— Надеюсь, Броуни там не слишком суетится. Мои повязки — не фонтан.
   — Достаточно того, что они смогли остановить кровь. Это главное.
   — Я перетянул ему руку веревкой. Это замедлило кровотечение.
   Джоселин только кивнула, у нее засосало под ложечкой от мысли об умирающем Броуни. Приподняв желтое муслиновое платье, чтобы оно не волочилось по грязи, она взобралась по скрипучим ступенькам на чердак и распахнула дверь мансарды.
   Броуни лежал на матрасе рядом с уголком, который Такер обустроил для себя. В противоположном конце комнаты за занавеской была постель Джоселин — они не могли себе позволить большего уединения. Маленькое слуховое оконце едва пропускало воздух, оно почти совсем почернело и засалилось от копоти, а их единственная роскошь — старинная железная жаровня на ножках — стояла рядом с дверью.
   — Броуни, — тихо позвала Джоселин, опускаясь рядом с ним на колени. — Это я, Джо, Он схватил ее за руку, и она почувствовала, какая у него холодная и влажная ладонь.
   — Я знал, что ты его обставишь. Смылась, да? Я горжусь тобой, Джоли.
   — Такер помог мне сбежать. Теперь мы беспокоимся только о тебе.
   Она подоткнула истертое одеяло, прикрывавшее седеющие волосы на смуглой груди Броуни, и взглянула на красный от крови рукав его домотканой рубашки. Он потерял много крови. Она видела, что он очень слаб.
   — Этот гад тебя не ранил?
   — Нет… со мной-то все в порядке.
   Она сняла бинты, оказавшиеся обрывками шерстяного одеяла Такера, второпях сложенного и запихнутого в рану. Пуля прошла насквозь на предплечье Броуни.
   — Этот сукин кот слишком был, наверное, занят твоими юбками и совсем спятил, — пробормотал Броуни.
   Джоселин покраснела, вспомнив минуты, проведенные в постели Стоунли.
   — На мне не было юбок, помнишь?
   Она сняла с плеч ночную рубашку и стала рвать тонкую ткань на полосы.
   Серые глаза Броуни оглядели ее.
   — Судя по тому, как шикарно ты смотришься в этом желтом платье, сейчас на тебе именно юбка.
   Щеки девушки зарделись еще ярче. Она надеялась, что никто этого не заметит в слабом свете свечки.
   — Он сжег мою одежду.
   Она почувствовала, как мускулы Броуни напряглись.
   — Этот грязный тип раздел тебя? Как тебе удалось приструнить его? Держу пари, у него все встало, едва он увидел твое тельце.
   — Броуни, лежи спокойно. Виконт вел себя как джентльмен. Он… позаботился о ванне и дал мне чистую одежду. И ничего такого не случилось.
   Понимающий взгляд Броуни встретился с ее глазами.
   — Ты никогда не умела врать, детка.
   — Черт возьми, Броуни! Я же сказала, ничего такого не было. Мы немножко подрались, вот и все. А потом пришел Такер и вытащил меня из этого чертова дома, и вот я здесь.
   Он тихо рассмеялся и, похоже, успокоился.
   — Я так понял, что ты больше не собираешься его убивать.
   — Я поняла, что это теперь не имеет значения.
   Броуни хотел сказать что-то еще, но Джо ладонью зажала ему рот.
   — Броуни, пожалуйста, лежи спокойно. Ты должен беречь силы. — Девушка обернулась к Такеру. — Дай мне кувшин с водой, мне нужно промыть рану.
   Такер кивнул и пошел за кувшином.
 
   В коридоре за дверью стоял Рейн. Оставив Трэя в гостинице, он последовал за девушкой и мальчишкой через лондонские пригороды в Сити. Постепенно улицы становились все уже и грязнее, вонь из мусорных баков наполняла воздух, и Рейну становилось все больше не по себе. И он все больше и больше беспокоился за Джоселин.
   Безусловно, женщина ее воспитания не может жить в таком месте! Но становилось все очевиднее, что дело обстоит именно так.
