Страница:
Она устало шагнула к последней повозке, покачнулась, и Рейн поймал ее в свои объятья.
— Что… ты делаешь?
— Дети в безопасности, огонь почти погас, а ты совсем измучена. И раз сейчас явно не время для нашей беседы, я хочу отвезти тебя домой. Она оттолкнулась от его груди.
— Я не могу поехать с тобой… без Броуни и Такера. Им негде жить, к тому же Броуни ранен.
Рейн покорно вздохнул. Он так и знал, что этим кончится.
— Хорошо, они тоже поедут. Но предупреждаю… никаких фокусов, обмана и прогулок по крышам. Никаких побегов.
Джоселин улыбнулась.
— Нам некуда идти, куда же нам бежать?
Рейн покачал головой. Остановив последний отставший экипаж, чтобы вернуться в Стоунли, Рейн нашел Броуни с Такером и помог им забраться внутрь. Хакер сел на козлы к кучеру, Броуни с Джоселин — внутри, вместе с виконтом. На выезде из Сити Рейн остановил экипаж, чтобы забрать из гостиницы коня.
По дороге они все заснули. Однажды Рейн пробудился и увидел, что голова Джоселин опустилась на его плечо. Он повернулся, просунул руку вокруг ее талии и устроил девушку поудобнее у себя на груди.
В следующий раз его разбудил резкий толчок — экипаж остановился. Рука Рейна уютно прижалась под теплой грудью Джоселин, голова девушки покоилась у него на плече. Его тело, должно быть, откликнулось на ее присутствие — его напряженный член больно давил на лосины.
Он поднял глаза и поймал предостерегающий взгляд Броуни.
— Не беспокойся, старина, — Рейн отодвинул Джоселин. — Я не собираюсь брать у леди ничего, чтобы она не отдала сама.
Броуни еще минуту разглядывал виконта, но уже не так напряженно.
— Что такое? — Джоселин потянулась, просыпаясь.
— Ничего страшного, — сказал Броуни, — ecли, конечно, его милость будет держать свою палку в штанах.
Ворча, Рейн распахнул дверцу экипажа.
— Мы с парнишкой будем спать на конюшне, — Броуни тяжело оперся о борт наемного экипажа.
— В этом нет необходимости. А твоя рука нуждается в присмотре. И Джоселин захочет…
— Сойдет и конюшня. Я не любитель всяких рюшечек. А Такер может присмотреть за моей раной.
— Но, Броуни… — начала было Джо.
— Хватит об этом, детка.
Она поняла, что возражать не имеет смысла, и, пожалуй, Броуни не в чем было винить. Роскошный четырехэтажный особняк кого хочешь мог привести в трепет. К тому же внутри этих шикарных стен сильная натура Стоунли будет чувствоваться еще больше, чем теперь.
— Над каретным сараем есть комнаты, — сообщил виконт Броуни. — Там живут мой старший грум с сыном. В конюшне есть место, где можно вымыться, и я позабочусь о том, чтобы вам принесли чистую одежду.
Броуни кивнул. Они с Такером отправились к задам дома, а Джо позволила Стоунли проводить ее по каменным ступеням к массивной входной двери. Заметив изумленный взгляд дворецкого, когда они появились перед ним в своей рваной закопченной одежде, Джо с трудом подавила улыбку.
— Горел сиротский приют, — пояснил Стоунли, обращаясь к группе стоявших у входа удивленных слуг. — Нам с мисс Смит повезло, мы успели туда вовремя и смогли оказать помощь.
Он не стал объяснять, почему они вообще там оказались, одним взглядом остановив все дальнейшие расспросы.
Поразительно, подумала Джо, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за этим высоким мужчиной.
Хотя он весь был покрыт грязью и сажей, а его лицо было вымазано черной копотью, Рейн все равно имел величественный вид. Тон его голоса требовал почтения, а выправка не позволяла сомневаться в том, что всем здесь командует он.
Фарвингтон щелкнул пальцами, и слуги поспешили выполнять его указания. Все бросились готовить ванны и чистую одежду. Лакеи были отправлены на поиски вещей для двух мужчин, ночующих в каретном сарае. Для Джоселин приготовили спальню на третьем этаже, как раз рядом с покоями Стоунли.
— Я пришлю к тебе Элайзу, — сказал Рейн, когда они остановились перед дверью отведенной ей комнаты. — Прими ванну, поспи немного, а вечером увидимся за ужином. А потом и поговорим.
— Хорошо, — все казалось таким простым. Просто подняться по лестнице в комнату, где тебя будут нежить и холить, просто уснуть на целый день в одной из этих мягких пуховых постелей, а потом спуститься вниз, чтобы роскошно поужинать, запивая изысканные яства лучшим вином, какое только можно купить за деньги.
А потом она сможет просто объяснить… что? Что его сиятельство своими бессердечными действиями погубил ее отца? Заставил ее пережить ужасные годы на улице? Или, может быть, здесь кроется какая-то ошибка? Может быть, происшедшее имеет какое-то иное объяснение?
Как бы то ни было, отступать она уже не могла. Она дала слово и собиралась его сдержать. Скоро Стоунли узнает правду.
Все шло почти совсем так, как она воображала: роскошная ванна, долгий сон без сновидений под чистыми льняными простынями, потом одевание в еще одно дорогое платье его сестры, на сей раз — из бледно-розового расшитого розами батиста. Оно,
как и первое, пришлось ей впору, и Джоселин стало любопытно узнать, что за женщина так похожа на нее, хотя бы по фигуре. Но, конечно же, ей никогда с ней не встретиться.
Виконт ни за что не представит уличную бродяжку благородной леди вроде его сестры.
Джоселин смиренно вздохнула, мечтая, чтобы дела обстояли иначе, но в любом случае благодарная судьбе за то, что все так сложилось. Элайза помогла ей одеться, и Джо вышла из комнаты, готовая к предстоящему вечеру. Странно, но она ждала его с радостью. С тех пор, как она оказалась в Сити, она мечтала об этой встрече. Конечно, в своих мечтах она мстила. А сейчас ей всего лишь хотелось выслушать, что скажет о происшедшем виконт, хотелось, чтобы прошлое ушло и она смогла бы жить дальше.
Рейн ждал ее у подножья широкой лестницы.
— Я послал ужин твоим друзьям, так что не беспокойся о них. Позже, если захочешь, мы сможем их навестить.
На нем были бежевые панталоны, фрак шоколадного цвета, кремовый жилет, широкий белый шарф и пышный белоснежный галстук. Если прежде, после того, как он разделил с ней опасности и пришел ей на помощь, Джо находила виконта красивым, то теперь она поняла, что он просто неотразим.
