Страница:
Пока его не было, Джемма самостоятельно перетащила все тюки и сундуки из повозки и распаковала их. Предварительно она чисто подмела пол, собрала в кучу весь мусор и обломки старой мебели и кинула их в камин.
Они и сейчас еще догорали там, распространяя приятное тепло. Стены и стропила были очищены от паутины. На пол девушка постелила два ковра, привезенные ею из Англии. Насколько мог судить Коннор, оба были великолепной работы абиссинских и турецких мастеров. Знал бы старина Арчибальд, какую дыру будут украшать его ковры! На стенах комнаты висели великолепные, очень ценные, как опытным глазом отметил Коннор, гобелены ручной работы. Здесь же было размещено несколько весьма приятных полотен маслом, принадлежавших кисти неизвестных, но, судя по всему, талантливых художников. Справа от очага Джемма устроила импровизированную кухню, где она расставила весь свой китайский фарфор, серебро и разную кухонную утварь. По другую сторону стоял маленький столик, окруженный стульями. Это, очевидно, задумывалось как место для отдыха. Столик покрывала вышитая скатерть из прекрасного Дамаска, дополненная вазой из горного хрусталя — немецкого или бельгийского, — как предполагал Коннор.
Наверху Джемма разместила все свои дамские вещицы: зеркала, гребни, коробочки с помадой, флаконы духов. Медвежья шкура заняла изначально предназначенное ей место на полу и превратилась в прекрасный ковер для ног возле кровати. К огромному удивлению Коннора, его кожаный жакет был вычищен и преспокойно висел на вешалке возле двери. С другой стороны от входа Джемма оборудовала умывальную. Здесь было все что нужно: чистое хрустящее полотенце, таз и кувшин для умывания; сосуд со свежей водой стоял рядом.
Коннор молча взирал на все это, уперевшись руками в бока, не зная, что делать со всем этим великолепием. Впервые в жизни он не нашелся что сказать. Перемены, которые Джемма произвела в столь короткий срок, были сродни чуду и говорили о ее огромной силе воли… Внезапно Коннор почувствовал, что ему хочется смеяться и плакать одновременно. Смеяться потому, что убранство хижины делало ее похожей на пиратское логово, куда стаскивались сокровища со всего света. А желание плакать… Что-то очень жалкое было во всей этой роскоши, столь неуместной в убогих стенах лачуги старого Додсона.
Но плакать Коннор, разумеется, не стал. Он вообще никогда и ни по какому поводу не плакал. С тех самых пор, как умерла его мать. Одинокие годы детства под присмотром холодного аристократичного отца научили Коннора сдерживать слезы. Макджоувэн-старший препоручил своему единственному сыну семейный корабельный бизнес и возложил на него обязанности по управлению Гленаррисом. Постепенно Коннор стал похожим на отца: черствый, высокомерный, равнодушный к чужим страданиям. Неважно, что воспоминания о доброте и кротости матери он пронес через всю жизнь. Самому ему не были знакомы эти чувства. Коннор даже не предполагал, что они существуют. До сих пор…
С порога легла чья-то тень. Коннор обернулся и увидел жену. Разгоряченная работой, Джемма посвежела, на щеках появился яркий румянец. Но какая же она худенькая! И у него болезненно сжалось сердце при воспоминании о ее тяжелой болезни.
— Вам не следовало заниматься всем этим, — произнес Коннор более грубо, чем намеревался, встревоженный темными кругами вокруг ее зеленых глаз.
— А кто, скажите на милость, будет этим заниматься? Вы? — парировала девушка. — Подозреваю, что вы здесь дома не больше, чем я. Что касается меня, то я не хочу жить как бродяга.
С этими словами Джемма попыталась пройти мимо Коннора. Он загородил ей дорогу.
— Это слишком тяжелая работа для вас, Джемма. Вы еще очень слабы после болезни.
Она медленно отвела его руку и прошла в угол комнаты, где у нее была устроена кухня.
— Мне лучше начать привыкать к тяжелой работе. Ведь так вы сказали? Тем более что у меня ее теперь будет много. Ведь я жена фермера, не так ли?
Она говорила с такой яростью, что сразу разрушила все иллюзии Коннора относительно их примирения, дав понять, насколько она его ненавидит. Следующие полчаса они провели в гробовом молчании. Но вскоре соблазнительный запах жареного гуся заполнил комнату, и, примиренные на какой-то момент чувством голода, они уселись обедать. Им и в голову не пришло использовать во время еды какие-либо приборы. Они ели мясо прямо руками: так и вкуснее, и быстрее. Гусь был запит холодной ключевой водой. А напоследок… Коннор сунул руку в карман своего жакета и вытащил плитку шоколада.
— Шоколад! Где вы его взяли?
— Миссис Кеннерли дала мне его с собой в дорогу. Я приберегал его для особого случая.
Тысячи раз в жизни Коннору приходилось делать женщинам подарки. Роскошные, баснословно дорогие. Но ни одна из них не реагировала на его дары так, как отреагировала эта девочка на обыкновенный кусочек шоколада. Глядя на нее, можно было подумать, что она получила алмаз «Кохинор», а не плитку сладостей.
Джемма тщательно поделила шоколад. При этом брови ее изогнулись от напряжения. Наблюдая за ней, Коннор чувствовал, как что-то новое, доселе неведомое, рождается в его душе. Сердце его захлестнуло теплой волной. Молча они жевали каждый свою долю, глаза их светились от удовольствия. В какой-то момент они встретились взглядами и улыбнулись друг другу. Перемирие было заключено.
— Где вы будете спать? — спросила Джемма, когда стемнело и она собиралась подняться наверх.
Коннор сидел за столом и чистил пистолеты. Он поднял глаза и посмотрел на нее.
— Там же, где я спал прошлой ночью. Джемма оглядела комнату, явно пытаясь справиться со смущением.
— И где же это?
— Наверху.
— Но… Но где я… — голос девушки предательски дрожал. — Вы не… не хотите ли вы сказать…
— Точно.
С огромным удовольствием Коннор наблюдал за сменой выражений на ее лице: недоверие, попытка понять и в конце концов гнев. Как она восхитительно переменчива!
— Джемма…
— Нет! — вскричала она. — На этот раз вы зашли слишком далеко, Макджоувэн. Вы не имеете никакого права спать вместе со мной.
— В самом деле? — Коннор с трудом поборол смех Джемма залилась краской до корней волос.
— Наша женитьба — чудовищный фарс. И вы знаете это не хуже меня.
— Может, и фарс, но только не в глазах ваших домашних, церкви и даже самого Бога, смею заметить.
— Меня заставили сделать это, черт побери!
