Страница:
— Ага! Я увидел молодого Генри Джернигэма, гордого до смерти, с дьявольским выражением на лице и с этой ректорской кошечкой в своих объятиях.
— Что такое вы говорите, — сделал замечание Роупер. — Выбирайте слова.
— Я так говорю, а вы не вмешивайтесь, Чарли Роупер. И кого я вижу, стоящей на дороге напротив этих двоих, с лицом кислым как лимон и с глазами, как бешеный огонь и дрожащую, как кролик в капкане. Кого я увидел?
— Мисс Элеонору Прентайс, — сказал Аллен. Господин Трантер, от которого теперь шёл пар, как от гейзера, и пахло, как от хорька, поперхнулся и заморгал.
— Она что, рассказала?
— Нет. Продолжайте.
— Дрожала, как в припадке, и что-то зловеще выкрикивала слабым голосом, что-то необычайно ядовитое. Она угрожала им ректором и угрожала им эсквайром. Она сказала, что застала их на месте преступления в грехе и что каждый достойный христианин в приходе узнает об их поведении. И многое другое к тому же. Никогда не подумаешь, что старая дева знает что-то о грехах молодости, а эта, кажется, знает. Кроме того, что сама не прочь выпить.
— Правда? — воскликнул Аллен.
— Ай! Она втайне выпивает, по секрету, точно. И даже расплескала все себе на грудь, я чётко видел. Без сомнения, именно это воспламенило старую клячу и заставило её разбушеваться и наброситься на них. Она дала им жару и шипела на них, эта мисс Прентайс. А когда она уже чуть не взорвалась от гнева, как он вспыхнул и набросился на неё! Ах, этот молодой негодяй! Схватил её за плечи и зашипел ей прямо в лицо. Если она не оставит их в покое, сказал он, и если она попытается очернить имя молодой девушки в глазах людей, сказал он, он заставит замолчать её злобный язык раз и навсегда. Он был взбешён, гораздо сильнее, чем она. Ужасно. А ректорская девица говорила: “Не надо, Генри, не надо”, но молодой Джернигэм не обращал внимания на свою кошечку, он уже не мог остановиться, бледный как полотно и пылающий, как печь. Они все стали кровожадными, гневными, вспыльчивыми, эти Джернигэмы, как это всем хорошо здесь известно. Я слышал об этом кровавом убийстве, и, думаю, нет сомнений в том, что он нацелил пушку на одну старую курицу, а попал в другую. Вот так!
— Вы этого ожидали? — спросил Найджел.
— О да, я почти ожидал этого. Было очевидно, что в пятницу днём произошло какое-то очень драматическое событие. Мисс Прентайс и Генри Джернигэм закатывали глаза, когда бы об этом ни упоминалось, и ректор сказал мне, что он и эсквайр и мисс Прентайс были против этого брака. Почему, одному богу известно. Дина кажется чудесной милой девушкой, черт побери. И посмотрите, как господин Генри реагировал на вопросы! Фокс, вы когда-нибудь слышали о таком? Одной эксцентричной старой девы было бы больше чем достаточно, это всем известно. А здесь мы имеем их целых две, и одна из них — труп.
— Какая-то странная, нелогичная история, господин Аллен. Да, она была убита. Но если бы этот ребёнок никогда не читал комических детских историй из дешёвых изданий и если бы у него не было с собой остатков от “Игрушки для бездельников”, этого не случилось бы.
— Да, вы правы, Фокс.
— Я полагаю, сэр, что из-за этого мисс Прентайс хотела увидеться с ректором в пятницу вечером. Я имею в виду эту встречу на Топ-Лейн.
— Да, пожалуй. О, черт, утром нам опять придётся взяться за мисс Прентайс. Что сказала Дина Коупленд о пудре?
— Она принесла её вчера вечером. Вчера вечером Джорджи Биггинс не появлялся за сценой. Он так всем надоел, что они отказались от его услуг. На генеральной репетиции он был мальчиком, приглашающим артистов на сцену, но после этого все столы и актёрские уборные как следует вымыли. Эта пудра должна была рассыпаться после половины седьмого вчерашнего вечера. И ещё одно: мисс Дина Коупленд ничего не слышала о луке.., или говорит, что не слышала.
— Это уже кое-что, в любом случае!
— Правда? — едко спросил Найджел. — Признаюсь, мне не удаётся понять ни малейшего значения того, что вы говорите. К чему, например, эта болтовня о луке?
— Действительно, к чему, — вздохнул Аллен. — Давайте собираться и отправляться домой. Полицейскому тоже необходим сон.
Окно комнаты выходило на Вэйл-Роуд. Высоко над собой и немного впереди он разглядел свет. “В Пен Куко ложатся поздно”, — подумал он и открыл окно. В комнату донёсся шум капающей с крыши воды и запах мокрой травы и земли. “Может, завтра будет хорошая погода”, — подумал он и с облегчением лёг в постель.
Глава 23
— Что такое вы говорите, — сделал замечание Роупер. — Выбирайте слова.
