Мартынович Евгений. Каллистяне

находящимися на невообразимо огромном расстоянии друг от друга.
Удастся ли технике Земли справиться с неимоверными трудностями этой
грандиозной задачи?
Каллистяне сообщили все, что было необходимо для успеха. Дело за
инженерами и астрономами.
- Мы добьемся цели во что бы то ни стало, - заявил в печати директор
Института Каллисто Козловский. - Не позже как через три месяца наше
сообщение будет отправлено. И тогда начнется постоянное, ежедневное
общение с каллистянами.
- Вот теперь, - сказал Куприянов, - я окончательно отказываюсь
последовать примеру Синяевой и Лебедева.
- Как знать, - ответил Николай Николаевич. - Может быть, придется
все-таки. И не только тебе, но и мне самому. Я думаю, что Широков и Синяев
будут рады меня увидеть.

ТЕСИ-ЛУЧ

Синяев вернулся только на следующий день к вечеру. Все время его
отсутствия Широков провел в семье Диегоней. Возвращаться одному в огромную
пустую квартиру ему не хотелось. Только теперь Петр Аркадьевич понял, чем
стал для него земной товарищ. С ужасом вспоминал он свое намерение лететь
на Каллисто без спутника, без друга, который делил бы с ним все - мысли,
чувства, растущую тоску по родине.
За годы полета они слились в одно существо, понимали друг друга без
слов. Для каждого из них самый факт постоянного присутствия другого был
огромным облегчением. Здесь, на Каллисто, все - солнце, природа, люди,
самый воздух, которым они дышали, - было чужим. Никогда ни один человек не
отрывался от родины так безнадежно далеко. Но понадобилось временное
отсутствие Синяева, чтобы Широков понял, как трудно ему без близкого
человека.
"Вы получите товарища, с которым легче будет переносить долгую
разлуку с Землей. Что ни говорите, а это нелегко. Вдвоем будет легче", -
как часто вспоминал он в эти два дня вещие слова Штерна! Старый ученый
лучше его понимал тяжесть взятой им на себя задачи. И как глубоко он был
прав!
Диегонь, его сын и Дьеньи окружали Широкова чисто родственным
вниманием. Оно не бросалось в глаза, но проявлялось в каждой мелочи. Все,
что было нужно Широкову, появлялось как бы само собой. Каллистяне
безошибочно угадывали малейшие оттенки его настроения. Их изощренная
чуткость, развитая веками жизни истинно человеческого общества, предстала
перед Широковым с особой рельефностью.
Он любил эту семью, она была ему близка и приятна, но видеть других
каллистян почему-то не хотелось. И это непонятное даже ему самому
психическое состояние было непостижимым образом угадано. В эти два дня
никто не посетил дом Диегоня. Гесьянь и Синьг сразу после отлета Синяева
куда-то исчезли и не появлялись. Широков знал, что они с радостью
вернутся, если он позовет их, но ему не хотелось делать этого. Он был
благодарен за предоставленное ему одиночество. Диегони ему не мешали.
Временами Широков начинал сердиться на своего друга. Неужели он так
занят, что не может найти время связаться по экрану хотя бы для того,
чтобы сообщить, когда думает вернуться? Или он не испытывает тех же
чувств, что Широков? Не скучает о нем и вообще забыл о его существовании?
В одну из таких минут он пошел к Рьигу Диегоню.
- Ваш друг, - сказал бывший командир звездолета, - безусловно, очень
занят. Вызов Зивьеня означает, что дело идет о чем-то важном, очень
важном. Почему вы не отправились с ним?
- Потому, что Зивьень не выразил этого желания, - ответил Широков,
повторяя часто слышанную от самих каллистян фразу.
- Вы скучаете с нами?
- Нет. Но...
- Я понимаю. - Диегонь ласково провел пальцами по лбу и волосам
Широкова. - Это реакция. Слишком много впечатлений получили вы за
последние дни. Ваш организм, я имею в виду нервную систему, бессознательно
стремится к отдыху. Хотите, мы погрузим вас в сон, пока Георгий не
вернется?