— Благодарю. Я высоко ценю твою заботу о них, — она оперлась на его руку и вдруг смутилась. Так вот каково это — стоять в гостиной и принимать зашедшего с визитом джентльмена. Провести Сезон в Лондоне и прогуливаться по городу в сопровождении красивого кавалера…
Ближе к этому, чем сейчас, ей никогда не быть, подумала Джоселин и решила наслаждаться моментом.
— Платья моей сестры тебе прекрасно подходят. Когда мы вернемся в город, я свожу тебя к ее модистке и позабочусь, чтобы ты была достойно экипирована.
— Экипирована? Но, я не могу…
— Почему бы нам не обсудить это позже? Ужин уже готов. Я уверен, что ты умираешь от голода.
Он был прав. Днем она так устала, что даже не прикоснулась к холодному мясу, фруктам и сыру, которые он прислал к ней в комнату.
Джоселин улыбнулась.
— Обещаю, что на сей раз не забуду о хороших манерах.
Этот ужин был не таким формальным, как предыдущий. Стол был накрыт в удобной гостиной в задней части дома, два удобных кресла стояли возле покрытого белой скатертью стола с серебряными приборами. В мраморном камине за спиной горел огонь, и мягкий золотистый свет играл на серебряных блюдах.
— Мы зовем эту комнату Рубиновым салоном, — сообщил ей Стоунли, обращая внимание гостьи на обитые красным бархатом стены. Высокий потолок был украшен тяжелыми резными балками. Мебель тоже была выдержана в красных и золотых тонах и украшена золоченой фурнитурой, пол покрывали темные рубиново-красные ковры.
— Очень красиво, ваша милость.
Как и весь дом, комната была в высшей степени элегантной.
— Кажется, прежде ты звала меня Рейн. Виконт усадил девушку в покрытое подушками кресло, а сам расположился напротив.
— Хорошо… Рейн[1], — она улыбнулась, — по-моему, это имя подходит к твоему бурному нраву.
Он тихо усмехнулся. — Мое настоящее имя Рейнор. Рейнор Август. Оно досталось мне в наследство от какого-то средневекового предка.
Джоселин вытащила белую салфетку из серебряного кольца рядом со своей тарелкой и аккуратно расправила ее на коленях.
— Мое имя Джоселин Эсбюри.
Она внимательно наблюдала за виконтом, ожидая его реакции, но выражение его лица не изменилось. Вошел слуга, снял серебряный колпак с веджвудской тарелки и снова растворился в тени.
— Ты смотришь на меня так, словно это имя мне должно о чем-то говорить. Это так?
— Я не уверена. Теперь не уверена. Еще недавно я считала, что ты слишком бессердечен, чтобы помнить. А теперь…
— А теперь ты начинаешь понимать, что ошиблась.
Она надеялась на это. Она вдруг поняла, как ей хотелось бы ошибиться.
— Да.
Он дотронулся до ее руки и слегка пожал ее.
— К-как ты думаешь, рана Броуни затянется? — спросила Джоселин, так как не была готова обсуждать последнюю тему. Потом ей пришло в голову, что благовоспитанная леди вряд ли стала бы обсуждать подобные материи за едой. К счастью, виконт, кажется, не возражал.
— Всегда есть угроза инфекции, но ты хорошо ее промыла. Все говорит за то, что он будет в порядке.
— Ты видел много ран раньше?
Она взяла кусочек рыбы. Куропатка тоже выглядела аппетитно, мерлан был приготовлен идеально, а засахаренная морковь еще булькала в густом соусе. Все блюда выглядели восхитительно, но, памятуя о том, что ее ждет впереди, Джоселин не была уверена, что сможет проглотить хоть кусочек.
— Я был армейским полковником. Тринадцатый эскадрон легких драгун.
— Кавалерия?
— Да. Но большую часть времени я провел на континенте. Как специальный посланник генерала Берген-заха. Вы знаете, моя мать родом из Австрии. Я говорю по-немецки. Я провел там большую часть своего детства.
— Твоя мать была из австрийских аристократов?
Он кивнул и взял кусочек куропатки, запивая его вином.
— Она была графиней. Мой дед был близким другом императора Иосифа[2]. В те годы, когда я служил в армии, одной из целей политики Питта[3] было изгнание французов из Австрийских Нидерландов, так что мои связи весьма пригодились.
— Но ты, наверное, не участвовал в боях.
— Я воевал при Штокаче, Магнано и Цюрихе. Под Маренго[В битве при Маренго австрийцы потерпели поражение и были вынуждены согласиться на мир с Наполеоном на невыгодных для них условиях.
бок, и прежде, чем мне удалось бежать, я год провел д в вонючей французской тюрьме.] я заработал мушкетную пулю, и меня на некоторое время отправили домой.
— Шрам у тебя на плече, — невольно произнесла Джо, слишком хорошо запомнившая мускулы на его обнаженной груди. Она вспыхнула, а виконт весело улыбнулся.
— Совершенно верно, — он вытер рот салфеткой. — Когда после заключения Амьенского мира бои закончились, я решил, что со всем этим грязным делом покончено, но год назад меня снова призвали. Я возвращался в Австрию, когда наш корабль был атакован. Сабельным ударом меня ранили в бок, и прежде, чем мне удалось бежать, я год провел в вонючей французской тюрьме.
— Ты был в тюрьме?
— Мне бы не хотелось обсуждать эту тему.
— Да… конечно. Я понимаю.
Она легко могла себе представить ужасные условия, в которых ему пришлось жить.
— А ты следила за войной? — спросил он, когда она пыталась сделать вид, что ест, но по сути дела лишь размазывала еду по тарелке.
— Ты видел газеты у нас на чердаке… Думаю, тебя удивляет, что я умею читать.
— Наверное. По-моему, ты еще многим меня удивишь.
Джоселин не была уверена, были ли эти слова комплиментом, но судя по теплому взгляду, вполне могли им быть. Беседа продолжалась во время всего ужина, виконт старался помочь девушке почувствовать себя свободней, давая время собраться с мыслями. И Джоселин все больше и больше поддавалась его обаянию.
— Мне казалось, что ты умираешь с голоду, — заметил он, когда обнаружил, что его тарелка пуста, а она почти не притронулась к еде.
— Боюсь, у меня нет аппетита.
— Похоже, — он отложил салфетку и встал.
— Я бы хотел выкурить сигару и выпить бренди. Это вряд ли стоит делать в присутствии леди, но…
— Я совсем не против, — она отложила салфетку, когда Рейн встал за ее стулом. — Мой отец часто курил трубку после еды. Мне это даже нравилось.