— Я так говорю, а вы не вмешивайтесь, Чарли Роупер. И кого я вижу, стоящей на дороге напротив этих двоих, с лицом кислым как лимон и с глазами, как бешеный огонь и дрожащую, как кролик в капкане. Кого я увидел?
— Мисс Элеонору Прентайс, — сказал Аллен. Господин Трантер, от которого теперь шёл пар, как от гейзера, и пахло, как от хорька, поперхнулся и заморгал.
— Она что, рассказала?
— Нет. Продолжайте.
— Дрожала, как в припадке, и что-то зловеще выкрикивала слабым голосом, что-то необычайно ядовитое. Она угрожала им ректором и угрожала им эсквайром. Она сказала, что застала их на месте преступления в грехе и что каждый достойный христианин в приходе узнает об их поведении. И многое другое к тому же. Никогда не подумаешь, что старая дева знает что-то о грехах молодости, а эта, кажется, знает. Кроме того, что сама не прочь выпить.
— Правда? — воскликнул Аллен.
— Ай! Она втайне выпивает, по секрету, точно. И даже расплескала все себе на грудь, я чётко видел. Без сомнения, именно это воспламенило старую клячу и заставило её разбушеваться и наброситься на них. Она дала им жару и шипела на них, эта мисс Прентайс. А когда она уже чуть не взорвалась от гнева, как он вспыхнул и набросился на неё! Ах, этот молодой негодяй! Схватил её за плечи и зашипел ей прямо в лицо. Если она не оставит их в покое, сказал он, и если она попытается очернить имя молодой девушки в глазах людей, сказал он, он заставит замолчать её злобный язык раз и навсегда. Он был взбешён, гораздо сильнее, чем она. Ужасно. А ректорская девица говорила: “Не надо, Генри, не надо”, но молодой Джернигэм не обращал внимания на свою кошечку, он уже не мог остановиться, бледный как полотно и пылающий, как печь. Они все стали кровожадными, гневными, вспыльчивыми, эти Джернигэмы, как это всем хорошо здесь известно. Я слышал об этом кровавом убийстве, и, думаю, нет сомнений в том, что он нацелил пушку на одну старую курицу, а попал в другую. Вот так!
* * *
— Проклятье! — воскликнул Аллен, когда господина Трантера увезли. — Ну и история!— Вы этого ожидали? — спросил Найджел.
— О да, я почти ожидал этого. Было очевидно, что в пятницу днём произошло какое-то очень драматическое событие. Мисс Прентайс и Генри Джернигэм закатывали глаза, когда бы об этом ни упоминалось, и ректор сказал мне, что он и эсквайр и мисс Прентайс были против этого брака. Почему, одному богу известно. Дина кажется чудесной милой девушкой, черт побери. И посмотрите, как господин Генри реагировал на вопросы! Фокс, вы когда-нибудь слышали о таком? Одной эксцентричной старой девы было бы больше чем достаточно, это всем известно. А здесь мы имеем их целых две, и одна из них — труп.
— Какая-то странная, нелогичная история, господин Аллен. Да, она была убита. Но если бы этот ребёнок никогда не читал комических детских историй из дешёвых изданий и если бы у него не было с собой остатков от “Игрушки для бездельников”, этого не случилось бы.
— Да, вы правы, Фокс.
— Я полагаю, сэр, что из-за этого мисс Прентайс хотела увидеться с ректором в пятницу вечером. Я имею в виду эту встречу на Топ-Лейн.
— Да, пожалуй. О, черт, утром нам опять придётся взяться за мисс Прентайс. Что сказала Дина Коупленд о пудре?
— Она принесла её вчера вечером. Вчера вечером Джорджи Биггинс не появлялся за сценой. Он так всем надоел, что они отказались от его услуг. На генеральной репетиции он был мальчиком, приглашающим артистов на сцену, но после этого все столы и актёрские уборные как следует вымыли. Эта пудра должна была рассыпаться после половины седьмого вчерашнего вечера. И ещё одно: мисс Дина Коупленд ничего не слышала о луке.., или говорит, что не слышала.
— Это уже кое-что, в любом случае!
— Правда? — едко спросил Найджел. — Признаюсь, мне не удаётся понять ни малейшего значения того, что вы говорите. К чему, например, эта болтовня о луке?
— Действительно, к чему, — вздохнул Аллен. — Давайте собираться и отправляться домой. Полицейскому тоже необходим сон.
* * *
Но прежде чем лечь спать этой ночью, Аллен написал своей возлюбленной:"Гостиница Джернигэм Армз 29 ноября
Моя дорогая Трои!
Повезло же тебе с возлюбленным. Ночной путешественник, который разговаривает с тобой в девять часов вечера в субботу, а вскоре после полуночи он уже в Дорсете осматривает рояль-убийцу. Ты будешь против подобных вещей, когда мы поженимся? Скажи, что нет, я надеюсь на это. Ты увидишь, что мужа опять нет рядом, тряхнёшь своими тёмными волосами и скажешь: «Опять его нет, что ж поделаешь» — и погрузишься в мысли о картине, которую тебе надо будет нарисовать на следующий день. Моя дорогая, любимая Трои, ты тоже исчезнешь, когда захочешь раствориться в работе, и никогда, никогда, никогда я не посмотрю косо или неприветливо и не буду изображать измученного супруга. Не просто это обещать, как ты сама догадываешься, но я обещаю.
