Марш Найо. Увертюра к смерти

   — Боже милосердный, нет! — воскликнул Джоуслин.
   — А вам, господин Генри?
   — И мне нет, — пробормотал Генри.
   — Следующий вопрос, — сказал Фокс, помечая в блокноте, — касается окна. Насколько я понимаю, миссис Росс, вы нашли его открытым в субботу днём.
   — Да. Мы закрыли его.
   — Но вы однажды уже закрывали его, не так ли? В полдень?
   — Да, закрывала.
   — Кто открыл его? — спросил Фокс и посмотрел сначала на Джоуслина, а затем на Генри. Они оба отрицательно покачали головами.
   — Я бы предположил, что это могла быть мисс Прентайс, моя кузина, — сказал Генри. — У неё есть глубоко укоренившаяся мания…
   Он спохватился и сдержался.
   — Она — любитель свежего воздуха, — продолжил Генри, — и постоянно жаловалась, что в ратуше душно.
   — Я хотел бы об этом спросить у мисс Прентайс, — сказал Фокс. — Она дома, сэр?
   Эсквайр выглядел крайне смущённым.
   — Я думаю, она.., э.., она.., э.., дома. Да.
   — Я вам больше не нужна, господин Фокс? — спросила миссис Росс.
   — Я думаю, на данный момент это все, спасибо, мадам. Главный инспектор будет вам очень обязан, если вы сможете прийти в ратушу примерно в четверть десятого сегодня вечером.
   — О? Да, очень хорошо.
   — Большое спасибо, мадам.
   — Я провожу вас, — торопливо произнёс эсквайр. Они вышли через французское окно. Генри предложил Фоксу сигарету.
   — Благодарю, сэр, но не сейчас.
   — Господин Фокс, — сказал Генри, — что вы думаете о теории ректора? Я имею в виду мысль о том, что мисс Кампанула устроила ловушку для моей кузины, а затем случилось то, что сделало её несчастной, и когда её попросили играть, она подумала: “Ну что ж, это решит все проблемы. Так тому и быть!"
   — Вы сказали бы, что покойная казалась очень несчастной, сэр?
   — Ну, видите ли, я не слишком обращал на неё внимание. Но я думал об этом, и.., да.., она была довольно странной. Она, была чертовски странной. Прежде всего, у неё, очевидно, была серьёзнейшая ссора с моей кузиной. Или, вернее, моя кузина казалась довольно дружелюбной, но мисс Кампанула ни словом с ней не обмолвилась. Она была с причудами, знаете ли, и мы все не очень обращали на подобные вещи внимания. Понимаете, что я хочу сказать?
   — Я понимаю, сэр, — сказал Фокс, строго глядя на Генри. — Может быть, я поговорю с мисс Прентайс?
   — Боже! — с сожалением произнёс Генри. — Послушайте, господин Фокс, она покажется вам очень странной. Вы подумаете, что мы в этой части страны специализируемся на эксцентричных старых девах, но, без сомнения, последствия шока сказались на ней весьма неблагоприятно. Кажется, она считает, что убийце спутали карты, и рано или поздно, он совершит вторую попытку.
   — В этом нет ничего странного, не так ли, сэр? Может, леди будет чувствовать себя уютнее под защитой полиции?
   — Мне жаль защитника, — сказал Генри. — Что ж, полагаю, мне надо выяснить, не спустится ли она сюда.
   — Если вам не трудно, сэр, — любезно проговорил Фокс.
   С некоторым внутренним трепетом Генри поднялся по лестнице и постучал в дверь мисс Прентайс. Ответа не последовало. Он постучал опять. Внезапно дверь открылась, и перед ним предстала мисс Прентайс, приложив палец к губам, похожая на сказочную колдунью с торчащими изо рта зубами.
   — Что случилось? — прошептала она.
   — Ничего не случилось, кузина Элеонора. Просто один из сотрудников Скотленд-Ярда хочет задать вам всего один вопрос.
   — Эта женщина там? Я не хочу встречаться с этой женщиной.
   — Миссис Росс ушла.
   — Генри, это правда?
   — Конечно, правда.
   — Вот, опять я тебя разозлила. Ты очень недобр ко мне, Генри.
   — Моя дорогая кузина Элеонора! Она беспокойно одёргивала платье.
   — Да. Ты такой недобрый. А я так люблю тебя. И только для твоего же блага. Ты молодой, сильный и красивый. Все Джернигэмы очень сильные и красивые. Не слушай таких женщин. Генри. Не слушай никаких женщин. Они принесут тебе вред. Кроме дорогой Дины.
   — Ты спустишься вниз поговорить с инспектором Фоксом?
   — Это не ловушка, чтобы я встретилась с той женщиной? Почему другой человек? Фокс? А где тот, первый? Он был джентльмен. Такой высокий! Выше отца Коупленда.
