Страница:
— Чита! Спускайся, ленивая шлюха! Ты тут нужна! — раздался скрипучий голос кухарки. Она была столь же бессердечна, как и ее хозяин.
Чита налила воды в тазик на поцарапанном столике, чтобы смыть неприятный запах изо рта, умылась и утерла лицо фартуком.
— Чита!
— Иду! — она распахнула дверь кухни таверны «Синий кабан» и вдохнула запах рыбы. Она с трудом подавила позыв к рвоте.
Отступив на мгновение назад, она заметила высокого мужчину, в котором сразу узнала человека, купившего контракт Джо.
— Сеньор виконт! — воскликнула Чита, кидаясь к нему. — Скажите, пожалуйста, как поживает моя старая подруга Джо?
Он окинул ее взглядом с головы до пят.
— Ваша подруга поживает прекрасно. Но вы ее сами скоро увидите.
— Джо едет сюда? — улыбнулась она. — привезли ее назад?
Рог Dios[17], для нее будет таким облегчением, если рядом кто-нибудь окажется, когда придет срок. Она так этого боялась!
— Боюсь, нет. — Улыбка Читы погасла. — Собирайтесь. Вы едете к ней.
— К ней? Вы забираете меня с собой? Вы везете меня к Джо?
Его лицо словно захлопнулось, понять его выражение было невозможно.
— В Фернамбуковой долине много работы. Нам нужны дополнительные рабочие. А теперь идите, собирайтесь.
— Si, si, senhor[18].
Не понимая, благодарить или пугаться, Чита поспешила к себе в комнату. Что бы ни ждало ее впереди, хуже, чем ее участь в доме Барза Хопкинса, быть не может. Или может?
Что сделает Стоунли, когда узнает, что она в положении? Побьет ее? Заставит отказаться от ребенка? Dios mio! Она перекрестилась и сглотнула, борясь с новым приступом тошноты.
Глава 17
Глава 18
Чита налила воды в тазик на поцарапанном столике, чтобы смыть неприятный запах изо рта, умылась и утерла лицо фартуком.
— Чита!
— Иду! — она распахнула дверь кухни таверны «Синий кабан» и вдохнула запах рыбы. Она с трудом подавила позыв к рвоте.
Отступив на мгновение назад, она заметила высокого мужчину, в котором сразу узнала человека, купившего контракт Джо.
— Сеньор виконт! — воскликнула Чита, кидаясь к нему. — Скажите, пожалуйста, как поживает моя старая подруга Джо?
Он окинул ее взглядом с головы до пят.
— Ваша подруга поживает прекрасно. Но вы ее сами скоро увидите.
— Джо едет сюда? — улыбнулась она. — привезли ее назад?
Рог Dios[17], для нее будет таким облегчением, если рядом кто-нибудь окажется, когда придет срок. Она так этого боялась!
— Боюсь, нет. — Улыбка Читы погасла. — Собирайтесь. Вы едете к ней.
— К ней? Вы забираете меня с собой? Вы везете меня к Джо?
Его лицо словно захлопнулось, понять его выражение было невозможно.
— В Фернамбуковой долине много работы. Нам нужны дополнительные рабочие. А теперь идите, собирайтесь.
— Si, si, senhor[18].
Не понимая, благодарить или пугаться, Чита поспешила к себе в комнату. Что бы ни ждало ее впереди, хуже, чем ее участь в доме Барза Хопкинса, быть не может. Или может?
Что сделает Стоунли, когда узнает, что она в положении? Побьет ее? Заставит отказаться от ребенка? Dios mio! Она перекрестилась и сглотнула, борясь с новым приступом тошноты.
Глава 17
— Дульцет, ты не видела Джоселин? — остановил Рейн высокую экономку.
Она улыбнулась ему, в ее черных глазах горел нежный призыв.
— Джо на кухня с Гвен. Гвен делать сладкий хлеб из кокос. Джо прийти с работы его пробовать.
Рейн кивнул.
— Скажи, что я хочу ее видеть. Я буду в кабинете.
— Да, масса. — Экономка направилась к выходу, потом остановилась и обернулась. — Хочешь, Дульцет придет сегодня ночью? Делать это? Сделать тебя счастливый мужчина?
Рейн окинул взглядом соблазнительные изгибы ее тела, тяжелый крепкий зад и почувствовал позыв в чреслах. Какая-то часть его хотела этого, но другая колебалась. Рейн не очень понимал, почему, но пока он не поймет наверняка, он подождет.
— Твое предложение, конечно, соблазнительно, Дульцет. Но сейчас не время. Может быть, потом… — он не закончил.
Дульцет посмотрела на него с некоторым сожалением, потом улыбнулась.
— Я ждать. Ты хотеть — я приходить.
— Спасибо.
Господи, от солнца он совсем перестал соображать! Эта женщина удовлетворила бы его не хуже любой другой, и к тому же получила бы от этого удовольствие. Черт побери, что с ним такое происходит? Но тем не менее он не передумал. Вместо этого Рейн направился в кабинет и уселся за стол. Через несколько секунд Джоселин тихо постучала и вошла.
— Дульцет сказала, что ты хотел меня видеть. Он указал на ящик, полный тюков ткани -
индийского муслина, бомбазина, батиста, шелка и кружева.
— Мне надоело, что ты одеваешься в лохмотья. Ты мне говорила, что прежде сама шила себе платья. Я хочу, чтобы ты немного меньше времени проводила в саду и сшила бы себе что-нибудь пристойное. Я хочу, чтобы в доме ты была одета прилично. Ясно?
Он видел, что она разрывается между требовательностью в его голосе и блеском тканей.
— Если вам это угодно, милорд, у меня нет иного выхода.
— Именно.
Он не оставил без внимания ни плохо скрываемый сарказм в ее голосе, ни то, как она непроизвольно распрямила плечи. Ее слова прозвучали так, словно это она оказывает ему любезность, и его губы изогнулись в улыбке.
— Я прикажу мальчишке отнести коробку в твою комнату.
Она кивнула и собралась уходить.
— Еще кое-что.
— Да?
— Твоя подруга присоединится к числу наших работников.
— Подруга?
— Женщина, которой ты меня представила в Кингстоне, Кончита Васкез.
Джоселин изумилась.
— Кончита здесь? В Фернамбуковой долине?
— Пауло Баптиста устраивает ее в комнате для прислуги. Я подумал, что ты будешь рада с ней увидеться.
Джо улыбнулась.
— Рада? Господи, я этого просто жду не дождусь. — Она подобрала юбки и заторопилась к двери, но потом остановилась и обернулась. — С ней в порядке? Хопкинс не слишком плохо с ней обращался?
