опустить руки — и он коснется пышных, соблазнительных грудей и ощутит, как под тонкой тканью платья напряглись упругие соски…
   От одной мысли об этом у него чаще забилось сердце.
   Еще ни разу за все эти бесконечные недели он не стоял так близко возле своей жены. Его пальцы легко скользнули к ее шее, нащупав бешено пульсирующую жилку под нежной кожей.
   — Джемма…
   Повинуясь его голосу и ласковым движениям пальцев, Джемма повернулась к нему лицом. Она стояла, понурившись, безвольно опустив руки, словно надеясь на то, что если не будет его замечать, он просто исчезнет сам.
   Но этого не случилось. Его руки нежно подняли ее голову. Она зажмурила глаза… Это было последнее, что, она еще могла предпринять, чтобы попытаться устоять перед ним. Тело уже предало ее…
   — Поцелуй меня, Джемма, — хрипло прошептал Коннор. — Поцелуй меня так, как раньше.
   — Я не могу, — отвечала она прерывисто, едва не плача.
   — Почему? Неужели ты забыла? Ну что ж, позволь я напомню тебе.
   Он наклонил голову, словно завораживая; руки его как бы сами собой сомкнулись за ее спиной. Почти приподняв Джемму над полом, Коннор приник к ее губам.
   Он со сгоном обхватил ее затылок, другой рукой еще теснее притянув ее к себе, так что она ощутила, как напряглась его плоть.
   Она застонала в ответ. Как давно она принадлежала этому мужчине? Наверняка слишком давно, чтобы сейчас найти в себе силы отвергнуть его — она это понимала. Как-никак они все еще муж и жена. И вряд ли случится большой вред от того, что она позволит ему заняться любовью один-единственный раз! Ведь может быть и так, что, утолив физическое влечение к этому человеку, она более уверенно будет противостоять ему в споре. Кто знает?
   — Джемма, ради Бога… — пробормотал он.
   — Только один раз, — шепнула она.
   — Только один раз, — согласился Коннор. — Клянусь.
   Он подхватил ее на руки. Не обращая внимания на то, что юбки задрались до пояса, Джемма обхватила ногами его бедра, а их губы слились бесконечном поцелуе. Он коснулся ее груди, и она вздрогнула от остроты наслаждения.
   В тот же миг Коннор опустил ее на свежезастеленную кровать. Все еще стоя рядом, он склонился над нею. Его руки торопливо расстегивали платье… Лаская нежные бутоны ее затвердевших сосков языком, он опускал руки все ниже. С возрастающим нетерпением он расправился с последней застежкой и стянул платье.
   Не дожидаясь, пока Коннор снимет с нее нижнее белье, Джемма опрокинула его на себя. Теперь их тела разделял лишь тончайший шелк ее сорочки и его одежда.
   Приподнявшись, он сорвал с нее последние покровы и жадно припал губами к обнаженной плоти. И вот уже безо всякого стеснения его рука ласкает самое сокровенное место, средоточие ее женственности. Джемма вскрикнула. Все ее тело затопила волна сладостного, неудержимого желания.
   — Коннор, пожалуйста… — взмолилась она.
   У них не было сил дожидаться, пока Коннор разденется. Он быстро расстегнул брюки и спустил их до колен. Ее бедра послушно раздвинулись, повинуясь его безмолвному приказу. Он со стоном опустился на нее и, задыхаясь от страсти, слился с нею воедино.
   — Оо-о!
   Ее глаза удивленно распахнулись. Оказывается, она успела забыть это пленительное, непередаваемое ощущение… Ее бедра выгнулись так, чтобы он мог войти в нее как можно глубже. Он слегка отодвинулся, чтобы поцеловать ее, и опять повторил свою атаку.
   Его ритмичные движения лишили Джемму ощущения реальности. Их обоих сжигала любовная лихорадка, и влажная кожа нежно приникала к влажной коже, и сладкий пот струился по их телам… Они не переставали ласкать друг друга, их губы не размыкались, их дыхание слилось в одно…
   С каждым движением Коннор разжигал в ней пламя любви. Она стонала, все крепче прижимая его к себе, ее ноги обхватили его икры, ее руки цеплялись за его напряженные плечи. Она ощущала, как в нем нарастает ответная страсть, и запрокинула голову так, чтобы он мог припасть губами к судорожно пульсировавшей на шее жилке.
   Разрядка обрушилась на них одновременно, словно неукротимый девятый вал. Содрогаясь от наслаждения, они сжимали друг друга в объятиях, Коннор хрипло выкрикивал ее имя, у Джеммы по щекам текли счастливые слезы…
   «О Коннор, — безмолвно молила она, качаясь на волнах удовлетворенного желания, — люби меня, люби меня, пожалуйста…»
   Долгое время в комнате царила тишина. Кровать под ними больше не раскачивалась. Обнявшись, они лежали на смятых простынях, все еще вздрагивая от постепенно затихавшего пламени страсти.
