Страница:
— Вы не смотрели на неё, пока она шла?
— Нет, сэр, мне не хотелось. Я понял, что она нехорошо себя чувствует.
— Вы думаете, она плакала?
— Не то чтобы именно так, сэр. Слезы не текли, ничего такого, но выглядела она очень расстроенной. В очень плохом настроении.
— Вы не знаете, не пошла ли она в ратушу?
— Нет, сэр, я не могу сказать. Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, что она пересекает дорогу, но вполне вероятно, что она могла туда зайти.
— Гибсон, вы можете вспомнить, как точно выглядел рояль? Опишите мне его так подробно, как сможете.
Гибсон почесал челюсть своей широкой ладонью.
— Рояль стоял на полу, там же, где и вечером, сэр. Перед ним был табурет. Нот не было. Э.., дайте подумать. Он выглядел не совсем так. Нет, точно. Кое-что было не так.
Аллен терпеливо ждал.
— Теперь я понял, — громко провозгласил Гибсон. — Да, черт возьми, я понял.
— Да?
— Эти горшки с цветами были на краю сцены, и крышка рояля была откинута.
— Ах, — произнёс Аллен. — Я ждал, что вы это скажете.
— Тот самый, — кивнул Аллен и обратился к Фоксу:
— Через некоторое время после того, как Гибсон подтянулся, держась за подоконник, и посмотрел в окно, кто-то поставил там ящик и встал на него. Осталось глубокое прямоугольное пятно, перекрывающее один из следов Гибсона. Я нашёл ящик в пристройке. Это не был юный Джорджи. Он воспользовался дверью, и в любом случае окно было бы выше уровня его глаз. Там только следы мисс К, и ещё одни большие — без сомнения, Гибсона. Они наступали на дёрн. Тот, кто пользовался ящиком, пришёл позже, может быть, в субботу, и наступал он только на гравий. Мы проверим ящик на отпечатки, но я не думаю, что это что-нибудь даст. Слушая Гибсона, я думал: вот сейчас он скажет, что ящик использовала мисс Кампанула. Теперь ясно, что это не так. Это будет утомительная работа, но нам необходимо выяснить эту деталь. Что вам рассказали горничные?
— Такое впечатление, что покойная была из племени диких татар, — сказал Фокс. — Я достаточно много всего услышал, прежде чем прийти к этому заключению. Мэри, горничная, которую вы только что видели, сэр, похоже, также выполняла обязанности камеристки. Когда мисс Кампанула была в настроении, она откровенничала с ней. Фактически она делилась с горничной всеми новостями.
— Например, Фокс?
— Например, господин Аллен, по мнению Мэри, мисс Кампанула вела себя немного странно в отношении господина Коупленда. Помешана на нем, как считает Мэри. Она говорит, что обычно в то время, когда ректор шёл утром по деревне, её хозяйка тоже выходила и слонялась неподалёку под тем или иным предлогом, пока не встретит его.
— О, Боже! — с неприязнью произнёс Аллен.
— Да, в какой-то мере это достойно жалости, не так ли? Мэри говорит, что она одевалась очень тщательно, шла в Чиппинг и заходила в маленький магазинчик. Она постоянно о чем-то разговаривала с продавщицей, покупая тот или иной пустяк, но все это время не сводила глаз со стеклянной двери. Если показывался ректор, мисс Кампанула как ветром сдувало. Она была очень неуравновешенной леди, и когда дела у неё шли плохо, она наводила ужас на слуг своей злостью, грозила, что сделает что-нибудь отчаянно-буйное и так далее.
— Действительно, вела себя как татары-завоеватели в России, — сказал Аллен, — и конечно, это все очень удручающе. Продолжай.
— Все было не так плохо, пока не приехала мисс Прентайс. До этого всеми делами в приходе заправляла мисс Кампанула. Но мисс Прентайс, похоже, оттеснила её, если можно так выразиться. Мисс Прентайс превзошла её на всех ключевых позициях. Она — президент Молодёжного общества, а мисс К, была всего лишь секретарём. Почти то же самое с обществом наставниц для девушек.
— Как она может быть наставницей девушек! — воскликнул Аллен.
— Похоже, что это именно так, и она опять обошла мисс К., обучая девочек искусству завязывать бантики и незатейливой кулинарии. Сама себя продвигала, так сказать, по служебной лестнице. Начала с самой нижней ступени и добралась до самого верха. Местные девушки от этого не очень-то в восторге, но ей как будто удалось объединить их вокруг себя. И когда леди Эпплбай оставила свой пост, мисс Прентайс заняла её место. Примерно то же самое с Женским институтом и другими местными организациями. Мисс П. оказалась слишком энергичной и умной по сравнению с мисс К. Они были подругами, водой не разольёшь, но Мэри говорит, что иногда мисс К., придя домой с собрания Молодёжного общества или ещё откуда-нибудь, так говорила о мисс Прентайс, что даже Мэри удивлялась.
— О, Господи!
— Она угрожала самоубийством и так далее. Мэри знала все о завещании. Убитая часто говорила об этом — не далее, как в прошлый четверг, когда у них была генеральная репетиция, она сказала, что для мисс Прентайс было бы хорошим уроком, если бы она вообще исключила её из завещания, но она слишком милосердна, чтобы сделать это, однако надеется, что если она умрёт первой, эти деньги будут как кипяток обжигать совесть мисс Прентайс. В пятницу, сказала Мэри, у неё был хороший день. Она ушла на исповедь и вернулась в хорошем расположении духа. После пяти часов было какое-то дело в Пен Куко, и вечером она ходила в кружок книголюбов или что-то в этом роде — в дом ректора. Она была в прекрасном настроении, когда уходила, но вернулась не раньше одиннадцати часов, гораздо позднее обычного. Гибсон говорит, что на обратном пути она все время молчала, и Мэри говорит, что, когда она вошла, вокруг лица у неё был завязан шарф, и воротник пальто поднят и…
— Это была не она, — вмешался Найджел. — Мисс Прентайс переоделась в мисс Кампанула, чтобы взглянуть на завещание.
— Успокойтесь, Басгейт. Продолжайте, Фокс.
— Мэри проводила её в комнату, но та сказала, что ей никто не нужен, и Мэри клянётся, что она плакала. Она услышала, как её хозяйка легла. На следующее утро Мэри первым делом понесла ей чай и говорит, что вид мисс Кампанула её просто шокировал. Как выразилась Мэри, она была похожа на старую нищенку, оставленную на улице под дождём.
— Очень наглядно. Итак?