   Даже в такую безлунную ночь было нетрудно следить за ее желтым платьем. По узеньким улочкам — мимо таверн и забегаловок с огромными, покачивавшимися на ветру, деревянными вывесками; мимо оборванных босоногих нищих, спавших в сточных канавах; мимо пьяных мужиков в обнимку с полуодетыми шлюхами, — Джоселин спешила вперед. Несколько раз Рейну казалось, что она может его заметить, но она так беспокоилась о своем друге, что ни разу не обернулась.
   Теперь он понял, почему она была одета в мужские штаны. В этой части города женщина в юбке оказывалась мишенью для любого негодяя и подлеца в каждой темной подворотне, в каждом дворе или переулке, которые они миновали.
   От одного взгляда на то, как она торопливо пробирается по этим улочкам, у него сердце сжалось в груди от страха за девушку.
   И чем дальше они шли, тем непривлекательнее выглядели улицы. Он знал эту часть города, эти узенькие, извилистые улочки рядом в Друри-Лейн. Как-то раз несколько лет назад он заглядывал сюда, чтобы вернуть на службу заблудшего солдата — молоденького паренька, который, потеряв в бою друга, связался с дурной компанией, пытаясь развеять свое горе. Рейну удалось извлечь парня отсюда, хотя ради этого ему пришлось подраться с половиной пьяниц в таверне «Красный петух».
   С тех пор он еще пару раз бывал здесь ради забавы, а точнее, ради своего лучшего друга — Доминика Эджмонта, маркиза Грейвенволда. В натуре Доминика таилась темная сторона, временами требовавшая выхода. И Грейвенволд знал, где его найти, а Рейн порой составлял ему компанию.
   Это место не для женщин.
   Рейн последовал за Джоселин и за мальчиком вдоль Стрэнда, вниз по темным переулкам, пока они наконец не свернули в трущобы между Сент-Мартин-лейн, Бедфорд-стрит и Чэндосом, которые воры прозвали Карибами.
   Господи! Дом, в который вошла Джоселин, являл собой большую развалюху, чем все, которые Рейну приходилось видеть прежде. Окна пивной были грязными, доски крыльца — старыми и прогнившими, а переулок позади дома полон отбросов.
   И кишел крысами. Рейн поднялся по шаткой лестнице почти по пятам за беглецами, на каждом этаже прислушиваясь к шуму за дверями. На пятом он наконец услышал голос Джоселин, доносившийся из-за тонкой двери мансарды, но слов разобрать не смог.
   Челюсть Рейна решительно напряглась. Он хотел покончить с этим грязным делом. Спокойно открыв дверь, он вытащил из-за пояса пистолет — для демонстрации силы, с помощью которой он надеялся добиться правды, и вошел в комнату.
   Мансарда была маленькой и душной, вся ее обстановка состояла из пары сломанных венских стульев, приземистой жаровни и деревянного стола, посередине которого стоял железный подсвечник. Обломок зеркала заменял трюмо. Грубая красная шерстяная занавеска отгораживала угол.
   Все это выглядело гораздо хуже, чем Рейн мог себе представить, но самое странное — у комнаты был обжитой вид и в ней царила абсолютная чистота. Может быть, дело было в том, что старые пожелтевшие газеты были аккуратно сложены на столе рядом с треснувшим кофейником, или в маленьком квадратике изящно вышитой занавески, прикрывавшей окно, или же в выщербленной тарелке с голубыми цветочками, служившей настенным украшением.
   Как бы то ни было, это только увеличило его решимость выяснить правду о красивой, загадочной девушке. Он взвел курок.
   — Очень трогательно. — Они все подскочили и уставились на него. — Я лично считаю, что умереть — самый разумный выход, если вспомнить, сколько лет вам придется провести в тюрьме.
   — Ты! — Джоселин в ужасе смотрела на него.
   — Он самый.
   — Как… как ты нас нашел?
   — Скажи спасибо украденному тобой платью: благодаря ему все было невероятно просто. Все равно что ориентироваться на маяк.