- Нет, не надо. К этому средству, возможно, придется прибегнуть нам
обоим, но не сейчас. Почему не видно вашей жены и остальных детей? -
спросил он, желая переменить тему разговора. - Я помню, вы говорили, что
их шестеро.
- Я с ними виделся, - ответил Диегонь. - А сюда они не являются по
той же причине, по которой никто не приходит, пока вы не попросите об
этом.
- Но, однако, ваш сын Вьег...
- Вы правы. Но мы думали, что отец Дьеньи для вас является
исключением.
Широков почувствовал, что краснеет. Этого еще недоставало! Неужели
Диегонь намекает на то чувство, которое с каждым днем все сильнее сознавал
в себе Широков? Он старался подавить его, но оно становилось все более
властным, может быть именно потому, что он с ним боролся. Но как иначе
можно было понять эти слова?..
Широков молчал, не зная, что ответить. Диегонь пришел ему на помощь.
- Вы долгое время провели с моей внучкой. Вы привыкли к ней почти как
к нам. Мы думали, что вы и Георгий полюбили ее. Разве мы ошиблись?
Широкову показалось, что Диегонь намеренно подчеркнул слова "вы и
Георгий".
- О нет! - ответил он. - Вы не ошиблись. Вы не могли ошибиться. Разве
можно не полюбить Дьеньи?
Диегонь улыбнулся. Но почти тотчас же с его лица исчезла улыбка.
Тихо, будто сам себе, он сказал:
- Человек Земли и человек Каллисто. Внешне много общего. Но
внутреннее строение...
Широков покинул его в полном замешательстве. Не оставалось и тени
сомнения: Диегонь обо всем догадался. Он думает о возможном браке (Широков
вздрогнул при этом слове) своей внучки и его - человека Земли. И он думает
об этом как ученый, рассматривая вопрос как научную физиологическую
проблему.
"Но почему же, - думал Широков, - такая мысль пришла ему в голову?
Разве могла она возникнуть, если бы сама Дьеньи не подавала повода к
этому?"
Но он ни в чем не мог найти подтверждения. Дьеньи относилась к нему и
Синяеву совершенно одинаково. Но ведь тогда, на Кетьо, она поцеловала его
руку!..
Слова Диегоня окончательно открыли глаза Широкову. Да, он любит
Дьеньи. За что? Кто и когда мог ответить на такой вопрос! Просто за то,
что она Дьеньи, - как ему казалось, лучшая девушка во Вселенной.
Этот разговор, одновременно приятный и неприятный для Широкова,
произошел вечером первого дня отсутствия Синяева.
Петр Аркадьевич плохо спал ночь. Он думал о своей первой любви там,
на Земле, и сравнивал оба чувства - тогдашнее и теперешнее.
За что он полюбил Лену? Говорят, что нужны общие вкусы, интересы,
стремления. Было это у них с Леной? Нет, пожалуй, не было. А любовь была.
У него и Дьеньи, безусловно, есть одно общее - стремление к другим мирам.
На Кетьо она рассказывала ему о своей жизни, о мечтах увидеть человека с
другой планеты. Теперь она мечтала увидеть Землю.
Не это ли послужило первым толчком? Нет! Он теперь ясно видел, что
полюбил ее, как только встретил в первый раз, на Сетито.
Отчего возникает это мощное чувство - двигатель Жизни? Вечная, но до
конца так и не разгаданная тайна природы!
Широков уже не был юношей. Он покинул родину в возрасте двадцати семи
лет. По времени, протекшем на Земле, ему сейчас должно быть тридцать
восемь. Но законы субсветовых скоростей "омолодили" его почти на восемь
лет. Он был тридцатилетним мужчиной.
"Не слишком ли велика разница? - думал Широков. - Дьеньи, по нашему
земному счету, не больше девятнадцати, максимум двадцать. И что имел в
виду Диегонь, говоря о разнице внутреннего строения? Каллистяне понимают
брак только как средство продления жизни на планете. Очевидно, это он и
имел в виду".