— Она мне показалась вполне здоровой, но толком я ничего не знаю.
— Как ты нашел ее? Почему ты…
— Нам нужны еще работники. Я вспомнил, что она выглядит здоровой и крепкой. И решил, что она подойдет.
Это не было правдой, и взгляд Джоселин подтвердил, что она не поверила такому объяснению.
Что же, черт возьми, его дернуло? То, что Джо здесь одиноко? Что он прочитал в ее глазах тоску по друзьям? Черт, она и должна быть несчастной.
Она же должна быть наказана за то, что совершила!
— Благодарю, милорд.
Ему хотелось, чтобы она назвала его Рейном, как в ту ночь. Он снова хотел овладеть ею, войти в нее прямо здесь, на столе, и он ненавидел себя за эту слабость.
— Это все, — сказал он резко. — Можешь идти.
Рейн понимал, что этот вызывающий тон делает ей больно, и был этим доволен. Снова принявшись за работу, словно Джо не было в комнате, он ждал, пока за ней закроется дверь, потом вздохнул.
Он все еще не совсем понимал, почему так поступил. Может, из стыда за свою пьяную выходку у нее в комнате. Он не мог понять. К тому же часть его существа была согласна с тем, что он сказал ей тогда. Она принадлежала ему, и, хотя он не станет ее принуждать, но если он снова ее захочет и она тоже захочет его, он овладеет ею.
Он только молился, чтобы, если это произойдет, огромное влечение к ней, которое он все еще испытывал, не стало еще сильнее. Чтобы не разрушился защитный экран, который он установил между ними.
Господи, он может хотеть ее, но это не перечеркивает того, что она чуть не убила его!
Рейн отодвинул стул, подошел к полке позади стола, налил себе бренди и залпом проглотил его. Правда в том, что за внешней нежностью Джоселин Эсбюри все еще сохранила убежденность, что он ответствен за смерть ее отца. Готова она это признать или нет, но в глубине души она ненавидит его, как ненавидела с самого начала.
Рейн пообещал себе никогда не забывать об этом.
— Кончита! — Джоселин вбежала в спальню для слуг.
— Джо! — испанка выронила блузку, которую складывала, и обняла подругу.
— Никогда не думала, что мы снова увидимся, — сказала Джо. — Я так беспокоилась за тебя.
— А я много беспокоилась за тебя.
Они снова обнялись, потом Джо отступила на шаг.
— С тобой все в порядке? Хопкинс с тобой нормально обращался?
— Так, побил пару раз, nada mas[19], — она улыбнулась, сверкнув белыми зубами. — Я сказала ему, что у меня сифилис. Я сказала, что если он попытается навязать мне матросов, я им об этом расскажу и они убьют его за то, что он пытался продать им сифилитическую шлюху.
Джоселин засмеялась.
— Не удивительно, что он оставил тебя в покое.
— Я не знала, как долго смогу дурить его, но si, он оставил меня в покое.
— Ты что-нибудь знаешь о Долли?
Чита покачала головой.
— Ничего не знаю. Надеюсь, с ней все в порядке. — Она схватила Джо за руку. — А ты как? Виконт с тобой хорошо обращается?
— Стоунли — тот человек, в покушении на которого меня обвинили. Он привез меня сюда, чтобы проследить за наказанием.
— Madre de Dios, — перекрестилась Чита. — Он бил тебя?
— Нет.
— Изнасиловал?
— Нет, — Джо покраснела. — Я думаю, он хотел это сделать, но… в конце концов, ему не пришлось меня принуждать. — Они никогда не говорили о таких интимных вещах, но Джоселин так стосковалась по друзьям, что слова лились сами собой. — Я любила его когда-то.
Черные глаза Читы расширились от изумления, потом она кивнула.
— Я тоже когда-то была влюблена — или мне просто так казалось. Это ведь очень больно?
— Да… больно.
— Я рада, что он не причинял тебе зла. Я бы никогда не смогла полюбить такого человека, — она содрогнулась. — Он тяжелый человек, мне кажется.
— Я не стреляла в него, Чита. Я так хочу, чтобы он мне поверил, но не думаю, что поверит.
Чита стала мрачной.
— Боюсь, что в этом ты права. Виконт очень сердит на тебя. Когда мы вместе ехали, я видела это в его глазах, стоило мне упомянуть твое имя. И я испугалась за тебя.
— Я тоже порой пугаюсь, — Джо печально улыбнулась. — А временами… я вижу в его глазах что-то, что заставляет меня думать, что я еще нужна ему.
— Тогда подожди, mi hermana[20]. Если ты заговоришь слишком рано, он только еще больше рассердится. И тогда он уже не поверит, что ты говоришь правду.
Джоселин опустилась на кровать.
— Я и сама так думаю, — она попыталась улыбнуться. — Но хватит о моих проблемах. Как ты? Когда я видела тебя последний раз, ты была совсем худенькой. Сейчас ты слегка поправилась, но немного бледна.
Кончита села рядом, взяла руку Джоселин, приложила ее к своему округлившемуся животу и расплакалась.
— О, Господи!
История оказалась короткой.
— Он был другом того человека, на которого я работала, — сквозь слезы рассказывала Чита, — сыном местного сквайра. Каждый раз, когда он приходил в дом, он искал встречи со мной. Мне казалось, что он меня любит. Он был очень красивым, а я была такой глупой.
Джоселин потрепала ее по плечу.
— Мы все временами ведем себя глупо. Не казни себя.
Она протянула Чите носовой платок, испанка утерла слезы.
— Я боюсь этого ребенка, но я уже люблю его.
— Думаю, что твой страх естествен, — Джо обняла ее. — Когда придет срок, я буду с тобой, и я уверена, что из тебя выйдет прекрасная мать.
— А что он сделает?
И правда, как поступит Рейн, когда узнает об этом?
— Он не отошлет тебя, — во всяком случае Джо так думала. — Он может быть суровым, если считает, что с ним дурно обошлись, но он никогда не причинит вреда молодой женщине, которой не повезло.
И не заставит ее избавиться от ребенка.
Но все же Джоселин пока не собиралась ему об этом говорить. Вместо этого она предложила найти способ, чтобы Чита работала у Пауло в огороде.
— Работа там не тяжелая, а Пауло — заботливый и добрый. Когда придет время, мы скажем Рейну о ребенке. Я уверена, что он разрешит тебе работать в доме.
В глубине души она надеялась, что если Пауло и Чита будут часто видеться, они полюбят друг друга. Пауло говорит по-испански, какое-то время жил там, к тому же ему нужна женщина. А Чите, безусловно, нужен мужчина.
