Мартин Кэт. Украденная невинность

   — Джесси, ты потрясающе выглядишь! — воскликнула Гвен, порывисто обняв подругу, и добавила тише: — Бедняжка герцог! Он будет жариться на медленном огне до тех пор, пока не окажется с тобой в постели.
   Джессика почувствовала, что краснеет. Ох уж эта Гвен! Но улыбнулась, впервые за день с полной искренностью.
   — Спасибо, что согласилась быть подружкой невесты. Не знаю, как бы я прошла через это без тебя.
   Вес три девушки были в голубых атласных платьях, по стилю напоминавших наряд невесты и так же отделанных серебряной нитью. Кузины Джереми рассыпались в пожеланиях счастья, наперебой восторгаясь свадебным платьем и прической Джессики, пока леди Бейнбридж не потребовала тишины.
   — Не пора ли наконец начать свадебную церемонию? — Явно взволнованная, вдовствующая графиня едва могла устоять на месте. — Помните, у алтаря ждет молодой человек, которому тоже не терпится полюбоваться на невесту.
   После этого все случившееся запомнилось Джессике обрывками и совершенно бессвязно. Порой время, казалось, растягивалось до бесконечности, и тогда мельчайшие детали обретали красочность и резкость, но потом все сливалось и теряло фокус, стремительно скользя мимо и не задерживаясь в памяти.
   Очередная команда лакеев слаженно распахнула внутренние двери собора, и под торжественные, прекрасные звуки органа девушки двинулись вдоль длинного прохода, ведущего к алтарю. Медленно, то и дело приостанавливаясь, озаряемые светом бесчисленных свечей в люстрах и серебряных канделябрах, шествовали они под расписными сводами старинного сооружения.
   Запах цветов почти полностью заглушал запах ладана. Лилии, белые лилии… смутно пронеслось в голове Джессики, когда она оказалась перед священником под руку с маркизом. Девушка видела и не видела — массивные серебряные вазы с обеих сторон алтаря, в которых стояло, наверное, не менее сотни цветов разом. За спиной Джессика слышала шорох и едва слышный шепот, чем-то похожий на шелест волн по песку, — это жила своей собственной жизнью толпа людей, собравшихся на ее венчание.
   Не удержавшись, она решилась слегка повернуть голову. Многие из тех, кто занимал передние скамьи, были ей знакомы; лорд Пикеринг, граф Честер с супругой, леди Дартмур, графиня Филдинг и барон Денсмор, в последнее время всюду появлявшиеся вместе, и, наконец, лорд и леди Уоринг. Не признаваясь себе, чье лицо ищет, девушка покосилась в другую сторону, но хотя и там было много знакомых лиц, все они слились для нее в одно полное любопытства лицо, за исключением леди Каролины Уинстон, которая облегченно улыбалась.
   Каким-то образом уже в следующее мгновение Джессика взглянула в лицо своему жениху.
   Момент, когда он взял ее руку из руки маркиза, совершенно ускользнул от нее, просто она вдруг оказалась стоящей рядом не с папой Реджи, а с герцогом.
   Католический обряд венчания долог и утомителен. Джессика не запомнила ни слова из того, что говорил священник, сознавая только, что время от времени опускается на колени и поднимается снова с помощью худощавого симпатичного молодого человека, стоящего рядом. На хорах пели чудесную литанию.
   Архиепископ, на редкость длинный и тощий, в своих шитых золотом одеждах выглядел очень импозантно. У него был низкий звучный голос, отдававшийся в приделах и под сводами рокочущим эхом. Ненадолго очнувшись от странного оцепенения, Джессика сообразила, что он говорит о таинстве брака.
   — Брак есть союз святой и нерушимый, — возглашал архиепископ, — заповеданный Господом, освященный присутствием Христа на венчании в Кане Галилейской. Апостол Павел сравнил брак с таинством духовного единения, которое существует вечно между Христом и церковью его…
   Девушка пыталась удержать нить проповеди, но та ускользала. Запах ладана смешался с ароматом цветов в единую одуряющую волну, которая захлестывала се, угрожая задушить. Почему-то невеста чувствовала себя смертельно усталой, тошнота отступала и накатывала снова, все более настойчиво. Сердце билось редко и глухо, сотрясая вес тело, и было трудно не только собраться с мыслями, но даже дышать.
   — Перед нами двое, собравшиеся вступить в этот священный союз, — продолжал архиепископ. — Есть ли среди собравшихся человек, знающий причину, по которой они не могут сочетаться законным браком? Если есть, пусть назовет ее сейчас или молчит о ней вечно.