В конце концов, он окончательно запутался в своих мыслях и сомнениях.
Засыпая, он решил завтра же поговорить с Диегонем прямо и откровенно.
Простая мысль, что гораздо лучше поговорить с самой Дьеньи, почему-то не
пришла ему в голову.
Но весь следующий день он так и не исполнил этого намерения. Причина,
разумеется, нашлась сама собой:
"Может быть, все это - плод моего воображения? Какими глазами
посмотрит на меня Диегонь, если я ни с того ни с сего поднесу ему такую
несуразную новость?"
И до самого вечера, когда Синяев, наконец, вернулся, Широков
старательно избегал общества Дьеньи, на этот раз притворяясь, что ищет
одиночества. Он боялся встретить испытующий взгляд Диегоня или его сына. С
еще большим нетерпением он ожидал Синяева, чтобы с ним вместе уйти из
этого дома, пребывание в котором стало так сложно.
Синяев прилетел, когда все сидели за ужином. С ним были Бьесьи и Аинь
Зивьень.
Георгий Николаевич вошел в комнату с радостным, взволнованным лицом и
бросился на шею Широкову. Он так крепко обнял его, что Петр Аркадьевич
сразу понял, что и на этот раз их мысли и чувства были одинаковы.
- Что я узнал! - сказал Синяев по-русски. - Мы скоро будем говорить с
Землей.
- Как говорить?
- По телеграфу.
Широков подумал, что его друг сошел с ума.
- По какому телеграфу? Подумай, что ты говоришь? Разве это возможно?
- В том-то и дело, что возможно. - Синяев радостно засмеялся. - Не
веришь? Спроси Зивьеня. - Он повернулся к каллистянам и продолжал уже на
их языке: - Мой друг мне не верит. Подтвердите ему, что я говорю чистую
правду.
Зивьень посмотрел на Широкова и очень серьезно сказал:
- Если разговор идет о связи с Землей, то Синяев говорит правильно. С
его помощью мы убедились, что можем осуществить задуманное. По счастью,
как для нас, так и для вас он опытный астроном. Будь с вами человек другой
специальности, ничего бы не получилось. Но для успеха нужна большая
работа. Готовы ли вы к ней?
- Если дело идет о связи с Землей, на которую не потребуются долгие
годы...
- Ни одной минуты, - вставил Синяев.
- ...то, разумеется, я готов на все для ее осуществления.
- Ты знаком с азбукой Морзе? - спросил Синяев.
- Не имею о ней ни малейшего представления.
- Мы так и думали. Но в какой-нибудь из книг, взятых нами с Земли,
она должна найтись. Иначе все пойдет прахом.
- Объясни же, наконец, в чем дело. Что ты меня мучаешь? - взмолился
Широков.
- Легко сказать! Я сам с трудом и далеко не все понял. Но это долгий
разговор. Вернемся домой.
Широков привык читать мысли Синяева. Он понял, что Георгий почему-то
не хочет говорить при каллистянах.
- Вернемся, - сказал он, вставая.
Как всегда, никто не пытался уговорить их остаться, раз они выразили
желание уйти.
- Разрешите мне завтра утром посетить вас, - попросил Зивьень. - Надо
обо всем договориться подробно.
- Ну разумеется, - ответил Синяев. - Может быть, вы переночуете у
нас? - с легкой запинкой, которую заметил один Широков, прибавил он.
- Нет, я останусь здесь. Расскажу обо всем Диегоню.
- Вы давно знакомы? - спросил Широков, желая выяснить, в каких
отношениях находится Зивьень с семьей его старого друга. Он видел, что они
поздоровались так, как будто виделись еще вчера.
- Я знаю Диегоня, - ответил Зивьень, - так же, как знают его все
каллистяне. Но мы увиделись впервые. Вьег Диегонь вызвался проводить их.
- Будем очень благодарны, - ответил Широков. - Я сам хотел попросить
об этом.