— Итак, вчерашнее утро она провела в ратуше вместе с остальными, но когда вернулась, написала записку своим адвокатам и приказала Гибсону отправить её. После полудня она оставалась дома.
— Я знал, Фокс, что у вас ещё что-то есть наготове, — сказал Аллен. — Где промокательная бумага? Фокс мягко улыбнулся.
— Оказалось, все нормально, сэр. Вот она. Он взял лист промокательной бумаги с письменного стола и протянул его Аллену. Это был почти чистый лист, только с четырьмя строчками. Аллен приставил его к зеркалу и прочитал:
— Ну вы и гадальщик! — сказал Аллен. — Провидец несчастный! Я не удивлюсь, если вы окажетесь правы. Что-нибудь ещё. Фокс?
— Больше ничего, сэр. Она выглядела как обычно, когда пришла в ратушу на представление. Она ушла отсюда в семь часов. Так как она не должна была появиться на сцене до второго акта, ей не было необходимости приходить так рано.
— И они не знают, кому, кроме её адвокатов, она могла бы написать?
— Совершенно верно, господин Аллен.
— Теперь мы пообедаем, а затем посетим дом ректора. Идёмте.
Когда они вернулись в гостиницу, то обнаружили, что представитель “Чиппинг курьер” оказался чересчур усердным. Толпа молодых людей, одетых во фланелевые брюки и твидовые пальто, приветствовала Найджела с какой-то осторожной и подозрительной сердечностью и окружила Аллена. Он дал им краткий отчёт о рояле и его внутреннем устройстве, ничего не сказал о водяном пистолете, сообщил, что, похоже, убийство не имело мотива и умолял их не следовать за ним по пятам.
— Это затрудняет мои действия и абсолютно бесполезно для вас.
— Кому принадлежит кольт, господин главный инспектор? — спросил развязный молодой человек в огромных очках.
— Это местное оружие, и есть предположение, что его украли, — ответил Аллен. — Если будет ещё какая-либо информация от полиции, джентльмены, вы услышите об этом. У вас достаточно материала для газетных отчётов. А теперь уходите, и побыстрее. Будьте маленькими Пу-Ба[10] . Никаких подтверждающих деталей не требуется. Повествование является достаточно убедительным, и насколько я понимаю, художественная достоверность не в вашем вкусе.
— Испытайте нас, — предложил все тот же молодой человек.
— Pas si bete[11] , — сказал Аллен. — Я хочу съесть свой обед.
— Когда вы собираетесь жениться, господин Аллен?
— При первой же возможности. Всего хорошего. Он удалился, оставив Найджела на съедение репортёрам.
Аллен и Фокс за десять минут расправились с обедом, покинули гостиницу через чёрный ход и уехали на машине Биггинсов прежде, чем иссяк фонтан красноречия не посвящённого в детали Найджела. Аллен расстался с Фоксом в деревне. Фокс должен был разыскать членов Молодёжного общества, запастись очередной порцией местных слухов и присутствовать на вскрытии. Аллен свернул на Вэйл-Роуд и через пять минут остановился у дома ректора.
— Очень хорошо, господин Коупленд. На этом можно закончить.
— Я тоже так думаю, — раздался голос ректора.
— Через ночь сомнений и печали, — живо добавила леди.
— Им нравится это?
— О, они любят это, господин Коупленд.
— Очень хорошо, — утомлённым голосом сказал ректор. — Спасибо, мисс Райт.
Крупная деревенская девушка вышла из комнаты в холл. Она собрала книги в соломенную сумку и торопливо вышла, бросив внимательный взгляд на Аллена.
Аллен ещё раз позвонил в дверь, и через несколько мгновений появилась пожилая горничная.
— Могу я увидеть господина Коупленда?
— Я сейчас узнаю, сэр. Как о вас доложить?
— Инспектор Аллен. Я из Скотленд-Ярда.
— О! О да, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной. Он прошёл за ней через холл. Она открыла дверь и произнесла:
— Сэр, к вам полиция.
Аллен вошёл.
Похоже, господин Коупленд секунду назад вскочил на ноги. Рядом с ним стояла девушка, в которой Аллен узнал его дочь. Они, действительно, были очень похожи, и по их лицам было видно, что настроение их в данный момент было тоже почти одинаковым: они были поражены и встревожены. Господин Коупленд, в своей длинной сутане, сделал несколько шагов вперёд и пожал Аллену руку.
— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в такой день, — сказал Аллен. — Я знаю, что это самый плохой день, какой только можно было выбрать для визита к вам, но, к сожалению, это дело не терпит отлагательств.
— Что вы, что вы, — сказал ректор, — мы просто очень встревожены. Это моя дочь. Боюсь, я не…
— Аллен, сэр.
— О, да, да. Прошу вас, садитесь. Дина, дорогая…
— Прошу вас, не уходите, мисс Коупленд, — сказал Аллен. — Я надеюсь, что вы чем-нибудь сможете нам помочь.
Очевидно, до его прихода они сидели вместе с деревенской девушкой у камина, перед которым полукругом стояли уже довольно потрёпанные стулья. Камин, куда недавно добавили поленьев, уютно потрескивал и овевал теплом ветхие обои цвета зеленого яблока, трухлявые балки на потолке, приятные гравюры на стенах и горшок с жёлтыми хризантемами из теплиц Пен Куко.
Они сели. Сначала Дина опустилась на стул, стоявший в центре, а затем Аллен и ректор устроились по обе стороны от неё.
Возможно, по лицу Аллена можно было понять, что он чувствовал, оглядывая эту комнату. Его рука потянулась к карману пиджака, а затем торопливо опустилась.
— Пожалуйста, курите вашу трубку, — сказала Дина.
— Вы очень наблюдательны, — заметил Аллен. — Теперь я уверен, что вы поможете нам. Я действительно могу курить?
— Пожалуйста.
— Я редко курю, — как будто извиняясь, проговорил Аллен, — но сейчас именно такой случай.
И пока он набивал трубку, его посетила странная мысль. Ему пришло на ум, что он стоит на пороге новой дружбы, что он ещё вернётся в эту старую комнату и опять будет сидеть возле камина. Он подумал о женщине, которую любил, и ему показалось, что она тоже будет здесь в тот, следующий раз, и она будет счастлива. “Странные фантазии”, — подумал он и отогнал их подальше.
Ректор уже говорил:
— ..Ужасное несчастье. Страшно думать, что среди людей, которых ты так хорошо знаешь, есть одно сердце, в котором зародилась столь сильная злоба на своего собрата.
— Да, — согласился Аллен. — Стремление убивать спит внутри многих людей, но когда оно реализуется, это нас шокирует и изумляет. Я часто замечал это. Реакция на убийство почти всегда — это глубочайшее изумление.