   Он в изумлении увидел, что теперь движение её руки постоянно повторяло один определённый невидимый рисунок. Она крестилась.
   — Этот человек абсолютно безобиден, — сказал Генри. — Идём же.
   — Очень хорошо. У меня голова раскалывается. Я полагаю, что должна идти.
   — Вот так лучше, — сказал Генри. Он добавил неловко:
   — Кузина Элеонора, твоё платье расстёгнуто.
   — О!
   Она зарделась и, к его ужасу, резко засмеялась и отвернулась. Её пальцы шарили по застёжке платья. Затем она проскользнула мимо него и, с некоторой кокетливостью в походке, поспешила вниз по лестнице.
   Генри, с сильно бьющимся сердцем, последовал за ней и проводил её до кабинета. Его отец уже вернулся и стоял у камина. Джоуслин неприязненно взглянул на мисс Прентайс.
   — Привет, Элеонора, вот и ты. Это инспектор Фокс. Мисс Прентайс протянула руку и, как только Фокс дотронулся до неё, отдёрнула. Её глаза были опущены, а руки теребили складку на платье. Фокс внимательно смотрел на неё.
   — Прошу прощения за беспокойство, мисс Прентайс. Я только хотел спросить, не открывали ли вы одно из окон ратуши, когда уходили оттуда в полдень в субботу.
   — О да, — прошептала она. — Это был непростительный грех?
   — Простите, мисс?
   — Я впустила его?
   — Впустили кого, мисс Прентайс?
   — Вы знаете. Но я только совсем чуть-чуть приоткрыла его. Чуть заметная щель. Конечно, он может стать очень маленьким, не так ли?
   Фокс поправил очки и что-то записал в блокнот.
   — Вы открыли окно? — сказал он.
   — Вам не следует постоянно спрашивать. Вы знаете, что я открыла.
   — Мисс Прентайс, вы ничего не находили в чайнике, который должен был использоваться на сцене?
   — Это там он спрятался?
   — Где и что спряталось?
   — Непростительный грех. Вы знаете. То, что она сделала!
   — Ты несёшь чепуху, Элеонора, — сказал Джоуслин. Он встал сзади неё и делал страшные гримасы Фоксу.
   — Прости, если я раздражаю тебя, Джоуслин.
   — Вы ничего не знаете о луке, который маленький мальчик положил в чайник, мисс Прентайс?
   Она очень широко раскрыла глаза, и её губы сложились в большую букву О. Затем она медленно отрицательно покачала головой. Но начав, она оказалась неспособна остановиться и так и продолжала покачивать головой, пока это её движение не потеряло всякий смысл.
   — Что ж, — сказал Фокс, — я думаю, это все, для чего мне пришлось вас побеспокоить.
   — Генри, — сказал Джоуслин. — Проводи кузину наверх.
   Она вышла, не сказав ни слова. Генри поспешил за ней. Джоуслин повернулся к Фоксу.
   — Посмотрите, что с ней стало! — сказал он. — От шока она потеряла рассудок. Сомнений быть не может, вы это видели сами. Надо пригласить специалиста. Лучше не верить ни одному её слову.
   — Она раньше никогда не была такой, сэр?
   — Боже милосердный, нет.
   — Это очень удручающе, сэр, не так ли? Главный инспектор попросил меня поговорить с вами, сэр, о сегодняшнем вечере. Он думает, будет неплохой идеей собрать одновременно всех, кто был задействован в пьесе, и он интересуется, как вы настроены на то, чтобы отправить всех ваших домочадцев в ратушу.
   — Я должен сказать, что не совсем понимаю… На самом деле, я пригласил Коуплендов сегодня на обед, чтобы все обсудить.
   — Это очень кстати, не так ли, сэр? Вы можете затем вместе прийти в ратушу.
   — Да, но я не вижу, какая от этого может быть польза.
   — Главный инспектор объяснит, сэр, когда придёт. Он просил меня сказать, что был бы очень обязан, если бы вы взяли на себя ведущую роль в этом небольшом деле. В связи с вашим положением в графстве, сэр, он подумал, что вы предпочли бы прийти раньше всех остальных. У вас есть две машины, не так ли, сэр?
   — Полагаю, так было бы лучше. Джоуслин напряжённо смотрел на портрет своей прабабки-актрисы, затем он произнёс:
   — У вас есть предположение, кто это?
   — Я не могу сказать, что имеет в виду шеф в данный момент, сэр, — сказал Фокс так вежливо, что его уклонение от ответа прозвучало как прямой ответ. — Без сомнения, он сам вам обо всем расскажет, сэр. Вас устроит, сэр, в девять часов в ратуше?
   — Что? О да. Да, конечно.
   — Я вам очень обязан, сэр. На этом я прощаюсь.
   — Всего хорошего, — с беспокойством произнёс Джоуслин.