Попрощавшись, они вышли на террасу. Бьесьи села в олити Диегоня и
улетела домой. Вьег Диегонь должен был вернуться на олити Синьга, которая
так и осталась на террасе дома Широкова и Синяева.
Уже стемнело, и деревья сада потеряли свою яркую окраску. Небо
по-прежнему было затянуто облаками; погода не менялась в эти дни.
Каллистяне продолжали охранять своих гостей от прямых лучей Рельоса.
Искусственная облачность была достаточно плотна, но дождя не было.
- В Атилли дождь не нужен, - как-то ответил Диегонь на вопрос
Широкова. - Атмосферная влага направляется для поливки полей и лесов.
Олити под управлением Вьега Диегоня быстро доставила их домой.
Каллистянин спросил, не нужно ли что-нибудь людям, и, получив
отрицательный ответ, попрощался и улетел обратно.
- Ну, наконец-то! - облегченно вздохнул Синяев. - Я устал в их
обществе.
- Я тоже, - наполовину искренне сказал Широков. Как только покинули
дом Диегоня, образ Дьеньи снова заполнил его сознание. "Что за
наваждение!" - подумал он.
Комната осветилась, как только они вошли в нее. Свет загорелся не
сразу, а постепенно, не ослепляя внезапной вспышкой. Но его источника
нигде нельзя было заметить.
- А как его потушить? - спросил Синяев.
- Есть специальные кнопки. Ты будешь ужинать?
- Нет. Они меня закормили в эти два дня. Носились со мной, как с
писаной торбой.
- Где ты был?
- В секции теси. Ты же знаешь. А жил у Зивьеня.
- Ну, рассказывай!
- Я бы очень хотел сначала выкупаться в бассейне.
- Ты что, нарочно испытываешь мое терпение? - засмеялся Широков. -
Ну, хорошо, идем!
После купания они устроились на одном из диванов большого зала.
- С чего начать? - спросил Синяев.
- С начала, - пошутил Широков. - Это действительно правда, что мы
сможем говорить с Землей? Мне все еще как-то не верится.
- Ах, Петя! - сказал Синяев. - Это так прекрасно, так радостно!
Подумай! Мы скоро узнаем, что делается на Земле, узнаем, как живут наши
родные, друзья. Все!
- Говори скорее!
- Погоди, это не так просто. Я не хотел говорить при Диегоне, так как
смогу только по-русски. Старик довольно хорошо понимает. Если бы ты знал,
как мне надоело чувствовать себя дураком перед ними!
- Ну зачем же так! Они более развиты, но разница не так уж велика.
- В эти два дня я был форменным дураком. Так и не понял, в чем тут
основа. Но я откровенно сказал им об этом и заверил, что на Земле
разберутся. Как ты думаешь?
- Ты забываешь, что я еще ничего не знаю, - улыбнулся Широков. - Но
на Земле, конечно, разберутся в чем угодно.
- Ты видел олити на острове?
- Ну конечно!
- Каллистяне раскрыли тайну тяготения. И не только раскрыли, но
научились управлять этой силой. Олити, звездолет Гесьяня - они держатся в
воздухе потому, что между ними и землей ослаблены нити тяготения. Эти нити
можно усиливать или ослаблять по желанию. Не чудесно ли?
- Чудесно. Но рассказывай суть.
- Слушай лекцию. Правда, сам лектор плохо знает то, о чем говорит.
- Хватит предисловий. Что с тобой сегодня?
- Сам не знаю. Я потрясен всем, что слышал и видел. - Синяев потер
виски. - Итак, каллистяне определяют силу тяготения словом "нить". Нити
тяготения пронизывают всю Вселенную. Они существуют между всеми телами, но
с расстоянием ослабевают. Между Землей и Каллисто они также есть.
Подчеркиваю, не только между Рельосом и Солнцем, но и между Землей и
Каллисто. Обе планеты очень слабо, но тяготеют друг к другу. Между ними
постоянно натянутые нити.
- Теси? - догадался Широков.