Она ощутила минутную боль при этом воспоминании, но решительно подавила ее.
Они взяли бренди и шерри в маленький салон рядом с кабинетом виконта. Рейн усадил Джо рядом с собой на зеленую софу перед зажженным камином.
— Ну-с, мисс Эсбюри. По-моему, мы более чем достаточно поговорили обо мне. Теперь, я думаю, пора и тебе рассказать кое-что о себе. Мне бы очень хотелось узнать, в чем же все-таки дело.
Молясь о ниспослании храбрости, Джоселин откинулась на спинку диванчика и отпила шерри.
— Я даже не знаю, с чего начать… С Мардена, наверное.
— С дома в Мардене? — Он вынул изо рта сигару, которую сжимал своими сильными зубами, и выпустил клуб дыма в воздух.
— Точнее, с деревни Марден, — это была группка домиков под соломенными крышами, возникшая на окраине одного из имений виконта, одна из многих деревень в его огромных владениях. — Я выросла в маленьком коттедже на Мичем-лейн в дальнем конце деревни.
— Боюсь, я не знаком с этими местами. Моя семья проводила мало времени в Мардене.
— Я родилась в этом коттедже. Моего отца звали сэр Генри Эсбюри. Он был ученым. Он обучал детей окрестных дворян, а также сына викария и нескольких детей из деревни. Конечно, немногих.
По-прежнему никаких признаков узнавания.
— Я так понимаю, что он занимался также обучением своей дочери.
— Да. Моя мать умерла от родильной горячки, когда мне было десять лет. И мы с папой остались одни.
Она продолжала наблюдать за ним, ожидая хоть какого-то проблеска воспоминаний о том, о чем она сейчас рассказывала. Но его не было.
— Три года назад для моего отца настали тяжелые времена. Дети постарше, которых он учил раньше, разъехались по школам, другие перестали приходить. Денег едва хватало. Стало трудно платить за дом. Мой отец отправился в Стоунли, чтобы обсудить этот вопрос с тобой.
— Твой отец приезжал ко мне? — он наклонился к ней. — Когда?
— Я же сказала… немногим более трех лет назад. Летом 1804 года.
Мгновение он размышлял над этим, глубоко затягиваясь сигарой.
— Продолжай.
— Отец просил об отсрочке. Мы сможем рано или поздно собрать денег, сказал он. Нам только нужно немного времени. Но ты не согласился. А потом отказался принять его. Он вернулся в Марден, чтобы поговорить с твоим управляющим, а тот приказал ему освободить дом. Отец был в отчаянии. К тому времени мне пришлось начать брать вещи в стирку… у нас совсем не было денег. — Она вздохнула. — Не знаю, может быть, мне не следовало так поступать. Из-за этого отец, казалось, чувствовал себя еще хуже. Он потерял аппетит, стал худеть, плохо спал. Я так беспокоилась… я сказала ему, что мы справимся, но он… — ее голос сорвался.
— Все в порядке, милая. Не переживай.
Рейн раздавил сигару в хрустальной пепельнице, потом заставил Джоселин выпить шерри. Она сделала длинный успокаивающий глоток.
— Тебе лучше?
— Да.
— Я понимаю, что тебе тяжело, но я хочу, чтобы ты рассказала мне все до конца.
Она отвела глаза.
— Я собиралась. Я должна, но…
Но она не могла совладать с голосом.
— Я понимаю, что тебе неприятно, но я должен это знать.
Она кивнула, выпила еще шерри и собрала силы для столкновения со своими ужасными воспоминаниями.
— С тех пор наша жизнь превратилась в кошмар. Отец начал пить. Он мог часами сидеть дома, просто глядя перед собой. В тот день, когда прибыл шериф, чтобы нас выселить, он был в худшем состоянии, чем когда-либо прежде. Он все бормотал что-то о прошлом, о том, что случилось много лет назад. Когда я вышла из дома, чтобы поговорить с шерифом, отец, наверное, потерял рассудок. Он, скорее всего, лишился рассудка, потому что о-он… потому что о-он…
Рейн наклонился и взял ее за руку.
— Все в порядке, Джо, все это уже в прошлом. Ты вскоре сможешь забыть об этом.
Она кивнула. Тепло его рук помогло ей успокоиться, немного растопило лед, сковавший ее сердце.
— Когда я вышла на крыльцо, отец облил мебель маслом из лампы. Он поджег дом и вышел к шерифу. Он сказал, что уничтожит все, чем мы владели, чтобы не дать тебе отнять это у нас.
Я сожгу все до последней дощечки и последней бумажонки в доме, чтобы этому негодяю ничего не досталось!
О, Боже мой, папа, что ты наделал?
— Я попыталась вернуться в дом, требовала, чтобы они отпустили меня, но дом вспыхнул как трут. Папа дольше всех стоял на крыльце. Я плакала. И только когда он увидел, что загорелись его прекрасные книги, он осознал, что же он совершил.
Она видела это сейчас так же ясно, как если бы огонь полыхал в салоне у виконта. Пожар в пивной вернул эти воспоминания, всю их страшную боль.
— Когда упала одна из внутренних стен, отец начал кричать, он говорил разные безумные слова, называл тебя негодяем, обзывал самыми грязными словами, какие только мне приходилось слышать на улице.
Когда Джоселин замолчала, Рейн пожал ей руку, эта поддержка придала ей сил.
— Прежде, чем кто-либо успел догадаться о намерениях, отец развернулся и побежал в дом. Я думаю, что он в конце концов понял весь ужас того, что совершил, но я так никогда и не узнала этого наверняка. Я знаю только, что он вбежал через открытую дверь прямо в огонь. И я слышала его крики, когда обвалилась крыша.
Она бессознательно забрала у него руку.
— Мне никогда больше не приходилось слышать такой нечеловеческой боли.
Она не осознавала, что плачет, пока Рейн не обнял ее.
— Все в порядке, милая.
Он прижал ее к себе, и Джо разрыдалась.
— О-о-он был таким мягким человеком. Он никогда ни о чем не просил. К-как же ты мог его выгнать?
— Я не делал этого, — мягко возразил Рейн. — Тогда виконтом был мой отец.
— Твой отец? — она приподняла голову, чтобы взглянуть на него. Ее глаза на побледневшем лице казались огромными. — Но я думала…
— Что ты думала?