   Раскрасневшийся, счастливый Коннор приподнял голову с плеча Джеммы и откинул с ее лба влажную прядь волос. Она открыла глаза и улыбнулась ему, и от этой ослепительной улыбки все закипело у него в душе.
   — Ты… — прошептал он, взяв в ладони ее лицо и погружаясь в изумрудную зелень ее глаз.
   — Что я? — спросила она, не дождавшись продолжения — он лишь молча гладил ей щеки.
   — Только это: ты. На свете нет другой такой женщины, как ты, Джемма Макджоувэн.
   — Я знаю, — улыбнулась она.
   — Бесстыжая плутовка, — рассмеялся он.
   Они лежали, улыбаясь друг другу, глядя друг другу в глаза, опасаясь говорить о чем-то, кроме всякой смешной ерунды. Боясь неосторожным словом нарушить очарование этой минуты, они снова надолго замолчали. Их дыхание тем временем стало ровным, а тела перестала мучить сладкая истома.
   А потом откуда-то снизу раздалось громкое хлопанье дверей. Из коридора донесся невнятный гул голосов. И хотя он вскоре замолк, этого было достаточно, чтобы напомнить Коннору и Джемме, что замок обитаем и что та спальня, в которой они расположились, вовсе не является их собственной.
   — Они скоро хватятся меня, — сказала она.
   Тяжко вздохнув, он отодвинулся.
   Джемма медленно поднялась и села на кровати, убирая с лица волосы. Она чувствовала себя разбитой и усталой, но в то же время удивительно умиротворенной. А также в немалой степени смущенной видом обнаженного Коннора, который отправился запирать дверь. Обхватив руками голые колени, она исподтишка любовалась им, пока он одевался.
   Когда он выпрямился и стал поправлять манжеты, их глаза встретились. Коннор с улыбкой подошел к кровати и поцеловал Джемму в лоб. Она покорно подставила ему губы.
   — Х-м-м-м, — промурлыкал он. Позабыв про свое смущение, она закинула руки ему на шею. Он приподнял ее, подхватив под ягодицы. Одним быстрым движением она опять оседлала его бедра, не прерывая поцелуя.
   — Коннор! — наконец возмущенно проговорила она. Он отклонился ровно настолько, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо.
   — Что?
   — На мне же совершенно ничего не надето! Его глаза лукаво блеснули.
   — Уверяю вас, мэм, я отлично осведомлен об этом.
   — Но… но что, если кто-нибудь сюда войдет?!
   — Но ведь это не имело значения еще минуту назад.
   — Ну да, но теперь все по-другому!
   — Неужели?
   — Я голая, а ты нет! — она отодвинулась, чтобы посмотреть на него. — Да не смейся же! Это неприлично! Коннор, отпусти меня сию же секунду!
   К ее удивлению — и разочарованию, — он так и сделал. А потом подбоченился и, улыбаясь, стал разглядывать ее — дьявольски неотразимый гигант, который к тому же мог разгадать все ее мысли и смены настроений.
   — Ты позволишь снова заняться с тобой любовью?
   — Нет! — Ее щеки опять запылали. — Я… у меня по горло работы.
   — Ха! Какая неудачная отговорка!
   — Нет, правда, Коннор, это действительно так. Все еще улыбаясь, он расставил ноги пошире и скрестил руки на груди.
   — И что же это за работа?
   Джемма сползла с кровати, обошла вокруг него и принялась собирать свою разбросанную по комнате одежду. Суетливо одеваясь, она монотонно пробубнила целый список дел — частью настоящих, частью выдуманных ею только для того, чтобы не молчать, чтобы он перестал наконец провожать ее глазами. Она физически ощущала на себе его взгляд, пока путалась в застежках корсета и расправляла чулки, — и продолжала перечислять:
   —… и миссис Сатклифф говорит, что накопилась целая гора грязного белья, а у нас кончается щелок, и конечно, за обедом надо присмотреть, и мистер Бьюкэнен явится к половине четвертого…
   — Кто-кто?
   — Мистер Бьюкэнен, из деревни.
   — Ты имеешь в виду деревенского старосту? А ему-то какого черта здесь нужно?
   — Он придет поговорить со мной про школу.
   — Про школу?..
   Она насторожилась — в его голосе звучало явное недовольство такой новостью.
   — Да, про школу.
   — Школу для деревенских детей, ты хочешь сказать. Школу с учителем, и с партами, и с классами… и прочими штуками.
   — Да, — встревожено подтвердила она.
   — И кто же должен добывать все эти вещи, по-твоему? Уж не я ли?