На следующий день Джо заговорила с Рейном в его кабинете, надеясь, что он позволит Чите работать с Пауло. Он слушал ее, сидя перед кипой бумаг, без особого интереса.
— Там работы тоже немало, так что, если Пауло согласится, это будет прекрасно.
— Благодарю, милорд. — Чита была только на четвертом месяце, работа не должна ей повредить. Но когда ее живот округлится, Рейн обязательно это заметит. Джоселин молилась, чтобы то, в чем она уверяла Читу, оказалось правдой и он бы понял ее. — И спасибо, что привезли ее сюда.
Лицо Рейна сразу стало жестким.
— Как я уже говорил тебе, мне нужны рабочие руки. Чита годится не хуже любой другой.
— Да — вы сказали именно это.
— А теперь предлагаю тебе вернуться к работе. Пауло слишком снисходителен к тебе. Если ты и дальше будешь уклоняться от дела, можешь быть уверена, что меня не так легко будет провести.
Джоселин рассердилась.
— Вам уже случалось видеть, что я бездельничаю, милорд? Неужели вы можете предположить, что я дам вам хоть малейший повод жаловаться? А если я стану бездельничать, какое наказание меня ждет? Может, меня выпорют? Или еще одна грубая сцена в постели?
Загорелое красивое лицо Рейна побледнело. Потом все черты его лица исказила злоба.
— Временами мне кажется, что я и сам охотно прошелся бы плеткой по твоей предательской плоти.
Теперь уже побледнела Джо.
— Но не бойся — порку, которую ты заслуживаешь, ты получишь не от меня. А что касается времени, проведенного тобой в моей постели, то мне странно было бы об этом сожалеть, потому что ты явно получила от этого удовольствие. И я не буду обещать, что этого не повторится.
Взгляд его темных глаз скользнул по ней, его губы изогнулись в насмешливой жестокой улыбке.
— Советую тебе побыстрее вернуться к твоим цветам, дорогая, или это произойдет прямо здесь. Мне ничего так не хочется, как прижать тебя к этому столу, раздвинуть твои длинные красивые ноги и овладеть твоим вероломным телом.
Джо вскрикнула, подхватила юбки, развернулась и, с трудом подавляя рыдания, кинулась к двери. Ее сердце бешено колотилось от ужаса перед тем гневом, который она увидела в его глазах — или это был блеск желания?
Дрожа всем телом, она бежала до самого огорода. На другом конце длинного прямоугольника земли Чита с Пауло стояли в тени пальмы, где она и оставила их, направляясь к Рейну. Джо остановилась, лишь услышав тихий смех подруги. Ей потребовалось немало усилий, чтобы подавить свои эмоции. Пауло улыбался каким-то словам Читы, его черные глаза смеялись.
Джоселин заметила его интерес к красивой испанке почти сразу, а Чита не осталась равнодушной к гордой мужественности Пауло. Увидев их вместе, счастливых и улыбающихся, Джоселин вдруг ощутила неожиданную болезненную зависть.
Когда-то и они с Рейном так смеялись. Когда-то и они были счастливы. Это не могло бы продолжаться вечно, но она никогда не предполагала, что конец может оказаться таким. Джо отвернулась и устало пошла назад, к цветочным клумбам перед домом.
С каждым днем ненависть Рейна, казалось, росла вместо того, чтобы ослабевать. Он доверял ей все меньше. И все больше презирал ее. Одно ее присутствие выводило его из себя. Как она могла надеяться, что он поймет ее?
Перспективы становились все мрачнее. Джо делала все возможное, чтобы избегать Рейна. В редкие их встречи виконт выглядел безразличным, его взгляд оставался холодным и насмешливым. Хотя он дни напролет работал как безумный, доводя себя до истощения, вечерами он сидел без сна, поглощая гораздо больше алкоголя, чем следовало.
Джоселин слышала, как он бродит по кабинету, как поднимается по лестнице к себе в комнату перед рассветом, плохо держась на ногах. Его поведение очень беспокоило ее — слишком хорошо помнила Джо судьбу своего отца. Из-за выпивки сэр Генри стал мрачным и беспечным, печальным и лишенным жизни задолго до того, как умер в тот роковой вечер.
В глубине души Джоселин была не в силах вынести мысль, что Рейн тратит свою жизнь таким образом, но что она могла поделать?
К вечеру следующего дня прибыли саженцы кофе. Вся Фернамбуковая долина возбужденно бурлила, когда запряженная двумя лошадьми тяжело груженая подвода въехала во двор.
Все работники собрались вокруг, чтобы посмотреть на ее содержимое: тяжелые мешки с семенами, крепкие маленькие саженцы с острыми темно-зелеными листочками и странной формы черенки, которым предстояло стать благодатью или проклятьем для прекрасной старой плантации.
Джоселин обнаружила, что этот ажиотаж захватил ее не меньше, чем остальных. В своем новом муслиновом платье персикового цвета — одном из простеньких, но милых платьев, которые она сама сшила из привезенной Рейном материи, — Джо вышла из дома, чтобы присоединиться к толпе, поджидавшей повозки. Рейн ехал во главе колонны, его большие руки с легкостью управляли парой гнедых лошадей, навостривших уши, едва они сделали последний поворот на дороге, ведущей к дому.
Джоселин не могла не восхититься тем, каким высоким и ладным выглядел Рейн, каким невероятно красивым он казался в этот момент. Работа на воздухе, похоже, доставляла ему удовольствие — Джо прежде не могла этого даже предполагать. Его энергия и решимость были безграничны. Она и не подозревала об этой стороне его натуры, и теперь не могла отрицать, как это ей нравилось. Он был внимателен к работникам, интересовался их благополучием, всегда готов помочь, какой бы сложной — и какой бы неприятной — ни была работа. Честно говоря, похоже, что красавец виконт был гораздо больше мужчиной, чем ей когда-либо казалось.
— Как волнующе, правда? — сказала Кончита, присоединяясь к Джо. Пауло был рядом с ней.
— Да. Ради Рейна я надеюсь, что ему все удастся.
— И ты способна говорить так после всего, что он с тобой сделал? После всех своих страданий?
Джоселин пожала плечами.
— Он уверен, что я виновна. Было время, когда я относилась к нему почти так же.
— Леди, леди! — Джоселин почувствовала, что кто-то потянул ее за подол. — Подними меня, я тоже хочу видеть!
Это были Туни и Майк, дети работников, с которыми Джо познакомилась сразу по приезде: симпатичные ребятишки, один — низенький толстячок, другой — худенький, Туни было три, Майку — четыре.
Джоселин подняла круглолицего малыша и поставила на бедро. Пауло усадил Майка на свои широкие плечи.