   — Ты можешь сделать со мной, что хочешь, — сказал раненый, — но отпусти ее и мальчишку.
   Он попытался приподняться на подстилке, но Джоселин уложила его назад.
   Она посмотрела на пистолет в руке Рейна, потом перевела взгляд на его лицо.
   — Я не ухожу, и плевать мне на его фиговое лордство.
   Не обращая внимания на протесты Броуни, Джоселин склонилась над ним, продолжая промывать рану так, словно Рейн не произнес ни слова. Мальчик, казалось, не совсем понимал, что делать, но и он не пытался бежать.
   — Эй, мальчик, как тебя зовут?
   — Так… Такер, сэр, то есть, милорд.
   — Сядь здесь.
   — Да, сэр.
   Такер подошел к стулу и настороженно сел. Рейн снова убрал пистолет за пояс. Хватит демонстрировать силу.
   — Как он?
   Джоселин подняла глаза, но лишь на мгновение.
   — Он потерял много крови.
   Рейн подошел к ней, опустился рядом на колени и принялся разглядывать рану. Она была чистой, но продолжала кровоточить.
   — Жаль, что ты такая хорошая хозяюшка. Паутина часто помогает остановить кровь.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я много знаю о крови… и о смерти. Такер вскочил на ноги.
   — Паутины полно внизу. Ща принесу.
   Яркие голубые глаза остановились на лице Рейна.
   — А это действительно поможет?
   — Может помочь.
   — Сходи за паутиной, Так.
   Пока Такер выбегал из комнаты, Джоселин промокнула еще немного крови с раны, потом сложила свежий кусок, оторванный от белой рубашки, чтобы использовать его для перевязки, и трудилась до возвращения мальчика. Когда он протянул ей большой ком серо-коричневых нитей, она неуверенно посмотрела на паутину, но начала осторожно укладывать ее на рану.
   — Там внизу какая-то заварушка, — сказал Такер. — Я вернусь и посмотрю, в чем дело. Здесь надо быть осторожным.
   Он бросил взгляд на Рейна, тот кивнул.
   Его не особо волновало, вернется ли мальчик; этих двоих ему вполне хватит. К тому же, если назревают какие-то проблемы, стоит выяснить, чего ожидать.
   — Ступай.
   Мальчик поспешил назад, а Джо кончила перевязывать рану, аккуратно наложив бинты.
   — Спасибо, лапочка, — Броуни пожал ей руку. — Мне уже кажется, что все подсыхает.
   — Рад это слышать, — сказал Рейн, его голос снова стал ледяным, — потому что нам нужно кое о чем поговорить.
   — Он ранен… Оставь его в покое, — начала Джоселин, но тут распахнулась дверь и появился перепуганный Такер с выпученными глазами.
   — Нужно сматываться — чертова халупа горит!
   — Что!? — Джоселин вскинула голову.
   Рейн подошел к двери и распахнул ее. Оранжевые языки пламени уже поднимались по хлипкой лестнице. Он снова закрыл дверь, чтобы не задохнуться от густого дыма.
   — Отсюда можно выбраться другим путем?
   — Да, — сказал Такер, — в том конце коридора. Там лестница в таверну.
   — Ты с Джоселин пойдешь вперед. Я понесу вашего друга.
   Рейн пересек комнату и подсунул руку под плечо Броуни. Он приподнял его над матрасом, но замер, увидев, что Джо не реагирует на призывы Такера; на лице у нее ужас и она словно приросла к полу.
   — Она боится огня, — сказал Такер высоким требовательным голосом. — Не может шевельнуться.
   — Черт побери! — прислонив Броуни к стене и дико ругаясь, Рейн схватил потертое одеяло, которым пользовался раненый, подошел к застывшей девушке и набросил его ей на голову и плечи. — Ты должна мне помочь, Джо, — сказал он. — Если мы в ближайшее время не выберемся отсюда, никого из нас не останется в живых.