   На одно бесконечно долгое мгновение Джессика затаила дыхание, втайне молясь об избавлении, но рыцарь на белом коне не явился из сияющей дали, чтобы спасти ее. Движение ресниц — и мгновение миновало, а с ним и последняя надежда. В висках началась тупая боль, легкий звон наполнил уши, постепенно усиливаясь.
   Голос архиепископа продолжал бесконечную проповедь, как будто где-то очень далеко.
   — Помолимся, — услышала Джессика и послушно склонила голову.
   Она ощущала тяжелый неровный пульс во всем теле, словно стала одним натужно бьющимся сердцем. Пальцы вздрагивали в руке герцога в унисон с этим стуком. Против воли Джессика бросила быстрый взгляд на лицо жениха: на нем было все то же выражение — выражение ребенка, которому не терпится поиграть в новую игрушку. Ее рот пересох, мысли смешались, осталось одно безумное желание броситься прочь из церкви, прочь из Лондона, в Белмор.
   — Святой и милосердный отец наш, — говорил архиепископ, возведя глаза к потолку, — взгляни с небес на детей своих, благослови союз их добровольный, озари светом сердца их любящие, даруй им…
   Раздался оглушительный треск раскрывающейся массивной двери, и священник подавился остатком фразы. Джессика продолжала стоять с низко опущенной головой, едва сознавая, что происходит. Лишь несколько секунд спустя она осознала, что и шорох, и легчайший шепот за спиной прекратились совершенно, что воцарилась полнейшая тишина. Девушка посмотрела па архиепископа: тот тянул шею поверх головы герцога. Рот его был приоткрыт, глаза выпучены. Только тогда Джессика догадалась повернуться.
   На пороге стоял граф Стрикланд, и первое, что бросилось ей в глаза, было его лицо. Оно было не просто решительным, а казалось окаменевшей маской упрямства.
   Сердце ненадолго затихло вовсе, только чтобы, встрепенувшись, забиться изо всех сил. Губы сами собой беззвучно назвали имя.
   Даже если бы она окликнула Мэттью вслух, он вес равно бы не услышал за начавшимся ропотом толпы. Тем не менее граф вдруг вышел из состояния неподвижности и направился к алтарю. Впрочем, слово «направился» тут вряд ли уместно. Для начала его качнуло на один ряд скамей, потом на другой, и хотя после нескольких столкновений он все-таки выбрался на середину прохода, казалось, капитан движется по палубе корабля в девятибалльный шторм.
   — Боже мой, Мэттью…
   Возможно, граф пытался привести верхнюю одежду в порядок, так как пуговицы были застегнуты — однако, увы, вкривь и вкось. Забытый шейный платок свисал из-под ворота измятой тряпкой, даже рубашка была частично расстегнута, а из рукавов редингота высовывались обшлага без запонок. Ботинки, основательно заляпанные глиной, громко и не в лад цокали набойками по каменному полу.
   — Что за чертовщина! — воскликнул герцог, обретая наконец дар речи. — Что взбрело в голову этому несчастному?
   Джессика даже не посмотрела в его сторону, глядя на приближающегося Мэттью с ужасом и робкой надеждой. Архиепископ сделал несколько шагов вперед с видом человека, близкого к апоплексии. Собравшиеся продолжали обсуждать неожиданное событие все более и более громко.
   Несмотря на все это, граф Стрикланд упорно продолжал двигаться к цели. Оказавшись вплотную к жениху и невесте, он остановился, пошатываясь.
   — Мэттью? — робко окликнула Джессика, заглянув ему в глаза, казавшиеся в этот момент совсем темными и почти безумными.
   — Моя! — взревел граф, ухмыляясь с пьяной хитрецой, и сильно качнулся вперед, словно собрался повалиться на молодых.
   Однако он всего лишь наклонился, приставил плечо к животу Джессики и выпрямился снова, скандальным образом обхватив ее пониже ягодиц. Невеста оказалась перекинутой через широченное плечо и повисла в воздухе, совершенно ошеломленная.