Майк вцепился в густые черные волосы Пауло, чтобы не упасть.
— Полегче, moco[21], лучше поменьше дергайся, тогда не упадешь.
Малыш улыбнулся от уха до уха.
— Мне отсюда здорово видно. Пауло улыбнулся в ответ.
— Масса! Масса! — улыбаясь, маленький Тони помахал Рейну рукой.
Когда Рейн понял, откуда слышатся эти крики, он тоже улыбнулся и помахал в ответ, но потом увидел, что малыша держит Джо. Что-то промелькнуло при этом у него в глазах, что-то, чему Джоселин и через сто лет не сумела бы найти названия, но это перевернуло ее сердце. Их взгляды ненадолго встретились, потом Рейн отвел глаза. Джо оцепенела, от потрясения у нее сдавило горло.
Она следила за движениями Рейна, направлявшегося к одной из повозок, где рядом с темнокожим кучером сидел полный лысый человечек в очках и в фиолетовом фраке.
— Эй! Внимание! — Толпа, уже и так начавшая успокаиваться, замерла от этого приказа. — Мы все тяжко трудились ради этого дня. Ни один из вас не отлынивал от работы. Мы очистили поля и взрыхлили землю, готовясь к этому дню. И вот он настал. Прибыли саженцы, а вместе с ними и этот человек. Его зовут Бертран Шрютенберг. Он поможет нам выращивать кофе.
Датчанин, решила Джо, оглядывая щеголеватого человечка. Может, с Явы. Никто лучше их не разбирается в кофе.
— Я надеюсь, что вы будете слушаться его указаний почти как моих. Если мы все будем делать так, как он скажет, и будем продолжать трудиться так же тяжело, как прежде, нам ничто не сможет помешать. По-моему, у нас есть все шансы на успех.
Работники повеселели, и Джоселин поняла, как они уважают человека, взявшего в свои руки их пришедшую в упадок плантацию.
И она тоже испытывала к нему уважение — горестное, разрывающее сердце уважение.
— Леди, леди! Опустите меня.
Джоселин засмеялась.
— Уже насмотрелся? — она опустила мальчугана на землю. — Вот что я тебе скажу: у Гвен на кухне есть сахарный тростник. Почему бы нам не сходить за ним?
Малыш радостно улыбнулся.
— И для Майка возьмем?
— Конечно, и для Майка тоже. Ты сможешь отнести ему.
Туни кивнул и схватил Джо за руку. Бросив последний взгляд на Рейна, который уже принялся за разгрузку повозок под пальмовым навесом, прежде служившим сахарным складом, Джоселин направилась на кухню.
Несмотря на то что рядом с ней смеялся и болтал без умолку Туни, у Джо из головы не выходила нежность, которую она заметила в глазах Рейна, когда тот увидел ребенка у нее на руках. О чем он подумал? И как сделать так, чтобы он снова посмотрел на нее таким взглядом?
Следующие десять дней Рейн работал рядом с Бретом Шрютенбергом от рассвета до заката. Пробуя разные методы выращивания, один участок свежевспаханной земли они засеяли, на другом посадили годовалые саженцы, на третьем — черенки от веток взрослых деревьев.
Это был титанический труд, но он доставлял Рейну радость, и с каждым днем в нем крепла уверенность, что его план удастся. Он так привык к долгим трудовым дням, что забыл, что не все приспособлены к такому режиму. Наконец бодрый датчанин настолько спал с лица, что Рейну пришлось замедлить свой темп.
— Я знаю, что вам пришлось изрядно потрудиться, — говорил он сидевшему на диване человечку. — Но то, чего мы достигли, стоило затраченных усилий.
Из окна кабинета Рейну были видны некоторые из новозасаженных полей, и его охватила гордость от достигнутого.
— Почему бы вам не отдохнуть пару дней? — предложил Рейн. — Если хотите, можете съездить в город. «Королевская гостиница» — приятное место. Вы можете жить там за мой счет.
Маленький датчанин взглянул на него с облегчением.
— Это прекрасная мысль, не буду отрицать. Кофе может быть полезен для головы, но сажать его — безумно утомительно для тела.
Рейн усмехнулся. Как и многие англичане, датчанин был уверен, что кофе способно стимулировать умственную деятельность и придавать силы телу. Но растить кофе и пить его — не одно и то же.
— Завтра я прикажу одному из слуг отвезти вас в город. Если через пару дней вы вернетесь, это будет в самый раз.
— Если это не доставит вам особых неудобств, я предпочел бы отправиться сегодня вечером, — датчанин улыбнулся. — Я так давно не был в женском обществе.
Затянувшись сигарой, Рейн выпустил в воздух колечко дыма.
— Хорошо, я скажу Пауло, чтобы он нашел кого-нибудь, кто отвезет вас.
— А вы не желаете ко мне присоединиться? Любезная шлюшка пошла бы вам на пользу.
Вероятно, он прав.
— У меня слишком много дел.
Рейн поднялся с кресла.
— Насчет плантаций можете не беспокоиться, — сказал, присоединяясь к нему, Берт. — Все идет как нужно. И даже быстрее.
Рейн похлопал датчанина по спине.
— Можете быть уверены, я ценю то, что вы сделали.
Но Берт ошибался в своих сомнениях — Рейна беспокоили не плантации. А слова датчанина насчет женского общества. За последние десять дней Джоселин почти не показывалась, а Рейн был слишком занят, чтобы задуматься над этим, хотя и не мог не обратить на это внимания.
Сегодня вечером он видел, как она работала на грядке с крокусами. Она так нежно брала руками каждый желтый цветок, и, как и тогда, когда он увидел ребенка у нее на руках, в нем что-то оборвалось.
Ее власть над ним сводила с ума. Он должен положить этому конец и побыстрее. Он все откладывал разговор с ней, убежденный, что когда-нибудь чудесным образом наступит подходящий момент. Но момент все не наступал, а Рейн ждал уже слишком долго. Пора с ней поговорить, спросить ее о выстреле и заставить сказать правду. И как только она сознается, он сможет выкинуть ее из своей жизни, перестать думать о ней, погрести печальные события в прошлом.
Как только он сделает то, что намеревается, он отправит ее из Фернамбуковой долины, чтобы она отбывала наказание где-нибудь в другом месте. Но не у Барза Хопкинса — этого он никогда не потерпит. Но найдется же какое-нибудь место, куда она сможет поехать, кто-нибудь, кто поймет, что она пережила, кто будет обращаться с ней хорошо.
Если не на Ямайке, то где-нибудь еще.