   Она кивнула, словно понимая, но не двинулась с места.
   Рейн схватил ее за плечи.
   — Джоселин, ты меня слышишь! — таким тоном он командовал своими войсками, и его голос загремел в комнате громче треска пламени за дверью. — Мы должны двигаться и немедленно! Я понесу Броуни. А ты просто держись за меня, ясно?
   Она кивнула.
   Вернувшись к Броуни, Рейн наклонился и перекинул полного пожилого мужчину через плечо. Такер пошел вперед, Джоселин держала его за талию, так они двинулись к двери. К этому времени вся черная лестница уже была охвачена пламенем.
   Кашляя и плюясь, пытаясь не задохнуться в горячем дымном воздухе, Такер безошибочно вел их сквозь чад вниз по лестнице, ведшей в таверну. Они задыхались от жара. Одежда намокла от пота и липла к телу. На третьем этаже прямо над пивной им пришлось остановиться — стена пламени загораживала дорогу.
   — Сюда! — Рейн ногой распахнул дверь одной из комнат и вошел, громко захлопнув ее за ними, Он прямо двинулся к окну. — Нам придется прыгать. Броуни, ты справишься?
   — У меня рука с дыркой, а не задница. Если выйдет приземлиться на ноги, мне будет не хуже, чем трахнутой шлюхе.
   — Джоселин? — Рейн сорвал одеяло с ее головы. Ее глаза остекленели, а кожа была такой бледной, что казалась прозрачной.
   — Я сигану первым и пособлю остальным, — Такер заторопился вперед.
   — Молодчина, — Рейн распахнул окно, увидел, что дом в двух шагах от них охвачен пламенем, и помог мальчику влезть на подоконник. Он впервые заметил руки паренька. Они представляли собой сплошную массу шрамов, на одной руке остались только большой и указательный пальцы, на другой — уцелели три пальца, а остальные почти спеклись вместе. Рейн почувствовал прилив сострадания, но подавил его. — Прыгай!
   Такер прыгнул, кубарем свалился вниз и легко вскочил на ноги. Он обернулся и улыбнулся им. Джо покорно последовала за ним. Она, казалось, лишилась дара речи. Джо приземлилась со стоном, растянулась на земле, но сумела собраться и подняться на ноги. Но теперь огонь добрался до двери и стало так дымно, что невозможно было разобрать ни зги. Дышать было невозможно, кругом летали куски пепла.
   — Твоя очередь, хозяин, — выдавил Броуни.
   — И не пытайся, — Рейн втащил мускулистого мужчину на подоконник, помог ему выпрямиться и отпустил. Броуни исчез внизу.
   И сразу же Рейн, едва умещаясь в раме, вылез на подоконник и выпрыгнул сквозь дым и пламя, приземлившись на полусогнутые ноги легче, чем рассчитывал, сумев удержать равновесие.
   — Она падает! — закричал Такер, когда крыша обрушилась в всплеске огня высотой в несколько этажей. В то же мгновение стены горящего здания начали валиться на сторону, ветер раздул пламя. Рейн схватил Джоселин на руки, Такер и Броуни бежали рядом. У них за спиной упала стена, рассыпавшись в небе фонтаном искр. Зеваки бросились врассыпную.
   Наша четверка остановилась вдалеке в переулке, все они тяжело дышали, сердца их отчаянно колотились.
   — С вами обоими все в порядке? — спросил Рейн Броуни и Такера. Броуни был бледен, но широко улыбался.
   — Хоть ты и чертов аристократ, а не трус.
   — Ты бы мог нас бросить, — Такер странно посмотрел на Рейна. — По тому, что Джо про тебя говорила, я не думал, что ты такой, черт тебя дери, герой.
   Проигнорировав последнее заявление, Рейн осторожно поставил девушку на землю. Ее одежда и лицо покрылись копотью, короткие черные волосы спутались, но щеки уже порозовели.
   — Порядок? — спросил он. Она кивнула:
   — Да, все в порядке, только… прошу прощения, что доставила столько хлопот.