— Для меня, — сказала Дина, — самым ужасным является гротескная сторона случившегося. Как будто кто-то жестоко пошутил.
— Значит, вы слышали, как это случилось?
— Я думаю, на двадцать миль кругом нет человека, который бы этого не слышал.
— Ясно, — сказал Аллен. — Роупер постарался. Он наконец раскурил трубку и, глядя поверх своих рук на собеседников, проговорил:
— Пока я не забыл. Никто из вас не ставил ящик под одним из окон ратуши в пятницу вечером или в субботу?
— Нет, — покачала головой Дина.
— Нет, — твёрдо произнёс ректор.
— Ясно. Это не имеет значения. Ректор сказал:
— Возможно, мне не следовало бы спрашивать, но есть ли у вас хоть какое-нибудь подозрение о том, кто…
— Никакого, — сказал Аллен. — В данный момент никакого. До того, как хоть что-то начнёт вырисовываться, нужно прояснить очень многое. Например, что касается ключа от ратуши. Где он был в пятницу?
— На гвозде между пристройкой и основным зданием, — сказала Дина.
— Я думал, что так было только в субботу.
— Нет. Я оставила его там в пятницу специально для членов Молодёжного общества, которые работали в ратуше во время обеда. Они расставляли мебель, подметали и так далее. Когда в два часа они ушли, то оставили ключ на гвозде.
— Но мисс Кампанула пыталась попасть туда примерно в половине третьего и не смогла.
— Я думаю, что мисс Кампанула не знала о ключе. Я договорилась с девушками и, кажется, упомянула об этом на генеральной репетиции на случай, если кто-то ещё захочет туда зайти. Но я абсолютно уверена, что к тому моменту мисс Кампанула уже ушла. А раньше мы никогда там ключ не оставляли.
— Вы заходили в ратушу в пятницу?
— Да, — сказала Дина. — Я ходила туда во время обеда посмотреть, как идёт подготовка зала. Я ушла раньше, чем они закончили, и вернулась сюда.
— А затем вы пошли по Топ-Лейн к Пен Куко?
— Да, — удивлённо произнесла Дина, и в её глазах возникло такое же насторожённое выражение, какое Аллен уже видел у Генри.
— Когда примерно в два часа вы уходили из ратуши, там был Джорджи Биггинс?
— И делал жизнь невыносимой с помощью своего ужасного водяного пистолета. Ты знаешь, папа, это очень непослушный ребёнок. В нем сидит дьявол. Тебе следует попробовать изгнать его.
— А потом вы ничего не слышали про Джорджи? — осторожно поинтересовался Аллен. — От Роупера, например.
— А что я должна была услышать? Аллен рассказал им.
— Я хочу, — добавил он, — чтобы о его вовлеченности в эту историю было известно как можно меньше. Думаю, нет нужды сомневаться в том, что Джорджи со своей “Игрушкой для бездельников” и водяным пистолетом не мог отлить пулю, которую убийца использовал для выстрела. Нельзя возлагать на плечи маленького мальчика такую ответственность, каким бы плохим он ни был. Боюсь, что это все равно рано или поздно станет всем известно, но мы должны сделать все возможное, чтобы по деревне не пошли слухи.
— Конечно, — сказал ректор. — В то же время, он понимал, что совершает нечто нехорошее. Ужасные последствия…
— Они несоизмеримо ужасны, вам не кажется?
— Да, это так. Я согласна с вами, — сказала Дина. Аллен, видя по глазам ректора, что он готов прочитать целую проповедь, поспешил перейти к следующему пункту.
— Вы видите, — продолжал он, — что замена водяного пистолета на кольт должна была произойти после двух часов в пятницу, так как в это время Джорджи ещё размахивал своей игрушкой. Потом он задержался в ратуше и оснастил своим пистолетом рояль. Он подтвердил это. Шофёр мисс Кампанула по её просьбе посмотрел в открытое окно в два тридцать и увидел рояль с поднятой крышкой. Его рассказ наводит нас на мысль, что в это время кто-то прятался в здании. Джорджи с большой неохотой рассказал мне все это, и признаюсь, его воспоминания о мисс Кампанула, ломившейся в дверь и требовавшей впустить её, похожи на ночной кошмар. Хотя я не претендую на то, что хорошо понимаю детскую психологию.
— Закон, — произнесла Дина, — в лице его представителей оказывается на удивление милосердным. Аллен не обратил внимания на её слова.
— Итак, все, что нам известно, позволяет считать время два часа тридцать минут в пятницу точкой отсчёта. Вы, мисс Коупленд, пошли вверх по Топ-Лейн и случайно столкнулись с господином Генри Джернигэмом.
— Что? — воскликнул ректор. — Дина!
— Все нормально, — сказала Дина высоким голосом. — Это было случайно, папа. Я действительно встретила Генри, и мы действительно вели себя так, как ты мог бы предполагать. Но срок нашего отчуждения тогда почти закончился. Это я виновата. Я не смогла устоять.
— Мне кажется, через некоторое время туда пришла мисс Прентайс, — сказал Аллен.
— Она вам об этом рассказала?
— Мне рассказал господин Генри Джернигэм, и мисс Прентайс подтвердила это. Мисс Коупленд, вы не расскажете мне, что произошло во время этого тройного столкновения?
— Раз они вам не рассказали, — ответила Дина, — я тоже ничего не скажу.
Глава 17
— Нет, сэр, мне не хотелось. Я понял, что она нехорошо себя чувствует.
— Вы думаете, она плакала?
— Не то чтобы именно так, сэр. Слезы не текли, ничего такого, но выглядела она очень расстроенной. В очень плохом настроении.
— Вы не знаете, не пошла ли она в ратушу?
— Нет, сэр, я не могу сказать. Я посмотрел в боковое зеркало и увидел, что она пересекает дорогу, но вполне вероятно, что она могла туда зайти.
— Гибсон, вы можете вспомнить, как точно выглядел рояль? Опишите мне его так подробно, как сможете.
Гибсон почесал челюсть своей широкой ладонью.
— Рояль стоял на полу, там же, где и вечером, сэр. Перед ним был табурет. Нот не было. Э.., дайте подумать. Он выглядел не совсем так. Нет, точно. Кое-что было не так.
Аллен терпеливо ждал.
— Теперь я понял, — громко провозгласил Гибсон. — Да, черт возьми, я понял.
— Да?
— Эти горшки с цветами были на краю сцены, и крышка рояля была откинута.
— Ах, — произнёс Аллен. — Я ждал, что вы это скажете.