Честно говоря, каждая отсрочка этого разговора на день, на мгновение разрывала ему душу. Каждый час он думал о том, где она, что делает, пытался увидеть ее работающей среди цветов или смеющейся с детьми, с которыми она здесь подружилась.
Это стало для него мучением, но он не мог остановиться.
Рейн пересек комнату, открыл резной шкафчик и достал графин бренди. Он не станет много пить, пообещал он себе, просто приведет себя в порядок. Ему нужно сохранить трезвую голову, когда он посмотрит ей в глаза. Он должен быть готов столкнуться с ложью, которую ожидал увидеть, с ее ненавистью из-за отца, которую она почему-то обратила на него. Он хотел, чтобы она увидела его решимость — и наконец призналась.
Он хотел, чтобы с этим было покончено.
Рейн налил себе бокал бренди и выпил его одним глотком, обжигающая жидкость успокоила его. Еще одна рюмка, и он пойдет к Джо.
Он выглянул в окно. Смеркалось; работники уже начали расходиться по своим мазанкам. Джоселин тоже скоро придет — а если нет, он найдет ее.
Сегодня, поклялся Рейн, он положит конец этой муке.
Она улыбнулась ему, в ее черных глазах горел нежный призыв.
— Джо на кухня с Гвен. Гвен делать сладкий хлеб из кокос. Джо прийти с работы его пробовать.
Рейн кивнул.
— Скажи, что я хочу ее видеть. Я буду в кабинете.
— Да, масса. — Экономка направилась к выходу, потом остановилась и обернулась. — Хочешь, Дульцет придет сегодня ночью? Делать это? Сделать тебя счастливый мужчина?
Рейн окинул взглядом соблазнительные изгибы ее тела, тяжелый крепкий зад и почувствовал позыв в чреслах. Какая-то часть его хотела этого, но другая колебалась. Рейн не очень понимал, почему, но пока он не поймет наверняка, он подождет.
— Твое предложение, конечно, соблазнительно, Дульцет. Но сейчас не время. Может быть, потом… — он не закончил.
Дульцет посмотрела на него с некоторым сожалением, потом улыбнулась.
— Я ждать. Ты хотеть — я приходить.
— Спасибо.
Господи, от солнца он совсем перестал соображать! Эта женщина удовлетворила бы его не хуже любой другой, и к тому же получила бы от этого удовольствие. Черт побери, что с ним такое происходит? Но тем не менее он не передумал. Вместо этого Рейн направился в кабинет и уселся за стол. Через несколько секунд Джоселин тихо постучала и вошла.
— Дульцет сказала, что ты хотел меня видеть. Он указал на ящик, полный тюков ткани -
индийского муслина, бомбазина, батиста, шелка и кружева.
— Мне надоело, что ты одеваешься в лохмотья. Ты мне говорила, что прежде сама шила себе платья. Я хочу, чтобы ты немного меньше времени проводила в саду и сшила бы себе что-нибудь пристойное. Я хочу, чтобы в доме ты была одета прилично. Ясно?
Он видел, что она разрывается между требовательностью в его голосе и блеском тканей.
— Если вам это угодно, милорд, у меня нет иного выхода.
— Именно.
Он не оставил без внимания ни плохо скрываемый сарказм в ее голосе, ни то, как она непроизвольно распрямила плечи. Ее слова прозвучали так, словно это она оказывает ему любезность, и его губы изогнулись в улыбке.
— Я прикажу мальчишке отнести коробку в твою комнату.
Она кивнула и собралась уходить.
— Еще кое-что.
— Да?
— Твоя подруга присоединится к числу наших работников.
— Подруга?
— Женщина, которой ты меня представила в Кингстоне, Кончита Васкез.
Джоселин изумилась.
— Кончита здесь? В Фернамбуковой долине?
— Пауло Баптиста устраивает ее в комнате для прислуги. Я подумал, что ты будешь рада с ней увидеться.
Джо улыбнулась.
— Рада? Господи, я этого просто жду не дождусь. — Она подобрала юбки и заторопилась к двери, но потом остановилась и обернулась. — С ней в порядке? Хопкинс не слишком плохо с ней обращался?
— Она мне показалась вполне здоровой, но толком я ничего не знаю.
— Как ты нашел ее? Почему ты…
— Нам нужны еще работники. Я вспомнил, что она выглядит здоровой и крепкой. И решил, что она подойдет.
Это не было правдой, и взгляд Джоселин подтвердил, что она не поверила такому объяснению.
Что же, черт возьми, его дернуло? То, что Джо здесь одиноко? Что он прочитал в ее глазах тоску по друзьям? Черт, она и должна быть несчастной.
Она же должна быть наказана за то, что совершила!
— Благодарю, милорд.
Ему хотелось, чтобы она назвала его Рейном, как в ту ночь. Он снова хотел овладеть ею, войти в нее прямо здесь, на столе, и он ненавидел себя за эту слабость.
— Это все, — сказал он резко. — Можешь идти.
Рейн понимал, что этот вызывающий тон делает ей больно, и был этим доволен. Снова принявшись за работу, словно Джо не было в комнате, он ждал, пока за ней закроется дверь, потом вздохнул.
Он все еще не совсем понимал, почему так поступил. Может, из стыда за свою пьяную выходку у нее в комнате. Он не мог понять. К тому же часть его существа была согласна с тем, что он сказал ей тогда. Она принадлежала ему, и, хотя он не станет ее принуждать, но если он снова ее захочет и она тоже захочет его, он овладеет ею.
Он только молился, чтобы, если это произойдет, огромное влечение к ней, которое он все еще испытывал, не стало еще сильнее. Чтобы не разрушился защитный экран, который он установил между ними.
Господи, он может хотеть ее, но это не перечеркивает того, что она чуть не убила его!
Рейн отодвинул стул, подошел к полке позади стола, налил себе бренди и залпом проглотил его. Правда в том, что за внешней нежностью Джоселин Эсбюри все еще сохранила убежденность, что он ответствен за смерть ее отца. Готова она это признать или нет, но в глубине души она ненавидит его, как ненавидела с самого начала.
Рейн пообещал себе никогда не забывать об этом.
— Кончита! — Джоселин вбежала в спальню для слуг.
— Джо! — испанка выронила блузку, которую складывала, и обняла подругу.
— Никогда не думала, что мы снова увидимся, — сказала Джо. — Я так беспокоилась за тебя.
— А я много беспокоилась за тебя.
Они снова обнялись, потом Джо отступила на шаг.
— С тобой все в порядке? Хопкинс с тобой нормально обращался?
— Так, побил пару раз, nada mas[19], — она улыбнулась, сверкнув белыми зубами. — Я сказала ему, что у меня сифилис. Я сказала, что если он попытается навязать мне матросов, я им об этом расскажу и они убьют его за то, что он пытался продать им сифилитическую шлюху.