— Как бы то ни было, а мы — законные муж и жена. И по закону я имею право разделить постель со своей супругой.
Джемма метнула кровожадный взгляд на пистолеты, которые Макджоувэн оставил на столе. Заметив это, он расхохотался.
— Если вы собрались убить меня, то прошу отложить это мероприятие до утра. Перед смертью приговоренному дают хорошенько выспаться.
Губы Джеммы дрогнули. Она едва сдержала себя, чтобы не улыбнуться. Коннор отодвинул стул и медленно поднялся.
— Н-нет, — произнесла Джемма, отступая назад, хотя он не сделал ни малейшего движения в ее сторону.
— Джемма…
— Н-не произносите мое имя так.
— Как?
Глаза девушки расширились, дыхание участилось. Она явно была напугана и собиралась убежать. Коннор быстро обогнул стол и схватил ее за руки. Сквозь нежную кожу он уловил частое биение пульса. Притянув Джемму, он поднес ее тонкое запястье к губам и поцеловал в синюю жилку.
— Макджоувэн, не…
Ее глаза, широко раскрытые, были такие же темные и зеленые, как озеро там, за дверью. От этого взгляда любой мужчина мог потерять голову.
— О Джемма, — произнес Коннор мягко. — Пора вам узнать кое-какие вещи.
— Я уже знаю б-более чем достаточно.
Девушка попыталась вырваться. Но они стояли так близко друг к другу, что всякое сопротивление было невозможно. Джемма судорожно глотнула воздух.
При виде ее панического страха Коннора охватило чувство раскаяния. Не надо бояться, Джемма, страстно хотелось ему сказать. Обещаю, что в этот раз все будет не так, как прежде. Но вместо слов, которые ему казались бесполезными, он нежно охватил ее лицо ладонями и повернул к себе. Глаза девушки были полны слез, но Макджоувэн не обратил на них внимания, зная, что не он является их причиной. Он пристально вглядывался в ее губы, пухлые, мягкие губы, что так возбуждающе действовали на него с тех пор, как он впервые узнал их вкус. Наклонив голову, Коннор поцеловал ее, втайне надеясь, что она откликнется на его призыв. Но она не откликнулась. Рука Макджоувэна скользнула вниз, к тонкой талии девушки. Другой он погладил ее короткие вьющиеся волосы.
— Нет, пожалуйста… — с мольбой прошептала Джемма прямо в его губы.
В ответ Коннор лишь теснее сжал объятия. Он возвышался над ней, высокий, мускулистый, и противостоять ему не было никакой возможности. Внутренне Джемма вся сжалась, приготовившись к боли и унижению, которые, она знала, вскоре последуют.
Но ничего такого не произошло. Прикосновения Коннора были ласковы и бережны.
— Поцелуйте меня, Джемма, — прошептал он. За все время их отношений Коннор впервые о чем-то просил девушку. И просьба его была полна безграничной покорности. Еще никто никогда не касался так чувствительно ее души, в глубине которой затаились одиночество и острая тоска по близкому существу. Впервые в жизни Джемма ощутила, что нужна кому-то. Не в силах больше бороться с собственными эмоциями, со страстным натиском рук и губ Коннора, она обвила руками его шею и, приподнявшись, подставила губы для поцелуя. Макджоувэн застонал, почувствовав, как вся она потянулась к нему, как открылось для любви ее маленькое гибкое тело. Слегка приподняв Джемму над полом, он еще сильнее прижал ее к себе, в то время как его разгоряченный язык продолжал свой немыслимый путь у нее во рту. Девушка судорожно вздохнула. Она и предположить не могла, что мужчина способен проделывать с женщиной такие вещи при помощи лишь поцелуев, доводя ее чуть ли не до экстаза.
Нащупав рукой грудь девушки, Коннор нежно сжал ее. Поцелуи его становились все настойчивее, губы его словно огнем жгли ее грудь… Она почувствовала невероятную слабость в коленях. И если бы Коннор не подхватил ее, бережно уложив затем на ковер, она бы упала, совершенно обессиленная его неистовыми ласками.
Холодный воздух коснулся разгоряченной кожи ее плеч, с которых Макджоувэн спустил платье. Искусной рукой поглаживая бедра Джеммы, Коннор склонился над ее обнаженной грудью. Бережно обхватив губами затвердевший сосок, он принялся ласкать, его языком. Дыхание Джеммы участилось. Она чувствовала, как кровь пульсирует у нее в том месте, на которое так дерзко посягнул Коннор в прошлый раз. Но если тогда его прикосновения вызывали у Джеммы лишь страх, то теперь она не испытывала ничего, кроме сильнейшего желания близости с ним. Размягченная, увлажненная, ее плоть трепетала от поцелуев Коннора. Когда же он на какое-то мгновение приподнялся над ней, Джемма, запустив пальцы в его густые темные волосы, с силой при-, тянула его обратно.
Привстав на одно колено, Коннор загасил единственную свечу, горевшую на столике, и в комнате воцарилась полная темнота, тут же наполнившаяся страстными стонами и вздохами желания. Последняя из юбок Джеммы, прошуршав, отлетела в сторону. Чувствуя рядом быстрые движения Коннора, девушка догадалась, что он тоже разделся. Ею овладела странная смесь смущения и острого желания одновременно.
Голос Макджоувэна был до бесконечности нежен, когда, нащупав в темноте руку Джеммы, которой она заслонилась в порыве стыдливости, он отнял ее от лица девушки и произнес:
— Не надо бояться, любовь моя. В этот раз не будет больно, я обещаю. Мы оба испытаем огромное наслаждение, поверь мне.
Его руки скользнули вдоль ее спины; он повернул Джемму лицом к себе и страстно приник к иен. Она почувствовала, что он весь дрожит… На какое-то мгновение ей даже стало страшно. Но, к своему удивлению, она обнаружила, что муж не спешит сразу же овладевать ею. Его рука продолжала поглаживать ее между мет, постепенно с настойчивой нежностью раздвигая их. Когда же он прикоснулся к набухшей, словно почка весной, плоти, Джемма судорожно вздохнула:
— Коннор!..
Несколько мгновения спустя она снова испустила вздох, на этот раз полный желания, а не страха. Отбросив всякое смущение, она изогнулась под ним, раскрываясь навстречу его неистовым ласкам.
— Коннор, — простонала девушка. В голосе ее было столько страстной мольбы, что он понял — быстро вошел в нее и тотчас задвигался туда и обратно, усиливая накал их страсти.