— Не знаю. Вс-все так смешалось, — она тихо икнула, и новые слезы полились по ее щекам. — Я, конечно, никогда не видела виконта, и отец тоже не видел его до той встречи, но я ненавидела тебя за то, что ты сделал. Я могла бы пойти к тебе тогда…
— Не ко мне. К моему отцу, — поправил он. — Ты могла бы пойти к моему отцу. Он умер в декабре 1804 года. Тогда я и унаследовал титул.
Ужас ошибки обрушился на нее. Его отец. Не Рейн, а его предшественник.
— Господи! Я же чуть не убила тебя!
— Ты меня не убила. Только это имеет значение, и все это уже позади.
— А если бы я… Господи… если бы я…
— Послушай, Джо. Это недоразумение уже почти разрешилось. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все остальное.
Она взяла платок, который он достал из жилетного кармана, прижала его к глазам, высморкалась и глубоко вздохнула.
— Через два дня после похорон отца меня отправили жить к кузенам в Корнуолл — к Бэркли Петерсу и его жене Луэлле.
— Как я понимаю, из этого ничего не вышло. Она вздохнула и вытерла слезы.
— Сначала все было не так уж плохо. Я, конечно, чувствовала себя одинокой, и мне приходилось тяжело работать. Но после того, как мне исполнилось шестнадцать, дела стали идти все хуже и хуже. С тех пор, стоило его жене уйти из дому, как Бэркли распускал руки. Господи, как я возненавидела его. И в конце концов я сбежала.
— И перебралась в Лондон. Она кивнула.
— Я думала, что смогу сама о себе позаботиться. Думала, что смогу найти какую-нибудь работу. Я была такой дурочкой.
— Подозреваю, что тогда на сцене появился Броуни.
— К тому времени, когда я встретила Броуни, я уже истратила два фунта, которые прихватила с собой, — все свои деньги. Работы я найти не смогла. Никто не хотел нанимать одинокую женщину без рекомендаций. Не помогло даже мое образование.
— А что случилось потом?
— Я умирала с голоду. Спала в переулках. Воровала еду, чтобы прокормиться, но у меня плохо получалось. Хозяин таверны «Красный петух» ужасно избил меня, когда поймал за кражей пирога с кухни. В ту ночь Броуни нашел меня в переулке, где я пыталась привести в порядок свои избитые конечности и лицо. Он взял меня под свое покровительство и стал учить, как выжить. Без него я бы погибла.
Рейн улыбнулся со смесью тепла и сожаления.
— Тогда, по-моему, я очень многим ему обязан. Джо вскинула голову.
— Что… что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что я собираюсь загладить испытанную тобой несправедливость. Я не знаю наверняка, что произошло между твоим отцом и моим, но я собираюсь это выяснить. Мой отец не был жестоким человеком, Джоселин. История, должно быть, не так проста, и я собираюсь разобраться в ней. А пока я хочу, чтобы ты отдохнула и набралась сил. У меня есть дела в Сити. Мы вернемся к этому разговору через пару дней.
Джоселин улыбнулась ему. Впервые за все эти годы у нее не было груза на сердце. Все, конечно же, уладится как-нибудь. Рейн обещал это, и она ему верила.
Это была ее не первая ошибка. И вряд ли последняя.
Глава 6
— Что… ты делаешь?
— Дети в безопасности, огонь почти погас, а ты совсем измучена. И раз сейчас явно не время для нашей беседы, я хочу отвезти тебя домой. Она оттолкнулась от его груди.
— Я не могу поехать с тобой… без Броуни и Такера. Им негде жить, к тому же Броуни ранен.
Рейн покорно вздохнул. Он так и знал, что этим кончится.
— Хорошо, они тоже поедут. Но предупреждаю… никаких фокусов, обмана и прогулок по крышам. Никаких побегов.
Джоселин улыбнулась.
— Нам некуда идти, куда же нам бежать?
Рейн покачал головой. Остановив последний отставший экипаж, чтобы вернуться в Стоунли, Рейн нашел Броуни с Такером и помог им забраться внутрь. Хакер сел на козлы к кучеру, Броуни с Джоселин — внутри, вместе с виконтом. На выезде из Сити Рейн остановил экипаж, чтобы забрать из гостиницы коня.
По дороге они все заснули. Однажды Рейн пробудился и увидел, что голова Джоселин опустилась на его плечо. Он повернулся, просунул руку вокруг ее талии и устроил девушку поудобнее у себя на груди.
В следующий раз его разбудил резкий толчок — экипаж остановился. Рука Рейна уютно прижалась под теплой грудью Джоселин, голова девушки покоилась у него на плече. Его тело, должно быть, откликнулось на ее присутствие — его напряженный член больно давил на лосины.
Он поднял глаза и поймал предостерегающий взгляд Броуни.
— Не беспокойся, старина, — Рейн отодвинул Джоселин. — Я не собираюсь брать у леди ничего, чтобы она не отдала сама.
Броуни еще минуту разглядывал виконта, но уже не так напряженно.
— Что такое? — Джоселин потянулась, просыпаясь.
— Ничего страшного, — сказал Броуни, — ecли, конечно, его милость будет держать свою палку в штанах.
Ворча, Рейн распахнул дверцу экипажа.
— Мы с парнишкой будем спать на конюшне, — Броуни тяжело оперся о борт наемного экипажа.
— В этом нет необходимости. А твоя рука нуждается в присмотре. И Джоселин захочет…
— Сойдет и конюшня. Я не любитель всяких рюшечек. А Такер может присмотреть за моей раной.
— Но, Броуни… — начала было Джо.
— Хватит об этом, детка.
Она поняла, что возражать не имеет смысла, и, пожалуй, Броуни не в чем было винить. Роскошный четырехэтажный особняк кого хочешь мог привести в трепет. К тому же внутри этих шикарных стен сильная натура Стоунли будет чувствоваться еще больше, чем теперь.
— Над каретным сараем есть комнаты, — сообщил виконт Броуни. — Там живут мой старший грум с сыном. В конюшне есть место, где можно вымыться, и я позабочусь о том, чтобы вам принесли чистую одежду.
Броуни кивнул. Они с Такером отправились к задам дома, а Джо позволила Стоунли проводить ее по каменным ступеням к массивной входной двери. Заметив изумленный взгляд дворецкого, когда они появились перед ним в своей рваной закопченной одежде, Джо с трудом подавила улыбку.
— Горел сиротский приют, — пояснил Стоунли, обращаясь к группе стоявших у входа удивленных слуг. — Нам с мисс Смит повезло, мы успели туда вовремя и смогли оказать помощь.
Он не стал объяснять, почему они вообще там оказались, одним взглядом остановив все дальнейшие расспросы.
Поразительно, подумала Джо, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за этим высоким мужчиной.