* * *
— Каков же истинный смысл всего этого? — спросил Найджел, когда Гибсон ушёл. — Что за ящик? Это не тот, который был под окном?— Тот самый, — кивнул Аллен и обратился к Фоксу:
— Через некоторое время после того, как Гибсон подтянулся, держась за подоконник, и посмотрел в окно, кто-то поставил там ящик и встал на него. Осталось глубокое прямоугольное пятно, перекрывающее один из следов Гибсона. Я нашёл ящик в пристройке. Это не был юный Джорджи. Он воспользовался дверью, и в любом случае окно было бы выше уровня его глаз. Там только следы мисс К, и ещё одни большие — без сомнения, Гибсона. Они наступали на дёрн. Тот, кто пользовался ящиком, пришёл позже, может быть, в субботу, и наступал он только на гравий. Мы проверим ящик на отпечатки, но я не думаю, что это что-нибудь даст. Слушая Гибсона, я думал: вот сейчас он скажет, что ящик использовала мисс Кампанула. Теперь ясно, что это не так. Это будет утомительная работа, но нам необходимо выяснить эту деталь. Что вам рассказали горничные?
— Такое впечатление, что покойная была из племени диких татар, — сказал Фокс. — Я достаточно много всего услышал, прежде чем прийти к этому заключению. Мэри, горничная, которую вы только что видели, сэр, похоже, также выполняла обязанности камеристки. Когда мисс Кампанула была в настроении, она откровенничала с ней. Фактически она делилась с горничной всеми новостями.
— Например, Фокс?
— Например, господин Аллен, по мнению Мэри, мисс Кампанула вела себя немного странно в отношении господина Коупленда. Помешана на нем, как считает Мэри. Она говорит, что обычно в то время, когда ректор шёл утром по деревне, её хозяйка тоже выходила и слонялась неподалёку под тем или иным предлогом, пока не встретит его.
— О, Боже! — с неприязнью произнёс Аллен.
— Да, в какой-то мере это достойно жалости, не так ли? Мэри говорит, что она одевалась очень тщательно, шла в Чиппинг и заходила в маленький магазинчик. Она постоянно о чем-то разговаривала с продавщицей, покупая тот или иной пустяк, но все это время не сводила глаз со стеклянной двери. Если показывался ректор, мисс Кампанула как ветром сдувало. Она была очень неуравновешенной леди, и когда дела у неё шли плохо, она наводила ужас на слуг своей злостью, грозила, что сделает что-нибудь отчаянно-буйное и так далее.
— Действительно, вела себя как татары-завоеватели в России, — сказал Аллен, — и конечно, это все очень удручающе. Продолжай.
— Все было не так плохо, пока не приехала мисс Прентайс. До этого всеми делами в приходе заправляла мисс Кампанула. Но мисс Прентайс, похоже, оттеснила её, если можно так выразиться. Мисс Прентайс превзошла её на всех ключевых позициях. Она — президент Молодёжного общества, а мисс К, была всего лишь секретарём. Почти то же самое с обществом наставниц для девушек.
— Как она может быть наставницей девушек! — воскликнул Аллен.
— Похоже, что это именно так, и она опять обошла мисс К., обучая девочек искусству завязывать бантики и незатейливой кулинарии. Сама себя продвигала, так сказать, по служебной лестнице. Начала с самой нижней ступени и добралась до самого верха. Местные девушки от этого не очень-то в восторге, но ей как будто удалось объединить их вокруг себя. И когда леди Эпплбай оставила свой пост, мисс Прентайс заняла её место. Примерно то же самое с Женским институтом и другими местными организациями. Мисс П. оказалась слишком энергичной и умной по сравнению с мисс К. Они были подругами, водой не разольёшь, но Мэри говорит, что иногда мисс К., придя домой с собрания Молодёжного общества или ещё откуда-нибудь, так говорила о мисс Прентайс, что даже Мэри удивлялась.
— О, Господи!
— Она угрожала самоубийством и так далее. Мэри знала все о завещании. Убитая часто говорила об этом — не далее, как в прошлый четверг, когда у них была генеральная репетиция, она сказала, что для мисс Прентайс было бы хорошим уроком, если бы она вообще исключила её из завещания, но она слишком милосердна, чтобы сделать это, однако надеется, что если она умрёт первой, эти деньги будут как кипяток обжигать совесть мисс Прентайс. В пятницу, сказала Мэри, у неё был хороший день. Она ушла на исповедь и вернулась в хорошем расположении духа. После пяти часов было какое-то дело в Пен Куко, и вечером она ходила в кружок книголюбов или что-то в этом роде — в дом ректора. Она была в прекрасном настроении, когда уходила, но вернулась не раньше одиннадцати часов, гораздо позднее обычного. Гибсон говорит, что на обратном пути она все время молчала, и Мэри говорит, что, когда она вошла, вокруг лица у неё был завязан шарф, и воротник пальто поднят и…
— Это была не она, — вмешался Найджел. — Мисс Прентайс переоделась в мисс Кампанула, чтобы взглянуть на завещание.
— Успокойтесь, Басгейт. Продолжайте, Фокс.
— Мэри проводила её в комнату, но та сказала, что ей никто не нужен, и Мэри клянётся, что она плакала. Она услышала, как её хозяйка легла. На следующее утро Мэри первым делом понесла ей чай и говорит, что вид мисс Кампанула её просто шокировал. Как выразилась Мэри, она была похожа на старую нищенку, оставленную на улице под дождём.
— Очень наглядно. Итак?
— Итак, вчерашнее утро она провела в ратуше вместе с остальными, но когда вернулась, написала записку своим адвокатам и приказала Гибсону отправить её. После полудня она оставалась дома.
— Я знал, Фокс, что у вас ещё что-то есть наготове, — сказал Аллен. — Где промокательная бумага? Фокс мягко улыбнулся.
— Оказалось, все нормально, сэр. Вот она. Он взял лист промокательной бумаги с письменного стола и протянул его Аллену. Это был почти чистый лист, только с четырьмя строчками. Аллен приставил его к зеркалу и прочитал:
"Ув Г— Собиралась изменить своё завещание, — заметил Найджел из-за плеча Аллена.
Пр шу и го ставителя ретить
Мной можно рее.
С жением
РИС К МП НУЛА”.
— Ну вы и гадальщик! — сказал Аллен. — Провидец несчастный! Я не удивлюсь, если вы окажетесь правы. Что-нибудь ещё. Фокс?
— Больше ничего, сэр. Она выглядела как обычно, когда пришла в ратушу на представление. Она ушла отсюда в семь часов. Так как она не должна была появиться на сцене до второго акта, ей не было необходимости приходить так рано.