Джоселин засмеялась.
— Не удивительно, что он оставил тебя в покое.
— Я не знала, как долго смогу дурить его, но si, он оставил меня в покое.
— Ты что-нибудь знаешь о Долли?
Чита покачала головой.
— Ничего не знаю. Надеюсь, с ней все в порядке. — Она схватила Джо за руку. — А ты как? Виконт с тобой хорошо обращается?
— Стоунли — тот человек, в покушении на которого меня обвинили. Он привез меня сюда, чтобы проследить за наказанием.
— Madre de Dios, — перекрестилась Чита. — Он бил тебя?
— Нет.
— Изнасиловал?
— Нет, — Джо покраснела. — Я думаю, он хотел это сделать, но… в конце концов, ему не пришлось меня принуждать. — Они никогда не говорили о таких интимных вещах, но Джоселин так стосковалась по друзьям, что слова лились сами собой. — Я любила его когда-то.
Черные глаза Читы расширились от изумления, потом она кивнула.
— Я тоже когда-то была влюблена — или мне просто так казалось. Это ведь очень больно?
— Да… больно.
— Я рада, что он не причинял тебе зла. Я бы никогда не смогла полюбить такого человека, — она содрогнулась. — Он тяжелый человек, мне кажется.
— Я не стреляла в него, Чита. Я так хочу, чтобы он мне поверил, но не думаю, что поверит.
Чита стала мрачной.
— Боюсь, что в этом ты права. Виконт очень сердит на тебя. Когда мы вместе ехали, я видела это в его глазах, стоило мне упомянуть твое имя. И я испугалась за тебя.
— Я тоже порой пугаюсь, — Джо печально улыбнулась. — А временами… я вижу в его глазах что-то, что заставляет меня думать, что я еще нужна ему.
— Тогда подожди, mi hermana[20]. Если ты заговоришь слишком рано, он только еще больше рассердится. И тогда он уже не поверит, что ты говоришь правду.
Джоселин опустилась на кровать.
— Я и сама так думаю, — она попыталась улыбнуться. — Но хватит о моих проблемах. Как ты? Когда я видела тебя последний раз, ты была совсем худенькой. Сейчас ты слегка поправилась, но немного бледна.
Кончита села рядом, взяла руку Джоселин, приложила ее к своему округлившемуся животу и расплакалась.
— О, Господи!
История оказалась короткой.
— Он был другом того человека, на которого я работала, — сквозь слезы рассказывала Чита, — сыном местного сквайра. Каждый раз, когда он приходил в дом, он искал встречи со мной. Мне казалось, что он меня любит. Он был очень красивым, а я была такой глупой.
Джоселин потрепала ее по плечу.
— Мы все временами ведем себя глупо. Не казни себя.
Она протянула Чите носовой платок, испанка утерла слезы.
— Я боюсь этого ребенка, но я уже люблю его.
— Думаю, что твой страх естествен, — Джо обняла ее. — Когда придет срок, я буду с тобой, и я уверена, что из тебя выйдет прекрасная мать.
— А что он сделает?
И правда, как поступит Рейн, когда узнает об этом?
— Он не отошлет тебя, — во всяком случае Джо так думала. — Он может быть суровым, если считает, что с ним дурно обошлись, но он никогда не причинит вреда молодой женщине, которой не повезло.
И не заставит ее избавиться от ребенка.
Но все же Джоселин пока не собиралась ему об этом говорить. Вместо этого она предложила найти способ, чтобы Чита работала у Пауло в огороде.
— Работа там не тяжелая, а Пауло — заботливый и добрый. Когда придет время, мы скажем Рейну о ребенке. Я уверена, что он разрешит тебе работать в доме.
В глубине души она надеялась, что если Пауло и Чита будут часто видеться, они полюбят друг друга. Пауло говорит по-испански, какое-то время жил там, к тому же ему нужна женщина. А Чите, безусловно, нужен мужчина.
На следующий день Джо заговорила с Рейном в его кабинете, надеясь, что он позволит Чите работать с Пауло. Он слушал ее, сидя перед кипой бумаг, без особого интереса.
— Там работы тоже немало, так что, если Пауло согласится, это будет прекрасно.
— Благодарю, милорд. — Чита была только на четвертом месяце, работа не должна ей повредить. Но когда ее живот округлится, Рейн обязательно это заметит. Джоселин молилась, чтобы то, в чем она уверяла Читу, оказалось правдой и он бы понял ее. — И спасибо, что привезли ее сюда.
Лицо Рейна сразу стало жестким.
— Как я уже говорил тебе, мне нужны рабочие руки. Чита годится не хуже любой другой.
— Да — вы сказали именно это.
— А теперь предлагаю тебе вернуться к работе. Пауло слишком снисходителен к тебе. Если ты и дальше будешь уклоняться от дела, можешь быть уверена, что меня не так легко будет провести.
Джоселин рассердилась.
— Вам уже случалось видеть, что я бездельничаю, милорд? Неужели вы можете предположить, что я дам вам хоть малейший повод жаловаться? А если я стану бездельничать, какое наказание меня ждет? Может, меня выпорют? Или еще одна грубая сцена в постели?
Загорелое красивое лицо Рейна побледнело. Потом все черты его лица исказила злоба.
— Временами мне кажется, что я и сам охотно прошелся бы плеткой по твоей предательской плоти.
Теперь уже побледнела Джо.
— Но не бойся — порку, которую ты заслуживаешь, ты получишь не от меня. А что касается времени, проведенного тобой в моей постели, то мне странно было бы об этом сожалеть, потому что ты явно получила от этого удовольствие. И я не буду обещать, что этого не повторится.
Взгляд его темных глаз скользнул по ней, его губы изогнулись в насмешливой жестокой улыбке.
— Советую тебе побыстрее вернуться к твоим цветам, дорогая, или это произойдет прямо здесь. Мне ничего так не хочется, как прижать тебя к этому столу, раздвинуть твои длинные красивые ноги и овладеть твоим вероломным телом.
Джо вскрикнула, подхватила юбки, развернулась и, с трудом подавляя рыдания, кинулась к двери. Ее сердце бешено колотилось от ужаса перед тем гневом, который она увидела в его глазах — или это был блеск желания?
Дрожа всем телом, она бежала до самого огорода. На другом конце длинного прямоугольника земли Чита с Пауло стояли в тени пальмы, где она и оставила их, направляясь к Рейну. Джо остановилась, лишь услышав тихий смех подруги. Ей потребовалось немало усилий, чтобы подавить свои эмоции. Пауло улыбался каким-то словам Читы, его черные глаза смеялись.