Хотя он весь был покрыт грязью и сажей, а его лицо было вымазано черной копотью, Рейн все равно имел величественный вид. Тон его голоса требовал почтения, а выправка не позволяла сомневаться в том, что всем здесь командует он.
Фарвингтон щелкнул пальцами, и слуги поспешили выполнять его указания. Все бросились готовить ванны и чистую одежду. Лакеи были отправлены на поиски вещей для двух мужчин, ночующих в каретном сарае. Для Джоселин приготовили спальню на третьем этаже, как раз рядом с покоями Стоунли.
— Я пришлю к тебе Элайзу, — сказал Рейн, когда они остановились перед дверью отведенной ей комнаты. — Прими ванну, поспи немного, а вечером увидимся за ужином. А потом и поговорим.
— Хорошо, — все казалось таким простым. Просто подняться по лестнице в комнату, где тебя будут нежить и холить, просто уснуть на целый день в одной из этих мягких пуховых постелей, а потом спуститься вниз, чтобы роскошно поужинать, запивая изысканные яства лучшим вином, какое только можно купить за деньги.
А потом она сможет просто объяснить… что? Что его сиятельство своими бессердечными действиями погубил ее отца? Заставил ее пережить ужасные годы на улице? Или, может быть, здесь кроется какая-то ошибка? Может быть, происшедшее имеет какое-то иное объяснение?
Как бы то ни было, отступать она уже не могла. Она дала слово и собиралась его сдержать. Скоро Стоунли узнает правду.
Все шло почти совсем так, как она воображала: роскошная ванна, долгий сон без сновидений под чистыми льняными простынями, потом одевание в еще одно дорогое платье его сестры, на сей раз — из бледно-розового расшитого розами батиста. Оно,
как и первое, пришлось ей впору, и Джоселин стало любопытно узнать, что за женщина так похожа на нее, хотя бы по фигуре. Но, конечно же, ей никогда с ней не встретиться.
Виконт ни за что не представит уличную бродяжку благородной леди вроде его сестры.
Джоселин смиренно вздохнула, мечтая, чтобы дела обстояли иначе, но в любом случае благодарная судьбе за то, что все так сложилось. Элайза помогла ей одеться, и Джо вышла из комнаты, готовая к предстоящему вечеру. Странно, но она ждала его с радостью. С тех пор, как она оказалась в Сити, она мечтала об этой встрече. Конечно, в своих мечтах она мстила. А сейчас ей всего лишь хотелось выслушать, что скажет о происшедшем виконт, хотелось, чтобы прошлое ушло и она смогла бы жить дальше.
Рейн ждал ее у подножья широкой лестницы.
— Я послал ужин твоим друзьям, так что не беспокойся о них. Позже, если захочешь, мы сможем их навестить.
На нем были бежевые панталоны, фрак шоколадного цвета, кремовый жилет, широкий белый шарф и пышный белоснежный галстук. Если прежде, после того, как он разделил с ней опасности и пришел ей на помощь, Джо находила виконта красивым, то теперь она поняла, что он просто неотразим.
— Благодарю. Я высоко ценю твою заботу о них, — она оперлась на его руку и вдруг смутилась. Так вот каково это — стоять в гостиной и принимать зашедшего с визитом джентльмена. Провести Сезон в Лондоне и прогуливаться по городу в сопровождении красивого кавалера…
Ближе к этому, чем сейчас, ей никогда не быть, подумала Джоселин и решила наслаждаться моментом.
— Платья моей сестры тебе прекрасно подходят. Когда мы вернемся в город, я свожу тебя к ее модистке и позабочусь, чтобы ты была достойно экипирована.
— Экипирована? Но, я не могу…
— Почему бы нам не обсудить это позже? Ужин уже готов. Я уверен, что ты умираешь от голода.
Он был прав. Днем она так устала, что даже не прикоснулась к холодному мясу, фруктам и сыру, которые он прислал к ней в комнату.
Джоселин улыбнулась.
— Обещаю, что на сей раз не забуду о хороших манерах.
Этот ужин был не таким формальным, как предыдущий. Стол был накрыт в удобной гостиной в задней части дома, два удобных кресла стояли возле покрытого белой скатертью стола с серебряными приборами. В мраморном камине за спиной горел огонь, и мягкий золотистый свет играл на серебряных блюдах.
— Мы зовем эту комнату Рубиновым салоном, — сообщил ей Стоунли, обращая внимание гостьи на обитые красным бархатом стены. Высокий потолок был украшен тяжелыми резными балками. Мебель тоже была выдержана в красных и золотых тонах и украшена золоченой фурнитурой, пол покрывали темные рубиново-красные ковры.
— Очень красиво, ваша милость.
Как и весь дом, комната была в высшей степени элегантной.
— Кажется, прежде ты звала меня Рейн. Виконт усадил девушку в покрытое подушками кресло, а сам расположился напротив.
— Хорошо… Рейн[1], — она улыбнулась, — по-моему, это имя подходит к твоему бурному нраву.
Он тихо усмехнулся. — Мое настоящее имя Рейнор. Рейнор Август. Оно досталось мне в наследство от какого-то средневекового предка.
Джоселин вытащила белую салфетку из серебряного кольца рядом со своей тарелкой и аккуратно расправила ее на коленях.
— Мое имя Джоселин Эсбюри.
Она внимательно наблюдала за виконтом, ожидая его реакции, но выражение его лица не изменилось. Вошел слуга, снял серебряный колпак с веджвудской тарелки и снова растворился в тени.
— Ты смотришь на меня так, словно это имя мне должно о чем-то говорить. Это так?
— Я не уверена. Теперь не уверена. Еще недавно я считала, что ты слишком бессердечен, чтобы помнить. А теперь…
— А теперь ты начинаешь понимать, что ошиблась.
Она надеялась на это. Она вдруг поняла, как ей хотелось бы ошибиться.
— Да.
Он дотронулся до ее руки и слегка пожал ее.
— К-как ты думаешь, рана Броуни затянется? — спросила Джоселин, так как не была готова обсуждать последнюю тему. Потом ей пришло в голову, что благовоспитанная леди вряд ли стала бы обсуждать подобные материи за едой. К счастью, виконт, кажется, не возражал.
— Всегда есть угроза инфекции, но ты хорошо ее промыла. Все говорит за то, что он будет в порядке.
— Ты видел много ран раньше?
Она взяла кусочек рыбы. Куропатка тоже выглядела аппетитно, мерлан был приготовлен идеально, а засахаренная морковь еще булькала в густом соусе. Все блюда выглядели восхитительно, но, памятуя о том, что ее ждет впереди, Джоселин не была уверена, что сможет проглотить хоть кусочек.