* * *

   — Это мисс. Брюс, — сказал инспектор. — Она дежурила в пятницу вечером, но я сомневаюсь, что она сможет помочь вам.
   Фокс посмотрел на мисс Брюс своим безмятежным взглядом и отметил, что это довольно яркая, молодая особа.
   Он сказал:
   — Что ж, мисс Брюс, мы были бы вам очень обязаны, если бы вы помогли нам выяснить одно затруднительное обстоятельство. Насколько мне известно, вы были дежурным оператором в десять часов в пятницу вечером.
   — Да, это верно.
   — Так. Нас интересует звонок, который имел место примерно в десять тридцать. Это был звонок в дом ректора. Там отдельная линия, со старыми телефонами и отводными трубками. Таких уже мало осталось, не так ли?
   — В следующем году в это время их уже не будет, — сказал инспектор.
   — Вы уверены? — поинтересовался Фокс с довольным видом. — Так, так. Итак, мисс Брюс, вы можете нам помочь?
   — Я не помню никаких звонков в дом ректора в пятницу вечером, — сказала мисс Брюс. — Его номер “Чиппинг, 10”. Я состою в Молодёжном обществе, поэтому я знаю. Нам все время приходится долго туда дозваниваться, потому что старая горничная Мэри немного глуховата, комната мисс Дины наверху, а ректор никогда не берет трубку, пока его не позовут. Эта линия, конечно, часто используется.
   — Несомненно.
   — Да. В пятницу был кружок книголюбов, и обычно они собираются в ратуше, поэтому все знают, что в пятницу звонить не нужно, понимаете, потому что все равно их нет дома. Хотя в эту пятницу они были в доме ректора из-за пьесы. Но об этом далеко не все знали. Они бы подумали: “Так, пятница, значит, звонить бесполезно”.
   — Итак, вы уверены, что никто не звонил?
   — Да, да, я в этом уверена. Я могла бы поклясться, если нужно.
   — Если бы использовалась отводная трубка, вы бы об этом не знали, верно?
   — Я бы понятия об этом не имела.
   — Да, — согласился Фокс. — Что ж, большое вам спасибо, мисс. Я очень вам обязан. Всего хорошего.
   — Не за что, — сказала мисс Брюс. — Пока.