Джемму захлестнула волна невероятного блаженства. Она стонала, изнемогая от сладкой боли, переполнявшей все ее тело. Она извивалась под Коннором, цепляясь за него и выкрикивая его имя, и он отвечал ей тем же… Уткнувшись лицом в выемку плеча Джеммы, он в последний раз весь изогнулся над ней и замер все объятиях, обессилевший.
Прошло немало временя, прежде чем к Джемме вернулось ощущение реальности. Придя в себя, она обнаружила, что все еще лежит в объятиях мужа и тела их тесно сплетены. Но не было ни чувства раскаяния, ни спада — она испытывала одну лишь мучительную сладость.
Коннор лежал без движения. Он решил дождаться, как поведет себя Джемма, опасаясь, что ругань и проклятия вот-вот посыпятся на его голову. Когда девушка наконец шевельнулась, Макджоувэн вздрогнул, но она поспешно обняла его за шею и притянула к себе.
— Я никогда не думала… — медленно прошептала Джемма. — Мне и не снилось…
Ее невинность обезоружила Коннора. Нежно, почти с благоговением он погладил мягкие кудри девушки, которые совсем недавно был вынужден сам отрезать, чтобы вырвать ее из лап болезни.
— Если бы я только знал, что тебя так легко приручить, занимаясь с тобой любовью…
— Ты бы попытался сделать это еще раньше? Коннор не видел лица Джеммы, но по ее голосу понял, что она беззлобно подтрунивает над ним, и улыбнулся.
— О да. Намного раньше. Я только об этом и думал. До тех пор, пока ты не заболела.
— И потом?
— И потом. — Он погладил ее нежную щеку. Когда его ладонь коснулась рта девушки, та вдруг укусила ее. Сильно. Коннор тихо ойкнул.
— Покажи мне снова, — сдавленно прошептала Джемма.
— Показать тебе что? — Коннор почувствовал знакомое волнение внизу живота.
— Как ты собираешься приручать эту сварливую злую бестию, на которой женился.
Обняв Джемму, Коннор рассмеялся и с удовольствием принялся выполнять ее просьбу.
Глава 15
Они и сейчас еще догорали там, распространяя приятное тепло. Стены и стропила были очищены от паутины. На пол девушка постелила два ковра, привезенные ею из Англии. Насколько мог судить Коннор, оба были великолепной работы абиссинских и турецких мастеров. Знал бы старина Арчибальд, какую дыру будут украшать его ковры! На стенах комнаты висели великолепные, очень ценные, как опытным глазом отметил Коннор, гобелены ручной работы. Здесь же было размещено несколько весьма приятных полотен маслом, принадлежавших кисти неизвестных, но, судя по всему, талантливых художников. Справа от очага Джемма устроила импровизированную кухню, где она расставила весь свой китайский фарфор, серебро и разную кухонную утварь. По другую сторону стоял маленький столик, окруженный стульями. Это, очевидно, задумывалось как место для отдыха. Столик покрывала вышитая скатерть из прекрасного Дамаска, дополненная вазой из горного хрусталя — немецкого или бельгийского, — как предполагал Коннор.
Наверху Джемма разместила все свои дамские вещицы: зеркала, гребни, коробочки с помадой, флаконы духов. Медвежья шкура заняла изначально предназначенное ей место на полу и превратилась в прекрасный ковер для ног возле кровати. К огромному удивлению Коннора, его кожаный жакет был вычищен и преспокойно висел на вешалке возле двери. С другой стороны от входа Джемма оборудовала умывальную. Здесь было все что нужно: чистое хрустящее полотенце, таз и кувшин для умывания; сосуд со свежей водой стоял рядом.
Коннор молча взирал на все это, уперевшись руками в бока, не зная, что делать со всем этим великолепием. Впервые в жизни он не нашелся что сказать. Перемены, которые Джемма произвела в столь короткий срок, были сродни чуду и говорили о ее огромной силе воли… Внезапно Коннор почувствовал, что ему хочется смеяться и плакать одновременно. Смеяться потому, что убранство хижины делало ее похожей на пиратское логово, куда стаскивались сокровища со всего света. А желание плакать… Что-то очень жалкое было во всей этой роскоши, столь неуместной в убогих стенах лачуги старого Додсона.
Но плакать Коннор, разумеется, не стал. Он вообще никогда и ни по какому поводу не плакал. С тех самых пор, как умерла его мать. Одинокие годы детства под присмотром холодного аристократичного отца научили Коннора сдерживать слезы. Макджоувэн-старший препоручил своему единственному сыну семейный корабельный бизнес и возложил на него обязанности по управлению Гленаррисом. Постепенно Коннор стал похожим на отца: черствый, высокомерный, равнодушный к чужим страданиям. Неважно, что воспоминания о доброте и кротости матери он пронес через всю жизнь. Самому ему не были знакомы эти чувства. Коннор даже не предполагал, что они существуют. До сих пор…
С порога легла чья-то тень. Коннор обернулся и увидел жену. Разгоряченная работой, Джемма посвежела, на щеках появился яркий румянец. Но какая же она худенькая! И у него болезненно сжалось сердце при воспоминании о ее тяжелой болезни.
— Вам не следовало заниматься всем этим, — произнес Коннор более грубо, чем намеревался, встревоженный темными кругами вокруг ее зеленых глаз.
— А кто, скажите на милость, будет этим заниматься? Вы? — парировала девушка. — Подозреваю, что вы здесь дома не больше, чем я. Что касается меня, то я не хочу жить как бродяга.
С этими словами Джемма попыталась пройти мимо Коннора. Он загородил ей дорогу.
— Это слишком тяжелая работа для вас, Джемма. Вы еще очень слабы после болезни.
Она медленно отвела его руку и прошла в угол комнаты, где у нее была устроена кухня.
— Мне лучше начать привыкать к тяжелой работе. Ведь так вы сказали? Тем более что у меня ее теперь будет много. Ведь я жена фермера, не так ли?
Она говорила с такой яростью, что сразу разрушила все иллюзии Коннора относительно их примирения, дав понять, насколько она его ненавидит. Следующие полчаса они провели в гробовом молчании. Но вскоре соблазнительный запах жареного гуся заполнил комнату, и, примиренные на какой-то момент чувством голода, они уселись обедать. Им и в голову не пришло использовать во время еды какие-либо приборы. Они ели мясо прямо руками: так и вкуснее, и быстрее. Гусь был запит холодной ключевой водой. А напоследок… Коннор сунул руку в карман своего жакета и вытащил плитку шоколада.
— Шоколад! Где вы его взяли?
— Миссис Кеннерли дала мне его с собой в дорогу. Я приберегал его для особого случая.