Это необычная и неприятная история. Ты прочтёшь о ней в газетах раньше, чем получишь моё письмо. Но на случай, если тебе захочется узнать официальную версию, я прилагаю очень краткий отчёт, написанный служебным и как можно более бесцветным языком. Мы с Факсом уже пришли к заключению, но пока ещё не раскрываем карт, надеясь получить немного больше улик прежде, чем произведём арест. Ты как-то сказала мне, что твой единственный метод расследования был бы основан на исследовании характера. Это очень здравый метод. Особенно если есть чутьё. А теперь я представлю тебе семь персонажей. Что ты о них думаешь?
Первый, эсквайр, Джоуслин Джернигэм из Пен Куко, выполняет обязанности главного констебля, что намного затрудняет все дело. Это краснощёкий лысеющий мужчина, с постоянно удивлённым взглядом своих довольно выпуклых светлых глаз. Немного помпезный. По тону его голоса всегда можно понять, разговаривает он с мужчиной или с женщиной. Я думаю, что тебе бы он быстро наскучил, а ты бы его напугала. Леди, видишь ли, должны быть весёлыми, обаятельными и кокетливыми. Ты вовсе не кокетлива, дорогая, правда? И они должны демонстрировать что есть сил своё превосходство над мужчинами. Тем не менее, он вовсе не дурак, и надо сказать, имеет характер. Я думаю, его кузина Элеонора Прентайс наводит на него страх, но он полон фамильной гордости и, вероятно, считает, что даже наполовину Джернигэм не может ошибаться.
Мисс Элеонора Прентайс — как раз наполовину Джернигэм. Ей лет сорок девять — пятьдесят. Это довольно противная женщина. Она абсолютно бесцветна, и у неё торчат зубы. Она распространяет вокруг себя флюиды религиозности. Она много улыбается, но так сдержанно, словно на это нет причин. Я думаю, что она — религиозная фанатичка, сильно зацикленная на ректоре. В то утро, когда я разговаривал с ней, она впала в лихорадочное возбуждение от звона церковных колоколов. Она с трудом воспринимала самые простые вопросы, ещё менее была способна на осмысленный ответ, так сгорала от нетерпения пойти в церковь. Что ж, когда речь идёт об истинной религиозности, это достойно понимания. Если ты веришь в Бога Иисуса, ты можешь быть поглощён своей верой, и во времена неприятностей и тревог ты молишься со смирением в сердце. Но я не думаю, что к такому типу можно отнести Элеонору Прентайс. Видит Бог, я не психоаналитик, но думаю, что специалисту в этой области здесь было бы над чем поработать. Идёт ли речь о сексуальном комплексе? Возможно, что нет. В любом случае, с ней происходит то, что современная психология, кажется, рассматривает как не требующее доказательств для женщин её возраста и положения. Это мнение отчасти основано на заявлениях Генри Джернигэма и Дины Коупленд и отчасти на моем собственном впечатлении от этой женщины.
Генри Джернигэм — это красивый молодой человек. У него тёмные волосы, серые глаза и выразительное лицо. Он умеет вести беседу, может быть ироничным и занимательным, и создаётся впечатление, будто говорит он то, что сию минуту пришло ему в голову. Но я не верю, что такое возможно на самом деле. Как глубоки пласты нашего мышления, Трои. Так глубоки, что наши мысли иногда ужасают нас самих. Через много лет, а может быть, всего через несколько лет, мы сможем иногда угадывать мысли друг друга, и каким странным это нам покажется. «Вот доказательство нашей любви!» — воскликнем мы.
Этот молодой Джернигэм влюблён в Дину Коупленд. Почему мы с тобой не встретились, когда мне было столько лет, сколько ему сейчас, а ты была чудесным ребёнком? Полюбил бы я тебя, когда тебе было четырнадцать, а мне двадцать три ? В то время я увлекался цветущими блондинками. Но без сомнения, я полюбил бы тебя, а ты ни за что не догадалась бы. Итак, Генри влюблён в Дину, милую интеллигентную девушку, которая выучилась на актрису, как, кажется, многие делают в наше время. Я страстно мечтаю поболтать с тобой о том ущербе, который великолепный Ирвинг[16] нанёс этой профессии, сделав её популярной. Искусство не должно быть подвластно моде, правда. Трои? Но Дина, очевидно, серьёзная молодая актриса и, возможно, даже хорошая актриса. И она обожает господина Генри.