   — Черт возьми, милорд, что вы себе позволяете? — вторично выходя из транса, взвизгнул герцог. — Здесь вам не…
   Уничтожающее сравнение осталось тайной для присутствующих, так как Мэттью не глядя нанес Джереми удар в челюсть, и тот рухнул, как мешок с картошкой с накренившейся телеги. Джессика ахнула в унисон с толпой. Все, кто был в церкви, вскочили на ноги. Ситон ничего не заметил, у него и так забот хватало. Отчаянно сквернословя, он старался выпутаться из длинного серебристо-голубого шлейфа, при этом чудом ухитряясь сохранять равновесие и не уронить Джессику. Бог знает каким образом ему удалось освободить ноги. Собравшиеся роптали уже в полный голос, слышались окрики и свистки. Не глядя по сторонам, граф двинулся к дверям тем же неверным шагом.
   Все это время Джессика просто висела у него на плече. Случившееся было настолько из ряда вон выходящим, что девушка могла только молча ужасаться, не в силах что-то предпринять. Ее сотрясала мелкая нервная дрожь, сердце билось часто и болезненно, но в голове царила благословенная пустота. Все, что она сознавала, было ощущение цепкой хватки. Одной рукой ее держали под коленями, другой — вот ужас-то! — за ягодицы, и так невеста двигалась к дверям, как полонянка, перекинутая через седло каким-нибудь скифом. С обеих сторон доносились крики, шарканье ног и стук, но остановить их никто не пытался.
   Неосознанно Джессика приподняла голову. С высоты, на которой она находилась, ей сразу же бросилось в глаза белое потрясенное лицо Каролины Уинстон. В нескольких шагах от нее застыла леди Бейнбридж, столь же шокированная, но зеленовато-серая. И только на щеках папы Реджи горел здоровый румянец. Маркиз улыбался, улыбался во весь рот.
   Болезненные тиски внутри Джессики разомкнулись. Каким-то образом вид довольного лица маркиза все поставил на свои места, и впервые за последние несколько минут она поняла, что ее рыцарь все-таки прибыл. Пусть не на белом коне, пусть доспехи его нельзя назвать безупречными, но он явился спасти ее! Более того, папа Реджи улыбался, и это значило, что все случилось именно так, как он хотел. Это значило, что Джессика не разочарует его, позволив Мэттью себя похитить.
   И с этой минуты облегчение расцвело пышным цветом, смешавшись с надеждой, для которой теперь были все основания. Все будет хорошо, думала Джессика, все будет просто прекрасно, если только Мэттью не свалится раньше, чем попытка к бегству осуществится.
   Спотыкаясь и приседая то на одну ногу, то на другую, граф добрел наконец до дверей. Ему удалось нащупать и дернуть за кольцо распахнутую створку, и та со стуком захлопнулась за ними. К несчастью, большая часть шлейфа Джессики и даже кусочек фаты вес еще оставались внутри, а поскольку Ситон упорно двигался вперед, то послышался треск рвущейся ткани. Шлейф разорвался, фата свалилась и осталась свисать из щели между створками. Прическа распустилась, длинные белокурые пряди повисли, и Джессика с ужасом ждала, что спаситель запутается теперь уже в се волосах.
   С двух сторон лестницы по-прежнему стояли лакеи, все до одного с разинутыми ртами. Мэттью полностью игнорировал и их, и толпу лондонской черни, улюлюкавшую в полном восторге. Высмотрев карету Белморов, граф зашагал к ней. Вместо того чтобы распахнуть перед ним дверцу, лакей молча таращил глаза и был бесцеремонно отодвинут в сторону. Что-то буркнув кучеру, Стрикланд запихнул внутрь и Джессику, и остатки шлейфа.
   Оставалось подняться в карсту самому. Как и следовало ожидать, капитан поскользнулся на подножке и мешком ввалился внутрь, нижней половиной туловища оставшись на мостовой. Титаническим усилием, издав утробный стон, он кое-как поднялся на ноги и вполз в карету. Лошади рванули с места как бешеные, Мэттью швырнуло на сиденье, так что Джессика едва успела отпрянуть. Только теперь она поняла, что Ситон пьян еще сильнее, чем казалось, Мэттью едва мог сидеть, не то что стоять.
   Тем не менее, когда он втащил ее на колени, девушка почувствовала радостное волнение. Держа ее лицо в обеих ладонях, Мэттью поцеловал ее бесконечно долгим поцелуем, и в этот момент украденная невеста не возражала против сильнейшего запаха спиртного, пропитавшего не только дыхание, но и одежду графа. Джессика и не думала сопротивляться, наоборот, обняла его за шею и ответила на поцелуй, вложив в него всю радость, которую в этот момент испытывала.
   Нет, не радость. Счастье. Счастье, на которое она уже перестала надеяться. Очень может быть, что впереди их ожидала катастрофа, но это уже было не важно. Мэттью пришел за ней.