- Не совсем, но в общем верно. Но теси - это не сама нить, а только
ее составляющая часть, частица ядра атома. Ядра пульсируют, выделяя теси,
которые мгновенно пронизывают всю Вселенную и, встретившись с другими,
исходящими от другого тела, сцепляются с ними, образуя нить. Так возникает
гравитационное поле. Тут, насколько я понял, действует закон
противоположности знаков. Я уже сказал, что плохо понял их объяснения.
- Достаточно, - сказал Широков. - Больше нам и не нужно. Мы с тобой
не физики. Выходит, что теси летят быстрее света?
- Нет, тут совсем другое. Представь себе очень длинную веревку,
легкую и идеально прочную. Если дернуть за ее конец, то рывок мгновенно
ощутится на другом конце, как бы ни была веревка длинна. Или так: цепочка
людей стоит в затылок друг другу. Раздается команда - и вся цепь
одновременно делает шаг вперед. При любой длине цепи передний и задний
продвинутся в один и тот же момент. Как хочешь, - прибавил Синяев, разводя
руками, - яснее объяснить не могу. В этом вопросе разбираются очень
немногие каллистяне.
- Я смутно понимаю, - сказал Широков, и оба рассмеялись.
- В том-то и беда, что мы смутно понимаем. Но на Земле поймут яснее.
Факт тот, что теси связывают тела Вселенной нитями тяготения, как бы там
это ни происходило. И вот существует нить, вернее - бесчисленное
количество нитей, между Землей и Каллисто. А каллистяне могут усилить или
ослабить эти нити. Могут как бы дернуть за веревку или дать команду по
цепи.
- Кажется, я догадываюсь, - сказал Широков.
- Пусть тебе не кажется. Мне тоже показалось. Слушай дальше. Теперь
начинается самое трудное. Я спросил их: если вы можете произвольно
ослаблять нити тяготения, то, значит, возможно совсем уничтожить тяготение
между Землей и Каллисто? Зивьень ответил, что нет. Теоретически это
возможно, но практически нет. Для этого понадобилось бы столько энергии,
сколько ее заключается в массе, во много миллионов раз большей, чем масса
Рельоса. Управлять силой тяготения можно только в небольших масштабах.
Относительно, конечно. В нашем случае во власти каллистян только узкий,
почти нереальный пучок нитей между Землей и Каллисто. Тончайший теси-луч.
Но его можно использовать в качестве провода.
- Ничего не понимаю.
- Вот видишь! А говоришь - "догадываюсь". Как у всех частиц атома, у
теси есть противоположно заряженная частица - антитеси. Соприкосновение
теси и антитеси вызывает аннигиляцию. Теперь представь себе, что мы
посылаем в пространство два луча - луч теси и луч антитеси - под углом
друг к другу. В каком-то месте они встретятся. И сразу произойдет
аннигиляция - вспышка света. Можно рассчитать так, что эта вспышка
произойдет возле Земли, в ее атмосфере.
- Постой! Прежде чем достигнуть Земли, антилуч должен пройти огромное
расстояние. Он сразу столкнется с прямыми частицами. И аннигиляция
возникнет...
- Совершенно верно, - перебил Синяев. - Я сразу спросил об этом.
Оказывается, не произойдет ничего подобного. Теси-лучи нельзя направить
под углом, они пойдут параллельно. Это только схема, наглядный пример.
Каллистяне нашли другой способ. Они научились создавать античастицы из
прямых частиц, в том числе и теси. С помощью вспомогательного луча. Это
уже такие дебри, что я при всем желании не мог ничего понять и объяснить
тебе не могу. Любопытно, что Зивьень сказал то же, что написал Ленин:
"Атом неисчерпаем". Так вот, они открыли частицы, которые переносятся
частицами теси на любое расстояние. И с помощью этих частиц (кстати, у них
нет даже названия для них, настолько они новы) на границах ионизированного
слоя планеты возникают антитеси, происходит аннигиляция - вспышка. Ее
можно делать сильнее или слабее, по желанию.