Доктор Темплетт выглядит очень подозрительно в этой истории. Он мог взять револьвер, он мог установить его в рояле, у него есть мотив, и он использовал весь свой авторитет, чтобы произошла замена пианиста. Он пришёл в ратушу, когда зрительный зал был уже полон, и ни разу не оставался один с момента прихода до момента убийства. В общем-то, он довольно заурядный тип. При обычных обстоятельствах, я думаю, он утомительно шутлив. Без сомнения, он заражён страстью к миссис Селии Росс, и горе мужчине, который полюбит худощавую женщину с с огненными волосами, которая ненасытна в своих желаниях. Если она не любит его, то предаст, а если любит, то присосётся, как пиявка, и высосет всю его волю. У него разовьётся анемия личности. Миссис Росс, как ты, должно быть, уже догадалась, и есть эта худощавая женщина с соломенными волосами, очень сексапильная, что заставляет мужчин меняться в лице при упоминании о ней. Их глаза загораются, но одновременно настораживаются, и сильнее выделяются мускулы лица от ноздрей к уголкам губ. Не слишком весёлое суждение, не так ли ? Но очень верное. Если ты когда-нибудь захочешь изобразить чувственность, то сделай это именно так. Верь полицейскому, моя девочка. Миссис Росс могла смыться из машины и проникнуть через французское окно в кабинет эсквайра, пока Темплетт протягивал свою шляпу и пальто дворецкому. У тебя была такая мысль? Но на вечернее представление она пришла в ратушу вместе с доктором.
Ректор, Уолтер Коупленд, бакалавр гуманитарных наук Оксфордского университета. Первое, о чем вспоминаешь, называя его имя, — это его голова. У него поразительно красивая внешность. В ней есть все, что фотограф или продюсер требуют от образа величественного клерикала. Серебряные волосы, тёмные брови, профиль святого. Как голова на монете или статуэтка. Очень подходит для иллюстрации в каком-нибудь журнале с подписью: "Красивый мужчина ". Душа его менее выразительна, чем внешность. Он очень сознательный священник, обычно не склонный к серьёзной работе, неспособен, временами, превзойти самого себя. Я уверен в его искренности. Следует заметить, что если его верование кем-либо подвергнется сомнению, он может стать упрямым и даже жестоким, но общее впечатление о нем — это мягкая неопределённость.
Убитая была, похоже, высокомерной, одинокой, истеричной старой девой. Её и мисс Прентайс можно принять за положительный и отрицательный полюса приходского фанатизма, с ректором в качестве стрелки компаса. Не знаю, насколько верна эта аналогия. По общему мнению, в ней текла кровь диких татар.
Уже полночь. Прошлой ночью я совсем не спал, поэтому сейчас мне придётся тебя покинуть. Трои, не купить ли нам в Дорсете коттедж для отпусков? Маленький домик, со строгим серым фасадом, не слишком живописный, но высоко над миром, так что ты сможешь рисовать изгибы холмов и торжественную смену облачных теней, которые проносятся над Дорсетом. Может, подумаем об этом ? Я очень люблю тебя, и я женюсь на тебе в апреле.
Спокойной ночи, Р."
* * *
Аллен положил ручку и размял занемевшие пальцы. Он подумал, что был, наверное, единственным бодрствующим существом во всей гостинице. Он начал ощущать тишину объятой сном деревни. Ветер опять стих, и Аллен понял, что уже некоторое время не было слышно шума дождя. Огонь в камине превратился в тлеющие угли. Аллен вздрогнул от внезапного резкого скрипа деревянных балок и в этот момент понял, как сильно он устал. Казалось, что сознание отделилось от тела и теперь удивлённо наблюдало за ним. Он стоял, как в трансе, немного встревоженный этим ощущением, хотя оно не было абсолютно новым для него. Уже бывало, что какая-то часть его сознания пыталась переступить через порог неизвестного, но за этим порогом мысль начинала терять свои очертания. Он встряхнулся, зажёг свечу, выключил лампу и поднялся в свою комнату.Окно комнаты выходило на Вэйл-Роуд. Высоко над собой и немного впереди он разглядел свет. “В Пен Куко ложатся поздно”, — подумал он и открыл окно. В комнату донёсся шум капающей с крыши воды и запах мокрой травы и земли. “Может, завтра будет хорошая погода”, — подумал он и с облегчением лёг в постель.
Глава 23
ИСПУГАННАЯ ЛЕДИ
— Разрешите мне напомнить вам, господа, — сказал коронёр, строго глядя на господина Проссера, — что теории — это не ваше дело. Ваш долг решить, как эта несчастная леди встретила свою смерть. Если вы находите, что способны сделать это, вы должны решить, признаете ли вы это несчастным случаем, самоубийством или убийством. Если вы не способны прийти к этому решению, вы должны прямо сказать это. Теперь я коротко расскажу, из-за чего наступила смерть. В пятницу днём маленький мальчик, с целью мальчишеской забавы, устанавливает в рояле изобретённую мину-ловушку. В какое-то время до субботнего вечера кто-то столкнулся с этим довольно безобидным приспособлением. Водяной пистолет был заменён на автоматический кольт. Вы слышали, что этот револьвер является собственностью Джоуслина Джернигэма и находился в комнате, в которую есть доступ с улицы в течение всего дня. Вы слышали, что было общеизвестно: в этой комнате хранилось заряженное оружие. Вы понимаете, я уверен, что в субботу кто угодно мог войти в комнату через французское окно и взять револьвер. Вы слышали чёткое описание механизма этой смертельной ловушки. Вы осмотрели автоматический кольт. Вам было сказано, что в шесть тридцать мисс Глэдис Райт использовала левую педаль рояля, и ничего страшного не случилось. Вы слышали, как она говорила, что начиная с шести тридцати до момента катастрофы в ратуше были она сама, её подруги-помощницы и зрители, по мере их прихода. Вам показали фотографию рояля, каким он был в шесть тридцать. Открытый верх был покрыт полотном, которое по бокам закреплялось канцелярскими кнопками. Сверху на полотне, которое захватывало поднятую крышку, стояли шесть цветочных горшков. Вы понимаете, что ещё за пятнадцать минут до трагедии каждый член труппы и каждый человек в зрительном зале считали, что увертюру будет исполнять мисс Прентайс. Отсюда вы можете сформулировать мнение, что мисс Прентайс, а не мисс Кампанула была предполагаемой жертвой. Но это не должно влиять на ваше решение, и вас как присяжных при расследовании случаев скоропостижной смерти фактически не касается. Если вы согласитесь, что в восемь часов мисс Кампанула, нажав на левую педаль, была убита зарядом из автоматического револьвера и что кто-то установил его в рояле с преступным намерением, одним словом, с намерением убийства, и если вы считаете, что нет доказательства, которое указало бы на конкретного человека, сделавшего это.., что ж, тогда, господа, вы можете вынести такое решение.