Глава 25
ФИНАЛЬНЫЕ ВИНЬЕТКИ

   Экспресс из Лондона с рёвом ворвался на станцию Грейт-Чиппинг. Аллен, который, не отрываясь, глядел в тёмное оконное стекло, как будто пытался увидеть в нем то, что произойдёт в самом ближайшем будущем, торопливо поднялся и надел пальто.
   Фокс ждал на платформе.
   — Итак, Фокс? — спросил Аллен, когда они подошли к форду Биггинсов.
   — Итак, сэр, машина из Скотленд-Ярда прибыла. Они тихонько подъедут, когда мы все соберёмся. Эллисон может зайти в комнату отдыха со своими людьми, а я буду ждать внутри у парадного входа.
   — Это будет отлично. Вам всем придётся исполнять роль безучастных зрителей, как сказала бы мисс Коупленд. Давайте посмотрим. Я спрошу у мисс Прентайс, не чувствует ли она сквозняка. Мы будем сидеть на сцене вокруг стола, так что, вероятно, там будет чертовский сквозняк. Как прошёл ваш визит в Пен Куко?
   — Она была там.
   — Кто?
   — Росс, или Розен. Вы совершили важное открытие, господин Аллен. Подумать только, что она была подружкой Клода Смита. Мы работали над делом Квантока в то время, не так ли?
   — В любом случае, нас тогда не было в Скотленд-Ярде. Я никогда её до этого не видел.
   — Я тоже. Итак, она пришла в тот день. Что-то произошло.., между ним и ней, я бы сказал.
   — Между кем и ней, господин Фокс? — спросил Найджел. — Вы сегодня выражаетесь очень непонятно и загадочно.
   — Между господином Джернигэмом-старшим и миссис Росс, господин Басгейт. Когда я вошёл, он выглядел странно, и, кажется, господин Генри тоже считал, будто что-то произошло. Она была довольно невозмутима, но другой леди необходима была консультация специалиста.
   — Мисс Прентайс? — прошептал Аллен.
   — Точно, сэр. Молодой Джернигэм сходил за ней. Она покорно согласилась, что открывала окно, самым любезнейшим образом, а затем начала нести всякую чушь о впускании непростительного греха. Я все это записал, но вы были бы удивлены, насколько глупо это все звучало.
   — Непростительный грех? Интересно, это который?
   — Никто не признался насчёт лука, — мрачно сказал Фокс.
   — Я считаю, что лук, в любой форме, это непростительный грех, — сказал Найджел.
   — Я думаю, господин Аллен, в том, что касается лука, вы правы.
   — Я тоже так полагаю. Фокс. В конце концов, найдя лук в чайнике, почему бы не воскликнуть от удивления? Почему не сказать: “Наверняка это Джорджи Биггинс” — и не поругать бедного мальчика?
   — Это точно, сэр. Что ж, по тому, как они реагировали на этот вопрос, вы бы сказали, что никто из них никогда его не нюхал. Господин Джернигэм говорит о необходимости врачебной консультации. Знаете что? Я думаю, он влюблён в неё. В Розен, я имею в виду.
   Фокс чуть притормозил и сказал:
   — С телефоном все правильно. Я говорил вам это, когда звонил, не так ли?
   — Да.
   — И я видел четырех девушек, которые помогали Глэдис Райт. Три из них готовы подтвердить под присягой, что никто не входил в зал со сцены, а четвёртая уверена, что никто этого не делал, но не могла бы присягнуть, так как выходила на минутку на крыльцо. Я ещё раз проверил перемещения всех людей за сценой. Господин Коупленд сидел там, глядя на рампу, с того момента, как пришёл, пока не пошёл в комнату господина Джернигэма, когда они общими усилиями пытались дозвониться до миссис Росс. Он вернулся на сцену и оставался там до тех пор, пока они все не столпились вокруг мисс Прентайс.
   — Ну что ж. Фокс, это неплохо.
   — Я тоже так думаю. Эта должность главного констебля какая-то странная, не правда ли, господин Аллен?
   — Да, действительно. Я не знаю подобных прецедентов. Что ж, посмотрим, что даст предварительная беседа. Вы договорились об этом?
   — Да, сэр, все нормально. Вы обедали в поезде?
   — Да, Фокс. Традиционная рыба и так далее. Господин Басгейт хочет знать, кто совершил убийство.
   — Я знаю, — сказал Найджел с заднего сиденья, — но я не скажу.
   — Вы хотите остановиться в гостинице, господин Аллен?
   — Нет, сначала давайте покончим с этим, Фокс, давайте побыстрее с этим покончим.