   — Не стоит упоминания.
   — Стоит, но… — Она отвернулась, не желая продолжать. — Уж если кому и бояться огня, так Такеру.
   — А что с ним случилось?
   — С четырех лет он был учеником трубочиста. Его мать умерла, а отец продал его за недельную порцию джина. Несколько лет назад он сбежал. И теперь живет с нами.
   Рейну случалось слышать подобные истории. Маленьких детей нагишом опускали в трубы и заставляли их чистить. Некоторые из них сгорали заживо, другие, как Такер, оставались калеками. Были приняты законы, чтобы оградить детей от подобной жестокости, но они почти ничего не изменили.
   Он посмотрел на мальчика, который явно чувствовал себя неуютно и стремился сменить тему.
   — Похоже, не только нам здорово досталось, — Такер показал на улицу позади догоравших останков пивной. Стоявшие за ней здания представляли собой груду развалин, в которой раньше обитали лишь уличные бродяги. Это были дворики в двориках, переулки в переулках, тупички, которые давным-давно следовало снести.
   Погруженный в созерцание нового всплеска пламени, Рейн обернулся на голос Джо.
   — Боже мой — это же горит сиротский приют! — И прежде чем он успел остановить ее, девушка подобрала юбки и со всех ног кинулась в соседний квартал, Такер побежал за ней.
   — Стой здесь, — сказал Рейн Броуни, который был слишком слаб, чтобы возражать. Рейн бросился бежать, снова устремившись вслед за своей пленницей, недоумевая, какая сила держит его здесь, почему бы ему не покинуть это печальное место и не вернуться в Стоунли.
   Но он прекрасно понимал, что этого не сделает.
   Джоселин, бежавшая впереди, свернула в переулок, шедший вдоль выгоревшего квартала, и следовавший за ней Рейн свернул как раз вовремя, чтобы увидеть, как огонь охватил вывеску «Больница для сирот».
   — Боже мой!
   Из открытой двери выбегали дети в грязных ночных рубашках, а некоторые — и вовсе нагишом. Они бежали босиком, плача и крича, их лица были черными от копоти, а глаза — расширившимися от страха, они оглядывались назад, чтобы посмотреть, как гибнет то, что прежде было их домом.
   Рейн подошел ближе.
   — Все дети вышли? — спросил он одну из нянечек, широкобедрую пожилую матрону с покрытым оспинами лицом и седеющими волосами мышиного цвета. Но еще не договорив, он заметил, что некоторые дети высовываются из окон третьего этажа и зовут на помощь.
   — Господи, помоги! — женщина истерически зарыдала. Из-за угла появились лошади на полном скаку, зазвенели пожарные колокола, раздались свистки, но ждать их прибытия было нельзя.
   Спасать детей будет уже поздно.
   Рейн схватил ведро воды, облил ею рубашку и штаны и кинулся в открытую дверь. Вокруг люди выкрикивали приказы, пялились ему вслед или рыдали, сидя на мостовой. Пробиваясь вперед, он искал в грязной толпе Джо. Куда она подевалась?
   Джо добежала до приюта и заставила себя двигаться дальше — она должна идти вперед! Девушка стояла перед дымящейся лестницей, глядя, как дым наполняет холл. Такер уже убежал наверх. Она должна идти за ним. Она должна помочь ему нести детей вниз.
   В нескольких шагах от нее вспыхнула занавеска, и Джоселин с трудом подавила приступ тошноты. У нее подкосились ноги, руки одеревенели. Вся ее сила воли ушла на то, чтобы стоять здесь и смотреть, как огонь лижет стены. Он такой же рыжий, как и в ее воспоминаниях, уничтожающий все на своем пути. В ее сознании два пожара смешались. Она почти видела, как падают балки, слышала доносящиеся из гостиной предсмертные крики отца.
   — Джо! — голос Стоунли вывел ее из транса. — Убирайся отсюда к черту!
   — Я… я должна помочь детям. Они там в ловушке. Такер уже пошел наверх.