- И эти вспышки можно видеть и читать, как телеграфную ленту?
- Вот теперь ты догадался. Короткие и длинные вспышки появятся на
небе Земли в тот же момент, как они будут посланы с Каллисто - вернее, с
одной из ее "лун". Ведь Каллисто сам имеет ионизированный слой. Установка
для посылки сигналов на Землю уже готова, - неожиданно сообщил Синяев.
- Готова?
- Да, на "луне" Каллисто. Они приступили к работе сразу, как только
узнали о нас и о том, что я астроном. Пока мы сидели на Кетьо, они
работали для нас. Вот почему меня вызвали в первый же день.
- Не понимаю, зачем им понадобился земной астроном.
- Абсолютно необходим.
- Дело в расстоянии, что ли?
- Именно. Каллистянские "телескопы" основаны на ином принципе, чем
наши, но и они не дают возможности увидеть Землю на таком расстоянии.
Знаешь ли ты, что даже радиус земной орбиты виден с Каллисто под углом в
триста семьдесят пять тысячных угловой секунды?
- До сих пор не знал, - улыбнулся Широков. - Теперь знаю.
- А уж диаметр Земли виден под углом настолько малым, что его даже
трудно себе представить. Порядка трех стотысячных угловой секунды.
Каллистяне понятия не имеют, где, в какой точке относительно Солнца
находится сейчас Земля. А теси-лучи надо направить точно на Землю. Легко
ошибиться и воспользоваться нитью тяготения между Каллисто и другой
планетой Солнечной системы и даже Луной.
- Очень убедительно, - сказал Широков. - У меня создается
впечатление, что это безнадежное дело.
- Трудное, но не безнадежное. В новейшие инструменты каллистянских
астрономов виден Юпитер. Поверишь ли? Когда я убедился, что вижу именно
его, совсем рядом с Солнцем, то испытал такое чувство, что вижу Землю.
Странно, не правда ли?
- Ничуть. Вполне естественно.
- Это в корне меняет дело. Раз виден Юпитер, легко рассчитать
местонахождение Земли. Вычислительные машины каллистян очень точны и очень
просты. Но сами каллистяне ничего не могут сделать. Надо хорошо знать все
элементы орбит Земли и Юпитера.
- И вы собираетесь почти неосязаемым лучом попасть точно на Землю с
расстояния в восемьдесят триллионов километров?
- Представь себе. Установка дает такую возможность. Теси-луч можно
направить с точностью до одной двухмиллионной угловой секунды.
- Что она собой представляет?
- Я не видел ее, она на спутнике Каллисто. Но мне показывали чертежи.
Очень сложная штука. Пожалуй, в два раза больше этого дома. Каллистяне
уверяют, что, получив все данные, пошлют теси-луч чуть ли не прямо в
Москву.
- Значит, - после нескольких минут раздумья сказал Широков, - картина
такая. Теси-луч в сопровождении вспомогательного луча достигает Земли, и
на небе появляются короткие и длинные вспышки. Точки и тире. По азбуке
Морзе люди прочтут сообщение с Каллисто. Будем предполагать, что небо
безоблачно и на вспышки обратили внимание. Что же дальше? Ты сказал, что
мы сможем говорить с Землей.
- Да. И это действительно так. Каллистяне передадут все, что надо,
чтобы на Земле узнали устройство установки и принципы, на которых она
основана. Там построят такую установку и ответят. Облачность, конечно,
возможна. Но мы решили целый месяц посылать только два слова: "Петр
Широков". В одно и то же место. Не может быть, чтобы за месяц ни разу не
прояснилось. У нас, в СССР сейчас осень, сентябрь. Обычно в это время
стоит безоблачная погода. А когда они поймут, что это сигналы с Каллисто,
облачность уже не будет помехой. Воспользуются самолетами. А через месяц
мы начнем передавать принципы работы теси-установки.
- Но ведь даже для каллистянских ученых эти принципы - новинка.
- Открыть что-либо трудно, а объяснить уже открытое очень легко.