— И они не знают, кому, кроме её адвокатов, она могла бы написать?
— Совершенно верно, господин Аллен.
— Теперь мы пообедаем, а затем посетим дом ректора. Идёмте.
Когда они вернулись в гостиницу, то обнаружили, что представитель “Чиппинг курьер” оказался чересчур усердным. Толпа молодых людей, одетых во фланелевые брюки и твидовые пальто, приветствовала Найджела с какой-то осторожной и подозрительной сердечностью и окружила Аллена. Он дал им краткий отчёт о рояле и его внутреннем устройстве, ничего не сказал о водяном пистолете, сообщил, что, похоже, убийство не имело мотива и умолял их не следовать за ним по пятам.
— Это затрудняет мои действия и абсолютно бесполезно для вас.
— Кому принадлежит кольт, господин главный инспектор? — спросил развязный молодой человек в огромных очках.
— Это местное оружие, и есть предположение, что его украли, — ответил Аллен. — Если будет ещё какая-либо информация от полиции, джентльмены, вы услышите об этом. У вас достаточно материала для газетных отчётов. А теперь уходите, и побыстрее. Будьте маленькими Пу-Ба[10] . Никаких подтверждающих деталей не требуется. Повествование является достаточно убедительным, и насколько я понимаю, художественная достоверность не в вашем вкусе.
— Испытайте нас, — предложил все тот же молодой человек.
— Pas si bete[11] , — сказал Аллен. — Я хочу съесть свой обед.
— Когда вы собираетесь жениться, господин Аллен?
— При первой же возможности. Всего хорошего. Он удалился, оставив Найджела на съедение репортёрам.
Аллен и Фокс за десять минут расправились с обедом, покинули гостиницу через чёрный ход и уехали на машине Биггинсов прежде, чем иссяк фонтан красноречия не посвящённого в детали Найджела. Аллен расстался с Фоксом в деревне. Фокс должен был разыскать членов Молодёжного общества, запастись очередной порцией местных слухов и присутствовать на вскрытии. Аллен свернул на Вэйл-Роуд и через пять минут остановился у дома ректора.
* * *
Как и большинство священников, по воскресеньям ректор принимал посетителей. Парадная дверь была широко распахнута. На столе в холле Аллен увидел аккуратную стопку детских книжек с церковными гимнами. Рядом с ними лежал берет ректора. Из комнаты доносился женский голос:— Очень хорошо, господин Коупленд. На этом можно закончить.
— Я тоже так думаю, — раздался голос ректора.
— Через ночь сомнений и печали, — живо добавила леди.
— Им нравится это?
— О, они любят это, господин Коупленд.
— Очень хорошо, — утомлённым голосом сказал ректор. — Спасибо, мисс Райт.
Крупная деревенская девушка вышла из комнаты в холл. Она собрала книги в соломенную сумку и торопливо вышла, бросив внимательный взгляд на Аллена.
Аллен ещё раз позвонил в дверь, и через несколько мгновений появилась пожилая горничная.
— Могу я увидеть господина Коупленда?
— Я сейчас узнаю, сэр. Как о вас доложить?
— Инспектор Аллен. Я из Скотленд-Ярда.
— О! О да, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной. Он прошёл за ней через холл. Она открыла дверь и произнесла:
— Сэр, к вам полиция.
Аллен вошёл.
Похоже, господин Коупленд секунду назад вскочил на ноги. Рядом с ним стояла девушка, в которой Аллен узнал его дочь. Они, действительно, были очень похожи, и по их лицам было видно, что настроение их в данный момент было тоже почти одинаковым: они были поражены и встревожены. Господин Коупленд, в своей длинной сутане, сделал несколько шагов вперёд и пожал Аллену руку.
— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в такой день, — сказал Аллен. — Я знаю, что это самый плохой день, какой только можно было выбрать для визита к вам, но, к сожалению, это дело не терпит отлагательств.
— Что вы, что вы, — сказал ректор, — мы просто очень встревожены. Это моя дочь. Боюсь, я не…
— Аллен, сэр.
— О, да, да. Прошу вас, садитесь. Дина, дорогая…
— Прошу вас, не уходите, мисс Коупленд, — сказал Аллен. — Я надеюсь, что вы чем-нибудь сможете нам помочь.
Очевидно, до его прихода они сидели вместе с деревенской девушкой у камина, перед которым полукругом стояли уже довольно потрёпанные стулья. Камин, куда недавно добавили поленьев, уютно потрескивал и овевал теплом ветхие обои цвета зеленого яблока, трухлявые балки на потолке, приятные гравюры на стенах и горшок с жёлтыми хризантемами из теплиц Пен Куко.
Они сели. Сначала Дина опустилась на стул, стоявший в центре, а затем Аллен и ректор устроились по обе стороны от неё.
Возможно, по лицу Аллена можно было понять, что он чувствовал, оглядывая эту комнату. Его рука потянулась к карману пиджака, а затем торопливо опустилась.
— Пожалуйста, курите вашу трубку, — сказала Дина.
— Вы очень наблюдательны, — заметил Аллен. — Теперь я уверен, что вы поможете нам. Я действительно могу курить?
— Пожалуйста.
— Я редко курю, — как будто извиняясь, проговорил Аллен, — но сейчас именно такой случай.
И пока он набивал трубку, его посетила странная мысль. Ему пришло на ум, что он стоит на пороге новой дружбы, что он ещё вернётся в эту старую комнату и опять будет сидеть возле камина. Он подумал о женщине, которую любил, и ему показалось, что она тоже будет здесь в тот, следующий раз, и она будет счастлива. “Странные фантазии”, — подумал он и отогнал их подальше.
Ректор уже говорил:
— ..Ужасное несчастье. Страшно думать, что среди людей, которых ты так хорошо знаешь, есть одно сердце, в котором зародилась столь сильная злоба на своего собрата.
— Да, — согласился Аллен. — Стремление убивать спит внутри многих людей, но когда оно реализуется, это нас шокирует и изумляет. Я часто замечал это. Реакция на убийство почти всегда — это глубочайшее изумление.
— Для меня, — сказала Дина, — самым ужасным является гротескная сторона случившегося. Как будто кто-то жестоко пошутил.
— Значит, вы слышали, как это случилось?
— Я думаю, на двадцать миль кругом нет человека, который бы этого не слышал.
— Ясно, — сказал Аллен. — Роупер постарался. Он наконец раскурил трубку и, глядя поверх своих рук на собеседников, проговорил:
— Пока я не забыл. Никто из вас не ставил ящик под одним из окон ратуши в пятницу вечером или в субботу?