Тысячи раз в жизни Коннору приходилось делать женщинам подарки. Роскошные, баснословно дорогие. Но ни одна из них не реагировала на его дары так, как отреагировала эта девочка на обыкновенный кусочек шоколада. Глядя на нее, можно было подумать, что она получила алмаз «Кохинор», а не плитку сладостей.
Джемма тщательно поделила шоколад. При этом брови ее изогнулись от напряжения. Наблюдая за ней, Коннор чувствовал, как что-то новое, доселе неведомое, рождается в его душе. Сердце его захлестнуло теплой волной. Молча они жевали каждый свою долю, глаза их светились от удовольствия. В какой-то момент они встретились взглядами и улыбнулись друг другу. Перемирие было заключено.
— Где вы будете спать? — спросила Джемма, когда стемнело и она собиралась подняться наверх.
Коннор сидел за столом и чистил пистолеты. Он поднял глаза и посмотрел на нее.
— Там же, где я спал прошлой ночью. Джемма оглядела комнату, явно пытаясь справиться со смущением.
— И где же это?
— Наверху.
— Но… Но где я… — голос девушки предательски дрожал. — Вы не… не хотите ли вы сказать…
— Точно.
С огромным удовольствием Коннор наблюдал за сменой выражений на ее лице: недоверие, попытка понять и в конце концов гнев. Как она восхитительно переменчива!
— Джемма…
— Нет! — вскричала она. — На этот раз вы зашли слишком далеко, Макджоувэн. Вы не имеете никакого права спать вместе со мной.
— В самом деле? — Коннор с трудом поборол смех Джемма залилась краской до корней волос.
— Наша женитьба — чудовищный фарс. И вы знаете это не хуже меня.
— Может, и фарс, но только не в глазах ваших домашних, церкви и даже самого Бога, смею заметить.
— Меня заставили сделать это, черт побери!
— Как бы то ни было, а мы — законные муж и жена. И по закону я имею право разделить постель со своей супругой.
Джемма метнула кровожадный взгляд на пистолеты, которые Макджоувэн оставил на столе. Заметив это, он расхохотался.
— Если вы собрались убить меня, то прошу отложить это мероприятие до утра. Перед смертью приговоренному дают хорошенько выспаться.
Губы Джеммы дрогнули. Она едва сдержала себя, чтобы не улыбнуться. Коннор отодвинул стул и медленно поднялся.
— Н-нет, — произнесла Джемма, отступая назад, хотя он не сделал ни малейшего движения в ее сторону.
— Джемма…
— Н-не произносите мое имя так.
— Как?
Глаза девушки расширились, дыхание участилось. Она явно была напугана и собиралась убежать. Коннор быстро обогнул стол и схватил ее за руки. Сквозь нежную кожу он уловил частое биение пульса. Притянув Джемму, он поднес ее тонкое запястье к губам и поцеловал в синюю жилку.
— Макджоувэн, не…
Ее глаза, широко раскрытые, были такие же темные и зеленые, как озеро там, за дверью. От этого взгляда любой мужчина мог потерять голову.
— О Джемма, — произнес Коннор мягко. — Пора вам узнать кое-какие вещи.
— Я уже знаю б-более чем достаточно.
Девушка попыталась вырваться. Но они стояли так близко друг к другу, что всякое сопротивление было невозможно. Джемма судорожно глотнула воздух.
При виде ее панического страха Коннора охватило чувство раскаяния. Не надо бояться, Джемма, страстно хотелось ему сказать. Обещаю, что в этот раз все будет не так, как прежде. Но вместо слов, которые ему казались бесполезными, он нежно охватил ее лицо ладонями и повернул к себе. Глаза девушки были полны слез, но Макджоувэн не обратил на них внимания, зная, что не он является их причиной. Он пристально вглядывался в ее губы, пухлые, мягкие губы, что так возбуждающе действовали на него с тех пор, как он впервые узнал их вкус. Наклонив голову, Коннор поцеловал ее, втайне надеясь, что она откликнется на его призыв. Но она не откликнулась. Рука Макджоувэна скользнула вниз, к тонкой талии девушки. Другой он погладил ее короткие вьющиеся волосы.
— Нет, пожалуйста… — с мольбой прошептала Джемма прямо в его губы.
В ответ Коннор лишь теснее сжал объятия. Он возвышался над ней, высокий, мускулистый, и противостоять ему не было никакой возможности. Внутренне Джемма вся сжалась, приготовившись к боли и унижению, которые, она знала, вскоре последуют.
Но ничего такого не произошло. Прикосновения Коннора были ласковы и бережны.
— Поцелуйте меня, Джемма, — прошептал он. За все время их отношений Коннор впервые о чем-то просил девушку. И просьба его была полна безграничной покорности. Еще никто никогда не касался так чувствительно ее души, в глубине которой затаились одиночество и острая тоска по близкому существу. Впервые в жизни Джемма ощутила, что нужна кому-то. Не в силах больше бороться с собственными эмоциями, со страстным натиском рук и губ Коннора, она обвила руками его шею и, приподнявшись, подставила губы для поцелуя. Макджоувэн застонал, почувствовав, как вся она потянулась к нему, как открылось для любви ее маленькое гибкое тело. Слегка приподняв Джемму над полом, он еще сильнее прижал ее к себе, в то время как его разгоряченный язык продолжал свой немыслимый путь у нее во рту. Девушка судорожно вздохнула. Она и предположить не могла, что мужчина способен проделывать с женщиной такие вещи при помощи лишь поцелуев, доводя ее чуть ли не до экстаза.
Нащупав рукой грудь девушки, Коннор нежно сжал ее. Поцелуи его становились все настойчивее, губы его словно огнем жгли ее грудь… Она почувствовала невероятную слабость в коленях. И если бы Коннор не подхватил ее, бережно уложив затем на ковер, она бы упала, совершенно обессиленная его неистовыми ласками.
Холодный воздух коснулся разгоряченной кожи ее плеч, с которых Макджоувэн спустил платье. Искусной рукой поглаживая бедра Джеммы, Коннор склонился над ее обнаженной грудью. Бережно обхватив губами затвердевший сосок, он принялся ласкать, его языком. Дыхание Джеммы участилось. Она чувствовала, как кровь пульсирует у нее в том месте, на которое так дерзко посягнул Коннор в прошлый раз. Но если тогда его прикосновения вызывали у Джеммы лишь страх, то теперь она не испытывала ничего, кроме сильнейшего желания близости с ним. Размягченная, увлажненная, ее плоть трепетала от поцелуев Коннора. Когда же он на какое-то мгновение приподнялся над ней, Джемма, запустив пальцы в его густые темные волосы, с силой при-, тянула его обратно.