- Где же поставят теси-установку? Ты сам сказал, что на планете,
имеющей ионизированный слой, она не будет работать.
- На Луне.
- Что?
- Ну, да! На Луне. Неужели ты можешь сомневаться в том, что
люди уже достигли Луны? Особенно после того, что они узнали от каллистян.
Я уверен, что за время нашего отсутствия звездоплавание сделало резкий
скачок вперед.
- А если нет?
- Не может быть. Даже каллистяне уверены в этом. Широков с сомнением
покачал головой.
- Слишком много "если", - сказал он. - Шансы на получение ответа,
по-моему, очень малы. Но все равно! Послать сообщение - это уже много.
- Ответ будет, - уверенно сказал Синяев, - Обязательно будет. Я
твердо верю в силу техники нашей Земли.
Там сделают все, чтобы ответить. Знаешь, что сказал Мьеньонь?
- Он там был?
- Да, его вызвали. Он прямо заявил, что, учитывая уровень развития
техники на Земле, ответ придет через год.
- Какой год - земной или каллистянский?
- Земной. Дело в том, что установка очень проста, если знать, на чем
она основана. Мьеньонь дает год потому, что ее надо строить не на Земле.
Странно! Мьеньонь и другие каллистяне верят, а ты сомневаешься.
Широков порывисто обнял друга.
- Я не сомневаюсь, а боюсь верить. Это слишком прекрасно! А есть у
нас азбука Морзе?
- Уверен, что есть. Она должна быть в какой-нибудь книге по
радиотехнике или о способах связи на Земле. Мне даже кажется, что я ее
видел, когда мы занимались переводами.
- Надо как можно скорее убедиться, - нетерпеливо сказал Широков. -
Кстати, где наш багаж? Неужели все еще на корабле?
- Вряд ли. За эти два дня они безусловно доставили его сюда.
Синяев оказался прав. Все вещи, привезенные ими с Земли, оказались в
комнате, примыкавшей к спальной. Ящики, чемоданы, пакеты были аккуратно
сложены в углу.
- Ты же был здесь, - заметил Синяев. - Как же ты не знал, что вещи
принесли?
- Я не покидал дом Диегоня. И мне никто не сказал об этом. Да и
зачем? Дом ведь не заперт.
Они не легли спать, пока не нашли нужную книгу, которая, разумеется,
оказалась в тщательно подобранной библиотеке. Ведь она была составлена с
целью познакомить каллистян со всеми сторонами жизни Земли.
- Жутко подумать, - сказал Широков, нежно гладя рукой бесценную
страницу, - что ее могло не быть.

НА ВЕЛЬДЕ

Потекли дни напряженной и трудной работы. По просьбе Широкова и
Синяева к ним присоединился Бьяининь, и они втроем переводили на русский
язык исключительно сложный текст "послания Каллисто Земле".
Они часто вспоминали совещание технической комиссии после диверсии на
звездолете. Как и тогда, некоторые фразы приходилось переводить очень
сложным способом.
В доме, где жили гости Каллисто, постоянными посетителями стали все
члены экспедиции к Солнцу, всеми силами старавшиеся помочь работе.
Каждая фраза считалась правильно переведенной, если Синяев, лучше
Широкова разбиравшийся в этих вопросах, заявлял, что она ему ясна.
- Я прохожу курс новейшей ядерной физики, - шутил он.
За все время этой работы люди почти не видели света "солнца", и их
домашние врачи - Гесьянь и Синьг - были очень довольны таким
дополнительным карантином. Облака над Атилли постепенно становились все
тоньше, и к концу работы над городом снова было безоблачное небо.
- Если все время держать над вами облака, - говорил Гесьянь, - вы
никогда не привыкнете к лучам Рельоса. А вам надо познакомиться со всей
Каллисто.
- Никаких тревожных симптомов нет, - отвечал Широков. - Мне кажется,
что Рельос для нас безвреден.
Он умалчивал при этом, что несколько раз у него и у Синяева