— Нет, — покачала головой Дина.
— Нет, — твёрдо произнёс ректор.
— Ясно. Это не имеет значения. Ректор сказал:
— Возможно, мне не следовало бы спрашивать, но есть ли у вас хоть какое-нибудь подозрение о том, кто…
— Никакого, — сказал Аллен. — В данный момент никакого. До того, как хоть что-то начнёт вырисовываться, нужно прояснить очень многое. Например, что касается ключа от ратуши. Где он был в пятницу?
— На гвозде между пристройкой и основным зданием, — сказала Дина.
— Я думал, что так было только в субботу.
— Нет. Я оставила его там в пятницу специально для членов Молодёжного общества, которые работали в ратуше во время обеда. Они расставляли мебель, подметали и так далее. Когда в два часа они ушли, то оставили ключ на гвозде.
— Но мисс Кампанула пыталась попасть туда примерно в половине третьего и не смогла.
— Я думаю, что мисс Кампанула не знала о ключе. Я договорилась с девушками и, кажется, упомянула об этом на генеральной репетиции на случай, если кто-то ещё захочет туда зайти. Но я абсолютно уверена, что к тому моменту мисс Кампанула уже ушла. А раньше мы никогда там ключ не оставляли.
— Вы заходили в ратушу в пятницу?
— Да, — сказала Дина. — Я ходила туда во время обеда посмотреть, как идёт подготовка зала. Я ушла раньше, чем они закончили, и вернулась сюда.
— А затем вы пошли по Топ-Лейн к Пен Куко?
— Да, — удивлённо произнесла Дина, и в её глазах возникло такое же насторожённое выражение, какое Аллен уже видел у Генри.
— Когда примерно в два часа вы уходили из ратуши, там был Джорджи Биггинс?
— И делал жизнь невыносимой с помощью своего ужасного водяного пистолета. Ты знаешь, папа, это очень непослушный ребёнок. В нем сидит дьявол. Тебе следует попробовать изгнать его.
— А потом вы ничего не слышали про Джорджи? — осторожно поинтересовался Аллен. — От Роупера, например.
— А что я должна была услышать? Аллен рассказал им.
— Я хочу, — добавил он, — чтобы о его вовлеченности в эту историю было известно как можно меньше. Думаю, нет нужды сомневаться в том, что Джорджи со своей “Игрушкой для бездельников” и водяным пистолетом не мог отлить пулю, которую убийца использовал для выстрела. Нельзя возлагать на плечи маленького мальчика такую ответственность, каким бы плохим он ни был. Боюсь, что это все равно рано или поздно станет всем известно, но мы должны сделать все возможное, чтобы по деревне не пошли слухи.
— Конечно, — сказал ректор. — В то же время, он понимал, что совершает нечто нехорошее. Ужасные последствия…
— Они несоизмеримо ужасны, вам не кажется?
— Да, это так. Я согласна с вами, — сказала Дина. Аллен, видя по глазам ректора, что он готов прочитать целую проповедь, поспешил перейти к следующему пункту.
— Вы видите, — продолжал он, — что замена водяного пистолета на кольт должна была произойти после двух часов в пятницу, так как в это время Джорджи ещё размахивал своей игрушкой. Потом он задержался в ратуше и оснастил своим пистолетом рояль. Он подтвердил это. Шофёр мисс Кампанула по её просьбе посмотрел в открытое окно в два тридцать и увидел рояль с поднятой крышкой. Его рассказ наводит нас на мысль, что в это время кто-то прятался в здании. Джорджи с большой неохотой рассказал мне все это, и признаюсь, его воспоминания о мисс Кампанула, ломившейся в дверь и требовавшей впустить её, похожи на ночной кошмар. Хотя я не претендую на то, что хорошо понимаю детскую психологию.
— Закон, — произнесла Дина, — в лице его представителей оказывается на удивление милосердным. Аллен не обратил внимания на её слова.
— Итак, все, что нам известно, позволяет считать время два часа тридцать минут в пятницу точкой отсчёта. Вы, мисс Коупленд, пошли вверх по Топ-Лейн и случайно столкнулись с господином Генри Джернигэмом.
— Что? — воскликнул ректор. — Дина!
— Все нормально, — сказала Дина высоким голосом. — Это было случайно, папа. Я действительно встретила Генри, и мы действительно вели себя так, как ты мог бы предполагать. Но срок нашего отчуждения тогда почти закончился. Это я виновата. Я не смогла устоять.
— Мне кажется, через некоторое время туда пришла мисс Прентайс, — сказал Аллен.
— Она вам об этом рассказала?
— Мне рассказал господин Генри Джернигэм, и мисс Прентайс подтвердила это. Мисс Коупленд, вы не расскажете мне, что произошло во время этого тройного столкновения?
— Раз они вам не рассказали, — ответила Дина, — я тоже ничего не скажу.
Глава 17
ИСПОВЕДЬ СВЯЩЕННИКА
— Вы не расскажете? — мягко спросил Аллен. — Жаль. Тогда нам придётся…
— Что придётся?
— Идти окольным путём. Выспрашивать у слуг, какие отношения были между мисс Прентайс и её молодым родственником. Внимательно прислушиваться к деревенским слухам… Все такое.
— Я думала, — вспыхнула Дина, — что в наше время работа отдела криминальной полиции считается по большей части благородным делом.
— О нет! — ответил Аллен. — Вы очень заблуждаетесь.
Её лицо стало пунцовым.
— Это было недостойное замечание с моей стороны, — сказала Дина.
— Это было непростительно, дорогая, — заметил её отец. — Мне стыдно за тебя, я не знал, что ты можешь быть способна на такое.
— Я не нахожу в этом никакого оскорбления, — весело произнёс Аллен. — Это подмечено очень точно.
Но лицо господина Коупленда было розовым от смущения, а Дина все ещё переживала, что допустила бестактность. Ректор стал обращаться к ней так, словно она ребёнок в церкви. Его голос сделался несколько елейным, а в движениях его головы Аллен распознал манеры проповедника, стоящего на кафедре. Он говорил:
— Дина, ты нарушила торжественное обещание, и к этой своей вине ты добавляешь намеренное уклонение, невоспитанность и неоправданную дерзость. Мне придётся кое-что объяснить господину Аллену. Он повернулся к Аллену:
— Моя дочь и Генри Джернигэм, — произнёс он, — питают друг к другу привязанность, которой ни его отец, ни я не одобряем. Дина сказала, что они поклялись не встречаться наедине в течение трех недель. Пятница была последним днём из этих трех недель. Мисс Прентайс в этом вопросе была на нашей стороне. Если она встретила их в тот момент, когда, как призналась Дина, они полностью забылись и игнорировали своё обещание, я уверен, что она была крайне разочарована и подавлена.