— Я был армейским полковником. Тринадцатый эскадрон легких драгун.
— Кавалерия?
— Да. Но большую часть времени я провел на континенте. Как специальный посланник генерала Берген-заха. Вы знаете, моя мать родом из Австрии. Я говорю по-немецки. Я провел там большую часть своего детства.
— Твоя мать была из австрийских аристократов?
Он кивнул и взял кусочек куропатки, запивая его вином.
— Она была графиней. Мой дед был близким другом императора Иосифа[2]. В те годы, когда я служил в армии, одной из целей политики Питта[3] было изгнание французов из Австрийских Нидерландов, так что мои связи весьма пригодились.
— Но ты, наверное, не участвовал в боях.
— Я воевал при Штокаче, Магнано и Цюрихе. Под Маренго[В битве при Маренго австрийцы потерпели поражение и были вынуждены согласиться на мир с Наполеоном на невыгодных для них условиях.
бок, и прежде, чем мне удалось бежать, я год провел д в вонючей французской тюрьме.] я заработал мушкетную пулю, и меня на некоторое время отправили домой.
— Шрам у тебя на плече, — невольно произнесла Джо, слишком хорошо запомнившая мускулы на его обнаженной груди. Она вспыхнула, а виконт весело улыбнулся.
— Совершенно верно, — он вытер рот салфеткой. — Когда после заключения Амьенского мира бои закончились, я решил, что со всем этим грязным делом покончено, но год назад меня снова призвали. Я возвращался в Австрию, когда наш корабль был атакован. Сабельным ударом меня ранили в бок, и прежде, чем мне удалось бежать, я год провел в вонючей французской тюрьме.
— Ты был в тюрьме?
— Мне бы не хотелось обсуждать эту тему.
— Да… конечно. Я понимаю.
Она легко могла себе представить ужасные условия, в которых ему пришлось жить.
— А ты следила за войной? — спросил он, когда она пыталась сделать вид, что ест, но по сути дела лишь размазывала еду по тарелке.
— Ты видел газеты у нас на чердаке… Думаю, тебя удивляет, что я умею читать.
— Наверное. По-моему, ты еще многим меня удивишь.
Джоселин не была уверена, были ли эти слова комплиментом, но судя по теплому взгляду, вполне могли им быть. Беседа продолжалась во время всего ужина, виконт старался помочь девушке почувствовать себя свободней, давая время собраться с мыслями. И Джоселин все больше и больше поддавалась его обаянию.
— Мне казалось, что ты умираешь с голоду, — заметил он, когда обнаружил, что его тарелка пуста, а она почти не притронулась к еде.
— Боюсь, у меня нет аппетита.
— Похоже, — он отложил салфетку и встал.
— Я бы хотел выкурить сигару и выпить бренди. Это вряд ли стоит делать в присутствии леди, но…
— Я совсем не против, — она отложила салфетку, когда Рейн встал за ее стулом. — Мой отец часто курил трубку после еды. Мне это даже нравилось.
Она ощутила минутную боль при этом воспоминании, но решительно подавила ее.
Они взяли бренди и шерри в маленький салон рядом с кабинетом виконта. Рейн усадил Джо рядом с собой на зеленую софу перед зажженным камином.
— Ну-с, мисс Эсбюри. По-моему, мы более чем достаточно поговорили обо мне. Теперь, я думаю, пора и тебе рассказать кое-что о себе. Мне бы очень хотелось узнать, в чем же все-таки дело.
Молясь о ниспослании храбрости, Джоселин откинулась на спинку диванчика и отпила шерри.
— Я даже не знаю, с чего начать… С Мардена, наверное.
— С дома в Мардене? — Он вынул изо рта сигару, которую сжимал своими сильными зубами, и выпустил клуб дыма в воздух.
— Точнее, с деревни Марден, — это была группка домиков под соломенными крышами, возникшая на окраине одного из имений виконта, одна из многих деревень в его огромных владениях. — Я выросла в маленьком коттедже на Мичем-лейн в дальнем конце деревни.
— Боюсь, я не знаком с этими местами. Моя семья проводила мало времени в Мардене.
— Я родилась в этом коттедже. Моего отца звали сэр Генри Эсбюри. Он был ученым. Он обучал детей окрестных дворян, а также сына викария и нескольких детей из деревни. Конечно, немногих.
По-прежнему никаких признаков узнавания.
— Я так понимаю, что он занимался также обучением своей дочери.
— Да. Моя мать умерла от родильной горячки, когда мне было десять лет. И мы с папой остались одни.
Она продолжала наблюдать за ним, ожидая хоть какого-то проблеска воспоминаний о том, о чем она сейчас рассказывала. Но его не было.
— Три года назад для моего отца настали тяжелые времена. Дети постарше, которых он учил раньше, разъехались по школам, другие перестали приходить. Денег едва хватало. Стало трудно платить за дом. Мой отец отправился в Стоунли, чтобы обсудить этот вопрос с тобой.
— Твой отец приезжал ко мне? — он наклонился к ней. — Когда?
— Я же сказала… немногим более трех лет назад. Летом 1804 года.
Мгновение он размышлял над этим, глубоко затягиваясь сигарой.
— Продолжай.
— Отец просил об отсрочке. Мы сможем рано или поздно собрать денег, сказал он. Нам только нужно немного времени. Но ты не согласился. А потом отказался принять его. Он вернулся в Марден, чтобы поговорить с твоим управляющим, а тот приказал ему освободить дом. Отец был в отчаянии. К тому времени мне пришлось начать брать вещи в стирку… у нас совсем не было денег. — Она вздохнула. — Не знаю, может быть, мне не следовало так поступать. Из-за этого отец, казалось, чувствовал себя еще хуже. Он потерял аппетит, стал худеть, плохо спал. Я так беспокоилась… я сказала ему, что мы справимся, но он… — ее голос сорвался.
— Все в порядке, милая. Не переживай.
Рейн раздавил сигару в хрустальной пепельнице, потом заставил Джоселин выпить шерри. Она сделала длинный успокаивающий глоток.
— Тебе лучше?
— Да.
— Я понимаю, что тебе тяжело, но я хочу, чтобы ты рассказала мне все до конца.
Она отвела глаза.
— Я собиралась. Я должна, но…
Но она не могла совладать с голосом.
— Я понимаю, что тебе неприятно, но я должен это знать.
Она кивнула, выпила еще шерри и собрала силы для столкновения со своими ужасными воспоминаниями.