Джоселин заметила его интерес к красивой испанке почти сразу, а Чита не осталась равнодушной к гордой мужественности Пауло. Увидев их вместе, счастливых и улыбающихся, Джоселин вдруг ощутила неожиданную болезненную зависть.
Когда-то и они с Рейном так смеялись. Когда-то и они были счастливы. Это не могло бы продолжаться вечно, но она никогда не предполагала, что конец может оказаться таким. Джо отвернулась и устало пошла назад, к цветочным клумбам перед домом.
С каждым днем ненависть Рейна, казалось, росла вместо того, чтобы ослабевать. Он доверял ей все меньше. И все больше презирал ее. Одно ее присутствие выводило его из себя. Как она могла надеяться, что он поймет ее?
Перспективы становились все мрачнее. Джо делала все возможное, чтобы избегать Рейна. В редкие их встречи виконт выглядел безразличным, его взгляд оставался холодным и насмешливым. Хотя он дни напролет работал как безумный, доводя себя до истощения, вечерами он сидел без сна, поглощая гораздо больше алкоголя, чем следовало.
Джоселин слышала, как он бродит по кабинету, как поднимается по лестнице к себе в комнату перед рассветом, плохо держась на ногах. Его поведение очень беспокоило ее — слишком хорошо помнила Джо судьбу своего отца. Из-за выпивки сэр Генри стал мрачным и беспечным, печальным и лишенным жизни задолго до того, как умер в тот роковой вечер.
В глубине души Джоселин была не в силах вынести мысль, что Рейн тратит свою жизнь таким образом, но что она могла поделать?
К вечеру следующего дня прибыли саженцы кофе. Вся Фернамбуковая долина возбужденно бурлила, когда запряженная двумя лошадьми тяжело груженая подвода въехала во двор.
Все работники собрались вокруг, чтобы посмотреть на ее содержимое: тяжелые мешки с семенами, крепкие маленькие саженцы с острыми темно-зелеными листочками и странной формы черенки, которым предстояло стать благодатью или проклятьем для прекрасной старой плантации.
Джоселин обнаружила, что этот ажиотаж захватил ее не меньше, чем остальных. В своем новом муслиновом платье персикового цвета — одном из простеньких, но милых платьев, которые она сама сшила из привезенной Рейном материи, — Джо вышла из дома, чтобы присоединиться к толпе, поджидавшей повозки. Рейн ехал во главе колонны, его большие руки с легкостью управляли парой гнедых лошадей, навостривших уши, едва они сделали последний поворот на дороге, ведущей к дому.
Джоселин не могла не восхититься тем, каким высоким и ладным выглядел Рейн, каким невероятно красивым он казался в этот момент. Работа на воздухе, похоже, доставляла ему удовольствие — Джо прежде не могла этого даже предполагать. Его энергия и решимость были безграничны. Она и не подозревала об этой стороне его натуры, и теперь не могла отрицать, как это ей нравилось. Он был внимателен к работникам, интересовался их благополучием, всегда готов помочь, какой бы сложной — и какой бы неприятной — ни была работа. Честно говоря, похоже, что красавец виконт был гораздо больше мужчиной, чем ей когда-либо казалось.
— Как волнующе, правда? — сказала Кончита, присоединяясь к Джо. Пауло был рядом с ней.
— Да. Ради Рейна я надеюсь, что ему все удастся.
— И ты способна говорить так после всего, что он с тобой сделал? После всех своих страданий?
Джоселин пожала плечами.
— Он уверен, что я виновна. Было время, когда я относилась к нему почти так же.
— Леди, леди! — Джоселин почувствовала, что кто-то потянул ее за подол. — Подними меня, я тоже хочу видеть!
Это были Туни и Майк, дети работников, с которыми Джо познакомилась сразу по приезде: симпатичные ребятишки, один — низенький толстячок, другой — худенький, Туни было три, Майку — четыре.
Джоселин подняла круглолицего малыша и поставила на бедро. Пауло усадил Майка на свои широкие плечи.
Майк вцепился в густые черные волосы Пауло, чтобы не упасть.
— Полегче, moco[21], лучше поменьше дергайся, тогда не упадешь.
Малыш улыбнулся от уха до уха.
— Мне отсюда здорово видно. Пауло улыбнулся в ответ.
— Масса! Масса! — улыбаясь, маленький Тони помахал Рейну рукой.
Когда Рейн понял, откуда слышатся эти крики, он тоже улыбнулся и помахал в ответ, но потом увидел, что малыша держит Джо. Что-то промелькнуло при этом у него в глазах, что-то, чему Джоселин и через сто лет не сумела бы найти названия, но это перевернуло ее сердце. Их взгляды ненадолго встретились, потом Рейн отвел глаза. Джо оцепенела, от потрясения у нее сдавило горло.
Она следила за движениями Рейна, направлявшегося к одной из повозок, где рядом с темнокожим кучером сидел полный лысый человечек в очках и в фиолетовом фраке.
— Эй! Внимание! — Толпа, уже и так начавшая успокаиваться, замерла от этого приказа. — Мы все тяжко трудились ради этого дня. Ни один из вас не отлынивал от работы. Мы очистили поля и взрыхлили землю, готовясь к этому дню. И вот он настал. Прибыли саженцы, а вместе с ними и этот человек. Его зовут Бертран Шрютенберг. Он поможет нам выращивать кофе.
Датчанин, решила Джо, оглядывая щеголеватого человечка. Может, с Явы. Никто лучше их не разбирается в кофе.
— Я надеюсь, что вы будете слушаться его указаний почти как моих. Если мы все будем делать так, как он скажет, и будем продолжать трудиться так же тяжело, как прежде, нам ничто не сможет помешать. По-моему, у нас есть все шансы на успех.
Работники повеселели, и Джоселин поняла, как они уважают человека, взявшего в свои руки их пришедшую в упадок плантацию.
И она тоже испытывала к нему уважение — горестное, разрывающее сердце уважение.
— Леди, леди! Опустите меня.
Джоселин засмеялась.
— Уже насмотрелся? — она опустила мальчугана на землю. — Вот что я тебе скажу: у Гвен на кухне есть сахарный тростник. Почему бы нам не сходить за ним?
Малыш радостно улыбнулся.
— И для Майка возьмем?
— Конечно, и для Майка тоже. Ты сможешь отнести ему.
Туни кивнул и схватил Джо за руку. Бросив последний взгляд на Рейна, который уже принялся за разгрузку повозок под пальмовым навесом, прежде служившим сахарным складом, Джоселин направилась на кухню.