   Джессика подумала, что не променяла бы эту минуту даже на вечное пребывание в раю.
   Несколькими часами позже, когда карета остановилась перед маленькой деревенской таверной по дороге в Гилмор, девушка уже не была так в этом уверена. Всю дорогу Ситон спал как убитый, а вернее, полностью отключился, мертвецки пьяный. Однако как только тряска и покачивание прекратились, он проснулся.
   — Жди здесь… — буркнул Мэттью. — Я сейчас.
   Он не только не проспался в дороге, а впал в cute более невменяемое состояние. От него несло перегаром, одежда измялась окончательно, а волосы перепутались и пропотели.
   Пока Джессика следила, как граф ковыляет к двери, она впервые с момента бегства из церкви ощутила холодок тревоги. Мэттью всегда хотел се и не скрывал этого. Вчера вечером он, как видно, напился до потери сознания и поэтому положил конец венчанию. Но теперь, когда Джессика оказалась полностью в его власти, что он собирается делать?
   Пока Мэттью не вернулся, девушка нервно кусала губы, но без протеста вышла из кареты и последовала за ним к двери постоялого двора. Когда они поднимались в снятую комнату, посетители показывали на них пальцами и хихикали. Да и было па что поглазеть: он — вдребезги пьяный и кое-как одетый, она — в рваном подвенечном платье, с растрепанными волосами.
   Джессика не чаяла, как добраться до тихой гавани. По крайней мере, думала девушка, в комнате можно будет отдохнуть от разинутых ртов и вытаращенных глаз. Но когда Мэттью запер дверь и повернулся к ней, то почувствовала болезненное стеснение в груди. Это был страх.
   — Что ж, ты привез меня сюда, — сказала она, стараясь «сохранить хладнокровие. — Что же дальше?
   — А дальше то, что я хотел сделать с того самого дня, когда ты свалилась в грязную лужу к моим ногам, — почти связно ответил капитан, поглядывая на нее все с тем же хитрым видом.
   Он подошел ближе, пахнув на нее смешанным запахом джина и сигарного дыма. Глаза его горели.
   Мэттью пришел за ней и тем самым спас от ненужного, неправильного брака с герцогом. Сделай он это в трезвом виде, Джессика не задумываясь отдалась бы ему. Она не скрывала от себя, что хочет этого, что именно об этом так долго мечтала. Однако когда руки графа сомкнулись вокруг нее в неуклюжем объятии, девушка нащупала и сжала ручку пустого фарфорового графина, стоявшего на столике. Когда Ситон привлек ее к себе и впился в губы жадным, грубым поцелуем, девушка занесла кувшин над растрепанной рыжевато-русой головой и приготовилась опустить. Рука ее при этом чуть дрожала.
   Но потом поцелуй стал ласковым, и Джессика заколебалась. Губы у Мэттью были мягкими и казались сладкими на вкус, они будили ощущения, заглушавшие голос рассудка. «Боже мой, — думала Джессика, — ведь я люблю его! Я не могу причинить ему боль! Он пришел и спас меня, не важно по какой причине, и я благодарна ему за это. Я просто не смогу…»
   Именно в этот момент Мэттью опрокинул Джессику на постель, сумев при этом ловко раздвинуть ей ноги коленом. Он так тяжело рухнул сверху, что у нее захватило дух. Кувшин, однако, девушка из руки не выпустила. Мэттью был невероятно тяжел, ее под ним буквально расплющило. Мышцы на его груди так вздымались от глубокого дыхания, что казалось, это давит кузнечный пресс. На шее, куда он прижимался лицом, девушка чувствовала частые поцелуи, рука успела найти и больно сжать грудь, нащупывая сосок.
   — Чтоб тебе пропасть, Мэттью Ситон! — прошипела Джессика и собрала все силы для толчка. Тяжелая туша на ней даже не шевельнулась. — Я не позволю тебе этого, слышишь… не в пьяном виде!
   Она уперлась ладонями в широкие плечи и снова нажала изо всех сил, но без видимого результата. Постепенно Джессику осенило, что в глубине души ей нравится тяжесть мужского тела, даже теперь, когда Мэттью валялся на ней почти без чувств. Ей нравилось теплое дыхание на шее, ощущение мускулистой ноги, раздвигающей колени, а главное, этот отдельный мускул, пульсировавший, прижимаясь к ее телу.