— С тех пор наша жизнь превратилась в кошмар. Отец начал пить. Он мог часами сидеть дома, просто глядя перед собой. В тот день, когда прибыл шериф, чтобы нас выселить, он был в худшем состоянии, чем когда-либо прежде. Он все бормотал что-то о прошлом, о том, что случилось много лет назад. Когда я вышла из дома, чтобы поговорить с шерифом, отец, наверное, потерял рассудок. Он, скорее всего, лишился рассудка, потому что о-он… потому что о-он…
Рейн наклонился и взял ее за руку.
— Все в порядке, Джо, все это уже в прошлом. Ты вскоре сможешь забыть об этом.
Она кивнула. Тепло его рук помогло ей успокоиться, немного растопило лед, сковавший ее сердце.
— Когда я вышла на крыльцо, отец облил мебель маслом из лампы. Он поджег дом и вышел к шерифу. Он сказал, что уничтожит все, чем мы владели, чтобы не дать тебе отнять это у нас.
Я сожгу все до последней дощечки и последней бумажонки в доме, чтобы этому негодяю ничего не досталось!
О, Боже мой, папа, что ты наделал?
— Я попыталась вернуться в дом, требовала, чтобы они отпустили меня, но дом вспыхнул как трут. Папа дольше всех стоял на крыльце. Я плакала. И только когда он увидел, что загорелись его прекрасные книги, он осознал, что же он совершил.
Она видела это сейчас так же ясно, как если бы огонь полыхал в салоне у виконта. Пожар в пивной вернул эти воспоминания, всю их страшную боль.
— Когда упала одна из внутренних стен, отец начал кричать, он говорил разные безумные слова, называл тебя негодяем, обзывал самыми грязными словами, какие только мне приходилось слышать на улице.
Когда Джоселин замолчала, Рейн пожал ей руку, эта поддержка придала ей сил.
— Прежде, чем кто-либо успел догадаться о намерениях, отец развернулся и побежал в дом. Я думаю, что он в конце концов понял весь ужас того, что совершил, но я так никогда и не узнала этого наверняка. Я знаю только, что он вбежал через открытую дверь прямо в огонь. И я слышала его крики, когда обвалилась крыша.
Она бессознательно забрала у него руку.
— Мне никогда больше не приходилось слышать такой нечеловеческой боли.
Она не осознавала, что плачет, пока Рейн не обнял ее.
— Все в порядке, милая.
Он прижал ее к себе, и Джо разрыдалась.
— О-о-он был таким мягким человеком. Он никогда ни о чем не просил. К-как же ты мог его выгнать?
— Я не делал этого, — мягко возразил Рейн. — Тогда виконтом был мой отец.
— Твой отец? — она приподняла голову, чтобы взглянуть на него. Ее глаза на побледневшем лице казались огромными. — Но я думала…
— Что ты думала?
— Не знаю. Вс-все так смешалось, — она тихо икнула, и новые слезы полились по ее щекам. — Я, конечно, никогда не видела виконта, и отец тоже не видел его до той встречи, но я ненавидела тебя за то, что ты сделал. Я могла бы пойти к тебе тогда…
— Не ко мне. К моему отцу, — поправил он. — Ты могла бы пойти к моему отцу. Он умер в декабре 1804 года. Тогда я и унаследовал титул.
Ужас ошибки обрушился на нее. Его отец. Не Рейн, а его предшественник.
— Господи! Я же чуть не убила тебя!
— Ты меня не убила. Только это имеет значение, и все это уже позади.
— А если бы я… Господи… если бы я…
— Послушай, Джо. Это недоразумение уже почти разрешилось. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все остальное.
Она взяла платок, который он достал из жилетного кармана, прижала его к глазам, высморкалась и глубоко вздохнула.
— Через два дня после похорон отца меня отправили жить к кузенам в Корнуолл — к Бэркли Петерсу и его жене Луэлле.
— Как я понимаю, из этого ничего не вышло. Она вздохнула и вытерла слезы.
— Сначала все было не так уж плохо. Я, конечно, чувствовала себя одинокой, и мне приходилось тяжело работать. Но после того, как мне исполнилось шестнадцать, дела стали идти все хуже и хуже. С тех пор, стоило его жене уйти из дому, как Бэркли распускал руки. Господи, как я возненавидела его. И в конце концов я сбежала.
— И перебралась в Лондон. Она кивнула.
— Я думала, что смогу сама о себе позаботиться. Думала, что смогу найти какую-нибудь работу. Я была такой дурочкой.
— Подозреваю, что тогда на сцене появился Броуни.
— К тому времени, когда я встретила Броуни, я уже истратила два фунта, которые прихватила с собой, — все свои деньги. Работы я найти не смогла. Никто не хотел нанимать одинокую женщину без рекомендаций. Не помогло даже мое образование.
— А что случилось потом?
— Я умирала с голоду. Спала в переулках. Воровала еду, чтобы прокормиться, но у меня плохо получалось. Хозяин таверны «Красный петух» ужасно избил меня, когда поймал за кражей пирога с кухни. В ту ночь Броуни нашел меня в переулке, где я пыталась привести в порядок свои избитые конечности и лицо. Он взял меня под свое покровительство и стал учить, как выжить. Без него я бы погибла.
Рейн улыбнулся со смесью тепла и сожаления.
— Тогда, по-моему, я очень многим ему обязан. Джо вскинула голову.
— Что… что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что я собираюсь загладить испытанную тобой несправедливость. Я не знаю наверняка, что произошло между твоим отцом и моим, но я собираюсь это выяснить. Мой отец не был жестоким человеком, Джоселин. История, должно быть, не так проста, и я собираюсь разобраться в ней. А пока я хочу, чтобы ты отдохнула и набралась сил. У меня есть дела в Сити. Мы вернемся к этому разговору через пару дней.
Джоселин улыбнулась ему. Впервые за все эти годы у нее не было груза на сердце. Все, конечно же, уладится как-нибудь. Рейн обещал это, и она ему верила.
Это была ее не первая ошибка. И вряд ли последняя.
Глава 6
У Рейна действительно были дела в городе. На Ломбард-стрит он встретился со своим поверенным, потом послал записку Уильяму Дорсету, управляющему в Мардене. Дорсет работал у Гэрриков уже двадцать лет. Земли Мардена приносили небольшой ежегодный доход, и, хотя об имении особенно не заботились, Рейна вполне удовлетворяла работа Дорсета и деньги, которые тот помогал ему зарабатывать.
Но на сей раз Рейн писал ему не о финансах. Уильям Дорсет должен помнить, что же именно произошло между сэром Генри Эсбюри и Августом Бэрлеттом Гэрриком, третьим виконтом Стоунли. А Рейн очень хотел узнать, что случилось на самом деле.