— О, святая простота! — воскликнул Аллен, когда господин Проссер и присяжные удалились. — О восхитительный и экономный коронёр! Раз, раз — и они уходят. Раз, раз — и вот они опять здесь.
Они действительно только столпились в дверном проёме и вернулись, с таким видом, будто все омыли лица справедливостью.
— Слушаю вас, господин Проссер?
— Мы все согласились, сэр.
— Да?
— Мы выносим приговор об убийстве, — сказал господин Проссер с таким видом, как будто опасался, все ли он правильно понял, — совершенном неизвестным лицом или лицами.
— Спасибо. Это единственно возможный вывод, господа.
— Я хотел бы добавить, — неожиданно сказал самый маленький и незаметный человечек из присяжных, — что я считаю: эти водяные пистолеты должны быть запрещены законом.
— Господин Аллен… Простите, что беспокою вас, но могу я поговорить с вами? Я кое-что вспомнила, что, я думаю, вам следует знать.
— Конечно, — сказал Аллен. — Сейчас, если это вас устраивает.
— Вы остановились в Джернигэм Армз, не так ли? Могу я подойти туда через десять минут?
— Да, конечно. Я еду прямо туда.
— Большое спасибо. Аллен сел в машину.
— Сейчас, какого черта? — спросил он сам себя. — Но это не так уж плохо. У Фокса будет более обстоятельная беседа с хорошенькой горничной.
Вышел Найджел и довёз его до гостиницы. Аллен спросил у миссис Пич, может ли он использовать гостиную под офис в течение часа. Миссис Пич согласилась.
Найджелу было приказано удалиться.
— Почему? С кем вы собираетесь встречаться? — спросил он.
— С миссис Росс.
— Почему я не могу при этом присутствовать?
— Я думаю, что она будет говорить более свободно, если я буду один.
— Что ж, разрешите мне посидеть в соседней комнате с немного приоткрытой задвижкой. Аллен задумчиво посмотрел на него.
— Очень хорошо, — сказал он. — Вы можете сесть там. Записывайте. Мы не сможем использовать эти записи как вещественное доказательство, но они могут пригодиться. Подождите секунду. У вас фотоаппарат с собой?
— Да.
— Посмотрите, сможете ли вы сделать снимок, когда она будет входить. Соблюдайте осторожность. Быстро идите на своё место. Она придёт через секунду.
Найджел успел как раз вовремя. Через пять минут мальчик-служащий объявил о приходе миссис Росс. Она вошла, и при её появлении невольно возникла мысль, что ей гораздо более пристало бы входить в отель “Риц”, чем в простую деревенскую гостиницу.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились поговорить со мной, — сказала миссис Росс. — Как только я об этом вспомнила, то очень заволновалась. Большая дерзость с моей стороны — обращаться к вам вне стен дворца правосудия.., или как там это у вас называется? Вы, похоже, очень торопились.
— Моя работа состоит в том, чтобы выслушивать тех, кто хочет поговорить со мной, — сказал Аллен.
— Можно мне присесть?
— Прошу вас. Я думаю, вот это кресло самое удобное.
Она села; в её жестах сквозило неуместное в данной ситуации кокетство. Она сняла перчатки, порылась в своей сумочке в поисках сигарет и затем взяла предложенную Алленом сигарету. Тот продолжал стоять.
— Вы знаете, — сказала миссис Росс, — вы ничуть не соответствуете моему представлению о детективе.
— Вот как?
— Ничуть. Тот огромный человек, который везде ездит с вами, гораздо больше похож на представителя Скотленд-Ярда.
— Может, вам лучше встретиться с инспектором Фоксом?
— Нет, мне лучше встретиться с вами. Не выговаривайте мне.
— Прошу прощения, если было на то похоже. О чем вы хотели мне рассказать?
Она наклонилась вперёд. Её манеры утратили всякую легкомысленность. Она приняла по-настоящему обеспокоенный вид, но каждый её жест говорил об уверенности в том, что её собеседник с пониманием и сочувствием отнесётся к причине её прихода.