   — Мэттью, пожалуйста…
   Пальцы сами собой зарылись в его волосы и скользнули по ним, словно живая расческа, отводя назад влажные рыжеватые пряди. Но потом послышался громкий храп, и рука се отдернулась. Этот негодяй спал!
   С трудом подавив желание вцепиться в него ногтями, Джессика притихла и с минуту лежала, заново собираясь с силами. Она чувствовала великое облегчение… и некоторое разочарование. Пальцы правой руки онемели на ручке кувшина, разжать их удалось не сразу. Упав на матрац, графин скатился на пол, но, к счастью, не разбился.
   — Черт бы тебя побрал, Мэттью, сколько же ты весишь?
   В очередной раз упершись ладонями в его плечи, Джессика нажала так, что потемнело в глазах, и ей удалось немного приподнять бесчувственное тело. Извиваясь ужом, она частично выползла из-под него. Повторив эту процедуру несколько раз, девушка оказалась наконец на свободе. Ситон продолжал спать, уткнувшись лицом в покрывало, в благословенном неведении по поводу суматохи, причиной которой стал.
   Джессика испытала короткий приступ жалости. Капитан Мэттью Ситон, граф Стрикланд, живое воплощение добропорядочного поведения и строгих моральных принципов, устроил грандиозный публичный скандал. Можно было бы почувствовать себя виноватой, если бы не тот факт, что граф к тому же погубил ее репутацию.
   Джессика стояла, глядя на своего рыцаря, мирно спавшего после праведных трудов, и думала: что же теперь делать? Он пришел за ней, но не для того, чтобы связать с ней жизнь. Он просто хотел затащить ее в постель. Подумать только, Мэттью так далеко зашел только из-за этого! Нужно признать, далеко не благородное намерение осуществилось бы, не будь капитан настолько пьян.
   И все же… все же Мэттью Ситон никогда не позволял себе столь предосудительного поступка. Он и пил-то совсем немного. Как же могло случиться, что граф, допившись до невменяемого состояния, ворвался в собор в разгар венчания, похитил невесту герцога Милтона и тем самым показал язык тому самому обществу, по чьим строгим правилам жил до сих пор? Общество не прощает подобных выходок, и последствия могут быть самые серьезные.
   Что касается ее самой, нужно ждать худшего. Если Мэттью не собирается на ней жениться, можно навсегда проститься с репутацией. Ни один достойный молодой человек (да что там говорить, ни один достойный человек вообще) не возьмет в жены девушку, опозоренную публичным скандалом. Это значит, что ни дома, ни детей у нее никогда не будет…
   Кусая губы, Джессика заходила взад-вперед по комнате. Головная боль возобновилась, сердце, в который раз за день, забилось слишком быстро. Из сложившейся ситуации возможен только один выход: Мэттью должен на ней жениться! Впрочем, разве он сам не сообразит, что другого пути нет?
   Достигнув одной из стен аккуратной маленькой комнаты, Джессика некоторое время смотрела на нее невидящим взглядом, размышляя над вопросом, который только что задала себе. Все было не так просто, и она понимала это.
   Во-первых, то, что граф разрушил ее брак с герцогом, вовсе не означает, что он готов сам на ней жениться. Во-вторых, физической близости между ними так и не произошло. Она все еще девственница, и это легко доказать. Наконец, в-третьих, у Мэттью были планы на будущее, в которых не было места Джессике Фокс.
   Лорд Стрикланд — человек богатый и влиятельный. К тому же знатен, он наследник имени Белморов. Если Мэттью просто вернет похищенную невесту герцогу и принесет самые глубочайшие извинения (с уверениями, что ее драгоценная девственность осталась нетронутой), то все может разрешиться к общему удовлетворению, все вернется на круги своя.
   Джессика не сомневалась, что Каролина Уинстон, выдержав положенное для оскорбленного самолюбия время, охотно простит графа.
   И вот эта последняя мысль заставила ее содрогнуться. Мэттью увлечен ею, это стало ясно благодаря сегодняшним событиям. Стало ясно и то, что Каролину Уинстон он не любит — во всяком случае, не настолько, чтобы это сумело удержать его от безрассудства. Значит, Ситон не может быть с нею счастлив, в то время как она, Джессика, может сделать его счастливейшим мужчиной на земле.
   Повернувшись, девушка внимательно оглядела Мэттью, по-прежнему распростертого на постели. Вот человек честный, подумала она с кривой усмешкой, и, как джентльмен, женится, если будет уверен, что принудил ее к близости. Граф просто обязан будет сделать это, если захочет вновь предстать перед отцом.