Привстав на одно колено, Коннор загасил единственную свечу, горевшую на столике, и в комнате воцарилась полная темнота, тут же наполнившаяся страстными стонами и вздохами желания. Последняя из юбок Джеммы, прошуршав, отлетела в сторону. Чувствуя рядом быстрые движения Коннора, девушка догадалась, что он тоже разделся. Ею овладела странная смесь смущения и острого желания одновременно.
Голос Макджоувэна был до бесконечности нежен, когда, нащупав в темноте руку Джеммы, которой она заслонилась в порыве стыдливости, он отнял ее от лица девушки и произнес:
— Не надо бояться, любовь моя. В этот раз не будет больно, я обещаю. Мы оба испытаем огромное наслаждение, поверь мне.
Его руки скользнули вдоль ее спины; он повернул Джемму лицом к себе и страстно приник к иен. Она почувствовала, что он весь дрожит… На какое-то мгновение ей даже стало страшно. Но, к своему удивлению, она обнаружила, что муж не спешит сразу же овладевать ею. Его рука продолжала поглаживать ее между мет, постепенно с настойчивой нежностью раздвигая их. Когда же он прикоснулся к набухшей, словно почка весной, плоти, Джемма судорожно вздохнула:
— Коннор!..
Несколько мгновения спустя она снова испустила вздох, на этот раз полный желания, а не страха. Отбросив всякое смущение, она изогнулась под ним, раскрываясь навстречу его неистовым ласкам.
— Коннор, — простонала девушка. В голосе ее было столько страстной мольбы, что он понял — быстро вошел в нее и тотчас задвигался туда и обратно, усиливая накал их страсти.
Джемму захлестнула волна невероятного блаженства. Она стонала, изнемогая от сладкой боли, переполнявшей все ее тело. Она извивалась под Коннором, цепляясь за него и выкрикивая его имя, и он отвечал ей тем же… Уткнувшись лицом в выемку плеча Джеммы, он в последний раз весь изогнулся над ней и замер все объятиях, обессилевший.
Прошло немало временя, прежде чем к Джемме вернулось ощущение реальности. Придя в себя, она обнаружила, что все еще лежит в объятиях мужа и тела их тесно сплетены. Но не было ни чувства раскаяния, ни спада — она испытывала одну лишь мучительную сладость.
Коннор лежал без движения. Он решил дождаться, как поведет себя Джемма, опасаясь, что ругань и проклятия вот-вот посыпятся на его голову. Когда девушка наконец шевельнулась, Макджоувэн вздрогнул, но она поспешно обняла его за шею и притянула к себе.
— Я никогда не думала… — медленно прошептала Джемма. — Мне и не снилось…
Ее невинность обезоружила Коннора. Нежно, почти с благоговением он погладил мягкие кудри девушки, которые совсем недавно был вынужден сам отрезать, чтобы вырвать ее из лап болезни.
— Если бы я только знал, что тебя так легко приручить, занимаясь с тобой любовью…
— Ты бы попытался сделать это еще раньше? Коннор не видел лица Джеммы, но по ее голосу понял, что она беззлобно подтрунивает над ним, и улыбнулся.
— О да. Намного раньше. Я только об этом и думал. До тех пор, пока ты не заболела.
— И потом?
— И потом. — Он погладил ее нежную щеку. Когда его ладонь коснулась рта девушки, та вдруг укусила ее. Сильно. Коннор тихо ойкнул.
— Покажи мне снова, — сдавленно прошептала Джемма.
— Показать тебе что? — Коннор почувствовал знакомое волнение внизу живота.
— Как ты собираешься приручать эту сварливую злую бестию, на которой женился.
Обняв Джемму, Коннор рассмеялся и с удовольствием принялся выполнять ее просьбу.
Глава 15
На следующее утро Джемма чувствовала себя совершенно разбитой. Все тело нестерпимо ныло, губы опухли от поцелуев Коннора. Но это ее нисколько не волновало. Разве могло быть иначе после ночи любви, проведенной с таким страстным мужчиной?
Она улыбнулась, сладко потягиваясь. Перед ее глазами одна за другой проплывали картины минувшей ночи. Благодаря Коннору Джемма впервые почувствовала, что значит быть женщиной. Горячая волна прилила к ее щекам, когда она вспоминала, с какой готовностью откликнулась на искусные ласки мужа. Закрыв глаза, она перебирала в памяти все подробности и с сожалением обнаруживала, что многое было скрыто от нее пеленой страсти. Как они оказались наверху? Коннор ли уложил ее на одеяла, или она потянула его с собой? Ничего этого девушка не помнила, она помнила только то, что наступило потом. Как он любил ее снова и снова.
Джемма лежала под тяжелым одеялом, наслаждаясь охватившей ее сладкой истомой. Но постепенно окружающая действительность сурово напомнила о себе холодом осеннего утра, запахом тлеющих дров и остатков гуся, которого они с Коннором ели вчера вечером. Наводя накануне порядок в хижине, Джемма обнаружила, что один из камней в стене возле кровати вынимается и через отверстие виден двор. Вспомнив про дырку, она тут же ею воспользовалась и увидела внизу Коннора, копающего торф. Несмотря на сильный утренний холод, он снял с себя рубашку и работал в одних бриджах. Мускулы играли на его спине, блестевшей от пота. Глядя на темную голову Макджоувэна, склонившегося над землей, Джемма вдруг почувствовала, как сжалось сердце. Никого прежде она не могла назвать своим, теперь у нее был Коннор. И впервые за все время ей было абсолютно неважно, что он за человек.
Была ли она влюблена в него? Этого девушка не знала. Она вообще не знала, что это значит — любить кого-то. Но чувство, которое она испытывала по отношению к Коннору, наполняло ее удивительной теплотой. Джемме вдруг захотелось сделать какую-нибудь глупость. Она радостно рассмеялась, вскочила и принялась одеваться, чтобы как можно скорее оказаться рядом с ним.
Когда она спустилась вниз, Коннор как раз входил в дом. Так они и встретились на полпути к друг другу и замерли в растерянном молчании. Джемма выжидающе смотрела на Коннора, а Коннор на Джемму. Скажи что-нибудь, шептало ей сердце. Но что сказать, девушка не знала.
— Ты уже работаешь… — наконец неуверенно проговорила она.
— М-м… Да. Копаю торф — с облегчением промолвил Коннор.
Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так неловко. Нужны были какие-то единственно правильные слова, которые не разрушили бы ту еще хрупкую связь, которая установилась между ним и Джеммой этой ночью. Весь его прошлый холостяцкий опыт был бессилен предложить что-либо подходящее. Впервые Коннор ощущал себя таким неуклюжим, выбитым из седла.