— Вы подумаете, что глупо было не вспомнить об этом раньше, — сказала она, — но все это было настоящим шоком. Я думаю, что просто выпустила это из виду или что-то в этом роде. Не то чтобы у меня была какая-то привязанность к бедной женщине, но что ни говори, это был шок.
— Я уверен, что так и есть.
— Когда вы приходили ко мне вчера, у меня жутко болела голова и я едва ли могла о чем-либо думать. Вы спрашивали меня, выходила ли я из дома в пятницу вечером?
— Да. Вы сказали мне, что не выходили.
— Мне казалось, что я была дома. Честно, я не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Я была дома практически весь вечер, но выходила примерно на полчаса. Я ездила отправлять письмо, но совершенно забыла об этом.
— Это не очень важно.
— Мне необычайно полегчало от этих ваших слов, — сказала она и засмеялась. — Я боялась, что вы будете сердиться на меня.
Она чересчур выделяла некоторые слова, как будто сама себя пародировала. Она сделала особое ударение на слове “сердиться”, состроив при этом гримасу и очень широко раскрыв глаза.
— И это все? — спросил Аллен.
— Нет, не все, — ответила она решительно. — Дело в том, что по пути туда я проезжала по Чёрч-Лейн, мимо ратуши. Чёрч-Лейн проходит по холмам, вы знаете, и ведёт к моему коттеджу.
— Да.
— Итак, в одной из комнат горел свет.
— В котором часу это было?
— Я вернулась назад в одиннадцать. Скажем, без двадцати минут одиннадцать. Нет, немного раньше.
— Вы можете сказать, что это была за комната?
— Да. Я это поняла. Слишком далеко для женских уборных, и, в любом случае, они были с занавесками.
Мисс Прентайс, которая сама очень целомудренная женщина, сказала, что нехорошо не иметь занавесок. Комната, в которой живёт Билли Темплетт, находится в дальней стороне здания. Значит, это была уборная эсквайра. Господина Джернигэма. Но самым интересным было то, что свет вспыхнул на несколько секунд, а затем погас.
— Вы абсолютно уверены, что это не было отражением ваших передних фар?
— Абсолютно. Это было довольно далеко от меня, справа, и нисколько не походило на отражение. Стекло довольно толстое. Нет, жёлтый квадрат засветился и погас.
— Понятно.
— Возможно, это не имеет никакого значения, но это было на моей совести, и я подумала, что лучше откровенно об этом рассказать и полностью признаться. Тогда я не придала этому значения. Это могла быть Дина Коупленд, которая пришла навести порядок, или кто-нибудь из старушек. Но так как теперь каждое мелкое событие пятницы кажется очень важным…
— Гораздо лучше информировать полицию обо всем, что вы помните и что может иметь хоть малейшее значение, — сказал Аллен.
— Я надеялась, что вы это скажете. Господин Аллен, я так обеспокоена, а вы такой человечный и неофициальный, я не знаю, осмелюсь ли спросить вас кое о чем. Мне очень неловко.
Едва ли манеры Аллена могли быть более официальными, когда он ответил:
— Я здесь представляю закон, вы знаете.
— Да, я знаю. Что ж, когда сомневаешься, спроси у полицейского. — Она очаровательно улыбнулась. — Нет, но честно, я ужасно.., страшно запуталась. Это касается Билли Темплетта. Я уверена, что вы уже слышали все местные сплетни и поняли, что милые жители в этой аристократической части мира имеют довольно примитивное мышление. Без сомнения, вам уже известны все эти лживые слухи о Билли Темплетте и обо мне. Что ж, мы большие друзья. Он единственный человек во всей округе, который интересуется не только охотой и чужими делами, и у нас много общего. Конечно, будучи врачом, он должен смотреть на женщину как на комплект внутренностей и коллекцию жалоб. Я никогда не предполагала, что его практике может повредить то, что он чаще будет видеться со мной, чем со старой миссис Каин и другими старейшинами деревни. О, дорогой господин Аллен, вот в чем трудность. Можно мне ещё сигарету?
Аллен дал ей ещё одну сигарету.
— Я хочу вас спросить, пока ещё окончательно не потеряла самообладания. Вы подозреваете Билли в этом бесчеловечном преступлении?
— Судя по развитию событий, — сказал Аллен, — кажется абсолютно невозможным, чтобы доктор Темплетт имел к этому какое-либо отношение.
— Это правда? — спросила она и посмотрела на него взглядом острым, как нож.
— Для полицейского является серьёзным правонарушением умышленное введение в заблуждение свидетелей.
— Прошу прощения. Я знаю это. Это огромное облегчение. Вы помните то письмо, что показывали мне вчера? Анонимное письмо?
— Да.
— Оно было адресовано мне.
— Да.
— Я признаюсь, что отрицала это. Но вы — большая умница, не так ли?
Она опять засмеялась. Аллен подумал при этом, многие ли говорили ей, что она смеётся, как девочка, и забывала ли она когда-нибудь об этом сама.
— Вы хотите изменить ваши показания, относительно письма? — спросил он.