Несмотря на то что рядом с ней смеялся и болтал без умолку Туни, у Джо из головы не выходила нежность, которую она заметила в глазах Рейна, когда тот увидел ребенка у нее на руках. О чем он подумал? И как сделать так, чтобы он снова посмотрел на нее таким взглядом?
Следующие десять дней Рейн работал рядом с Бретом Шрютенбергом от рассвета до заката. Пробуя разные методы выращивания, один участок свежевспаханной земли они засеяли, на другом посадили годовалые саженцы, на третьем — черенки от веток взрослых деревьев.
Это был титанический труд, но он доставлял Рейну радость, и с каждым днем в нем крепла уверенность, что его план удастся. Он так привык к долгим трудовым дням, что забыл, что не все приспособлены к такому режиму. Наконец бодрый датчанин настолько спал с лица, что Рейну пришлось замедлить свой темп.
— Я знаю, что вам пришлось изрядно потрудиться, — говорил он сидевшему на диване человечку. — Но то, чего мы достигли, стоило затраченных усилий.
Из окна кабинета Рейну были видны некоторые из новозасаженных полей, и его охватила гордость от достигнутого.
— Почему бы вам не отдохнуть пару дней? — предложил Рейн. — Если хотите, можете съездить в город. «Королевская гостиница» — приятное место. Вы можете жить там за мой счет.
Маленький датчанин взглянул на него с облегчением.
— Это прекрасная мысль, не буду отрицать. Кофе может быть полезен для головы, но сажать его — безумно утомительно для тела.
Рейн усмехнулся. Как и многие англичане, датчанин был уверен, что кофе способно стимулировать умственную деятельность и придавать силы телу. Но растить кофе и пить его — не одно и то же.
— Завтра я прикажу одному из слуг отвезти вас в город. Если через пару дней вы вернетесь, это будет в самый раз.
— Если это не доставит вам особых неудобств, я предпочел бы отправиться сегодня вечером, — датчанин улыбнулся. — Я так давно не был в женском обществе.
Затянувшись сигарой, Рейн выпустил в воздух колечко дыма.
— Хорошо, я скажу Пауло, чтобы он нашел кого-нибудь, кто отвезет вас.
— А вы не желаете ко мне присоединиться? Любезная шлюшка пошла бы вам на пользу.
Вероятно, он прав.
— У меня слишком много дел.
Рейн поднялся с кресла.
— Насчет плантаций можете не беспокоиться, — сказал, присоединяясь к нему, Берт. — Все идет как нужно. И даже быстрее.
Рейн похлопал датчанина по спине.
— Можете быть уверены, я ценю то, что вы сделали.
Но Берт ошибался в своих сомнениях — Рейна беспокоили не плантации. А слова датчанина насчет женского общества. За последние десять дней Джоселин почти не показывалась, а Рейн был слишком занят, чтобы задуматься над этим, хотя и не мог не обратить на это внимания.
Сегодня вечером он видел, как она работала на грядке с крокусами. Она так нежно брала руками каждый желтый цветок, и, как и тогда, когда он увидел ребенка у нее на руках, в нем что-то оборвалось.
Ее власть над ним сводила с ума. Он должен положить этому конец и побыстрее. Он все откладывал разговор с ней, убежденный, что когда-нибудь чудесным образом наступит подходящий момент. Но момент все не наступал, а Рейн ждал уже слишком долго. Пора с ней поговорить, спросить ее о выстреле и заставить сказать правду. И как только она сознается, он сможет выкинуть ее из своей жизни, перестать думать о ней, погрести печальные события в прошлом.
Как только он сделает то, что намеревается, он отправит ее из Фернамбуковой долины, чтобы она отбывала наказание где-нибудь в другом месте. Но не у Барза Хопкинса — этого он никогда не потерпит. Но найдется же какое-нибудь место, куда она сможет поехать, кто-нибудь, кто поймет, что она пережила, кто будет обращаться с ней хорошо.
Если не на Ямайке, то где-нибудь еще.
Честно говоря, каждая отсрочка этого разговора на день, на мгновение разрывала ему душу. Каждый час он думал о том, где она, что делает, пытался увидеть ее работающей среди цветов или смеющейся с детьми, с которыми она здесь подружилась.
Это стало для него мучением, но он не мог остановиться.
Рейн пересек комнату, открыл резной шкафчик и достал графин бренди. Он не станет много пить, пообещал он себе, просто приведет себя в порядок. Ему нужно сохранить трезвую голову, когда он посмотрит ей в глаза. Он должен быть готов столкнуться с ложью, которую ожидал увидеть, с ее ненавистью из-за отца, которую она почему-то обратила на него. Он хотел, чтобы она увидела его решимость — и наконец призналась.
Он хотел, чтобы с этим было покончено.
Рейн налил себе бокал бренди и выпил его одним глотком, обжигающая жидкость успокоила его. Еще одна рюмка, и он пойдет к Джо.
Он выглянул в окно. Смеркалось; работники уже начали расходиться по своим мазанкам. Джоселин тоже скоро придет — а если нет, он найдет ее.
Сегодня, поклялся Рейн, он положит конец этой муке.
Глава 18
Джоселин как раз закончила поливать только что посаженные розовые герани, она была довольна своими успехами.
Вытерев мокрые руки о фартук, который она надела поверх платья цвета лаванды, Джо направилась к сараю, чтобы убрать большую лейку, которой только что пользовалась. Она еще утром закончила с цветами, а потом переоделась, чтобы помочь работницам с детьми.
Обычно за малышами, которые были еще слишком малы, чтобы ходить с матерями в поле, присматривала женщина по имени Магда, но сегодня у нее начались месячные и она чувствовала себя очень плохо. Джоселин охотно вызвалась ей помочь, она была рада провести время с Туни и Майком, с остальными малышами. Когда стало смеркаться, матери пришли за своими отпрысками. Снова оставшись одна, Джоселин решила полить цветы, которые днем посадила перед домом.
Вытерев мокрые руки о фартук, который она надела поверх платья цвета лаванды, Джо направилась к сараю, чтобы убрать большую лейку, которой только что пользовалась. Она еще утром закончила с цветами, а потом переоделась, чтобы помочь работницам с детьми.
Обычно за малышами, которые были еще слишком малы, чтобы ходить с матерями в поле, присматривала женщина по имени Магда, но сегодня у нее начались месячные и она чувствовала себя очень плохо. Джоселин охотно вызвалась ей помочь, она была рада провести время с Туни и Майком, с остальными малышами. Когда стало смеркаться, матери пришли за своими отпрысками. Снова оставшись одна, Джоселин решила полить цветы, которые днем посадила перед домом.