   Она стояла тихо-тихо, прислушиваясь к тяжелому дыханию спящего и спрашивая себя: рискнуть или нет? В жизни ей уже приходилось стоять перед выбором, и каждый раз Джессика находила достаточно смелости для поступка: когда убежала из «Черного борова» без денег и вещей, не зная, куда пойдет; когда приблизилась к неприступному аристократу, маркизу Белмору, и попросила его о помощи; когда поступила в пансион, чтобы научиться быть настоящей леди, и, наконец, когда отправилась в Лондон, чтобы найти мужа и тем самым войти в круг избранной публики.
   Этот опыт научил ее одной очень важной вещи — кто не рискует, тот не выигрывает.
   Ради такого мужчины, как Мэттью Ситон, можно пойти на любой риск.
   Неожиданно с новым любопытством она оглядела спящего Мэттью. Плечи у него оказались поразительно широкими, но, по мере того как взгляд скользил вниз, линии тела сужались и бедра становились по-мужски узкими. Фрак приподнялся выше талии, открывая крепкие ягодицы, подчеркнутые натянувшимися лосинами. Ситон шевельнулся во сне, хорошо развитые мышцы ног напряглись и расслабились снова. У него такие сильные бедра, думала Джессика, чувствуя знакомый горячий трепет внизу живота. В горле пересохло. Девушка вдохнула несколько раз и вытерла о подол влажные ладони.
   Конечно, план не обязательно сработает, но нельзя, невозможно упустить такой шанс. Ей приходилось случайно видеть совершенно голых мужчин в «Черном борове», и она знала, что происходит между мужчиной и женщиной в постели… ну, в основном знала. Женщины часто обменивались замечаниями на этот счет (хотя и замолкали, заметив, что сиротка, дочь Элизы Фокс, прислушивается к разговорам), а потом пару раз ей случилось войти в комнату, где происходил пресловутый акт. Рискнуть или не рискнуть? Как уже бывало, ставкой в игре была вся ее дальнейшая жизнь.
   Джессика выпрямилась и расправила плечи. Она приняла решение.
   Наклонившись над кроватью, девушка перевернула сладко похрапывающего графа Стрикланда на спину и начала стаскивать с него мятые брюки.
   Солнечный свет, горячий и яркий, падал на лицо и частично проникал под стиснутые веки. Мэттью приоткрыл сначала один глаз, потом другой — и судорожно прикрыл их снова. Даже при таком робком контакте с действительностью острая боль пронзила голову от виска до виска. Внутри черепа с дьявольским упорством стучало не меньше сотни молотков… нет, это обрушивались на измученный похмельем мозг волны невидимого, но мощного прибоя.
   Мэттью попытался облизнуть губы, но вместо языка во рту ворочалось что-то сухое и шершавое, даже как будто волосатое, и на редкость противное. Приложив усилие, он отодвинулся от прямого солнечного света и сделал еще одну попытку открыть глаза. Веки поднялись почти со скрипом, боль в голове разбухала, как рыбий клей от горячей воды. Желудок сжимался внутри, недвусмысленно выражая желание расстаться со своим со содержимым.
   Некоторое время Мэттью лежал в полной неподвижности, приказывая желудку уняться, а головной боли утихнуть, но тщетно. Теперь граф понял, почему выпивохи называют джин белым убийцей. Скосив глаза так, чтобы видеть потолок (и издав при этом придушенный хрип от боли), Мэттью вдруг осознал, что понятия не имеет, где находится. Оказывается, кренился и двигался только его желудок, а окружающее выглядело вполне стабильным, и это означало, что он не на борту «Норвича», как подумал вначале. И это определенно не Белмор, в каждой комнате которого расписной потолок.
   Не без труда ему удалось повернуть голову и — самую малость — туловище. Сбоку раздался шорох, и что-то гладкое, теплое коснулось его ноги. Это добавило сведений к тем, что уже удалось собрать: он лежал под легким тканым покрывалом совершенно голый. Сообразив это, Ситон сел в постели, громко застонав, когда головная боль яростно бросилась на лоб и виски.
   Кто-то лежал рядом, укрытый с головы до ног. Впрочем, не совсем: по подушке рассыпались белокурые волосы, в солнечном луче отливающие золотом. Лица не было видно, но Мэттью все равно испытал величайшее облегчение. Теперь ясно, где он и что с ним. Капитан все-таки купил на ночь белокурую шлюху из «Петушка и курочки».