— Да, прошу вас. Я хочу объяснить. Я показала письмо Билли, и мы обсудили это и решили не обращать на него внимания. Когда вы показали мне это письмо, я предположила, что вы нашли его где-нибудь в ратуше, и так как я знала, что оно никакого отношения к убийству не имело, то захотела защитить бедного Билли.
Поэтому сказала, что ничего об этом не знаю. А затем он вошёл, и я подумала, что он поймёт мой намёк и.., что ж. Все получилось очень плохо.
— О, святая простота! — воскликнул Аллен, когда господин Проссер и присяжные удалились. — О восхитительный и экономный коронёр! Раз, раз — и они уходят. Раз, раз — и вот они опять здесь.
Они действительно только столпились в дверном проёме и вернулись, с таким видом, будто все омыли лица справедливостью.
— Слушаю вас, господин Проссер?
— Мы все согласились, сэр.
— Да?
— Мы выносим приговор об убийстве, — сказал господин Проссер с таким видом, как будто опасался, все ли он правильно понял, — совершенном неизвестным лицом или лицами.
— Спасибо. Это единственно возможный вывод, господа.
— Я хотел бы добавить, — неожиданно сказал самый маленький и незаметный человечек из присяжных, — что я считаю: эти водяные пистолеты должны быть запрещены законом.
* * *
Сразу же после дознания Фокс в форде отправился в Дак-Коттедж. Аллен подошёл к машине Найджела и только собирался открыть дверцу, как услышал, что кто-то позвал его по имени. Он повернулся и лицом к лицу столкнулся с миссис Росс.— Господин Аллен… Простите, что беспокою вас, но могу я поговорить с вами? Я кое-что вспомнила, что, я думаю, вам следует знать.
— Конечно, — сказал Аллен. — Сейчас, если это вас устраивает.
— Вы остановились в Джернигэм Армз, не так ли? Могу я подойти туда через десять минут?
— Да, конечно. Я еду прямо туда.
— Большое спасибо. Аллен сел в машину.
— Сейчас, какого черта? — спросил он сам себя. — Но это не так уж плохо. У Фокса будет более обстоятельная беседа с хорошенькой горничной.
Вышел Найджел и довёз его до гостиницы. Аллен спросил у миссис Пич, может ли он использовать гостиную под офис в течение часа. Миссис Пич согласилась.
Найджелу было приказано удалиться.
— Почему? С кем вы собираетесь встречаться? — спросил он.
— С миссис Росс.
— Почему я не могу при этом присутствовать?
— Я думаю, что она будет говорить более свободно, если я буду один.
— Что ж, разрешите мне посидеть в соседней комнате с немного приоткрытой задвижкой. Аллен задумчиво посмотрел на него.
— Очень хорошо, — сказал он. — Вы можете сесть там. Записывайте. Мы не сможем использовать эти записи как вещественное доказательство, но они могут пригодиться. Подождите секунду. У вас фотоаппарат с собой?
— Да.
— Посмотрите, сможете ли вы сделать снимок, когда она будет входить. Соблюдайте осторожность. Быстро идите на своё место. Она придёт через секунду.
Найджел успел как раз вовремя. Через пять минут мальчик-служащий объявил о приходе миссис Росс. Она вошла, и при её появлении невольно возникла мысль, что ей гораздо более пристало бы входить в отель “Риц”, чем в простую деревенскую гостиницу.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились поговорить со мной, — сказала миссис Росс. — Как только я об этом вспомнила, то очень заволновалась. Большая дерзость с моей стороны — обращаться к вам вне стен дворца правосудия.., или как там это у вас называется? Вы, похоже, очень торопились.
— Моя работа состоит в том, чтобы выслушивать тех, кто хочет поговорить со мной, — сказал Аллен.
— Можно мне присесть?
— Прошу вас. Я думаю, вот это кресло самое удобное.
Она села; в её жестах сквозило неуместное в данной ситуации кокетство. Она сняла перчатки, порылась в своей сумочке в поисках сигарет и затем взяла предложенную Алленом сигарету. Тот продолжал стоять.
— Вы знаете, — сказала миссис Росс, — вы ничуть не соответствуете моему представлению о детективе.
— Вот как?
— Ничуть. Тот огромный человек, который везде ездит с вами, гораздо больше похож на представителя Скотленд-Ярда.
— Может, вам лучше встретиться с инспектором Фоксом?
— Нет, мне лучше встретиться с вами. Не выговаривайте мне.
— Прошу прощения, если было на то похоже. О чем вы хотели мне рассказать?
Она наклонилась вперёд. Её манеры утратили всякую легкомысленность. Она приняла по-настоящему обеспокоенный вид, но каждый её жест говорил об уверенности в том, что её собеседник с пониманием и сочувствием отнесётся к причине её прихода.
— Вы подумаете, что глупо было не вспомнить об этом раньше, — сказала она, — но все это было настоящим шоком. Я думаю, что просто выпустила это из виду или что-то в этом роде. Не то чтобы у меня была какая-то привязанность к бедной женщине, но что ни говори, это был шок.
— Я уверен, что так и есть.