Пожалуй, торф был самой безопасной темой. Ее он и принялся развивать.
— Пока я накопаю достаточное количество, пройдет несколько дней, —объяснил он. — Затем лепешки нужно будет высушить. А до тех пор мы можем использовать сломанную мебель. Ту, что осталась. Вообще-то почва здесь богата торфом, так что нам хватит, — добавил он, наблюдая за Джеммой, которая подошла к двери и выглянула наружу. — Один из моих фермер… э-э… соседей рассказал мне, как нужно сушить торф.
— Коннор, — внезапно повернулась к нему девушка.
«Господи, ну подойди поближе, прикоснись ко мне», — подумал вдруг Коннор. Вслух он не осмелился этого произнести. И мучился от собственной нерешительности. Джемма избегала его так долго, он так плохо с ней обращался, что теперь и не надеялся на такое простое примирение. Ночью все было по-другому: Джемма выглядела такой беспомощной и уязвимой. Сейчас же, при дневном свете, перед ним снова стояла особа с несгибаемой волей и несносно раздутым чувством собственного достоинства.
Он робко заглянул в ее большие зеленые глаза.
— Ты хочешь есть?
Боже! Не мог спросить ничего поумнее? — тут же мысленно ругнул себя Коннор.
— Чуть-чуть, — поспешно ответила девушка.
— Я тут пожарил немного рыбы. Наловил, когда солнце еще не взошло.
Джемма даже не обратила внимания на его последние слова. Полуобнаженный вид Коннора приводил ее в замешательство; пронзительный взгляд его синих глаз, казалось, прожигал насквозь. Упоминание о еде было спасением: она засуетилась, накрывая на стол.
Когда Джемма вернулась от ручья, куда ходила за питьевой водой, Макджоувэн уже оделся. Они разделили рыбу и принялись за еду. «Слава Богу, теперь на нем рубашка», — подумала Джемма. Совершенно невыносимо было бы сидеть с ним за одним столом и разговаривать как как ни в чем не бывало, видя, как маячит перед глазами его бронзовая мускулистая грудь.
К собственному удивлению, Джемма ела с большим удовольствием. То ли рыба была настолько вкусной, то ли на нее так подействовал свежий горный воздух, а может быть, это просто был аппетит здоровой молодой женщины, которая провела восхитительную, полную страсти ночь любви.
Последняя мысль заставила ее покраснеть. Она впервые осмелилась взглянуть на Макджоувэна. Тот смотрел на нее через стол, не отрывая глаз. Чтобы хоть как-то справиться с охватившим ее волнением, Джемма заговорила о первом, что пришло ей в голову.
— Я хотела спросить тебя… Никак не могу найти свои драгоценности. Они лежали в такой большой коробке, там еще был висячий замок. Надеюсь, мы нигде их не оставили?
Коннор помялся.
— Боюсь, их больше нет, Джемма.
— Как так нет? — Девушка непонимающе улыбнулась.
— Я использовал их, чтобы заплатить миссис Кеннерли за постой. Кроме того, часть из них я отдал за эту ферму. То, что осталось, находится у Джечерна на сохранении, пока…
Не дав ему договорить, Джемма вскочила так резко, что ее стул с грохотом опрокинулся назад.
— Черт бы вас побрал, Макджоувэн! Вы не имели никакого права так поступать.
— Джемма!
— Повторяю: вы не имели права брать их! — отчеканила она. — Можно было использовать в качестве платы серебро или какие-то другие ценности из того, что я имею. Но не драгоценности. Они в тысячу раз дороже, чем эта жалкая вонючая развалюха! Да вы просто не имеете ни малейшего понятия о их цене. И знаете почему? Потому что вы жалкий бродяга, без роду и племени. И я… я вас ненавижу! Чертов нищий!
Вся дрожа от злости, она забралась по лестнице наверх и бросилась на кровать, задыхаясь от подступивших к горлу рыданий. Внизу оглушительно хлопнула входная дверь…
Удивительно, как много работы может переделать человек, когда он охвачен яростью. Утро уже давно превратилось в полдень, а Коннор все продолжал копать торф. Пот лил с него градом, спина и плечи ныли от усталости, но он не останавливался. Лишь когда куча лепешек достигла высоты стен хижины, а по длине сравнялась с ее окружностью, Макджоувэн решил, что не мешало бы починить еще и ограду и крышу. Камни для ограды он таскал с берега озера, а раствор для связки приготовлял из речного песка и глины. Тусклое осеннее солнце находилось в зените, когда Коннор почувствовал слабость от голода. Но продолжал работать. Гнев все не утихал. Искаженное обидой лицо Джеммы стояло у него перед глазами, сводя Макджоувэна с ума. Господи! Как же он ненавидел ее!
Самовлюбленная испорченная гордячка! Да и он тоже хорош! Достаточно было взглянуть на обстановку, в которой жила эта избалованная девчонка, чтобы понять, с кем ему придется иметь дело, и не обольщаться на ее счет. Отвратительное неповиновение старшим. Привычка сбегать из дому. Полное попрание всяческих норм приличия. Вот что такое Джемма Бэрд. Бедный сэр Арчибальд, хоть он и пройдоха! Бедные слуги, которые боятся ее как огня!
О, Коннор хорошо знал этот тип женщин! К тому же сэр Арчибальд ввел его в курс относительно богатства своей племянницы. Денег у нее столько, что на них можно купить в десять раз больше тех драгоценностей, из-за которых она закатила весь этот скандал. И если он, Коннор, по ее мнению, необразованный жалкий бродяга, то она — жадная бешеная сучка! И будь он проклят, если еще хоть раз ступит ногой на порог этого дома, который она так по-дурацки разукрасила!
Но в конце концов голод и чувство жажды взяли верх над гневом. Коннор окинул взглядом все, что сделал за этот день. Пожалуй, ни разу лорду Макджоувэну не приходилось так много работать. Удивительное дело, но вид починенных ворот, ограды и крыши, гора нарытого торфа доставили ему удовольствие. Приятно было сознавать, что все это сделано собственными руками.
Прекрасное расположение духа, в коем пребывал Коннор после созерцания плодов своего труда, тотчас улетучилось, как только он вошел в хижину. Джемма. не издала ни единого звука, ни разу даже не пошевелилась у себя наверху, хотя наверняка слышала, что он пришел. Хорошо еще, что она плакать перестала, подумал Макджоувэн, который не мог спокойно выносить громких женских рыданий.
На столе на блюде лежало несколько кусочков оставшейся от завтрака рыбы. Коннор быстро проглотил их и запил водой. Фу! Нет ничего хуже, чем подобный обед!
— Джемма! — крикнул он, натягивая шкуру. — Я еду в город за провизией, вернусь завтра.