   — Я заберу их.
   — Ты? Но почему…
   — Ради Бога, Джо, там же дети! Каким же дьяволом ты меня считаешь?
   И прежде, чем она успела ответить, он схватил ее за руку и развернул.
   — Чем дольше ты тут будешь стоять, тем хуже для всех.
   Она кивнула и направилась к двери.
   — Ты уверена, что доберешься сама?
   — Да, справлюсь.
   Выйти оказалось легче, чем войти — может быть, потому, что она так сильно хотела оттуда выбраться. Может быть, потому, что Стоунли сказал, что он спасет детей. За долгие часы этой ужасной ночи она почти поверила, что он может справиться со всем на свете.
   Она знала, что он спасет их, так же как знала, что ее ненависть к виконту была ошибкой. Она больше ни на секунду не могла убедить себя в том, что Стоунли тот безжалостный, легкомысленный человек, который в ответе за смерть ее отца.
   Оказавшись на улице, Джоселин стояла и смотрела на горящее здание, покусывая нижнюю губу, ломая руки и считая секунды, которые Такер и виконт проводят, сражаясь с огнем.
   Она чуть не вскрикнула от облегчения, когда увидела, что они выходят, черные от сажи, неся в каждой руке по ребенку и улыбаясь до ушей.
   Джоселин тоже улыбнулась. Она потеряла все те немногие пожитки, которые у нее были, но зато дети спасены. Она, Броуни и Такер живы. И все благодаря Стоунли.
   Когда они с Таком подошли к ней, Джоселин улыбнулась и порывисто обняла мальчика. Так кашлянул и отпрянул.
   — Я пойду к Броуни, — сказал он, оставляя их наедине.
   Она посмотрела на высокого красивого мужчину, ощущая прилив благодарности, от которого у нее перехватило горло.
   — Ты вынес их.
   — Я же сказал, что вынесу.
   — Да…
   У нее на глаза навернулись слезы, и она отвела взгляд. Джо почувствовала себя такой измученной. Измученной до боли в костях. У нее раскалывалась голова, легкие еще пылали от густого черного дыма, а волосы прилипли к щекам. Она посмотрела на свои руки и увидела, что они черны от сажи.
   Ее взгляд упал на красивое желтое платье.
   Оно все стало изорванным и грязным, кое-где обгорело и вымазалось в саже. Один из рукавчиков оторвался, и даже изящная вышивка на груди, выглядевшая прежде так женственно, теперь была покрыта грязью.
   — Мое платье, — произнесла она. Джо невольно присвоила себе восхитительное одеяние, которое было драгоценнее, чем все, что носила она до сих пор. — Оно… Оно погибло.
   Ее глаза, полные боли, встретились с сочувственным взглядом золотисто-карих глаз, и слезы, которые она пыталась сдерживать, покатились по щекам.
   — Оно было такое красивое, — плача, бормотала Джоселин, — такое красивое.
   Слезы лились у нее из глаз, ее тело сотрясалось от рыданий, которые она была не в силах остановить. Она оплакивала аккуратную мансарду над пивной — там у них впервые появилась жаровня. Она оплакивала боль, которую пришлось вытерпеть Броуни, детей, лишенных крова, но горше всего она оплакивала себя. Горькую пустую жизнь, ждавшую ее впереди.
   — Все в порядке, дорогая, у тебя есть все причины плакать, — услышала она низкий голос виконта и только тут осознала, что он обнимает ее. — А о платье не беспокойся. Я позабочусь, чтобы у тебя появилось новое.
   Но плакала она не из-за платья, и они оба понимали это.
   Его нежный голос и слова утешения вызвали новые слезы, Джоселин обняла Рейна за шею, цепляясь за него как за бухту в шторм.
   — Спокойнее, дорогая. Не переживай. Все образуется.
   Образуется, Рейн знает, что говорит. Он позаботится об этом. Эта бедная милая девушка тронула его больше, чем кто-либо за последние годы. Он поможет ей. Он не позволит ей бороться за жизнь на улице.