В следующие несколько дней он почти не виделся с Джоселин, еще реже встречался он с ее друзьями, но подозревал, что девушка проводит немало времени в их обществе. Рейн поручил поверенному сделать необходимые приготовления к тому, чтобы он мог осмотреть кое-какую недвижимость в разных частях города. Лучше всего его целям удовлетворял маленький, изящно обставленный городской особняк на Мэддокс-стрит, недалеко от Гановер-сквер.
Виконт был уверен, что Джоселин понравятся элегантная гостиная, просторные спальни, расшитая софа в стиле хэпплуит[4], розовые шелковые драпри.
Только, конечно, если она согласится стать его любовницей. Рейн чувствовал, как напрягаются его чресла от одной мысли об этом. С той минуты, как он увидел ее в облегающих мужских панталонах, девушка влекла его все больше и больше. Последние два дня он желал ее до боли. Все проблемы между ними разрешились, и он хотел, чтобы Джоселин Эсбюри попала в его постель и осталась в ней.
Правда, она может и отказаться, но виконт сомневался в этом.
Но просто для того, чтобы чувствовать себя еще увереннее, он решил показать ей этот городской дом. И если Джо сравнит его со сгоревшей мансардой над пивной — разве она сможет устоять?
Вернувшись вечером в Стоунли, он сообщил Джоселин, что завтра она поедет в Сити вместе с ним. Девушка уже довольно долго жила в его доме. Рано или поздно любители скандальных сплетен обнаружат, что в Стоунли поселилась свободная женщина. Собственная репутация мало заботила Рейна, но ему нужно было думать и о сестре. Александра скоро вернется из деревни, и он не хотел, чтобы с ее именем был связан какой бы то ни было скандал.
К тому же, чем скорее Джоселин станет его любовницей, тем раньше он сможет искать удовольствий в ее постели.
Рейн улыбнулся про себя, довольный избранным путем. О Джоселин будут хорошо заботиться и — можно быть почти уверенным, она будет не меньше заботиться о нем.
— Ну, каково твое мнение?
Они стояли в холле под хрустальной люстрой. Джоселин великолепно смотрелась в светло-персиковом муслиновом платье его сестры. Рейн посмеивался про себя. Александра выпросит у него по два новых дорогих платья взамен тех, которые он взял, но вид Джо окупал все затраты.
— Мне кажется, это очень милый дом. Чей он?
— А почему бы нам не пройти в гостиную? — Рейн взял Джоселин под руку и подвел к софе. Когда они сели, он взял ее руку в свои. — Ты уверена, что он тебе нравится?
— Конечно. Дом восхитителен. Но какое отношение все это имеет ко мне?
— Сколько тебе лет, Джо?
— В конце прошлого месяца исполнилось восемнадцать.
Что ж, ее возраст — не проблема.
— Я собираюсь быть с тобой откровенным, Джоселин, и надеюсь, что в ответ ты тоже будешь искренней со мной.
— Хорошо.
— Во-первых, я хотел бы, чтобы ты понимала, что какой бы ни оказалась правда, это никак не повлияет на наши отношения.
Это только упростит дело и избавит меня от угрызений совести.
Но на сей раз Рейн писал ему не о финансах. Уильям Дорсет должен помнить, что же именно произошло между сэром Генри Эсбюри и Августом Бэрлеттом Гэрриком, третьим виконтом Стоунли. А Рейн очень хотел узнать, что случилось на самом деле.
В следующие несколько дней он почти не виделся с Джоселин, еще реже встречался он с ее друзьями, но подозревал, что девушка проводит немало времени в их обществе. Рейн поручил поверенному сделать необходимые приготовления к тому, чтобы он мог осмотреть кое-какую недвижимость в разных частях города. Лучше всего его целям удовлетворял маленький, изящно обставленный городской особняк на Мэддокс-стрит, недалеко от Гановер-сквер.
Виконт был уверен, что Джоселин понравятся элегантная гостиная, просторные спальни, расшитая софа в стиле хэпплуит[4], розовые шелковые драпри.
Только, конечно, если она согласится стать его любовницей. Рейн чувствовал, как напрягаются его чресла от одной мысли об этом. С той минуты, как он увидел ее в облегающих мужских панталонах, девушка влекла его все больше и больше. Последние два дня он желал ее до боли. Все проблемы между ними разрешились, и он хотел, чтобы Джоселин Эсбюри попала в его постель и осталась в ней.
Правда, она может и отказаться, но виконт сомневался в этом.
Но просто для того, чтобы чувствовать себя еще увереннее, он решил показать ей этот городской дом. И если Джо сравнит его со сгоревшей мансардой над пивной — разве она сможет устоять?
Вернувшись вечером в Стоунли, он сообщил Джоселин, что завтра она поедет в Сити вместе с ним. Девушка уже довольно долго жила в его доме. Рано или поздно любители скандальных сплетен обнаружат, что в Стоунли поселилась свободная женщина. Собственная репутация мало заботила Рейна, но ему нужно было думать и о сестре. Александра скоро вернется из деревни, и он не хотел, чтобы с ее именем был связан какой бы то ни было скандал.
К тому же, чем скорее Джоселин станет его любовницей, тем раньше он сможет искать удовольствий в ее постели.
Рейн улыбнулся про себя, довольный избранным путем. О Джоселин будут хорошо заботиться и — можно быть почти уверенным, она будет не меньше заботиться о нем.
— Ну, каково твое мнение?
Они стояли в холле под хрустальной люстрой. Джоселин великолепно смотрелась в светло-персиковом муслиновом платье его сестры. Рейн посмеивался про себя. Александра выпросит у него по два новых дорогих платья взамен тех, которые он взял, но вид Джо окупал все затраты.
— Мне кажется, это очень милый дом. Чей он?
— А почему бы нам не пройти в гостиную? — Рейн взял Джоселин под руку и подвел к софе. Когда они сели, он взял ее руку в свои. — Ты уверена, что он тебе нравится?
— Конечно. Дом восхитителен. Но какое отношение все это имеет ко мне?
— Сколько тебе лет, Джо?
— В конце прошлого месяца исполнилось восемнадцать.
Что ж, ее возраст — не проблема.
— Я собираюсь быть с тобой откровенным, Джоселин, и надеюсь, что в ответ ты тоже будешь искренней со мной.
— Хорошо.
— Во-первых, я хотел бы, чтобы ты понимала, что какой бы ни оказалась правда, это никак не повлияет на наши отношения.
Это только упростит дело и избавит меня от угрызений совести.