— Ничего подобного! — воскликнула Дина, немного оправившись от смущения. — Она ничуть не была разочарована или подавлена. Она была мертвенно-бледной от злости.
— Дина!
— О, папа, почему ты закрываешь глаза? Ты должен знать, что она собой представляет. Кому и знать, как не тебе!
— Дина, я должен настоять…
— Нет! — закричала Дина. — Нет! Сначала ты говорил, что я что-то делаю тайно от тебя, затем, когда я полностью откровенна и ничего не скрываю, тебе это тоже не нравится. Мне в какой-то мере жаль, что мы с Генри не выдержали всего срока, но мы почти выдержали, и мне и в голову не приходит считать, что в пятницу после полудня произошло нечто ужасное. Я не позволю, чтобы о нас с Генри пошли грязные слухи. Я прошу прощения, что была груба с господином Алленом и я.., что ж, это абсолютно очевидно, что я была не только груба, но и сказала глупость. Я хочу сказать, это очевидно потому, как он это воспринял.., я хочу сказать.., о, черт! Ой, папа, прости меня.
Аллен с трудом сдержал смех.
— Дина! Дина! — повторял ректор.
— Да, что ж, мне действительно жаль. И теперь господин Аллен будет думать невесть что об этой встрече в пятницу. Я могу также сказать вам, господин Аллен, что, по нашему с Генри мнению, мисс Прентайс немного не в своём уме. Это хорошо известное явление у старых дев. Она пыталась подавить своё естество и.., и.., пыталась сделать это с помощью религии. Тут ничего не попишешь, папа, но это так. Но она потерпела неудачу. Она становится все более и более мрачной, и когда видит двух нормальных, здоровых людей, любящих друг друга, то приходит в ярость.
— Это я потерпел неудачу, — сказал ректор, с отчаянием глядя на свою дочь.
— Нет. Ты — нет. Просто ты не понимаешь этих двух женщин. Ты — ангел, но далёкий от современности ангел.
— Мне было бы интересно узнать, — заметил Аллен, — как ангел может долететь до наших дней. Специальные крылья у него, что ли?
Дина улыбнулась.
— Что ж, вы знаете, что я имею в виду, — сказала она. — И я права в отношении этих двух леди. Если бы вы слышали мисс Прентайс! Это было просто-напросто стыдно и противно. Она вся дрожала и как будто задыхалась. И говорила нам самые ужасные вещи. Она грозилась рассказать одновременно тебе, папа, и эсквайру. Она предположила… О, это было невероятно. Что ещё хуже, она брызжет слюной, когда говорит.
— Дина, дорогая!
— Ну, папа, это правда. Я обратила внимание на лиф её дурацкого платья, и это было отвратительно. Она либо брызжет слюной и плюётся, либо проливает чай на платье. Честно! И, в любом случае, она была полна яда — я имею в виду то, что она говорила.
— Кто-нибудь из вас пытался остановить её? — спросил Аллен.
— Да, — сказала Дина.
Она резко побледнела и быстро добавила:
— В конце концов она проковыляла мимо нас и пошла вверх по дороге.
— Что сделали вы?
— Я пошла домой.
— А господин Джернигэм?
— По-моему, он пошёл на Клаудифолд.
— По крутой тропинке? Он не пошёл вместе с вами?
— Нет, — сказала Дина. — Он не пошёл со мной. А что в этом такого?
— Я обещаю, — сказал Аллен, — что любая информация, которая не будет иметь отношения к делу, не получит дальнейшего выхода. Нас совершенно не интересуют факты, не связанные напрямую с самим происшествием.
— Что ж, это не имеет отношения к делу, — заявила Дина.
Она вытянула вверх подбородок и сказала громко:
— Если вы думаете, что мисс Прентайс заставила нас почувствовать смущение и неловкость и это является мотивом для убийства, вы ошибаетесь. Мы нисколько не боимся ни самой мисс Прентайс, ни того, что она может сказать или сделать. Ни для меня, ни для Генри это не имеет никакого значения.
Нижняя губа Дины дрожала. Она добавила:
— Мы просто рассматриваем её с точки зрения психоанализа, и нам её немного жаль. Только и всего. Она издала звук, похожий на всхлип. Ректор сказал:
— О, моя дорогая, какая чепуха. Дина отошла к окну.
— Что ж, — мягко произнёс Аллен, — давайте продолжим разговор и все проанализируем несколько по-иному. Что каждый из вас делал в субботу после полудня? Это было вчера.
— Мы оба были здесь, в доме, — ответила Дина. — Папа пошёл спать, а я повторяла свою роль.
— В котором часу вчера вечером вы пришли в ратушу?
— Мы вышли из дома в половине седьмого, — сказал Коупленд, — и пошли по дорожке через наш сад и рощу.
— Там кто-нибудь был?
— Да. Там была Глэдис Райт, так ведь, Дина? Она одна из лучших наших помощниц и отвечала за программки. Глэдис находилась в вестибюле ратуши. Кажется, остальные девушки либо уже были там, либо пришли вскоре после нас.
— Вы можете мне точно рассказать все, что вы делали до момента убийства?
— Конечно, могу, — подхватил ректор. — Я убедился, что один экземпляр пьесы и велосипедный звонок, которым я должен был воспользоваться, лежат на своих местах, затем я сел в кресло на сцене, чтобы не мешать подготовке остальных и следить, чтобы никто из зрителей не заходил за кулисы. Я был там до тех пор, пока Дина не позвала меня поговорить с мисс Прентайс.
— Вы ожидали, что мисс Прентайс не сможет играть?
— Что придётся?
— Идти окольным путём. Выспрашивать у слуг, какие отношения были между мисс Прентайс и её молодым родственником. Внимательно прислушиваться к деревенским слухам… Все такое.
— Я думала, — вспыхнула Дина, — что в наше время работа отдела криминальной полиции считается по большей части благородным делом.
— О нет! — ответил Аллен. — Вы очень заблуждаетесь.
Её лицо стало пунцовым.
— Это было недостойное замечание с моей стороны, — сказала Дина.
— Это было непростительно, дорогая, — заметил её отец. — Мне стыдно за тебя, я не знал, что ты можешь быть способна на такое.
— Я не нахожу в этом никакого оскорбления, — весело произнёс Аллен. — Это подмечено очень точно.