— Я поеду с вами, — проговорила девушка, высовывая сверху заплаканное лицо.
Коннор нахмурился. Ему совсем не улыбалось брать девчонку с собой в Гленаррис, где каждый знает его как хозяина — а именно туда он и намерен был отправиться.
— Нет, вы не поедете.
— Почему?
— Потому что не можете.
— Почему это не могу?
— Потому что я так сказал. Вы еще слишком слабы.
— Ха! Почему-то вас это нисколько не волновало, когда вы тащили меня сюда из Стерлинга.
— У меня в городе дела. Я не в состоянии буду присматривать за вами.
— Боитесь, что сбегу? — язвительно проговорила Джемма.
— Я, может, и необразованный, как вы говорите, но не такой дурак, чтобы доверять вам, — парировал Коннор и принялся собирать вещи. — В озере полно рыбы, так что вам не составит особого труда добыть себе завтрак.
«Ты еще и не того заслуживаешь, голубушка, — мстительно подумал он, глядя на разъяренное лицо Джеммы. — Может быть, тяготы быта заставят тебя понять, что есть вещи похуже, чем потеря нескольких бриллиантов».
— Я оставляю вам свои пистолеты; оба они заряжены. Но используйте их только в крайнем случае.
В любой другой момент Джемма предпочла бы разрядить их в самого Макджоувэна, но сейчас она слишком нервничала, что ей придется остаться одной в этом пустынном и мрачном месте.
— Джемма, спуститесь, пожалуйста, вниз.
Девушка повиновалась. Но не из-за того, что Коннор обратился к ней неожиданно мягко, а просто потому, что надеялась на перемену его решения.
— Может статься, меня не будет несколько дней. Поклянитесь мне… именем Бэрд, что не сбежите.
У него хватило ума не сказать «именем Макджоувэн», иначе она наверняка плюнула бы ему в лицо. Джемма зло посмотрела на Коннора и молча отвернулась.
Она улыбнулась, сладко потягиваясь. Перед ее глазами одна за другой проплывали картины минувшей ночи. Благодаря Коннору Джемма впервые почувствовала, что значит быть женщиной. Горячая волна прилила к ее щекам, когда она вспоминала, с какой готовностью откликнулась на искусные ласки мужа. Закрыв глаза, она перебирала в памяти все подробности и с сожалением обнаруживала, что многое было скрыто от нее пеленой страсти. Как они оказались наверху? Коннор ли уложил ее на одеяла, или она потянула его с собой? Ничего этого девушка не помнила, она помнила только то, что наступило потом. Как он любил ее снова и снова.
Джемма лежала под тяжелым одеялом, наслаждаясь охватившей ее сладкой истомой. Но постепенно окружающая действительность сурово напомнила о себе холодом осеннего утра, запахом тлеющих дров и остатков гуся, которого они с Коннором ели вчера вечером. Наводя накануне порядок в хижине, Джемма обнаружила, что один из камней в стене возле кровати вынимается и через отверстие виден двор. Вспомнив про дырку, она тут же ею воспользовалась и увидела внизу Коннора, копающего торф. Несмотря на сильный утренний холод, он снял с себя рубашку и работал в одних бриджах. Мускулы играли на его спине, блестевшей от пота. Глядя на темную голову Макджоувэна, склонившегося над землей, Джемма вдруг почувствовала, как сжалось сердце. Никого прежде она не могла назвать своим, теперь у нее был Коннор. И впервые за все время ей было абсолютно неважно, что он за человек.
Была ли она влюблена в него? Этого девушка не знала. Она вообще не знала, что это значит — любить кого-то. Но чувство, которое она испытывала по отношению к Коннору, наполняло ее удивительной теплотой. Джемме вдруг захотелось сделать какую-нибудь глупость. Она радостно рассмеялась, вскочила и принялась одеваться, чтобы как можно скорее оказаться рядом с ним.
Когда она спустилась вниз, Коннор как раз входил в дом. Так они и встретились на полпути к друг другу и замерли в растерянном молчании. Джемма выжидающе смотрела на Коннора, а Коннор на Джемму. Скажи что-нибудь, шептало ей сердце. Но что сказать, девушка не знала.
— Ты уже работаешь… — наконец неуверенно проговорила она.
— М-м… Да. Копаю торф — с облегчением промолвил Коннор.
Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так неловко. Нужны были какие-то единственно правильные слова, которые не разрушили бы ту еще хрупкую связь, которая установилась между ним и Джеммой этой ночью. Весь его прошлый холостяцкий опыт был бессилен предложить что-либо подходящее. Впервые Коннор ощущал себя таким неуклюжим, выбитым из седла.
Пожалуй, торф был самой безопасной темой. Ее он и принялся развивать.
— Пока я накопаю достаточное количество, пройдет несколько дней, —объяснил он. — Затем лепешки нужно будет высушить. А до тех пор мы можем использовать сломанную мебель. Ту, что осталась. Вообще-то почва здесь богата торфом, так что нам хватит, — добавил он, наблюдая за Джеммой, которая подошла к двери и выглянула наружу. — Один из моих фермер… э-э… соседей рассказал мне, как нужно сушить торф.
— Коннор, — внезапно повернулась к нему девушка.
«Господи, ну подойди поближе, прикоснись ко мне», — подумал вдруг Коннор. Вслух он не осмелился этого произнести. И мучился от собственной нерешительности. Джемма избегала его так долго, он так плохо с ней обращался, что теперь и не надеялся на такое простое примирение. Ночью все было по-другому: Джемма выглядела такой беспомощной и уязвимой. Сейчас же, при дневном свете, перед ним снова стояла особа с несгибаемой волей и несносно раздутым чувством собственного достоинства.
Он робко заглянул в ее большие зеленые глаза.
— Ты хочешь есть?
Боже! Не мог спросить ничего поумнее? — тут же мысленно ругнул себя Коннор.
— Чуть-чуть, — поспешно ответила девушка.
— Я тут пожарил немного рыбы. Наловил, когда солнце еще не взошло.
Джемма даже не обратила внимания на его последние слова. Полуобнаженный вид Коннора приводил ее в замешательство; пронзительный взгляд его синих глаз, казалось, прожигал насквозь. Упоминание о еде было спасением: она засуетилась, накрывая на стол.
Когда Джемма вернулась от ручья, куда ходила за питьевой водой, Макджоувэн уже оделся. Они разделили рыбу и принялись за еду. «Слава Богу, теперь на нем рубашка», — подумала Джемма. Совершенно невыносимо было бы сидеть с ним за одним столом и разговаривать как как ни в чем не бывало, видя, как маячит перед глазами его бронзовая мускулистая грудь.