   — Честно говоря, я на это надеялась. — Джемма в нерешительности прикусила губу.
   — Стало быть, теперь мне предлагается сыграть роль барышни-распорядительницы под началом нашей Леди Щедрая Рука!..
   — Только если ты сам того захочешь.
   — А откуда ты собираешься выкопать учителя?
   Джемма молча прошла к той стене, где висело зеркало, и попыталась пригладить растрепавшиеся волосы.
   — Не имеет значения, Коннор. Честно говоря, я никогда не предполагала всерьез втягивать тебя в это дело, — ее голос прозвучал глухо и устало.
   — Джемма, мне необходимо убедиться, что любое вложение…
   — Вложение? — она резко повернулась к нему. — Так вот в каком ключе ты себе это представляешь?! Да как тебе не стыдно наживаться на детях, Коннор! Ведь ты — лэйрд и твой долг заботиться о том, есть ли у них крыша над головой, добротно ли они одеты и накормлены, умеют ли они читать и писать!
   — Да неужели?
   — Ты всегда прикрываешься сарказмом, как только я пытаюсь поговорить с тобой о чем-то серьезном, — с отчаянием проговорила она. — Почему ты так делаешь? Боишься со мной спорить?
   Он ничего не ответил, только упрямо выпятил подбородок, и этот знакомый жест моментально напомнил Джемме, насколько поверхностен установившийся между ними мир.
   — Значит, между нами все осталось по-прежнему, Коннор? — с горечью спросила она.
   — А как ты думаешь? — возмутился он. — Всякий раз, как мы встречаемся, ты заводишь одну и ту же песню про то, как ты меня презираешь, да какой я эгоист, да когда же я наконец повзрослею и стану заботиться о Гленаррисе. Ну а как насчет тебя самой, Джемма?
   — Меня?.. — удивилась она. — Что ты хочешь сказать?
   Он в гневе взмахнул руками.
   — Джейми успел рассказать обо всем, что ты сделала для моей семьи и моих крестьян, и поверь, я благодарен тебе. И я своими глазами видел прошлой ночью, что и сами крестьяне тоже тебе благодарны. Но какой во всем этом смысл? Зачем без конца болтать про школу и про доктора и обнадеживать крестьян, зная, что ты все равно рано или поздно от них сбежишь? Изображать из себя леди-благодетельницу очень просто, если речь идет о несчастных корзинках с подарками и рождественской елке! А как насчет реальной помощи? Ведь это непростая и долгая работа — устроить здесь и школу, и больницу, и все прочие штучки-дрючки, которые наплодило твое непомерное самомнение. Но что хорошего будет в том, что ты только начнешь все эти дела, а потом сбежишь, не доведя их до конца? Лучше было бы вовсе не связываться с этим и не давать заведомо ложных обещаний, Джемма. Лучше отправляйся-ка ты домой сейчас же, пока не успела принести непоправимый вред!
   От тона, которым он выпалил последние слова, у Джеммы все поплыло перед глазами. Медленно, очень медленно она отвернулась от зеркала. Ее сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку.
   Так вот оно что! Наконец-то она узнала правду. Он отсылает ее прочь. Он получил от нее все, что хотел, он выиграл пари и сохранил Гленаррис, и больше она ему не нужна!..
   Уже стоя на пороге спальни, она задержалась и тихо промолвила, не решаясь встречаться с ним глазами:
   — Знаешь, а ведь я сама собиралась их учить.
   И вышла из спальни, оставив позади себя мертвую тишину.

Глава 32

   Для всех, кто собрался за обеденным столом, было ясно, что между Коннором и его женой произошла размолвка. Джемма явилась молчаливая, с опухшими глазами, а он напялил на лицо непроницаемую маску холодной брезгливости. Коннор знал, что родственнички почувствовали возникшее в воздухе напряжение. Даже Мод хватило ума прикусить язык. Грызя кончик незажженной сигары, она отыгралась на ни в чем не повинных слугах.
   Ее хриплая ругань немедленно возымела действие, и на лицах лакеев застыло такое выражение, будто они ступают по куриным яйцам. Разговоры умолкли сами собой; Зато вина было выпито больше, чем обычно. Никто не скрывал облегчения в тот момент, когда Макнэйл приказал подавать бренди — что означало конец трапезы.
   — Подождите минуту, — попросила Джемма, когда леди уже собирались выйти из-за стола.
   Все замерли, не сводя с нее вопросительных взглядов, а Коннор потупился.
   — Я хочу поставить всех в известность, что покидаю Гленаррис, — твердым голосом заявила она.
   — Когда? — пробасил дядя Леопольд.
   — Завтра утром.
   — И куда ты направишься, девочка? — поинтересовалась Мод.