Но лицо господина Коупленда было розовым от смущения, а Дина все ещё переживала, что допустила бестактность. Ректор стал обращаться к ней так, словно она ребёнок в церкви. Его голос сделался несколько елейным, а в движениях его головы Аллен распознал манеры проповедника, стоящего на кафедре. Он говорил:
— Дина, ты нарушила торжественное обещание, и к этой своей вине ты добавляешь намеренное уклонение, невоспитанность и неоправданную дерзость. Мне придётся кое-что объяснить господину Аллену. Он повернулся к Аллену:
— Моя дочь и Генри Джернигэм, — произнёс он, — питают друг к другу привязанность, которой ни его отец, ни я не одобряем. Дина сказала, что они поклялись не встречаться наедине в течение трех недель. Пятница была последним днём из этих трех недель. Мисс Прентайс в этом вопросе была на нашей стороне. Если она встретила их в тот момент, когда, как призналась Дина, они полностью забылись и игнорировали своё обещание, я уверен, что она была крайне разочарована и подавлена.
— Ничего подобного! — воскликнула Дина, немного оправившись от смущения. — Она ничуть не была разочарована или подавлена. Она была мертвенно-бледной от злости.
— Дина!
— О, папа, почему ты закрываешь глаза? Ты должен знать, что она собой представляет. Кому и знать, как не тебе!
— Дина, я должен настоять…
— Нет! — закричала Дина. — Нет! Сначала ты говорил, что я что-то делаю тайно от тебя, затем, когда я полностью откровенна и ничего не скрываю, тебе это тоже не нравится. Мне в какой-то мере жаль, что мы с Генри не выдержали всего срока, но мы почти выдержали, и мне и в голову не приходит считать, что в пятницу после полудня произошло нечто ужасное. Я не позволю, чтобы о нас с Генри пошли грязные слухи. Я прошу прощения, что была груба с господином Алленом и я.., что ж, это абсолютно очевидно, что я была не только груба, но и сказала глупость. Я хочу сказать, это очевидно потому, как он это воспринял.., я хочу сказать.., о, черт! Ой, папа, прости меня.
Аллен с трудом сдержал смех.
— Дина! Дина! — повторял ректор.
— Да, что ж, мне действительно жаль. И теперь господин Аллен будет думать невесть что об этой встрече в пятницу. Я могу также сказать вам, господин Аллен, что, по нашему с Генри мнению, мисс Прентайс немного не в своём уме. Это хорошо известное явление у старых дев. Она пыталась подавить своё естество и.., и.., пыталась сделать это с помощью религии. Тут ничего не попишешь, папа, но это так. Но она потерпела неудачу. Она становится все более и более мрачной, и когда видит двух нормальных, здоровых людей, любящих друг друга, то приходит в ярость.
— Это я потерпел неудачу, — сказал ректор, с отчаянием глядя на свою дочь.
— Нет. Ты — нет. Просто ты не понимаешь этих двух женщин. Ты — ангел, но далёкий от современности ангел.
— Мне было бы интересно узнать, — заметил Аллен, — как ангел может долететь до наших дней. Специальные крылья у него, что ли?
Дина улыбнулась.
— Что ж, вы знаете, что я имею в виду, — сказала она. — И я права в отношении этих двух леди. Если бы вы слышали мисс Прентайс! Это было просто-напросто стыдно и противно. Она вся дрожала и как будто задыхалась. И говорила нам самые ужасные вещи. Она грозилась рассказать одновременно тебе, папа, и эсквайру. Она предположила… О, это было невероятно. Что ещё хуже, она брызжет слюной, когда говорит.
— Дина, дорогая!
— Ну, папа, это правда. Я обратила внимание на лиф её дурацкого платья, и это было отвратительно. Она либо брызжет слюной и плюётся, либо проливает чай на платье. Честно! И, в любом случае, она была полна яда — я имею в виду то, что она говорила.
— Кто-нибудь из вас пытался остановить её? — спросил Аллен.
— Да, — сказала Дина.
Она резко побледнела и быстро добавила:
— В конце концов она проковыляла мимо нас и пошла вверх по дороге.
— Что сделали вы?
— Я пошла домой.
— А господин Джернигэм?
— По-моему, он пошёл на Клаудифолд.
— По крутой тропинке? Он не пошёл вместе с вами?
— Нет, — сказала Дина. — Он не пошёл со мной. А что в этом такого?
* * *
— Я не могу понять, — заметил ректор, — какое отношение эта грустная история может иметь к трагедии.— Я обещаю, — сказал Аллен, — что любая информация, которая не будет иметь отношения к делу, не получит дальнейшего выхода. Нас совершенно не интересуют факты, не связанные напрямую с самим происшествием.
— Что ж, это не имеет отношения к делу, — заявила Дина.
Она вытянула вверх подбородок и сказала громко:
— Если вы думаете, что мисс Прентайс заставила нас почувствовать смущение и неловкость и это является мотивом для убийства, вы ошибаетесь. Мы нисколько не боимся ни самой мисс Прентайс, ни того, что она может сказать или сделать. Ни для меня, ни для Генри это не имеет никакого значения.
Нижняя губа Дины дрожала. Она добавила:
— Мы просто рассматриваем её с точки зрения психоанализа, и нам её немного жаль. Только и всего. Она издала звук, похожий на всхлип. Ректор сказал:
— О, моя дорогая, какая чепуха. Дина отошла к окну.
— Что ж, — мягко произнёс Аллен, — давайте продолжим разговор и все проанализируем несколько по-иному. Что каждый из вас делал в субботу после полудня? Это было вчера.
— Мы оба были здесь, в доме, — ответила Дина. — Папа пошёл спать, а я повторяла свою роль.
— В котором часу вчера вечером вы пришли в ратушу?
— Мы вышли из дома в половине седьмого, — сказал Коупленд, — и пошли по дорожке через наш сад и рощу.
— Там кто-нибудь был?
— Да. Там была Глэдис Райт, так ведь, Дина? Она одна из лучших наших помощниц и отвечала за программки. Глэдис находилась в вестибюле ратуши. Кажется, остальные девушки либо уже были там, либо пришли вскоре после нас.
— Вы можете мне точно рассказать все, что вы делали до момента убийства?
— Конечно, могу, — подхватил ректор. — Я убедился, что один экземпляр пьесы и велосипедный звонок, которым я должен был воспользоваться, лежат на своих местах, затем я сел в кресло на сцене, чтобы не мешать подготовке остальных и следить, чтобы никто из зрителей не заходил за кулисы. Я был там до тех пор, пока Дина не позвала меня поговорить с мисс Прентайс.
— Вы ожидали, что мисс Прентайс не сможет играть?