* * *

   По предложению Генри отец пригласил Дину и ректора на обед.
   — Ты также можешь считать вопрос о нас с Диной решённым, — сказал ему Генри. — Мы не собираемся отказываться друг от друга, ты знаешь.
   — Я все ещё думаю.., однако!
   Генри, глядя на своего отца, знал, что визит адвокатов мисс Кампанула в дом ректора был уже известен всей долине. Джоуслин колебался и издавал нечленораздельные звуки, но Генри предполагал, что его отец размышляет о строительстве новой крыши над Винтоном. Было бы лучше, подумал Генри, не заводить с ним сейчас разговор о том, что сказала по телефону Дина после ухода Фокса. Дина сказала Генри, что ректор не собирается принимать наследство, оставленное ему Идрис Кампанула.
   Вслух Генри произнёс:
   — Я не думаю, что ты подозреваешь ректора или Дину, даже если они получат деньги. Они не подозревают нас. Кузина Элеонора, которая Бог знает кого подозревает, в своей комнате и не появится раньше обеда.
   — Она не должна оставаться одна.
   — С ней горничная. Элеонора опять успокоилась и теперь в обычном состоянии, только слишком измученная.
   Джоуслин нервно взглянул на Генри:
   — Как ты думаешь, что с ней случилось?
   — Помешалась, — радостно заявил Генри. Коупленды приняли приглашение на обед, в библиотеке подали черри, но Генри удалось завести Дину в кабинет, где он разжёг в камине большой огонь и тайно от всех поставил огромную вазу жёлтых хризантем.
   — Дина, дорогая, — сказал Генри. — Есть, по меньшей мере, пятьдесят вещей самой первостепенной важности, которые я должен сказать тебе, но когда я смотрю на тебя, то уж ни о чем не могу думать. Можно, я тебя поцелую? Мы ведь почти официально помолвлены, не так ли?
   — Разве? Ты ещё по-настоящему ни разу не просил моей руки.
   — Мисс Коупленд.., можно мне называть вас Диной? Будьте моей. Будь моей.
   — Я не могу отрицать, господин Джернигэм, что мои чувства… Ну что ж, я не буду скрывать, я люблю вас и тронута этим признанием. Я не могу оставаться равнодушной, слушая вас.
   Генри поцеловал её и прошептал ей на ухо, что очень сильно любит её.
   — Я тоже, — сказала Дина. — Интересно, почему господин Аллен хочет, чтобы мы все пришли в ратушу сегодня вечером? Я не хочу идти. Это место наводит на меня ужас.
   — На меня тоже, Дина. Я выглядел таким дураком вчера вечером.
   Он рассказал ей, как услышал, сквозь шум бури, три аккорда прелюдии.
   — Я бы умерла от этого, — сказала Дина. — Генри, почему они хотят видеть нас сегодня вечером? Они что.., собираются кого-то арестовать?
   — Кого? — спросил Генри.
   Они некоторое время молча смотрели друг на друга.
   — Не представляю, — прошептала Дина.

* * *

   — Я говорю вам, Коупленд, что для меня это сильный удар, — сказал эсквайр, наливая себе виски с содовой. — Это страшно неприятно. Хотите ещё немного черри? Чепуха, вам это пойдёт на пользу. Вы не кажетесь особенно счастливым.
   — Это самое ужасное из всего, что когда-либо случалось с кем-нибудь из нас, — заметил ректор. — Как себя чувствует мисс Прентайс?
   — Это отчасти то, о чем я хотел бы поговорить с вами. Я должен предупредить вас…
   Ректор выслушал рассказ Джоуслина о мисс Прентайс и побледнел.
   — Бедная душа, — сказал он. — Бедная душа.
   — Да, знаю, но это чертовски беспокоит меня. Простите, ректор, но это.., так.., это.., это… О, Боже!
   — Вы не хотите рассказать мне? — спросил ректор, уже изнывая от нетерпения, но Джоуслин едва ли заметил это.
   — Нет, — сказал Джоуслин, — нет. Нечего рассказывать. Я просто довольно сильно обеспокоен. Как вы думаете, что за смысл в этой встрече сегодня вечером?
   Ректор с любопытством посмотрел на него.
   — Я думал, что вы знаете. Я имею в виду ваше положение…
   — Раз оружие оказалось моей собственностью, мне казалось, что лучше держаться подальше от этого дела. С технической точки зрения, я — подозреваемый.
   — Да. Дорогой мой, да, — проговорил ректор, потягивая черри. — Как и все мы.
   — Интересно, — сказал эсквайр, — что собирается делать Аллен.
   — Не думаете ли вы, что он собирается.., арестовать кого-то?
   Они в изумлении посмотрели друг на друга.
   — Обед подан, сэр, — сказал Тэйлор.