   — Кстати, почему бы тебе не рассказать мне, за что ты меня ненавидишь?

Глава 5

   — Скажи мне, — Рейн тронул ее за подбородок. У них за спиной на фоне первых рассветных лучей дым и пламя казались еще страшнее.
   Джоселин кивнула.
   — Скажу.
   Теперь Рейн увидел в этих устремленных на него ясных голубых глазах нечто новое — искреннее и даже успокоенное. На сей раз он надеялся услышать правду.
   Но сначала нужно было позаботиться о лишившихся крова плачущих, замерзших и голодных детях.
   Пока шла борьба с огнем, Джоселин помогала приходским нянечкам управляться с их сорока подопечными. Рейн же отправился вместе с одним из официальных представителей прихода улаживать вопрос о пристанище для детей. Когда удалось договориться о том, что малышей временно поселят в работном доме в Белл Ярде, Рейн принялся искать транспорт, нанимая все свободные коляски и фургоны, какие только мог остановить, потом он носился из одной гостиницы в другую, собирая еду и одеяла.
   — Сам Господь послал вас сюда, ваша милость, — сказал, пожимая Рейну руку, глава сиротского приюта Эзра Перкинс — низенький человечек с узким лицом. Он тряс руку виконта так долго, что тому пришлось ее вызволять. — Не представляю, что бы мы без вас делали.
   — Когда будете готовы, я помогу вам и вашему персоналу переехать. Мы найдем где-нибудь более подходящее помещение.
   — Спасибо, ваша милость. Вы не представляете, как мы вам благодарны.
   — Рад, что мог быть полезен.
   Рейн также согласился внести необходимые пожертвования на покупку одеял, одежды, кроваток и еды, чтобы приют мог начать работу заново.
   Виконт улыбался про себя. Чумазый, потный, в рваной одежде, покрытый сажей, он чувствовал себя более нужным, более живым, чем когда-либо за три последних года.
   — Если вам понадобится что-то еще, сообщите моему поверенному. А теперь, если вы позволите, мистер Перкинс…
   — Да, да, конечно.
   Управившись с насущными заботами, составив планы будущей помощи больнице для сирот, Рейн принялся помогать Джоселин и Такеру грузить завернутых в одеяла детей на нанятые повозки и отправлять их во временное пристанище. Взошло солнце, но день выдался холодный, с севера подул ледяной ветер.
   — Почему бы тебе не завернуться в одно из этих одеял? — предложил Рейн Джо. Девушка выглядела еще более оборванной и грязной, чем он.
   — Я слишком устала, чтобы мерзнуть.
   У нее на шее повис босоногий мальчонка по имени Стиви, которого она усаживала в реквизированный хлебный фургон, уже заполненный завернутыми в одеяла детьми.
   — Я не хочу уезжать, — заявил малыш, по щекам у него текли слезы.
   — Я знаю, что трудно уезжать из дома, Стиви, но и все остальные дети тоже едут с тобой.
   — А ты будешь приходить к нам?
   — Конечно. Так часто, как только смогу.
   Она поцеловала чумазую щечку и усадила мальчика к остальным.
   — До свидания, Джо! — крикнула рыжеволосая девочка.
   — До свидания, Кэрри! — Джоселин помахала вслед повозке и вдруг смахнула слезу со щеки.
   Рейн мгновение наблюдал за ней, потом протянул руку и взял девушку за подбородок, глядя ей прямо в глаза.
   — Я позабочусь о них. Не беспокойся.
   — Ты очень добр.
   — Мне приятно это делать. Я рад, что смог помочь.
   Джо бросила на него взгляд, который он видел у нее и прежде, в нем читалось что-то похожее на изумление. Ему было неприятно, что у нее было предубеждение против него, которое ей нелегко преодолеть.
   — Тебе придется часто приезжать сюда, — сказал Рейн, решительно стараясь не обращать внимания на свое раздражение.
   — Я люблю детей. А эти мне еще дороже, потому что о них некому позаботиться.