К собственному удивлению, Джемма ела с большим удовольствием. То ли рыба была настолько вкусной, то ли на нее так подействовал свежий горный воздух, а может быть, это просто был аппетит здоровой молодой женщины, которая провела восхитительную, полную страсти ночь любви.
Последняя мысль заставила ее покраснеть. Она впервые осмелилась взглянуть на Макджоувэна. Тот смотрел на нее через стол, не отрывая глаз. Чтобы хоть как-то справиться с охватившим ее волнением, Джемма заговорила о первом, что пришло ей в голову.
— Я хотела спросить тебя… Никак не могу найти свои драгоценности. Они лежали в такой большой коробке, там еще был висячий замок. Надеюсь, мы нигде их не оставили?
Коннор помялся.
— Боюсь, их больше нет, Джемма.
— Как так нет? — Девушка непонимающе улыбнулась.
— Я использовал их, чтобы заплатить миссис Кеннерли за постой. Кроме того, часть из них я отдал за эту ферму. То, что осталось, находится у Джечерна на сохранении, пока…
Не дав ему договорить, Джемма вскочила так резко, что ее стул с грохотом опрокинулся назад.
— Черт бы вас побрал, Макджоувэн! Вы не имели никакого права так поступать.
— Джемма!
— Повторяю: вы не имели права брать их! — отчеканила она. — Можно было использовать в качестве платы серебро или какие-то другие ценности из того, что я имею. Но не драгоценности. Они в тысячу раз дороже, чем эта жалкая вонючая развалюха! Да вы просто не имеете ни малейшего понятия о их цене. И знаете почему? Потому что вы жалкий бродяга, без роду и племени. И я… я вас ненавижу! Чертов нищий!
Вся дрожа от злости, она забралась по лестнице наверх и бросилась на кровать, задыхаясь от подступивших к горлу рыданий. Внизу оглушительно хлопнула входная дверь…
Удивительно, как много работы может переделать человек, когда он охвачен яростью. Утро уже давно превратилось в полдень, а Коннор все продолжал копать торф. Пот лил с него градом, спина и плечи ныли от усталости, но он не останавливался. Лишь когда куча лепешек достигла высоты стен хижины, а по длине сравнялась с ее окружностью, Макджоувэн решил, что не мешало бы починить еще и ограду и крышу. Камни для ограды он таскал с берега озера, а раствор для связки приготовлял из речного песка и глины. Тусклое осеннее солнце находилось в зените, когда Коннор почувствовал слабость от голода. Но продолжал работать. Гнев все не утихал. Искаженное обидой лицо Джеммы стояло у него перед глазами, сводя Макджоувэна с ума. Господи! Как же он ненавидел ее!
Самовлюбленная испорченная гордячка! Да и он тоже хорош! Достаточно было взглянуть на обстановку, в которой жила эта избалованная девчонка, чтобы понять, с кем ему придется иметь дело, и не обольщаться на ее счет. Отвратительное неповиновение старшим. Привычка сбегать из дому. Полное попрание всяческих норм приличия. Вот что такое Джемма Бэрд. Бедный сэр Арчибальд, хоть он и пройдоха! Бедные слуги, которые боятся ее как огня!
О, Коннор хорошо знал этот тип женщин! К тому же сэр Арчибальд ввел его в курс относительно богатства своей племянницы. Денег у нее столько, что на них можно купить в десять раз больше тех драгоценностей, из-за которых она закатила весь этот скандал. И если он, Коннор, по ее мнению, необразованный жалкий бродяга, то она — жадная бешеная сучка! И будь он проклят, если еще хоть раз ступит ногой на порог этого дома, который она так по-дурацки разукрасила!
Но в конце концов голод и чувство жажды взяли верх над гневом. Коннор окинул взглядом все, что сделал за этот день. Пожалуй, ни разу лорду Макджоувэну не приходилось так много работать. Удивительное дело, но вид починенных ворот, ограды и крыши, гора нарытого торфа доставили ему удовольствие. Приятно было сознавать, что все это сделано собственными руками.
Прекрасное расположение духа, в коем пребывал Коннор после созерцания плодов своего труда, тотчас улетучилось, как только он вошел в хижину. Джемма. не издала ни единого звука, ни разу даже не пошевелилась у себя наверху, хотя наверняка слышала, что он пришел. Хорошо еще, что она плакать перестала, подумал Макджоувэн, который не мог спокойно выносить громких женских рыданий.
На столе на блюде лежало несколько кусочков оставшейся от завтрака рыбы. Коннор быстро проглотил их и запил водой. Фу! Нет ничего хуже, чем подобный обед!
— Джемма! — крикнул он, натягивая шкуру. — Я еду в город за провизией, вернусь завтра.
— Я поеду с вами, — проговорила девушка, высовывая сверху заплаканное лицо.
Коннор нахмурился. Ему совсем не улыбалось брать девчонку с собой в Гленаррис, где каждый знает его как хозяина — а именно туда он и намерен был отправиться.
— Нет, вы не поедете.
— Почему?
— Потому что не можете.
— Почему это не могу?
— Потому что я так сказал. Вы еще слишком слабы.
— Ха! Почему-то вас это нисколько не волновало, когда вы тащили меня сюда из Стерлинга.
— У меня в городе дела. Я не в состоянии буду присматривать за вами.
— Боитесь, что сбегу? — язвительно проговорила Джемма.
— Я, может, и необразованный, как вы говорите, но не такой дурак, чтобы доверять вам, — парировал Коннор и принялся собирать вещи. — В озере полно рыбы, так что вам не составит особого труда добыть себе завтрак.
«Ты еще и не того заслуживаешь, голубушка, — мстительно подумал он, глядя на разъяренное лицо Джеммы. — Может быть, тяготы быта заставят тебя понять, что есть вещи похуже, чем потеря нескольких бриллиантов».
— Я оставляю вам свои пистолеты; оба они заряжены. Но используйте их только в крайнем случае.
В любой другой момент Джемма предпочла бы разрядить их в самого Макджоувэна, но сейчас она слишком нервничала, что ей придется остаться одной в этом пустынном и мрачном месте.
— Джемма, спуститесь, пожалуйста, вниз.
Девушка повиновалась. Но не из-за того, что Коннор обратился к ней неожиданно мягко, а просто потому, что надеялась на перемену его решения.
— Может статься, меня не будет несколько дней. Поклянитесь мне… именем Бэрд, что не сбежите.
У него хватило ума не сказать «именем Макджоувэн», иначе она наверняка плюнула бы ему в лицо. Джемма зло посмотрела на Коннора и молча отвернулась.