* * *

   — Спокойной ночи, дорогая, — сказал доктор Темплетт своей жене. — Я думаю, что когда я вернусь, ты уже будешь спать. Я рад, что сегодня у тебя был хороший день.
   — Это был великолепный день, — произнёс спокойный, любезный голос. — Спокойной ночи, дорогой.
   Темплетт тихо закрыл дверь. В его комнате на другом конце лестничной площадки трезвонил телефон. До восьми надо было позвонить в больницу. Он вошёл в свою комнату и снял трубку.
   — Алло!
   — Это ты, Билли?
   Он сел, похолодев, прижимая трубку к уху.
   — Билли? Алло! Алло!
   — Ну? — сказал доктор Темплетт.
   — Значит, ты жив, — сказал голос на другом конце.
   — Я не был арестован, в конце концов.
   — Довольно странно, но я тоже, несмотря на то, что была у Аллена и взяла на себя всю ответственность за письмо…
   — Селия! Не по телефону!
   — Меня не слишком заботит то, что теперь может случиться со мной. Ты покинул меня в беде. Остальное не имеет значения.
   — Что ты хочешь сказать? Нет, не говори этого? Это не правда.
   — Ну что ж, прощай, Билли.
   — Подожди! Тебе велели прийти в ратушу сегодня вечером?
   — Да. А тебе?
   — Да.
   Доктор Темплетт провёл рукой по глазам. Он быстро промычал:
   — Я заеду за тобой.
   — Что?
   — Если хочешь, я отвезу тебя туда.
   — У меня есть машина. Тебе не нужно беспокоиться.
   — Я заеду за тобой в девять.
   — И высадишь меня через несколько минут, так?
   — Это не совсем справедливо. Как ты думаешь, что я подумал, когда…
   — Ты, очевидно, не веришь мне. Это все.
   — О, Боже… — начал было доктор Темплетт. Но голос в трубке холодно оборвал:
   — Хорошо. В девять. Почему, как ты думаешь, он хочет, чтобы мы все пришли в ратушу? Он собирается арестовать кого-нибудь?
   — Я не знаю. Как ты думаешь?
   — Я тоже не знаю.