— Когда вы приходили ко мне вчера, у меня жутко болела голова и я едва ли могла о чем-либо думать. Вы спрашивали меня, выходила ли я из дома в пятницу вечером?
— Да. Вы сказали мне, что не выходили.
— Мне казалось, что я была дома. Честно, я не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Я была дома практически весь вечер, но выходила примерно на полчаса. Я ездила отправлять письмо, но совершенно забыла об этом.
— Это не очень важно.
— Мне необычайно полегчало от этих ваших слов, — сказала она и засмеялась. — Я боялась, что вы будете сердиться на меня.
Она чересчур выделяла некоторые слова, как будто сама себя пародировала. Она сделала особое ударение на слове “сердиться”, состроив при этом гримасу и очень широко раскрыв глаза.
— И это все? — спросил Аллен.
— Нет, не все, — ответила она решительно. — Дело в том, что по пути туда я проезжала по Чёрч-Лейн, мимо ратуши. Чёрч-Лейн проходит по холмам, вы знаете, и ведёт к моему коттеджу.
— Да.
— Итак, в одной из комнат горел свет.
— В котором часу это было?
— Я вернулась назад в одиннадцать. Скажем, без двадцати минут одиннадцать. Нет, немного раньше.
— Вы можете сказать, что это была за комната?
— Да. Я это поняла. Слишком далеко для женских уборных, и, в любом случае, они были с занавесками.
Мисс Прентайс, которая сама очень целомудренная женщина, сказала, что нехорошо не иметь занавесок. Комната, в которой живёт Билли Темплетт, находится в дальней стороне здания. Значит, это была уборная эсквайра. Господина Джернигэма. Но самым интересным было то, что свет вспыхнул на несколько секунд, а затем погас.
— Вы абсолютно уверены, что это не было отражением ваших передних фар?
— Абсолютно. Это было довольно далеко от меня, справа, и нисколько не походило на отражение. Стекло довольно толстое. Нет, жёлтый квадрат засветился и погас.
— Понятно.
— Возможно, это не имеет никакого значения, но это было на моей совести, и я подумала, что лучше откровенно об этом рассказать и полностью признаться. Тогда я не придала этому значения. Это могла быть Дина Коупленд, которая пришла навести порядок, или кто-нибудь из старушек. Но так как теперь каждое мелкое событие пятницы кажется очень важным…
— Гораздо лучше информировать полицию обо всем, что вы помните и что может иметь хоть малейшее значение, — сказал Аллен.
— Я надеялась, что вы это скажете. Господин Аллен, я так обеспокоена, а вы такой человечный и неофициальный, я не знаю, осмелюсь ли спросить вас кое о чем. Мне очень неловко.
Едва ли манеры Аллена могли быть более официальными, когда он ответил:
— Я здесь представляю закон, вы знаете.
— Да, я знаю. Что ж, когда сомневаешься, спроси у полицейского. — Она очаровательно улыбнулась. — Нет, но честно, я ужасно.., страшно запуталась. Это касается Билли Темплетта. Я уверена, что вы уже слышали все местные сплетни и поняли, что милые жители в этой аристократической части мира имеют довольно примитивное мышление. Без сомнения, вам уже известны все эти лживые слухи о Билли Темплетте и обо мне. Что ж, мы большие друзья. Он единственный человек во всей округе, который интересуется не только охотой и чужими делами, и у нас много общего. Конечно, будучи врачом, он должен смотреть на женщину как на комплект внутренностей и коллекцию жалоб. Я никогда не предполагала, что его практике может повредить то, что он чаще будет видеться со мной, чем со старой миссис Каин и другими старейшинами деревни. О, дорогой господин Аллен, вот в чем трудность. Можно мне ещё сигарету?
Аллен дал ей ещё одну сигарету.
— Я хочу вас спросить, пока ещё окончательно не потеряла самообладания. Вы подозреваете Билли в этом бесчеловечном преступлении?
— Судя по развитию событий, — сказал Аллен, — кажется абсолютно невозможным, чтобы доктор Темплетт имел к этому какое-либо отношение.
— Это правда? — спросила она и посмотрела на него взглядом острым, как нож.
— Для полицейского является серьёзным правонарушением умышленное введение в заблуждение свидетелей.
— Прошу прощения. Я знаю это. Это огромное облегчение. Вы помните то письмо, что показывали мне вчера? Анонимное письмо?
— Да.
— Оно было адресовано мне.
— Да.
— Я признаюсь, что отрицала это. Но вы — большая умница, не так ли?
Она опять засмеялась. Аллен подумал при этом, многие ли говорили ей, что она смеётся, как девочка, и забывала ли она когда-нибудь об этом сама.
— Вы хотите изменить ваши показания, относительно письма? — спросил он.
— Да, прошу вас. Я хочу объяснить. Я показала письмо Билли, и мы обсудили это и решили не обращать на него внимания. Когда вы показали мне это письмо, я предположила, что вы нашли его где-нибудь в ратуше, и так как я знала, что оно никакого отношения к убийству не имело, то захотела защитить бедного Билли.
Поэтому сказала, что ничего об этом не знаю. А затем он вошёл, и я подумала, что он поймёт мой намёк и.., что ж. Все получилось очень плохо.