* * *

   Часы на церкви пробили девять, когда полицейская машина остановилась у ратуши. Из неё вышли Аллен и Фокс, сопровождаемые сержантом Эллисоном и двумя мужчинами в защитной форме. В тот же момент подъехал Найджел на своей машине вместе с сержантом Роупером. Они все вошли в ратушу через заднюю дверь. Аллен включил свет на сцене и в комнате отдыха.
   — Итак, что мы имеем, — сказал он. — Два ряда ступенек от комнаты отдыха до сцены. Я думаю, Фокс, что мы опустим занавес. Вы можете остаться на сцене. Вы тоже, Басгейт, за кулисами, и ни слова вашего чтобы не было слышно. Вы знаете, когда спускаться вниз и что делать?
   — Да, — нервно сказал Найджел.
   — Хорошо. Эллисон, будет лучше, если вы переместитесь к парадной двери, а остальные могут расположиться в задних комнатах. Приглашённые пройдут прямо через комнату отдыха и не увидят вас. Роупер, вам нужно выйти на улицу и направлять их к задней двери. Затем войдёте сами. Но тихо, если не хотите, чтобы я вырвал у вас все пуговицы и чуть не убил вас. Остальные могут оставаться в уборных, пока не соберётся вся компания. Когда все соберутся, я захлопну обе двери на сцену. Затем вы сможете пройти в комнату отдыха и сесть на ступеньки. Рояль стоит на месте, так. Фокс? А ширма? Да. Хорошо. Опускаем занавес.
   Занавес опустился в три шумных толчка, подняв облако пыли.
   Отделённая от той части, где был зрительный зал, сцена выглядела как настоящая. Декорации Дины, хотя и были залатаны и потребовали большой изобретательности, были похожи на декорации некой труппы, совершающей турне по графству, а стулья и другая обстановка миссис Росс очень выделялись на общем фоне. Ярко освещённая сцена как будто ожила и пребывала в состоянии ожидания. Аллен положил на круглый стол анонимное письмо, прелюдию до диез минор, “Венецианскую сюиту”, кусочки резины в коробке, лук, ящик и чайник. Затем он накрыл эту странную коллекцию скатертью.
   Фокс и Аллен принесли дополнительные стулья из уборных и поставили на сцену одну из парафиновых ламп.
   — Восемь стульев, — подсчитал Аллен. — Правильно. Мы готовы? Думаю, да.
   — Что-нибудь ещё нужно, сэр?
   — Ничего. Помните о своей роли. Оставьте свет в комнате отдыха. Кажется, он уже идёт. Уходите.
   Фокс пошёл в уголок суфлёра. Найджел прошёл через противоположную дверь и сел вне поля зрения в тени просцениума. Эллисон спустился в зрительный зал, два человека в защитной одежде исчезли в актёрских уборных, и Роупер, тяжело дыша, направился к задней двери.
   — Шоковая тактика, — пробурчал Аллен. — Черт, я ненавижу это. Это нечестно и выглядит как самый настоящий эксгибиционизм. О, что ж, ничего не поделаешь.
   — Я не слышу шума машины, — прошептал Найджел.
   — Она подъезжает.
   Они все прислушались. Завывал ветер и дождь стучал в ставни.
   — Воспоминания об этом месте у меня навсегда будут связаны с этим шумом, — заметил Найджел.
   — Сегодня погода хуже, чем когда-либо, — проворчал Фокс.
   — Вот он, — сказал Аллен.
   Теперь все они услышали, как на дороге остановилась машина. Хлопнула дверца. Слышно было, как скрипел гравий под ногами. Послышался голос Роупера. Открылась задняя дверь. Роупер, неожиданно превратившись в мажордома, громко объявил:
   — Господин Джернигэм-старший, сэр. И эсквайр вошёл.

Глава 26
МИСС ПРЕНТАЙС ЧУВСТВУЕТ СКВОЗНЯК

   — Таким образом, вы понимаете, — сказал Аллен, — я вёл к тому, чтобы поинтересоваться, был ли, откровенно говоря, целью её визита шантаж.
   Лицо эсквайра было лишено любых его нормальных оттенков, но в этот момент вспыхнуло и зарделось.
   — Я не могу поверить в это.
   — В связи со сведениями, имеющимися у полиции… Эсквайр сделал резкий, неуклюжий жест правой рукой. Стоя посреди сцены, под беспощадным светом, он казался одновременно испуганным и решительным. Аллен в течение минуты молча смотрел на него, а затем сказал:
   — Видите ли, мне кажется, я знаю, что она хотела вам поведать.
   У Джернигэма отвисла челюсть.
   — Я не верю вам, — сказал он охрипшим голосом.
   — Тогда разрешите мне сказать вам, в чем, по моему мнению, была её власть над вами.
   Голос Аллена все звучал и звучал, спокойно, бесстрастно. Джернигэм слушал, не поднимая глаз. Однажды он поднял голову, как будто хотел перебить, но, кажется, тут же передумал и принялся кусать ногти.
   — Я даю вам эту возможность, — сказал Аллен. — Если теперь вы хотите мне рассказать…
   — Мне нечего вам рассказать. Это не правда.
   — Миссис Росс не приходила к вам сегодня днём с этой историей? Она не договорилась с вами ни о чем определённом?
   — Я не могу обсуждать этот вопрос.
   — Даже, — сказал Аллен, — исходя из имеющихся у полиции сведений?
   — Я ни с чем не соглашусь.
   — Очень хорошо. Я боялся, что вы будете настаивать.
   — В моем положении…
   — Именно из-за вашего положения я предоставил вам такую возможность. Большего я сделать не могу.